Текст книги "Дети разлуки"

– Только любовь имеет смысл в этой жизни, помни об этом всегда, сердце мое, – пробормотала она, тоже заплакав. – Единственное, что имеет смысл, – это любовь, – повторила она, снова взяв меня за руку. – И я любила тебя больше всего на свете, – прошептала она, приложив мою ладонь к потрескавшимся губам.

Микаэль лежал скорчившись на кровати и плакал.

Роз не могла смотреть на брата в таком состоянии. Она приблизилась к нему, почти опасаясь того, что собиралась сделать, потом обняла его за шею в искреннем душевном порыве. Он не отреагировал, но, к ее удивлению, позволил приласкать себя, как безутешный ребенок.

На следующий день рано утром Роз позвонил Никитин.

– Здравствуйте, госпожа Бедикян, надеюсь, что я вас не побеспокоил, – сказал он вежливо.

– Здравствуйте, – ответил ему неуверенный голос, явно опасавшийся плохих новостей.

– Миссис Бедикян, вчера вечером мне удалось узнать еще кое-что о крушении судна, на котором находился ваш брат.

Молчание.

– Миссис… вы меня слушаете?

– Да, я слушаю.

– Вынужден сообщить вам плохие новости. Я узнал причину, по которой судно затонуло. На «Линке» возник пожар, как только она вышла из Авачинской бухты.

– Пожар?

– Да, но неизвестно, по какой причине. Во всяком случае, тому были свидетели, рыбаки, которые в тот момент находились на рейде и… Миссис?

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Роз ледяным тоном. – Чтобы я собирала чемоданы и возвращалась домой? – И она непроизвольно застучала зубами так, что вынуждена была отодвинуть трубку, чтобы на той стороне провода ее не услышали.

Полковник ответил не сразу. Помолчав, он сказал:

– Отнюдь. Я даже нашел для вас небольшой военный самолет, который за должную плату отвезет вас в Петропавловск. Я просто хотел сказать, что, как вы сами понимаете, шансов найти кого-то, кто выжил, очень мало. Я должен был вас предупредить, даже если бы вас это обескуражило.

– Благодарю вас за беспокойство, – сказала она, чувствуя, как рвота подкатывает к горлу. Нужно было срочно сменить тему, иначе ее стошнило бы. – Скажите, что это за самолет?

– Сначала вы прилетите в Магадан обычным рейсовым самолетом. Там пересядете на военный самолет, который доставит вас в Петропавловск. Отсюда это было бы невозможно, это более четырех тысяч километров.

– А в котором часу рейс на Магадан?

– Вы уверены, что не хотите еще раз все взвесить?

– Прошу вас, в котором часу?

– Есть один в 15.20. Полет длится шесть часов.

– Значит, мы прилетим в 21.30.

Полковник хмыкнул.

– Госпожа Бедикян, Россия – огромная страна, добавьте еще пять часов разницы во времени. Так что в Магадан вы прилетите около двух часов ночи.

– Спасибо, я переговорю с моим братом и дам вам знать.

И Роз повесила трубку в крайнем возбуждении.

– Значит, он разбудил тебя в такое время, чтобы сообщить эту новость?

– Да. – Роз ковырялась в яичнице на своей тарелке. Она решила позавтракать в ресторане гостиницы в компании с Микаэлем, а заодно и поговорить с ним о том, что делать дальше.

– И ты решила лететь в Петропавловск?

– Вот именно.

– И что ты там будешь делать? Спрашивать у старых вонючих рыбаков, при условии, что кто-то из них еще жив, не видели ли они случайно мальчика в акватории бухты сорок лет назад, пока горел корабль, переполненный заключенными?

– Перестань!

– Знаешь что? Я не могу понять, почему ты так упорствуешь. Почему именно сейчас? Почему ты ничего не предпринимала все эти годы?

Роз молчала и продолжала срывать зло на своей яичнице, тыкая в нее вилкой.

– Ну, так что? Соизволишь мне ответить?

– Раньше я была одна.

– А теперь мое присутствие придает тебе недостающей энергии?

– Ты жестокий! – бросила она со слезами на глазах.

– Теперь ты будешь плакать?

– Я гораздо сильнее, чем ты думаешь. Хочешь вернуться в Рим – скатертью дорога, а я полечу в Магадан, – заявила она, пронзив его взглядом, в котором просматривались одновременно упрямство и безотчетность. – Так что, господин Делалян? Что вы решили делать? Вернуться в свою нору, засунуть голову в песок и ждать, когда пройдет гроза?

Микаэль рассматривал буфет с богатым ассортиментом и попытался встать, желая уклониться от неловкой ситуации, возникшей за их столиком.

– Он и твой брат тоже, ради бога! Он твой близнец! – взорвалась Роз.

Он снова сел на стул.

– У меня нет братьев, я вырос один, наш отец решил выбросить меня из семьи. И лучше, если все так и останется. Нет нужды ворошить прошлое, это слишком болезненно для нас обоих, – парировал он треснувшим голосом. – Я никогда не пустился бы в это бесполезное путешествие, в эти безумные поиски, если бы мой сын не принудил меня к этому.

– Томмазо всего лишь пролил свет на что-то, что таилось в глубине твоей души. Нет такого человека, который не хотел бы узнать о своем происхождении, о своих корнях, вновь обнять своего брата, с которым его разлучила злая судьба.

Микаэль сидел в задумчивости, полный сомнений, медленно потягивая кофе и склонив голову к камчатной скатерти.

– Знаешь, Микаэль, я просто не могу отказаться, больше не могу.

– Почему?

– Потому что всю жизнь чувствую себя виноватой в аресте брата. Я не могу больше терпеть это, я должна что-то сделать.

Микаэль не понимал.

– Ты помнишь ту книгу Сарояна?

– Ту, что ты хранишь в бархатном лоскуте?

– Да, я сказала тебе, что она была причиной ареста. Но я не сказала, что мы держали ее в доме потому, что я заставила Габриэля поклясться мне, что он не уничтожит ее. А ведь это было время, когда милиция постоянно совершала обыски. Папа приказал нам сжечь ее, но мы не послушались. Это был наш маленький секрет.

– И вы рискнули жизнью ради книги?

– Эта история была для нас примером человеческого достоинства и цены, которую надо платить, чтобы не отказаться от него. Габриэль был мечтателем, маленьким актером в некотором смысле. Когда он читал мне ее, то изменял текст в зависимости от того, что могло произвести на меня большее впечатление в тот момент. Он хотел сделать мне приятное. Там есть одна фраза, в самом конце, про пенни.

– «Ребенок может купить много чего на один пенни».

– Да, эта… Так вот, пока я не выучила английский, я была уверена, что в оригинале сказано «девочка». И всегда спрашивала у Габриэля, почему Сароян предпочел девочек, говоря так. И знаешь, что он мне отвечал?

Микаэль покачал головой.

– «Потому что девочки умнее мальчиков». Я воспринимала это на свой счет, думала, что автор имел в виду меня, как если бы он, позволь уж мне этот термин, сделал дарственную надпись маленькой Новарт. Я не могла сжечь этот текст, такой… личный, я бы сказала. И потом, я действительно была очень мала и упряма и не знала, не могла соразмерить опасность таких действий. А Габриэль ради меня был готов на все.

Хотя Роз говорила тихо, было ясно, как важны для нее эти воспоминания. Микаэль слушал, увлеченный и очарованный наивностью той девочки, которую никогда не знал.

– Мы оторвали от книжки обложку, – продолжала Роз, – и спрятали ее в зазор между стеной и стенкой кухонного шкафчика, а сам текст я спрятала в обрезках тканей, которые мама давала мне для игр. Они нашли обложку, и этого им хватило.

Микаэль был глубоко тронут, он взял руку сестры и нежно погладил ее.

– Позвони полковнику… Хочу оттаскать за уши этого бедолагу, фальсификатора литературы, нашего брата, – сказал он, вставая, чтобы налить себе еще кофе.

Роз улыбалась. И, глядя на нее, казалось, что это вернулась маленькая Новарт.

Они наспех собрали чемоданы, и Роз позвонила в Торонто, разбудив Акопа.

– Любимая, все хорошо? – спросил ее муж хриплым голосом.

– Да, не знаю… Говорят, что он, скорее всего, погиб при пожаре на корабле, на котором его перевозили в другой лагерь.

– Что? А теперь?

– Ничего, еду на его поиски. Постараюсь узнать, может, он спасся.

Акоп не удивился такой настойчивости.

– Могу я помочь тебе как-нибудь?

– Скажи Лью, что мне нужен срочный перевод в Сибирь. Я перезвоню ей через четверть часа.

– О’кей, ты-то как?

– Хорошо.

– С Микаэлем?..

– Лучше, спасибо. Слушай, мне уже нужно бежать.

– Мальчики спрашивают о тебе.

– Поцелуй их за меня крепко. Я скучаю по ним, – ответила он с легкой грустью.

– А по мне? – спросил Акоп, когда его жена уже положила трубку.

Роз пришлось долго сидеть на телефоне с Лью, чтобы разобраться с банковским переводом. В конце концов требуемая сумма была перечислена на счет, который ей указали. Десять миллионов рублей. Если бы речь шла о работе, она поторговалась бы, но торг из-за самолета, который, вероятно, мог доставить ее поближе к Габриэлю, был неуместен. Это было бы кощунством. Микаэль предложил внести свою долю, но настаивать было бесполезно, потому что Роз считала это несправедливым. Ведь именно она решила лететь частным рейсом, и расходы должны были ложиться на нее.

Прежде чем поехать в аэропорт, им пришлось еще раз заскочить в Управление, чтобы получить специальное разрешение с подробным планом их перемещений.

Полковник подготовил все, что могло им понадобиться.

– В Магадане вас будет ждать первый пилот Антон Павлович, в руках он будет держать плакат с вашими именами. Это один из наших лучших летчиков, десять тысяч часов налета на счету.

– Этот самолет очень маленький? – спросила Роз, явно обеспокоенная.

– Нет, не волнуйтесь, – ответил он, подавляя улыбку, – это аэротакси. Мы часто пользуемся им для коротких перелетов.

– Пара часов?

– Пожалуй, три.

– Хорошо. Спасибо, полковник, мне уже лучше. Вы получили подтверждение банковского перевода?

– Да, вы сделали все очень быстро, спасибо.

– Не за что, нам часто приходится делать срочные перечисления.

Офицер кивнул с вежливой улыбкой.

– Да, я хотел сказать, что в Петропавловске вас будет встречать один наш доверенный человек, я уже вписал его имя в ваш маршрутный лист вместе с вашими координатами. Его зовут Евгений Козлов, он живет там всю жизнь и будет вашим гидом.

– Там есть гостиницы?

– Широкий выбор, пятизвездочная вас устроит?.. Я пошутил. Евгений все знает, он отвезет вас туда, где вы будете проживать. Он немного странный, но когда пройдет первый шок, увидите, что он действительно расторопный малый.

– Прямо не знаю, как вас благодарить, полковник… – Роз поняла, что не помнит его имени.

– Никитин, Михаил Никитин.

Микаэль молча слушал, как говорили Роз и офицер, его знаний русского языка не хватало, чтобы удовлетворить любопытство, так что ему приходилось лишь гадать о содержании их разговора.

– Простите мне мой вопрос, миссис, – неожиданно сказал Никитин. – Полагаю, что человек, которого вы ищете, должно быть, ваш единственный брат. Вы так настаиваете на его поисках…

– Нет, вы ошибаетесь, вот этот господин – его близнец, – ответила она, показывая на Микаэля.

– Что ты ему обо мне сказала? – тут же захотел он узнать, но остался без ответа.

– О господи, я не думал. У вас разные фамилии. – Полковник был удивлен.

– Ну, это уже другая история, если бы у нас было больше времени, я бы вам ее рассказала с удовольствием.

Никитин улыбнулся:

– Счастливого пути! – и протянул руку.

– Спасибо за все, полковник.

– Миссис…

– Спасибо, – сказал по-русски Микаэль, пожимая ему руку. – Ты можешь мне объяснить, что ты там насплетничала ему про меня? – проворчал он сестре, которая уже удалялась, не обращая на него внимания.

– Клянусь, что сяду учить русский, – пригрозил он ей и потряс кулаком.

Они вылетели из Барнаула с получасовым опозданием.

Прорвав нависшую над городом облачность, самолет вырвался в чистое небо, и тут же на его фюзеляже заиграли ослепительные солнечные лучи.

Роз пришлось надеть свои черные очки в стиле звезд Голливуда.

– Это самая лучшая часть полета, – сказала она брату.

– Какая?

– Внезапный ослепляющий свет, когда ты думаешь, что уже темно.

Курс на восток быстро погасил солнце, которое закатилось за хвостом самолета еще до того, как стюардессы прошли со своими тележками с ужином.

– Колбасу или курицу? – спросила у Роз красивая блондинка в красной форме.

– Курицу, спасибо.

– Мистер, а вам?

– Тоже, – решила она за брата.

– Икры не надо, – пошутил Микаэль.

– Как это открывается? – Роз не справилась с картонным контейнером, в котором был ее ужин. – Ничего не вижу, – бормотала она.

– Ну, может быть, лучше снять солнечные очки?

– Шутник.

Чуть позже свет в салоне погас, и Роз, смертельно уставшая, прикорнула, прислонившись к плечу Микаэля. Он не сдвинулся, а между тем аромат тимьяна щекотал ему ноздри. Он закрыл глаза и вспомнил самую любимую свою сказку про Ганса и Грету, двух потерявшихся в лесу детей, брата и сестру. Ему вспомнились иллюстрации в книжке, которую ему кто-то подарил. Грета с метлой в руке освобождает Ганса из кельи, в которой его держала злая колдунья.

И, перед тем как заснуть, он спросил себя, кто в их сказке была злая колдунья, которую предстояло посадить в печь.

Когда самолет приземлился, он проснулся первым, вздрогнув.

– Добро пожаловать в Магадан, – шепнула Роз, отодвигаясь от его плеча.

Она медленно открыла глаза с таким видом, будто не совсем понимала, где находится.

– Не так уж и далеко, – сказала она, потягиваясь.

29

Петропавловск-Камчатский, Авачинская бухта, 19 июня 1992 года

В Петропавловск в тот день пришло настоящее лето.

Евгений вернулся с работы, разделся, наполнил ванну свежей водой и пролежал в ней весь вечер, пристроив неизменную флягу с водкой на краю.

В его распоряжении было много времени. Гости, которых он должен был встречать, прилетали поздно ночью.

Погрузившись в воду, он закурил сигарету, привычно глубоко затянулся и задержал дым в легких, пока не почувствовал их протест. Тогда он выпустил его и закашлял своим обычным, дерущим горло кашлем.

Из радио неслась старинная народная песня. Звуки лились, словно нотный водопад. Они как будто отпрыгивали от балалайки и, как брызги, разлетались в разные стороны, веселые и легкие. Евгений представил себе девушек, бегущих по цветущему полю. «Вот дурак», – отругал он сам себя, посмеиваясь.

Музыка захватила его, и он стал постукивать в такт пальцами по краю ванны.

– Тин, тири-тин, – подпевал он.

Потом его взгляд упал на кольцо, надетое на мизинец: оно издавало глухой звук среди других нот. Тогда он решил снять его – он носил кольцо не снимая уже много лет, – но ему не удалось. Он намылил палец и резко потянул кольцо, оно соскользнуло и упало в ванну. Евгений шарил в воде под мыльной пеной и когда наконец нашел, то уставился на него так, будто видел впервые. Это было обычное обручальное кольцо из червонного золота с гравировкой внутри: «С. С. 1935».

– Они поженились пятьдесят семь лет назад… Сколько времени прошло! – пробормотал он как бы в удивлении.

Он повернул кольцо пальцами, будто хотел вернуться назад во времени. Видение корабля, объятого пламенем, неожиданно возникло у него в мозгу. Дым, кашель, крик горевших заживо людей. Потом два яростно борющихся человека, вкус крови и мяса, в которое вонзаются зубы, и потом еще…

Евгений резко приподнялся, будто хотел отогнать воспоминания, и положил кольцо на край ванны, рядом с флягой. Он снова глотнул из нее, на этот раз довольно прилично, и рыгнул, отбросив назад голову. Оса пролетела на уровне его глаза. Она была намного крупнее обычной, коричневое тело с желтыми полосками, и стала крутиться у окна, то бросаясь на стекло, то отлетая, чтобы снова броситься. Евгений завороженно смотрел на насекомое, потрясенный его неустанной жаждой свободы. Казалось, оса не сдастся, пока не найдет выход.

– Глупая, не видишь, что оно закрыто? – сказал он в голос.

Он поднялся в ванне, забрызгав все вокруг, приблизился к окну и распахнул его. Оса еще некоторое время пожужжала у его лица, будто хотела поблагодарить за услугу.

– А теперь лети! – подначил он ее.

Оса вылетела наружу, пропав навсегда в легком летнем воздухе.

– Мы полетим над морем? – спросила Роз у майора Павловича.

– Так точно, – ответил он. – Вы же не боитесь, верно? – пошутил он, почувствовав ее беспокойство.

– Нет, конечно, чего там! – вмешался Микаэль.

Они были в воздухе уже двадцать минут, было почти три часа утра. Майор Павлович был свеж как роза. Высокий и мускулистый, он мог бы запросто сойти за какого-нибудь бесстрашного героя в фильме про войну. Он встретил их в Магадане широкой добросердечной улыбкой. После обычных при знакомстве вопросов и ответов и чашки кофе он проводил их к зеленому летательному аппарату. Что-то вроде комара по сравнению с обычными рейсовыми самолетами. Роз постаралась завуалировать свое недоверие глупой улыбкой и села рядом с пилотом. Микаэль свернулся на заднем сиденье, багаж они устроили в ногах. Пилот завел двигатель, и пропеллер начал раскручиваться. Затем аэроплан сдвинулся, сначала медленно, затем все быстрее. Выехал на взлетную полосу, разогнался, подскакивая на каждой ямке, и наконец оторвался от земли.

– Нам повезло, – сказал в этот момент Павлович, – хорошая погода.

– Хотя бы это, – проворчал Микаэль по-армянски.

Впрочем, пропеллер так сильно шумел, что майор ничего не понял бы, произнеси он это даже по-русски.

– Сколько нам лететь? – прокричала Роз.

– Около трех часов, – ответил пилот. – Вы уже бывали в Петропавловске?

– Нет, – покачала головой Роз, уставившись куда-то вдаль, в ветровое стекло, едва ли шире лобового стекла ее машины.

– Это волшебное место, – сказал майор. – В местных племенах верят, что там сбываются мечты.

– Все?

Он кивнул.

– Даже самые невероятные желания, – уточнил он.

– Что он говорит? – прокричал Микаэль, наклонившись к Роз.

– Что это прекрасное место.

Роз еще не успела произнести последнего слова, как самолет затрясся, попав в турбулентный поток воздуха. Казалось, что невидимая волна сейчас опрокинет его навзничь. Оба пассажира вцепились в кресла в полной уверенности, что им пришел конец.

– Не бойтесь, – успокоил Павлович, – ничего страшного, обычное дело.

Роз и Микаэль растерянно посмотрели друг на друга.

– Это всего лишь один прыжок из серии, – предупредил их пилот. – Но вы не беспокойтесь, представьте себе, что вы на…

– Американских горках! – крикнул Микаэль, впервые поняв, что ему говорили.

– С этого момента вашим ангелом-хранителем будет вот он, – сказал Павлович.

Приземистый мужчина с черной повязкой на глазу улыбался им, не выпуская сигареты изо рта. Было шесть часов утра. Они только что прошли паспортный контроль в пустом сонном аэропорту.

Роз нерешительно протянула руку, рассматривая гида.

– Евгений Козлов, очень приятно.

– Роз Бедикян. – Она опустила руку, незаметно вытерев ее о жакет, потому что у Козлова были потные руки.

– А я Микаэль, – представился брат и тоже пожал ему руку.

– Евгений, будь с ними полюбезнее, – вмешался Павлович. – Господа, желаю вам приятно провести время. – И удалился, взяв под козырек.

– Еще раз спасибо, майор.

– Действительно, спасибо, – подчеркнул Микаэль, – особенно за захватывающий дух полет, – пошутил он.

Майор Павлович, правда, его не слышал, потому что уже направлялся строевым шагом к своему аэроплану.

– Дайте мне ваш багаж! – воскликнул Евгений. – У меня здесь машина, – добавил он, поднимая рюкзаки и дорожные сумки. – Готов поклясться, что вы устали.

– Я как вареный. Как это говорят по-русски? – сказал Микаэль.

– Так не говорят, – ответила Роз.

Болотно-зеленый фургон был припаркован сразу у выхода. Слабое просветление слегка очертило холмы на востоке, где через некоторое время должно было показаться солнце.

– Вот здесь, – сказал Евгений, доставая из кармана ключи.

Роз не слушала его, она смотрела на прозрачную луну, висевшую в небе, и вдыхала утренний воздух, словно хотела в одно мгновение впитать всю энергию этого места.

– Садись, что ты там делаешь? – позвал Микаэль, уже устроившись в салоне машины.

– Мы все поместимся?

– Если хочешь, можешь сесть сзади, в кузов.

– Что за шутки?

– Завтра у нас будет арендованная машина, раньше ее не удалось взять, – извинился Евгений.

Роз села рядом с братом и опустила окно, которое упало с глухим звуком.

– Придется потесниться, но здесь недалеко. И извините за беспорядок.

– А с вонью как быть? – хмыкнул Микаэль.

– Прекрати, – шикнула на него Роз.

– Знаете, а ведь я немного понимаю по-армянски. Вы ведь армяне, правда?

– Ах, да?.. И где вы научились? – пробормотала Роз.

– Я быть в трудовой лагерь, – начал объяснять Евгений, с трудом подбирая армянские слова. – Охрана. Как сказать «охрана»?

– Смотритель? – подсказала ему Роз.

– Да, иметь много армяне в бараки.

– В бараке, где вы были смотрителем, было много армян? – вмешался Микаэль.

– Да-да.

– Где, в каких лагерях? – атаковала Роз.

– О, далеко. Владивосток, Магадан.

Маленький человечек вышел из пропускного пункта на выезде из аэропорта и направился к фургону с намерением проверить, что тот везет, но Евгений издалека помахал удостоверением, человечек кивнул и пропустил их.

– А вы сами откуда? – спросил Микаэль чуть позже.

– Грузия… Но ты говорить без «вы», мы тот же возраст, – предложил Евгений с сердечной улыбкой. – Сколько ты иметь?

– Пятьдесят пять осенью.

– Я тоже, – кивнул он.

– Ровесники, значит.

– Да, я быть из Батуми, много армян в Грузия тоже.

– Говорите по-русски. Вы не должны напрягаться из-за моего брата, он немного понимает, – сказала Роз.

– А, так он ваш брат? Я думал, муж.

– Нет-нет, он мой брат.

Евгений бросил быстрый взгляд на своих гостей.

– Сейчас, когда вы мне сказали, и верно, некоторое сходство есть.

– Что он сказал? – спросил Микаэль.

– Что мы похожи.

– Это потому что вы не видели меня утром с разглаженным лицом. – И он натянул кожу на лице руками.

Роз засмеялась, ей понравилась шутка.

– Откуда вдруг у тебя появилась эта комическая жилка? Вот уж никогда бы не подумала.

– Это усталость, дорогая сестра, усталость. И страх, – добавил он, резко изменив тон.

– Страх? – удивился Евгений, пока Роз старалась понять, что именно имел в виду ее брат.

– Если будет холодно, скажите мне, – предупредил Евгений, опустив стекло спустя несколько минут, и ветер тут же растрепал ему волосы.

Дорога проходила по зеленой долине, пересеченной бурной рекой с прозрачной голубой водой. Широкие пятна изумрудных кустарников раскрашивали прилегающие холмы. Роз показалось, что она слышит трели дроздов в зарослях, шелестевших на ветру.

– А это Корякская сопка, – объявил Евгений, показывая пальцем слева от себя на заснеженную гору, – самый красивый в мире вулкан.

Роз и Микаэль наклонились вперед, чтобы лучше рассмотреть его через лобовое стекло.

– В Петропавловске двадцать вулканов.

– А, очень интересно! – сказал Микаэль, фотографируя своим «Кодаком инстаматик».

– Не бойтесь, они все спят, – заверил гид, по-дружески слегка ткнув его локтем в грудь, – много тоже в море, в Авачинская бухта, старые времена много цунами, – добавил он, изображая рукой волну и смешивая русский с армянским. Он решил, что это лучший способ общаться со своими гостями.

– Ужасно, – сказали вместе брат и сестра.

Евгений наклонил голову и включил авторадио: смесь баяна и барабанов вырвалась вместе с глубоким тенором на свободу.

– Вам нравится русская музыка?

Оба кивнули.

– Я так и знал! – обрадовался он. – Завтра музыкальный вечер ваша гостиница.

– Отлично, – ответил Микаэль.

– Мы вас благодарим, – добавила Роз, – но мы здесь не как туристы.

– Да, конечно, – кивнул Евгений.

– Когда нам назначен прием в Управлении?

– Сегодня в два, так что вы еще сможете немного отдохнуть.

– Отлично, мы бы хотели посмотреть списки, архивы тех лет. Полковник ведь вам рассказал, нет?

– Да.

– Как вы думаете, мы найдем что-нибудь о кораблекрушении, о пожаре на «Линке»… на корабле?

Евгений состроил гримасу сомнения.

– Спросить ничего не стоит, – ответил он.

– Да уж, – проворчал Микаэль.

– Но вы не знаете кого-нибудь в городе, кто видел ту трагедию?

– Госпожа, это было почти сорок лет назад.

– Ну, остался же в живых какой-нибудь старик здесь, среди нетронутой природы, – заметил Микаэль, показывая на завораживающий пейзаж, который их окружал.

Евгений нашел его слова забавными и рассмеялся, ударив несколько раз ладонью по рулю.

– Конечно, поедем в дом престарелых.

Роз и Микаэль с сомнением посмотрели друг на друга.

– Хорошо, вы знаете какой-нибудь из них?

– Еще бы… «Ясная Авача», – ответил он, прослезившись от смеха.

– Сколько жителей в этом городе?

– Тысяч сто восемьдесят, думаю, – ответил Евгений.

Они как раз въехали в Петропавловск и спускались вниз по улице, ведущей в бухту. Промышленные здания чередовались с блочными домами в типичном советском стиле. Кое-где мелькали деревянные домики, традиционные избы. Роз прикорнула, прислонившись к стеклу, и ее длинные каштановые волосы развевались на ветру.

– По большей части рыбаки и продавцы рыбы, как я. Летом я еще сопровождаю туристов… чтобы подработать, – объяснял Евгений Микаэлю, который кивал в ответ, наблюдая за интенсивным движением в проснувшемся городе.

– Прекрасный вид, да? – крикнул Евгений, протянув руку к морю и разбудив Роз.

– Что случилось? – спросила она, немного ошеломленная.

– Смотрите, я живу там, наверху, вон в том домике, – сказал он и показал на холм напротив, но ни брат, ни сестра не уделили ему внимания.

Они повернулись направо и рассматривали внушительных размеров белую церковь с яркими голубыми куполами.

– Сюда я приходить праздновать Пасха, – объяснил Евгений.

– Еще далеко до гостиницы? – спросила Роз, явно борясь с усталостью.

Евгений посмотрел на нее.

– Вот она, госпожа, – ответил он со всей вежливостью, на какую был способен.

Проехав светофор, он припарковался рядом со зданием неопределенного архитектурного стиля. Это был бетонный куб с несколькими флагами над входом, среди которых один уже превратился в лохмотья. Швейцар в красном пиджаке поспешил проводить гостей, которые с трудом выбрались из машины и болезненно кривились, распрямляя ноги и разминая затекшие мышцы, пока Евгений переносил их багаж в холл.

– Добро пожаловать, – приветствовал их служащий за стойкой. У него была бритая голова и здоровый румянец на щеках. – Будьте добры, ваши паспорта. – Затем он начал заполнять серию бланков, особенно внимательно изучая визы. – Номера 18 и 19, – наконец сказал он, выдав им тяжелые ключи из латуни и забрав документы.

– Хорошо, – сказал Евгений и протянул руку для прощания. – Увидимся здесь внизу в час тридцать?

– Отлично, – кивнули брат и сестра и повернулись, чтобы уйти, игнорируя его руку.

– Если захотите перекусить, – крикнул он вслед, – тут неплохой ресторан.

Микаэль обернулся, пока Роз вызывала лифт.

– Спасибо.

Евгений подождал, пока они вошли в лифт, потом быстро направился к выходу, на ходу жестом приветствуя парня за стойкой.

Он не пошел к своему фургону, а свернул за угол гостиницы, где был посажены березы. Там оперся на одно из деревьев в припадке неудержимой рвоты. Сердце его бешено колотилось. Ему было плохо, как собаке.

– Что ты разглядываешь?

– Ничего. Тут сад во дворе, – ответил Микаэль. Он стоял, облокотившись на подоконник, и любовался панорамой.

– Я так устала, что не могу заснуть. Хочешь перекусить что-нибудь?

– Через пять минут.

Вскоре они спустились в ресторан гостиницы. Столы, накрытые красными скатертями и сверху золотыми салфетками, были расставлены полукругом недалеко от сцены, украшенной гирляндой из красных и позолоченных шариков, словно кокарды, развешанные на белых стенах. В воздухе витал запах вареной капусты.

– Готова к русской вечеринке? – спросил Микаэль.

– Только если будем танцевать казачок, – пошутила Роз.

Приятная пухленькая женщина приблизилась к ним, улыбаясь.

– Что желаете?

– Завтрак и чаю, пожалуйста.

– Есть копченый лосось, сельдь с луком и борщ.

– Нет, спасибо, только чай и немного хлеба с джемом.

– Это уже прилагается к напитку, – сказала женщина и удалилась, оставив после себя крепкий запах лака.

– Тебе нравится наш ангел-хранитель? – спросил Микаэль.

– Не знаю, странный тип.

– Он пьет. От него разило водкой.

Официантка вернулась, поставив на стол медный самовар, показавшийся им жалкой претензией на стиль дореволюционного времени.

– А, значит, это была вонь не от рыбы, – пробормотала Роз.

– Что случилось с его глазом?

Роз фыркнула:

– Он работал смотрителем в ГУЛАГе. Что тут непонятно?

– Думаешь, он ненадежный или даже опасный? – спросил ее брат, разливая чай.

– Нет, не думаю. В этих краях все в той или иной мере имели отношение к лагерям.

– Значит, мы в хороших руках.

Появилась официантка со свежим хлебом, маслом и вазочками с джемом.

– Это наш, мы сами делаем! – воскликнула она с гордостью. – Джем из роз.

Когда она отошла, они намазали немного джема на хлеб.

– Неплохо, – сказала Роз, попробовав.

– Мне вспомнилось время, проведенное в колледже, и вартануш монахов с острова Святого Лазаря, – сказал Микаэль.

– Что еще ты помнишь о том времени?

Микаэль не ответил, засмотревшись на самовар, словно пытаясь понять, почему он такой некрасивый.

– Поднимемся в номер? – спросила Роз несколько минут спустя, вставая из-за стола.

– Боль, – пробормотал в этот момент Микаэль.

– Что, прости?.. – Роз снова села на место.

– Мучение… – добавил он. – Потерянная молодость.

– Ты имеешь в виду историю с твоим сыном?

– Нет, он стал для меня благословением. Я говорю о том, что взрослел быстрее других, потому что на меня свалилось сразу много всего.

Роз ощутила в словах брата глубокую грусть, которую годы так и не смогли смягчить.

– Я ужасно мучился, временами думал, что схожу с ума, le chagrin de vivre[83]83
  Жизненные невзгоды (фр.).


[Закрыть].

Позолоченный шарик оторвался от гирлянды и раскачивался в воздухе. Они оба следили за его полетом, пока шарик не упал в углу сцены.

– Тебе удалось понять, откуда это у тебя, в чем причина такого тяжелого недомогания?

– Я был всего лишь мальчик, фантазер. Думал, что живу жизнью какого-то другого человека.

Роз, заметно разволновавшись, заерзала на стуле.

– Кого?

Микаэль повернулся к окну, яркий свет безжалостно бил ему в глаза.

– Такого же, как я, мальчика. Я ощущал его тревоги, его боль и хотел утешить его, старался дать ему немного надежды в том аду, в котором он жил.

Роз слушала, затаив дыхание.

– Однажды я даже почувствовал физически, что горю. Словно я действительно был в это время на корабле, объятом пламенем – на самом деле я вместе с товарищами плыл на вапоретто, – и я прыгнул в воду, чтобы спастись от огня.

Микаэль склонил голову, окруженный призраками прошлого, и Роз едва слышно начала повторять, словно мантру, одно и то же имя: «Габриэль, Габриэль, Габриэль».

Ты и я – дети. Мы играем вместе. Вокруг восхитительный пейзаж, я не могу понять, где это, но он мне очень знаком. Мы бросаем камешки с берега бухты. Голыши легко подскакивают на водной глади, будто совсем невесомые. Каждый из нас пытается забросить свой камешек как можно дальше. Мы стоим рядом, ноги утопают в песке у кромки воды. С трепетом следим за нашими бросками, но победителя нет. Нам это становится ясно сразу же. Хотя дымка не позволяет хорошо разглядеть, мы уверены, что там, далеко, траектории наших голышей из-за странного оптического эффекта сходятся и совпадают в одной точке. Мы смотрим удивленно, как зрители смотрят на фокусы, потом бросаем еще два камешка, следим за ними, пока они вновь не достигнут той точки, где оба, как по волшебству, упадут. Мы улыбаемся, довольные, и бросаем еще много других голышей, с детским упорством, будто бросая вызов волшебным фокусам бухты, которые так и остаются неразоблаченными. Я поворачиваюсь к тебе и задерживаю взгляд на твоем лице, таком похожем на мое, и пугаюсь, потому что ты вдруг удаляешься. Ты уходишь все глубже в воду, прямо в одежде, с последним камешком в руке. Ты отплевываешься, будто хочешь развеять заклинание, связывающее наши голыши, и, не обращая внимания на ледяную воду, решительно наступаешь.

Я хочу позвать тебя, но не знаю твоего имени, а потом неожиданно ты исчезаешь, будто поглощенный пустотой. Я не хочу терять тебя, дорогой друг, и тогда тоже бросаюсь в воду, идя по следам, оставленным тобой на дне, и ища тебя повсюду. Наконец нахожу, но только потому, что, обернувшись назад, вижу тебя на берегу, на том самом месте, где совсем недавно стоял я. Ты стоишь с виноватым видом того, кто знает, что подверг меня серьезной опасности. Но я больше удивлен, чем рассержен, и досадую на самого себя за свою наивность, за то, что попался на крючок и последовал за тобой. Но потом замечаю, что держу в руке тот самый камешек, что ты сжимал в кулаке, когда бросился в воду, и теперь я стою на твоем месте, как если бы вдруг стал тобою, а ты – мной. Клянусь, я больше не понимаю ни этой игры, ни смысла происходящего и некоторое время, не шевелясь, размышляю в подвешенном состоянии, как молекула воды из окружающего нас тумана. В конце концов, хотя это невозможно, мне кажется, что я знаю, что ты думаешь, и даже более того, я чувствую то же, что и ты. Не из-за какого-то дара предвидения, а потому – и для меня это яснее ясного, – что мы с тобой состоим из одного вещества, мы одна плоть, разделившаяся надвое.

Я вижу, как с берега ты взволнованно машешь мне, потому что понял, что я начинаю тонуть. Не делай так, прошу тебя! Не ты же установил правила этой игры.

Молчи и смотри!

Бухта превращается в реку. В бурную реку. Успокойся, сейчас я отдамся течению, и оно унесет меня туда, куда я хочу. Я не чувствую больше никакой обиды, только немного грустно, наверное, и жаль тех счастливых мгновений, что мы провели вместе.

Ты и я.

– Микаэль, проснись! – Роз стучала в дверь номера. – Евгений нас ждет.