Текст книги "Аромат обмана"

17

Ирина Андреевна ждала этого дня, этого часа, но не готовилась к нему. А зачем готовиться, просто надо сказать правду. Вернее, признать ее, когда настанет время.

К ней в кабинет, а не в лабораторию пришла Лилька. Ирина Андреевна взглянула на обувную коробку у нее под мышкой и сразу все поняла.

– Я пришла спросить, – сказала Лилька.

– Спрашивай. – Карцева указала на стул возле длинного стола, который торцом упирался в ее директорский стол. Она нажала на кнопку интеркома: – Я занята, – предупредила секретаршу. Она не хотела, чтобы их прерывали.

Лилька опустила коробку на полированную столешницу, дернула за кончик серого шпагата. Ирина Андреевна догадалась, что Лилька делала это много раз. Потом сняла крышку, вынула конверт. Вытряхнула содержимое на стол.

– Ты нашла, я вижу, – усмехнулась Ирина Андреевна. – Хочешь получить объяснение?

– Хочу. – Лилькины ультрамариновые глаза, не мигая, смотрели на Карцеву, а мелкие кудряшки, в которые она недавно превратила крупные светло-рыжие волны волос, подрагивали на щеках от учащенного дыхания.

– Что ж, Марина не брала с меня клятву унести тайну в могилу. – Ирина Андреевна откинулась на спинку кожаного кресла и, словно уходя из сегодня во вчера, сложила руки на груди. – Значит, у меня есть право сказать. Это хорошо, что ты спрашиваешь сейчас: ты поймешь, ты уже взрослая женщина…

– Женщина? – вцепилась в слово Лилька. Крик вырвался невольно. Не от удивления или протеста, а чтобы оттянуть миг узнавания. Она впилась бы сейчас в любое слово, абсолютно ничего не значащее. Внезапно ей стало страшно.

Но Ирина Андреевна тоже впилась в это слово:

– Конечно, не девушка, причем давно, – хмыкнула она. – Будто я не знаю…

– Моя мать умерла, уверенная в обратном, – сказала со смешком Лилька.

– Марина вообще считала, что все должно быть так, как она думает и хочет.

– Иногда она хотела неправильно, – отозвалась Лилька.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Ирина Андреевна.

– Себя.

– То есть? – попыталась уточнить Карцева.

Лилька тоже сложила руки на груди и слегка ссутулилась, словно закрываясь от чего-то:

– Я не считаю, что моя жизнь – подарок. Если подарок, то мать сделала его себе – меня подарила себе. – Лилька положила руки на стол, ногти сверкали кроваво-красным сильнее полировки стола. Она словно скинула с себя часть груза и ощутила даже некоторую легкость.

– Ты недовольна? – удивилась Ирина Андреевна.

– Конечно, недовольна! – Лилькины красные губы, такого же тона, что и ногти, скривились. Она повторила: – Конечно, недовольна! Для того чтобы выпускать детей на свет, им надо приготовить… жизнь.

– А ты не хочешь сама заняться своей жизнью?

– Я?! Да на это целой жизни не хватит! Сами посчитайте, вы биолог. Сколько лет активной жизни у человека? С двадцати пяти до сорока пяти. Ну, кто-то протянет до полусотни, – добавила она, глядя на женщину с намеком. – А там – финиш. Все эти годы биться, чтобы потом отвалить со сцены? – Она резко засмеялась.

– Но у тебя будут дети. Для того их и рожают, чтобы они…

– Мы с Евгенией уже говорили об этом, – перебила она. – Я сказала ей и вам могу повторить: родители должны не требовать благодарности за свой гражданский поступок, а извиняться. Мол, прости меня, Лилька, но так хотелось, так хотелось, чтобы было все, как у всех…И я тебя родила.

Ирина Андреевна смотрела на нее с некоторой несвойственной ей растерянностью. Потом задумчиво сказала:

– Извиняться надо, стало быть? Ох, какая же ты! Откуда мать могла знать, что тебе мало радости от самой жизни? Она-то радовалась…

– Ой, только не говорите, что матушка пела от счастья с утра до вечера!

– Мать надеялась, что ты сумеешь то, чего не удалось ей, – тихо проговорила Ирина Андреевна. – Она одарила тебя, а это мало кому перепадает.

– Это вы о чем? – Лилька, не поняв, наклонила голову и с интересом посмотрела на Карцеву.

– О твоей… – она подбирала более нейтральное слово, – внешности.

– А, вы про это… Ну да, большое спасибо! Не крокодил, прямо скажем! А если бы я получилась похожей на нее?

– Гм… – Ирина Андреевна пожала плечами. – Кто знает, может, ты выросла бы более… лояльной, что ли, к жизни…

– Это еще почему? – искренне удивилась Лилька.

– Потому что красота требует слишком много. Всегда.

Лилька вздохнула:

– Вот вам, между прочим, извиняться перед Евгенией не надо. Вы приготовили ей жизнь. Ей осталось не промахнуться с мужем. И она уже не промахнулась… – Лилька усмехнулась.

– Ты о Косте? – уточнила Карцева.

– Зачем ей какой-то бегунок? Помани пальцем, и он – прыг в чужую постель.

Ирина Андреевна посмотрела ей прямо в глаза, Лилька отвела их на секунду. Карцева хорошо знала – ложь всегда заставляет отвести глаза, хотя бы на миг. Ее внезапно осенило. А ведь можно поманить не просто пальцем…

– Что ж, в чем-то ты права, – сказала Ирина Андреевна, продолжая внимательно смотреть на Лильку.

Нестандартные мысли, думала Карцева, никогда не бывают сиюминутными, это только кажется. Значит, Лилька думала о своей матери, о собственном появлении на свет давно и по-разному. Она знала – Марина рассказывала, что Лилька в детстве приставала к ней, спрашивала об отце. Она отвечала просто: его нет.

Какие фантазии посещали девочку, какие варианты рождения она придумывала – неизвестно.

– Итак, ты нашла вот это, – Карцева кивнула на стол.

– Да, на антресолях.

– Решила заняться домом? – спросила Ирина Андреевна. – Что ж, пора. Дом обижается на хозяев, если им не занимаются.

– Я займусь, – пообещала Лилька. Карцева уловила что-то особенное в интонации, но сейчас, видимо, не время вникать.

– Ты догадалась, почему мать хранила документы из отчета о командировке в Новосибирск, – скорее утверждая, чем спрашивая, призналась она.

– Конечно!

Ирина Андреевна сцепила пальцы.

– Имени твоего биологического отца я не знаю. Марина не сказала мне. Она хотела, чтобы это был только ее выбор. Чтобы, как она говорила, я не гнала волну…

– Мне и не нужно имя, – тихо заметила Лилька.

– Значит, ты хочешь знать, как все было?

– Я знаю, как. Догадалась! Вы занимались не только приманками для животных. Но и для людей. – Карцева поморщилась. А Лилька продолжала: – Значит, моя мать участвовала в эксперименте.

– В какой-то мере. Она сама так захотела.

– Я знаю, что пробникам, как моя мать, платят. – Ирина Андреевна вскинула голову и насторожилась. – Я ее наследница.

Карцева засмеялась, возражая:

– Твоя мать упросила меня дать ей препарат. Если говорить о награде, то Марина считала тебя своей наградой. Так что это был не эксперимент, а одолжение с моей стороны.

– Врете, – грубо бросила Лилька. – Ни один ученый не откажет тому, кто захочет стать пробником.

– Ты не все знаешь об ученых, Лилия Решетникова, – тихо заметила Карцева. – Я не одобряла то, что собиралась сделать Марина. Есть закон жизни: что начинается обманом, им и заканчивается.

– А кого, по-вашему, обманули больше всех? – сощурилась Лилька.

– Я думаю, мужчину.

Такого ответа Лилька не ждала, это видно по ее вспыхнувшим щекам.

– Значит, вы мне больше ничего не скажете? – спросила Лилька.

– А что еще? Ты все и так знаешь. Была командировка в Новосибирск. Феромоны. Мужчина. Ты через девять месяцев. Это все.

Лилька встала, взяла бумаги, бросила их в коробку. За ними полетел пустой конверт.

– Все поняла, – зло сообщила она. – И еще. Я хочу взять отпуск.

– Ради бога, – сказала Карцева. – Отдохни, займись домом. Сейчас спокойное время на ферме.

– Спасибо.

Лилька вышла.

Ирина Андреевна захлопнула ежедневник, как будто все дела на день были закончены.

18

После разговора с Карцевой Лилька поняла, что ничего не получит от нее просто так.

Вкус феромоновых денег дразнил, разжигал аппетит. Флакон, который она унесла в лифчике, позволил заработать приличные деньги, причем с меньшими усилиями и гораздо быстрее, чем в первый раз, на бегах. Лилька оказала дорогую услугу старой знакомой – бывшей однокурснице.

С тех пор, как она отдалилась от Карцевых, круг знакомых расширился. Лилька умела привлекать к себе людей – в баре, в ночном клубе. Обзванивала знакомых по факультету, с которыми прежде едва здоровалась. Она вообще любила говорить по телефону, у нее, знала она, запоминающийся и волнующий голос – низкий, бархатистый, обволакивающий. Лилька мастерски управляла интонацией.

Старая знакомая вышла замуж между третьим и четвертым курсом за какого-то денежного типа и мечтала развестись. Но при этом не остаться, как она говорила, при собственном интересе. Для того чтобы по брачному контракту получить деньги и недвижимость, она должна доказать измену мужа. На этом условии в свое время настоял муж.

Тогда новобрачная не знала, почему, но скоро стало ясно: да о какой измене может идти речь, если он почти не прикасается к ней? Оказалось, что ему вообще не нужны женщины.

– Значит, ты хочешь, чтобы я это сделала для тебя? – спросила Лилька. Они сидели в баре на Остоженке, недалеко от дома однокурсницы. Из окна Лилька видела свежие фасады старых домов с беспредельно дорогими квартирами.

– Да, я готова заплатить, сколько скажешь, если ты его уложишь в постель! – Заплаканные глаза заблестели, уже не от слез. – Но это не под силу ни одной женщине, – добавила молодая жена в отчаянии.

«Женщине – возможно, – подумала Лилька. – А феромонам – пожалуйста… Вот она – власть, нужно только ею умело пользоваться! Эта власть над людьми принесет ей деньги».

– Адрес, телефон… – командовала Лилька.

Женщина суетливо достала визитную карточку мужа.

Они простились у входа. Лилька отказалась от машины, поехала на метро, чтобы все обдумать.

Она сидела в вагоне, смотрела на людей, но не видела их. Совсем другое в глазах и в мыслях.

Как интересно: Карцевой в страшном сне не приснилось бы, к чему приведет тот единичный случай, когда она дала матери феромоновый препарат. Думала ли она, что Лилька, выросшая под ее наблюдением, с ее постоянной поддержкой, заберет у нее дело всей ее жизни – ее лабораторию, ферму, сад…

Лилька много раз воображала сцены собственной победы. Бледное остроносое лицо Ирины Андреевны с красными от слез глазами, ее поникшую спину, которую она держит сейчас не по возрасту прямо. Глаза Евгении, полные отчаяния. Еще бы, фыркала Лилька, замуж в Грецию не уехала, наследства лишилась. Что ж, подруга, попробуй пожить так, как жила всю жизнь она, Лилия Решетникова!

Видела она и себя. Совет директоров, состоящий из одних мужчин, в костюмах не менее чем за несколько тысяч иностранных рублей, она подвигала губами, чтобы удержать их на привычном месте. Они все одобрительно кивают, оглядывая Лильку с ног до головы. Да, они согласны отдать ей пост директора. Выпускница престижного университета, окончившая биологический факультет с красным дипломом, подготовленная прежним директором Карцевой, подходит для такой должности…

Лилька тряхнула головой. Все яснее ясного. Осталось найти тех, кто купит ферму. Между прочим, до этого она додумалась с помощью слов, которые посеял Дмитрий Павлович за обедом с бычками! А что еще он может посеять? Лилька усмехнулась, вспомнив о его проблемах с гормонами. Только слова: банкротство, аукцион… Но ей ничего больше и не надо. Это мать жаждала другого семени от мужчины… Лилька улыбнулась – наконец-то она найдет в этой жизни кое-что хорошее!

Дома она первым делом вынула из шкафа пузырек с приманкой, желая услышать успокаивающее бульканье. Услышала. Кукушка в кухонных часах подала голос. Ого, уже шесть, ей пора ехать.

Лилька опустила флакон в сумку, быстро оделась и отправилась на свидание с мужем однокурсницы.

Свидание деловое, поскольку она уже позвонила ему и представилась сотрудником сельской администрации. Дело в том, что этот человек два года назад хотел скупить всю деревню Скотниково, в которой стоял и ее дом тоже. Его люди уже определили границу между Скотниковово и поселком Петраково. Оказалось, она проходит под серым, давно окривевшим штакетником Лилькиного забора.

Но поднялся деревенский бунт, народ написал прошение, мол, не хотим в лапы кровопийцы. И требовал ввести Скотниково в границы поселка Петраково.

Бизнесмен испугался и отступил. Его жена рассказывала, как трудно он расставался с мечтой – засадить все поля и все палисадники льном, который цветет голубыми цветочками. Он вообще любил все голубое, даже джин – он пил только «Бомбей» на травах, голубого цвета.

Все осталось на своих местах, но данные о границе стали известны народу, само слово «граница» вошло в обыденный обиход.

– Куда, Ивановна, с хворостиной-то? – кричала Лилькина соседка своей подружке.

– За теленком, негодник за границу убег…

Интересно поближе познакомиться с таким фантазером – надо же, деревню купить при живых-то людях. Но к удивлению примешивалась уверенность – хотеть можно все, только вопрос, сколько заплатить за исполнение желания. Значит, дело в одном – в деньгах.

Его офис на Страстном бульваре, жена рассказала, где именно. Лилька на всякий случай поехала пораньше, посмотреть. Ничего себе, приятный особняк, старинный. Он Лильке понравился. Она видела и портрет мужчины – тоже жена показала, тогда в баре. Серенький такой, в глазах – холод вечной мерзлоты. Вот и все, что она определила по фотографии.

Но ей с ним не чай пить, ухмылялась она.

Перед тем как войти в офис, завернула в туалет и поферомонилась, как она называла эту процедуру. За ушами, в ямку под шею, на запястья.

Лилька надела деловой костюм, она помнила заветы Евгении Тимофеевны, поэтому ее широкие с манжетами брюки нависали над тонкими каблуками туфель.

Рыжие кудри золотым облаком парили над белым лицом. Огромность ультрамариновых глаз и ярко-красные губы вогнали в ступор охранника. Он попятился, пропуская Лильку. Секретарша распахнула последнюю дверь – его.

Мужчина в сером костюме с серыми жидкими волосами указал ей на стул.

– Я вас слушаю, – произнес он. Серый взгляд уставился в ее синий.

Лилька вынула из кожаной папки бумагу, которую сочинила вчера и напечатала на компьютере. Она не сомневалась, что до чтения дело не дойдет.

Она точно не знала, запах от запястий или от ямки на шее сразил его. Но через пять минут они уже катили в его машине…

Слава феромону, слава видеокамере, слава Лильке! Деньги от бизнесменовой жены – тоже Лильке. А жене – развод, вместе с ним все, что записано в контракте: деньги, недвижимость… Все было легко и просто.

Один успех притягивает другой, поскольку меняется представление человека о самом себе. Вот как, оказывается, можно получить то, о чем до успеха и подумать не смел! Или отказаться от того, от чего никак не мог прежде…

Лилька осмелела окончательно и занялась продажей дома. Она заманила художницу, приготовившись как следует.

Когда художница вошла в комнату, в которой был распылен препарат, она воскликнула:

– Великолепная атмосфера! Я чувствую себя здесь в полной безопасности.

Агентство недвижимости, которым теперь владела вызволенная из брака однокурсница, провела операцию быстро и бесплатно для Лильки. Она переселилась в хорошо знакомую квартиру в Тушине. То, что произошло здесь с Костей, поднимало Лилькин дух еще выше – теперь многое возможно!

Она с жадностью впитывала все вокруг, теперь другим казался даже вид из окна. Хотя по-прежнему она смотрела на новый кирпичный дом с башенками. Даже ежевечерние крики из окна дома напротив: «Малышка! Возвращайся!» – так зазывали собаку, и «Сере-ежа! Ужинать» – ребенка, грели душу, а не злили, как раньше.

Лилька любила выходить на балкон. Ветки мелколистного американского клена лезли между щелями ограждения. Сосед снизу обломал те, которые ему мешали. Но она не станет. У нее нет никакой аллергии на зелень. Она была уверена, что вся эта аллергия не в носу, а в голове, но людям проще лечить нос, чем собственные мозги…

Да, мозгам нельзя давать спать! Если бы она предавалась романтическому сну, сейчас сидела бы там, где еще недавно сидела. Конечно, вечерние чаепития, обеды, ужины у Карцевых продолжались бы. Но все равно это не ее дом, не ее семья. Теперь все иначе. Теперь можно благодарить себя за то, что живешь, потому что жить означает для нее одно – жить богато и хорошо. И она сумеет наполнять каждый день своей жизни чем-то новым – новыми желаниями, а стало быть, новыми успехами.

19

Какой обыденный разговор вышел с Лилькой, думала Ирина Андреевна. А ведь она боялась его с тех пор, как Марина умерла. На самом деле откуда ей знать, как все происходило у Марины с тем мужчиной. Все, что она сделала – синтезировала препарат, и он сработал.

Ирина Андреевна гордилась собой – Марина Решетникова, сорокадвухлетняя некрасивая женщина, родила прелестную девочку. Для Карцевой это событие означало одно: препарат сработал не просто хорошо – отлично, так же, как аналогичный работает для норок.

Она дала своей лаборантке то, что она хотела. Марина хотела ребенка не от деревенского или поселкового мужика.

– Замуж красота не пускает, – смеялась она над собой. – А ребенок мне нужен от красивого.

Они поехали в командировку в Новосибирск, в Академгородок. Нужно было сравнить данные их и выводы ученых-сибиряков по пахучим приманкам.

Марина сказала ей на второй день командировки:

– Я увидела его.

– Ты на самом деле сошла с ума? – Карцева помнит, как забилось сердце от предощущения… Конечно, ей хотелось проверить, возможно ли такое. Но она не позволяла себе даже думать…

– Хочешь, Ирина Андреевна, я напишу бумагу – любую. Что я сама, никто не принуждал меня. Он такой красавец, у него трое детей, будет четвертый. У меня. Знаешь, столько раз снилось, что я беременна… Все получится. Я чувствую. Ну дай мне хоть кусочек счастья. Для чего тогда мы путаемся с этими гормонами-феромонами? Неужели только ради зверюшек?

Марина смотрела на нее, а Ирина Андреевна чувствовала, как по телу бегут мурашки – столько надежды в этом взгляде, выцветшем от многолетней печали, от слез. Ее лаборантка так хотела радости, обыкновенной, как у всех…

– Ты намажешься препаратом и пойдешь? К нему, мимо или…

– Не твоя забота, – губы Марины насмешливо скривились. Казалось, она знает то, о чем никогда не догадается Карцева. – Он поведется, я знаю…

Если иметь в виду только физиологию, размышляла Карцева, все должно получиться. Но… все-таки человек обладает волей, он умеет противиться желаниям, даже самым первобытным.

Еще Ирина Андреевна боялась скандала.

Марина угадала ее опасения, иногда интуиция сотрудницы удивляла и пугала Карцеву. В то же время – успокаивала.

– Никакого скандала. Он не соединит меня с тобой. Я ничего и никогда не собираюсь от него требовать. Я возьму только то, что мне надо, я подготовилась, я все высчитала, я даже – запаслась… – без остановки, на одном дыхании, говорила Марина. Она показала пробирку. Ирина Андреевна поняла, для чего…

– Ага, не только внутрь, но и на вынос, – усмехнулась Карцева. – Понимаю. Но за результат не отвечаю, – повторила она.

– За него отвечаю я, – засмеялась Марина. – Я буду растить результат, а ты – наблюдать. Только давай договоримся – я ничего тебе не расскажу. Меньше знаешь – крепче спишь.

Все получилось. Ирине Андреевне оставалось удивляться силе того, чем она владеет. С одной стороны, она рада, а с другой – страшно. Если о власти феромоновых приманок над желаниями человека узнают те, кому не стоит о них знать, неизвестно, что они от нее потребуют…

Через девять месяцев, под снегом и дождем осени родилась Лилька. Как раз седьмого ноября. Этот день, который теперь называют днем октябрьского переворота, стал таким для Марины Решетниковой и Ирины Андреевны Карцевой.

Лилька спрашивала об отце не только у матери, у Ирины Андреевны тоже. Карцева, чтобы положить конец расспросам, сказала однажды, что познакомилась с Мариной, когда Лилька уже была на свете.

Карцева нашла сигареты в ящике письменного стола, толкнула створку окна. Закурила и смотрела на сад. Затянулась дважды, потом погасила сигарету – нечего дымом мучить вишни.

Теперь Лилька знает все.

Так что же больше всего задело ее в том разговоре? – с тревогой спрашивала себя Ирина Андреевна. И ответила себе: – Конечно, Лилькины слова о том, что она наследница эксперимента. А Карцева, выходит, заставляет ее заниматься кормами за мизерную зарплату?

Она посмотрела на часы. Машина, посланная за Евгенией на вокзал, должна вот-вот приехать. Интересно, какие глаза будут у дочери, когда она узнает последнюю новость?

Ирина Андреевна встала, прошлась по комнате.

Она услышала шум мотора. Хлопнула дверца «Волги». Потом смех дочери, громкий голос водителя.

Ирина Андреевна пошла к двери. Что ж, каждый развивается по-своему и идет своим путем. Евгению пригласили в Питер экологи. Это хорошо.

– Мама, правда, что Лилька переехала? – первое, что спросила дочь, переступив через порог.

– Тебе сказал шофер? – спросила мать.

– Он. Как это?

– Ей стало тесно на границе, – усмехнулась Ирина Андреевна. – Но давай поговорим об этом после. Меня интересуют твои успехи.

– У-у-у… – протянула Евгения, откатывая дорожную сумку на колесах в угол. – Мне сделали такое предложение… Ах, я просто не знаю, как ты к нему отнесешься.

– Я? Разве предложение сделали мне? – Ирина Андреевна улыбалась. Успех дочери – ее успех. Она не сомневалась, что Евгения сообщением о репеллентах заинтересует экологов, но как именно – ей не терпелось узнать. – Говори скорее.

– Мне предложили испытать «отманку» на рыси. Знаешь такого зверя?

– Рысь? Конечно. Нет шубы более прекрасной, на мой взгляд, чем из рыси, – она мечтательно улыбнулась. – Трудно найти дороже. Разве что из соболя. А почему экологи решили защитить рысь? По-моему, этого хищника вполне достаточно в лесах Сибири.

– Именно в те леса меня хотят послать, – объявила Евгения. – В Новосибирск, а оттуда на вертолете или на чем еще – в тайгу.

– Господи, – Ирина Андреевна всплеснула руками. – В тайгу?

– А где, ты думала, можно проверить действие препарата?

– Я полагала, что ты дашь образец и кто-то…

– Не-ет, мама, я никогда никому не дам свой препарат, – сказала Евгения и осеклась. Она уловила в глазах матери что-то такое, от чего ей стало жаль вылетевших слов. – Только сама.

– Но не на себе, хорошо? – усмехнулась мать.

Евгения медленно кивнула.

– Конечно, – сказала она. – Если не будет крайнего случая, – она засмеялась.

– Когда ты едешь? – спросила мать.

– В сезон охоты. Перед поездкой мне дадут деньги и бумаги.

– Летишь одна? – в голосе матери Евгения услышала любопытство.

– Из Москвы – одна.

– А из Питера кто-то полетит?

– Нет. Но люди из фонда мне показались вменяемыми. Значит, все подготовят, встречу в аэропорту – тоже, – рассказывала Евгения. – Один окончил лесотехнический в Питере, другой – охотоведение в Вятке. Это они защищают рысь.

– Да-а, красивый мех, – повторила Ирина Андреевна. – Я видела рысью шубу в магазине, когда летала к Марии. Знаешь, сколько стоит? Тридцать тысяч евро. Вполне разумно озаботиться, чтобы не пропала рысь из наших лесов. Ты упомянула Вятку, – заметила она, – там есть институт, в котором занимаются приманками. Но это другая школа, – добавила она.

– Международный фонд готов нанять людей. Моей «отманкой» они будут перекрывать приманки охотников, – сказала Евгения.

– Ты говоришь об этом так, будто уже довела до ума то, чем ты занимаешься. – Ирину Андреевну задела чрезмерная легкость дочери по отношению к столь серьезному делу. Она помнила, с каким трепетом работала сама над приманками в лаборатории. А Евгения уверена, что своей работой, в общем-то, перекроет действие ее препарата. – Села и сварила? Но…

– Мама, – дочь подняла руку. – Ты очень галантный начальник. Ты заметила, что я сижу в лаборатории после работы, но не спрашиваешь, чем я занимаюсь. Я давно, как ты выразилась, «варю».

– Догадываюсь, – кивнула мать. – Непорочное дерево или витекс… Авраамово дерево… Антигормоны – медикаменты, которые используют для остановки полового созревания. Алевтина Даниловна Горохова хорошо разбирается в них, да? – Мать с улыбкой смотрела на дочь.

– Значит, ты про все знаешь? – Глаза Евгении остановились на лице матери.

– Не все, – покачала головой Ирина Андреевна, – но я знаю, что ты работаешь над «отманкой» давно.

Евгения кивнула. Она решила заняться препаратом еще раньше, после того как догадалась, чем Лилька заманила Костю. Точнее, не догадалась, а предположила, чем подруга могла его завлечь в постель. Так и бывает – за что берешься со страстью, то и получается.

– Я волновалась, где испытать препарат. Если честно, – Евгения фыркнула, – хотела попросить Лильку… Теперь не хочу. Алевтина Даниловна расстаралась.

– Понятно. Должна сказать, Горохова – личность известная. Хорошо.

– Меня встретят в Новосибирске люди из Академгородка. Отвезут к зверолову, к охотнику-профессионалу, который больше всех добывает рысей, – тараторила Евгения.

– Он согласен проверить твой препарат? – удивилась Ирина Андреевна.

– Ну… – Евгения замялась. – Мне сказали, что нужно сделать.

– Тайно от него? – Ирина Андреевна насторожилась.

– Нет, конечно. Он согласился принять меня с препаратом, – уклончиво ответила Евгения.

– Понятно. Видимо, у него тоже есть свой интерес, – предположила Ирина Андреевна. – Немало конкурентов, которых захочется усмирить… – Она усмехнулась. – Впрочем, это не наши проблемы.

Ирина Андреевна смотрела на дочь. Разумеется, она могла долго высказывать сомнения, давать советы, предостерегать от чего-то. Но она видела такое счастливое лицо, что заставила себя молчать.

– Пойдем, я тебя покормлю, – позвала Ирина Андреевна.

– Сначала в душ. – Евгения скрылась в ванной.

Еще утром Ирина Андреевна приготовила рыбу, она стояла в микроволновке. Повернула рукоятку таймера, указала Евгении на стул. Дочь уже вышла из душа. Влажные волосы, слегка подсушенные феном, блестели так же, как глаза.

– Рыба, это здорово! – обрадовалась она. – Мам, ну как я могла есть столько времени одну сою? Творог из сои, майонез из сои, молоко из сои…

– Переворот чувств устраивает переворот во всем, в желудке тоже, – пошутила мать. – Давай начинай.

– Надеюсь, это не бычки, – Евгения наклонилась над тарелкой.

– Нет, филе сома, оно без костей.

После обеда они перешли в гостиную.

– Вот это да-а! – Евгения уселась на диван и покрутила головой. – Никак не могу поверить…

– Ты про Лилькин переезд? – спросила мать.

– Ага. Надо же, ни слова, ни полслова. Хороша Лилит!

– Вот именно. Из Лильки созрела Лилит, – Ирина Андреевна говорила, переставляя книги на полке. Евгения знала – это признак волнения. Бабушка поступала так же. Она – нет. Впрочем, пока нет.

– Мам, может, Лилька решила устроить нам сюрприз? Позвать на новоселье?

– Сюрприз она уже устроила – неожиданным отъездом. Что ж, серьезный поступок – поменять деревенский дом на квартиру в Москве, сама знаешь какую. Да проделать все так быстро… Месяца не прошло, как она взяла отпуск.

– Когда я уезжала в Питер, она говорила, что хочет проветриться. С кем-то полететь в Крым.

– Она не говорила, откуда у нее деньги на такую операцию? – спросила мать.

– Нет, – Евгения покачала головой.

– Может, в плюс пошла земля вокруг дома. Хотя здесь она ничего не стоит, – вслух размышляла Ирина Андреевна. – Пока не стоит, – добавила она.

– Я подумала: не ты ли дала ей деньги, – сказала Евгения. – Под те, что в испанском банке.

– Нет. Она просила их, я тебе рассказывала. На мадагаскарских тараканов, – Ирина Андреевна вздохнула.

– Фу-у, – с досадой фыркнула Евгения. – Тогда, может, взяла кредит? Или помогла ипотека?

– Евгения, – Ирина Андреевна резко вскинула голову. – Иногда мне страшно за тебя, – в голосе матери звучала откровенная досада.

– Что я такого сказала? – Евгения по-детски надула губы. Ей не нравилось, когда мать говорила с ней таким тоном. – Я знаю: люди берут кредит, переезжает в другую квартиру…

– Для этого руководитель предприятия, в данном случае я, должен дать бумагу, в которой указана зарплата. Причем такая, какая позволяет претендовать на ипотечный кредит. Понимаешь? Ты про это слышала? – Мать уронила толстый словарь на пол. – Тьфу, все из рук валится.

– Но… что-то случилось еще? – тихо спросила Евгения. Она почувствовала, что градус раздражения матери выше, чем был бы только из-за Лильки. Без других причин мать посмеялась бы над ее доверчивостью насчет кредита, не больше. На самом деле зачем вникать в технологию того, что ей не нужно? Когда понадобится – тогда узнает…

– Случилось, – проговорила Ирина Андреевна. – Хотя вроде бы еще нет.

– Как это? Да или нет? – не поняла Евгения.

– Внешне нет, но на самом деле – да.

Евгения, фыркнув, высказала предположение:

– Понимаю, процесс пошел, но его признаки не проявились на поверхности?

– Примерно так.

– Расскажешь? – спросила Евгения, готовая к тому, что мать может сказать «нет». – Что-то из-за Лильки? С ней связано?

– Со мной. Я приняла неправильное решение. Но сейчас не будем об этом. В общем, чтобы закончить о Лильке, давай скажем так: девушка выросла и жаждет самостоятельности. Флаг ей в руки.

Мать подняла словарь, оглядела полки. Места не было. Но она стиснула ряд книг изо всех сил. Евгения наблюдала. Значит, загадала: если втисну, то сбудется. Она сама много раз загадывала – это, видимо, семейное.

Словарь не влез целиком. Но Ирина Андреевна оставила его зажатым между боковой стенкой полки и книгой перед ним. Значит, очень важно, чтобы сбылось, поняла Евгения.

Она угадала. Все мысли Ирины Андреевны крутились вокруг одного: сумеют ли они устоять?

В общем-то, о Лилькиной жизни в последнее время Евгения знала не так много. Они по-прежнему подруги, но степень откровенности изменилась. К тому же, как выяснилось, когда пропала необходимость «тестировать» тех, кто жаждал стать близким другом Евгении, общих дел оказалось немного.

Они обе работали у Ирины Андреевны, но бывали дни, когда ни разу не встречались. Правда, вечером Лилька обязательно приходила. У Карцевых ужинали, пили чай, а иногда – вино, которое все чаще приносила Лилька. Причем не вино, а «дворняжку».

– У тебя личный винодел? – спросила как-то Ирина Андреевна.

– Нет, личный поставщик, – засмеялась Лилька. Ее рыжие кудри прыгали на плечах, они повторяли цвет напитка, который она принесла.

– А не подбираешь ли ты вино в цвет волос? – спросила Ирина Андреевна. – Или тот, кто тебе его дарит? Сегодня – дорогой херес. На зарплату, которую ты получаешь у нас, такое вино не купишь…

Лилька продолжала смеяться:

– Я взрослая женщина. И выбираю тех, кто понимает толк в винах и в цвете волос!

Чем больше думала Евгения о Лилькином переезде, тем меньше он ей нравился. Вернее, его таинственность. Она слишком давно знает Лильку и чувствует: что-то особенное грядет в отношениях с ней.