Текст книги "Булавинские хроники. Жизнь в удивительной деревне"

Итак, договорились, сели к Моркунову в машину и поехали. И чем дальше они ехали от Москвы, тем страшнее им становилось. Видимо, они как-то не совсем поняли, куда ехать и на что это похоже. А тут куда-то завезли в глухие леса, людей практически не встречается.

Большой плес, через который надо переехать, чтобы попасть в Булавино. Видно, бедным таджикам он казался океаном, который отрезал им путь на родину.

Когда настал момент переправы через озеро, младший таджик начал плакать. Потом мы, обсуждая эту историю, подумали, что, наверное, действительно для них это все выглядело совершенно ужасно. Они же не привыкли к этим безлюдным лесным чащам, огромным озерам, где не видно противоположного берега. У них на родине совершенно другие пейзажи. Плюс неизвестное, чуждое население, языка которого они не понимают. Неизвестно, что с ними тут могут сделать и удастся ли отсюда выбраться, если что. Представьте себе русского мальчика семнадцати лет, которого завезли далеко-далеко по бездорожью в таджикские горы, в какой-то кишлак в богом забытой долине, и предлагают ему пару месяцев пасти там баранов! Действительно, можно испугаться. А вдруг назад не отпустят? Закинут в какой нибудь «зиндан» и заставят жернов крутить до конца своих дней за миску баланды в день, и ведь никто не поможет, и бывали такие случаи!

Проезжая дорога на «той стороне», по которой два раза в день проходит автобус до райцентра. Если пойти по ней, то рано или поздно можно вернуться к маме в Душанбе.

Видимо, наш мальчик-таджик живо представил себе что-нибудь подобное. Во всяком случае, в Булавино они прибыли совершенно деморализованными. Мальчик лег на пол в рабочем общежитии и плакал не переставая, а второй таджик на ломаном русском все просил перевезти их обратно на тот берег, а до Москвы они как-нибудь и сами доберутся. Напрасно мы их чуть ли не всей деревней утешали, что никто их тут не обидит и что здесь у нас нестрашно и «ментов нету» (они еще очень боялись милиции, поскольку у них не было миграционной регистрации). Старший таджик под конец немного успокоился и сказал, что в принципе он сам не очень боится и готов попробовать поработать, но не может же он бросить своего молодого товарища, ведь он один точно пропадет! А молодой все никак не успокаивался, плакал и бормотал, что хочет уйти пешком к маме в Душанбе. Я очень его жалела и представляла себе моего Митьку, уехавшего на заработки в Таджикистан и попавшего пасти баранов в глухой кишлак. Мы спрашивали, есть ли у них деньги на дорогу до Москвы. Сказали, что есть двести рублей на двоих. Я, помнится, даже предложила им задержаться на два дня и положить мне плиточную дорожку за пятьсот рублей, чтобы были хотя бы деньги на дорогу. Но молодой даже слушать ничего не хотел. В конце концов Моркунов перевез их «на ту сторону» и показал, где находится автобусная остановка.

Интересно, что они до Москвы благополучно добрались. Мы узнали об этом следующим образом. У старшего оставался номер моркуновского мобильного телефона. И вот, примерно через пару недель, на этот телефон стали поступать звонки от каких-то таджиков, которые хотели договориться о работе на ферме. Ломаным русским языком Моркунову сообщали, что «я корова хорошо-хорошо умею! И сено косить сильно понимаю!» Наверное, наши таджики, доехав до Москвы, рассказали своим землякам о своих булавинских приключениях, и среди таджикских трудовых мигрантов нашлись желающие повторить эксперимент с работой на ферме. Но Моркунов уже к этому моменту как-то решил свою проблему с рабочей силой и отказался. Больше на нашей памяти он с таджиками не связывался.

О людях, которые живут в Булавино. История о человеческом упорстве

Итак, местное население в нашей деревне практически полностью заменилось на «дачников», то есть на жителей Москвы или Ленинграда, которые приезжают в деревню провести отпуск или, если это пенсионеры, на все лето – с мая по ноябрь.

Интересно, что это за люди и как они попали в нашу деревню?

В большинстве своем это бывшие «дикие туристы», которые в советские времена, когда покупка домов в деревне была фактически невозможна, регулярно ездили на наше озеро и разбивали палатки по берегам. Потом, когда покупка недвижимости или хотя бы полуофициальный «землеотвод» по договоренности с местной администрацией перестали быть чем-то недостижимым, самые упорные из них тем или иным способом обзавелись деревенским жильем. Если купить дом не удавалось, то они брали участок и строили дом сами.

К таким людям относится половина нашей деревни. Например, наши соседи по прозвищу «палаточники». Прозвищем они обязаны тому, что долго жили в палатке на участке, который был куплен ими после пожара, устроенного сумасшедшим сыном тети Оли. В этой семье три женщины – бабушка, ее дочка и внучка, и они смогли сами завершить постройку и обустройство дома после внезапной смерти деда, инициатора проекта. Они приезжают каждое лето и стали главными оппонентами фермерско-гостиничной деятельности Моркунова.

Так появились у нас и другие соседи, получившие «землеотвод» на территории деревни: Моркунов, семья Филатовых и семья Марии, Арнольд Викторович, который недавно продал свой участок и дом нашему Мите, а также семья, которая купила дом тети Нади. Да и наша семья устроилась здесь таким же способом – путем покупки и перестройки старых развалюх.

Здесь же оказались их родственники и друзья, которые, как правило, сначала навещали «новоселов» во время отпуска, а потом решались обосноваться в Булавино и сами. Например, так сюда попал Петр Сергеич, о котором я уже писала. Он был приятелем и сослуживцем Арнольда Викторовича. Приехал как-то к нему в гости и остался насовсем.

Вторая группа обитателей Булавино – это наследники «старожилов», их дети и внуки, которые давно уже перебрались в город, однако сохраняют за собой родовые дома и привозят сюда на лето своих стариков. Таких семей гораздо меньше, фактически три дома: семья деда Прошки (сын Гаврила, его сестры, их дети), семьи из дома с «безупречными огородами» (там жили три сестры, дом и участок поделен между их семьями, и у всех троих прямо-таки идеальные огороды и цветники, самые лучшие в нашей деревне). Еще дочь Швецовых тетя Галя, которая приезжает каждое лето одна и внуки которой, вероятно, унаследуют дом.

Третья группа – это совсем новые дома, выросшие в чистом поле после «перестройки», когда стали выделять землю на более или менее коммерческой основе. Кроме того, есть несколько участков, принадлежавших работникам моркуновской фермы, но впоследствии ими проданных. Рабочим участки выделяются очень охотно, местная власть пытается таким образом обзавестись трудоспособным населением. Но в большинстве случаев эти люди увольняются и продают участок очередным дачникам. Например, часть «цыганского» участка таким образом перешла к одному из постояльцев гостиницы (к тому самому, который собрался эмигрировать в Новую Зеландию), а часть до сих пор отведена Моркуновым под общежитие для рабочих.

Есть еще дом, построенный Олегом, бывшим управляющим моркуновской фермы, небезызвестным участником истории с индюшкой и навозом. Однако он его, кажется, уже продал кому-то.

Среди «новых домов» есть весьма удивительные, например шестиугольный дом, построенный, как мне объяснили, главным ветеринаром московского конноспортивного Битцевского комплекса. В деревне ходят слухи, что он «личный конюх Путина». Неизвестно, сам ли он считает престижным так представляться или это выдумка деревенских жителей. Неизвестно также, действительно ли Путин держит своих коней в Битцевском комплексе и вообще, есть ли у Путина кони.

Дом действительно имеет необычную шестиугольную форму, а комнаты в нем треугольные, сходящиеся углами к середине дома. Секция, выходящая на озеро, представляет собой открытую веранду, с которой открывается совершенно изумительный вид на прекрасную тихую заводь.

Рядом стоит дом тоже очень необычный в своем роде. Там живут поборники технического прогресса, и он весь напичкан невиданными достижениями современной электроники и вообще всякой техникой. Якобы хозяева, намереваясь приехать, из Москвы посылают своему дому смс-сообщение, и дом сам начинает себя протапливать, автоматически накачивает из озера воду для хозяев и совершает к их приезду прочие приятные чудеса.

Есть еще очень красивый и резной дом некой леди по прозвищу Экстрасенс.

Шестиугольный дом – жилище «личного конюха Путина». Сзади виден дом поборников технического прогресса.

Действительно ли хозяйка обладает экстрасенсорными способностями, мне неизвестно, и вообще, честно говоря, я о ней ничего не знаю, кроме того, что у нее красивый домик.

Рядом с музеем технического прогресса стоит дом приятелей моей дочери – Стиховых. Вернее, это не дом, а баня, сруб которой они купили вместе с участком несколько лет назад. Правда, баня была довольно большая. Поскольку ребята еще молодые и деньгами особыми пока не располагают, им пришлось рассчитывать только на собственные умелые руки. Они разделили баню на две части: в одной устроили собственно баню, а во второй – отличную жилую комнату с зимним водопроводом, отоплением и тоже со всякими техническими диковинками.

На меня произвела впечатление история о том, как Паша Стихов в одиночку соорудил себе зимний водопровод. Сначала он купил насос, который устанавливается прямо в доме, и, присоединив к нему длинный шланг, запустил конец шланга в озеро – благо берег совсем близко. Вода стала поступать, но в доме стало невозможно находиться, потому что насос довольно сильно шумит. Вытащить насос куда-то наружу не представлялось возможным, потому что тогда бы его непременно сперли, как только хозяева отлучатся в Москву. Таскать его туда-сюда тоже никак нельзя, потому что он довольно тяжелый.

Пришлось переделывать. Поставить небольшой погружной насос в озеро – не проблема. Но с ним необходимо было тоже что-то сделать, во-первых, чтобы его тоже гарантированно не могли стащить, а во-вторых, чтобы обеспечить зимнее функционирование системы. Решено было опустить насос на дно озера как можно глубже и дальше от берега, чтобы максимально затруднить жизнь потенциальным ворам. При этом устанавливать насос прямо на дно нельзя, он может «заилиться» и перестанет работать. Был сооружен деревянный столик на ножках, и насос прикрепили к его середине. Предполагалось, что столик будет затоплен на глубине четырех-пяти метров и встанет на дне на ножки. Тем самым насос будет удален от илистого дна, и «заиливание» будет исключено. Однако веса насоса не хватало, чтобы столик пошел ко дну, когда его оттранспортировали на глубокое место (в тридцати пяти метрах от берега). Когда его опустили в воду с лодки, он начал плавать на поверхности, как плот. Пришлось нырять и привязывать к нему снизу мешки с песком – все больше и больше, до тех пор пока он прочно не встал на дно.

Тут выяснилось, что столик с насосом утонул, но теперь на поверхность всплыл прицепленный к нему шланг и тоже никак не тонет. Пришлось опять нырять и привязывать мешки с песком теперь по всей длине шланга. Наконец шланг тоже погрузился под воду, и осталось скрыть его от посторонних глаз и зимнего мороза в том месте, где он выходил из воды и вел к дому.

Для этой цели был вырыт целый ров, уходящий одним концом к озеру, глубиной в полтора метра, чтобы можно было опустить шланг на глубину ниже зимнего уровня промерзания почвы. Однако по-прежнему оставалась проблема с тем участком шланга у самого дома, где он все-таки должен был выйти из земли и зайти в дом для присоединения к внутреннему водопроводу. От воровства он уже был защищен: вряд ли какой-либо безумец предпримет чудовищные усилия по выкапыванию шланга из этого рва, чтобы с его помощью вытянуть из озера насос. Но этот участок был опасен с точки зрения зимнего промерзания. Обычно в деревнях для теплоизоляции используют солому и надеются на то, что мороз будет не очень сильный. Например, у Моркунова в доме так сделано. Но при температуре минус сорок, которая в наших местах не редкость, такие водопроводы все-таки промерзают, и приходится воду таскать из проруби ведрами.

Однако упрямый Стихов ни за что не хотел даже два-три дня, пока стоит «минус сорок», бегать к проруби за водой. Входной участок шланга был обмотан каким-то электрическим суперкабелем со встроенными температурными датчиками. Он сам автоматически замеряет температуру на разных участках шланга и, как только она (температура) падает ниже точки замерзания воды, автоматически включается на подогрев. Вся эта чудовищная конструкция пока что (летом) исправно работает и подает в дом воду. Зимняя проверка покажет, насколько она надежна и была ли достигнута поставленная цель.

Вообще, деятельность Стиховых по благоустройству своего жилища вызывает большое уважение и демонстрирует наглядно, что и в молодом поколении наших деревенских жителей не иссякли упорство и изобретательность.

Эта конструкция из спаренных щитовых домиков получила название «Макдональдс Галкина» из-за того, что она похожа на эмблему известной фастфудовской фирмы. В переднем домике заканчивается внутренняя отделка. Как я понимаю, предполагается, что именно эти помещения будут сдаваться внаем «туристам».

О вызывающем уважение человеческом упорстве свидетельствует также история Миши Галкина. Вообще-то, он родственник Моркунова, кажется, двоюродный брат.

Некоторое время тому назад он переехал на жительство в Булавино и устроился на моркуновскую ферму и в его же гостиницу управляющим. Однако довольно быстро выяснилось, что им вместе работать некомфортно, и Миша покинул хозяйство своего родственника. Он самостоятельно вознамерился создать похожий гостинично-сельскохозяйственный бизнес в нашей деревне и тем самым стать конкурентом Моркунова.

Ясно, что Моркунов от такой идеи был не в восторге, и это сильно подпортило их личные отношения. Хотя, с моей точки зрения, спрос на «гостиничные услуги» достаточно велик (во всяком случае, летом), и два Булавинских предпринимателя не будут сильно мешать друг другу. А с точки зрения общего функционирования нашей деревни очень хорошо иметь еще одно более или менее сильное хозяйство с постоянными жителями, помимо моркуновского.

Так или иначе, Миша начал двигаться по этому пути. К моменту расставания с Моркуновым он уже имел в деревне два участка и на одном из них начал строительство дома. Кроме того, был куплен, хотя и не доставлен в деревню, подержанный армейский грузовик. Миша достаточно быстро достроил себе дом с печкой и всем прочим необходимым оборудованием, чтобы можно было спокойно зимовать независимо от Моркунова, и приступил к возведению второго дома на другом участке: один дом сдавать «туристам», а в другом жить самому.

Но тут произошло несчастье. В середине зимы, в лютый мороз, его дом сгорел. По всей видимости, виновата была плохая электропроводка. Потом кто-то даже вспоминал, что у него где-то там искрило, но поленились переделывать.

Пожар произошел днем, причем хозяин с приятелем сидели и пили чай в передней комнате, когда заполыхала задняя. Они даже не сразу заметили, что у них пожар, им кто-то из деревенских крикнул, тогда только и всполошились. В результате они еле-еле успели выскочить на улицу в чем были, без денег и документов.

Это был, конечно, ужасный удар. Дом не был застрахован. Год ушел только на то, чтобы восстановить документы, раздобыть сколько-то денег и на втором участке построить сруб без окон, но с обогревателем, чтобы было, где провести зиму. Тем не менее человек не сдался, не отступил от своего намерения и продолжал упорно обустраиваться.

На сегодняшний день на месте пожарища стоят два новых щитовых домика, в одном из которых уже практически закончена отделка.

Кроме того, собственный дом Миши на другом участке достроен, оброс всякими вспомогательными строениями, и там появились куры и охотничьи собаки. Построена баня, без которой Миша очень мучился в первый год. Доставлен в деревню грузовик, который служит источником постоянного дохода: кому дрова привезти, кому песок. Кроме того, Миша принимает у деревенских жителей заказы на строительство и особенно на сложные технические работы, которые не поручишь каким-нибудь таджикам. Например, водопровод в нашем доме и у Аленки делал он, а также складывал сруб нашей новой бани. Печка и камин у Аленки – тоже его произведение.

Мы все надеемся, что через год-другой ему полностью удастся возродить свое порушенное пожаром хозяйство и продолжить дальнейшее развитие нашей деревенской экономики. Он поговаривает о разведении овец в перспективе, о создании кузницы, есть еще какие-то планы. При такой настойчивости вполне можно ожидать, что он это все осуществит.

В Булавино живет еще одна большая семейная группа – семья человека по прозвищу Генерал Вася. На самом деле он никакой не генерал, а бизнесмен из Москвы (кажется, занимается строительным бизнесом). Это Гаврила, сын деда Прошки, почему-то первое время величал его Генералом Васей.

Время прошло, и прозвище прилипло к человеку. Как мне кажется, история его семьи в чем-то похожа на нашу. Родители – научные сотрудники, биологи, кажется, работали в Московском университете. Он тоже, как предполагалось, окончив МГУ, будет работать в науке, однако после «перестройки» занялся бизнесом и добился там известного успеха. У него есть две сестры, биологи по образованию, но, по рассказам, одна из них бросила науку и занялась фермерством вместе со своим мужем, правда, не в нашей деревне, как Даша, а где-то в другом месте. В Булавино они обосновались, как и многие другие, после длительного периода жизни на берегах нашего озера в палатках. Ездить сюда начали еще их родители, приохотили детей к здешним местам и научили кататься на водных лыжах.

Потом купили старый дом на берегу, переделали его полностью, получили от местных властей пустой участок и построили отдельный домик для своих пожилых родителей.

С самим Генералом у нас знакомство шапочное, но его родители, Иван Вениаминович и Арина Сергеевна, – наши ближайшие соседи через дорогу. Они очень милые люди и, несмотря на глубоко пожилой возраст, очень активные – все время что-то мастерят у себя во дворе. Ивана Вениаминовича часто можно встретить на деревенской улице с какими-то дощечками и ножовкой под мышкой. Недавно он, например, по собственному почину построил общественный мостик через самую большую деревенскую лужу. Арина Сергеевна, вроде меня, написала книгу воспоминаний о своей жизни.

Интересно, что у них в деревенском доме есть рояль и иногда слышны звуки музыки, кто-то на нем играет, и это очень удивительно и приятно. Я каждый раз вспоминаю сцену из «Детей капитана Гранта», когда путешественники услышали звуки рояля посреди австралийской пустыни и не поверили своим ушам. А потом оказалось, что действительно, один из тамошних фермеров умел играть на рояле и не поленился привезти себе из города инструмент на телеге, запряженной волами.

Слыша наш деревенский рояль, я каждый раз представляю себе, как его грузили для переправы через наше озеро на моторную лодку, и восхищаюсь твердостью и целеустремленностью и того австралийского фермера, и наших соседей по деревне.

Любопытно, что в Булавино высока концентрация людей, окончивших либо Московский, либо Ленинградский университет. Например, мои родители и мы с Сережей – физфак МГУ; Аленка с мужем и Стиховы – географический факультет МГУ; Митя с женой – экономический факультет МГУ; Галинка с мужем – матмех ЛГУ; дядя Роберт с женой – физфак МГУ; семейство Генерала Васи, включая родителей, и Моркунов – биофак МГУ; палаточница – мехмат МГУ; еще несколько домов в середине деревни – тоже выпускников МГУ, только я не помню, кто из них с физфака, а кто с мехмата. По числу домохозяйств концентрация университетской публики точно окажется около пятидесяти процентов. Прямо какая-то великая флуктуация.

Причем следует учесть, что каждая эта семейная группа попадала сюда независимо и раньше с другими семейными группами знакома не была.

В нашей деревне действительно оседает в основном некий определенный тип людей. Во-первых, люди должны быть неленивые и способные много делать своими руками. Во-вторых, они должны быть склонны к уединению и не нуждаться в регулярных шумных увеселениях. Я помню, что, когда жена одного из дачников-новоселов удивленно спросила у соседей: «А что, в этой деревне даже клуба нет, на танцы сходить или в кино?», все соседи единогласно решили, что эта семья здесь надолго не задержится. Так оно и выпело.

Кстати, практически все здешние жители не хотели бы, чтобы была отремонтирована и стала проезжей дорога на Криново, и регулярно опасливо спрашивают Моркунова, не собирается ли он это делать (а он пока не собирается). Казалось бы, наконец-то появится возможность приезжать сюда на своих машинах. Ан нет, все предпочитают оставлять машины на «той стороне» и с разными неудобствами переправляться на лодках, только чтобы не нарушалась уединенность и отрезанность от мира нашей деревни. При этом все так же готовы игнорировать отсутствие медицинской помощи и магазина.

Из тех, кого я не упомянула, более или менее хорошо знаем мы Волосковых и Петра Сергеича, о котором я уже рассказывала раньше, как он воевал с печником при строительстве своего дома. Петр Сергеич – бывший военпред на каком-то ленинградском заводе. Сын успешно занимается бизнесом, каким именно, я не знаю точно, помню, что в начале «перестройки» он вел торговлю спиртом и спиртными напитками. Он, по-видимому, богатый человек, потому что купил себе дачу где-то за границей и ездит туда, а у нас практически не показывается. Отец его (то есть сам Сергеич) долго наведывался сюда каждый год со своей собакой. Это он построил оба дома – и себе, и сыну, и вообще был очень предан Булавино.

Пока он жил в деревне, ему нравилось ощущать себя здесь «первым парнем на деревне». Он дружил со всем районным начальством, во всяком случае, постоянно всем рассказывал о том, как близок он к местной элите. Кроме того, постоянно конфликтовал с Моркуновым – формально из-за того, что трактора портили дорогу у его (Сергеича) дома, а фактически просто рожами они друг другу не нравились.

В Булавино жила до самой своей смерти его покойная жена Марина, которую он очень любил и в честь которой именно в Булавино поставил частную часовню. На освящение часовни Сергеич привез множество священнослужителей, в том числе, как говорят, самого митрополита Н-ского. Целое событие было тогда в нашей деревне. Я, правда, не присутствовала. Но после освящения часовня была огорожена высоким забором и заперта на ключ, так что деревенские верующие пользоваться ею не могли.

Часовня, построенная Петром Сергеичем.

После исчезновения Сергеича из деревни Даша, человек верующий, смогла связаться с его сыном, и тот дал разрешение замок с часовни снять и пользоваться ею. Так что сейчас часовня открыта.

Пару лет назад Петр Сергеич вдруг пропал, как-то очень внезапно, буквально в один день: собрался и уехал из деревни, чтобы больше не появляться. Через некоторое время стало известно, что дом выставлен на продажу. Он просил за него сначала триста тысяч евро, теперь вроде бы снизил цену до шести миллионов рублей (это двести тысяч долларов), но продать пока не может. Непонятно, почему его исчезновение произошло так внезапно. Говорят, сейчас живет в Уфе. Может быть, какие-то бизнес-интересы, его собственные или сына?

Что касается Волосковых, то это тоже семья из московской интеллигенции. Дом был куплен еще родителями нынешней владелицы Маши, которые работали в системе Академии наук и даже каким-то образом пересекались по работе с моей родней. Правда, мы выяснили это только когда случайно встретились в Булавино. Сама Maшa окончила мехмат и преподавала в Университете.

Эту семью преследуют разные несчастья по части здоровья. Дочь Маши, Олечка, которая лет на десять меня младше, была искалечена в роддоме и осталась парализованной. Мать за ней преданно ухаживает всю жизнь, носит ее на руках, смогла дать ей домашнее образование, научила полупарализованной рукой работать на компьютере. Они каждый год, вплоть до последнего времени, приезжали в Булавино (Олечка на инвалидной коляске, для которой в доме сделан специальный пандус для въезда). Сын Маши тоже, к сожалению, нездоров – страдает психическими расстройствами. Тем не менее ему удалось найти отличную преданную жену, которая практически смогла его вылечить, – он потолстел, начал работать.

И надо же было такому случиться, что эта прекрасная женщина погибла в автомобильной катастрофе, и вдобавок тогда, когда сама Maшa упала на эскалаторе в метро и сломала себе шейку бедра. Сын тут же снова попал в психушку, за Олечкой оказалось некому ухаживать… Короче, несчастная семья, что и говорить.

Все думали, что они продадут свой дом и не будут больше ездить в нашу деревню, однако они как-то выкарабкались и в этом году приехали снова, хоть и ненадолго.

Может быть, стоит упомянуть еще об одном доме, который стоит непосредственно рядом с домом Мити. Хотя я не знакома с нынешними хозяевами, но в прошлом с ним связаны такие бурные события, что неплохо бы и рассказать о них.

Дом был построен на выделенном пустом участке одним московским бизнесменом по фамилии Никитин (кажется, у него рекламный бизнес). Участок был маленький, неудачной трапециевидной формы, хоть и у самой воды. А дом хозяину хотелось большой, и в результате вышла трехэтажная «башня», которая выглядела довольно-таки непропорционально. Дом обнесли единственным в деревне забором в виде металлической решетки (у всех остальных стоит скромная сетка-рабица) и начали класть в нем камины и печи. И, видимо, неудачно что-то сделали с трубой. В один ужасный день осенью, когда в деревне уже было очень мало жителей, возник пожар. Как говорят, при пробной топке печи вспыхнула гибкая черепица на крыше.

Дом сгорел, как свечка. Дул сильный ветер, слава Богу, что в сторону озера, и только поэтому чудом не загорелись два соседних дома (в том числе и тот, который теперь купил Митя). Рабочие не пытались тушить горящее здание – невозможно было подступиться. Они сидели на крышах соседних домов и поливали водой эти крыши, чтобы не перекинулось пламя. Бог был милостив, и распространение огня действительно удалось предотвратить, однако от трехэтажной башни остались одни головешки.

Мало того, чуть ли не на следующий день в Москве был убит хозяин этого дома. В чем там было дело, не знаю, наверное, с кем-то что-то не поделил или перешел кому-то дорогу. Так или иначе, говорят, к его машине на улице подъехал мотоциклист и положил на крышу машины взрывчатку. Взрыв был такой, что от машины и людей, которые в ней сидели, ничего не осталось.

После его гибели осталась вдова Татьяна, которая приняла решение участок не бросать, а восстановить дом. Это ей удалось. Теперь дом уже не трехэтажный в виде башни, а обычного размера, но так даже лучше, он гораздо красивее выглядит. Сейчас его еще достраивают рабочие-молдаване, и, вероятно, вдова будет приезжать сюда на лето. Тоже, кстати, пример человеческой твердости и упорства.

Остальных жителей деревни я практически не знаю, только на уровне шапочного знакомства. Поэтому от рассказов о них вынужденно воздерживаюсь. Всего я насчитала 48 жилых домов помимо хозяйственных построек, фермы и гостиницы.

По историческим данным, в 1909 году в деревне насчитывалось шестьдесят домовладений (дворов с постройками), из них жилых сорок два, и триста пятнадцать жителей. По количеству домовладений, как мы видим, деревня практически восстановилась, и, если посчитать еще и моркуновские гостиницы, ферму, рабочие общежития, галкинскую «макдональдсовскую» заготовку для будущей сдачи внаем, то как раз под шестьдесят «дворов с постройками» и получится. Однако если постоянными жителями считать только тех, кто в деревне зимует, то вместе с временными рабочими выйдет никак не больше десяти человек.