Текст книги "Русский клан"

«Интересно, чем надо думать, чтобы забросить такую нужную вещь к черту на кулички?»

Полина с остервенением взбивала яйца.

Две хозяйки на кухне. Пошло.

Однако, несмотря на обыденность и банальность, ситуация явно требовала какой-то реакции. Полина словно покатилась с горки. Ее мысли перекинулись на другую, более болезненную тему. Если бы старик, Юрий Павлович, сдал полномочия ее мужу, то и она, автоматически, стала бы хозяйкой. Могла бы навести свой порядок. Почему, спрашивается, кольцо главной женщины в роду до сих пор пылится где-то без дела?

Кусочки белого хлеба отправились на раскаленную сковороду. В доме запахло жареным.

Поужинав, Полина налила две кружки чая, себе и свекру, и, прихватив их с собой, отправилась к Юрию Павловичу. Молча поставив перед ним чай, такой, какой он любил: очень сладкий с лимоном, невестка уселась рядом. В сгустившихся мартовских сумерках телевизор взрывался яркими картинками рекламы. Ролик был сделан с юмором, и Полина усмехнулась.

– Ничего не понимаю, – виновато сказал Юрий Павлович, прихлебывая из кружки. – Старый я стал, Полиночка, ты бы мне объяснила, в чем тут дело, а то никак не соображу.

После этих слов мысли невестки понеслись вскачь.

Старший Морозов, по ее мнению, был стар, и не просто стар, а потихоньку выживал из ума.

В молодые годы ее свекор увлекался музыкой: рок и его производные, в том числе самые неординарные группы и композиции. Он подробно мог рассказать о каждом участнике его любимой группы, назвать альбомы, у кого сколько детей и любовниц. С возрастом эти знания не выветрились и не стерлись, а вот возможность рассуждать, казалось, испарялась с каждым месяцем так же быстро, как вода на солнце. Старику было трудно осваивать незнакомые территории, мир вокруг менялся, и Юрий Павлович не успевал за ним. Нет, ничего принципиально нового человечество не придумало. Увы. Люди на протяжении уже почти века прикручивали к старым идеям новые картинки. Телефоны обзаводились дополнительными возможностями, менялись интерфейсы, что-то приживалось, что-то пропадало. Мониторы делались легче и уже. Провода заменялись антеннами. Но принцип, идея передачи данных на расстояние почти не изменилась со времен Попова. Но сколько картинок! Кнопки, сенсоры, голосовой набор, антенны длинные, короткие, полное отсутствие антенн. Но спутник, висящий на орбите, по-прежнему владел человечеством. Ничего принципиально нового за пятьдесят лет!

Юрий Павлович знал это. Но угнаться за калейдоскопом картинок-интерфейсов уже не мог.

В одном вопросе дед ни на грамм не утерял своих способностей. Передача власти. Он точно не хотел отдавать кольцо Игорю и мог с убийственной логикой доказать, почему этого делать не надо…

Полина же уверенно нарисовала себе картину: эгоцентричный дедок, слабеющий умом, упрямо не желающий расставаться с властью, которую сам превратил в принцип, фетиш. Она считала, что кольцо для старика – это страховка. От одиночества, старости… Полине казалось, что она сумела постичь его психологию, разложить по каталогам во фрейдистский шкафчик, систематизировать опыт семидесяти лет жизни и теперь, при верном подходе, уже можно добиться желаемого.

Стараясь не показать своего превосходства, она объяснила свекру идею рекламы.

– Нет-нет, – словно оправдываясь, ответил Юрий Павлович, – если мне объяснить, то я все пойму. – Он сделал паузу и грустно добавил: – Как далеко ушел прогресс…

– Все течет, меняется, приходит что-то новое, встает на место старого, – кинула вводную Полина.

Она покосилась на Морозова, оценивая его настроение. Юрий Павлович грустно молчал.

– Вы ведь тоже, папа, стареете. Я вижу, и голос уже не тот, и сила из рук ушла. – Свекор кивал, чуть оттопырив нижнюю губу. Согласен, мол, валяй дальше. – А дальше что будет? Это ведь трудно – тащить на себе ношу. За Дом ответ держать. Может быть, вам отдохнуть надо? Может быть, пора уступить место новой крови?

– Нет. Не пора, – просто ответил дед, не меняя выражения лица.

– Почему? – спросила Полина, еще стараясь прикрыть раздражение. – В последний раз, когда мы с вами об этом говорили, вы мотивировали тем, что у нас с Игорем нет наследника. Теперь наследник есть. Что сейчас мешает сделать Игоря главой рода?

– Сам Игорь, – спокойно, чуть улыбаясь, ответил старик. – Он не готов.

– Старая песня… – разочарованно бросила Полина и напряженно уставилась в телевизор.

– В том-то и дело, что старая…

Старший Морозов действительно говорил то, что думал. Младшему Морозову все в жизни давалось легко. Таких, как он, называли везунчиками. Школа проскочила незаметно, просто дается хирургия, без проблем женился. Не сразу получилось с наследником, но и тут в конце концов свезло. Удачная жизнь тем и плоха, что не дает человеку жестких уроков ответственности. А если удача не сможет прикрыть очередное слабое место? Если туда будет нанесен удар?

– Вы, папа, не хотите расставаться со статусом из-за своих капризов, – доставала его Полина.

– Не справится он! – не выдержал наконец Морозов. – Он только справляется с тем, что танки на компьютере гоняет! Да молоденьких медсестер за попки щиплет! Этого только жена не замечает, а девчонки из персонала уже привыкли и даже не взвизгивают, когда хирург Игорь Морозов начинает распускать руки.

Полина густо покраснела. Ее глаза сухо блестели, а рот судорожно заглатывал воздух.

– Да… как вы… смеете!

Полина свела все к банальным изменам. Максимализм в характере не позволил мысли задержаться на том, что ее муж только щиплет. Комплекс лишнего веса надавил на любимую мозоль. И Полина уже видела адюльтерную сцену с Игорем в главной роли и симпатичными медсестрами в качестве актрис второго плана. Удар пришелся ниже пояса.

– Ну ты и дура! – закатывая глаза и откидываясь на спинку дивана, взвыл Юрий Павлович. У него в голове не укладывалось, как можно затевать серьезный разговор, не зная, какие слова говорить собеседнику. Это не рынок! Решать такие вопросы с бухты-барахты только потому, что у тебя язык длинный или вожжа под хвост попала, неправильно. Слишком дорого может обойтись промашка. В другом месте и в другое время Полине уже голову бы открутили.

– Я не дура! – авторитетно заявила Полина. – И то, что вы хотите развалить наш брак, мне давно понятно… А ваш сын достоин большего…

– Это точно, – пробормотал Морозов.

Невестка сообразила, что ляпнула очевидную глупость, но решила идти до конца:

– Он достоин лучшего отца, чем вы, папа.

– Не справится он! Понятно? Не справится! Валерка Огарев и тот смышленее! – опять заорал свекор. Полина отшатнулась. – И ты, дура, не в состоянии это понять своим умишком, даром что хирург.

Старший Морозов встал.

– Положа руку на сердце, Полиночка, – произнес он, нанося coup de grace [Удар милосердия, добивающий противника (фр.).], – я уже давно для себя решил сделать главой рода Валеру. Как бы душа ни ныла, а приемыш куда смышленее и ответственнее родного сына.

Неизвестно чем бы дело кончилось, если бы не хлопнула входная дверь.

– Есть кто дома? – На пороге стоял Игорь.

Полина бросилась вон из гостиной. Торопливо простучали шаги по лестнице.

– Что здесь произошло?

В ответ отец только махнул рукой и раздраженно повернулся к телевизору. Сын молча вернулся в прихожую, снял пальто, надел тапочки и неслышно поднялся в спальню.

Полина расплылась в кресле у небольшого телевизора и нервно тыкала в кнопки пульта.

– Что произошло? – поинтересовался Игорь.

– Твой отец сообщил мне, что ты ухлестываешь за молодыми девочками из медсестер. Кто это? Верочка или Танечка? Они же вечно вокруг тебя увиваются! Или обе сразу?

– Хороший у тебя движок, – растерянно пошутил ее муж.

– Что?!!

– Заводишься с пол-оборота…

Полина вскочила и сделала два шага в сторону Игоря. Ему даже показалось, что сейчас последует удар. Его брови недоуменно поднялись. Конечно, Полина не раз закатывала сцены ревности и даже один раз застукала его на месте преступления, когда он не удержался и легонько хлопнул Танечкину попку. Впрочем, может быть, это была Верочка, Игорь уже не помнил точно. На самом деле он никогда не опускался до супружеских измен. Но пропустить симпатичную округлость ему иногда было трудно. Эту свою слабость он не мог объяснить. Каждый человек имеет право на мелкие каверны. Полина не могла отказать себе в удовольствии вкусно покушать. Но все-таки хлопнуть девушку ниже пояса не означает тащить ее в постель.

Но оправдываться Игорь не умел. Точнее, знал, что есть вещи, которых его жена не понимает. И не поймет.

– Ты безответственный человек! Ты ставишь семью под удар! – бушевала Полина. – Ты – глава семьи, а тебе нельзя доверить даже наше с тобой счастье, не говоря о благосостоянии дома! Как можно вести себя так?! Как ты думаешь стать главным в семье с такими…

– А мне никто и не доверит благосостояние дома! – рявкнул Игорь. – На эту роль больше подходит Валерка Огарев!

Полина остановилась посреди комнаты как вкопанная.

– Ты знал?.. – прошептала она.

Игорь отвернулся, ему не хотелось смотреть на гримасу, исказившую лицо жены.

– Что, я тебя разочаровал? – На душе сделалось гадко. – У тебя не будет статуса главной женщины рода?

Полина молчала.

«И я все это время жил с властолюбивым чудовищем?!» – подумал Игорь.

Слова «для Дома так будет лучше» застряли у него в горле.

В голове застучало. Он почувствовал, как к лицу прилила кровь. Где-то на задворках сознания выскочил невозмутимый врач и заметил: «Давление поднялось». Потом хирург пропал. Глухо ухнула вниз «планка».

– Ты ужин приготовила?

Полина хмыкнула вместо ответа.

– Ужин на стол!!!

Жена окатила его презрением и медленно выплыла из спальни. Хлопнула дверь. Игорь сделал шаг вперед, уперся ладонями в косяк. Его лицо искажалось, таяло, менялось. Никто и никогда не видел его таким.

– Обманывать самого себя – непозволительная роскошь! – прошипел Игорь. – Обманывать самого себя…

Все это время он просто не хотел замечать алчного блеска в глазах своей жены. Теперь после стольких лет это стало видно даже слепому…

Какие-то обрывки старых разговоров, незаконченные фразы, недомолвки устроили в его голове танец вокруг парового котла. Единственное, что он сейчас понимал, – это то, что ему очень больно.

Немного успокоившись, Игорь вышел из спальни. Дальше по коридору, из комнаты Огаревых, выскочила Лида и, никого не замечая, убежала вниз.

Игорь, повинуясь внезапному порыву, подошел к двери их спальни. Постоял в задумчивости, постучал.

– Входите!

Валера яростно растирал полотенцем мокрые волосы. Увидев взъерошенного, как воробья, Игоря, он озабоченно спросил:

– Случилось чего?

Игорь, не вынимая рук из карманов, недоуменно пожал плечами. Он и сам не знал. Привычная жизнь рассыпалась, как карточный домик, а новая еще не родилась, не вылупилась из яйца.

– С Полиной поругался, – сказал он растерянно.

– Не переживай, – с веселой уверенностью сказал Огарев. – Успокоится, сама придет, извиняться будет.

– Ты знал, что старик тебе хочет отдать кольцо? – прямо спросил Игорь. Он до сих пор не знал, для чего постучался в эту дверь. Зачем пришел в уют чужой спальни.

– Догадывался… – Валере был неприятен этот разговор.

– Да… Глупая ситуация. – Морозов снова пожал плечами. – И ведь дело-то не в кольце! Чтоб оно пропало!

Он сделал круг по комнате, кусая губы.

– Пропади пропадом эта дурацкая власть. Тоже мне, наследный титул! Я хочу жить нормальной семейной жизнью, а не приходить домой и разбираться в интригах!

– В каких еще интригах? – настороженно спросил Огарев.

– Полина… – ответил, словно плюнул, Игорь. У Валеры отлегло от сердца. – Мне не нужна игрушечная власть! Не хочу играть в своем доме в начальника и подчиненного! Если хочешь, – он подскочил к Огареву, – возьми у отца кольцо, я только вздохну с облегчением.

– Не могу, – поморщился тот, – не имею права. Игорь, я не могу стать главой твоего рода! У меня ответственность перед семьей, и если я еще… Игорек, я просто не смогу две семьи вести. Пойми, я скоро уйду. Как дом построится, я уйду, времени займет год, ну от силы два. Ты же видел, как Полянские строились.

– Собираешься строиться?

– Да, я, кажется, говорил…

– А земля?

– Есть. То поле, что около леса. Так что я, считай, отрезанный ломоть. У меня свой дом.

Игорь усмехнулся.

– Ты что? Подумал, что дело в тебе? Ты вообще тут ни при чем. Все значительно сложнее. В Полине дело… Тошно мне, голова пухнет. Всю жизнь я думал, что меня любят не за будущий статус, а просто так! Бескорыстно! Детей от нее нажил. Наследника с таким трудом родили. И в итоге чемодан с двойным дном!

Огарев подошел к комоду и вытащил початую бутылку водки. В обстановке рококо бутылка «Пшеничной» смотрелась как досадное недоразумение.

– Давай выпьем, – тоном, не терпящим возражения, сказал Валера.

– Давай.

Две рюмки наполнились до краев.

– Слушай, – шумно выдохнув, сказал Огарев, пропустив едкую жидкость внутрь, – со своей женой ты должен разобраться сам. Чужая семья – потемки.

– Разведусь на хрен! – зло прищурился Морозов. – Детей отберу. Пусть катится…

– Тогда давай закусим…

Потом был недоуменный молчаливый ужин, после которого все разошлись по комнатам. И только Юрий Павлович по старой привычке засиделся у картины Моне, о чем-то беседуя с полотном.

– Докатился… – вслух сказал Игорь, обнаружив в спальне кровать, застеленную для него одного. Полина ушла спать в гостевую комнату.

Ночь тяжело волокла на себе звезды, медленно уступая место серым предрассветным сумеркам, а потом розовой дымке встающего солнца. Игорь не спал.

Шесть утра. Скоро проснется дом.

Морозов нашарил на тумбочке телефон, набрал дежурного врача.

– Костя, это Морозов. Сегодня я приболел. Отмени все операции. Срочное что-нибудь есть?

– Нет, все может потерпеть. Даже лучше будет, – ответил чуть заспанный дежурный.

– Хорошо…

К Полине он зашел без стука, как раз вовремя, она еще не встала, но уже проснулась. При виде мужа губы Полины дернулись. Довольная усмешка все-таки успела прорваться через заслон равнодушия. Извиняться пришел!

Вчерашняя щетина и помятая одежда придавали Игорю какую-то безнадежность. Круги под глазами и ли кий аромат перегара. Полина ощутила растерянность. В ее расчеты не входило, что он будет стоять в дверях с видом маньяка, не решившего окончательно, убить свою жертву или подождать до завтра.

– В общем, так, – грубо и без предисловий начал Игорь, – диспозиция такая. С этого момента ты лишаешься всех прав, любое твое слово будет рассматриваться как посягательство на мою единоличную власть в семье. За ослушание – развод. Для упрямых и идиотов поясняю: развод – это когда собираешь монатки и выматываешься из дома. Дети остаются со мной. Работу теряешь автоматически.

Он развернулся, хлопнул дверью и тяжелой поступью удалился в спальню.

– Я хочу жить дальше, – сказал Игорь встающему солнцу. Упал на кровать и заснул сном праведника.

В своей комнате улыбался чему-то Юрий Павлович. Он осторожно высунулся в гостиную, осмотрелся и подмигнул любимой картине.

Санкт-Петербург.

Март

– Добрый день, Денис. – Человек в черном пальто свернул газету, положил ее рядом с чашечкой кофе и толкнул пачку сигарет. – Курите?

Рогожин молча сел напротив, мигнул официанту:

– Кофе со сливками и сахаром. – Потом уставился на собеседника. – Чем обязан?

– В общем-то, ничем. Но это до определенного времени.

Рогожин нервно закинул ногу на ногу.

– Послушайте, мне совсем не улыбается разговаривать неизвестно с кем, неизвестно о чем. И если у вас есть что мне сказать, то я, пожалуй, вас выслушаю. А играть в агентов мне недосуг.

Человек в черном пальто улыбнулся, прихлебнул кофе. Все его движения были неторопливыми, плавными. Он поставил чашечку на блюдце так, будто опасался, что она расколется. Аккуратно разжал пальцы.

– Тема нашего разговора, Денис, очень деликатна. Потому я бы не хотел начинать его вот так, с бухты-барахты.

Подошел официант, поставил перед Рогожиным синюю кружку и маленькое блюдечко с миниатюрными печенюшками. Пользуясь небольшой паузой, собеседник Дениса снова отпил из чашечки.

Они сидели в небольшом подвальном кафе, безликое оформление которого вызывало удивительное ощущение уюта.

Приглушенный свет, мягкая цветовая палитра стен, удобные стулья. Чисто, негромко, мягко. Рогожин никогда по собственной воле не назначил бы переговоры в таком месте. Но в этот раз инициатива исходила не от него.

Сегодня утром у него появился посыльный от очень солидного человека. И передал сообщение.

Таким способом пользовались нечасто. Чтобы сообщить нечто важное, достаточно было позвонить. Послать Е-мэйл. Факс, наконец.

С человеком, верным и надежным, передавали только нечто действительно важное.

– Тот, кто вас сюда послал… – начал Рогожин.

Но человек в черном его прервал:

– Меня никто не посылал. Относительно моей персоны вы можете ошибаться. Это я попросил уважаемого человека оказать мне услугу и пригласить вас на беседу.

– А в чем смысл? Нельзя было просто позвонить?

– Думаете, этого было бы достаточно? – Собеседник улыбнулся. Он был весь чистенький, аккуратный. Гладко выбрит, кожа ровная, ни единой морщинки. Волосы аккуратно уложены. – Всего лишь одного звонка достаточно, чтобы вы пришли один по указанному адресу?

Рогожин кинул взгляд в сторону. В подвальчике было немноголюдно. Какая-то парочка сидела в дальнем углу, да мужчина в красной спортивной куртке с аппетитом жевал отбивную. Ничего такого, чего стоило бы бояться.

– Нет, – покачал головой человек. – Не думаю. Вы бы поинтересовались: мол, кто звонит да почему, да пошла бы тягомотина…

– Кстати, вы не представились, – напомнил Рогожин.

– И не буду. Поверьте, Денис, это вас не должно волновать. Достаточно и того, что вам известно: я связан с очень серьезными людьми. Пусть я не являюсь частью их схем. Но вся деятельность таких людей входит в сферу моих интересов. И, поймите меня правильно, меня устраивает текущее положение дел.

– Эту песню я уже слышал.

– Может быть. Но вы не вслушались в слова. Положение в Питере изменилось. Это сильно портит общую картину. Тревожит и меня, и тех, кто выше меня.

– А что, и такие есть?

– Есть. Но разговор сейчас не о них.

– Знаете, кем бы вы ни были, – Рогожин зло раскрошил печенье в пальцах, – но я конкретно не догоняю, о чем сейчас разговор. Пусть он тридцать три раза деликатный, но все же давайте перейдем к делу. Или хотя бы пододвинемся к нему поближе.

– А мы и так ближе некуда, Денис. Я имею в виду связь с цыганами.

– Это мое дело.

– Ваше. – Человек в черном кивнул. – Именно что ваше. Надеюсь, вы понимаете, что и ответственность за это дело несете вы? Вы работаете с цыганами и поставляете на рынок Питера некачественный товар. На это не идут даже те, кто на этом рынке работает уже долго. Такое поведение вне правил.

– И что?

– И то, Денис, что вы не учли реальной ситуации. Вы не учли государственной политики, Денис.

– А при чем тут это?

– При том. Почему, вы думаете, серьезные наркотики – героин, крек и другая синтетика – на рынок не поступают? Почему найти кокаин сложнее, чем левый ствол? При этом довольно широк спектр травы и других препаратов естественного происхождения.

– Почему?

– Потому, Денис, что уничтожить наркобизнес невозможно. Но его можно контролировать. Всегда найдутся идиоты, которые хотят свести счеты с жизнью. Всегда есть больные, зависимые люди. Их лечат. Иногда успешно, иногда нет. Положение довольно шаткое. Как, впрочем, любое равновесие. Государству нужны деньги, чтобы лечить этих самых больных, зависимых наркоманов. Благое дело, не находите?

– Мне, если честно, все равно. Если есть идиот, желающий отравиться, то это его право.

– Может быть. Где-то я даже с вами согласен. Но государству нужны деньги. И мы их ему предоставляем.

– При чем тут я?

– При том, Денис. Вы связаны с цыганами. Которые делают некачественный товар. Который гробит людей значительно быстрее, чем вся известная линейка других наркотиков, имеющих хождение в Питере. Вы нарушаете баланс, Денис. Но я вас не виню. – Собеседник поднял руку, словно отметая любые возражения Рогожина. – Я вас понимаю. Вы молодой, энергичный человек. У вас, может быть, значительное будущее. Но сейчас вы сильно портите государству жизнь. Это неправильно.

– Вы хотите, чтобы я кому-то платил?

– Нет. Платят другие. Брать деньги от вас бессмысленно.

– Почему?

– Синтетический героин. Вы производите и торгуете препаратом, который не дает шансов на успешный исход лечения. Понимаете? Никаких шансов. Лечить людей, которых невозможно вылечить, даже если это делать на деньги того, кто их убивает, кто продает им концентрированную смерть… Нелогично и глупо.

– И что вы предлагаете?

– Да. – Человек улыбнулся снова, широко, показывая зубы. Рогожину показалось, что клыки у собеседника немного длиннее обычного. – Я могу предложить.

– Что?

– Вы сворачиваете работу. Более того, цыганы теперь это ваша проблема. Их выбивали из Питера старательно и последовательно. Но теперь пришли вы и дали им возможность торговать. Это ваша проблема.

Рогожин покрутил синюю кружку в ладонях. Обмакнул в остывший кофе указательный палец, облизнул его.

– Чего-то я не понимаю, – сказал Денис, прищуриваясь. – А почему, собственно, вы сами не умоете цыган и меня заодно? Раз вы такие крутые… Почему не спустите собак? Государство, о котором так печетесь, не натравите?

– На цыган? Или на вас? – поинтересовался человек. – Тут, видите ли, есть ряд нюансов. Во-первых, убрать вас как персону ничего, конечно, не стоит, но и пользы особенной не принесет. Потому что за вами, вы простите, Денис, разгребать и разгребать. А во-вторых, разбираться с цыганами на государственном уровне, мягко скажем, не хорошо. Дело будет пахнуть дурно. Вам ведь знакомо слово «геноцид»? Государство – явление масштабное, и его действия часто бывают страшны. Бьешь по мухе, а сшибаешь телевизор. Знакомо? Ведь нельзя же сказать, что цыганский театр «Ромэн» – это сплошь наркодилеры и производители дури. Нет. Нельзя целый народ записывать в преступники. А государство именно так и сделает. Не со зла, просто иначе оно не может. Иначе не получается. И вот, чтобы уладить такие сложные дела к обоюдному удовольствию, есть такие люди, как я. Которые приходят к таким людям, как вы, и просят исправить некоторые ошибки. Собственноручно. Цыгане не должны поставлять на рынок свою дурь. Повторюсь. Это ваша проблема.

Человек замолчал, с легкой улыбкой наблюдая за Рогожиным. Денис ждал. Он точно животным нутром знал: сейчас будет продолжение.

И был прав.

– Со своей стороны мы можем предложить вам, может быть, не много, но в вашем положении, Денис, этого хватит вполне. Особенно учитывая ваши способности и амбиции.

– Я слушаю, – сказал Рогожин.

– Мы знаем, что у вас есть определенные претензии на, скажем так, чужое имущество. Проблема заключается в том, что без решительных шагов с вашей стороны обозначить свои притязания вы не можете. Но и любые активные действия, которые предпримете вы, будут весьма грубо пресечены со стороны корпорации известных вам людей. Я прав?

– В общих чертах.

– Это правило. Буква Закона. Но есть одно-единственное исключение, о котором вы знаете. Личные дела, в которые не будет вмешиваться воровская корпорация. Для этой организации важен бизнес, помните, как в кино: «Это только бизнес, ничего личного». Бизнес не касается персональных заморочек, и личные дела не касаются бизнеса. И если все завертится оттого, что вас кто-то оскорбил… – Человек развел руками. – Буква и дух Закона не нарушены. Дело чести. Правильно я говорю?

– Возможно. – Рогожин уже понял, к чему клонит собеседник. – Но конкретно что?

– Ах, Денис, вы на самом деле очень торопливый человек. – Мужчина в черном пальто свернул газету в трубочку. – Мне пора. А вы должны знать, что в определенный момент, если вы решите кое-какие известные проблемы, мы сделаем так, что ваши притязания будут выглядеть как личное дело, касающееся чести. По-моему, такому темпераментному человеку, как вы, этого будет достаточно. Думаю, вам нет нужды в повторении екатеринбургской истории. И, конечно, я бы попросил сохранить наш разговор в тайне.

– А если я проболтаюсь?

– То вам никто не поверит, – ответил человек Денису и поднялся. – Нет таких параноиков, которые всерьез считали бы, что государство доит наркодельцов, чтобы лечить наркоманов. Удачи вам, господин Рогожин.

Стоянка большегрузных автомобилей.

Под Санкт-Петербургом.

Март

Производство синтетического героина не требовало особенных сложностей. Набор химикатов, кислот и нехитрой химической утвари. Самым дорогостоящим предметом были мультитемпературные камеры, где полуфабрикат должен был подвергаться длительному воздействию различных температур. Эти морозильники не просто имели большую цену, они еще и дорого обходились в обслуживании. Жрали массу электричества, очень сложно ремонтировались и совершенно не терпели перебоев с энергией. Именно по этой причине мультитемпературные камеры обычно работали в трейлерах, где на них можно было завязать отдельные генераторы.

Цыгане, чтобы обеспечить себе спокойную работу, брали стоянку в долгосрочную аренду за копейки и ставили там несколько мобильных лабораторий, работающих круглые сутки.

Человеческий материал в этом случае ценился крайне низко. Ведь для производства на поток специалисты не требовались. Только руки. И ничего больше. Столько-то граммов сырья на одну порцию. Добавить столько-то миллилитров кислоты. Потом морозилка. Два режима. В полуфабрикат досыпать столько-то граммов одного порошка и несколько гранул другого. Центрифуга. Морозильник.

Лаборанты гробили здоровье. Руки часто покрывались незаживающими язвами. Болели глаза. Дыхательные пути. Типичной картиной в таких местах были юноши, выкашливающие легкие под колесами грузовика. Женщин цыгане на работу не брали. Женщинам находилось другое занятие.

Фактически этих людей нельзя было назвать цыганами в полной мере. Это слово цеплялось к ним по традиции. Кочевые банды, торгующие наркотой, женщинами, крадеными вещами и оружием. Их наркотики убивали почище отравы. Проститутки несли в себе всю линейку венерических и психических заболеваний. Ворованное обычно выдавало покупателя бывшему владельцу с головой, а на оружие нельзя было положиться. Но, тем не менее, всегда находились идиоты, покупающиеся на относительную дешевизну. Кочевники жили неплохо.

В четыре часа утра табор спал. Только кипела работа в двух из четырех трейлерах. Нужно было выработать сырье, чтобы курьеры к вечеру уехали за новой партией.

Все было спокойно, ничто не предвещало беды, когда внутри одной лаборатории вдруг произошло ЧП. Пара работяг затеяла драку. Полетели на пол склянки-пробирки, рассыпалось ценное сырье.

– Эй! – крикнул охранник. – Лежать всем!

Большинство рабочих плюхнулось на пол. Они знали, что цыгане шутить не любят.

Почуявший неладное охранник успел выстрелить, когда в него полетела здоровенная бутылка с кислотой. Стекло лопнуло, и лаборатория превратилась в ад.

В тот же момент на стоянку с ревом вкатилось три здоровенных джипа, до отказа набитых людьми. Рогожинцы без труда перебили сонную охрану. Вывели рабочих к ближайшему трейлеру и хладнокровно расстреляли всех до единого. А потом запустили «красного петуха» в лаборатории.

– Вот какая беда случилась, – говорил в это время Денис валяющемуся у него в ногах барону. – Сложно все так завертелось, понимаешь?

– Зачем? – прохрипел барон.

– Затем, сука черномазая, затем. – Рогожин боролся с искушением выстрелить старику в затылок. – Ты думал, что мне твоя дурь нужна? Или ты мне нужен, чтобы деньги делать? Нет, козел, ты и твои чернозадые мне нужны мертвые, понял? И табор вонючий твой чтобы к Питеру больше ни ногой… Понятно я говорю?

– Понятно. – Слова давались барону с трудом. И не от гордости кочевой. Он с удовольствием сейчас оказался бы где-нибудь за тысячу верст от своего публичного дома, просто трудно говорить, когда губы разбиты и нос сломан. Больно.

– И чтобы ты, кучерявый, мои слова помнил, как «Отче наш», я твоих дочек при себе подержу.

– А-а… – застонал старик.

– Ага. Будут себя вести хорошо, так и не обижу. Мне ваши песни нравятся. И ты, старый хрыч, тоже не дури. Ноги в руки, и пошел, пошел…

Рогожин пнул напоследок барона сапогом и вышел за дверь.

Его банда с веселым гиканьем и радостными воплями гоняла по бывшей общаге проституток.

Дом Вязниковых

– Какая все-таки гадость. – Катя швырнула толстый цветной журнал на пол. Блестящая бумага гулко хлопнула о паркет.

Сергей, который только что вошел в студию, рассмотрел название. «Cosmopolitan».

– Ну, вообще-то его читает большинство девчонок, которых я знаю, – прокомментировал он. – Привет.

– Привет! То-то и беда, что большинство. – Катерина не заметила, как молодой человек посмотрел на ее стройные ножки, закинутые на подлокотник кресла. – Читают, смотрят и больше всего на свете хотят подходить под стандарт, разработанный специалистами журнала. А это, на мой взгляд, просто катастрофа.

– Почему?

Катя сейчас походила на большую черную кошку. Несмотря на то, что ее волосы рыжей волной легли на плечи, кошка была именно черная. Сергей рассматривал ее без всякого стеснения. Грудь, обтянутая темно-зеленым джемпером, линия бедер, точеные ножки.

– Потому что женщина от «Космополитен» – это не женщина. А просто мужчина. Причем даже не в юбке, потому что носить сейчас юбку не модно.

– С чего ты взяла?

– Ты про юбку?

– Нет, – Сергей усмехнулся, – я про тезис: женщина, как мужчина.

– А, ну это просто. Так или иначе, но со страниц журнала исходит информация о том, что для большинства читательниц на первом месте стоит их карьера. А уже потом, где-нибудь на пятой позиции, семья, дети и прочие «условности».

– Но, может быть, это результат опросов? – Нельзя было сказать, что Сергей не согласен с выводами Кати. Ему просто было интересно узнать ее мнение.

– Конечно, результат опросов. Именно так это и преподносится. Но, во-первых, опросы штука простенькая, и как их делать так, чтобы получить нужные ответы, говорилось много и в разных местах. А во-вторых, у меня нет возможности проверить результаты. Поэтому я ставлю их под сомнение. Хотя и не слишком.

– Почему не слишком?

– Потому что существует определенная обратная связь. «Космополитен» издание идеологическое. И работают там такие мастера слова, которым не нужно много стараться, чтобы создать общественное мнение соответствующей направленности. Надо кому-то, чтобы женщина перла вперед, как танк, давя гусеницами всех и вся, пробивалась наверх по карьерной лестнице, носила брюки и во всем походила на мужчину, – пожалуйста.

– Каким образом?