Текст книги "Африканский казак"

36

Нового коня под седлом командира увидели все, но открыто высказаться на эту тему решил только Айчак.

– Так и знал, что в Борну тебе не придется долго ездить на чистокровном арабе. Здесь умеют ценить коней.

– Чем плох этот гнедой?

– Конь отличный, настоящий сулибава. Местная порода, сильная и выносливая, выведенная для воинов. Но все равно ты продешевил, еще хорошо, что купец тебе оставил седло с кобурами. Видно, он хитрый старик.

– Где Идрис и Хасан? – строго спросил Дмитрий. Продолжать разговор о купце не хотелось.

– Идрис еще не вернулся, а Хасан обещал к вечеру пригнать стадо коров для нашего пропитания. Это их купец дает в придачу за Султана?

– Про купца забудь. Всем объяви – сегодня учение, отрабатываем прохождение общим строем.

Как и следовало ожидать, молодые наездники шува, которых распределили по разным десяткам, так и не поняли своих обязанностей в строю. Услышав звук рожка, они галопом вылетели вперед, готовые все сокрушить на своем пути. Кониптицы, всадники-удальцы с горящими глазами! Ужас для врагов, отрада для невест!

Общий порядок оказался нарушен, большинство воинов также не смогло удержать коней. Следом за молодцами шува все покатились кучей, да так, что от топота копыт задрожала земля. По знаку Дмитрия Айчак достал сигнальную ракету, одну из тех, которыми он разжился на службе у англичан. Пустил ее над головами передних всадников. Резкий хлопок разрыва и сноп малиновых искр испугал лошадей и моментально обратил в бегство весь отряд.

На призывные звуки рожка воины собирались, стараясь не смотреть друг другу в глаза. После того как все снова разобрались по десяткам, Дмитрий выехал вперед… А гнедой-то и верно хорош – стать генеральская, да и на всю эту суматоху почта не обратил внимания, только недовольно пофыркивал…

– Слушать меня! – Черная молния вылетела из ножен засверкала над головой командира. – Когда девчонка подкрашивает глаза, все понимают, что она готова выйти замуж и не боится рожать! Когда мужчина становится в строй и берет оружие, все понимают, он готов убивать и быть убитым! Но жить хотят все! Поэтому женщины принимают свои меры, мужчины – свои. Вы все отличные воины, сильные и смелые, но воевать в одиночку нельзя. Хотите жить и побеждать – выполняйте приказы! Получите боевой опыт, будете командовать сами!

Привстал на стременах и во всю силу легких прорычал древний боевой клич суданских конников:

– Харамта барадей2020
  харамта барадей – Всадники, приготовиться!


[Закрыть]! По десяткам справа! Рысью марш!

Ежедневные учения последовали одно за другим. Как эскадронный перед императорским смотром Дмитрий гонял всех беспощадно, лично осматривал каждую винтовку, лошадь, седельную кладь. Айчак забыл о своих любимых шахматах, вместе с десятниками выслушивал наставления, а потом словом и делом доказывал молодежи необходимость совместных действий. Хасан мотался где-то на встречах с чиновниками эмира, но наведывался довольно часто. Благодаря его неусыпному надзору снабжение шло исправно, а общие молитвы совершались регулярно пять раз в день.

Вскоре в лагере стали появляться важные придворные чины, начались переговоры о порядке торжественного вступления в столицу. Все они очень интересовались отрядом, внимательно присматривались к его начальнику. Кто лестью, а кто хитростью пытались выведать у него последние новости о событиях в Эфиопии и на нильских берегах. Но все вернулись ни с чем, хотя один из них попытался было выразить свое неудовольствие. Но резкий отказ продолжать разговор сразу же произвел на беднягу отрезвляющее впечатление. Как посмеиваясь сообщил позднее Идрис, рассудительность и твердость приезжего все придворные оценили очень высоко, а его знание местного языка произвело благоприятное впечатление.

Настал день, когда из Диква дали знать, что там все готово.

Последняя часть похода проходила как праздник. В небольших городках устраивались краткие, но торжественные встречи, говорились речи, восхваляющие мудрое правление эмира Раббеха, подносились подарки. Радовали многочисленные хорошо возделанные поля, деревни, окруженные рощами плодовых деревьев и загонами для скота, людные базары, тяжело груженные караваны верблюдов и вьючных быков. Богатая, густонаселенная страна.

– Почва здесь плодородная, и вода в избытке, – сообщил сопровождавший посольство Идрис и, отвечая на вопрос Дмитрия, добавил. – Население Борну насчитывает около пяти миллионов человек, но это без численности пограничных племен.

– Какова сама столица?

– Во время завоевания прежняя столица Кукава была разрушена, и эмир велел построить новую на месте небольшой крепости Диква, расположенной на пересечении торговых путей. Сейчас в ней проживает свыше ста тысяч человек. Новый двухэтажный дворец эмира занимает особый квартал, имеет просторные залы и свыше тысячи отдельных покоев. Рядом с ним построены мечеть, здания государственных служб, казармы, арсенал, склады. В отдельном квартале живут иностранные купцы со своими приказчиками и слугами. Некоторые из них обосновались у нас вместе с семьями.

– Хорошо идет торговля?

– Редкая сделка не приносит двойной прибыли, а некоторые караваны из Триполи привозят товаров каждый на миллион талеров. Золотой песок, цветная кожа, винтовки, медь и другие товары дают хороший доход и нам и иностранцам, – улыбнулся Идрис. – Ты сам удивишься, когда увидишь этот молодой город.

Удивиться пришлось. Действительно, не ожидал увидеть такое в самом центре Африки.

Крепостные стены Диква в пять раз превышали рост человека, их чудовищная толщина и черные глазницы бойниц вызывали невольный трепет. Дмитрий уже слышал, что эти оборонительные сооружения сооружаются из чури – шаров размером с небольшую тыкву, приготовленных из особой глины, смешанной с конским волосом и соломой, и высушенных на солнце. Уложенные на специальные каркасы и скрепленные местным цементом, они свободно выдерживали удары пушечных ядер. Не меньшее впечатление произвели и городские ворота, сделанные из толстых балок и обшитые широкими полосами железа. Они укрывались за выступом стены, так что незваный пришелец мог обстреливаться с правой, не прикрытой щитом, стороны и со спины, а запирались массивной железной цепью. Широкие и чистые улицы города были обсажены тенистыми деревьями, а площади заставлены торговыми палатками.

Встречая послов, столица принарядилась. Еще с вечера глашатаи призвали всех владельцев домов и лавок украсить стены своих жилищ коврами и цветными тканями, а старостам кварталов было рекомендовано проверить, как жители откликнутся на этот призыв. У ворот города и на площадях встали конные воины в начищенных до блеска кольчугах и шлемах, украшенных пышными перьями. На всем пути следования посольства для наблюдения за порядком разместились пешие стражники с длинными дубинками в руках. Собранные со всех окрестных городков и селений музыканты начали трудиться с восходом солнца, и воздух уже дрожал от рева длинных медных труб, каждую из которых с трудом могли поднять два крепких помощника музыканта. Непрерывно визжали рога, флейты, дудочки, звенели гонги и грохотали барабаны. Время от времени в дело вступали отряды базингеров. Эти молодцы, одетые в свою парадную форму – алые кафтаны и черные фески, – бойко заряжали ружья и, к восторгу всех ребятишек, дружно палили в воздух. Но все это изобилие звуков перекрывали залпы пушек, установленных на главной площади перед дворцом эмира.

Совершенно оглохший Дмитрий медленно ехал во главе длинного посольского каравана. Больше всего он боялся, что не сможет справиться с недавно полученным гнедым, который может испугаться такого шума и понести. К счастью, два рослых дворцовых конюха не расслаблялись и мертвой хваткой висели на его уздечке. Солнце уже начинало припекать, пот заливал глаза, а провожатые низко кланялись и указывали на все новые и новые повороты улиц. Казалось, что этому шествию не будет конца.

Но когда все же добрались до площади перед дворцом, то все поплыло перед глазами. Толпа придворных чинов, начальников областей, войсковых командиров, подвластных султанов и племенных вождей сияла поистине варварским великолепием. На их фоне важные дворцовые служители в форменных голубых и розовых рубахах с зубчатой золотой вышивкой на груди – не менее восьми длинных конусов у каждого – выглядели почти как обычные горожане.

Картина была незабываемой. Огромные тюрбаны из белой, розовой и зеленой кисеи, пирамиды разноцветных перьев, сияющие полированной сталью и золотой насечкой шлемы вздымались над стеной многоцветных шелковых и бархатных халатов, плащей и накидок, украшенных разнообразными вышивками пестрыми шкурами, завесами ярких ожерелий и бус. Кое-где из нее выступали темные кисти рук, унизанные перстнями с переливающимися на солнце драгоценными камнями и широкими браслетами, сжимающими длинные фигурные жезлы и посохи, на украшение которых никто не пожалел золота. Не меньшее впечатление производило и основание этой живой стены – всевозможные башмаки и сапожки из мягкой кожи и сандалии на высоких подставках с пучками страусиных перьев и массивными золотыми пряжками.

На фоне такого великолепия кучка примостившихся на краю площади краснолицых европейских торговцев, разомлевших от непривычной жары в своих кургузых серых пиджаках и узких брючках, совсем не смотрелась.

У арки приземистых ворот, ведущих во внутренние помещения дворца, на невысоком помосте, обложенном яркими кожаными подушками, сидел сам эмир Раббех. В отличие от своих приближенных одет он был более чем скромно – на голове тюрбан из дешевой материи, на плечах простая голубая рубашка с узкой серебряной вышивкой по воротнику. А вот четки в его руках были дорогими – из алых кораллов с берегов Красного моря. За его спиной возвышался могучий мужчина в расшитой кожаной куртке и широких малиновых шароварах. На боку кривая сабля с усыпанной алмазами рукояткой, мускулистые руки сложены на груди, взгляд грозен.

Именно этого великана по имени Суруру, первого из всех придворных, описал Хасан. Предупредил, что ему надлежит молча кланяться и в разговор с ним не вступать никогда. Еще добавил, что это хранитель личных покоев эмира, быстро и безжалостно исполняющий все приказы повелителя.

Когда посольство приблизилось к помосту, в последний раз бабахнули пушки и взвыли медные трубы. Наступила тишина, и после подобающей паузы вперед выступил глашатай. Вещал он громко и красиво, но не старался прояснить смысл сказанного. Тем не менее из его слов можно было понять, что верноподданный эмира Альхаджи Хасан Инува в качестве посла был направлен в Эфиопию и вернулся с посланием негуса и подарками. На обратном пути его сопровождал военный отряд. Дружба между правителями двух могучих государств процветает и крепнет.

Затем последовало и вручение самого послания. Пышно разодетый Хасан бережно достал из сияющего бронзового ларца завернутый в золотую парчу свиток. Громко и внятно передал от имени эфиопского владыки привет правителю Борну и протянул послание Раббеху. Тот с важным видом принял свиток, подержал его у всех на виду и передал одному из придворных.

Глашатай прокричал, что сейчас состоится вручение эфиопских подарков. Об этой части торжества Дмитрий не был осведомлен и сейчас с большим интересом смотрел на происходящее. Незнакомые ему слуги в тюрбанах из синей серебристой ткани вывели на площадь десять статных коней в богатой сбруе. Впереди всех вели Султана, а чтобы все увидели и оценили его породу и стать, оставили на нем одну лишь уздечку, украшенную золотом и изумрудами. Следом вывели десять верблюдов с ковровыми вьюками, в которых обычно перевозятся ружья. Но все зрители терялись в догадках о том, что содержится в громадных сундуках и корзинах, навьюченных на десять крупных ездовых быков. Они же со знанием дела оценили и девять мускулистых молодых мужчин, чья натертая маслом черная кожа засияла на солнце, когда они пали ниц перед помостом у ног эмира.

Голос глашатая известил, что эти десять рабов также предназначены в дар непобедимому правителю Борну.

– Но их же здесь только девять! – один из придворных довольно громко позволил себе выразить недоумение. Кто-то тут же возмущенно ахнул.

– О великий эмир! Прости мою смелость, но это не ошибка! Счет верен! – Хасан покаянно ударил себя в грудь. – Твой десятый раб это я!

Толпа на площади восхищенно загудела, а лица некоторых вельмож посерели от зависти. Кто бы мог додуматься до такого общенародного доказательства своей преданности повелителю. Ох, далеко пойдет этот рябой бродяга!

– Благодарю за ценные подарки, присланные настоящим другом, – голос Раббеха звучал сильно и четко. Его слова, словно удары гонга, разносились над притихшей толпой. Все знали, что говорит сам Хозяин. Мудрый хаким. И одним в его голосе слышался звон полновесных золотых динаров старой чеканки, а другим свист гибкого бича из буйволовой кожи. Звучал голос Власти, и среди его слушателей не было равнодушных и шутников. – Спасибо, верный Хасан, ты отлично выполнил наше поручение и получишь щедрую награду. Но вот рабов нам не надо. Во всем мире торговля ими запрещена, и наше государство не должно походить на дикие племена. Отныне эти люди свободны! Они получат землю и деньги на обзаведение хозяйством, будут трудиться и платить налоги наравне со всеми жителями Борну!

Последние слова эмира потонули в восторженных кликах. Когда изъявление чувств закончилось, вновь заговорил Хасан.

– Великий эмир, вместе со мной в Борну пришли Альхаджи Муса и его всадники. Они хотят служить тебе.

– Приветствую тебя, Альхаджи Муса. Кто ты такой и где воевал? В нашем войске много славных витязей, и служить вместе с ними большая честь.

– Великий эмир, разреши моим людям пройти строем по площади. Сам увидишь, достойны ли они служить под знаменами Борну. – Говоря так Дмитрий лишь слегка склонил голову, но приложил руку к сердцу. Знал, что весь его вид – бурое обветренное лицо, походная одежда, высокие сапоги со шпорами, кобура с невиданным в этих краях маузером и сабля – ни у кого не оставляют сомнений в его профессии. – Великий эмир, о тайнах военного дела не принято говорить открыто. Где и с кем я воевал расскажу тебе и твоим советникам. После этого ты сам примешь окончательное решение.

Первым на площадь вылетел Айчак, осадил коня у самого помоста, как положено отсалютовал эмиру. Все зрители залюбовались его мужественным видом, английским мундиром с блестящими пуговицами и пряжками, массивными серебряными часами. Шрамы на лице и отрубленные пальцы свидетельствовали – и этот иностранец умеет прокормиться на войне.

– Постой, постой, воин, – произнес Раббех. – Мне знакомо твое лицо. Не тебя ли я видел лет двадцать назад в Джебель Дуда под Сеннаром?

– Верно, великий эмир! Мне доводилось там покупать коней!

Последовал краткий разговор о прошлом. Вспомнили знакомых купцов, зеленые долины Сеннара, закаты над Нилом. Оба растрогались, а все окружающие умилялись. Ну и память у хакима! После стольких лет помнит мельчайшие подробности!

Польщенный всеобщим вниманием Айчак превзошел самого себя. Команду на прохождение рысью проревел громче слона, так что кони стражников испуганно заплясали, а один даже сбросил своего седока. Но этого уже никто не заметил.

Отряд по трое в ряд лихо прошел поперек площади. Шли соблюдая равнение, лица веселые, кони сытые, обмундирование и сбруя почти одинаковые. Сколько репетировали, чтобы добиться такой выправки. Все же некоторые сбои произошли. Но зрители, привыкшие к тому, что пестрые толпы всадников на разномастных конях обычно движутся на манер табуна зебр, ошибок не заметили. Главный же маневр вышел на славу. В центре площади сделали четкий поворот и по заранее очищенному от людей переулку проскакали за стены дворца. После этого опять последовали восторженные крики, пушечная пальба и громыхающая музыка.

Но для некоторых лиц торжества еще не закончились.

В одном из покоев на верхнем этаже дворца послушать беседу с послами собрались ближайшие советники эмира. Под сводчатым потолком, расписанным белыми, черными, красными и зелеными узорами, на расшитых тюфяках и подушках собралось человек тридцать. Кто поважнее, те сели в центре, остальные устроились у завешанных коврами стен. В благостной тишине было оглашено послание негуса. После этого эмир усадил гостей перед собой и стал задавать вопросы о войне эфиопов с итальянцами, разгроме махдистов, положении в Нильской долине.

Сравнивая свои впечатления после тайной встрече в шатре и торжественной церемонии на площади, Дмитрий увидел и третье лицо повелителя Борну. Перед ним предстал не только хитрый хозяин и тонкий политик, но и расчетливый царедворец, умело скрывающий от приближенных свои знания и намерения. Во время этой беседы говорилось очень много общих слов, делались многозначительные паузы и бессмысленные на первый взгляд повторы, а все сказанное можно было понимать во многих смыслах. Практически разговаривал с эмиром лишь один Хасан, остальные придворные только слушали с подчеркнуто сосредоточенным видом, вовремя поддакивали, хмурились или улыбались. Пару простых вопросов Раббех задал и Дмитрию, но на них нужно было отвечать очень кратко. На первый – «да», на второй – «нет».

Поэтому можно было спокойно рассмотреть собравшихся и некоторых из них узнавать по описаниям Хасана и Идриса. Сам же барде сидел за спиной эмира рядом с могучим Суруру и с неподвижным лицом наблюдал происходящее.

А вот на лице Файдулла, старшего сына Раббеха, был написан неподдельный интерес. Он слушал с большим вниманием и один раз даже позволил себе вмешаться в беседу. Отец с одобрением взглянул на этого широкоплечего красавца, согласно кивнул. Второй сын, Наби, не смотрел на послов, но по тому, как он то сжимал, то разжимал свои громадные кулаки, можно было понять, что услышанное не оставляет его равнодушным. Совсем юный Мухаммед, большеглазый и пухлогубый, замер с приоткрытым ртом. Видимо, отец впервые разрешил ему присутствовать на такой важной встрече. Седой и грузный Абубакар, старейший соратник Раббеха, в свое время одержавший решительную победу над войсками прежнего правителя Борну, сидел прищурив глаза, явно думая о чем-то другом. Но худощавый остроносый верховный судья и советник эмира Хайяту то и дело нервно морщил губы. Он – правнук святого шейха Османа дан Фодио, поднявшего под знаменем ислама своих соплеменников фульбе на борьбу с язычниками, основавшего обширный султанат Сокото, прославившегося звучными поэмами и удивительными чудесами – молчал, но слушал с каким-то особенным выражением на лице. Время от времени его бронзовые щеки темнели от возбуждения, а глаза лихорадочно вспыхивали.

В конце беседы именно он не сдержал переполнявших его чувств, стремительно встал во весь рост и восславил Аллаха.

– Сегодня всему миру явились слава и мощь нового Борну и мудрость его повелителя хакима Раббеха! – провозгласил он. – Подвластные ему земли простираются от Нигера до Нила, от пустыни до джунглей. Богатства соседних стран стекаются на благодатные берега Чада, поступь непобедимых базингеров заставляет дрожать печень у всех врагов эмира, казна Борну неисчислима! Сегодня мы все увидели новое свидетельство прозорливой мудрости хакима – повелитель Эфиопии, потомок древнейших царей вселенной, прислал нашему любимому вождю братский привет и щедрые свидетельства своей дружбы! В Диква уже побывали посланцы турецкого султана и короля Бельгии, у ворот нашего повелителя ждут своей очереди представители Франции, Англии, Германии, султаната Вадаи и других стран. На наших рынках продаются товары заокеанских государств от Америки до Индии! Могуч и велик эмир Раббех! Несокрушима его власть, безгранична преданность его подданных. Только гнусные язычники сомневаются в этом, но скоро все они испытают силу Борну…

– Спасибо тебе, Хайяту! – прервал этот фонтан красноречия Раббех. – Твои слова идут от самого сердца. Ты настоящий факих, знаешь наизусть весь Коран и совершил паломничество в Мекку. Придет день, и ты по праву займешь престол своего великого прадеда в Сокото. Но пока ты не можешь, подобно ему, незримо переноситься в дальние страны и города и предсказывать будущее. Не спеши грозить соседям, сядь и успокойся.

– Если султан всем приказывает плакать, то одноглазый начинает рыдать первым, – довольно громко проворчал Абубакар.

Возразить Хайяту не успел, лишь бросил яростный взгляд на старого вояку. В это время эмир обратился к Дмитрию.

– Ты привел отличных воинов, Альхаджи Муса. Эти галласы, баккара, шува прирожденные всадники, а ты умеешь ими командовать. Думаю, что поможешь нам советами и в других делах.

– Готов служить тебе, великий эмир!

– Сильна ли твоя вера, Альхаджи Муса? – вновь подал голос Хайяту.

– Он отлично стреляет и владеет саблей! – решительно произнес Идрис.

– При чем тут вера? В саванне и шакал сойдет за святого! – прорычал Абубакар. – Главное, чтобы он побеждал в бою.

– Ты сам не тверд в вере и нарушал пост! – закричал Хайяту. – Ты говорил, что…

– Хватит спорить! – эмир прервал своего советника. – Объявляю всем, что Альхаджи Муса получает звание галадима. Он и его воины будут жить во дворце.

После окончания совета Дмитрий направился в отведенные ему покои, но прежде решил взглянуть, где и как разместились его воины. Какой-то придворный чин почтительно указывал путь и давал пояснения, проворные слуги распахивали двери, старались поддержать на крутых лестницах. Шли через залитые солнцем дворы и темные переходы, мимо больших и малых покоев, складов и хранилищ.

В каком-то проулке путь загородили верблюды, те, которых сегодня утром видели на площади. В их ковровых вьюках и в самом деле находилось оружие. Английские карабины Мартин-Генри, система уже устаревшая, но вполне надежная. Сейчас слуги разбирали их и вносили в здание с узкой дверью и толстыми стенами.

– Как поживаете мистер Димитри Иесолоф? – раздалось за спиной Дмитрия. – Сегодня вы отлично сыграли свою роль в представлении!