Текст книги "Завещание доктора Шребера"

7. Фридолина, ее мать Даниэль Пауль и третья госпитализация

После девяти лет, проведенных в психиатрических больницах, 20 декабря 1902 года Шребера выписывают. Из «Замка Зонненштайн» он возвращается сначала в дом матери и вскоре переезжает с женой в новый дом в Дрездене.

В 1906 году Шреберы удочеряют девочку-подростка Фридолину. Впоследствии она будет рассказывать, что отец был для нее «в большей степени матерью, чем настоящая мать»[359]359
  Niederland W. The Schreber’s Case. P. 31.


[Закрыть]. Она, Даниэла Паулина, была более любящей, заботливой и доброй. Мама Шребер гуляет с дочерью, играет с ней в шахматы, музицирует на фортепиано и много читает на латыни, греческом, французском, английском, итальянском.

В мае 1907 года в возрасте 92 лет умирает мать Шребера. 14 ноября того же года удар поражает его жену. Состояние Даниэля Пауля незамедлительно ухудшается.

Несколько недель спустя его госпитализируют в третий и последний раз. Он оказывается в новой государственной психиатрической больнице в деревушке Дёзен под Лейпцигом. Он практически не разговаривает с докторами. Иногда пишет на обрывках бумаги отдельные слова, типа «чудеса», «могила», «не ел». Его одолевают неожиданные приступы смеха и крика; случаются эпизоды депрессивного ступора, нарушается сон; пытается покончить с собой; его преследуют бредовые мысли о собственном распаде и гниении. Он мечтает об одном – умереть на воле, оказаться в последний свой час не в психбольнице, а в обычной домашней обстановке в окружении родных и близких.

14 апреля 1911 года Даниэль Пауль Шребер скончался в психиатрической больнице. Земное существование его подопытной души завершилось. Сон лучей закончился?

В конце «Мемуаров нервнобольного» Шребер говорит, что благодаря связям с Богом, благодаря превращению в женщину, благодаря рождению новой расы, имя его ждет великая слава. Он уверен в том, что имя его переживет тысячи других имен. И он не ошибается.

Глава 6
Ортопедический мир наспех сделанных подобий и чудостроения отца

1. Свет разума и отец как светило просвещения

Отец Даниэля Пауля Шребера Даниэль Готтлоб Мориц Шребер был известным немецким врачом, социальным педагогом-экспериментатором, доктором медицины и профессором Лейпцигского университета. Отец преподавал в том самом университете, в психиатрическую клинику при котором попадет его сын, в клинику, которой руководит профессор доктор Пауль Эмиль Флексиг. В 1844 году Даниэль Готтлоб Мориц Шребер занимает пост директора Лейпцигского санатория. Его многочисленные научные публикации посвящены здоровью детей и социальным последствиям урбанизации во времена Второй промышленной революции. Самой популярной из его книг стала «Врачебно-комнатная гимнастика» (1855). Через год она вышла по-русски, и свою небольшую рецензию на этот трактат Николай Гаврилович Чернышевский начинает со слов: «Если следовать совету почтенного доктора, издавшего свою книжечку в Лейпциге и ныне переведенную на русский язык, то придется с раннего утра до поздней ночи поднимать руки в сторону, кружить ногами, поворачивать туловище, приседать, махать руками и, кроме этого, ничего больше не делать»[360]360
  Чернышевский Н. Г. Избранные педагогические сочинения. М.: Педагогика, 1983. С. 98.


[Закрыть]. Среди прочих достижений Даниэля Готтлоба Морица Шребера отметим пангимнастикон, аппарат с многочисленными гимнастическими возможностями, многофункциональный тренажер для бодибилдинга и укрепления различных мышц, как сказали бы сегодня. Этому аппарату посвящена отдельная книга Шребера-старшего.

Отец был светилом. Флексиг был светилом. Бог, разумеется, тоже. Да, конечно, это – разные светила, но в то же время они – переходны. Один равен и не равен другому. Так, на взгляд Фрейда, Шребер-старший «вполне подходил для того, чтобы в нежном воспоминании сына, который так рано его лишился, прославляться как бог»[361]361
  Фрейд З. Психоаналитические заметки… С. 176.


[Закрыть]. От светила исходит сияние; внутренним оком видит Шребер его сияющий облик. Светило – пункт схождения лучей теологического дискурса с астрономическим. Светило – пункт схождения мужского и женского: если отец и Бог – мужского рода, то Солнце по-немецки – женского. При этом Солнце, die Sonne, близко сыну, der Sohn. У отца-светила сын также должен сиять.

Светила говорят. Солнце Шребера говорит. Солнце говорит со Шребером, протягивая к нему свои лучи. Солнце «говорит с ним человеческим голосом и тем самым предстает перед ним как живое существо или как орган по-прежнему стоящего за ним высшего существа»[362]362
  Там же. С. 178.


[Закрыть]. Солнце живо. Оно – говорящий орган.

Даниэль Пауль посвящает солнцу одно отдельное небольшое примечание к своим «Мемуарам», в котором первым делом отмечает, что солнце до болезни и после того, как он оказался в психиатрической больнице, – разное. Солнце солнцу рознь. Но, главное, Шребер научился управлять солнечными лучами:

Его лучи бледнели передо мной, если я начинал с ним разговаривать вслух. Я без проблем мог смотреть на солнце, и оно меня ослепляло лишь чуточку, в то время как, когда я был здоров, то, подобно другим людям, не мог на него смотреть прямо и одной минуты[363]363
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 102.


[Закрыть].

Нужно было заболеть, чтобы совладать с солнечными лучами, чтобы они бледнели от говорящего вслух судьи. Кстати, произошли перемены с солнцем не только в связи с помещением Шребера в психиатрическую больницу, но и в связи с перемещением из одной клиники в другую. Десятую главу «Мемуаров» Даниэль Пауль и начинает с того, что в первые же недели пребывания в Зонненштайн он заметил перемены, произошедшие с солнцем. Солнца в новой клинике стало больше, оно увеличилось в размерах. И это кажется совершенно логичным, если учесть, что Sonnenstein в переводе – солнечный камень[364]364
  Интересно, что глагол sonnen означает, во-первых, выставлять на солнце, а во-вторых, в возвратной форме, sich sonnen – загорать, наслаждаться.


[Закрыть]. Сюда и должно попадать больше солнечных лучей. В Лейпцигской клинике солнце было явно меньших размеров, и возглавляла его – солнце, а не только клинику – душа Пауля Эмиля Флексига. Именно профессор был фюрером лучей. Теперь же, в Пирне, это был другая душа, чьи нервы Шребер идентифицировал как нервы директора клиники Зонненштайн, доктора Гвидо Вебера. Директор этой больницы тоже сияет в лучах. Светило сменяет светило: «Тайный советник, доктор Вебер какое-то время назад умер и отошел вместе со своими нервами в область блаженства, однако затем вернулся к жизни среди людей»[365]365
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 99.


[Закрыть] и воссиял.

Доктор Вебер описывает, как доктор Шребер, находясь в больничном саду, часами стоит, не шевелясь, глядя на солнце. Стоит он неподвижно, но на лице его отображаются причудливые гримасы. Более того, он чрезвычайно громко рычит на солнце, по свидетельству доктора Вебера, «выкрикивая в его адрес угрозы и проклятия, бесконечно повторяя одни и те же фразы, крича, что оно должно его убояться, что оно должно скрыться с глаз его, президента сената Шребера, и называет он себя при этом еще и Ормуздом»[366]366
  Weber G. Gerichtsätzleches Getachten // Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 276.


[Закрыть]. Вот что нужно было выкрикивать, чтобы солнечные лучи померкли. Рёв Шребера слышит не только Солнце.

Что еще остается делать, как не рычать на Солнце, если оно заходит? Причина рёва Шребера – отдаление Бога[367]367
  Уильям Нидерланд не уверен в том, что и это чудо, чудо рёва, связано с именем Шребера-старшего, но все же высказывает такое предположение: Шребер-младший ревет в память о Шребере-старшем, выдающемся лекторе и ораторе, проповеднике.


[Закрыть]. Как только Шребер ни-о-чем-не-думает, Бог принимает его за безумного и удаляется от него. Солнце уходит. Бог оставляет. Рёв – ответ на увеличивающуюся дистанцию. Лучи меркнут, остается одно – рычать, реветь… Здесь, как мы видим, причина рёва совсем иная, теперь Даниэль Пауль не конкурирует с лучами светила, не стремится заставить их бледнеть.

Связанные с солнцем, с самыми разными светилами, переживания не являются для Даниэля Пауля галлюцинациями. То, что представители медицинской науки называют галлюцинациями, для судьи Шребера – объективные факты, подтвержденные его опытом. Размышляя над вопросами космогонии, над вкладом в творение вселенной Бога и Солнца, Шребер соглашается с тем, что в любом случае в ней остается место для гипотезы Канта – Лапласа. Согласно этой гипотезе эпохи Просвещения, Солнечная система возникла из раскаленной газово-пылевой туманности, вращающейся вокруг плотного ядра. При этом принципиальное значение имеет сила притяжения, благодаря которой в звездной туманности возникает центральное сгущение материи – будущие звезды. Шребер, кстати, тоже обладает силой притяжения. И вновь научный дискурс сплетается с оккультным, божественные лучи притягиваются лучами небесных тел. Напомним, что в законе всемирного тяготения воплотилась Современная наука. Ньютон открыл этот закон, основываясь, в частности, на законах Кеплера. Судья Шребер подтверждает: небо притягивается землей. Земля и Солнце испытывают взаимное притяжение.

Солнце – одна из звезд. Шребер не уверен в том, тождественен Бог небесным телам, в частности, Солнцу, или все же божественные нервы иерархически выше звезд и управляют ими, и в этом случае Солнце представляет собой лишь некую станцию, Station, космическую станцию, через которую божественная чудо-власть, Wundergewalt, направляется на Землю. В одном Даниэль Пауль уверен: «Между Богом и звездным небом существует интимная связь»[368]368
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 6.


[Закрыть], и сообщения об этой связи через станцию Солнце доходят до земли. На Земле их принимает судья Шребер.

То, что Солнце занимает божественную позицию, объясняется не только сверхъестественными, но и естественно-научными причинами, поскольку его власть, Gewalt, его сила, Gewalt, – свет и тепло, а они в свою очередь – исток всей органической жизни на Земле. Бог-Творец сходится с животворящим Солнцем, не случайно же, как отмечает Шребер, «с древнейших времен многие народы поклонялись Солнцу как богу, и в этом заключается зерно истины, даже если и не вся истина»[369]369
  Ibid. S. 7. В главе xviii «Мемуаров» Шребер пишет, что «Солнце – не сила сама по себе, отдельная от Бога, но в определенном смысле его следует отождествить с Богом, иными словами, оно представляет собой ближайший к Земле инструмент Его чудесной силы» (ibid., 180).


[Закрыть]. Лакан соглашается с Шребером: истина всегда уже не-вся. И в этом случае – тоже.

Не только Бог, но и Солнце разговаривает со Шребером. Причем это продолжается годами. Интересно, что говорит оно на человеческом языке, откуда и вывод Шребера: Солнце «открыло себя как живое существо или как орган стоящего за ним более высокоорганизованного существа»[370]370
  Ibid. S. 7.


[Закрыть]. Солнце и самодостаточное существо, и орган Бога.

Бог – Солнце, окруженное серебряным сиянием моря лучей, занимающих значительную часть небес. Лучи Бога, Отца, устремляются в сторону Даниэля Пауля Шребера. Лучи говорят. Светило разговаривает. Разговор сближает. Лучи манят, притягивают. Даниэль Пауль Шребер со своей стороны также используют силу притяжения, чтобы наладить связь с лучами. Процесс этот между тем небезопасен для Бога:

Растворение в моем теле лучей (оторванных от общей массы божественных нервов) из-за силы моего притяжения означает конец их независимого существования, подобно смерти человека. Само собой разумеется, Бог вынужден был привести в действие все возможные рычаги, чтобы избежать такой судьбы, как исчезновение в моем теле все большего числа частей Его общей массы[371]371
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 131.


[Закрыть].

Бог и Шребер – два светила, перетягивающих канат власти и контроля. Они – неразлучники, их лучи, их нервные системы связаны интимно-нарциссическими узами. Шребер-младший и Шребер-старший – два светила. Даниэль Пауль Шребер и Пауль Эмиль Флексиг – два светила. Судья Шребер и Солнце – два светила.

Светило не одно. Даже один профессор Флексиг – порой не одно светило. Единица никогда не равна единице. Одно время, по свидетельству Шребера, Флексиг был предводителем двух солнц, одно из которых дает дневной свет.

Светило не одно. Светило несет блаженство, иногда неописуемое, особенно тогда, когда речь идет о женском состоянии блаженства, weibliche Seligkeit, исходящем, например, от другого светила, ночного, Луны. Речь о том, о чем не может быть речи, – о блаженстве лунного света, Mondscheinseligkeit[372]372
  Волей-неволей здесь возникает параллель между Шребером и людьми лунного света Василия Розанова. Посвященный этим людям, их полу и сексуальности трактат, был опубликован в Петербурге в 1911 году. В этом же году Даниэль Пауль Шребер скончался.


[Закрыть].

Светило не одно. Шребер видит на небе сразу два Солнца. Одно – наше, земное, другое – собранные воедино звезды созвездия Кассиопеи. Одна единица одна, другая единица множественная. Здесь включается омофония: два солнца – zwei Sonnen, два сына – zwei Söhne. Не только от отца исходит сияние, и не только от Бога, но и от сына, одного и другого, светила:

Моя голова вследствие массового притока лучей иногда оказывалась окруженной световым сиянием вроде того нимба, что воспроизводится на изображениях Христа, только гораздо богаче и ярче: так называемой лучистой короной[373]373
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 56.


[Закрыть].

Солнечная корона во времена Шребера астрономам была хорошо известна. Известна она и Шреберу. Его лучистая корона – его близость сыну Бога, Христу, и в то же время – коммуникационное устройство, ведь лучи имеют прямое отношение к телекоммуникации с Богом, к лучевой коммуникации, Strahlenverkehr. Так что это – не просто солнечная корона, а передатчик.

Бог телекоммуникации – отцовская фигура. Вслед за тем, как Фрейд вопреки формальной логике, но в соответствии с логикой психоаналитической утверждает, что в случае Шребера мы остаемся в пределах отцовского комплекса, он с сожалением указывает на нехватку исторического измерения его анализа:

Тому, кто был бы в толковании более дерзким, чем я, или благодаря контактам с семьей Шребера больше бы знал о людях, среде и незначительных происшествиях, наверное, было бы легко свести бесчисленные детали бреда Шребера к их источникам и тем самым выявить их значение, несмотря на цензуру, которой подверглись «Мемуары»[374]374
  Фрейд З. Психоаналитические заметки… С. 181.


[Закрыть].

«Мемуары» Шребера подверглись цензуре. Из воспоминаний была изъята третья глава. От нее осталось два маленьких абзаца. В первом из них Шребер сообщает о том, что первые две главы были необходимым предисловием к третьей, в которой он осветил события «касающиеся других членов семьи, события, по всей видимости имеющие отношение к душегубу»[375]375
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 24.


[Закрыть]. Как видим, история убийства души восходит не только к Флексигу, но и к семье Шребера, или, возможно, точнее – к кому-то из Шреберов, и понятно, к кому.

Между тем Даниэль Пауль Шребер борется за публикацию своих «Мемуаров». Он не только не хочет компрометировать никого из членов своей семьи, но просто не может этого сделать: «я решительно протестую против той мысли, что члены моей семьи могут быть каким-то образом скомпрометированы. Память о моем отце и моем брате, также как и честь моей жены, для меня святы»[376]376
  Ibid. S. 306.


[Закрыть]. Повторим еще раз, единственный человек, который может пострадать от публикации, по мысли Даниэля Пауля, это – Пауль Эмиль Флексиг, да и то не столько он сам, сколько его душа. За публикацию необходимо вести борьбу, потому что в записях заключена истина; и Шребер никогда не согласится с судебными решениями, согласно которым «Мемуары» не следует публиковать, поскольку в них выдаются интимные подробности семьи, содержатся непристойные слова[377]377
  Кстати, бранные слова, например, «е…ть» «срывалось с моих уст за всю предыдущую жизнь, может быть, десять раз, а за последние несколько лет я слышал его от голосов десять тысяч раз» (Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 307).


[Закрыть], в конце концов, по той причине, что судья Шребер якобы утратил способность различать, о чем можно писать, а о чем нельзя. Что бы ни говорили медицинские эксперты и эксперты судопроизводства, а Шребер уже в декабре 1900 года получил от лейпцигского издателя Фридриха Фляйшера два письма, в которых тот заверял Даниэля Пауля в том, что «Мемуары» будут опубликованы, как только снимут опеку. В другой раз он упоминает еще одного лейпцигского издателя – Наухардта, того самого, как подчеркивает Даниэль Пауль, который опубликовал «Врачебно-комнатную гимнастику» его отца. У отца и сына будет один издатель? Во всяком случае, терять Шреберу нечего: худшее, как он говорит, что может его ждать от публикации, так это то, что его сочтут сумасшедшим, но ведь эксперты и так принимают его за сумасшедшего. Эту мысль он повторяет не раз.

Считается, что ответственность за изъятие третей главы лежит на коммерсанте Карле Юнге, муже старшей сестры Даниэля Пауля Шребера. Ведь в этой главе говорилось о семье, в том числе и о сестрах, Анне, Зидонии и Кларе. Впрочем, изъятия главы из книги родственникам показалось не достаточным. Когда «Мемуары» вышли в свет, они попытались скупить все экземпляры книги, чтобы прекратить ее распространение вообще.

2. Плоды просвещения: чудостроения Шребера-старшего и бред Шребера-младшего

Одним из толкователей, решившихся на анализ семьи Шреберов, стал Уильям Нидерланд. Он обнаружил множество параллелей между описаниями «чудесных» переживаний Шребера-младшего и чудо-машинами воспитания Шребера-старшего; между муками в бреду сына и машинами для закалки тела отца. Нидерланд развивает логику Фрейда о ядерном комплексе. Бред Даниэля Пауля Шребера – побочный продукт тех травм воспитания, которые наносил ему в детстве Мориц Шребер своей системой гигиены и здоровья[378]378
  Мишель Фуко в лекциях «Ненормальные» показывает, как психиатрия вырастает в xix веке из общественной гигиены: «Прежде чем сделаться отделом медицины, психиатрия была институализирована как область социальной защиты, защиты от всевозможных опасностей» (Фуко М. Ненормальные. спб.: Наука, 2004. С. 149). Чтобы стать медицинским институтом, психиатрии потребовалось осуществить две кодировки. Во-первых, «определить безумие как болезнь, патологизировать присущие ему расстройства, заблуждения, иллюзии»; и, во-вторых, определить безумие как опасность» (там же, с. 149).


[Закрыть]. Контроль и подчинение – вот основы системы воспитания Шребера-старшего. Он, как и Флексиг, как и Бог, имеет дело только с трупами и не понимает живых.

Проводя параллели между бредовыми конструкциями Шребера и его воспитанием, Нидерланд обнаруживает «зерно истины» отношений отца и сына. Ядро бреда содержит зерно истины, отсылающее к экспериментам отца. Нидерланд убежден, в детстве Даниэль Пауль был вынужден занять позицию полного подчинения и пассивной преданности по отношению к отцу, за медицинскими, реформаторскими, религиозными и филантропическими идеями которого скрывался садизм. Нидерланд пишет о психопатологии отца, который в борьбе со своим собственным садизмом производит на свет учебники по воспитанию и лечению детей, проводит эксперименты с детьми. Даниэль Пауль Шребер всю свою жизнь проходит сквозь различные испытания. Его душа проходит испытание за испытанием. Испытания – путь очищения.

В связи с интенсификацией сладострастия Шребера в его голове были установлены специальные устройства под названием «скорпионы». Скорпионы – они же технические крабы или пауки, предназначенные для проведения разрушительных работ в голове Даниэля Пауля. Впрочем, скорпионы – не просто механические устройства, не просто, как сказали бы сегодня, жучки или чипы, но по природе своей – души, то есть, свидетельствует Шребер, существа говорящие. Скорпионы скорпионам рознь. Есть «арийские» скорпионы, есть скорпионы «католические». Арийские отличаются особой силой и размером. После того как скорпионы убеждаются в чистоте нервов Шребера и святости его намерений, их из головы извлекают.

Мало того что над разрушительным перепрограммированием Даниэля Пауля работают скорпионы, еще и души усопших иезуитов пытаются поставить ему в голову различные «определяющие нервы». Эти нервы, понимает Шребер, должны поменять ему «осознание собственной идентичности, Identitätsbewusstsein»; и кроме этого, на внутренней поверхности черепной коробки Шребера устанавливаются «мозговые мембраны», которые призваны «загасить память о моем собственном я, eigenes Ich»[379]379
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 70.


[Закрыть]. Целый ряд устройств задействован в этом процессе смены идентичности, перепрограммирования судьи.

Души усопших иезуитов, тех самых, что устанавливают определяющие нервы, связаны с душой Флексига, к которому так привязан Шребер. Как понимать эту привязанность? Ответ Фрейда: через отцовский перенос, промежуточной фигурой в котором был старший брат Даниэля Пауля, Густав. Ответ самого Даниэля Пауля Шребера: понимать привязанность следует буквально. Душа Пауля Эмиля Флексига прибегает к механическому креплению, mechanischer Befestigungen, чтобы привязаться к судье. Шребер на привязи. Поначалу такого рода механическая привязь носила более-менее свободный характер «привязанности к лучам», но постепенно система привязей привела в действие машину письма.

Машина письма имя отца не выписывает. Лучи-голоса это не-присутствующее-не-отсутствующее имя огибают. Между нервами и лучами для сверхприсутствующего отца не остается зазора.

Если Фрейд и Лакан представляют кастрирующего отца Шребера фантазматическим продуктом, то Нидерланд укореняет его в реальности. «Ядро истины» для него – осадок реальных событий. «Ядро истины» – это «ядро исторической истины». Он утверждает, что на примере случая Шребера посредством исследования этого ядра можно продемонстрировать наличие верифицируемых фактов. Сантнер выводит из рассуждений Нидерланда следующую формулу: «действительное столкновение с такого рода „демоническим“ отцом превращает нормальную амбивалентность в бредовое расщепление»[380]380
  Santner E. My own Private Germany. Daniel Paul Schreber’s Secret History of Modernity. P. 69.


[Закрыть], расщепление по типу Коппелиуса и Копполы, описанное Фрейдом в статье «Жуткое».

Понятное дело, что особой мишенью чудесных преобразований становится голова и спинной мозг, ведь именно эти органы ответственны за мышление. В проведении чудес особенно усердствуют два «человечка» – «маленький Флехсиг» и «маленький фон В.», чьи голоса слышны аж в пятках. Пятки гудят от их разговоров. Когда человечков становится слишком много, они называются «дьяволятами», “kleine Teufel“. Дьяволята исследуют голову Шребера в поисках незатронутого места, которое можно было бы сломать, уничтожить, разрушить. В действие приводится «головошнуровочная машина», “Kopfzusammenschnürungsmaschine”. В черепной коробке Шребера есть глубокая трещина, или цезура, которая хорошо видна только изнутри. Дьяволята, стоя по краям расщелины, стягивают черепную коробку, пытаются скрепить ее шурупами, добиваясь того, что голова начинает напоминать грушу. Тем временем скелет Шребера подвергается кариесу, гниению. Кто-то чудесным образом пытается вытащить из тела Шребера нервы, но со временем они втягиваются обратно, возвращаются на предписанное им место.

Этот процесс преобразования и возвращения в предшествующее состояние постоянно повторяется. Тело Шребера представляет модель, действующую по принципу «тяни-толкай». Так, во время испытаний чудесами стенки черепной коробки истончаются, но затем, во время сна, восстанавливают свою толщину. Шребер постоянно пребывает в процессе переустановки органов, пересборки частей тела. Шребер и «есть» переустановка.

Даниэль Пауль Шребер – чудо. Шребер-младший – чудесное творение Шребера-старшего, которого Шандор Ференци как-то назвал «чудо»-доктором. Тщательное изучение «Мемуаров» Шребера приводит Нидерланда к мысли, что отцовские воспитательные манипуляции повсеместно проявляются в них в форме «божественных чудес», и головошнуровочная машина – ортопедическая машина влияния, производная от держателя для головы, Kopfhalter, своего рода шлема, предназначенного в пангимнастиконе Шребера-старшего для правильного поддержания головы.

При всем том, что и дальнейшие наши рассуждения будут строиться на параллелях между ортопедическими инструментами Шребера-старшего и галлюцинациями Шребера-младшего, при всем том, что бред Шребера носит в идеологическом отношении скорее пассеистский характер, чем футуристский, не стоит забывать, что время его паранойи – Вторая промышленная революция, и что революция эта «проясняется первой: информационная система Шребера объясняется ортопедической механикой»[381]381
  Kittler F. Aufschreibesysteme 1800/1900. München: Wilhelm Fink Verlag, 2003. S. 357.


[Закрыть].

Глава xi «Мемуаров» посвящена тому вреду, который чудеса наносят телу. В ней судья Шребер приводит подробное описание многих чудес. Чудеса начались в Лейпцигской клинике, и не прекратились они в клинике под Дрезденом: «В первые годы моего пребывания в Зонненштайне чудеса эти имели столь угрожающую природу, что мне практически непрестанно приходилось опасаться за свою жизнь, свое здоровье и свой рассудок»[382]382
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 109.


[Закрыть]. В примечании Шребер заверяет читателя, который может подумать, что все эти чудеса суть продукт больного воображения:

едва ли какое-либо иное воспоминание из моей жизни более определенно, чем чудеса, о которых рассказывается в этой главе. Что может быть определеннее для человека, чем то, что он переживает и ощущает своим собственным телом?[383]383
  Ibid. S. 110.


[Закрыть].

Переживание собственного тела формируется стадией зеркала, функция которой – ортопедическая. Овладение образом собственного тела осуществляется в поле воображаемой геометрии. Овладение образом тела предшествует физическому овладению телом. Образ другого себя – ортопедичен, соответствует правильному (ὀρθός) воспитанию детей (παιδεία). Стадия зеркала —

это драма, внутренний порыв которой устремляет от недостаточности к антиципации, драма, которая для субъекта, захваченного приманкой пространственной идентификации, производит фантазмы, постепенно переходящие от раздробленного образа тела к форме, каковую мы назовем из-за ее целостности ортопедической[384]384
  Лакан Ж. (1949). «Стадия зеркала как образующая функцию я, какой она открылась нам в психоаналитическом опыте»//Мазин В. Стадия зеркала Жака Лакана. спб.: Алетейя, 2005. С. 63–64.


[Закрыть].

Мировой порядок, разумеется, предстает перед Шребером как чудесная ортопедическая в своей воображаемой целостности структура. Свидетельствуя об этом, Шребер добавляет: «я не изобретал этого выражения. Я говорил – в мыслях, или на упоминаемом ниже языке нервов, – о чудесной организации, в то время как выражение „чудесная структура“, “wundervoller Aufbau”, было внушено мне извне»[385]385
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 15.


[Закрыть]. Так что есть выражения, внушенные голосами, а есть «свои», данные в мыслях и на языке нервов. «Чудесная структура» пришла в голову извне. Впрочем, конструкция эта тоже неустойчива, поскольку язык нервов связан с лучами и, стало быть, «свои» мысли, «свои» выражения на языке нервов – тоже не свои, а явившиеся извне. Однако и лучам тоже не хватает собственных мыслей, они только и делают, что бахвалятся своими чудесами. Цель их Шреберу ясна – действовать ему на нервы.

Расщепления, телесные фрагментации Шребера младшего также соотносятся, по мысли Уильяма Нидерланда, с рассеченными телами из отцовских медицинских книг. Согласно Нидерланду, Даниэль Пауль Шребер испытал сильнейшую травматизацию в возрасте трех-четырех лет. Какое в результате всех этих чудовищных чудес формируется представление о теле? Какова должна быть картина собственного я? Нидерланд показывает, что многие примеры радикально искаженного телесного я, bodily ego, можно понять, если посмотреть на то, как именно обращался отец со своим сыном, а точнее – с сыновьями, Густавом и Даниэлем Паулем, которые должны были ему беспрекословно подчиняться. Помимо брата, у Даниэля Пауля было три сестры, Анна, Зидония и Клара. По предположению Нидерланда, позиция девочек была куда менее опасной, эксперименты проводились главным образом над сыновьями. Откуда можно сделать вывод, что смена пола означала одновременно и безопасность, и близость к Отцу-светилу. Вполне вероятно, что такова одна из линий бегства, устремленных в сторону размужчинивания, прочь от садистского голоса отца.

Голос отца знаком Даниэлю Паулю до боли. Отец очень любил читать лекции своим домашним. Как подлинный сторонник просвещения, часами он рассказывал своим детям о том, как устроено человеческое тело, как чудесно сотворена природа и каково место Бога во Вселенной.

Многие изобретения Шребера-старшего можно увидеть на рисунках в его книгах. Человечки делают самые разные упражнения, принимают самые разные позы, скованны самыми разными ортопедическими устройствами. Шребер-младший мог не только сам испытать на себе чудесные машины и аппараты, не только рассматривать их в книгах, но и увидеть тела юных ортопедических пациентов, которые, как правило, жили в их доме и обедали за общим семейным столом. Семья Шребера-старшего проживала в одном из крыльев Ортопедического института.

Десятилетия спустя Даниэль Пауль Шребер продолжает свое подчинение-и-сопротивление чудесному влиянию. В «Мемуарах» он пишет о том, что однажды у него оформилась следующая мысль: «Всякая направленная вовне попытка воспитательного воздействия должна быть оставлена, поскольку не имеет никаких шансов на успех»[386]386
  Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 137.


[Закрыть]. Влияние бесполезно. Так ли?

Чудесные переживания Шребера связаны с чудесными строениями, wundervollen Aufbau. История чудостроений восходит, по Шреберу, к xviii веку, к эпохе Просвещения, и связана с двумя родами, Флексигов и Шреберов, с одной стороны, и с концепцией душегуба, “Seelenmord”, – с другой. Похоже, что именно фигура душегуба связывает между собой два рода.

Чудостроения – это еще и протезы (в терминах Фрейда). Они-то и связывают отца и сына. Бред Шребера-младшего включает в себя воображаемые протезы ортопедических протезов Шребера-старшего. Ортопедические чудо-конструкции прирастают к телу, становятся его неотделимой частью. Тело оказывается чудесным образом протезированным. Можно подумать, что Шребер-старший буквально воспринял мысль Фрейда, которую тот выскажет годы спустя: человек – бог на протезах.

Неудивительно, что чудеса происходят не только с людьми, но и с неорганической материей: «Чудеса воздействуют не только на человеческие формы, но и на безжизненные объекты»[387]387
  Ibid. S. 78.


[Закрыть]. Преображение одежды на людях – чудо. Изменение пищи на тарелке во время еды – тоже чудо. Появление за окном дворца – еще бы не чудо! Впрочем, мир еще и чудесным образом удваивается, причем зеркальному удвоению подлежат не только представления, мысли, голоса, вещи, но и процессы. Так, на всякое действие чуда есть чудесное противодействие, противочудо, Gegenwunder, как повторяет за голосами нервнобольной Шребер. Чудо являет дворец за окном. Противочудо его убирает. Дворец за окном исчезает. Эффект противочуда, как понимает Шребер, – это происки душ профессора Флексига и санитара фон В.

Шребер-старший не только изобретал машины, устройства, в которые заковывал своих детей по «медицинским показаниям», но и применял научно разработанную систему духовного и физического развития-усмирения. Нидерланд следует не только за мыслью Фрейда о «ядерном комплексе», но и за мыслью Лакана об «именах отца». Как пишет Элизабет Рудинеско,

все обращали внимание на связь, существующую между педагогической системой отца и бредом сына, но Лакан стал первым, кто теоретизировал и детализировал действие этой системы в автобиографическом бреду безумного рассказчика. Под его пером родилась вселенная, наполненная инструментами для пыток, удивительным образом напоминающими аппараты нормализации, описанные в педагогических руководствах, на обложках которых значилось имя Даниэля Готтлоба Морица Шребера, «имя отца», исключенного из «Мемуаров», из «воспоминаний» сына, имя, подвергшееся цензуре[388]388
  Roudinesco E. Jacques Lacan. Esquisse d’une vie, histoire d’un système de pensée. P.: Fayard, 1993. P. 379.


[Закрыть].

В этом парадокс Просвещения: разумное воспитание оборачивается насилием. Просвещение оборачивается избыточным просвещением, культура – сверхкультурой, и нам предстоит убедиться, «что значительная часть фантазий, галлюцинаций и полных чудес построений Шребера составлена из элементов, в которых без труда можно обнаружить соответствия с частями тела»[389]389
  Лакан Ж. Семинары. Книга iii. Психозы. C. 95.


[Закрыть]. Избыточное Просвещение слепит. И уместно будет сказать, что Просвещение, призванное избавить людей от страха, приведет – уже после смерти Шребера – к тому, что «просвещенная планета воссияет под знаком триумфального зла»[390]390
  Адорно Т. В., Хоркхаймер М. Диалектика просвещения. М., спб.: Медиум, Ювента, 1997. С. 16.


[Закрыть].