Текст книги "Железный начдив Азин. Между красными и белыми"

В разное время командирами красных партизан были Щорс и Пархоменко, Чапаев и Миронов; с этого же начинали Будённый и Думенко. Партизанщина, с её внезапностью атак и быстротой пополнения личного состава, была хороша во время боевых операций; зато у командования она вызывала опасения в другом – например, в том, что бойцы-партизаны в большинстве своём были спаяны не коммунистической идеей и даже не преданностью далёким кремлёвским начальникам где-то там за тысячу вёрст: все они почитали лишь одного человека – своего командира.

Скажем, надоело бравому начдиву подчиняться военспецу-командарму, бывшему царскому офицеру («контре недобитой»!), скомандовал: «Марш‐марш – вперёд!» – и, оголив шашки, бравые конники изрубят в капусту вчерашних большевистских соратников и комиссаров в кожаных тужурках, а потом и вовсе уйдут в южные степи – к белым.

К слову, лишь чудом избежал расстрела склонный к «партизанщине» начдив-25 Василий Чапаев. По той же причине осенью 1918-го были расстреляны командующий Таманской армией Иван Матвеев и командующий Северо-Кавказским фронтом Иван Сорокин. Плохо закончили Николай Щорс и его командир Таращанского полка, лихой «батька» Василий Боженко, внезапно умерший в Житомире и тоже предпочитавший в бою доверять собственной интуиции, а не комиссарским указаниям. Незадолго до таинственной смерти Боженко случилась ещё одна – комполка Черняка. «Щорсовец» Тимофей Черняк командовал Новгород-Северским полком, находившимся, по сути, в тылу; был застрелен при весьма загадочных обстоятельствах.

Или взять того же атамана Никифора Григорьева. Поначалу зарекомендовал себя вполне благонадёжным красным командиром, потом переметнулся к Петлюре; затем, окончательно разобидившись на «самостийника», подружился с «зелёными», от которых ускакал к батьке Махно. Нестор свет Иванович, всегда отличавшийся некой «нервенностью», взял да и пристрелил красно-[150]150
  Некоторые считают, что «зелёные» пошли от повстанческого отряда атамана Зелёного (он же – Д. И. Терпило), сформированного эсерами для борьбы с гетманом Скоропадским.


[Закрыть]жовто-блакитно-зелёного союзничка.

Итак, измена на измене! Если какой лихой батька-атаман с утра с красными – не факт, что к вечеру не начнёт вешать комиссаров на первом попавшемся столбе, а попутно и золотопогонников. Вот такие реалии Гражданской войны, с которыми следовало считаться и красным, и белым.

* * *

Приказ командованию 2 армии об овладении Сарапулом и наступлении на Екатеринбург.

№ 0830 г. Арзамас

19 сентября 1918 г.

Приказываю вам, поручив руководство операциями на р. Вятке одному опытному человеку, экстренно собрать все возможные силы и немедленно двинуться с ними на Сарапул для овладения последним. По овладении Сарапулом решительно двинуться дальше на восток по линии железной дороги Сарапул-Екатеринбург для удара в тыл противнику, ведущему здесь серьезное наступление на Пермь. Имейте в виду, что от быстроты и решительности ваших действий зависит размер нашего общего успеха на всем фронте. Не обращайте внимание на ижевско-воткинский район – там пусть дейсётвуют те отряды, которые уже туда были назначены.

Главком

Член Реввоенсовета Данишевский

Начштафронта Майгур[151]151
  Директивы фронтов. Т. I. С. 441–442. // РГВА. Ф. 106. Оп. 3. Д. 20. Л. 477. Заверенная копия.


[Закрыть].

Обстановка на фронте менялась на глазах. 17 сентября Реввоенсовет шлёт Азину новый приказ: сформировать Вторую сводную дивизию. (Первая сводная под командованием Максимова уже вела бои на Каме.)

Через несколько дней азинская Сводная дивизия (1‐й сводный пехотный полк (3 батальона, 4 орудия), 1‐й Смоленский полк (3 батальона, 4 орудия), 3‐й сводный пехотный полк (2 батальона), 1‐й кавалерийский полк (3 сотни), взвод гаубичной артиллерии (2 гаубицы), боевой пароход «Пронзительный» с одним орудием) отправляется к устью реки Вятки и берёт Мамадыш. Это позволило азинцам закрепиться в сторону Чистополя и Елабуги, а также организовать перехват отступающего по реке Каме противника.

Правда, оказались оголены Вятские Поляны, где располагался штаб 2‐й армии: там остался лишь армейский резерв в виде четырёх рот 1-го Полтавского полка. Зато на станции наготове стоял железнодорожный состав для быстрой переброски войск, а на речной пристани – несколько судов с пушками.

Но на взятии Мамадыша Шорин не успокаивается: нужно гнуть противника, пока он гнётся! Из Вятских Полян Азин получает новые приказы – на сей раз об очищении от противника устья р. Белой и Мензелинского уезда, о занятии Сарапула и ликвидации ижевско-воткинской группировки…

Времени на раздумья не было. 20 сентября 1‐й полк выбивает белых из Лубян. 2‐й полк уходит на северо-восток и захватывает переправу на реке Вала в районе с. Вавож; задача – соединение с Вятской дивизией. 1‐й и Смоленский полки, а также кавалерийский полк Турчанинова выдвигаются на Елабугу с перспективой занять Сарапул. 25 сентября отряд Крымкина без особого труда занимает Соколки в устье Вятки.

Командарм Шорин понимает, что Азину и его бойцам нелегко, но на его столе приказание Главкома Вацетиса за № 0948 от 24 сентября «О дальнейшем развитии наступления на Сарапул и Красноуфимск»: «…Наша флотилия на Каме вся передается в ваше распоряжение для быстрого очищения Камы от судов противника, для переброски на пароходах наших отрядов в тыл противнику, если это потребуется обстановкой. Правая ваша группа, оставив хотя бы небольшой отряд в районе устья Вятки для связи с левым флангом 5 армии, идущей на Бугульму, должна немедленно начать энергичное движение вверх по Каме для овладения устьем Белой и мензелинским районом. По овладении этим районом все освободившиеся силы вы должны двинуть на Сарапул и Красноуфимск, в тыл противнику, оперирующему против правого фланга 3 армии, для облегчения положения этой армии и для совместного затем наступления дальше. Для быстроты передвижения пользуйтесь крестьянскими телегами. Главком ожидает от вас самых энергичных действий, ибо надо оказать товарищескую помощь 3 армии, истекающей кровью»[152]152
  Там же. С. 448. // РГВА. Ф. 106. Оп. 3. Д. 26. Л. 20. Копия.


[Закрыть].

После того как в состав 2‐й армии была включена Волжско-Камская речная военная флотилия, настроение азинцев заметно улучшилось: теперь можно было смело идти на Елабугу. Действуя в устье Вятки и на Каме, пароходы флотилии существенно облегчали наступление Сводной дивизии Азина.

В 14 часов 28 сентября Елабуга была освобождена от противника.

Ну что ж, гнуть – так гнуть! Благодаря морякам речной военной флотилии, 23 сентября красные части взяли Чистополь, а 25-го – Святой Ключ. 30 сентября полк Крымкина занимает на правом берегу реки Кама с. Тихие Горы, а на левом – Набережные Челны.

Через неделю после Елабуги азинцы берут Сарапул.

Утром 5 октября красноармейцы пошли на штурм города. Впрочем, назвать взятие этого населённого пункта штурмом вряд ли можно: для того, чтобы выбить повстанцев из Сарапула, даже не понадобилась артиллерия. Первыми на улицы города ворвались бойцы Полтавского полка и латышский батальона Яна Рейнфельда. Когда туда подошла кавалерия и были доставлены пушки, штурмовать оказалось некого: город уже был занят. Ни к чему не привёл и обстрел из корабельных пушек, обрушившийся на следующий день на Старцеву гору и рыночную площадь города: батальон Рейнфельда из 21 пулемёта, открыв шквальный огонь с берега Камы, отбил у вражеских матросов всякую охоту продолжать обстрел.

«Доношу – приказ ваш исполнил. Сарапул в семь часов вечера 5 октября занят вверенной мне дивизией. В этом бою массовый героизм проявили рядовые красноармейцы и командиры. С особой отвагой сражался Полтавский полк. Азин»[153]153
  Куликов К. И. Указ. соч. С. 129.


[Закрыть]. Это телеграмма начдива Азина, отправленная командарму-2 Шорину.

* * *

Отчаявшись удержать фронт, белогвардейцы срывали злость и ненависть к красным на мирном населении.

«Чистополь, Елабуга, Челны и Сарапуль – все эти местечки залиты кровью, скромные сёла вписаны в историю революции жгучими знаками, – писала Лариса Рейснер. – В одном месте сбрасывали в Каму жён и детей красноармейцев и даже грудных пискунов не пощадили. В другом – на дороге до сих пор алеют запекшиеся лужи, и вокруг них великолепный румянец осенних клёнов кажется следом избиения»[154]154
  Рейснер Л. Указ. соч. С. 53–54.


[Закрыть].

Но «красных» было слишком много – в городах, сёлах и деревнях. Расстреливать каждого второго было бы безумием, а арестных подвалов явно не хватало: при «освобождении» территорий белыми все каталажки и лабазы быстро переполнялись арестованными и пленными. Именно тогда в чью-то буйную головушку пришла идея поместить классовых врагов и прочих подозрительных в речные баржи, которые люди тут же окрестили «баржами смерти». Осенью 1918 года слух обывателей будоражили рассказы о баржах-тюрьмах, которые появились в Воткинске, Сарапуле, а также на заводском пруду Ижевска.

Так, после вхождения Народной армии в Сарапул повстанцы захватили много пленных; в городе начались жестокие расправы. В кровавом молохе оказались не только советские и партийные работники, но и бывшие милиционеры, женщины, подростки и заложники. Казалось, череде самосудов не будет конца. Склад сарапульского винного завода (приспособленный под тюрьму ещё большевиками) был переполнен сотнями людей. Ежедневные расстрелы не помогали: вместо расстрелянных приводились новые узники. В октябре ситуация для заключённых ещё более ухудшилась: к городу подступали отряды Азина.

Именно в те дни кто-то предложил арестованных из местной тюрьмы поместить на большую баржу и отправить её вверх по Каме. Так и сделали. Переполненную людьми «баржу смерти» на буксире тянули до пристани Гольяны, где поставили на прикол. Условия содержания узников (свыше 600 человек) были ужасающими. На дне баржи плескалась вода, людей почти не кормили.

Из воспоминаний бывшего узника «баржи смерти» У. Манохина: «В течение 16–17 суток нам выдавали только по фунту хлеба в день и больше ничего, кроме холодной камской воды. Голод, холод, сырость и темнота губительно действовали на организм. Люди слабели, некоторые уже не могли двигаться. Я не могу забыть картину, когда изнемогающие от голода товарищи протягивали свои исхудалые руки к люку, где торчали любопытные физиономии белогвардейцев из караула. Ради потехи палачи бросали вниз корки хлеба и со злобным смехом наблюдали, как голодные люди собирали в темноте брошенные куски. Многие мои товарищи тяжело заболели. Мы просили взять их на берег и поместить в лучшие условия. Тюремщики согласились и даже предложили нам выделить для больных сопровождающего. Быть сопровождающим вызвался Анатолий Зылев – крепко сложенный, молодой, энергичный товарищ. Отъезжающих посадили в лодку, а через несколько минут мы услышали отчаянные крики: «Спасите!» Палачи, посадив больных в лодку и отплыв от баржи, добивали больных и бросали трупы в Каму»[155]155
  См. Приложение № 8.


[Закрыть].

Но и этого вертухаям показалось мало: узники регулярно подвергались издевательствам, а зачастую их просто расстреливали. Как вспоминали выжившие, самым страшным был расстрел 17 октября, когда на баржу прибыли белогвардейские контрразведчики. Поднимая из трюма по пять человек, «спецы» начинали допрос с целью выявления «комиссаров». Последних расстреливали прямо на месте, на палубе. В тот день было расстреляно почти сто человек. Участь оставшихся в живых могла быть ещё хуже – их предполагалось утопить вместе с баржой на середине реки. Незадолго до этого узников вообще прекратили кормить.

В то же самое время от устья реки Белой к Сарапулу прошла, соединившись с азинской дивизией, Волжская военная флотилия Ф. Раскольникова. Когда красные моряки узнали о «барже смерти» в Гольянах, было решено спасти смертников во что бы то ни стало. Но как?!

Помогла матросская смекалка. Кто-то предложил выдать себя за белогвардейскую флотилию – 3‐й дивизион Волжской флотилии Народной армии Уфимской директории капитана Федосьева. Решили рискнуть.

18 октября в сторону Гольян вышли красные миноносцы «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый», на мачтах которых развевались Андреевские вымпелы. Встречному сторожевику было сообщено, что в Гольяны идёт уфимская флотилия адмирала Старка; поэтому, когда подошли к пристани, кораблей уже ждали. После переговоров между командиром миноносца (он переоделся в офицерскую форму) и местным военным начальством стороны пришли к согласию, в результате чего, белые, выполняя переданный им приказ (якобы от адмирала Старка), разрешили отбуксировать «баржу смерти» в другое место. Прицепив её к себе, буксир «Рассвет» потянул баржу в фарватере развернувшейся колонны, взявшей курс на Уфу.

Что в это время переживали узники баржи, можно только догадываться. Надежды на спасение рухнули окончательно.

Ещё один узник, А. Ральников, вспоминал:

«Застучал у баржи якорный шпиль, баржа развернулась и полным ходом пошла вниз по Каме. Старик Василий Шемякин, хорошо знавший эти места и плес реки, припал к щелке и временами сообщал, где нас везут. Не доходя до Сарапула, около деревни Пещеры, баржа замедлила ход, затрещала, закачалась. Василий Шемякин, не разобравшись, крикнул:

– Здесь, товарищи, омут. Видно, хотят нас топить!

Мы стали обнимать друг друга, прощаясь…»[156]156
  Там же.


[Закрыть]

Подойдя к Сарапулу, красные моряки, остановив баржу, разоружили конвой. Потом, открыв люки, стали всматриваться в тёмное нутро трюма в поисках измождённых людей.

– Живы ли, товарищи? – склонился над люком боцман «Волгаря-добровольца» С. Белов.

Узники поняли, что голос этого усатого матроса, впервые за долгие дни обратившегося к ним по-человечески, и есть голос свободы. Кто-то в порыве радости крикнул «ура!».

Сначала спасённых накормили супом и кашей, принесёнными с кораблей, потом, разместив кого на миноносцах, кого (кто покрепче), вернув в трюм, повезли в город. На пристани «жертв террора» (спасти удалось 432 человека) встречали как настоящих героев – музыкой духового оркестра и громкими рукоплесканиями тысяч людей. Сарапул расцвёл красными знамёнами, лозунгами и плакатами.

Лариса Рейснер:

«Утром город и войска встречали заключенных. Тюрьму подвезли к берегу, опустили сходни на «Разина» – огромную железную баржу, вооруженную дальнобойными орудиями, и через живую стену моряков 432 шатающихся, обросших, бледных сошли на берег. Вереница рогож, колпаков, шапок, скрученных из соломы, придавали какой-то фантастический вид процессии выходцев с того света. И в толпе, еще потрясенной этим зрелищем, уже просыпается чудесный юмор.

– Это кто же вас так нарядил, товарищи?

– Смотрите, смотрите, это форма Учредительного Собрания, – каждому по рогоже и по веревке на шею.

– Не наступай мне на сапог, видишь – пальцы торчат. – И выставляет вперед ногу, обернутую грязным тряпьем.

Еще приближаясь к берегу, голосами, пролежанными на гнилой соломе, они начали петь марсельезу. И пение это не прекращалось до самой площади. Здесь представитель от заключенных приветствовал моряков Волжской флотилии, ее командующего и власть Советов. Раскольникова на руках внесли в столовую, где были приготовлены горячая пища и чай. Неописуемые лица, слова, слёзы…»[157]157
  Рейснер Л. Указ. соч. С. 58.


[Закрыть]

К сожалению, сарапульская «баржа смерти» оказалась не единственной. Вскоре появились слухи об аналогичной воткинской «барже смерти», находившейся якобы на камской пристани Галёво. Однако вышедшей в первых числах ноября в сторону Галёво красной флотилии добраться до цели не удалось: береговая артиллерия противника, ударив прямой наводкой, повредила несколько судов, после чего корабли были вынуждены повернуть назад.

В преддверии захвата красными Ижевска часть заключённых была заколота штыками между поленниц на берегу воткинского заводского пруда; часть – заживо закопана в землю.

* * *

Итак, отряд Александра Чеверёва, влившийся в азинскую дивизию (приказ по 2‐й армии № 51 от 23 сентября), стал именоваться 4‐м сводным. Чеверёвцы тоже шли на Сарапул, но по железной дороге, через Агрыз. Остальные полки пробивались своим ходом в направлении Большая Уча – Нылга – Жикья. Там же, под селом Большая Уча, 27 сентября красные после почти двухчасового ожесточенного боя разбили крупный отряд ижевцев в количестве шести рот.

Из телеграммы Азина РВС 2‐й армии от 28 сентября 1918 года:

«Вятские Поляны

Военно-Революционному Совету 2 армии

Доношу, что 27 сентября высланный баталион пехоты и орудие конное имели бой в деревне Большие Ключи где белые были в составе 2 рот одна из Ижевска рабочие после 2 часового боя Большие Ключи были заняты с небольшими потерями для противника в силу того, что обнаружив свою неустойчивость белые разбежались к дер. Большая Уча в которой у них были силы судя по захваченным документам отряд в составе 6 рот под названием Больше-Учинский отряд где они нас встретили с боем после полутора часового боя белые бежали оставив убитыми человек триста по направлению Вавож пехота закрепилась в деревне Б. Уча конница преследовала бежавших в беспорядке по полю лесу и дороге до дер. Березек убегающие беспорядочно белые потеряли много убитых после чего конница возвратилась в Б. Учу.

Бол. Уче выпущены нами из заключения Советские Работники противник из себя представляет банду от 18 до 40 лет население дер. Б. Уча починок Полянский Жикбинский Шадлун Сунда Уча Токмок Сельвай Уча все мужчины вооружены были беспощадно с ними расправлялись рубили как капусту и сжигали. Дороги прескверные одно конное орудие с трудом доставили до Б. Учи. У белых связь не на высоте судя по тому, что две роты бывшие в Б. Ключах выполняли задачу дойти до станции Сюгинской занять её и закрепившись где они должны были соединиться с отрядом Можгинским под командой поручика Уткина, который нами 24 сентября разбит наголову в Можге…

…За вчерашний бой трофеев много отбито походная кухня с обедом и винтовок кавалерийских производства 1918 года из обыска убитых и канцелярских дел штаба белых которые я Вам вышлю явствует что патрон у них по 60 на бойца. Во время боя проявил беззаветную храбрость политком Кузьмин, который вместе со мной атаковал противника на шашку.

28/IX-18 Азин»[158]158
  Куликов К. И. Указ. соч. С. 121–122. // Рукописный фонд УдНИИ. Д. 126, с. 8.


[Закрыть].

Путь на Агрыз по железной дороге оказался перекрыт повстанцами; у железного моста через реку Валу (близ Черемушек) пути патрулировал бронепоезд противника. Азинцам пришлось пойти на хитрость: замаскировав на платформе пушку, приблизили её к бронепоезду и меткими выстрелами вывели громаду из строя. Далее, ударив шрапнелью и разогнав охрану моста, двинулись дальше, одновременно занимаясь ремонтом как полотна, так и встречных деревянных мостов.

Работы по восстановлению мостов хватало. Дело в том, что на участке от реки Вятки до Агрыза лишь один мост являлся металлическим (через Валу), остальные – были деревянными. Это позволяло неприятелю быстро выводить их из строя (часто подрывали или просто сжигали).

Из оперативно-политической сводки главнокомандующего войсками Учредительного собрания Прикамского края о положении на Юго-Западном фронте от 14 сентября 1918 года:

«…Юго-Западный фронт: Наступление наших войск на железную дорогу было произведено одновременно на ст. Пычас и от ст. Саркуз и Люги. На ст. Пычас нами захвачено: 6 вагонов ржи, 3 кавалерийских лошади с седлами, 6 винтовок, 4 шашки, 1 телеграфный и 3 телефонные аппарата; уничтожено между ст. Сюгинской и Уромом 4 железнодорожных моста. Между ст. Саркуз и Люга в направлении к Вятским Полянам нашим отрядом уничтожен мост… Благодаря испорченному пути и занятию нашими войсками нескольких станций железной дороги, красноармейцы в районе Агрыза являются отрезанными как от линии железной дороги, так и от реки Вятки…

Штаб главнокомандующего войсками Учредительного собрания Прикамского края»[159]159
  ЦГА УР. Ф. 223. Оп. 1. Д. 3. Л. 3.


[Закрыть].

И всё-таки 4 октября Агрыз был взят. Сразу после этого азинцы отправили на Сарапул 2‐й и 3‐й батальоны, оставив 1‐й батальон охранять станцию и город.

Пока основные части красных находились в районе Сарапула, двухтысячный отряд белых, выйдя из Ижевска, решил смести заслон, оставленный Азиным к северу от станции Агрыз. Несмотря на то что силы были неравны (противник сконцентрировал в районе Малой Пурги мощный кулак), ижевцы встретили достойный отпор. Завязался кровопролитный бой, в результате которого большие потери понесли обе стороны. Однако преимущество всё больше и больше склонялось на сторону повстанцев.

Отряды Северихина сначала спешно отступали, потом побежали, раз за разом оказываясь на линии перекрестного огня. Пехотный батальон, прикрывающий станцию на ижевской дороге, был полностью уничтожен. Северихин потерял связь с командирами рот: отправленные к ним связные погибали в пути. Возникла угроза окружения. После того как погиб комбат Мельников, отряд, потеряв два орудия, отошёл к Агрызу, который, казалось, был обречён.

Находясь в полном отчаянии, Северихин отправил Азину телеграмму, прося того немедленно помочь. Известие о нападении мятежников на Агрыз оказалось для начдива полной неожиданностью. Вместо отдыха теперь его бойцам предстояло новое сражение. Посадив на железнодорожную платформу взвод красноармейцев, он прямиком отправляется в Агрыз. На станцию Азин прибывает уже ночью, преодолев часть пути на коне. И ситуация, как по мановению волшебной палочки, резко меняется.

Начдив приказывает вооружить всех легкораненых, штабных работников, писарей, санитаров, железнодорожников и работников местного депо. А потом лично ведёт их в контратаку:

– За мной, ребята, вперёд!

Воодушевлённые примером своего командира, азинцы с криками ринулись на врага и вскоре отбросили его на несколько километров.

После этого боя моральный дух местного населения настолько поднялся, что Сводная дивизия Азина стала быстро пополняться: вскоре из Можги подошли 470 добровольцев, 323 – из Сарапула и 175 – из Агрыза[160]160
  Ладухин В. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть]. Все хотели называться «азинцами».

* * *

Сделаем небольшое отступление.

Отличие любой гражданской войны от войны международной и межнациональной в том, что в ней участвуют, по сути, свои. Всё равно что стенка на стенку в пределах одного села или города. Ничего удивительного, что зачастую и военные атрибуты у противоборствующих сторон отличались не столь сильно – например, знамёна. Напомню, ижевские повстанцы, бойцы Народной армии Комуча и многие партизанские отряды воевали под кумачовым стягом – тем самым, которое в советское время было узурпировано под «знамя Революции». Правильно, кумачовый флаг – это флаг Революции. Правда, не Октябрьского переворота 1917-го, а Февральской революции того же года, то бишь не социалистической, а буржуазно-демократической, как любили рассказывать наши школьные учителя.

Кумач – цвет Февраля, ратовавшего за низвержение Романовской империи и установление власти Конституции и Учредительного собрания. Надеюсь, теперь понятно, почему правительство Комуча утвердило своим флагом кумачовое знамя. Ну а у Красной армии другого и не было: Октябрьская революция, говорили большевики, была порождением Февральской. Правда, лозунги всё-таки отличались. Если большевики требовали «Власть – Советам!», то повстанцы разных уровней – несколько другое: «Власть – Советам, но без большевиков!». Разница налицо. Потому-то на кумачовых знамёнах некоторых белогвардейских частей вместо серпасто‐молоткастого оттиска красовался другой – например, надпись «Земля и Воля».

Вывод из всего этого простой: в начале становления Рабоче-Крестьянской Красной Армии с красными флагами особо никто не носился. Ни в пехоте, ни даже в коннице. Это уже потом, начиная с середины 1919 года, когда погнали «гадов-колчаков» и «чёрных баронов» туда, куда Макар телят не гонял, кумачовый стяг красным очень даже сгодился. Тем более что у Деникина уже вовсю колыхался официальный российский триколор. Воины Добровольческой армии носили на рукаве трёхцветный (бело-сине-красный) шеврон. Правда, помимо этого, в каждом белогвардейском полку имелось своё знамя; например, в 16‐м Ишимском Сибирском полку оно было бело-зелёным, а боевое знамя ижевцев – чёрно-жёлтое Георгиевское. (О знамёнах же и форме корниловцев, дроздовцев и марковцев говорить вообще не приходится.) В любом случае, красное знамя осталось за большевиками.

Впору задаться вопросом: ни одно ли то же – красный ли, триколор ли, а то и махновский с его мрачными тонами? Нет, не всё равно. Знамя в бою вдохновляет и не позволяет дать слабину и впасть в уныние. Ибо, пока жив знаменосец, твой полк ещё держится, живёт, сражается. Исчезло родное полотно – вот тут тебе паника, разброд и шатание. Так было всегда – на Куликовом поле (с хоругвями с ликом Спасителя), при Минине и Пожарском, при Бородине, в Крымской кампании, при защите Севастополя и обороне Порт-Артура. И всегда полковое знамя вдохновляло русского солдата на великие подвиги.

В 1918 году всё смешалось. Поэтому начдиву Азину однажды пришла в голову удачная мысль: можно, оказывается, в бою обойтись и без знамени, если, скажем, это самое знамя заменить неким запоминающимся обликом начдива, появление которого в самый ответственный момент на переднем крае смогло бы вдохновить бойцов кинуться в самую гущу сражающихся. И вот тогда-то у Азина впервые появляется его знаменитый красный шарф. Этот атрибут своей одежды он всегда носил в бою, перевязывая через плечо справа налево. Так и мчался на лихом коне на врага, всем своим видом показывая: вперёд, ребята, за мной! Ваш командир с вами, он – впереди! А с ним – хоть в огонь, хоть в воду! С некоторых пор без своего красного шарфа, ставшего неким «полевым знаменем» дивизии, Азин уже не мог обходиться.

Вот как описывает прибытие Азина в Агрыз ижевский историк К. Куликов: «Под вечер на станцию прибыл Азин. Ехал он на белоногой лошади в кожаной тужурке, с красным шарфом. За ним двигался музыкальный взвод, а затем красноармейцы. Шли пешком около 9 километров, шли под гром барабанов и звон медных труб. На станции полки выстроились на парад. Азин взобрался на пустую бочку и говорил речь… Закончил речь тем, что сегодня же следует взять Сарапул, а потом двинуться на Ижевск»[161]161
  Куликов К. И. Указ. соч. С. 126.


[Закрыть].

Другой историк, Е Шумилов, пишет:

«При штурме мятежного города оружейников самый первый азинский шарф продырявила картечь, обуглил огонь. Оттого и потребовалось срочное шитье нового «личного знамени». Кстати, нечто подобное завели и самые задушевные боевые друзья лихого начдива – латышские кавалеристы. В гривы своих коней они вплели красные ленты. Так и ворвались на южную окраину Ижевска, кого приведя в ужас этим цветом, а кого и ободрив, дав надежду на избавление…

Сразу после победоносного штурма Ижевска комиссар дивизии Дмитрий Зорин, назначенный одновременно председателем Ревграждансовета города, черкнул записку в Комиссию по учету имущества бежавшей буржуазии: «Необходимо вскрыть магазины Леушева или же Бажутина, в которых необходимо предъявительнице сего взять шелк или другой материал, требующийся для вышивания подарка начальнику дивизии на память о взятии Ижевска».

Потребную ткань неизвестная мастерица, судя по всему, сразу реквизировала, так что Зорин телеграфировал Азину в Сарапул: «Шарф скоро будет закончен, вышлю с нарочным».

Но что-то задержало ижевских златошвеек. 10 декабря начдив вынужден был нетерпеливо напомнить телеграммой: «Жду шарф». На следующий же день Зорин успокоил командира: «Шарф готов, сегодня отправлю с мальчиком Петькой. Можете оставить Петьку у себя». А чего еще надо одному из этих юных вестовых? Все они были просто влюблены в своего совсем негрозного «железного».

Чудо-шарф ублажил Азина. 13 декабря вестовой вручил Зорину несколько «корявую», но душевную телеграмму начдива: «Искренне благодарен за оказанную мне честь и подарок, присланный Вами от политического отдела дивизии, в лице Вас, в память о взятии Ижевска шарф, который мне будет истинным вдохновением в решающие минуты в борьбе с врагами Революции. Вперед, вперед за царство коммунизма. Начальник 28‐й стрелковой дивизии Азин»…»[162]162
  Шумилов Е. Ф. Указ. соч. С. 66–67.


[Закрыть]

Без знамени в бою никак. А если «полевое знамя» на груди командира, воюющие обречены на победу…

* * *

28 сентября 1918 года командармом-2 становится Василий Иванович Шорин. В одном из первых своих приказов в качестве командующего он указывает местонахождение полевого штаба 2‐й армии – пароход «Вест». Именно туда отныне следовало присылать донесения командиров подчинённых ему частей.

Штаб Шорина будет оставаться в Вятских Полянах до конца 1918 года. Лишь в январе 1919 года командующий армией перенесёт свой штаб из Вятских Полян в Сарапул (пробудет там до 5 апреля).

К тому времени 2-ю армию пополняют Особая Вятская стрелковая дивизия (начдив А. Медведев, сменивший с 6 октября С. Малыгина) из 6‐й армии, отряд Особого назначения (Ю. Аплок) из 3‐й армии и Волжская военная флотилия (Ф. Раскольников).

Из письма члена РВС 2‐й армии П. Штернберга дочери (октябрь 1918 года):

«С. Вятские Поляны.

Всё время я жил на пароходе и только сегодня перебрался на берег, так как сразу завернул мороз. Вятка замёрзла в верховье у г. Вятки, и можно было опасаться, что нашу флотилию затрёт льдом. Если ты читала газеты, то знаешь, что наша армия действует против Ижевско-Воткинских заводов, которые весьма скоро будут взяты, и тогда мы переедем в Сарапул. Когда я приехал сюда, армии не существовало, а теперь наша армия ставится в пример. Теперь для нас начинается очень трудная пора, так как новое направление, по которому придётся двигаться, – без железных дорог, и настанет суровая в этих местах зима…»

* * *

30 сентября суда Волжско-Камской речной военной флотилии близ острова Зелёный на Каме напоролись на плотный пушечный огонь неприятеля из шестидюймовых орудий. Как показала воздушная разведка, у Пьяноборского острова стоял целый флот белых из пяти-шести пароходов.

В тот же день во время боя с противником была потоплена красная канонерка «Ваня-коммунист». Более половины личного состава судна погибло, в том числе – легендарный матрос Николай Маркин. [163]163
  В том бою погибло 30 человек; катера подобрали и спасли 50 тонущих. (Куликов К. И. В боях за Советскую Удмуртию. Ижевск, с.133.)


[Закрыть]

В первой половине дня канонерка в сопровождении миноносца «Ретивый» шла вверх по реке в поисках неприятеля. Потом к ним присоединился миноносец «Прыткий». Около 14 часов на полверсты ниже Малиновского острова по кораблям ударила береговая артиллерия противника. Прямыми попаданиями «Ваня» был повреждён и вскоре загорелся. После этого из-за Пьяноборского острова вышло шесть белогвардейских пароходов, которые в считанные минуты расстреляли «Ваню» прямой наводкой. Как вспоминали очевидцы, сам Маркин до последней минуты прикрывал членов экипажа огнём из пулемёта и погиб вместе с судном.

Чем-либо помочь погибающим товарищам было уже невозможно. Два небольших катера со шлюпками с трудом подобрали тонущих. Были повреждены красные корабли «Ольга» и «Товарищ».

Лев Троцкий писал в некрологе: «Николай Григорьевич Маркин погиб в бою на своем пароходе «Коммунист». Среди многих наших утрат это одна из самых тяжёлых. Его сравнительно мало знали в партии и в общесоветских организациях, ибо он не был журналистом или оратором; но дела его были ярче и выразительнее всяких слов. Я близко знал его на деле и свидетельствую, что Маркин был одним из лучших в наших рядах. Не верится, что его больше нет с нами. Прощай, верный хороший друг Маркин!»