Текст книги "Железный начдив Азин. Между красными и белыми"

С октября 1917 года Василий Иванович (уже полковник) служит командиром 102-го пехотного Вятского полка. После Октябрьского переворота солдатским советом был выбран начальником 26‐й пехотной дивизии. И это при том, что большинство его бывших товарищей по службе либо самостоятельно, либо с генералом Корниловым убыли на Дон. А Шорин остался.

В сентябре 1918-го, находясь на излечении в Вятке, Василий Иванович добровольно вступает в Красную армию и вскоре назначается командующим 2‐й армией Восточного фронта. Записывает его в штат РККА тов. Медведев, командующий Вятским укрепрайоном. Александр Медведев – вчерашний полковник Императорской армии; в Вятке он управляет действиями красных отрядов и полков.

А дальше внимательно приглядимся к цепочке Вацетис-Шорин-Медведев-Азин. Что объединяло этих людей? Для нас, живущих столетие спустя, это некий ребус в виде перебирания кубика Рубика с закрытыми глазами. Но это только на первый взгляд. На самом деле всё находит логическое объяснение, если взглянуть в те самые послужные списки наших героев, скажем, Вацетиса и Шорина (уж, извините, пришлось заглянуть). Так вот, этих офицеров царской закваски ещё до описываемых событий объединял 102‐й пехотный Вятский полк. Именно там Иоаким Вацетис, будучи подполковником, с 1912 года служил комбатом; полковник Василий Шорин – недолгое время был командиром полка. Правда, служили они в разное время. Но это ничего не значит: Вацетис и Шорин – однополчане. А это немало. Кроме того, Вацетис не мог не знать, что Шорин был женат на его землячке – дочери почётного гражданина города Риги Екатерине Владимировне Янсен, с которой воспитывал двух приёмных детей – Владимира и Анну.

Напомню, в первых числах августа 1918 года в губернской Вятке был создан Военный совет Вятского укрепленного района. 21 августа туда прибывает бывший царский офицер Александр Александрович Медведев, назначенный начальником этого самого укрепрайона.

Вскоре после Февральской революции 1917 года Медведев вступил в партию большевиков; когда начнут формироваться отряды РККА, запишется в Красную армию одним из первых.

Медведева на столь высокую должность поставит Михаил Кедров, хорошо его знавший и доверявший соратнику. Через Кедрова же Александр Медведев познакомится с Председателем Совнаркома тов. Лениным.

Однако не в меру горячий, резкий и подозрительный, Александр Александрович, возглавив Вятский укрепрайон, не только конфликтует с местным губисполкомом, не желавшим делиться властью, но ставит вопрос ребром: либо он, либо – они!

Закончится тем, что Медведева отстранят и отправят формировать из разрозненных красных отрядов стрелковую дивизию.

Нам же Медведев интересен вот чем.

Именно Александр Медведев в сентябре 1918-го запишет Василия Шорина в ряды РККА. (Сам Медведев позднее возглавит Вятскую Особую дивизию.) А Вацетис – утвердит бывшего царского полковника Шорина на должность командарма-2. Почему? Потому что свой. Надёжный и проверенный. В Шорине были уверены и Медведев, и Гусев. Но, главное, Вацетис, в преданности которого не сомневался не только Троцкий, но и Ленин.

Всё по-честному: брать лишь тех, кого хорошо знаем, исходя из принципа личной и партийной преданности.

«Революции и гражданские войны имели одну особенность, – писал военный историк Н. С. Черушев. – Они могли стремительно вознести того или иного человека на невиданные ранее высоты власти, давая ему на какое-то время огромные властные полномочия. И так же быстро его спустить с высот Олимпа, развенчивая ореол бывшего вождя, властителя дум, вчерашнего всеобщего любимца. Довольно часто этот спуск с заоблачных высот заканчивался физической смертью. Как правило, такое случалось с людьми авантюрного склада, сумевшими на гребне волны событий заполучить важный пост»[146]146
  Черушев Н. С. Указ. соч. С. 315.


[Закрыть].

Впрочем, из нашей «цепочки» мы и словом не обмолвились о тов. Азине. Спрашивается, а он-то с какого боку-припёку к Вацетису и прочим большевикам?

Так вот, оказывается, совсем не с боку и не с припёку: у Азина были тесные и товарищеские отношения с… Александром Медведевым. Да-да, с тем самым командующим Вятским укрепрайоном. Хотя, на первый взгляд, что в этом плохого: приехал латыш в Вятку, сошёлся с неким военным, который ко всему прочему оказался большим начальником, а тот посоветовал вступить в партию. Логично? Вполне. Если бы не одно «но»: Медведев хорошо знал Азина ещё до описываемых событий. Внимание: их объединяло дореволюционное прошлое! Медведев – единственный из боевых соратников начдива Азина, кто знал его ещё по Риге.

Сам Медведев вспоминал: «Азина я знал ещё с 1915 года, когда мы встречались с ним в Риге, в кафе Ша Нуар. Тогда он был офицер казачьих войск, с лампасами на брюках, а я в защитных погонах офицера Новоладожского полка, 109 дивизии 43 армейского корпуса 12 армии Северного фронта. Азин каждые четыре месяца приезжал из Двинска, чтобы отдохнуть от боёв. Это был свой в доску парень, очень подвижный и разумный. Бывали мы с ним в театрах Риги. Я знал умного, блестящего офицера казачьих войск – настоящего боевого героя, а не какого-то выдуманного полоцкого самородка, выходца из чиновников-обывателей, укрывавшегося от мобилизации»[147]147
  Шумилов Е. Ф. Указ. соч. С. 21–22.


[Закрыть].

Следует заметить, Рига в 1915 году – прифронтовой город. После того как летом немцам удалось захватить Тукумс, Добеле и Бауску, а 2 августа войти в Елгаву, стало понятно, что враг практически вплотную приблизился к рижским крепостным стенам. От каких боёв «отдыхал» «офицер казачьих войск, с лампасами на брюках», приезжая туда «из Двинска», сказать несложно: то была сказка для несведущих, придуманная самим Азиным. Он не воевал, а периодически наезжал из Риги домой. Уже тогда, в 1915 году, Вольдемар был одержим казачеством, всеми фибрами души мечтая стать «настоящим казаком». И стал им! Правда, пока в своих фантазиях. Ничего удивительного, что осенью того же года он убудет с родным Полоцким народным училищем в эвакуацию в Новочеркасск – поближе к мечте.

Ну а боевой офицер Медведев запомнит этого лихого «казачка», и когда судьба их снова столкнёт, что называется, лбами, непременно замолвит словечко. Перед кем? Да перед тем же тов. Шориным, например, у которого на примете и без этого латыша было немало оборотистых хлопцев – тот же Саня Чеверёв, который и командовал не хуже, и был более покладист.

Когда комфронта Вацетиса Троцкий с подачи Владимира Ильича поставит возглавить Вооружённые силы Республики, на своё место «латышский стрелок» порекомендует опять-таки «своего человека» – того, кого хорошо знал, исходя из принципа личной и партийной преданности: тов. С. Каменева. Их обоих в начале 1900-х свели стены Николаевской академии Генерального штаба: Каменев выпустился из оной в 1907 году, Вацетис – в 1909‐м. Однокашники.

В вопросе же утверждения Азина начальником дивизии у командарма-2 Шорина сомнения, конечно, имелись, причём немалые. Лихой ухарь и партизан – вот весь Азин августа 1918 года. А далее из «казачка» следовало лепить настоящего командира – то есть военачальника. Удастся ли, – сомневался Шорин, – не подведёт ли? Но, как уверял командарма его однокашник Медведев, не подведёт! Ведь он (Азин) ещё с рижских времён был «своим в доску парнем»!

Своим – так своим. Как говорится, поживём – увидим. Главное – свой. Да ещё – новый член партии. Война всё рассудит.

Как видим, у каждого имелся надёжный покровитель: у Главкома Вацетиса – Ленин и Троцкий; у комфронта Каменева и командарма Шорина – Иоаким Вацетис; он же, Вацетис, стоял за спиной тов. Медведева. Последний курировал деятельность тов. Азина. По крайней мере, на первых порах.

Так что, отвечая на вопрос: не замечал ли командарм Шорин за своим подчинённым Азиным «нечто этакое»? – ответ один: и замечал, и сомневался. Но знал и другое: Азин – свой. А боевой опыт – дело наживное. Если, конечно, подчинённый не конченый негодяй и трус по природе.

Но время показало: Азин не был ни трусом, ни слабаком. А ещё – преданным Советской власти коммунистом. Уважаемым, к слову, своими бойцами, готовыми идти за бесстрашным командиром в огонь и воду. Всё это вкупе делало Азина блестящим начдивом.

* * *

Всё, что касается финансов, всегда секрет.

Помните, рассказывая о золотом запасе, вывезенном Каппелем из Казани, я как бы мимоходом отметил, что красные защитники города, с трудом разыскав четыре грузовика, в большой спешке едва-едва успели часть сокровищ спасти. Как уверял впоследствии бывший управляющий Казанским банком Пётр Марьин, «около 200 ящиков золота в монете на сумму 12 миллионов рублей…»

И куда, спрашивается, делось золото? Оказывается, это была целая операция!

После того как чехословаки овладели господствующей над Казанью высоткой Верхнего Услона и открыли оттуда по волжским пристаням и железнодорожным путям артиллерийский огонь, стало понятно, что путь на Нижний Новгород по Волге закрыт. «Комиссар по выполнению поручения Совнаркома особой важности» тов. Наконечный, наделённый Лениным «чрезвычайными полномочиями», был в отчаянии! Те же эмоции испытывали «помощник комиссара» тов. Измайлов и комендант Андрушкевич. В головах «уполномоченных» вертелась одна навязчивая мысль, связанная со скорым расстрелом из чекистского маузера в безвестном подвале.

Именно эта мысль и подтолкнула Сергея Измайлова предложить сотоварищам вывезти (хотя бы часть!) золота на автомобилях по единственной дороге на Арск. После доклада Вацетису последний план одобрил, приказав выделить транспорт и охрану в лице пятнадцати латышских стрелков с пулеметом. Лишь поздним вечером 5-го августа Измайлов с четырьмя грузовиками прибыл в банк (сам «помощник» ехал на легковом авто). Осталось последнее – загрузить машины и…

Однако в банке непрошенным гостям оказались не рады; мало того, руководство банка, под ружьём которого находилось до 40 стрелков охраны, попыталось прибывших арестовать. Но тут уже встрепенулись латыши: заклацав затворами, они быстро привели охранников в чувство.

Показав ленинский мандат, Измайлов потребовал погрузить в три автомобиля 4,8 тонн золота, а в четвертый – мешки с бумажными денежными знаками. Уже далеко за полночь акты на груз и необходимые расписки были выданы, автомобили – загружены. Об истинном количестве груза история до сих пор умалчивает: в любом случае, если верить поздним воспоминаниям очевидцев, загрузили не менее 100 ящиков с золотом плюс полсотни мешков с ассигнациями. Ближе к пяти часам утра 6 августа, «оставив остаток кредитных билетов на ответственности представителей Совдепа, мы уехали на пяти автомобилях с 16 стрелками и 2 пулеметами в сопровождении 6 человек банковских служащих», – уточнит тов. Измайлов во время расследования в сентябре 1918 года.

И всё же нестыковка налицо: 200 ящиков и «не менее 100» – вещи разные. А всё потому, что спасённое красными золото увозилось двумя партиями. Одна (большая) партия была транспортирована в Вятские Поляны[148]148
  Черушев Н. С. Указ. соч. С. 178.


[Закрыть]. А другую часть драгоценностей в кожаных мешках латышские стрелки пулемётного взвода под командованием Я. Берзиня под огнём противника вывезли на двух пароконных повозках на пристань, где, погрузив на пароход, отправили вверх по реке.

Посуху же «груз» также повезли подальше от Казани и белых; в данном случае – на северо-восток, в сторону городка Арска, в 65 километрах от губернского центра. Прибыли. Отчитались. Позвонили кому следует, в том числе – товарищу Марьину в Казань. Но в Арске тревожно: никакой сильной власти. Как вспоминал тов. Измайлов, «…комиссары все уехали, приданная воинская охрана почти вся разбежалась… на постах оставалась лишь банковская охрана…»

Судя по всему, вывозить драгоценности дальше Арска в первоначальные планы красных не входило. Однако ситуация на месте показала, что обстановка там аховая, население охвачено паникой. Везти золото по Сибирскому тракту до Малмыжа – было бы опрометчиво: там зашевелились степановцы.

Почему, кстати, груз» повезли именно в Арск, а не, скажем, в Сосновку или затерявшуюся в татарских дебрях какую-нибудь Еловку? Уж там точно никто бы ничего не нашёл. Но в том-то и дело, что задачей большевиков было груз именно эвакуировать. В отличие от Сосновки, Арск – на железной дороге; и это – определяющий фактор. Золото следовало не спрятать, а срочно вывезти подальше от противника. А уж где оставить – место найдётся, Россия большая. Тащить ящики за сто кэмэ на машинах по разбитой дороге да с ненадёжным населением – подвергнуть риску всю операцию. Тем более что под носом «железка». Ящики с мешками перегружают в вагоны – и в путь!

Впрочем, далеко не повезли, остановившись на станции Вятские Поляны. В селе формируются красные отряды, а степановцами и не пахнет. Но, главное, рядом со станцией – река! А где река – там пароходы. Вятские Поляны – важный железнодорожный и речной узел. Поэтому здесь всё проще: вагоны в тупик, по периметру усиленная охрана и ожидание дальнейших распоряжений.

Некоторые исследователи ошибочно считают, что золото из Вятских Полян поездом через Котельнич отправили в Москву. Сомневаюсь. И вот почему: путь на Вятку и Котельнич – через Ижевск, по крайней мере, сейчас. А там к тому времени уже было сильно неспокойно: эсеровский мятеж превратил город в бурлящий котёл. Им бы ещё деньжат из казанских хранилищ – и тогда бы жизнь вообще удалась!

Но дело даже не в этом: в 1918‐м железнодорожной ветки от Ижевска до Балезино и дальше, на Глазов и Вятку, просто не существовало – её построят значительно позднее. Ижевск долгое время был тупиком. Везти ценный груз в Москву или Нижний через Урал – абсурд: там чехарда, всюду противник. Другое дело, если из Вятских Полян вверх по реке на пароходе до Вятки и дальше на Котельнич. Тогда – да, вполне реально. Тем более что секретная операция в Вятских Полянах наверняка осуществлялась под жесточайшим контролем доблестных сотрудников ЧК. Так что ижевцам – кукиш!

* * *

Самое интересное, что всё вышеизложенное – лишь часть, не побоюсь сказать – эпопеи, связанной с злосчастным «казанским золотом». А всё потому, что в августе 1918 года золотой запас, накапливавшийся Российской империей столетиями, с началом боевых действий под Казанью разворовывался мешками и ящиками. А если говорить точнее – пудами и центнерами! И вывезенные красными ценности – лишь капля в море. Потому что, как уверяют некоторые исследователи, свою долю уже тогда, в Казани, получили «верные братушки» и союзники Комуча – белочехи.

Впрочем, всё по порядку. Но для этого предлагаю вернуться к боевой операции тов. Азина в районе Высокой Горы, что в 27 километрах к северо-востоку от Казани.

Судя по телеграмме, отправленной командиром красного отряда в Сарапул на имя командарма-2 Блохина и в Вятские Поляны, азинцы взяли село Высокая Гора 20 августа («Высокие Горы, село и станция, заняты нами сегодня ночью»). Но уже 22 числа ударные батальоны противника, прорвав фронт, под прикрытием броневиков неожиданно и быстро выдвинулись к Высокой Горе, и красным пришлось с большим трудом раз за разом отбивать так называемые «вальные» (наступали вал за валом) атаки противника. Лишь благодаря плотному артиллерийскому огню из нескольких орудий одновременно (в том числе – прямой наводкой) натиск белогвардейцев удалось ослабить. Тем не менее, будто не замечая больших потерь среди личного состава и пушечной картечи, наступавшие ещё какое-то время продолжали лезть напролом. Теряя убитых и раненых, белые, напоровшись на активное сопротивление, по сути, топтались на месте. И так – три дня.

Теперь – о другом. Атаки и контратаки во время боевых действий – дело, безусловно, чрезвычайно эффективное; особенно, если большие потери оправданы достижением поставленной цели – например, захват стратегически важного опорного пункта, города и даже господствующей высоты.

Но что из себя представляла Высокая Гора в казанской операции? Не удивляйтесь: ничего. Или – практически ничего. Это – если говорить о населённом пункте. Потому что главная угроза для каппелевцев с тыла исходила от отряда тов. Азина, наступавшего со стороны Сибирского тракта. А вот наступай азинцы по Мамадышскому или Алатскому трактам, до Высокой Горы всем не было бы никакого дела. И в этом как раз и заключается «изюминка» вопроса. Потому что, как уверяют казанские исследователи, село Высокая Гора в те дни интересовала белогвардейцев не меньше, чем азинский отряд. Так в чём же дело?

А дело в том, что у белочехов, рвавшихся к селу, как оказалось, имелся собственный интерес овладеть и станцией, и селом Высокая Гора. И это при том, что дальше этого населённого пункта на север и северо-восток не было ни одного мало‐мальски значимого населённого пункта, ни богатых продовольственных или имущественных складов, а также никаких союзников. Ничего. Вплоть до реки Вятки – только буераки, леса и болота, среди которых при большом везении можно было набрести на захудалую деревушку, в лучшем случае – село. Ну да, в Вятской губернии шныряют банды каких-то степановцев. Но вряд ли из-за них под Высокой Горой стоило людей под красные пулемёты бросать.

Как видим, не стоило. Потому как чехи дрались не за бородатых русских «степановцев», а за нечто более стоящее для них самих, любимых. Ибо чехословаки погибали в бою… за золото. Но при чём здесь, спросите, Высокая Гора? Оказывается, это село имело к данному вопросу самое непосредственное отношение.

О «золоте легионеров» впервые заговорили через одиннадцать лет после тех событий, то есть в 1929 году. Именно тогда в славном городе Казани появляются представители некой международной кладоискательской экспедиции, намеревавшиеся «что-то поискать» в окрестностях Высокой Горы. Потом появилась информация о кладе, которую представителям французского банка «Люберзак и К°» (финансировавшего экспедицию) предоставил какой-то поляк. Как выяснилось, брат Вячеслава Ветеско (так звали поляка) по имени Константин в составе сводного отряда легионеров принимал участие в захоронении под Казанью части российского золотого запаса. И, со слов этого самого Ветеско, его брат – единственный из легионеров, который, будучи тяжелораненым, выжил после ожесточённого боя с красными, произошедшего в двадцатых числах августа 1918 года.

Однако, несмотря на то что кладоискательская экспедиция, спонсируемая французами, работала, что называется, денно и нощно, никакого клада в самом селе и вокруг него найдено не было. Ни клада, ни даже его следов! Позднее к поискам присоединятся отечественные кладоискатели – но тоже тщетно.

Современных же исследователей заинтересовало следующее. Во-первых, согласно ведомости «О наличии и движении золота особой кладовой Казанского Отделения Государственного Банка» за август 1918 года, хранилище Казанского банка к 20 августа уже оказалось пустым. А во-вторых, бесследно исчезли некоторые банковские служащие, участвовавшие в работах по эвакуации ценностей в последнюю очередь. Некто Кесарев, Кимбор и Козлов, будучи назначенными в «командировку по эвакуации золота в Самару», как выяснилось, никуда на пароходе не убывали.

Так вот, кладоискатели не исключают, что золото было некой заранее обговоренной долей легионеров за их участие в захвате золотого запаса. А банковские служащие вошли с легионерами в некий преступный сговор. Например, до сих пор неизвестно, по какой причине в октябре 1918 года застрелился командовавший в Казани чешскими и словацкими легионерами Йозеф Йиржи Швец. Самоубийца оставил посмертное письмо: «Я не могу пережить этот позор, который покрыл нашу армию. Всё лучшее в нас, наша честь, уничтожено». О чём это он? Неужели у чеха не выдержали нервы при виде того, как его соотечественники постепенно превращались в России в банду отпетых мерзавцев и мародёров?

Впрочем, нынешних кладоискателей морально-нравственный облик «братушек» из белогвардейского легиона мало интересует; гораздо больше – куда они могли спрятать неучтённое золото? Поэтому поиск этот продолжается по сей день.

* * *

Хотя, если взглянуть на данный вопрос с другой стороны, то, возможно, и не стоило бы поисковыми лопатами перекапывать кубометры татарского глинозёма. Золота в нём всё равно нет. А если когда-то и лежало, то от силы – несколько дней.

Попробуем разобраться.

Любая история (пусть даже версия) лишь тогда чего-нибудь стоит, когда она выдерживает испытание критикой. И на сей раз, уважаемый читатель, позволь ненадолго оказаться в роли этого самого критика твоему покорному слуге. То бишь – автору, который сильно сомневается во всей этой истории.

А начну с того, что даже локальный бой чреват появлением так называемых безвозвратных и санитарных потерь – то есть убитых и раненых; причём последних обычно в разы больше. Как правило, раза в два-три. И это советую хорошо запомнить.

Казанские исследователи не перестают верить старой истории о том, как солдаты сводного отряда Комуча, загнав тяжёлые, гружёные золотом автомобили в непроходимые лесные кущи, спрятали там драгоценный груз (ту самую мзду чехам за оказанные услуги по захвату золотого запаса) и уже по возвращении порожняка столкнулись с красным отрядом тов. Азина. После чего завязался бой, в результате которого почти все легионеры погибли.

И мы в это даже поверим. Не поверим в другое: в то, что боестолкновение закончилось полным уничтожением грузового конвоя (не считая случайно выжившего тяжелораненого Константина Ветеско). Наверняка были и прочие раненые и даже сдавшиеся в плен. Бой есть бой, тут свои законы. В этом как раз и заключается несоответствие выдвигаемой нынешними исследователями-кладоискателями версии о наличии где-то в районе Высокой Горы богатого клада, спрятанного легионерами. Клада нет. Он не состоялся.

А всё потому, что в результате боестолкновения белочехов с азинцами в августе 1918 года имели место как минимум два фактора: трофейный транспорт и пленные. Нынешние кладоискатели считают, что красным достались порожние грузовики, разгрузившиеся незадолго до этого где-то в дремучем лесу и возвращавшиеся обратно в Казань.

Пусть порожняк, согласимся. Но только не грузовики, а… броневики. Время на доказательство терять не будем, просто в очередной раз прочтём отрывок из донесения командарма-2 Блохина комфронта от 29 августа 1918 года: «…главные операции направлены и поныне против Казани, где ведутся успешные бои и наши части продвигаются вперед от Высокой Горы, причем мы успели захватить у противника 2 броневика, 5 пулеметов и одно тяжелое орудие с 500 снарядами».

Как видим, о грузовиках – ни слова. Зато в качестве трофеев командарм-2 указывает броневики, пулемёты и даже тяжёлое орудие. Правда, в донесении ничего не сказано о пленных. Но это не повод уверять, что их не было вовсе. Ведь где раненые – там и пленные. Аксиома войны. Броневик, к слову, для того и создан, чтобы находившиеся в нём бойцы были хорошо защищены, следовательно, как можно дольше оставались живыми и невредимыми. И пусть, что грузоподъёмность его меньше грузовика – главное, что, судя по всему, вместимость также сыграла свою роль.

Да, кстати, о каком количестве сокровищ идёт речь?

Сложно сказать. Французский банк «Р. де Люберзак и К°», ещё в 1928 году начавший судебную тяжбу с СССР, требовал вернуть 51 ящик с 338 слитками золота (около 2,5 тонн) на сумму почти в 3,3 миллиона рублей. По договору же, составленному в сентябре 1929 года в Париже между управляющим французским банком Александром Буженером и специальным представителем Госбанка СССР Акимом Николаевым, капиталисты ничуть не сомневались, что им удастся обнаружить в России «клад, состоящий из ценностей золота в слитках и монетах, платины и других драгоценных предметов, закрытых (вложенных) в ящиках и других формах упаковки, приблизительно 400, общей стоимостью, доходящей до восемнадцати миллионов долларов США…»

Если рассуждать более предметно, то вес одного стандартного банковского ящика с золотом составлял около 51 кг. И если этих ящиков, как уверяли французы, было «приблизительно 400», следовательно, 18–20 тонн драгоценного металла куда-то подевалось. А если данное количество груза потребовалось бы перевезти, понадобилось бы не менее десятка-полтора двухтонных грузовиков. Вряд ли такое количество грузовиков могло остаться незамеченным в случае встречи с отрядом красных. Тем не менее их никто не видел.

И знаете – почему? Потому что грузовиков не было. А были броневики, как минимум – два, отмеченных в донесении. Могли быть ещё и гужевые обозы, гружёные этими самыми ящиками. Ведь ящиков было не четыре сотни, а в восемь раз меньше: ведь сводный отряд солдат Комуча, судя по всему, перевозил лишь украденные ящики, принадлежавшие частному Русско-Азиатскому банку, в количестве 51.

Что стало с остальным похищенным легионерами золотом? Всё просто: они его забрали с собой. Мало того, чехословакам удалось вывезти эти самые ящики на родину. Как переправляли, спросите? Как придётся: неучтёнными транспортными рейсами, «левыми» вагонами и пр. Вот и вся арифметика.

Продолжая разговор о бое под Высокой Горой, не приходится сомневаться, что в ходе боестолкновения со стороны белых были как раненые, так и пленные. Последние – всегда обуза для победителей, если, конечно, их не использовать для тяжёлых работ, а также… в качестве информаторов. В данном случае информация для красных явилась важной составляющей частью всей боевой операции. Поэтому пленных следовало хорошенько допросить, что тов. Азин, надо думать, и сделал. Причём, зная характер нашего латыша, развязывать языки он умел мастерски. А потому о трофейном транспорте быстренько узнал всю подноготную: кто и куда посылал, зачем, характер груза, место разгрузки и пр. И не приходится сомневаться, что в ответ красный командир получил вполне исчерпывающие ответы на эти простенькие, на первый взгляд, вопросы. Ведь цена ответа на передовой обычно стоит жизни. Нет, не тех, кто посылал бедолаг «на дело», а собственной – значит, единственной. Рассказал – живёшь дальше; если нет – то и нет. Опять же – аксиома войны.

Теперь, надеюсь, вы уже догадались, о чём я так долго распинался: там, у Высокой Горы, командиру красного отряда тов. Азину неожиданно улыбнулась военная удача – им был захвачен «стратегический груз» на многие миллионы. Кто-то может возразить: а почему о нём ни в одном из сохранившихся донесений ни слова, ни полслова? Соглашусь: ничегошеньки! Но, с другой стороны, ведь деньги любят тишину – что трубить-то об этом? Ведь мало захватить трофей – его ещё сохранить надобно. Достаточно того, что в течение нескольких дней белогвардейцы от азинского отряда едва не оставили мокрого места. И, если бы не пушки с пулемётами, кто знает, чем бы всё закончилось. Глядишь, и истребили бы весь отряд, не оставив в живых даже последнего писаря.

Впрочем, вне всякого сомнения, Владимир Михайлович, то бишь Вольдемар Мартинович, всё-таки сумел оповестить своё военное руководство о том, что отбил у белых дорогие трофеи.

Как вам, например, следующая выдержка из телеграммы Азина от 21 августа:

«Командарму-2 Блохину.

Из Арска.

Перешли к активным действиям. Необходим резерв. Ставлю вопрос быть или не быть. Вопрос жизни и смерти… Телеграфируйте, есть ли возможность выслать резерв с таким расчетом, чтобы к восемнадцати-двадцати часам сегодня прибыло хотя бы пятьсот-семьсот штыков. Направлять… на станцию Высокая Гора безостановочно. Виды прекрасные, маневры, сводки, шпионаж. Много дел…

Азин»[149]149
  РГВА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 115. Л. 82.


[Закрыть].

Предпоследние строки азинской телеграммы (выделены мною курсивом) могут навести на мысль о некоем кодовом сообщении: всё, мол, идёт хорошо, трофеи прекрасные, приходится маневрировать и держать в секрете из-за случаев шпионажа, читайте сводки…

Резюмируя вышесказанное, приходим к выводу, что ожесточённые бои в августе 1918 года легионеров с азинцами в районе Высокой Горы имели не столько стратегическое, сколько территориальное значение: белым важно было отбить территорию, на которой было спрятано золото. Мало того, именно кладоискатели навели автора этих строк на мысль, что в тех боях Азину удалось не только отбить у противника богатые трофеи, но и, удержав позиции, сохранить захваченные сокровища. Причём о них (сокровищах), судя по всему, знала лишь небольшая группа людей из окружения командира, так как огласка могла серьёзно навредить всему делу.

Ничего удивительного, что после случившегося, а также триумфального участия азинского отряда в штурме Казани, тов. Азин практически автоматически становится командиром Арской группы войск; когда же в результате реорганизации встал вопрос о назначении одного из командиров начальником вновь созданной дивизии, его кандидатура пришлась как нельзя кстати. Об Азине уже знали – и не только во 2‐й армии и фронтовое начальство. «Казака Азина» расхваливал сам тов. Троцкий, его имя было знакомо даже Ленину. Этот «самородок революции» показал себя преданным сыном Советской власти и блестящим военным руководителем.

Ну а тов. Троцкий, как известно, никогда не забывал личной преданности своих подчинённых. Когда кругом все свои, война приобретает победоносные очертания…

В наши дни писк металлоискателей, удары кирок и шелест лопат вокруг Казани и Высокой Горы продолжаются. Хочется пожелать «джентльменам удачи» стальных нервов и крепости духа. А если вдруг попадётся какая-нибудь тяжеленная гиря – пилите, друзья, пилите! Кто знает, а вдруг она золотая?..

Мы же, дорогой читатель, двигаемся дальше.

А дальше в Вятские Поляны прибывает вполне надёжный товарищ, коммунист и командир небольшого отряда преданных бойцов тов. Азин. Говоря словами тов. Медведева, «свой в доску парень». На месте к нему подтягивается ещё несколько красных отрядов. После того как азинцы после недолгого похода на Казань победителями вернутся обратно, там в их отсутствие уже будет сформировано мощное ядро штаба 2‐й армии – Шорин, Гусев, Штернберг.

Теперь представьте, что на месте «своего» оказался бы какой-нибудь «чужак» – скажем, сбежавшие командармы Мячин или Харченко, а то и комфронта Муравьёв. И как? Да никак: и этот «стратегический груз», оказавшись у противника, приказал бы долго жить.

На войне – как на войне: либо свой, либо – чужой. Серьёзное дело ошибок не прощает.

* * *

Погружаясь в сводки и донесения, пока ещё врид заместителя командарма-2 Шорин сильно нервничал. Задуматься же было над чем.

Уже который месяц тов. Троцкий требовал от красных командиров решительных мер по борьбе с «партизанщиной». Царская армия канула в Лету; уже с января 1918 года формируется РККА, но, считай, до летних боёв с чехословаками Рабоче-Крестьянская была по большей части на бумаге. Пагубные принципы добровольного набора и выборности командиров привели к тому, что командные кадры оскудели, а боевые части раз за разом оказывались неподконтрольны центральной власти; о высокой боеготовности личного состава оставалось только мечтать.