Текст книги "Железный начдив Азин. Между красными и белыми"

Свидетельством этого является приказ командарма-2 об итогах инспектирования им армейской артиллерии: «Сегодня при посещении батареи, расположенной в д. Нижней Тойме, мною была дана небольшая тактическая задача. Командир батареи стремительно стал её решать, не разобравшись сам и не пояснив её своим подчинённым. Батарее приказал выезжать на позиции без предварительной разведки. По установке орудия передки оставил в 15–10 шагах сзади каждого орудия, а между тем местность сама показывала, куда их надлежало отвести. При изготовке орудий к бою была вялость команды, команды всё же не все исполняли. Видно было, что командир батареи и взводные к задаче отнеслись не серьёзно, а спустя рукава, отчего чувствовались во всём неэнергичные исполнения, а это преступно, такое отношение в боевой обстановке слишком дорого оплачивается. Приказываю занятия вести не в виде прохождения церемониальным маршем по улицам деревень, а вести вдумчивые, серьёзные, с целью подготовить себя для действия в бою. Шорин, Гусев»[136]136
  Там же. С. 118.


[Закрыть].

А командование Восточного фронта торопило. 19 сентября командующим фронтом подписывается приказ № 0830 о взятии Сарапула, в соответствии с которым 2‐й армии следовало «решительно двинуться дальше на восток по линии железной дороги Сарапул – Екатеринбург для удара в тыл противнику», наступавшему на Пермь.

* * *

Как видим, в такой нервозной обстановке разговаривать руководству армии с Азиным было некогда: события развивались стремительно. Тем не менее – приходилось. И, в первую очередь, о дисциплине азинцев. Армейский «кулак» следовало укреплять! Но на деле «партизанщина» дала богатые всходы. Вчерашние мужики, взявшись за оружие, не перестали быть мужиками. То подловят красноармейцев на местной толкучке, так называемом «хитром рынке», сбывающих торговкам чужие вещи; то бойцы надерутся местной кумышки (удмуртская брага), или затеят драку с местными… Где командир, спрашивается?! – рычал Шорин.

Но больше командарма беспокоило другое: что-то в этом парне явно недоставало. И, в первую очередь, заметил он, элементарных военных знаний. Скомандовать во время боя может, а вот распределить грамотно силы так, чтоб одна рота находилась в постоянном взаимодействии с другой, дабы подразделения действовали как единый кулак, представить грамотную диспозицию – здесь всегда заминка. Спотыкается на незначительном. И всюду лезет сам, мальчишка!

– Партизан! – не раз выговаривал командарм подчинённому. – Задача военного – выполнять приказания вышестоящего начальника. Иначе грош цена и подчинённому, и его командиру. То же самое следует требовать от своих бойцов. Дисциплина – мать порядка и слаженности в войсках. И прекратить лихачество! Людей беречь, под пули не лезть…

– Да не партизан я, – возражал Азин. – Просто, иной раз, пока дождёшься команды, время упустишь…

– А как – под трибунал?! – сердился Шорин. – Посему приказываю: впредь никакой партизанщины!

– Есть никакой партизанщины! – в который раз отчеканивает уже ставшее привычным Азин и, развернувшись, покидает кабинет грозного начальника.

Тем не менее обучение начдива командирскому мастерству проходило не в штабных кабинетах, а прямо в ходе боевых действий. Писателю В. Ладухину в военном архиве удалось разыскать телеграфную запись разговора командарма-2 Шорина с начдивом Азиным:

«Шорин: Очень плохо, что роты Полтавского полка разбросаны по разным деревням, получаются действия, которые влекут за собой неуспех. Кроме того, трудно управлять и держать связь. Вы прикажите разбросанные роты свести в батальоны. Сколько раз твердил, что удар наносится кулаком, а не ладонью!

Азин: Слушаю! Для операции Полтавский полк стянут в батальоны, но ночью расквартировываться страшно трудно, были маленькие деревни…»[137]137
  Ладухин В. Указ соч. С. 42.


[Закрыть]

В. Ладухин вспоминал: «Почти ежедневные встречи с Шориным создали у меня о нём двоякое впечатление. Первое – довольно тяжёлое: суров, вспыльчив и невыдержан. Второе впечатление было лучше: приятно удивила и как-то примирила с тяжёлыми чертами характерами Шорина его непоколебимая вера в успех каждой активной операции, какой бы трудной и сложной она ни была… У него не просто бесшабашная вера в наскок, удар, упорство, а глубокое понимание превосходства Рабоче-Крестьянской Красной Армии над армиями наших врагов… Шорин отлично знал психологию…»[138]138
  Ладухин В. Н. Шорин. С. 21.


[Закрыть]

На 9 октября 1918 года 2‐я армия Восточного фронта насчитывала 11 873 человека, 8 685 штыков, 932 сабли и 184 пулемёта, 32 орудия[139]139
  Куликов К. И. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].

Однако в начале октября перед шоринцами возникла новая опасность – инфлюэнца со странным названием испанка, которая выкашивала целые роты и батальоны. В оперативной сводке 2‐й армии командование сетует на то, что «…медленность продвижения наших в районе Кильмези объясняется заболеваемостью красноармейцев испанской инфлюэнцией, от которой умерло 69 человек»[140]140
  Там же.


[Закрыть].

29 декабря 1918 года в состав 2‐й армии Восточного фронта поступают: 5‐я Уральская стрелковая дивизия (начдив Г. Овчинников), переименованная 19 марта 1919 года в 21-ю дивизию; 5‐я стрелковая дивизия (начдив В. Карпов) и 7‐я стрелковая дивизия (начдив Г. Романов). На правом фланге 2‐я армия плотно взаимодействовала с 5‐й армией М. Тухачевского.

Когда армию доукомплектовывают новыми частями и соединениями, а также придают войска из резерва – это всегда хорошо. Но лишь командарм и его окружение знают: укрепляют – значит, следует ожидать громких сражений.

Впереди была вся война…

Глава III

Свой – не тот, кто клянётся в вечной любви. Свой – это тот, кто не предаст тебя завтра.

Л. Троцкий

Каждый народ имеет такую Историю, в какую он вляпался.

Б. Крутиер

Разгон в январе 1918 года в Таврическом дворце столицы (пока ещё Петрограде) Всероссийского Учредительного собрания (подступы к дворцу были окружены латышскими стрелками и солдатами Литовского полка) отнюдь не покончил с общенародной Смутой. Большевистский беспредел лишь подлил масла в огонь. И результат не заставил себя долго ждать: страна разделилась на два огромных враждебных лагеря – на ярых противников «учредилки» (большевики и левые эсеры) и её сторонников.

Именно защита Учредительного собрания стала одним из лозунгов Белого движения, смыслом которого стала идея навсегда покончить с кумачово-кровавым порождением, затопившим Россию в крови. Так появились «белые» и «красные», которым совсем скоро предстояло схлестнуться в жарких сражениях Гражданской войны.

Хуже таких войн, когда брат на брата и сын на отца, людской род ещё не придумал. Ратовавшему за свержение самодержавия небезызвестному лейтенанту флота Петру Петровичу Шмидту, «возмутителю спокойствия» с крейсера «Очаков» и «отцу» расплодившихся после войны (не без помощи Ильфа и Петрова), как грибы после дождя, «детишек», и в голову не могло прийти, что его сын Евгений (настоящий), дождавшись-таки «свободы», однажды пополнит ряды Белой гвардии. Той гвардии, что будет драться с самыми лютыми врагами царского трона. В тех же рядах окажется и сводный брат Шмидта – Владимир Петрович, – из-за преступного поступка брата-бунтовщика ставший… Шмиттом. Тем не менее и сын расстрелянного лейтенанта Шмидта, и его брат (дослужившийся до контр-адмирала!), покинув с войсками Врангеля Россию, обратно уже никогда не вернутся.

Отражение трагедии Гражданской войны – как гримаса в кривом зеркале: с обеих сторон порой воевали близкие люди, рождённые одной матерью и воспитанные родным отцом.

Евгений Андреевич Беренс в Русско‐японскую войну был старшим штурманом легендарного крейсера «Варяг». После Октября перейдёт на сторону большевиков, возглавив в ноябре 1917 года Морской генеральный штаб; потом будет командующим Морскими силами Республики. Его младший брат, Михаил Андреевич, присоединившись к адмиралу Колчаку, станет контр-адмиралом и командующим морскими силами на Тихом океане. Потом окажется в армии барона Врангеля и командующим русской эскадрой в тунисской Бизерте.

Генерал-лейтенант Пётр Семёнович Махров был последним начальником штаба Деникина, затем – представителем барона Врангеля при Пилсудском. Начальником же штаба у Михаила Фрунзе одно время состоял бывший царский генерал Николай Семёнович Махров, родной брат первого.[141]141
  Многие военспецы служили у красных по принуждению. Так, Николай Махров писал брату, что не может перейти к белым, поскольку в заложниках у большевиков его жена и дочь. Известно, например, что супруга бывшего военного министра генерала В. А. Сухомлинова была расстреляна именно как заложница.


[Закрыть]

Генерал‐майор российского Генштаба Юрий Николаевич Плющик-Плющевский служил в Добровольческой армии с самого начала. Войну закончил генерал-лейтенантом, умер в парижской эмиграции. Его же сводный брат, генерал‐майор Григорий Александрович Плющик-Плющевский, в 1918 году добровольно вступил в Красную армию.

И таких примеров – тысячи.

«Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их…» (Мф 10:21).

Нет, отнюдь не за царя шли умирать солдаты и офицеры Белой гвардии. Они клали свои головы за поруганное большевиками Отечество, в котором, на их взгляд, беззаконие стало обыденностью. Расставаясь с Россией, они покидали не её, а Страну Советов – государство, где воронёный наган заменил закон, а благородное происхождение превратилось в безжалостный приговор.

Ну а красные – за что воевали они? Да всё за то же, о чём кричали французские жаки и жаны. За Свободу. За Равенство. За Братство. Именно это потом повторил тов. Ленин. Не соизволив, правда, рассказать, что Великая французская революция равняла всех… гильотиной. В России гильотины не было. Всех уравнивал пресловутый наган.

До Рубикона, до этой опасной черты, оставался лишь шаг, и в январе восемнадцатого этот роковой шаг был сделан…

 
Эх, яблочко,
Да куда котишься?
Ой, мамочка,
Да замуж хочется —
Не за Троцкого,
Не за Ленина
За донского казака
За Каледина…
 

* * *

Но вернёмся к Азину.

Итак, глядя на молоденького начдива, Василий Иванович Шорин быстро понял: парнишка авантюрный и с хитрецой. Да и послужной список, если покопаться, окажется с явными огрехами. Ну а если расспросить как следует – например, с кем учился, да о командирах и сослуживцах, не говоря уж о тактике, стратегии и прочих премудростях, – глядишь, и расколется. Но Шорин ничего не предпринял, ограничившись исключительно воспитанием. Почему?

А причина такому поведению командарма-2, в общем-то, имелась, на мой взгляд, достаточно веская.

Азин оказался в нужное время в нужном месте. Революции и Гражданская война многое изменили. Мир поменялся, а с ним и правила. Как говорится, кто был никем – тот станет всем.

Внимательно изучив послужной список самого Василия Ивановича Шорина, в частности – его действия и проявленные в годы Русско‐японской и Первой мировой войн героизм, – не могу не признать, что с учётом высоких боевых наград (Георгиевского креста и Георгиевского оружия) полковник Русской Императорской армии Шорин являлся олицетворением русского офицера – грамотного, бесстрашного, рассудительного. Отнюдь не солдафоном с казарменными замашками. И в сердце его теплилось единственное – любовь к родному Отечеству.

А теперь вопрос: мог ли командарм-2, глядя на «партизана» Азина, разгадать в нём если и не авантюриста, то, по крайней мере, другого человека – не того, за кого он себя выдавал? Безусловно. Не побоюсь сказать больше: Шорин сразу всё понял. Ибо пробраться самозванцу в командную структуру практически невозможно! Именно для этого и существуют так называемое личное дело, послужной список, служебные характеристики, отметки об участии в боевых действиях и награждениях. Да много чего. И не так-то легко это сито обойти, даже если ты опытный писарь или штабной ухарь. Потому что есть ещё один важный фактор, который не заменить ничем: профессиональная компетентность. Зависящая, к слову, от уровня образования, выслуги и опыта.

Что же мы видим в случае с Азиным? Нечто схожее с событиями далёкой давности, когда вдруг из ниоткуда явился миру некий Лжедимитрий I, за маской которого прятался монах Чудова монастыря Гришка Отрепьев. Один человек в двух исторических ипостасях – Отрепьева и Лжедимитрия I. Вот и Вольдемар Азиньш и начдив Владимир Азин – это одно и то же лицо.

Однако, как к подобному ни относись, такое называется одним нарицательным словом: самозванство. Но! Отрицательно-нарицательный уклон данного понятия в отношении нашего героя вряд ли подходит. Потому что всё это ничего не значит! Ничего. Ведь наш рассказ о начдиве Азине. Человеке, который сколачивал свою дивизию; который воевал и бесстрашно вёл в атаки бойцов; а ещё – проливал кровь, и не только врага, но и свою. Всё остальное – второстепенное, почти ненужное.

В 1964 году Свердловский областной суд по заявлению Областного краеведческого музея постарался расставить точки над «i». Подчеркну: всего лишь постарался. Ибо докапываться до сути уже не было особого смысла (достаточно сказать, что свидетелем на суде из руководящего состава 28‐й дивизии присутствовал лишь один человек – генерал‐майор А. Гундорин). Хотя было сделано главное – признание идентичности начдива Азина с его дореволюционным «миражом».

Нет, друг мой, читатель, я не оговорился. Начдива Азина помнили многие – в частности, сослуживцы, десятки и даже сотни человек. Знали его и в руководстве РККА. И даже Ленин. Зато из дореволюционной жизни этот человек был знаком лишь единицам, включая собственную семью. Героический начдив Азин затмил того Азина (Азиня? Азиньша?), который жил когда-то в Полоцке и Риге и ставший со временем неким «миражом».

А ещё, говорят, воевал в годы Первой мировой, да ещё чуть ли не в кавалерии. Уж слишком ухарски управлялся с лошадьми, а в седле сидел – одно загляденье! Впрочем, об этом ничего не было известно даже ближайшим родственникам. Так что – мираж.

* * *

Я внимательно перелистываю справочники по дореволюционному прошлому Полоцка. Ну а интересуют меня местные коннозаводчики, если, конечно, они в этой провинциальной глубинке имелись. Так вот – имелись. По переписи 1888 года – аж четыре частных хозяйства в губернии. Самое значимое из которых – графа Красинского, с его десятью жеребцами и сорока кобылами чистокровных английских и арабских скакунов. Серьёзное хозяйство. За которым, к слову, следовало и серьёзно приглядывать. А для пригляда требовались люди, не говоря уж о работниках на конюшнях. Так что пришлых людей у графа, надо думать, работало немало. Кто-то за приличное жалованье, а кто-то – просто батрачил.

Надеюсь, вы уже поняли, куда я клоню: а почему бы, будучи подростком, Азин, или как его называли в семье Волдеж, не мог добывать хлеб насущный, батрача в конюшнях у графа Красинского? Не отсюда ли его «казацкая» выправка и отменное умение держаться в седле? Я так увлёкся собственной версией, что, уверовав в неё окончательно, уже готовился поставить в данном вопросе жирную точку.

Однако я оказался неправ. Ошибку исправила… Ольга Мартиновна, сестра Азина.

Читаю письма из далёкого далека, написанные Ольгой Мартиновной в семидесятые годы ученикам Фастовецкой школы № 3. Их переслали мне из местного исторического музея.

И чем больше погружаюсь в чтение, тем интереснее становится: «…Мой бывший помощник по письмам и ответам всем деткам и ветеранам заслуженный учитель, тоже пенсионер… он учился в той же школе, у того же учителя, где учился мой брат Володя в Россонском р-не дер. Болбечено; учитель Кавецкий Карп Николаевич, он умер после 90 лет у нас в Полоцке. Я и учитель Клоков Степан Антонович хоронили сами. А после войны Клоков работал в школе № 8 им. Азина. Когда ещё было народное училище, там Володя был. Как хорошего ученика устроил его этот Кавецкий К. Н., он в книге Кондратьева давал о Володе свои воспоминания. Так вот, эта 8‐я школа в Полоцке была раньше городским училищем, куда его [брата] устроил Кавецкий, а туда принимали при царе только детей богатых родителей. В этой школе после 45 года стал зав. школой тов. Клоков».

О Кавецком Ольга Мартиновна рассказывала и писателю В. Ладухину, который даже переписывался с ним. В своей книге «Азин» Ладухин писал: «Азин рос развитым мальчиком. Его первый учитель, Карп Николаевич Кавецкий писал мне в 1965 году «Хорошо помню Владимира Азина, каким он был в Балбечино и в юношеские годы в Полоцке: смелым, порывистым, быстрым… Володя был чрезвычайно находчив в детском коллективе. Обладал характером, привлекавшим к нему ребят. …Такие ученики со всесторонними отличными способностями, как Володя Азин, встречались редко»…»[142]142
  Ладухин В. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть]

Вот оно что, я не там искал. Вольдемар Азин никогда не был батраком! А всё потому, что, благодаря блестящей системе обучения в Российской империи, он был прекрасно образован.

На сей раз пришлось перелистывать справочники, которые могли бы подсказать что-либо относительно начального образования в дореволюционном Полоцке, в частности – в начале прошлого века. Как выяснилось, в этот самом Полоцке в те годы было много интересного. Например, к концу ХIХ века в городе функционировало четыре специальных учебных заведения: кадетский корпус, мужское духовное училище, учительская семинария, епархиальное женское училище, а также две церковно-приходские школы и народное училище. В 1904 году в Полоцке уже было 17 учебных заведений, в которых обучалось почти 2 000 человек при 110 учителях. Не город, а кладезь знаний!

Теперь о народном училище. Вообще, до революции их в городе было два, но нам интересно первое, в котором учился Азин (второе распахнуло двери значительно позднее, в 1908 году).

Итак, Полоцкое 1-е графа Витгенштейна высшее начальное училище было учреждено 12 сентября 1900 года, начав функционировать как 4-х классное 1-е городское училище, предоставляющее детям низших сословий элементарное (начальное) образование. С февраля 1907 года образование уже было преобразовано в 6-классное. Это учреждение занимало промежуточное положение между начальными и средними учреждениями просвещения. Так что наш Волдеж-Вольдемар, судя по всему, и закончил в стенах народного училища эти самые шесть классов.

В училище изучались закон Божий, русский и славянские языки, арифметика, геометрия, история, естествознание, география, физика, чистописание, черчение, рисование, пение и гимнастика. Упор делался на русский язык. В 3 и 4 классах были введены как необязательные предметы немецкий и французский языки. После рассмотрения специальной комиссией в августе 1901 года городские власти приобрели для училища дом Левина в центре города, на улице Верхне-Покровской, который представлял собой 2-этажное каменное здание и считался одним из лучших в городе. Училище выделялось сильными педагогическими кадрами. Туда было трудно попасть не только ученикам (в случае с Азиным ему помог учитель Кавецкий), но и преподавателям: штат на протяжении всех лет был полностью укомплектован.

Теперь – внимание: преподавателем французского и немецкого языков в народном училище в описываемые годы был учитель Полоцкого кадетского корпуса некто Г. Фабр, который за отдельную плату преподавал урок иностранного языка в 1‐м классе и два урока во 2‐м. Известно, что один урок, кроме упомянутых, он давал бесплатно, считая, что «чтение и произношение требует более частого повторения». Таким образом, маленький Вольдемар, проявив склонность к языкам, обучался у этого самого г-на Фабра и немецкому, и французскому. Вот откуда у Азина неплохое знание языков. И это – первое открытие.

Дальше – ещё интереснее. После окончания училища Вольдемар недолго пробыл дома, уехав в Ригу к дяде, где начинается его карьера счетовода-бухгалтера. Чем он занимался в Латвии помимо перебирания счётных костяшек, история умалчивает; хотя писатель В. Ладухин (возможно, слегка кривя душой) намекает на какие-то революционные связи. Возможно, так оно и было на самом деле, только нас интересует другое: к началу Первой мировой войны Азин уже не сопливый школяр – ему почти 19 лет. А он и в ус не дует; по крайней мере, кормить вшей в окопах точно не собирается. Вне всякого сомнения, помог дядюшка Индэн. Правда, до поры до времени.

Несмотря на то что сестра, Ольга Мартиновна, заявляла, что в 1914–1916 гг. семья почти ничего не знала о судьбе брата, вряд ли это так. Довоенная фотография Азина на свадьбе у двоюродной сестры в Риге (где он был шафером), позднее была подарена мужу этой самой сестры (скорее всего, прислана по почте). Интересна надпись на обороте этой фотографии: «На добрую память дорогому Петру Леонтьевичу г. Дайлидёнку от В.М. Азина. 16/I 16 года. До армии». Эта надпись говорит о многом. Во-первых, наш герой всё-таки имел сношения с родственниками, в том числе, если сравнивать с родной сестрой и родителями, даже не с самыми близкими. Во-вторых, дата: 16 января 1916 года. Ну и в-третьих: Азину уже полных двадцать лет, а его всё ещё не призвали в армию. Быть может, по состоянию здоровья. Но что там было со здоровьем на самом деле – история умалчивает. Думаю, об этом нам мог бы рассказать всё тот же заботливый дядюшка, который, как уверяют некоторые исследователи, выхлопотал племяннику «белый билет».

Тем временем в Полоцке в годы войны многое изменилось: размеренный образ жизни полностью нарушен широкомасштабным наступлением на фронте кайзеровских войск.

И ещё раз – внимание: с ноября 1915 по ноябрь 1916 года городское училище, в котором когда-то учился Вольдемар, переезжает в эвакуацию… в Новочеркасск, столицу войска Донского. Согласитесь, это уже горячо! У Азиных тесные отношения с Кавецким (который, кстати, сам в это время собирался идти на фронт), а у того связи с руководством городского училища, готовившегося к эвакуации в тыл. Устроить Вольдемара в этом заведении на какую-либо вспомогательную должность вряд ли было сложно. А уж если у парня на руках имелся «белый билет» – то и подавно. И вместо фронта тот уезжает в казацкие степи.

Вернувшись оттуда, Азин будто переродился, превратившись в «настоящего казака». Ни о каких «болезнях» он и слышать не хочет – на фронт, в кавалерию! На носу уже семнадцатый год, Февральская революция.

А ведь ещё на Рождество семнадцатого года никто даже не помышлял, что через какие-то считанные дни могучая Империя останется без Самодержца.

«…Приблизительно за месяц до Февральской революции, – писал Николай Бердяев, – у нас в доме сидели один меньшевик и один большевик, старые знакомые, и мы беседовали о том, когда возможна в России революция и свержение самодержавной монархии. Меньшевик сказал, что это возможно, вероятно, не раньше чем через 25 лет, а большевик сказал, что не раньше чем через 50 лет»[143]143
  Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Вагриус, 2004. С. 205.


[Закрыть].

Помните, что рассказывала сестра Азина: «…в конце 1916 года Володя вернулся. Хорошо помню, как вошёл он в дом. С ним был какой-то латыш. Оба грязные, оборванные… С трудом удалось узнать, что эти годы он был на фронте, в одной из кавалерийских частей».

Скорее всего, именно тогда, после возвращения из Новочеркасска, Азин и оказывается в армии. Грамотный и с хорошим почерком, 21-летний малый быстро находит своё «место в строю» – штабным писарем в инженерно-строительном батальоне, расквартированном в смоленской Сычёвке. Известно также, что в той же Сычёвке он находился на излечении в госпитале, где даже завёл роман с некой Нюрой. Ну а потом грамотный писарь оказывается в Псковском военно-инженерном управлении, которое в марте 1918-го прибывает в Вятку для расформирования.

Как видим, не было в дореволюционной жизни Азина никаких кавалерийских частей – лишь некий «кратковременный отпуск» среди донских казаков (если таковой, конечно, был). Если же говорить о рижском этапе жизни нашего героя, то следует обратить внимание, что в те годы в Риге уже был открыт шикарный ипподром. Мог ли юный Вольдемар брать уроки верховой езды у опытных наездников – сказать трудно. Хотя – почему бы и нет?

В любом случае, только после этого начинаются «этапы большого пути».

Ну и относительно фиктивного (и в этом не приходится сомневаться) послужного списка.

Можно смело говорить, что «липовый» послужной появился у Азина несколько позднее, уже в революционную (скорее, в послереволюционную) годину, после появления пресловутого Приказа № 1 и развала армии. Грамотный армейский писарь – не простой солдат Ваня, который ать-два, подай-принеси. При определённой наглости может и медальку какую себе выторговать. А кто понаглей и посмелей – запастись липовым послужным списком, мало ли? Всякое может быть, вдруг пригодится?

Но «всякое может быть» случилось наяву. Помогла «Великая Октябрьская», после которой всё перевернулось с ног на голову. Ведь в самом смелом сне Вольдемар Азин не мог представить, что революционная пена подбросит его столь высоко. Возглавить отряд в сотню-другую штыков – это, пожалуй, ещё куда ни шло. Быть может, на это и надеялся. По крайней мере, о дивизии даже не мечталось. Судьба сыграла с Азиным шутку – то ли добрую, то ли злую. А когда закрутилось, исправлять что-либо было слишком поздно.

Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Это про него, начдива Азина. Штабного писаря исчезнувшего в горниле войны инженерно-строительного батальона…

* * *

Созданная большевиками так называемая Красная гвардия с возложенными на неё задачами по отражению контрреволюционных сил не справлялась. Ещё немного, понимали в Кремле, и с Советской властью будет покончено. И тогда пришлось приступить к формированию профессиональной Красной армии.

Работа оказалась трудной и ответственной; причём в процессе создания новой армии стало понятно, что без старых кадров – офицеров царской закваски – тут не обойтись. Чапаевых, щорсов, ворошиловых и всякого рода «братишек» из матросской среды было навалом, а вот старших офицеров и генералов (не говоря уж о грамотных генштабистах!) поначалу сильно не хватало. Не то чтобы все ушли к белым на Дон – нет, – просто разбежались, напуганные беззаконными действиями новой власти. Поэтому – пришлось собирать; поначалу – буквально по крупицам. И офицеров, и генералов. Под личным контролем и бдительным оком тов. Троцкого. Так появились красные «военспецы».

Однако первые месяцы зыбкого противостояния вносили свои коррективы. Например, массовая измена красных командармов из состава этих самых военспецов. Командиры рангом пониже уходили к противнику уже не поодиночке, а целыми отрядами и даже полками! Как пример – ситуация на Восточном фронте, где к белым за короткое время один за другим перешли не только несколько командармов, но и сам командующий – Михаил Муравьёв.

Впрочем, винить было некого: ярыми сторонниками привлечения для строительства Красной армии бывших офицеров и генералов являлись председатель СНК В.И. Ленин и наркомвоен Л.Д. Троцкий (Сталин, к слову, был категорически против!). По сути, с их подачи всё и началось. Правда, оговаривалось, что за военспецами должен был осуществляться постоянный жёсткий контроль со стороны комиссаров, политорганов и особых отделов ВЧК, вплоть до применения системы заложничества по отношению к их семьям.

Вот, например, что говорилось в одной из телеграмм Троцкого члену Реввоенсовета Республики С. Аралову от 2 декабря 1918 г.:

«Еще в бытность вашу заведующим оперодом Наркомвоена мною отдан был приказ установить семейное положение командного состава из бывших офицеров и сообщить каждому под личную расписку, что его измена или предательство повлечет арест его семьи и что, следовательно, он сам берет на себя таким образом ответственность за судьбу своей семьи. С того времени произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, но ни в одном из этих случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по-видимому, регистрация бывших офицеров вовсе не была произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо».

К чему всё это привело? Отвечу: массовое дезертирство командно-руководящего состава РККА аукнулось здравым протекционизмом. Если проще, то армейская кадровая политика постепенно снизошла до уровня догмы: брать лишь тех, кого хорошо знаем. То есть на командные должности начали ставить, исходя из принципа личной и партийной преданности. И если спросите: а как же с профессиональной компетентностью? – то ответ один: да, непременно с учётом оной, но как приложение к первому.

Теперь, что называется, на пальцах. В июле 1918 года командующим Восточным фронтом назначается бывший царский полковник Иоаким Вацетис, за плечами которого Николаевская академия Генерального штаба и боевой опыт участия в Русско‐японской и Первой мировой войнах. В 1917 году Вацетис был представлен на присвоение генеральского звания, но Октябрьский переворот свёл на нет мечту военачальника надеть парадные генеральские эполеты. Впрочем, это не помешало бывшему «латышскому стрелку» сначала возглавить фронт, а потом и Вооружённые силы Советской Республики.

И это при том, что некоторые старые генштабисты называли Вацетиса человеком, ничем особенным не выделявшимся из общей массы военспецов.

Вот, к слову, что о Вацетисе писал генерал-военспец А.Е. Снесарев:[144]144
  Снесарев, Андрей Евгеньевич (1865–1937), – русский и советский военачальник, военный теоретик, публицист и педагог, военный географ и востоковед. Из семьи священника. С отличием окончил физико-математический факультет Московского университета. С отличием и занесением на мраморную доску окончил Московское пехотное юнкерское училище (1889 г.) и Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду (1899 г.). В звании штабс-капитана был причислен к Генеральному штабу. С 1910 года – начальник штаба 2-й Казачьей Сводной дивизии; в этой же должности встретил Первую мировую войну. Был ранен, дважды контужен. После Февральской революции назначен начальником штаба 12-го армейского корпуса. В октябре 1917 года, будучи командиром 9-го армейского корпуса, произведён в генерал-лейтенанты. С апреля 1918 года – в рядах РККА. Во время Гражданской войны носил форму с погонами генерал-лейтенанта; отличился при обороне Царицына. Командовал Западным районом обороны, затем – Западной армией. С 24 августа 1919-го по 25 июля 1921 года – начальник Академии Генштаба РККА. В 1930 году в рамках операции «Весна» был арестован и дважды приговорён к расстрелу. По указанию Сталина расстрел был заменён на 10 лет ИТЛ. Срок отбывал в СвирьЛАГе и печально известном СЛОНе. В сентябре 1934 года досрочно освобождён по состоянию здоровья. Умер 4 декабря 1937 года в московской больнице; похоронен на Ваганьковском кладбище.


[Закрыть] «У него просто, он одет граждански, толстый, жирный. По акценту скорее напоминает чухну. Кругом него только латыши… русским духом не пахнет… Он ординарен до крайности, мысли его простоваты, разумны, если угодно, но и только. О русском народе он говорит с худо скрываемым презрением и повторяет, что ему нужна палка… Словом, ловкий инородец, взобравшийся наверх среди русского кладбища, ловко потрафивший власть имущим… В области Ген. Штаба в нем виден недоучка, а потому и дилетант, а еще более фантазер. На мой вопрос, сколько в Красной армии, он отвечает незнанием, но прибавляет, что к весне будет втрое больше, чем теперь… И этот неготовый, полуиспеченный специалист, вдобавок фантазер, стоит во главе всего дела. Какие же шансы?»

Скажем прямо: в пух и прах.

Более лестную характеристику Вацетису читаем у тов. Троцкого: «Вацетис был предприимчив, активен, находчив. Вацетис выдвинулся во время восстания левых эсеров. Под его руководством были установлены легкие орудия против штаба заговорщиков. После измены авантюриста Муравьева на востоке Вацетис заменил его. В противоположность другим военным академикам он не терялся в революционном хаосе, а жизнерадостно барахтался в нем, пуская пузыри, призывал, поощрял и отдавал приказы, даже когда не было надежды на их выполнение. В то время, как прочие «спецы» больше всего боялись переступить черту своих прав, Вацетис, наоборот, в минуты вдохновения издавал декреты, забывая о существовании Совнаркома и ВЦИКа…»[145]145
  Троцкий Л. Д. Указ. соч. С. 389.


[Закрыть]

Как бы то ни было, этот «полуиспеченный специалист» (по Снесареву) показал себя блестящим военным руководителем.

Перейдём к Василию Ивановичу Шорину.

После окончания Казанского пехотного юнкерского училища и Офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме в Русско‐японскую войну он был ротным; в Первую мировую – комбатом в 333‐м пехотном Глазовском полку. Кто не знает, напомню: ротный и комбат – «рабочие лошадки» любой войны; именно на них-то всё держится, они же первыми погибают в бою. Не избежал ранений и Шорин. Самое тяжёлое – в марте 1915 года в бою под Краснополем (в правый бок, печень и левую ногу).