Текст книги "Графские развалины"

– Может, с другой стороны попробуем? – предложил он. – С озерца?

Даня покачал головой:

– Да какое там озерцо… Ты сам же видел – лужа топкая. Воды с ладонь, а ниже дно жидкое, палка на всю длину уходит. Ни вплавь, ни на плоту не подберешься.

– С Пещерником надо потолковать, – предложил Борюсик. – Он точно что-нибудь придумает…

Женька в их дискуссии участия не принимала. Ей отчего-то расхотелось на загадочный островок…

О том, что они не дошли всего каких-то пару сотен метров до самого центра кружка, отмеченного знаком вопроса на плане, попавшем в руки писателя Кравцова, никто из троих, естественно, не догадывался.

…Отогревшись и кое-как подсушив одежду, через час они ушли с «болотца». И совсем ненамного разминулись с Гномом – тот шагал в свои владения в самом радужном настроении, его не могла испортить даже тяжесть досок и реек, изрядную связку которых он тащил на плече.

Гном остановился, связка плюхнулась в грязь, смолк насвистываемый бодрый мотивчик.

Он долго рассматривал следы на топи – его ловушки сработали почти все, но неведомые пришельцы оказались близки к успеху. Опасно близки.

Затем Гном прошел к еще дымящемуся поблизости кострищу. По дороге осмотрел лужицу, где Даня с друзьями устроили постирушку. Оценил следы босых ног, вернее размер следов, и понял: взрослые мужчины сюда не приходили… И тут же подумал про Борова с его намеками. Неужто жиртрест не внял предупреждению?

У костра нашлась интересная вещица, не иначе как позабытая кем-то из незваных гостей. Темный, с прожилками камешек – гладкий окатыш с отверстием посередине. Куриный бог. В отверстие была продернута веревочка.

Гном долго вспоминал, у кого на шее видел этот амулетик. И вспомнил-таки. Нехорошо осклабился. Так стремишься на остров, детка? Ладно, попадешь…

5

Звонила не Наташа. Звонила Ада, о которой Кравцов несколько позабыл за всеми перипетиями минувших суток. Услышав ее голос, господин писатель, честно говоря, собирался быстренько узнать, все ли у девушки в порядке, – и освободить телефон. Почему-то казалось, что Наташа именно сейчас должна позвонить снова…

Разговор действительно длился недолго, меньше минуты. По его окончании Кравцов собрался почти мгновенно, как будто старался уложиться в жесткий армейский норматив. Запер сторожку, чуть не бегом пересек парк… Голосовать долго не пришлось, хотя здесь, по областной второстепенной трассе, машины ездили реже, чем в городе, И пассажиров подсаживали реже. Но случается порой, что энергетика голосующего пассажира через взмах руки как-то передается катящему мимо водителю – и нога того почти машинально давит на тормоз…

…Аделина уже ждала его – сидела в одиночестве на скамейке в чахлом скверике у проспекта Славы. Сидела давно. Молодые люди, любящие подсаживаться к одиноким девушкам, отчего-то обходили скамейку далеко стороной, словно нечто в позе или взгляде Ады отталкивало их.

Но Кравцов подошел и сел. Некоторое время они просидели молча, не зная, как начать разговор. Вернее, как продолжить начатый по телефону…

Потом Ада сказала:

– Мне надо очень многое рассказать тебе… История длинная и запутанная, даже не знаю, с чего начать…

– Подожди, – остановил ее Кравцов. – Сначала объясни свои слова о том, что ты «персонаж моей книги». Я, знаешь ли, чуть не свихнулся, когда пришел к такому же выводу.

Она вздохнула. И, глядя ему прямо в глаза, начала объяснять.

Большой Бабах.

Торпедовский пруд. Август 1983 года

Рассказ записан по памяти Кравцовым Л. С. («Тарзаном») со слов случайно встреченного у Спасовского магазина Тюлькина В.Н. («Тюльки»). Приводится в сокращении. Строй речи рассказчика по возможности сохранен.

…Нет, Тарзан, ничего чтоб такого про развалины не припомнить как-то… Разве что… да нет, ты про Гуньку-то Федосеева и братана его сам все знаешь. А больше ничего…

Но поблизости было раз дело… На пруду, на Торпедовском. Черепа помнишь? Да нет, другого Черепа, того, что в старом школьном саду велосипед на костре взорвал… В бега подался, говоришь?.. Ну да, так тогда и посчитали все…

В общем, с Черепом там, у пруда, случилась история нехорошая… Паскудная, прям те скажу, история… Да нет, не помню я подробностей – чай, двадцать лет скоро тому стукнет… Нет, Тарзан, спешу, извиняй, – суббота, баню топить надо, да и Зинка у меня та еще стерва, сразу начнет… Ну разве что по полста, перед банькой… нет-нет! «Столичной» не бери, паленая… Ты вон ту нам, Анчута, дай – с синей наклейкой. Да нет, литруху давай, из мелкой пить – только рот пачкать. Пару стакашков разовых, и на зубок чего кинуть заверни…

Нет, здесь не стоит. Во-о-он туда пройдем, на пригорок, на солнышко, а то живо набегут, на хвост сядут…

Ну ладно, со свиданьицем! Ы-э-э-эх! После первой не закусываем…

Да, так вот, Гошка Череп… Случилось там такое дело… Знаешь, накапай-ка по второй сразу, чтоб уж не отвлекаться после от истории… Э-э, чтой-то обижаешь себя… Печень бережешь? Здоровеньким помереть собрался? Ну, дело твое… Ы-э-э-эх! Хороша… А килечка-то дерьмо, пересолена у Анчутки килечка… Во, потеплело, теперь и закурить можно… Ты вот мне что скажи, Тарзан, как городской, значит, житель…

А-а, с Черепом-то что… Ну-у, с Черепом вот что вышло… Как бы сказать попроще… Ну, ты пока по третьей налей, а я с мыслями соберусь…

(Примечание Кравцова: до сути своей истории Тюлька добрался, только опустошив почти единолично около трех четвертей бутылки. А перед тем всеми силами старался увести разговор в сторону. Но поведанный в конце концов сюжет, по-моему, стоил потраченного на общение с Тюлькой времени. Дальнейшая его речь очищена от предложений присоединиться к распитию, обсценной лексики и бессодержательных междометий, вставляемых к концу рассказа все чаще и чаще.)

…Череп точный был маньяк – сам, наверно, помнишь. Тока у нормальных-то маньяков одна мания в мозгах сидит, а у этого сразу две – внахлест, вперемежку. Хлебом не корми, дай чего взорвать, – это, значит, первый сдвиг по фазе. А второй – сам не свой Череп был до рыбалки. Другие-то пацаны тоже с удочкой посидеть на пруду любили, бредешок потаскать по Славянке, но этот… А-а, и ты помнишь, как он все по прудам шлялся?., Ну вот. Но сам знаешь, что у нас шкеты удочками ловят – карасят с мизинец. А Черепок был… Как же называется-то это… А-а, во: мак-си-ма-лист. Точно. Ему сразу и много хотелось. Все бомбы изобретал – чтоб рыбу глушить, значит. Только ничего не получалось поначалу, это те не раму велосипедную порохом копаным набить да в костер засунуть. Вода-то, она мокрая…

Тогда Череп наш на карбид перешел, а бомбы из бутылок стал ладить. Из-за того и я с ним в этом деле сошелся – отец со стройки карбид приносил, ну а я подворовывал помаленьку для Черепа… А бутылки вместе в пруду взрывали.

Тока дело опять не заладилось. Ну, хлопнет на дне еле слышно. Ну, всплывет пузырище газа вонючего, водоросли перебаламутятся, в воде гадость белесая какая-то облаком встанет… – и все. Иногда рыбешка-другая вверх брюхом перевернется – тьфу, удочкой и то больше поймаешь…

Вот Череп и предлагает: давай, мол, Тюлька, Большой Бабах устроим – так шарахнем, чтоб вся рыба разом всплыла… Да нет, не бутыль здоровенную взорвать решил – у него задумка круче была. Огнетушитель! Прикинь?! У обычного кислотного ОХП корпус десять атмосфер держит: если отверстия заклепать да карбида внутрь замастрячить – шарахнет так, что мама не горюй. Не хуже снаряда пушечного.

Ну, охэпэшку-то быстро надыбали – в школе со стены сняли, вынесли незаметно, дерьмо жидкое изнутри слили, – и корпус пустой в гараже у Черепа припрятали…

С остальным дольше канителиться пришлось. Карбида-то мне у батяни много зараз не отсыпать было, живо бы просек и задницу намусульманил… Три месяца заряд копили… А сколько зарядить – чтоб разнесло корпус с гарантией, – мы и сами не знали. В бутылки-то на глазок засыпали… Хотели посчитать, какой нужен заряд-то – взяли учебник химии, формулы нашли, киломоли всякие с киломухами, закон гея Люсака приплели из физики… Тока цифры дурные какие-то получались – не сильны мы оба в науках оказались. Хрен с ним, решили без всякой арифметики сыпать – сколько влезет. Чтоб с запасом, значит.

Вот… Долго готовились, месяца два, – едва к августу и управились. Тут ведь не только ж бомба потребовалась. Мы так прикинули, что уж центнера два-три рыбы из Торпедовского пруда всплывет точно – здоровый прудище-то, не лужа какая-нибудь на «болотце»…

Не вплавь же ту рыбу собирать? Да и тащить до дому изрядно…

В общем, снарядились капитально. Плотик сладили – настил треугольный из досочек, по углам три камеры пришпандорили мотоциклетных – небольшая штука получилась, легкая, но человека с запасом выдерживала… Весло выстрогали – на Торпедовском шестом до дна не больно-то достанешь. Ну сачок опять же приготовили, мешков побольше под рыбу. Фонарь мощный – взрывать-то ночью глубокой собрались, чтоб не помешал никто.

Вот…

Короче говоря, той ночью, после полуночи, Череп мне тихонько в окошечко: тук-тук-тук… Я одетый уже, наготове. Причиндалы в сарае тоже все приготовлены. Загрузили все добро на тележку большую четырехколесную – ну и покатили в гору, к пруду Торпедовскому. Чапаем – а над головой ни облачка, звезд на небе – как прыщей на роже у Васьки-Шитика, помнишь такого? Красивая ночь, в общем. Но – неприятная какая-то. Темно – редко-редко где огонек в окне горит. И тихо – разве что собака какая брехнет раз-другой и смолкнет.

Но мы ничего, бодримся, хотя менжа и пробивает – за задницу на таком деле прихватят, мало не покажется… Но друг перед другом хорохоримся, виду не подаем…

Дошли до пруда, в общем. Сгрузились, бомбу в последний раз проверили. Все вроде в порядке. Заряжать стали. Залили баллон водой до половины, карбид аккуратненько внутри сверху подвесили, под крышку, в сеточке тюлевой – чтоб раньше времени не зашипело, а только когда в воде перевернется…

И осторожно в сторонку отставили – не задеть, не опрокинуть невзначай. Вроде все сто раз просчитано-продумано, а очко все равно играет. Страшновато. И бутылка-то с карбидом в руках взрывается – мало радости, а тут такая дурища…

Тем временем вопрос всплыл: а кому, собственно, бомбу на середку пруда вывозить? Плотик наш двоих никак не сдюжит. Стали соломины тянуть – выпало Черепу. Он всегда отмороженный был – обрадовался даже. Своей рукой, значит, решил Большой Бабах учудить. Пускай, думаю, я-то не больно с той дурой плыть хотел…

Ну ладно. Плюхнули плотик на воду, взгромоздился Черепок на него. И тут накладка вышла. Грузоподъемность-то мы загодя испытали, а как весла слушается – нет. Хреново грести получалось. Крутится плот, рыскает, – а вперед еле-еле ползет. Туда-то ничего, добултыхать можно… А потом, к берегу? Когда на дне обратный отсчет пойдет? Задачка…

По счастью, у меня моток шнура нашелся, метров тридцать. Капронового, тоненького – чуть толще суровой нити. Но вроде крепкого… Решили: обратно Череп грести будет, а я его за шнурок тот подтягивать.

В общем, поплыл. Я на берегу, шнур разматываю – другой конец к плоту привязан. Ну, догреб он до середины, да и бултыхнул баллон вместе с грузом привязанным. И обратно скорей. Череп гребет со всех сил, я тяну – и все равно кажется: медленно, не успеет. Щас, думаю, как грохнет – и закачается Черепуша кверху пузом рядом с рыбками… Так за него перебздел – уж лучше бы сам поплыл…

От мыслей этих потянул, видать, слишком сильно. Шнурок мой – щелк! – и лопнул!

Присел я, взрыва ожидаючи, секунды в уме считаю… А Череп матерится, но веслом плюхает – а что ему еще делать?

И ничего, успел. Скоком на берег, вместе со мной за пригорок какой-то залег… Лежим, Большого Бабаха ждем. И – ничего. Тишина. Время капает, земля холодная – надоело, встали, подальше отошли, на бревнышко какое-то уселись… Ситуевину обкашливаем. Сами себя успокаиваем: не бутылка все-таки, корпус мощный, хрен его знает, как быстро под таким давлением газ выделяется – может, едва-едва… Решили ждать до упора. Пока не шандарахнет. Жаль трудов-то двухмесячных…

Сидим, ждем. О том о сем шепотом разговариваем. У Черепа папиросы нашлись – покурили. А штука все никак взрываться не хочет. И чувствуем мы: не взорвется уже. Но сидим – на чистом упрямстве.

А вокруг ночь… Вроде и тихая, безветренная, а какие-то звуки все равно слышатся. Негромкие и непонятные… Порой типа как птица вдали кричать начинает, а вслушаешься: вроде и не птица вовсе… Сначала, пока мы с бомбой да плотом возились, не обращали внимания, а теперь-то сидим, прислушиваемся, Большой Бабах ждем… И, знаешь, – неприятно как-то стало. Да и место не из лучших: в спину развалины пустыми окнами уставились, кладбище опять же рядом. И до Чертовой Плешки рукой подать – хотя про нее говорят, будто она то на одном, то на другом месте объявиться может…

В общем, разговор наш смолк сам собой, сидим, друг к дружке жмемся… Надо бы уходить домой по уму, но дело на принцип пошло. Ночь безлунная, одни звезды на небе – мы со скуки на них пялимся, падающие высматриваем – чтоб желание загадать, значит. У меня одно наготове было: Ленке Протасовой вдуть по полной программе. А какие еще желания на шестнадцатом году бывают? Тока такие… Но они, звезды в смысле, все не падают и не падают…

Позже, правда, какая-то сверзилась-таки сверху, но мне к тому времени уже не до Протасихи стало…

Потому как Череп на другом берегу пруда странную вещь углядел – и мне показал. Я сначала-то долго пялился, ничего не видел… Но затем рассмотрел все же. Вроде как стоит там машина, не то белая, не то светло-серая – едва на фоне деревьев видна. По контуру на «Ниву» похожая, но велика больно, с трактор размером примерно… Непонятная, в общем, штука.

А самое странное – шли мы вроде с той стороны, да ничего не заметили. Хотя, понятно, и проскочить в темноте могли…

Посидели мы, поспорили: что там оказаться может. Так ничего и не решили. Череп давай подначивать: пошли, мол, глянем, что там такое… Заодно разомнемся-согреемся. Он всегда шебутным пацаном был.

А мне в падлу хилять в обход, но одному в темноте тут торчать кайфу еще меньше. Ладно, пошли… Обошли пруд, потыкались туда-сюда – ничего похожего нету. Как испарилась машина. Уехать не могла, двигателя мы не слышали… А самое главное, сомнение берет: на то ли место мы вышли… Ни тележки нашей, ни плота не видать с этого берега…

Делать нечего – вернулись. Глядь: стоит машина все там же. Тут Череп завелся: что за чудеса такие? Решил в одиночку туда снова сходить. А я чтоб с этого берега ему наводку давал… И что ты думаешь – потащился.

Я сижу, в темноту пялюсь. Раз – огонек спички на том берегу вспыхнул. Кричу – тихонько, но над водой звук хорошо идет: левее, левее забирай! Погас огонек. Погодя другой появился. Я снова: еще чуть левее! Третья спичка – я командую: теперь назад, мимо прошел!

И все… В смысле, ни огоньков, ни Черепа. Сижу, жду, а его нет и нет… Кричу, зову, – тишина…

Разозлился я жутко. Вот, думаю, сучара – сыграл шуточку! А мне, значит, все добро домой переть в одиночку…

Но делать нечего, не до утра ж тут кантоваться. Навалил на телегу все хозяйство, пока до дому допер, восток зарозовел уже…

Ладно, думаю, сочтусь еще с гадом-Черепом…

На другой день он носа ко мне не кажет – боится, ясное дело. И на следующий тоже. А к вечеру мать его прибегает: Гошку моего не видели? Пропал Череп!

Ну дела…

Когда? – интересуюсь.

Она отвечает: с позавчерашнего вечера сына не видела…

Я так и сел. Ничего себе шуточка… Но трепаться про наши ночные похождения не хочется. Отец мой всегда крут был – лупцевал бы за такие дела, пока рука не устанет.

И сказал я так осторожненько: мол, на ту ночь Черепок вроде как на рыбалку собирался, на пруд Торпедовский. В одиночку. Никто не удивился – знали, что он маньяк в этом деле…

Вот тебе, Тарзан, и вся история. Я то место, где «машина» нам приблазнилась, чуть не с лупой обшарил. Ни следочка – ни травы примятой, ничего… Потом водолазов вызывали, Черепа в пруду искали утонувшего, да не нашли… Я-то сразу знал, что не стоит и воду мутить – не тонут люди без плюха и булька, но язык за зубами держал крепенько. Сразу не сказал – как потом признаться?

И в других местах искали – все без толку. В общем, решили, что Череп в бега ударился – ладил он с отчимом не особо.

А я только потом допер, что с ним вышло… Не машина там виднелась, понятное дело. ТА-РЕЛ-КА. Понял?! Летучая! Кто сказал, что они обязательно круглые да плоские… Мало ли на чем люди промеж звезд шандарахаются…

Так что гуляет небось нынче Черепок по Альфам-Центаврам, карасей инопланетных удит… А я вот тут, водку с тобой пью, да и та кончилась… Порой думаю: лучше б я пошел те спички зажигать, а он бы мне наводку давал… А то не жизнь, а… Ты ведь знаешь, Зинка, стерва эта, что прошлым вторником учудила…

Ну раз торопишься, я без претензий. Ты иди, Тарзан, иди… А я тут, на солнышке… Полежу, передохну чуток…

Чего-чего? Баня? Зинка? Да и хер-то с ними с обеими…

(Примечание Кравцова: трудно определить процентное соотношение правды и пьяного вымысла в рассказе Тюльки. Можно предположить, что сочиняя (редактируя?) свою историю, Тюлька воспользовался архетипом легенд о Чертовой Плешке – позаимствовав сюжетный ход про исчезновение людей, отправившихся за белой машиной или лошадью. Несомненно лишь одно: тем летом Гоша Черепанов исчез – и никогда больше в Спасовке не появлялся…)

Глава 9
02 июня, понедельник, вечер, ночь

1

– Ты помнишь точно день, когда к тебе попало это украшение? – спросил Кравцов.

– Точно не вспомнить… – протянула Ада. – Летом, в июне. Загорала на пляже, у Петропавловки. Увидела: что-то в песке поблескивает. Нагнулась – цепочка с кулончиком-пятиугольничком. Пробы нет, но как-то сразу почувствовала – золото. Нет чтоб положить обратно или в реку зашвырнуть… Но мне всего семнадцать было, дуреха дурехой, – обрадовалась… И через два дня отец принес это. Здоровенный бронзовый пятиугольник. Пентагонон. Хотя я только позже узнала, как он называется… Знаешь, по-моему, во второй половине месяца все произошло – экзамены уже закончились, но выпускного вечера еще не было.

Все совпадало. С точностью до мелких деталей. Кравцов тоже не помнил конкретный день, когда закончил свою повесть – о том, как бомжи принесли в пункт скупки металлов старинный бронзовый гонг. Штуковина – не отправленная в переплавку – обладала интересным свойством: сама собой звенела накануне смерти – чаще всего насильственной – имевших с ней дело людей. И еще несколько неприятных свойств имелось у выдуманного Кравцовым предмета. Вот только выдуманного ли…

На последней странице повести оказался проставлен лишь месяц и год. Июнь двухтысячного…

Кравцову вдруг остро захотелось очутиться сейчас на крохотной кухоньке «хрущовки» Сотникова – сидеть, попивая чешское пиво, и слушать успокаивающие рассуждения о том, что воображение писателей постоянно рождает множество самых загадочных артефактов, а бомжи постоянно тащат к приемщикам множество реальных предметов – порой с непонятными свойствами и неясным назначением. Немудрено, что однажды выдумка совпала с жизнью…

Но вместо логичных выкладок Сотникова он слушал дикую историю девушки Ады, против воли ставшей персонажем повести Кравцова Л. С.

– …Ворона, обычная ворона. На полной скорости врезалась в лобовое стекло – словно атаковала, словно пыталась добраться до Эдика. Стекло выдержало, но руль дернулся в руках, и… – Ада замолчала, явно не желая вспоминать подробности катастрофы, год назад унесшей жизнь ее жениха.

Но главное слово прозвучало: ворона. Не благородный черный ворон – излюбленная птица авторов готических романов, – но его непрезентабельная серая родственница, зачастую добывающая корм на городских помойках…

– Даня дружил с Эдиком? – вспомнил Кравцов про юного охотника за воронами.

– Да… Они часто проводили время вместе, сейчас звучит глупо, но порой я даже немного ревновала…

Понятно. Причины ненависти Дани к серым разбойницам оказались глубже, чем представлялось поначалу… Аделина продолжала:

– У аварии нашлись свидетели – и ее время установили с точностью до минуты. Именно в тот момент у меня на шее дернулся кулон. Дернулся и нагрелся – не сильно, примерно как перцовый пластырь…

– Ты уверена, что время совпало совершенно точно – не раньше и не позже?

– Уверена. Так уж получилось – взглянула на часы как раз в ту секунду. Я… Мы… Знаешь, я не ханжа и не старомодная девушка – соврала тогда, каюсь – и не шарахаюсь от добрачного секса. Просто не хотелось второпях, где-нибудь на заднем сиденье машины. Хотелось, чтобы были крахмальные простыни, и горели свечи, и звучала тихая музыка. Как раз в тот вечер отец с Даней уехал в Спасовку, на все выходные, и мы с Эдиком решили… Я все приготовила, а он уже немного запаздывал, потому и гнал так быстро. Взглянула на часы, потянулась к телефону… И тут цепочка дернулась. Врезалась в шею.

– А когда зазвенел большой пентагонон?

– Накануне. Сам собой. В запертой комнате. Я не слышала – отец рассказал. Может быть, тогда он и решил избавиться от штуковины. Уничтожить… А получилось наоборот.

Валерия Кирилловича Филимонова, отца Аделины, нашли в комнате, где лежал пентагонон. Мертвого. С пилой-болгаркой в руках – именно сей агрегат и послужил причиной смерти по официальной версии. Фазу пробило на корпус – и сердце не выдержало электрошока. Бытовая случайность… Столь же случайно погиб и Кирилл, парень на год старше Ады – первая, еще школьная ее любовь. Ничего там серьезного не было, но провожая Кирилла в армию, она обещала ждать. Через полгода ждать стало некого, колонна попала в засаду боевиков на подъезде к Грозному. На войне случается всякое… Но Кравцов спросил:

– На ту смерть твои пятиугольники как-то отреагировали?

Ада пожала плечами.

– Не знаю. Большой, может быть и звенел, да в квартире никого не оказалось. А кулон… Не помню… Может, не обратила внимания. Может, просто не заметила – где-нибудь в ночном клубе, на дискотеке. Но после отца и Эдика был еще третий случай. Самый мерзкий.

Она замолчала, и молчала долго. Но все-таки начала рассказывать:

– После гибели Эдика я жила несколько месяцев сама не своя. Ничего не нужно, ничего не интересно… А у нас в группе учился один… Казанова местного разлива. Увидел, что я осталась одна, пригласил в ресторан, имея в виду все вытекающие последствия. А мне было все равно. ВСе РАВНО, понимаешь? Все не важно… Согласилась – и в тот же день зазвенел пентагонон. На этот раз я оказалась дома – и отчего-то подумала: звонит по мне… Безразлично подумала, вообще без эмоций… И пошла на свидание. Алгоритм наш Дон-Жуан предпочитал стандартный: ужин-выпивка-такси-койка… Но как выяснилось позже, на любовной ниве он немного перетрудился. В результате перед очередным амурным подвигом глотал какое-то убойное снадобье, вроде виагры, но контрабандное, не сертифицированное. И… Сердце не выдержало… еще чуть-чуть – и он умер бы прямо на мне. Когда он… в общем, пока я набирала номер «скорой», цепочка кулона чуть меня не удушила. А сам пятиугольничек нагрелся гораздо сильнее… И я поняла, что нужна пентагонону – не знаю, зачем и для чего, но девственной.

Она продолжала рассказывать, но Кравцов слушал уже не так внимательно. Он представил, что должна была чувствовать Ада ночью, проведенной в его вагончике, – и задним числом ужаснулся.

Когда она дошла в своей истории до того, как случайно прочитала повесть – ту самую, про бронзовый гонг, – и решила познакомиться с автором, Кравцов сказал:

– Произошедшее дальше я примерно представляю. Давай перейдем к событиям дня сегодняшнего. Что случилось? Зачем ты меня так срочно вызвала?

– Я не знаю, что случилось. Побоялась войти в квартиру… Посмотри…

Она оглянулась по сторонам – никого – и быстрыми движениями расстегнула блузку. Бюстгальтер у Ады оказался тоненький, почти прозрачный – однако вовсе не то, что ему теоретически надлежало скрывать, заставило онеметь Кравцова. Чуть выше на груди виднелся ожог в форме правильного пятиугольника – глубокий, напоминающий тавро, которым метят скотину.

– Понимаешь, отчего я не решилась вернуться домой? – печально спросила Ада, застегивая пуговицы.

Господин писатель обрел наконец дар речи:

– А где сам кулон?

– Исчез. По-моему, он попросту испарился.

Кравцов решительно поднялся со скамейки.

– Пошли. Пора покончить с твоим мракобесным металлоломом.

Аделина посмотрела на него испуганно.

– Не бойся, за пилу сразу хвататься не буду, хотя сердце у меня здоровое. Аккуратненько, осторожненько пристроим на исследование в лабораторию – есть у меня знакомые среди деятелей науки.

– Я думаю, ничего твои деятели не обнаружат, кроме монолита из обычной бронзы. Только едва ли смогут изучать это слишком долго… Или у них пожар случится, или взрыв, или подсобные рабочие украдут пентагонон и потащат в пункт приема.

– Все равно надо идти. Не сидеть же тут до утра, гадая, что стряслось.

От сквера, где состоялся их затянувшийся разговор, до дома Аделины оказалось двадцать минут ходьбы – и Кравцов посвятил их расспросам о пентагононе. Обо всей информации, касавшийся назначения и применения подобных фигур, которую Ада смогла раскопать в оккультных книгах, долгое время служивших предметом ее серьезного увлечения.

Белая «Волга», стоявшая у подъезда, резко тронулась с места и укатила, обдав их струей сизого дыма. Они почти не обратили на нее внимания, увлекшись беседой. И что за рулем сидит Алекс Шляпников, не заметили.

2

Если вы используете в качестве транспортного средства угнанную машину, то ездить стоит неторопливо и аккуратно, соблюдая правила движения. Алекс этим мудрым правилом пренебрег – но, странное дело, внимание постов ДПС бешено мчащаяся по Киевскому шоссе «Волга» не привлекла.

Сам же Алекс от лихой езды несколько успокоился и привел мысли в порядок. К месту встречи с посланцем голоса он подъехал, продумав непритязательный и оттого вполне надежный план действий.

Пресловутое место было выбрано с умом. Отнюдь не живописный, заросший бурьяном и чертополохом пустырь неподалеку от Павловской туберкулезной больницы избегали посещать играющие мальчишки и влюбленные парочки. Даже любители раздавить вдали от чужих глаз бутылку-другую дешевого пойла сюда заглядывали редко.

Алекса такое безлюдье вполне устраивало. Он подрулил к точке рандеву – старому раздвоенному тополю, одиноко растущему почти в центре пустыря. Осмотрелся, но никого не увидел в густеющих сумерках.

Опоздав почти на три часа, Алекс тем не менее был уверен: посланец голоса где-то здесь. Прячется. Маскируется. Внимательно наблюдает из укрытия.

Или не посланец, но сам автор всего творящегося непотребства. Главный кукловод. Это оказалось бы идеальным вариантом. Одним ударом объявить шах и мат…

Алекс вышел из машины, не закрыв водительскую дверь. Отходить от нее не стал. Незачем рисковать. Кто знает, на каком расстоянии бронзовая штуковина перестанет защищать от любителя врываться в чужие мозги и хвататься за чужие мошонки? Он закурил, стараясь, чтобы все движения выглядели спокойными и расслабленными. Еще раз пробежался скучающим взглядом по пустырю.

– Привез? – Голос за спиной раздался неожиданно. Но Алекс заставил себя обернуться спокойно и неторопливо.

Неподалеку стоял человек в черном ночном камуфляже. Откуда взялся – непопятно. Разве что подполз, маскируясь прошлогодним бурьяном. Или таился там с самого начала.

В таком появлении приятного мало, но Алекс обрадовался. Наконец-то перед ним противник не бесплотный, которого можно взять за глотку. Или за иное место. И показать, как опасно шутить шутки с Первым Парнем…

Алекс неторопливо оглядел пришельца – молодым тот не выглядел: в длинных волосах, перехваченных шнурком, обильно сквозит седина, лицо изрезано морщинами. Однако фигура стройная, подтянутая. И суковатая, чуть кривая палка в руках явно не для помощи при ходьбе. Стоит держаться настороже… И выполнять продуманный план, не пытаясь ускорить дело какой-либо импровизацией.

– Привез, – ответил Алекс, закончив осмотр.

Пришелец шагнул вперед – легкой, кошачьей поступью. Скомандовал:

– Выгружай.

К долгим беседам он не был расположен. Заботливо приготовленная история, объясняющая опоздание, пропадала зря. Но Алекс не расстроился.

– Сам выгружай! – ответил он грубовато, открывая заднюю дверцу «Волги». – И так чуть без руки не остался из-за этой дуры! Ты посмотри, посмотри – вся в кровище!

И он потряс левой кистью, действительно замотанной в бинт, испятнанный чем-то бурым.

Незнакомец нахмурился.

– На пентагонон что-нибудь попало?

В голосе его, доселе абсолютно бесстрастном, прозвучала нешуточная тревога. Алекс подавил довольную ухмылку. Случайный выстрел угодил в десятку! А штука, значит, именуется пентагонон…

– Попало, попало… Сам глянь! Там, на верхней стороне!

Алекс просунулся в переднюю дверь, показал левой рукой на закутанный в мешковину пентагонон – издалека, опасливо, словно и впрямь боялся к нему прикоснуться. Правая его рука опустилась совершенно естественным, замотивированиым движением. Пальцы коснулись холодной стали.

Посланец голоса откинул мешковину своей палкой. И – не зря Алекс резал собственный мизинец! – увидел пятна крови на блестящей бронзовой поверхности. Перегнулся в салон, рассмотрел внимательно. Вздохнул облегченно.

– Выгружай, – скомандовал, разгибаясь. – Ничего стра…

В этот момент Алекс обрушил ему на затылок монтировку, заботливо обмотанную тряпками. Раздался негромкий треск.

3

Ада издала сдавленное бульканье и побежала в сторону ванной. Оттуда донеслись звуки рвоты.

Кравцов остался на месте. Зрелище, конечно, не для слабонервных, – но после серии окровавленных находок, начавшейся с головы Чака, впечатлительность господина писателя значительно огрубела…

Хотя здесь – на месте исчезнувшего пентагоноиа – крови как раз не пролилось. Ни капли. Что было по меньшей мере странно… Лежавшая на паркете половинка трупа – ноги и нижняя часть торса – заканчивалась идеальным срезом, напоминающим пособие по анатомии. Рассеченные сосуды ярко краснели свежен кровью, виднелось содержимое кишечника и спинномозговая жидкость, – однако ни одна жидкость наружу не изливалась, игнорируя все законы физики, касающиеся гравитации и сообщающихся емкостей…

Кравцов почувствовал боль в правой кисти и оторвал взгляд от кошмарной находки. Оказалось, его рука до сих пор судорожно стискивала недавно найденный складной нож – два лезвия торчали из кулака вверх и вниз, шило высунулось между пальцев, словно жало кусачего насекомого. Оружие не особо грозное, но ничего иного под рукой не нашлось в тот момент, когда они с Аделиной поняли: квартира взломана, и взломщик может еще находиться внутри… Он действительно там находился. Наполовину…