Текст книги "Не выходя из тени. О чем говорит твоя ДНК"

Глава 3

– Привет, воробушек! – открыв дверь палаты, Клим бросил быстрый взгляд по сторонам и своеобразно поздоровался, несмотря на то, что Трофим лежал с закрытыми глазами, с бледным как мел лицом и слегка розовыми губами, с взлохмаченной, давно не приводимой в порядок бородой, с перебинтованной грудью и капельницей в руках, еще не вполне пришедший в себя после ранения. – Повезло мне. Орлицы нет.

Трофим открыл глаза и скривился в ухмылке:

– Привет, коль не шутишь! Чего явился?

– Так положено.

– О как! А я тут, грешным делом, подумал – ДРУГ пришел. – Трофим приподнялся, протягивая руку, но Клим, сжав его кисть, второй рукой уложил назад.

– Не пускають! Говорят – одной няньки хватает. Пришлось корочкой трясти. Как ты?

– Живой!

– А могло быть иначе? С тобой-то, воробушек!

– Клим, ну прекрати, не дети.

– Ты бы себя видел! Ну да ладно. Что медики говорят?

– А то ты сам не узнал!

– Прости, для завязки разговора. Узнал, конечно. Поговорим?

– О чем?

– Трошка, не изображай из себя невесть кого.

– Давай поговорим, чего не поговорить, с лучшим-то другом.

– И единственным! Прошу заметить. Пару вопросов, пока нет твоей охраны.

– Валяй.

– Как давно ты связался с Рыжим? Какие с ним дела? И сразу спрошу, ты уволился нарочно? Хотел поближе к нему подобраться?

– Какой такой Рыжий? – Трофим наморщил лоб.

Клим прекрасно понял, друг удивлен вопросами, но отступать не спешил:

– Тот самый! Удивление не принимается, тем более что у тебя не очень получается его изображать.

– А что с Рыжим и причем тут я?

– С ним, как раз, все в норме. А вот ты в кроватке. За что он тебя?

– Клим! – Трофим приподнялся: – Я Рыжего не видел лет пять. И не знал, что он на свободе.

Клим наклонил к другу голову, смотря прямо в глаза:

– Разве не он тебя уложил?

– Я понятия не имею, кто меня. Поверь!

– Поверил бы, если бы не свидетели. Изольда тоже слышала.

– Ой ты, Боже мой!

– Не возвышай, мне и в своем облике неплохо.

– Клим, Рыжий не делал этого!

– Тогда зачем ты орал: «Рыжий, я тебя достану!»

– Да потому, что тот… был рыжим! Рыжим, как обгоревший блин! Молодой и борзый.

– Получается, что наш общий знакомый зря у меня в коморке сидит?

– Зря он сидеть не может, но к моему больничному руку не прикладывал.

– Вот же непруха! Я так легко его принял. И уже понадеялся отправить на курорт, лет на пятнадцать. И на тебе! Отпускать? Извиняться, перед этой …?

– Пусть помается.

– Легко сказать, но трудно сделать. У меня на него ничего нет.

– У меня есть.

– Ну ты и уж!

– Так я воробушек или уж? Определись, пожалуйста. Есть у меня на него нечто интересное, случайно попало в руки.

– Говори!

– И слова не скажу. – Трофим ехидно скривился в улыбке. Клим напрягся: – Расслабься! В доме, в тайнике. Надеюсь, не забыл, как открыть.

– Не забыл. Не знал, что ты пользуешься.

– Только для очень важного. Заберешь и делай что хочешь, но меня не вспоминай.

– Заметано! – быстро согласился Клим, усаживаясь на кровать. Щедро улыбнувшись, поглазел на друга немного и серьезно спросил: – Трош, когда домой?

– Не поверишь, сам напиться хочу, но НИЗЯ! А может ты надавишь, пусть скорее выписывают.

– О нет! Изя узнает, я на твоем месте окажусь. А оно нам надо? Вот и болей пока есть возможность. Наслаждайся заботой. – снова растянул рот в улыбке, подмигнул.

– Друг, тебе пора! – ответил Трофим.

Клим хлопнул себя по коленям, поднялся, подал руку:

– Поправляйся скорее! Изе очень плохо без тебя, дурилки. – Трофим промолчал. – Ты хоть ее любишь?

– Клим!

– Понял, удаляюсь!

****

Изольда прибывала в своем привычном ритме, погрузившись в любимую, понятную ей работу. Правда на этот раз нечто раздражающее витало в воздухе, но что именно, Изольда пока понять не могла. Проводя весь день в импровизированной студии, с приехавшим к ней оператором программы, она спешила завершить работу и не делала по сто дублей, а бежала в больницу, успевая приготовить для Трофима свежий супчик, парные котлетки, и каждый день свежее. Придя, угощала выпечкой медсестер и оставалась в палате до тех пор, пока Трофим не начинал зевать.

Накормив Трофима с ложечки, хотя он мог это сделать сам, промокала салфеткой губы, вставляла в стакан трубочку и успокаивалась, облегченно вздыхала, пару раз моргала, любуясь им.

Трофим все это мог делать сам, уже сидел и даже поднимался для посещения туалета, но отказать Изольде не мог, видел какое доставляет ей удовольствие. А еще ему была интересна ее работа и как только Золя присаживалась сложа руки на коленках, говорил:

– Как прошел день? Что интересного?

– Ох, сегодня совсем ничего занимательного! – тут Золя, как правило, брала свои записи и начинала пересказывать снятый материал, после чего советовалась с ним о своей, завтрашней речи, или вопросах экспертам.

Все это время, Изольда, совершенно машинально, на чистом листе делала непонятные рисунки. Задумываясь на миг, отбрасывала листок, как испорченный и брала чистый. Трофим собирал листочки, выпрямлял, долго изучал и складывал стопочкой в ящик. Когда же Изольда уходила, он раскладывал рисунки на кровати, пересовывая их, перекладывая, выискивая в них нечто понятное только ему.

Сегодня Изольда изложила свой рассказ двумя фразами, замолчала и мило улыбалась.

– И это все, что вы сегодня сняли?

– Ага! – кивнула Золя, почесала щеку. Маленькая красная точка разрасталась от каждого ее прикосновения. – Завтра просмотрю все снятое и будет рутинная работа без гостей. Ну, ты же знаешь.

– Не знаю, тот раз мы все делали иначе.

– Ага. – кивнула Изольда. Ее сознание куда-то улетело и она, сидя рядом с Трофимом, погрузилась в некую прострацию, быстро черкая карандашом и меняя листок за листком.

Трофим прищурил глаз, сосредоточенно уставился на ее лицо. И тут Изольда заговорила:

– Не понимаю, чего из этого делают тайну?! Хотя, понимаю. Если сказать во всеуслышание, легенда перестанет быть легендой.

– Золя… – тихо позвал Трофим.

– Ага, я о рыжей косе. Она же все это время лежит на месте. Вот смех-то. И вовсе она не из женских волос, а искусно сделанный парик из конских. – неожиданно ее лицо изменилось, в глазах был страх: – Опять могилы. Как же их много. Все безымянные. – лицо Изольды побледнело, она тяжело задышала, схватилась рукой за грудь, в глазах страх. Перешла на шепот: – Трофим, Трофим! Нет, нет! Не надо… – закатила глаза и чуть не упала.

Трофим успел схватить ее за плечо. Изольда очнулась, ее мутило, приложила руку ко рту, поднялась:

– Прости, мне надо выйти! – направилась к двери.

– Золя! – позвал Трофим.

Она махнула рукой, выбежала из палаты и стояла согнувшись, дыша коротким вздохами.

– Опять видение. – прошептала она. – Могилы, Трофим. Что, что мне хочет сказать мой мозг?!

– Изольда, вам плохо? – к ней подошла медсестра. Изольда помотала головой. – С Трофимом? Вы за мной шли?

– Нет! С ним вроде как все нормально. Хотя… – она оглянулась на палату. – Я выходила, он позвал меня. Пожалуйста, посмотрите, я выйду на улицу минут на пять.

– Идите на балкон. Назад вас могут не пропустить, поздно уже для посещения. – медсестра оставила ее и вошла в палату.

Изольда прошла на балкон, взялась за перила и закрыла глаза. Картинка была ясной, словно она стояла совсем рядом с Трофимом, она даже чувствовала запах земли, смешанной с тленом. Ноги подкосились, присела. Постепенно к ней возвращалось ясное сознание:

– И все-таки мне надо проверить голову! – заявила она себе, гордо вздернула подбородок и вернулась назад.

Этим вечером Изольда уехала рано и Трофим, попрощавшись, долго лежал и смотрел в потолок.

Совсем потемнело, в коридоре горел свет и его отблеск попадал в палату через небольшое окошко над дверью, да и на улице фонарь был прямо перед окном. Трофим приподнялся, с трудом сел, подвинувшись к спинке кровати и достал все рисунки Изольды. Разложив перед собой, не стал их двигать, а просто разглядывал:

– Новые видения. – рассуждал Трофим: – Могилы. Сегодня произошло, или она просто не говорит. Тогда так же не говорила, но тот раз они всегда случались при мне. Спросить? А скажет? Эти рисунки. Странно. Видела где-то или вытянула у меня из головы? Возможно, Изольда поможет понять эту загадку. А вот могилы… К катим трупам ты приведешь меня на этот раз, девочка?

****

Старая бабушкина шуба из медведя с детства успокаивала Изольду. Она укрывалась ею даже в жару, прячась от страха или обиды. Становясь старше, скрывалась под ней и от неприятностей, и от трудностей.

Приехав поздней ночью от Трофима, Изольда бросила сумку в прихожей, уселась на диванчик в гостиной, опомнившись, поднялась, заперла дверь, машинально сняла с вешалки бабушкину шубу и укутываясь ею, улеглась.

– Не лезла бы ты туда. – гном стоял перед ней и корчил свою рожу, изображая угрозу.

Изольда сделала вид, что не видит его, зевнула, прикрыла глаза.

– Мое дело предупредить, а твое, дылда, делать как вздумается! Не пожалела бы.

Изольда скрутилась калачиком, плотнее зажимая веки.

– Пять минут. – шептала она: – Пять минут…

В дверь позвонили, тут же зазвонил ее мобильный. Высунув нос из-под воротника шубы, Изольда глянула на часы, горько вздохнув, поднялась и открыла дверь.

– Доброе утро! – поздоровалась Агна.

Изольда кивнула в ответ и поплелась в ванную.

– Вид мятый, одежда в неприглядном виде. Что на этот раз?

– Все тоже.

– Понятно! – бабушка закрыла дверь ванной, подняла шубу с полу и повесила на место: – Мы в депрессии. – пройдя на кухню, поставила чайник: – Как Трофим? – повысила голос, чтобы внучка ее услышала. Та не ответила и Агна покачав головой, взялась за приготовление завтрака.

Изольда появилась и сразу же потянулась к шубе.

– Золька! Сядь за стол! – Изольда пожала плечами, но послушалась. – Приятного аппетита, бабушка! – ставя тарелки, говорила Агна: – Как твое здоровье, любимая? Хорошо ли ты спала?

– Ба!

– Не бабкай! Говори, что случилось! – Агна налила себе кофе в самую большую чашку, сделала несколько глотков с таким удовольствием, что Изольда облизнулась. – Как Трофим?

– Идет на поправку. Бабуля, спасибо, но мне не хочется есть. Я так устала. Правда. Можно я полежу немного?

– Да лежи сколько хочешь! – сморщилась Агна и отвернулась к окну. Однако через минуту отставила чашку и стала присматриваться к внучке. Та с несчастным видом лежала, прикрыв глаза. – Видения были? – поинтересовалась Агна.

– Повторились. – вздохнула Изольда.

– И снова Трофим?

– Он. – Изольда резко села, зажав нос.

Агна подошла к ней. Присела рядом, обняла, положила ее голову себе на плечо:

– Ты привыкнешь, обязательно привыкнешь к ним. А как решишь главную проблему, совсем уйдут. Поверь мне.

– У меня нет проблем.

– Вот и славно, что их нет. – принялась гладить внучку по спине, прищурив глаз, смотря в одну точку. – Хочешь, я с тобой сегодня поеду в больницу? И сама приготовлю для Трофима обед.

– Я вообще сегодня не хочу никуда ехать! – голос Изольды сорвался, она еле сдержалась, чтобы не заплакать.

Агна поцеловала ее в щеку и ушла на кухню. Принялась звенеть посудой, но вдруг все затихло. Агна вышла в проход и долго смотрела на Изольду, которая, отвернувшись к спинке дивана, уткнулась в нее носом. Агна взяла свою шубу, укрыла ее, застыла над ней ненадолго. Скрылась в кухне и с час не трогала. Приготовив обед, выставила на стол, накрыла все полотенцем, небольшой пакет вынесла в прихожую. Изольда так и лежала, не проявляя к ней внимания. Лицо Агны стала загадочным и с легкой веселостью во взгляде. Изольда вздохнула, Агна поняла – не спит.

– Золька, я собираюсь покинуть тебя!

– Бабуля, брось свои намеки.

– Какие намеки?! Мне пора.

– А как дед? – словно не слыша бабушку, наконец спросила Изольда.

– Живой и здоровый! Золька, ответь сразу и как священнику. Ты хоть этот раз смогла потерять голову настолько, что забыла обо всех предосторожностях?!

– Что?! – Изольда села.

– Говорю – время уже достаточно много, мне пора.

– Я завтра приеду. Сегодня мне надо многое обдумать. Я о новой программе, которую записываем.

– Да я поняла. Пока, моя хорошая! – сразу же ушла, оставляя внучку в своих думах.

****

Трофим не смог уснуть ночью и на следующий день у него ужасно болела и голова, и рана. Упрямо не говоря об этом ни врачу, ни медсестре, стараясь побороть боль, к вечеру он выглядел хуже, чем в день попадания в больницу. Лежа с закрытыми глазами, стараясь не думать ни о чем и ни о ком, он даже не услышал, как открылась дверь и в палату вошли. Не обратил внимание и на шелест пакета, ни на тихие шаги. Лишь когда скрипнул стул, открыл глаза и в растерянности попытался подняться.

– Лежи, лежи! – мило улыбаясь, проговорила Агна, сопровождая свои слова взмахом маленькой, худенькой кисти. Ее морщинистое лицо всего на миг отобразило сочувствие и сразу же Агна вернула себе самообладание: – Трофимушка, как ты тут?

– В тоске и печали! Здоров как бык, а они не выписывают.

– Не выписывают – значит так надо. Но если ты мне доверяешь, то могу поговорить и узнать причину.

– Если бы вы мне помогли сбежать!

– Прости, это не в моих силах. Трофим, Золя сегодня не сможет приехать.

– Да, я знаю, у нее завершение передачи.

– Ага! – усмехнулась: – И это тоже. Вся в своих мыслях. Может тебе чего-то хочется, говори, не стесняйся. Я деду позвоню, он сразу примчит. А то я, не собираясь явилась.

– Спасибо! У меня все есть, Золя закормила. Я домой хочу!

– Надо потерпеть. Здоровье очень важно восстановить. Ты же молодой парень. Деток родить надо. Ты хочешь детей?

– Как вам сказать… – задумался.

– Честно.

– Я еще недавно и о семье не думал, одному было неплохо.

Агна улыбнулась.

– Все меняется.

– Да, – кивнул Трофим: – со сменой окружающих рядом. Агна! Золя…

– Я знаю, она тебе нравится. Вот только понять не могу, насколько.

– Настолько, что готов к переменам.

– Это не мне, а ей скажи. У меня к тебе другой вопрос.

– Открыт для любых.

– Я могу взять тебя за руку?

Трофим протянул ей руку, хотя и не понимал зачем. Агна взяла его кисть, прикрыла сверху второй и как-то странно посмотрела ему в глаза. Почти сразу, аккуратно положила его руку на кровать и не убирая улыбки, пошла к выходу. Оглянулась, кивнула.

– Агна! – позвал Трофим. – Вы же хотели спросить.

– Хотела. Выздоравливай! Завтра Золя приедет. Ты скажи ей то, что давно хотел. До встречи, Трофимушка! – закрыла за собой дверь.

Трофим так и лежал, не сводя с двери взгляд, постепенно осознавая, что прошла головная боль, перестала ныть рана, мысли успокоились, а сердце бьется так, словно нечто замечательное произошло. Взял мобильный, открыл номер Изольды, но так и не позвонил – любуясь ее фото, уснул.

****

Не стуча, Изольда толкнула дверь, но, не спеша входить, застыла на пороге, наблюдая за молодой, рыжеволосой женщиной. Такой хрупкой и низенькой, что походила на подростка, хотя и перешагнула третий десяток. Девушка сидела за столом, заплетая шикарную косу, смотря поверх зеркала, глубоко задумавшись. Рыжие, непослушные кудряшки тут же выскальзывали и взлохмачивались. Девушка вздохнула, Изольда подала голос:

– Готова?

– Да! – девушка пожала плечами и повернулась к Изольде.

– Ира, хочу спросить последний раз. – Изольда присела с ней рядом: – Зачем тебе это надо? Ты же должна понимать, что все-все в этом городе услышат и увидят тебя.

– Я хочу сделать это в память о маме.

– В память о маме. – улыбнулась Изольда. – Ира, то, что мы сейчас сделаем, станет очень громким делом. Пойдут слухи и пересуды. Найдутся те, кто знал твоих родителей, кто работал с мамой, да и у предполагаемого отца есть родственники. Они могут нанять адвоката и предъявить претензии. И это недовольство коснётся не меня и не канал. Это коснется тебя и останется на твоей совести.

– Я осознаю.

– Раз так, то говорить больше не о чем. – собралась подняться, но задержалась: – Ты хоть сама уверена в том, что он твой отец?

– Есть сомнения, и я их хочу развеять.

– Неужели нельзя было без телевидения?

– Как?!

– Написать ему.

Ирина промолчала, пожимая плечами. Изольда поднялась:

– Хочу напомнить – мы проверяем все тобой сказанное, проводим свое расследование. И мы можем, опираясь на факты сделать свое заключение и итог программы может быть не такой, как ты ожидаешь. Мы не согласовываем финал, не подгоняем под героя. В заключении звучит лишь правда.

– Я понимаю. – Ирина опустила голову: – Я не возражаю.

– Тогда… – Изольда сделала паузу: – Встретимся в зале.

На сцене театра установили два больших дивана и два глубоких, мягких кресла. Украсили ее живыми цветами в горшках. У самого края сцены, полукругом, расставили десятка два стульев. Аппаратура настроена, микрофоны проверены. Изольда отдалась в руки визажиста. Сидела в кресле, расслабленно, не думая о работе. У нее давно это вошло в привычку – отбросить все до сигнала: «Тишина!..» Дальше все пойдет как надо, даже если придется импровизировать. Сейчас же, час тишины, с выключенным телефоном.

– Вот говорил же тебе, не суйся! – скрипучий, низкий голос звучал за спиной. Изольда испугалась настолько, что внутри похолодело. Она не оглянулась, не бросила даже беглого взгляда, а наоборот, задрала подбородок и рассматривала себя в зеркале. – Одно слово – люди! Делают, а потом жалеют. Нет чтобы послушать умный совет!

Изольда знала кому принадлежит голос, она даже не сомневалась – гном. Смотрит на нее задрав голову, прищурив глаз и кривя рот. Изольда сжала кулаки и резко повернулась – никого!

– Запишу финал и пошлю всех, куда подальше, займусь своим здоровьем.

Она смотрела в зеркало и нравилась себе. Удачное платье, соответственный макияж. Взяла папку, бросила взгляд на мобильный, тот лежал вниз экраном:

– Традиции нарушать не будем. – вышла из гримерной, подняла взгляд к табличке и прочла ее, достаточно громко: – Прима! – упуская имя, рассмеялась: – Как правильно написано! А что написано пером, того не вырубишь и топором! – подняв гордо подбородок, пошла на сцену.

– Тишина! – слышалось из динамиков.

Изольда остановилась за кулисами. Бегали рабочие, осветители сводили луч света в заданный угол, именно в нем она должна была появиться.

– Камера! – сообщил оператор. Обычно это делает помощница, но Изольда не хотела привлекать много персонала, вызвав лишь его, проверенного годами, соратника и друга.

Захлопала массовка, Изольда ступила на сцену. Яркая вспышка, она моргнула и опустила руку с папкой. Не замечая людей, вышла на средину сцены и затормозила с приветствием.

– Стоп! – крикнул оператор. – Изольда! – она стояла и не реагировала на него. – Изольда! – парень подошел к ней, дотронулся до плеча: – У тебя все хорошо? Ты бледна.

– Что? – переспросила Изольда.

– Снимаем? – уточнил оператор.

– Да! Через минуту. Мне надо в гримерку. Сейчас вернусь. – вручив ему свою папку, быстрым шагом вернулась назад и резко открыла дверь гримерной. – Прима! – сказала совсем тихо и повторила громче: – Прима! Да, я прима сцены и никто не смеет делать мне замечания! – подлетела к столу, оперлась двумя руками на столешницу и уставилась в зеркало. Яркие лампочки слепили ее, но Изольда смотрела на себя не отводя взгляд, словно изучала лицо.

Холодные глаза, раздраженный рот, тяжелая рыжая коса спадала к столу, давя на плечо. Отображение Изольды было искажено напряженностью каждого мускула. Яркие лучи ламп зеркала обеливали кожу и стирали макияж, искусно подчеркивающий ее красоту. Да и самой красоты не было – была властность, гордыня, превосходство.

– Тишина! – зазвучало в динамике. – Готовность минута!

– Пора! – проговорила Изольда, голос ее дрогнул, скатилась слеза от яркого света, который бил в глаза. Промокнула ее кончиком салфетки, взглянула на себя еще раз, бегло и выпрямилась: – А где моя папка? – оглянулась. На краю дивана лежала рыжая коса. Изольда взяла ее в руки, покрутила. – Странно, как она тут оказалась? Где же папка? – наморщила лоб. Тяжесть косы была ощутима. Изольда улыбнулась и отбросив ее, поспешила на сцену. Выглянула из-за кулис. Оператор стоял с ее папкой. – Коля! – позвала: – Начнем?

– Так только тебя ждем.

– Поехали! – сжала его руку.

– Тишина! Камера! – крикнул Николай.

Раздались аплодисменты, Изольда шагнула на свет и произнесла:

– Офицерское кладбище или кладбище за кирхой королевы Луизы. – сказала, затихла, посмотрела поверх голов. – Она была такой молодой и такой красивой. Огромные изумрудные глаза, тяжелая рыжая коса, спадала до пяток и тянула голову назад. Отец склонился над ней, провел ладонью по глазам, закрывая от нее мир. Где-то рядом слышался женский плач, но ему, сильному мужчине, сейчас было не до слез жены, не до успокоения, он старался осознать, что шестнадцатилетней дочери, его любимицы, Луизочки, больше нет. Он взял ее на руки, поднялся на одно колено, затем выпрямился во весь рост и пошел к двери… Кладбище за кирхой Луизы. – Изольда опустила голову, вздохнула: – История… Кладбище…, кирха… Кукольный театр. – Изольда снова замолчала.

Мертвая тишина повисла над сводами сцены и завладевала всем залом. Николай снимал и ему казалось, что камера жужжит так громко, что закладывает уши. Он приблизился к лицу Изольды, встретившись с ее взглядом, перестал дышать. Он впервые видел Изольду такой отчужденной, такой сторонней. Но тут Изольда словно проснулась, моргнула, глубоко вдохнула. Николай отпрыгнул, отдаляя кадр.

– Добрый вечер! С вами снова я – Изольда Род! И это наша вторая передача из города полного загадок, мифов и легенд. Легендарных людей и двойной памяти! А поговорим мы сегодня… – сделав паузу, она бросила взгляд на правую кулису, где стояли молодые девушки и стеклянными глазами наблюдали за ней. И среди всех выделялась одна – с огненно-рыжей косой. По спине Изольды пробежали мурашки, ладошки вспотели, повеяло холодом. Изольда отвернулась, но ее так тянуло рассмотреть рыжеволосую, и Изольда не сдержалась, повернула голову вновь – там не было никого, лишь чернота в проходе. Изольда натянула улыбку: – Поговорим о ДНКа!

Облегченный вздох вырвался из уст оператора Николая.

– К нам на студию постоянно приходят письма. Одному из которых мы не могли не уделить внимание. Знакомьтесь – Ирина Сомова, костюмер театра! – Изольда повернулась к кулисе, из которой та должна была появиться, но девушки не было. Изольда бросила взгляд на Николая, тот подал сигнал, что сьемку не прерывает, потом обрежет.

– Скорую! Вызовите скорую! – кричала женщина, выбежав к ним. – Там, там! Ирина! – не договорила, бросилась назад.

Гости поднялись со своих мест, Изольда махнула Николаю и пошла за женщиной. У костюмерной уже собралось человек десять.

– Что произошло? – спросила Изольда.

– Я вошла, а она… Она сидит бледная, лицо застыло в ужасе и хрипит.

– Сердце. – бросил кто-то.

– Да какое сердце, молодая совсем!

– И что?! Моложе болеют.

– Не сердце это! – произнес небольшого роста мужичек. – Проклятье! Что смотрите? Забыли, как кончилась ее бабка? Ах! – махнул рукой: – Хоть мать вспомните! Тот же финал. Ну да, были постарше. И что? Именно тут обе упокоились. В этой же комнатушке.

– Да хватит тебе, Егорыч.

– Чего?

– Смуту поднимать.

– Да что вы понимаете! – скривился и отошел в сторону.

– Разойдитесь! Дайте пройти врачу.

Изольда отошла от всех и потянула за собой оператора:

– Снял?

– Да! Только зачем тебе?

– Потом поймем. На сегодня закругляйся.

– Сам вижу. И вообще, Золька, тебе не кажется, что с этой историей кинА не будет?

– Нет! Думаю даже наоборот. Из всего что сняли, сделаем нечто интересное.

– Посмотрим?

– Завтра! Сегодня мне еще в больничку надо.

– Может я с тобой? Сниму ее в палате?

Изольда прищурила глаз.

– Хорошая идея. Потолкайся тут и узнай в какую ее. Мне сообщишь потом.

– Так в больницу мне ехать?

– По желанию. Я на сегодня пас. Голова болит так, что сейчас треснет. Да и этот запах…

– Запах?

– Ага. Болезни или… – не договорила, чмокнула его в щеку и не прощаясь ни с кем ушла.

****

– Трофим! – Изольда появилась у него в палате настолько неожиданно, что он, взрослый мужчина, вздрогнул и смутился. И, что выглядело смешно, стал прятать коробочку картошки, которую жевал. – Ты где это взял?! – Изольда сразу же забрала у него коробок из ресторана быстрого питания и как строгая мать, нахмурилась.

– Заказал. – промямлил Трофим, не сводя с картошки взгляда.

– Ты что, голодный? – она не понимала, почему он это сделал. – Тебе же нельзя! Трофим!

– Что, Трофим? – он опомнился и сразу же вернул себе сарказм: – Ты чего на меня раскричалась? Я уже большой и знаю, что делаю.

– Дурной ты, а не большой! Тебе выздороветь надо.

– Изольда! Я здоров.

– Незаметно. Ну, неужели нельзя немного потерпеть?

– Немного это сколько?

– До выписки.

– Ну, спасибо! А я подумал, до шестидесяти.

– Почему именно шестьдесят? – Изольда растерялась.

– А потому что тогда уже можно все.

– Да ну тебя! – присела, но тут же вспомнила и стала доставать еду собственного приготовления.

– О! – улыбнулся Трофим, заметив курочку. – С этого бы и начала! – потер руки и разложил полотенце, приготовившись к трапезе.

– Ты что, не наелся?

– Только начал. Ну, давай!

– Приятного! Вот только я боюсь, – она смотрела на пустые упаковки от пиццы и чизбургеров. – не лопнешь ли.

– Ты об этом? – кивнул в сторону стула: – Друзья приходили. – сказал и сразу же опустил глаза.

– Друзья. Ну-ну. – улыбнулась Изольда.

– Как день прошел? Закончили?

– Нет. – ответила Изольда, без какого-либо выражения на лице: – Не получилось. Ирину в больницу увезли.

– Что? – Трофим даже есть перестал. – Что с ней?

– Понятия не имею. Скорая приехала, я к тебе уехала.

– Золя! Ты ли это? Так безразлично говоришь о человеке.

– Трофим! Я не равнодушна. Страшного же ничего не случилось. Заболела и заболела. Расскажи лучше, как твой день прошел.

– В горизонтальном положении. – есть перехотелось. Он совсем недолго разглядывал Изольду, но потом вздохнул и улыбнулся: – Значит, работа твоя не окончена.

– Да, пустяк остался. Поеду-ка я домой. – крутанулась на месте, подхватила сумочку.

– Золь! – Трофим протянул руку: – Присядь на пять минут.

– Фимка! Поздно уже, да и день у меня был длинным. – однако присела и даже поглаживала его плечо.

Трофим уловил момент и смотря ей в глаза, заявил:

– Золя, давай поженимся.

– Что?! – покраснела.

– Милая, жизнь такая короткая. Зачем откладывать?

– Но! Мне надо подумать! – схватила сумку и выбежала.

Приехав домой, Изольда снова не прошла дальше гостиной. Бросив сумку на диван, заперев входную дверь на все замки, долго маршировала от двери к кухонному окну и обратно.

В квартире совсем потемнело и Изольда, не промолвив за это время ни звука, вдруг воскликнула:

– Жизнь коротка! Зачем откладывать! – остановилась у зеркала и замерла с открытым ртом.

В зеркале отражалась часть двери в отцовский кабинет, а совсем узкая щель выделялась на общем фоне. Именно эта щель, завладела вниманием Изольды и отчего-то наводила ужас. Чем дольше Изольда смотрела в черноту, тем сумрачней становилось у нее на душе. Она отчего-то вспомнила театр, закулисье и группу девушек, подглядывающих за ней.

– Я бесчувственная. – прошептала она: – Отчего не подошла, не спросила, что с девушкой? И где это Колька? Почему не позвонил. – опустила глаза, но от этого ей стало еще хуже. Теперь ей казалось, что в кабинете кто-то есть, стоит в темноте нарочно, подглядывая за ней. Не гном, а кто-то иной, высокий и чужой. Резко ударила по выключателю, мгновенно развернулась и сделала шаг к двери. Распахнула ее, не входя включила свет. Ярко вспыхнув, тот удостоверил ее в отсутствии постороннего, но тревога не пропала. Отступила, затворила плотно дверь, направилась в ванную, открыла воду, пошла к себе за вещами. Заходя в ванную, поежилась и оглянулась – дверь в кабинет снова была приоткрыта:

– Не поняла! – Изольда хлопнула дверью. Замок щелкнул, но тут же дверь задребезжала. – Что за ч… – договаривать Золя не стала. – Вода! – опомнилась и забежав в ванную. Из прихожей доносился легкое постукивание. – О нет! Этого просто не может быть! – сделала шаг, но передумала: – Не сходи, Золя, с ума! Сквозняк. – забралась в воду, попыталась расслабиться, прикрыла глаза. Стук прекратился. Выдохнула с облегчением. Опустила руки в воду. Пар поднимался от воды, запотело зеркало, на лице Изольды появилась испарина. Тут же в голове стала образовываться тяжесть и к горлу подкатила тошнота. Быстро выбравшись из ванной, Изольда открыла дверь и глубоко вдохнула свежий воздух:

– Зачем я сделала такую горячую воду? – обмоталась полотенцем, достала из холодильника бутылку минералки и удалилась в свою комнату. Бросив полотенце прямо на пол, надела ночную рубашку, сделала несколько глотков воды прямо из бутылки и поставив ее у изголовья, залезла в постель. Родная кровать окутала негой. Вытянув руки вдоль туловища, слегка склонив голову набок, Изольда стала проваливаться в сон, как вдруг стук повторился. Да с такой силой, что у Изольды зазвенело в ушах. Она повела себя довольно странно – не спряталась, не упала в обморок, а быстро встала, включая кругом свет, подошла к кабинету, вошла, взяла на столе бумагу, сложила ее и приложила к дверному косяку, только после этого закрыла дверь и повернула ключ:

– Сквозняк! – произнесла громко, как бы внушая это не только себе. – Спасть! – направилась в спальню, но развернулась: – Телефон! Мне могут звонить. – и лишь забравшись в кровать, проверила звонки. – А Коленька звонил и не раз. Ладно, утром все узнаю. – светилось смс от Трофима и она, не читая его, послала в ответ: – Спокойной ночи!

Она вошла очень тихо, плавно приблизилась и совершенно беззвучно уселась у ног Изольды. Золя не пошевелилась, не подскочила, не отодвинулась. Просто лежала и ждала. Совсем молоденькая, светленькая, тоненькая как тростинка девушка сидела и мотала ногами, смотря на них и очень редко, горько вздыхая. Плавно подняла руку, поправила выбившуюся из косы прядь волос, но та тут же упала на лицо, девушка заправила ее за ухо. Изольда прислушалась, ей показалось, что девушка нечто бормочет. Плечи девушки взлетели вверх от глубокого вздоха, и она произнесла:

– Как же сладко у тебя дышится. А у меня… У меня и имени не осталось. Стерли, счистили, чужое написали. Сладко у тебя дышится. Пойду. Пора. Петух пропоет скоро. – не поднялась, взлетела и плавно поплыла к выходу.

Изольда вскочила, открыла глаза – комнату заливал яркий свет. На прикроватной тумбочке зудел мобильный. Изольда схватила его:

– Да!

– Изольда, прости что так рано. Это Коля.

– Поняла я что это ты. Что стряслось?

– Из офиса звонили, спрашивают, когда возвращаюсь.

– Ясно, без тебя же канал стал. Коль, прости, это я так, спросонья. Приезжай ко мне, часикам к двенадцати.

– Окей.

– Здорово. Жду. – откинулась на подушку, закрыла глаза: – А что мне снилось? Блин, не помню!