Текст книги "Не выходя из тени. О чем говорит твоя ДНК"

Трофиму сделали новую блокаду уколов, снова наложили строгий бандаж, и он поплелся в их с Золей палату. Присел к ней, взял ладонь, поцеловал:

– Это я виноват. Мне не следовало. Но я не знал, что так случится. Прости меня, пожалуйста! Прости и приди в себя! Хочешь, пошли меня куда подальше, только очнись!

Изольда не реагировала. Он снова и снова целовал и согревал ее холодную руку. Потом словно нечто вспомнил, взял мобильный.

– Только не говори, что снова… – как всегда, не приветствуя, с разбега начал Клим.

– Помолчи! – перебил его Трофим. – Ты помнишь о ком тебя просила Золя?

– Помню. И что?

– Найди все, что сможешь о Иркиной семье.

– Зачем?!

– Клим, сделай как прошу!

– Да сделаю, не трудно. Думаю, сегодня справлюсь и вечером заеду.

– Мы в больнице, Золя в коме.

– Что?! Ну, брат, ты даешь! Где, я сейчас же приеду.

– Не надо сейчас. Надо выполнить ее просьбу. Адрес скину. Прости, сейчас не могу говорить.

Вторые сутки Золя спала или прибывала без сознания. Трофим отлучался лишь на время собственных процедур, остальное время сидел у ее кровати и разговаривал с ней обо всем, что приходило в голову. Клим позвонил ближе к вечеру:

– Что смог – нашел. Так куда мне подъехать, больной ты мой.

– Не боишься заразиться?

– Боюсь, но не бросать же Зольку. Может разделю ее тягость.

– Ну ты и гад!

– Кто бы говорил.

Они сидели на его кровати и тихо говорили. Трофим внимательно, несколько раз прочел сведения, добытые другом. Пора было уходить, Клим подошел к Изольде:

– Золя, девочка, послушай меня, пожалуйста. Пошли ты этого пройдоху как можно дальше и быстрей! Не достоин он того, чтобы ты теряла столько времени в небытие, из нашей, короткой жизни. Прошу, проснись и укажи ему дорогу.

– Клим! – остановил его Трофим.

– Все, ухожу! – подошел к двери, оглянулся: – А ты сможешь жить как раньше, после всего этого?

– Клим!

– Это твоя вина! Твоя и только твоя. – сразу же удалился.

– Моя! – кивнул закрытой двери Трофим. – И спорить не буду.

Полночь. Трофим дремал после кучи таблеток и укола. Сквозь неплотно закрытые глаза он заметил тень, промелькнувшую мимо. Открыл глаза, но в палате никого не было. Зевнул, повернул голову к Золе. Она прибывала в своем забытье. Вот только свет у ее кровати, как-то странно мерцал, то ярче, то совсем притухал. И запах, Трофим вдруг почувствовал неприятный запах, словно прорвало гнойник, и тот сочится.

– Золя! – позвал он полушепотом. Свет колыхнулся интенсивней. – Золя, милая моя, Золенька! – сказал он громче. Нечто пронеслось мимо, обливая его зловонием. Трофим даже шарахнулся в сторону. – Так вот о каком запахе ты тогда говорила. – сообразил он. – Это снова видения. И они затянули тебя к себе. – поднялся, подошел к ней, взял за руку: – Золя, прошу, если это возможно, давай поменяемся! Я сам, сам уйду туда, где ты сейчас. Я готов там остаться, только ты живи!

Золя не реагировала на него, а то, что было в палате, окружило его и изучало. Трофим это чувствовал каждой своей клеткой. – Вам нужно имя? Я не знаю кто вы и какое имя вам нужно от Изольды. Я назову свое – Трофим! Меня зовут Трофим! Делайте со мной и с моим именем что хотите. Оставьте ее, невинную, пожалуйста! – Неожиданно растворились окно и дверь, одновременно. Сильный порыв ветра пронесся рядом с Трофимом, едва не сбил его с ног. Тут же острая боль, будто его ударили в бок, скрутила Трофима, дверь и окно захлопнулись и все замерло.

Трофим добрел до своей кровати, лег и провалился в сон.

Он спал без сновидений и не мог открыть глаза, когда его, тряся за плечо, пытались разбудить. Придя в себя, сначала увидел расплывшийся силуэт. Затем концентрация зрения стала налаживаться. Перед ним стоял профессор, Степан Трофимович, Агна Августовна и Леонид Федорович.

– Доброе утро! – проговорил Трофим, садясь. – Простите, видимо уколы.

– Скорее добрый день! В чем я даже не сомневаюсь. – за всех ответила Агна.

– Да, я тоже так считаю! – сказал профессор. – Вы, оба, так крепко спите, что мы успели познакомиться. Мне, друг мой, пора возвращаться. С Изольдой все хорошо, это я вам говорю со всей серьезностью.

– Но она же… – Трофим открыл широко глаза, не понимая, как можно заверять, если нет изменений. – Она же так и не пришла в себя.

– Не все случается мгновенно. – ответил Степан Трофимович.

– А она, она может так глубоко погрузится в видения? – Трофим взял его за руку.

– В сновидения мы все порой уходим. Вот только они от нас стараются поскорей улететь. Изольда в норме, это главное. Прошу меня простить, мне пора. Медики тут хорошие. Но вы всегда можете меня вызвать. Удачи всем! – сразу же ушел.

– Но! – крикнул Трофим.

– У него очень тяжелый больной. – Агна присела на стул. – Золя не одна.

– Да, да! – поддержал ее муж: – С Изей мы и она это знает.

Трофим смотрел на них все больше удивляясь спокойствию. Наконец перевел взгляд на Изольду, явные изменения были на лицо – губы вишневые, румянец на щеках и круги под глазами пропали, а кожа, кожа стала еще бархатистей и как у маленькой девочки, персиковая.

– Она… – прошептал Трофим.

– Возвращается! – кивнула Агна. – И это твоя заслуга! Спасибо тебе, Трофимушка.

– Я ничего не понимаю. Я ничего не делал.

– Любовь сильнее лекарств. Так уж бывает. – ответил ему Леонид Федорович, с благодарностью глядя на жену.

– Пора на процедуры! – перебила их, войдя медсестра.

– И нам пора! – сказала Агна. – Гостинцы в холодильнике. – улыбнулась и они ушли.

Трофим поплелся в манипуляционную.

Вернувшись, сел на свою кровать и уставился на Изольду.

– Золя! – позвал он.

Она облизала губы, глотнула. Трофим присел у ее изголовья:

– Изя! Вернись, пожалуйста!

Изольда нечто шептала, Трофим не мог понять. Взял руку, стал целовать.

– Тро… – произнесла Изольда, пересохшими губами. – Пить. – не открывая глаз, попросила она.

Трофим взял стакан, приподнял ей голову. Сделав глоток, Изольда облизнула губы и стала глотать, прося еще и еще. Вода лилась на ее шею, а Изольда, схватив его руку, допила до последней капли, глубоко вздохнула и открыла глаза: – Трофим.

– Да, родная, это я!

– Мне было страшно.

– Чего ты боялась?

– Не помню. Но мне было очень страшно.

Глава 5

– Ну вы ребята, даете! – Клим стоял посреди гостиной, практически достав головой потолок. Изольда хмыкнула. Плоская люстра тарелкой, была над ним и изображала нимф. – Как дружно разболелись! А мне что прикажите делать? Нянчить вас обоих?

– Присесть, сначала. – ответил Трофим. – Или если напрашиваешься, сделать всем кофе.

– Чай! – возразила Изольда. Она лежала на диване, заботливо укутанная Трофимом пледом, хотя за окнами было под тридцать жары. Изольда практически оправилась после своего недуга, но ее еще шатало и давление было низким, отчего все время клонило в сон. – Доктор сказал тебе, Трофим, с кофе повременить.

– А тебе лучше именно его! – тут же принялся протестовать Трофим: – С твоим давлением нужен кофеин!

– В чае его больше.

– Я вам не мешаю? – вставил слово Клим. – Давление нормализовать лучше коньяком.

– Не в десять утра! – ответили ему оба.

– Ну, как хотите. – буркнул Клим и прошел на кухню. – Придешь к ним, утречком, как к лучшим друзьям, а они сразу: чай завари, кофе сваргань, завтрак придумай.

– Фим, тебе не кажется, что Клим стареет.

– Не, не кажется, я просто уверен. Пойду, помогу.

– Сходи, пошепчитесь. – хихикнула Изольда и прикрыла глаза, слабость одолевала.

На кухне жужжали мужские голоса, Изольда не прислушивалась, ей было не любопытно, о чем они там шепчутся, она обдумывала события последних дней. Смутно помня, как все началось, она ясно помнила, как незнакомые ей девушки, кружили вокруг Трофима, изучая его. Правда, девушками их было трудно назвать, скорее призраки. Утонченные, голубые и прозрачные. Еще она помнила, что они требовали от нее ИМЯ, но вот кого, понять не могла. Поежилась. Воспоминания были настолько неприятны, что ей стало не хорошо.

– Прошу, милейшая, ваш чай! – шутя склоняясь перед ней, с протянутой рукой, появился Клим, вторая его рука была за спиной, с полотенцем. Изольда открыла глаза. Клим выпрямился, подал ей полотенце, а затем и чашку с чаем. Изольда грела руки, обняв двумя ладонями. Потянула носиком и улыбнулась, бросив взгляд на Трофима. – У него чай! – сразу же сказал Клим. – Кофе исключительной мой, сегодня.

– Да утихомирься ты уже! – Трофим присел за стол. – Золь, что подать?

– Не волнуйся, я к вам присоединюсь. – сделала глоток и смотрела на них, признаваясь себе, что верит им, этим громадинам и ничегошеньки не боится. Сегодня не боится. – Хорошо бы это продлилось. – не заметив, прошептала она.

– Что? – посмотрели на нее оба.

– Это я так, подумала, про себя.

Повисла пауза. Клим жевал с таким аппетитом, словно сутки не ел. Как только вытер салфеткой рот, Трофим сказал:

– Давай, излагай подробности своего расследования.

– Тайна следствия! – бросил Клим на просьбу друга.

– Не хохми, ты понял о каком я.

– Ааа, ты про это. Пять сек. – Клим допил кофе и довольно вздохнул: – Хорошо! Спасибо, друзья, не дали умереть с голоду. Значит хотите знать, что я нарыл. А узнал я не так и мало. – откинулся на спинку стула и вытянув ноги, скрестил их, положив одну ступню на другу. – Ты, Золенька, была права, в своих предположениях. И многое из дневника подтвердилось. Признаюсь, было не легко, дела давно минувшие, военная тайна и много другое. И так! Дед нашей Ирины действительно прибыл в город в мае сорок пятого. Здесь и узнал о победе. Незадолго до этого он был ранен. В госпитале пробыл не долго, работа нашлась сразу. Несколько лет он был просто водителем, что за транспорт у него был и что возили, вы уже знаете. А потом случилось следующее. Погибших было много, с обеих сторон, да и после люди умирали от голода, ну и просто умирали. Большое городское кладбище с крематорием по ул. А Невского, тогда – Кранцер аллея, после окончания боевых действий использовалось до 1948 г. Крематорий остановили, а затем он вообще был разрушен, а в правой части кладбища после его сноса было обустроено здание для психиатрической лечебницы. Но это так, справка историческая. Сразу после взятия города немцев сжигали, чтобы от них и памяти не осталось, но со временем, крематорий действовать больше не мог. Кто и когда предложил перезахоронить кладбища, в документах нет. Небольшая группа военных, совместно с местными, перешедшими на сторону победителей, открывали гробницы, счищали таблички и покоили там умерших, без имен и дат. Сначала шло все чинно, согласно обстоятельствам. А однажды, они поняли, что в могилах находятся капиталы, принадлежащие мертвым, а значит никем не востребованные. С дедом Иры делились, но ему видимо это было мало, и он сам стал чистить могильные захоронения. Одного дня он не пришел домой. Жена забила тревогу, но помогать ей не стали. В документах нет ни слова о его розыске, указано лишь – пропавший без вести. В театре стали ходить слухи, мол бросил, узнав, что жена ему изменила и дочь не его. Анна вернулась к работе в театр. Правда в документах она Ганна. Но это не важно. Светлане, Ириной матери, исполнилось десять. На сцену Ганна так и не вышла, спряталась от пересудов, шила костюмы. Судьба повторялась. В шестнадцать Светлана познакомилась с военным и привела его в дом, знакомить с матерью. Игорь только прибыл в город. Вот тут можно улыбнуться, по профессии он был водитель. Ганна первое время не интересовалась парнем, наверное, ей хватало того, что рассказывала дочь. Да, забыл сказать, Светлана закончила школу, мастеровой швейный класс и, музыкальную школу. Правда не фортепьяно, а скрипку. Мать устроила ее своей помощницей. Все бы ничего, но тут в город прибыл некий режиссер, имя нарочно не говорю, решил поставить водевиль. Войдя в цех пошива костюмов, уж не знаю, что он там забыл, и увидел Светлану. По фотографии она была просто красавица. Ну и, сами понимаете, мужское взыграло. Придумал как ее вывести на сцену, стал обхаживать. Естественно, Ганна остепеняла дочь. Да и новоиспеченный жених сделал Светлане предложение. Ганна благословила, быстро сыграли свадьбу. А через три дня Ганну, на рабочем месте, разбил инсульт. Нашлось несколько свидетельских показаний. Якобы Светлана пришла на работу с дорогим кольцом на руке. Ганна стала выяснять, не режиссер ли ей преподнес. Та ответила: «Мой муж достаточно меня любит, чтобы я не обращала внимания на разные ухаживания! А что касаемо сцены, то я согласилась. Не век же мне иголками тыкать!» Вышла, оставив мать одну. А когда вернулась, то Ганна лежала на полу, с перекошенным от ужаса лицом и повторяла: «Я не знаю, не знаю, не знаю…» Ганна умерла, Светлана горевала не долго. Стала в театр приходить в модных платьях, с золотыми украшениями. В постановке приняла участие, лишь раз. Ушла в декрет, родила дочку. Когда Ирине исполнилось пять, отца ее нашли мертвым на заброшенном кладбище. Что он там делал, в бумагах нет, а погиб от удара при падении. Списали на несчастный случай и закрыли дело. Мать Ирины от трагедии стала заикаться, поэтому больше никто не включал ее в новые постановки, а вот швеей она была востребованной. Помимо костюмов, она обшивала многих матрон города.

– И откуда ты это все знаешь? – поинтересовалась Изольда. Она многое знала, ей рассказала сама Ирина.

– Так какие были времена! – ответил Клим. – Каждое анонимное письмо или звонок фиксировался и архивировался. Продолжать?

– Пожалуйста. – кивнула Изольда.

– Да, собственно, осталась малость. Мать Ирины была тихоней, мало с кем дружила. Ирка росла яркой, это мы тебе с Трошкой говорим честно. Правда ни голоса, ни слуха я лично не слышал. Мы с ней познакомились… – Клим задумался.

– В четырнадцать. – напомнил Трофим.

– Точно! Она последний год училась с нами. Мать ее попала в больницу и ее перевели к нам, а на выходные она всегда уходила домой. Мать ее болела долго. Хотя мы и дружили, мать ее я не знал.

– Я тоже. – поддержал Трофим. – Девчонка она была хорошая, компанейская. Чем могли, помогали.

– Вы молодцы. Что и как с Ирой, я знаю. Мне одно не понятно. Ее отец и дед были гробокопателями?

– Подтверждения нет, как и заявлений об мародёрстве. Ведь мы помним, что отец Ганны был профессором, может они сохранили свое наследство, спрятав в военные годы.

– Давайте выпьем, за скорейшее выздоровление Ирины! – предложила Изольда, поднимая чашку. – Пусть разорвет проклятье.

– Ты наше золото! – вскочил Клим. – По пятьдесят?

– Кофе обойдешься, дорогой наш следователь! – остудила его пыл Изольда.

Вечерело. Изольда решила не мешать мужчинам и скрылась в спальне. Легла, прикрыла глаза и думала над историей Ирины. Кто-то присел на край кровати. Изольда подумала, что это Трофим, открыла глаза и онемела. На самом краешке, у ее ног, сидела девушка – белое платьице, скорее походило на рубаху. Растрепанная коса, ноги босые. Ее впалые глаза смотрели в пол.

– Ты прости меня. – прошептала девушка, хотя губы даже не пошевелились. – Я не хотела, так получилось.

– Почему я?

– Ты сама пришла, сама пустила нас. Ты – рыженькая. Как и те. Ах, если бы хоть одна из них поняла. У нас же вопросы, нужны ответы.

– Что изменилось?

– Ничего. Но ведь любовь! Любовь многое может. С ней и простишь, и забудешь. За нее надо бороться. Ты прости. И прощай. – не ушла, растворилась, оставляя за собой шлейф приторно-сладкого забвения.

Рвотный позыв заставил Изольду вскочить с кровати, но она не побежала в ванную, а широко распахнула окно и глубоко задышала.

– Прощайте! Пляшущие в ночи. – сказала Изольда и присела на подоконник, смотря в небо.

****

Здоровье Изольды улучшалось, Трофим тоже не отставал от нее. Швы ему сняли, но больничный не закрывали, а рекомендовали отправится в отпуск. Они восприняли это предложение с радостью и подыскивали тур.

Сегодня Трофим поехал к Климу, тот попросил его помочь разобраться с бумагами. Вернее сказать, Клим позвонил Изольде и попросил посодействовать, направить Трофима, на пару часиков к нему на помощь. Не успела она закрыть за Трофимом дверь, как ей позвонило ее руководство:

– Привет, сбежавшая!

– Интересно, и от кого это я сбежала? Привет!

– От трудов праведных! Когда назад?

– Слушай, я еще после больницы не оправилась! Ты хоть представление имеешь, каково это после трех дней комы?!

– Не шебуши! Звоню поздравить. Материал – супер! Жду третью программу.

– Ну ты и варвар! Я ему про кому, он мне – паши.

– Так не сегодня же запрягаю. Идею, обрисуй сперва, идею.

– Будет тебе идея. Но чуток позже, приду в себя.

– И кровожадней, пожалуйста. С приведениями или духами.

– К этим тебе придется самому приехать. Увидеть, прочувствовать и снять.

– Изольда, не кочевряжься! Больничный оплачу, отпуск продлю, только дай мне нечто этакое!

– Я подумаю. – ответила Изольда и отключилась.

****

Нечто упущенное не давало Изольде покоя. На фоне всего пережитого, после одобрения новой программы и еще большей привязанности оставалось одно потерявшееся звено, которое Изольда искала постоянно, даже во сне. И сновидение явилось, дав ей четкие воспоминания: Она у входа в драмтеатр, пытается открыть двери, но те не поддаются. В соседние двери входят люди, Изольда бросается к ним, но и те заклинивают, а поток зрителей уже входит через другие.

Проснувшись ранним утром, Изольда вспомнила, как пропустила пьесу из-за головной боли. Выбравшись с кровати, прошла в кухню и замерла у окна, раздумывая:

– Головная боль моя тогда случилась по причине. Вот только какой?

– Над чем задумалась?

Изольда вздрогнула, услышав голос Трофима.

– Ты зачем подкрадываешься?

– Я? – засмеялся Трофим: – Слонопотамы не крадутся.

– Понятно. Выходит я глухая тетеря.

– Ты задумчивый мим.

– Что?! – Изольда застыла в изумлении, широко открыв глаза и даже приоткрыв рот.

– Не сердчай, милая. Просто, когда ты думаешь, то не контролируешь мимику и даже иногда жестикулируешь, не проронив ни слова.

– Врешь!

– Ни капли! Так что за думы?

– Вспоминаю головную боль.

– Какую из?

– У драмтеатра.

– А, эту. Золь, зачем?

– Мне показалось, что есть одно дело, которое я должна сделать.

– Ясно. Ты в новой программе. – горько вздохнул и включил кофеварку.

– Не в новой, а все в той же.

– Золя! Поясни мне, зачем? Начальство одобрило, программа хороша. Думаю, зрителям и Ире понравится. Ты с таким последствиями после записи и опять ворошить?

– Фима, не бурчи. И, между прочим, это ты меня подсадил на сказки.

– Сказки я детям читать буду, если подаришь. – быстро вернул себе настроение и крепко обнял ее.

– Давай возьмем из детдома, коль уже созрел.

Трофим как-то странно на нее посмотрел, но ничего не сказал. Поцеловал плечо и перевел тему:

– Что на завтрак хочет моя фантазерка?

– Нечто очень вкусненькое!

****

Изольда, присматриваясь и прислушиваясь к себе, делала второй круг вокруг драм театра. Зазвонил мобильный, она глянула на экран и вздохнув, ответила:

– Милый, прости, перезвоню, занята проектом. – отключилась и сделала несколько шагов ко входу. Легкий спазм боли. Присела на скамью, лицом к театру:

– Что, что в тебе не так? – обратилась она к зданию.

Недалеко от площади, припарковавшись у бордюра, скрываясь за деревьями, присев на край капота, за ней наблюдал Трофим. Поведение Изольды в последние сутки не оставляло сомнений, что она сюда явится, как только появится возможность отделаться от него хоть на пару часов. Выслушав ее ответ, усмехнулся, кивнул головой и глубоко вздохнул, резко посерьезнел. Не отводя от нее взгляда, о чем-то сосредоточенно думал. Еще раз кивнул и подошел к двери:

– Проект, говоришь. Ну-ну! – сел в машину и умчался.

В этот момент Изольда выпрямилась, расправила плечи и решительно пошла к театру. Подняв ногу на первую ступень, приложила руку к виску и закрыла глаза. Вот тут он и появился – маленький, наглый, с лицом старика, в многочисленных морщинах. Смотрел на нее сощурив глаза до щелок. И как только Изольда открыла глаза, махнул рукой, мол – ни чего с тобой не поделать и посеменил в театр. Головная боль мгновенно прошла, и Изольда подошла за ним. Сезон окончен, спектакли возобновятся осенью. Изольде это было на руку, она даже придумала историю, в связи с чем ей дадут доступ пройти в закулисье и посетить гримерные. В фойе гнома не наблюдалось. Золя подошла к кассе:

– Добрый день! – показала свое удостоверение: – Где могу найти руководство?

– Москва! – воскликнула женщина неопределенного возраста: – Хотите о нас снимать? – поднялась и скрылась, но уже через пару минут открыла центральную дверь: – Директора нет, только администратор.

– Могу его увидеть?

– Прошу, прошу! Это же надо, московские журналисты! – идя полу-боком, рассматривая Изольду, тараторила женщина: – Наконец-то! У нас такая история!

– Да, я знаю. – выдавила улыбку Изольда, у нее появилась тяжесть в затылке, и она не могла понять – театр давит, эта дамочка или гном опять проявился.

– А я вас знаю! Я видела ваши передачи! И совсем недавно, это же вы рассказывали про лес?

– Я!

– Вот ведь, я права! А мне никто не верил. Я сразу сказала, что к нам приедут тоже.

– Мечтаете сняться? – Изольда остановилась и принялась ее рассматривать. – Кто-то из легендарных не оставил вам наследства?

– А вот грубить не обязательно! – с вызовом сказала женщина: – Театр наш ничем не хуже леса! Но вам не понять, вы же только сплетни собираете. Прошу простить, у меня работа. Администратор на втором этаже. – спешно ушла и даже не оглянулась.

Изольда усмехнулась и не торопясь к руководству, принялась рассматривать фото заполняющие стены первого этажа. Она переходила от одной к другой, читая фамилии, дотрагиваясь до рамок. Внимательно прочитывала все старинные афиши. Не замечая времени и людей, появляющихся время от времени. Скрипнула дверь, Изольда повернула голову.

– Чего зависла?! – скрипучим голосом спросил гном. – Пришла, так иди дальше! – скрылся, оставляя щель.

Изольда последовала за ним. Зал был темен и загадочен. Кресла в чехлах, кулисы сняты. Присев на одно, в задних рядах, Изольда подняла голову и рассматривала потолок. В ушах шумело и она взялась за спинку кресла напротив, ожидая видения, но оно не появилось. Лишь в пустом зале слышались тяжелые, шаркающие шаги. Изольда не сомневалась – это гном. Искать его не стала, а просто ждала очередного появления. Проскрипели ступеньки, на сцене мелькнул свет, открыли закулисную дверь, но тут же закрыли. Золя перебралась в первый ряд. Снова присела, не поднимая чехла, задрала голову, смотрела вверх, рассматривая потолок над сценой. В темноте кулис что-то упало, заставив Изольду вздрогнуть, тут же прямо в центре сцены, практически до пола, свалилась веревка и болталась, раскачиваясь петлей. Изольде снова стало не хорошо, она поспешила удалиться, но, как всегда, спонтанно действуя, не побежала назад, а поднялась на сцену и постояв под веревкой, спустилась по служебному ходу. Узкий коридор среди гримерок. Тишина и полумрак, свет попадал сюда лишь из окон, в разных концах коридора. Изольда принюхалась, ей нравился запах витающий здесь – запах некого лицедейства, таинственности, перевоплощения. Двери были заперты и Изольда, читая таблички заметила фотографии – история тех, кто давно остался лишь в памяти, оставив свою жизнь на подмостках, кто некогда занимал эти комнаты. Красивая, статная женщина, смотрела на Изольду с фотографии, немного больше размеров, чем остальные. Ее взгляд приковал внимание Изольды и та, не спеша прочесть имя, разглядывала ее лицо. Легкий шорох одежд, совсем рядом, отвлек ее и Изольда повернула голову. Достаточно высокая женщина, пожилая, слегка сутулясь, стояла и смотрела на нее. Лицо строгое, покрыто множеством морщин. Губы поджаты, властно поднят подбородок. Она оценивающе смотрела на Изольду, подняв к глазам лорнет. Платье в пол, строгое, закрытое.

– Репетируют? – подумала Изольда и сделала шаг к женщине, приветствуя: – Добрый день!

Женщина не ответила, но и не ушла. Изольда сделала еще шаг и оглянулась на портрет:

– Это же вы?! – воскликнула Изольда.

– Я! – женщина кивнула.

– Вы репетируете новый спектакль? А я думала все в отпуске.

– Старый. – бросила актриса, оставаясь на месте.

– Можно взглянуть?

– Нет!

Изольда сделала еще шаг к ней и поморщилась, запах, долетевший к ней, заставил остановиться. Актриса опустила руку с лорнетом, развернулась, собираясь уйти. В другой руке у нее была коса, совершенно не вяжущаяся с костюмом. Изольда наморщила лоб:

– Странно. Я ее уже видела.

Женщина оглянулась и зло посмотрела на Изольду.

– Да, я видела ее! – кивнула Изольда: – Совсем недавно, в одной из гримерок. Я даже примерила ее.

Актриса так быстро подошла к Изольде, что та невольно отскочила назад:

– Как вы посмели?! Это моя собственность и ее нельзя брать! – она кричала, морщины вокруг рта играли «гармошкой».

– Но я же не знала! Она просто лежала на диване.

– Она не могла просто лежать! И находиться в чужой комнате так же не могла! Все знают, это брать нельзя! Это, это… – замолчала, не зная, что сказать дальше.

– Не кричите на меня! – возмутилась Изольда: – Даже если это раритет, доставшийся вам от родных, это не дает вам право, так вести себя!

– Я имею право, вести себя как хочу. Я прима этого театра! Я – примадонна!

– И что? Я тоже первое лицо своего канала!

– Ха! – бросила актриса.

– Но я не ношусь с вещичками мародеров!

Женщина фыркнула, подняла руку, погрозила перстом:

– Я предупреждаю! В мою гримерку не входить, мои вещи не трогать! Иначе, иначе…

– Что?! – не сдавалась Изольда.

– Закончите как и те! – пригрозила актриса.

Изольда прищурила глаза и вдруг в голове у нее пронеслась странная мысль и Изольда, выпалила:

– Так это вы их…

– Я! И тебя не пожалею. Двух прим в этом театре не будет!

– Правосудия не боитесь?

– Ха! – произнесла актриса и отступая, разразилась смехом. Открыла дверь на сцену, шагнув за нее, бросила: – Не докажешь! И, милочка, время. Время истекло.

Изольда бросилась за ней:

– Постойте! – вошла в небольшой коридорчик, но тот был пустым. Поднялась по ступенькам, но и на сцене никого не было, лишь на все еще свисающей веревке болталась рыжая коса.

– Вы не меня ищите? – мужчина стоял у ступеней и разглядывал Изольду.

– Простите! – Изольда оглянулась по сторонам и спустилась к нему. – Возможно и вас, если вы администратор.

– Именно он. А вы, московская журналистка.

– Да! – кивнула Изольда. – Могу спросить? – мужчина не успел ответить, как она продолжила: – Новую постановку репетируете?

– Нет. – мужчина замотал головой: – Отпуск. Начнут с августа.

– Она будет в главной? – Изольда показала на портрет.

– Она?! – администратор удивленно смотрел на Изольду. Поднял руку, почесал подбородок.

Изольда перевела взгляд с него на портрет и заметила маленькую табличку, где помимо имени были и две даты – рождения и кончины.

– Простите, я видно попутала фото.

– Скорее всего. Ибо эта дама уже ничего не сыграет. Разве что в мире ином.

****

Вечером того же дня, Изольда, сидя за столом и попивая горячий шоколад, сказала:

– Я сегодня заходила в театр.

– Да? И что?

– Ничего существенного.

– Хотела снять про косу? – равнодушно спросил Трофим.

– Все то ты знаешь! – скривилась в усмешке, но тут же послала Трофиму воздушный поцелуй и призналась: – Да, были мысли. Но вот какая странность. Я встретилась с примадонной, которая много лет была на главных.

– И она тебе не понравилась.

– Не понравилась. – кивнула Изольда: – Более того, она мне призналась, что травила своих предшественниц.

– Травила? В каком смысле?

– И в прямом и в косвенном.

– Что, так вот взяла и призналась?

– Да, взяла и призналась. Больше того, она мне угрожала.

– Давай позвоним Климу, пусть разберется.

– Не будем мы ему звонить.

– Почему?

– Срок ее истек!

– Ну, дорогая, сроки преступления разные. Есть такие дела, которые и после десяти лет требуют дознания.

– Это не тот случай. В этой истории Клим предложит мне посетить больничку, ту самую, что на месте крематория.

– Золя! Ты можешь мне пояснить толком.

– Могу. Тебе могу. Ее нет в живых.

Трофим сомкнул брови и внимательно посмотрел на Изольду:

– Ты намекаешь, что снова погрузилась в видения? Без меня?

– Что значит без тебя? – Изольда удивилась.

– Я хотел сказать, может ты не будешь без меня ворошить прошлое? Я за тебя боюсь.

– Прости, но оно, былое, даже не постучалось. Косу я трогать не хочу.

– И не надо. Хотя, я бы снял.

– Снял что? – Изольда морщила лоб, раздумывая – «а говорить ли про гнома?»

– Третью программу именно про косу. – не настаивал, заинтересовывал. И удержав, понял – Изольда задумалась. – Сама посуди, у этой мадам тяжелый груз за плечами. Твоя программа поможет либо отомстить ее жертвам, либо ее обелить. Я не настаиваю, но все же, давай попросим Клима узнать, что есть у них.

– Ну, не знаю.

– Я постараюсь найти свидетелей. Сколько ей, шестьдесят-семьдесят? Хороший возраст для мемуаров. Вдруг кто-то ждет возможности рассказать о том, чего никто не знает.

– Но как, как я свяжу с ДНК?

– Изольда! Ты смогла найти как это сделать с лесом, а тут то все прозрачно.

– Ну, раз ты так считаешь, то можно попробовать.

****

Темный зал, сцена без кулис, все кресла в чехлах. Тонкий луч света падает на Изольду в центре сцены. Она, печально-прекрасна и как всегда, таинственно задумчива. Совсем тихо, чтобы не пробудить отголосок, начинает рассказ:

– Это одна из самых ужасных историй, которую передают из уст в уста в нашем крае. Проклятье старой Кирхи! Место действия – офицерское кладбище или кладбище за кирхой королевы Луизы. Теперь это Парк Калинина. Во время войны на этом кладбище хоронили военных. Не секрет, что в Калининграде существует определённая категория людей, так называемые гробокопатели, которые зарабатывают тем, что «вздувают» – оскверняют могилы. В 60-е годы прошлого столетия они вскрыли женскую могилу и, что поразительно, нашли скелет молодой девушки с огромной толстой рыжей косой. Они достали эту косу, вымыли, вычистили, и когда в городе проходили гастроли одного из Российских театров, продали её начинающей актрисе. Волосы были в изумительной сохранности. Позже у этой актрисы обнаружили рак мозга. А до этого, до печального ее конца…

Тут за ее спиной стали загораться свечи, пролагая дорожку к портрету. Изольда почувствовала ее присутствие спиной, но даже вида не подала, продолжила:

– Марианна! Она была неповторимой и до сих пор остается в памяти многих великой лицедейкой. Вот только. – Изольда повысила голос и луч света стал вспыхивать в зрительном зале, где на креслах сидели люди разных возрастов, некоторые с портретами в руках. Изольда, дождалась кода осветился последний гость, а сама она все так же оставалась в отблеске свечей, продолжила: – ДНК. Как много открывает таинственного. Жаль, что лишь только сейчас мы научились видеть ген убийцы. – Изольда сделала небольшую паузу и продолжила: – Наша героиня, Марианна. Именно под этим именем ее знал мир. Быть великой актрисой не значит быть хорошим человеком. Я знаю, найдется тот, кто кинет камень в меня. И помню заповедь – не суди, да не судимы будите. Однако! Все мы равны и каждый имеет право высказаться или поведать тайну, как и обличить душу. Мы не судим! Мы собрались тут, почтить тех, кого затмила ее слава. Кому она не дала возможности радовать зрителей.