Текст книги "Социология в СССР. Записки директора института"

Смешение исследуемых понятий, очевидно, происходит в связи с тем, что «критерием», мерилом для оценки чего-либо (в том числе и эффективности управления) является общественная практика, а, в свою очередь, практика управленческой деятельности находит отражение в соответствующих показателях, на основе которых производится анализ и оценка эффективности данной деятельности. При смешении понятий «критерий» и «показатель» теряется то главное, что характеризует качественную сторону процессов управления, ибо речь идет о сущности явлений и форме их выражения. Сущность охватывает в главном всю совокупность явлений, выступает в качестве определяющей их основы и тем самым более емко отражает реальную действительность.

Отмечалось, что при разработке системы оценки в первую очередь решается задача определения главной идеи (цели), лежащей в основе оценки, руководящего начала, служащего основанием для определения эффективности оцениваемой деятельности, что является в данном случае критерием оценки. Показатели же представляют, как указывалось выше, информационную базу, т. е. это «техническая» категория. Они призваны обеспечить количественными параметрами руководящую идею, лежащую в основе оценки. Следовательно, показатели играют производную по отношению к критерию роль.

Критерии оценки неразрывно связаны с задачами, которые решают органы внутренних дел. Они фактически устанавливают принципы (правила, ориентиры), которыми следует руководствоваться при оценке количественных и качественных результатов выполнения тех или иных задач.

Показатели же придают количественную определенность критериям, позволяют измерить степень выраженности соответствующего критерия в оцениваемом явлении. Данное положение находит свое отражение и в общепризнанных высказываниях ряда авторов, и в энциклопедической литературе.

Так, по мнению тогдашнего руководителя научного центра Л. Ш. Берекашвили, критерии эффективности могут рассматриваться в двух аспектах: Во-первых, как средство принятия решений при наличии двух или нескольких альтернатив. В этом случае критерий эффективности выполняет в первую очередь прогностическую функцию для выбора наиболее предпочтительного варианта. Необходимость в таком выборе постоянно сопутствует процессу управления, когда перед руководителем аппарата МВД, ГУВД, УВД возникает проблема принятия управленческого решения из нескольких подготовленных вариантов. Во-вторых, как средство оценки эффективности тех действий, которые совершаются или были совершены для выполнения целевой установки. В данном случае критерий эффективности выполняет функцию оценки проведенных или предполагаемых управленческих действий (прошедшего и текущего периода процесса управления).

Критерии эффективности управленческой деятельности выполняют в первую очередь функцию целевой установки, это обеспечивает не только решение поставленных перед аппаратом МВД, ГУВД, УВД задач, но и определяет средства, формы и методы осуществления процесса управления (решения задач). Таким образом, критерии эффективности выполняют функцию определения средств, форм и методов управления, которые должны привести к максимально возможному достижению поставленной цели.

В теории и практике управления были разработаны основные требования, предъявляемые к критериям. Это соответствие главным целям управления, объективность и обоснованность, измеримость, согласованность и непротиворечивость, полнота и всесторонность.

Во-первых, критерии оценки должны отражать в себе цели, задачи и функции, возлагаемые на аппараты управления органов внутренних дел. При этом для оценки эффективности управленческой деятельности данных аппаратов в целом должны быть определены общие критерии, отличные от критериев оценки деятельности отдельных структурных звеньев аппарата управления.

Во-вторых, исходя из главной задачи оценки эффективности – количественного определения результатов деятельности объекта оценки, критерии должны характеризовать результаты оцениваемой деятельности в количественной форме на основе показателей эффективности данной деятельности. Количественный результат оценки необходим для:

– сравнения вклада различных направлений управленческой деятельности в достижение общей цели системы управления;

– определения степени достижения целей (заданных параметров) системы управления;

– сопоставления (сравнения) результатов управленческой деятельности во времени и пространстве, т. е. для оценки эффективности конкретного аппарата управления в разные временные интервалы и для сравнения эффективности управленческой деятельности сопоставимых аппаратов МВД.

В-третьих, критерии оценки должны отражать направления управленческой деятельности объекта оценки и, следовательно, результаты функционирования структурных звеньев аппарата управления, обеспечивающих выполнение этих направлений деятельности (требование всесторонности критериев оценки).

Отсюда следует четвертое требование, предъявляемое к оценочным критериям: для каждого аспекта управленческой деятельности, выполняемого конкретным структурным подразделением, должны быть сформированы индивидуальные критерии оценки, характеризующие только те направления управленческой деятельности, которые непосредственно выполняются ими (адресность критериев оценки).

В-пятых, поскольку критерии оценки выбираются для определенного адресата, то они должны быть согласованы между собой и не противоречить друг другу.

В-шестых, выбор критериев оценки должен основываться на имеющейся в системе управления статистической (нормативной) информации, что упрощает возможность их использования для оценки эффективности.

В-седьмых, поскольку вклад различных направлений управленческой деятельности и достижение конечных результатов деятельности всего аппарата управления не одинаков, критерии оценки должны ранжироваться по степени важности (значимости критериев оценки). Это дает возможность избежать слишком большого количества используемых критериев, что упрощает оценку (требование ограниченности количества критериев оценки).

Подходы к оценке деятельности органов внутренних дел, разработанные в советский период, актуальны и сегодня.

Коробов В. Б.,

д. с. н., профессор; Ясъков Е. Ф., к. э. н., доцент; Бормотова Т.М., к. с. ндоцент; Яковлев О. В., к. с. н., доцент

В первые годы советской власти и вплоть до середины 30-х гг. XX в. социологический подход к изучению права занимал влиятельные позиции в отечественном правоведении. Этому в немалой степени способствовал серьезный научный задел, сформировавшийся в конце XIX – начале XX вв. как в сфере теоретического правоведения, так и в области эмпирических юридико-социологических исследований. В царской России интерес юристов к социологическому изучению права был обусловлен прежде всего стремлением использовать потенциал социологии для либерализации общественно-политической жизни страны. Не случайно ведущие представители социологического направления в отечественной теории права (С. А. Муромцев, Л. И. Петражицкий и М. М. Ковалевский) были одновременно видными деятелями либерального движения. Особо следует отметить интеллектуальный уровень проводившихся в России юридико-социологических исследований, о котором красноречиво говорит тот факт, что из среды русских ученых-юристов вышла целая плеяда социологов с мировым именем: П. А. Сорокин, М. М. Ковалевский, Л. И. Петражицкий, Г. Д. Гурвич, Н. С. Тимашев и др. То обстоятельство, что эти ученые вынуждены были эмигрировать из страны, показывает, какие колоссальные интеллектуальные потери понесла Россия в те годы.

Уже на самых первых этапах становления советского правоведения в нем четко обозначились как теоретическое, так и эмпирическое направления юридико-социологических исследований.

Марксистская теория права, как отмечал в 1925 году один из ее видных представителей И. П. Разумовский, была ни чем иным, как «социологической и социалистической критикой буржуазной общей теории права»[70]70
  Разумовский И. П. Проблемы марксистской теории права. М., 1925. С. 4.


[Закрыть]. Социологизм марксистского правоведения был обусловлен историко-материалистическими основами Марксова учения об обществе, праве и государстве. Исследования советских теоретиков права 20-х годов, осуществлявшиеся в рамках историко-материалистической концепции общества, сформировали так называемое социологическое направление в праве, являвшееся самым крупным в советской теории права того периода. Разрабатываемые ими концепции права как порядка общественных отношений (П. И. Стучка), права как формы материальных, экономических отношений (Е.Б. Пашуканис, И. П. Разумовский), классово-психологическая концепция права (М. А. Рейснер) в значительной мере представляли собой марксистскую интерпретацию идей и концепций российских ученых, работавших в этой области до 1917 г.

В 20-е годы активно развивались эмпирические исследования в праве и прежде всего в сфере криминологии. Так, в созданных в ряде городов кабинетах по изучению личности преступника и преступности (первый кабинет был организован в 1923 г.) осуществлялась работа по таким направлениям, как изучение различных категорий заключенных с помощью анкетирования, исследование личности преступников в криминологических клиниках, анализ законченных судебных дел с последующей статистической обработкой материалов, изучение уголовной статистики и т. и[71]71
  См.: Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965. С. 96.


[Закрыть]. Важное значение для координации и развития криминологических исследований имело создание в 1925 г. в Москве Государственного института по изучению преступности при НКВД, на базе которого издавались сборники «Проблемы преступности»[72]72
  См.: Гернет М. Н. Избранное / Кашепов В. П. Предисловие к кн.: Гернет М. Н. Избранное. М., 2005. С. 10.


[Закрыть]. Социологическими исследованиями уровня и причин преступности занимались и другие юридические научные центры. Например, Всесоюзным институтом юридических наук был проведен ряд исследований по темам: «Растрата и растратчики», «Хулиганство и хулиганы», «Бандиты и бандитизм». В 1926 г. в связи с всесоюзной переписью населения было осуществлено широкое юридико-социологическое исследование, в ходе которого, в частности, получены данные о контингенте заключенных, карательной практике и т. и[73]73
  См.: Злобин Г. А., Тишенко В. В., Шлыков С. А. Социологические исследования в праве // Труды ВНИИСЗ. 1975. № 4. С. 39.


[Закрыть].

Продолжалось серьезное изучение таких форм отклоняющегося поведения, как самоубийство, алкоголизм, проституция и наркомания. Важную роль в исследовании этих проблем сыграло создание в 1918 г. в Центральном статистическом управлении (ЦСУ) Отдела моральной статистики, который возглавил видный криминолог М. Н. Гернет. В 1927 г. по материалам, собранным Отделом моральной статистики, была издана книга «Самоубийства в СССР в 1922–1925 гг.», в которой сравнивались показатели по СССР с данными ряда европейских государств, проводился сравнительный анализ данных по различным городам страны, анализ самоубийств по социально-демографическому составу лиц, совершивших самоубийство, мотивам и способам самоубийств и т. д. Особо следует выделить работы М. Н. Гернета «Наркотизм, преступность и уголовный закон» (1924), «Сотня детей-наркоманов» (1926) и др.

Что касается исследований проблем пьянства и алкоголизма, то они были связаны прежде всего с изучением эффективности антиалкогольных запретов, введенных в 1919 г. постановлением Совета народных комиссаров «О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ», и действовавших до 1925 г.[74]74
  В 1921 г. перечень разрешаемых к производству и продаже напитков постепенно расширялся, а в 1925 г. официально было разрешено производство сорокоградусной водки.


[Закрыть] Проводившиеся в этой области исследования полностью подтверждали выводы российских ученых, изучавших последствия «сухого закона» 1914 г., о неэффективности запретительных мер (так, вновь отмечался резкий рост самогоноварения со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями). По-прежнему одним из направлений изучения девиантного поведения оставалась проституция. В 1924 г. в Москве была создана Научно-исследовательская комиссия по изучению факторов и быта проституции, силами которой был осуществлен ряд исследований, включающих и опросы проституток.

Помимо отклоняющегося поведения в первые годы советской власти (20-е – начало 30-х гг.) социологический подход применялся и к изучению целого ряда иных юридически значимых проблем. В частности, метод анкетирования использовался для изучения так называемого земельного вопроса, проблем семьи и брака, родовых и национальных отношений, быта рабочих и т. д.

Однако с 30-х гг. (после отказа от новой экономической политики) в стране начался процесс утверждения тотального господства большевистской идеологии, и резко усилились гонения на все не идеологизированные исследования в сфере обществоведения. Наиболее жестко репрессивный каток прошелся по теории права, поскольку официальная идеология, сохранившая лишь внешнюю атрибутику ортодоксального марксизма, сильно разошлась с учением К. Маркса о государстве и праве. Уже в 1930 г. в передовице журнала «Советское государство и революция права» была объявлена борьба против «буржуазного юридического мировоззрения»[75]75
  В наступление по всему фронту // Советское государство и революция права. 1930. № 11/12. С. 5.


[Закрыть], ударившая в том числе и по социологическому направлению как в теории права, так и в отраслевом правоведении[76]76
  Так, в Резолюции 1 Всесоюзного съезда марксистов-государствоведов и правовиков юридико-социологические исследования в области уголовного права (которые составляли наиболее развитое направление эмпирической социологии права) были охарактеризованы как «буржуазно-социологическая школа права, подкрашенная под марксизм». (Резолюция 1 Всесоюзного съезда марксистов-государствоведов и правовиков по докладам Е. Пашуканиса и Я. Бермана // Советское государство и революция права. М., 1931. № 3. С. 144, 146–147).


[Закрыть]. Показательно, что одной из первых жертв сталинского режима «на правовом фронте» стал Е. Б. Пашуканис – наиболее последовательный и талантливый марксист, автор меновой концепции права. Он был объявлен фальсификатором марксистско-ленинского учения о праве и репрессирован как агент «троцкистско-бухаринской банды» (не помогло и то, что именно Е. Б. Пашуканис ввел в 1936 г. понятие «социалистическое право», идущее вразрез с его меновой концепцией[77]77
  Е. Б. Пашуканис «по сути дела, обвинялся в том, что «официальный «марксизм-ленинизм» (и соответствующее марксистско-ленинское учение о государстве и праве) 20-х и начала 30-х гг. был иным, чем тот, который понадобился тоталитарной системе в условиях массовых репрессий второй половины 30-х годов». (Нерсесянц В. С. Философия права: Учебник для вузов. М., 2006. С. 356).


[Закрыть]). А эмпирические юридико-социологические исследования попали под кампанию против «буржуазного социологизма», приведшей в итоге к полному разгрому социологии права, объявленной «буржуазной лженаукой».

Тем не менее в период господства в советской юридической науке официального правопонимания в духе А. Я. Вышинского в теории права сохранялась внешняя атрибутика истматовского социологизма. С одной стороны, право определяли как совокупность властно-волевых установлений, снабженных мерами государственного принуждения, а с другой, отдавая словесную дань историческому материализму, говорили о социальной обусловленности права материальными производственными отношениями.

После XX съезда КПСС диктат идеологии несколько ослаб и начали возрождаться эмпирические социологические исследования правовых явлений. Однако в 50-е – 60-е годы эти исследования касались весьма ограниченной тематики и были ориентированы главным образом на изучение и обобщение практики реализации уже принятого законодательства. «Целью конкретно-социологических исследований права, – писал в тот период В. П. Казимирчук, – является практика, т. е. изучение сферы реализации права в области применения законодательства, судебной практики, практики государственного управления»[78]78
  Казимирчук В. П. Право и методы его изучения. М., 1965. С. 128.


[Закрыть]. В данной связи следует отметить, что В. П. Казимирчук сыграл существенную роль в возрождении социологического подхода к праву в СССР. В 1965 г. вышла его монография «Право и методы его изучения», где основной акцент был сделан на социологических методах. Он был руководителем авторских коллективов по таким работам, как «Право и социология» (1973); «Комплексные социально-правовые исследования» (1977); «Личность и уважение к закону (социологический аспект)» (1983).

Важно отметить, что уже в 60-е годы в юридической науке была поставлена и проанализирована (на пределе официально допустимого) проблематика, связанная с общественным мнением и его ролью в государственном управлении. Основным разработчиком этой темы стал Р. А. Сафаров, которому удалось в 1967 г. опубликовать статью «Выявление общественного мнения в государственно-правовой практике» в ведущем юридическом журнале «Советское государство и право»[79]79
  Сафаров Р. А. Выявление общественного мнения в государственно-правовой практике // Советское государство и право. 1967. № 7.


[Закрыть]. В 1975 г. им была опубликована монография «Общественное мнение и государственное управление», на базе которой затем защищена докторская диссертация. При этом, помимо теоретической разработки проблем, связанных с определением понятия общественного мнения, оценкой компетентности общественного мнения и т. д., автор уделял внимание методам выявления общественного мнения, которые он подразделял на юридические («ознакомление с предложениями, заявлениями и жалобами граждан, обобщение наказов избирателей»[80]80
  Сафаров Р. А. Общественное мнение и государственное управление // Автореферат дисс. на соискание уч. степени доктора юрид. наук. М., 1977. С. И.


[Закрыть]) и социологические (анкетирование). Показательно, что в своей диссертации он использует результаты проведенного им социологического опроса представителей местных органов управления и граждан, указывая, в частности, на расхождения в оценке этими группами респондентов степени выявления общественного мнения местными органами управления[81]81
  Так, если в утверждении о том, что местные органы управления выявляют общественное мнение полностью, позиция управленцев и граждан совпала (6 %), то в остальных ответах фиксировались заметные расхождения: 77,4 % управленцев и 53,6 % граждан указали на то, что общественное мнение выявляется частично, и соответственно 6,6 % и 11,0 % ответили, что общественное мнение не выявляется. (Там же. С. 9).


[Закрыть]. Дальнейшее развитие проблематика общественного мнения о праве получила в ряде монографических работ лишь в 80-е годы[82]82
  Общественное мнение и преступление. Тб., 1984; Ошеров М. С., Спиридонов Л. И. Общественное мнение и право. Л., 1985 и др.


[Закрыть].

В течение 70-х гг. границы конкретно-социологического подхода к изучению правовых явлений заметно расширились и включили в себя вопросы, связанные с социальным механизмом действия права, эффективностью законодательства и правоприменительной деятельности (хотя сама постановка проблемы и некоторые подходы к разработке методики изучения эффективности правового регулирования относятся к более раннему периоду[83]83
  См.: Пашков А. С., Чечет Д. М. Эффективность правового регулирования и методы ее выявления // Сов. Государство и право. 1965, № 8.


[Закрыть]), правосознанием, престижем права, правовой активностью личности и т. д. Данная проблематика получила развитие прежде всего в таких коллективных монографиях, как «Право и социология» (М., 1973), «Личность и уважение к закону Социологический аспект» (М., 1979), «Эффективность действия правовых норм» (Л., 1977), «Эффективность правовых норм» (М., 1980).

В 1980-х гг. появился целый ряд значительных работ юридико-социологического профиля в области уголовного права[84]84
  См., наир.: Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986.


[Закрыть]и криминологии[85]85
  См. наир.: Аванесов Г. А., Игошев К.Е. Социальные нормы и образ жизни. М., 1983; Гилинский Я. И. Теоретические проблемы социологического исследования преступности и иных антиобщественных проявлений. Л., 1983; Яковлев А. М. Теория криминологии и социальная практика. М., 1985 и др.


[Закрыть]. Следует отметить также публикацию коллективного исследования проблематики социально-правового экспериментирования[86]86
  Правовой эксперимент и совершенствование законодательства / Под ред. Никитинского В. И., Самощенко И. С. М., 1988.


[Закрыть].

В теории права наметился интерес к выявлению места и роли права в системе соционормативной регуляции[87]87
  См., например: Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: Норма и патология. М., 1982; Венгеров А. Б., Барабашева Н. С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1985; Кудрявцев В. Н., Кудрявцев Ю. В., Нерсесянц В. С. Социальные отклонения. Введение в общую теорию. М., 1986; Нерсесянц В. С. Право в системе социальной регуляции. М., 1986; Лукашева Е. А. Право, мораль, личность. М., 1986 и др.


[Закрыть]. К этому времени в рамках советской теории права стали выделять три составные части – специально-юридическую теорию, философию права и социологию права[88]88
  См.: Алексеев А. А. Общая теория права. Т. 1. М., 1981. С. 18.


[Закрыть]. При этом по-прежнему доминировали представления о том, что предметная область социологических исследований правовой проблематики ограничена лишь действием законодательства. Так, анализируя итоги дискуссии о понятии права и характеризуя одно из направлений правопонимания как социологическое, В. М. Васильев и В. Н. Кудрявцев писали: «Право, рассматриваемое не как застывшая совокупность норм, а как деятельность физических и юридических лиц… применяющих и исполняющих правовые предписания, представляет собой предмет социологического изучения… На этой основе возникло и правопонимание, ориентированное на право в действии»[89]89
  Правовая система социализма. Ч. 1: Понятие, структура, социальные связи. М., 1986. С. 26.


[Закрыть]. Наряду с таким «социологическим правопониманием» они выделили также «нормативное правопонимание», рассматривающее право как систему норм, установленных или санкционированных государством, и «генетическое правопонимание», сосредоточенное «на раскрытии закономерностей происхождения права и его формирования»[90]90
  Там же. С. 18.


[Закрыть].

Таким образом, за рамками социологического подхода к праву оказывалось изучение сущностных признаков права как особого социального явления, социальной обусловленности права и в том числе – той объективной правовой природы формирующихся на практике социальных норм, без соответствия которой закон лишается социальной поддержки и внутренней потенции к самореализации. Такое узкое понимание предмета юридико-социологических исследований лишало формирующуюся социологию права теоретических оснований для критики антиправового, произвольного, приказного законодательства. Между тем в советском правоведении уже с середины 70-х годов прошлого века разрабатывались иные подходы к правопониманию, основанные на различении права и закона и нацеленные на выработку критериев разграничения права от произвола в форме закона[91]91
  См., наир.: Нерсесянц В. С. «Различение и соотношение права и закона как междисциплинарная проблема» // Вопросы философии права / Под ред. Д. А. Керимова. М., 1973; Он же. Свобода, право, закон // Конституция СССР и дальнейшее развитие государствоведения и теории права. М., 1979; Он же. О соотношении права и закона в социологических исследованиях // Социальные вопросы правотворчества. М., 1980 и др.


[Закрыть].

В ситуации идеологического прессинга, когда официальная доктрина исходила из отождествления права и закона, юристы, специализирующиеся в области социологии права, не имели возможности глубоко изучать право как самостоятельный социальный институт, обусловленный объективными потребностями в упорядочении общественных отношений. Поэтому основной акцент в юридико-социологических исследованиях права был сделан на изучении эффективности правового регулирования. В советское время наиболее разработанным как на теоретическом, так и на эмпирическом уровнях анализа стала проблематика эффективности правового регулирования, а точнее – эффективности законодательства и правоприменительной деятельности.

Проблемы эффективности действия законодательства привлекли внимание отечественной юридической науки и практики еще в начале 70-х гг. XX в. Первыми проявили интерес в этом направлении специалисты в области уголовного права[92]92
  См.: Злобин Г. А. Об изучении эффективности уголовного наказания // Советское государство и право. 1969, № 6; Алексеева Л. Б., Ларин А. М., Строгович М. С. Советский уголовно-процессуальный закон и проблемы его эффективности. М., 1979 и др.


[Закрыть], но довольно скоро исследования эффективности законодательства заняли заметное место и в других отраслях правоведения.

Интерес к проблеме был настолько велик, что в структуре ВНИИ советского законодательства при Министерстве юстиции СССР (в настоящее время– Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ) была создана лаборатория по изучению эффективности действия законодательства, функционировавшая до конца 1980-х гг. Силами лаборатории совместно с другими учеными Института разрабатывались теоретические аспекты данной проблематики, а также проводились эмпирические юридико-социологические исследования эффективности конкретных правовых норм[93]93
  См., напр.: Глазырин В. В., Медведев Г. С., Казаринова С. Е., ЧежинаЭ.А. Вознаграждение по годовым итогам работы предприятия (опыт изучения эффективности локальных норм) //Труды ВНИИСЗ. 1975. № 3; Глазырин В. В., Лапаева В. В. Пути повышения эффективности норм о премировании за улучшение качества продукции // Труды ВНИИСЗ. 1977. № 10. С. 71–82.


[Закрыть].

В рамках теории права эффективность правовых норм определялась как «соотношение между фактическим результатом их действия и теми социальными целями, для достижения которых эти нормы были приняты»[94]94
  Эффективность правовых норм / Отв. ред. В. И. Никитинский, В. В. Глазырин. М., 1980, С. 22.


[Закрыть]. Очевидно, что правовое содержание данной трактовки эффективности права зависит от того, что понимается под целями правовых норм. Показательно, что авторы основной монографической работы по данной проблематике исходили из того, что «цели, которым служит право, не являются правовыми… Юридические цели всегда лишь одно из самых низших звеньев в той цепи непосредственных целей, которым служат данные нормы и институты»[95]95
  Там же. С. 37.


[Закрыть]. Эти непосредственные цели, которые авторы называли материальными (в отличие от юридических), могли иметь экономический, политический и иной характер. Такое понимание эффективности права хорошо вписывалось в присущий советской юриспруденции инструменталистский подход к праву, отрицавший самоценность данного социального института и рассматривавший право лишь как властный инструмент достижения экономических, политических, идеологических целей социалистического строительства.

Особенно активная научная разработка проблем эффективности законодательства пришлась на годы «застоя», когда стало очевидным (как для научного сообщества, так и для властных структур), что действующее законодательство не способно обеспечить нормальное социально-экономическое развитие, что в сфере экономики разрастается теневой сектор, набирает обороты коррупция, усиливается стремление предприятий к занижению плановых заданий, сокрытию ресурсов и т. и. К середине 80-х годов внимание специалистов (и прежде всего криминологов) привлекло заметное возрастание числа фактически действующих социальных норм (так называемое «теневое право»), которые успешно конкурировали с законом в области хозяйственных отношений. «По мере расхождения с изменившимися социальными условиями регулятивная функция институциональных социальных норм, – писал А. М. Яковлев, – становится менее эффективной, отрыв от реальности подрывает социальную эффективность соответствующих норм. В этих условиях в сфере экономических отношений спонтанно, самопроизвольно возникают новые, неинституционные нормы. С одной стороны, они могут более адекватно отражать изменившиеся условия, но, с другой стороны, находясь вне институционального контроля, не обретя характера общеобязательности, не будучи признаны государственной властью, они способны открывать дорогу правонарушениям»[96]96
  Яковлев А. М. Социология экономической преступности. М., 1988. С. 61.


[Закрыть].

Исследователи, занимавшиеся конкретно-социологическим изучением эффективности норм хозяйственного законодательства, нередко приходили к выводу о необходимости ослабления административно-командного прессинга, привнесения в хозяйственную жизнь элементов собственно правового начала[97]97
  В качестве примера можно сослаться на два исследования, проведенных во ВНИИ советского законодательства в 1970–1971 и 1980–1981 гг. по типу повторных трендовых исследований. Они были посвящены изучению эффективности законодательства об имущественной ответственности за нарушение планово-договорных обязательств.


[Закрыть]. Понимание целесообразности такой перестановки акцентов в управленческой политике было характерно и для специалистов, занимавшихся изучением эффективности норм других отраслей законодательства[98]98
  См.: Эффективность гражданского законодательства / Отв. ред. В. П. Грибанов. М., 1984; Эффективность правовых средств обеспечения качества продукции / Отв. ред. В.П. Грибанов. М., 1987; Эффективность природоохранительной деятельности. Алма-Ата, 1988 и др.


[Закрыть]. Интерес ученых к вопросам соотношения законодательства со стихийно складывающимися в обществе системами нормативной саморегуляции способствовал расширению и углублению социологического подхода к праву, выведению его за рамки изучения лишь сферы действия уже принятого законодательства и выходу на проблематику, связанную с объективными процессами правообразования.

Особое направление в рамках советской социологии права составляли исследования, тяготеющие к социологии правосудия (или судебной социологии). Здесь важно отметить, что наибольшее развитие это направление социологии права получило в странах англосаксонской правовой системы, где основным источником права является судебный прецедент. Можно сказать, что вся социология права, развивающаяся в странах англосаксонской правовой семьи, выросла из судебной социологии. В отличие от этого, в российской (в том числе и советской) правовой системе судебный прецедент не является источником права. Кроме того, в советский период отечественной истории суды, как известно, «находились под жестким контролем партии и Советов. Должность судьи, даже самого низшего звена, была номенклатурной и замещалась по указанию соответствующего партийного органа. До 90 % судей были членами КПСС и проводили в жизнь политику партии»[99]99
  Судебная власть / Под ред. И. Л. Петрухина. М., 2003. С. 4.


[Закрыть]. Однако и в этих условиях уже с середины 1970-х гг. в советском правоведении начали разрабатываться теоретические основы эффективности правосудия[100]100
  Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок. Ч. 1иЧ.2.М., 1975.


[Закрыть] и проводиться эмпирические социологические исследования в области правосудия.

Основные направления этих исследований были связаны с изучением условий работы судов, качества судебного разбирательства, причин судебных ошибок, потребности судов в кадрах, путей совершенствования судопроизводства, оперативности судебного разбирательства, потребностей и путей нормирования труда судей, причин односторонности и неполноты судебного следствия по уголовным делам и т. д[101]101
  См.: Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Оценка качества судебного разбирательства по уголовным делам. М., 1987.


[Закрыть]. При этом использовались такие методы сбора эмпирической информации, как изучение судебной практики по материалам дел, анализ судебной статистики, опросы судей и адвокатов, лабораторный эксперимент[102]102
  В качестве примера использования данного метода можно привести осуществленную в 1970-е гг. Н.В. Радутной серию экспериментов по проверке эффективности работы судейских коллегий в зависимости от количественного состава народных заседателей. В ходе экспериментов работа контрольной группы, состоящей из одного судьи и двух народных заседателей (что соответствовало действовавшему законодательству), сравнивалась с работой групп, в состав которых, помимо судьи, входили четыре и шесть народных заседателей. Сформированные таким образом судебные коллегии как бы «проигрывали» сходные с реальностью ситуации в процессе деловой игры. См.: Радутная Н. В. О методике исследования эффективности участия народных заседателей в осуществлении правосудия // Эффективность применения уголовного закона. М., 1973. С. 202–206.


[Закрыть]. Ученые стремились выделить качественные признаки, которые позволяли бы делать выводы о законности и обоснованности разрешения конкретных дел и перевести эти признаки в количественные параметры. Речь, по сути дела, шла о социологическом подходе к изучению качества правосудия и таких влияющих на него факторов, как уровень финансового, материально-технического и информационного обеспечения судебной деятельности, степень загруженности судей, уровень профессионального сознания судейского корпуса и т. д[103]103
  См., напр.: Петрухин И. Л., Батуров Г. П., Морщакова Т. Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979; Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Оценка качества судебного разбирательства по уголовным делам. М., 1987 и др.


[Закрыть]. Советскими исследователями, специализировавшимися в данном направлении, была получена важная социологическая информация, которая не утратила своей актуальности и в настоящее время.

В 70-е – 80-е годы было возобновлено прерванное на несколько десятилетий изучение западной социологии права[104]104
  Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. К критике учений о праве. М., 1971; Луковская Д. И. Социологическое направление во французской теории права. Л., 1972; Яковлев А. М. Право и социология. Кризис законности в США. М., 1975; Боботов С. В. Буржуазная социология права. М., 1978.


[Закрыть], стала переводиться на русский язык соответствующая зарубежная литература[105]105
  См.: Подгурецкий А. Очерк социологии права. М., 1974; Мейхью Л. Социология права / Американская социология. М., 1972; Фокс В. Введение в криминологию. М., 1980; Лукич Р. Методология права. М., 1981; Кульчар К. Основы социологии права. М., 1981; Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986.


[Закрыть], установились научные контакты с зарубежными коллегами. Так, на базе Института государства и права АН СССР были проведены советско-французский[106]106
  Интересно отметить, что в этом симпозиуме, проходившем в Институте государства и права АН СССР, принял участие такой известный французский социолог права, как Ж. Карбонье, чья книга «Юридическая социология», изданная на русском языке в 1986 г., оказала заметное влияние на развитие советской социологии права.


[Закрыть] и советско-болгарский симпозиумы, по итогам которых подготовлены сборники «СССР – Франция: социальные вопросы правотворчества» (1980) и «СССР – Болгария: правовая информированность личности» (1984). Появились монографии, в которых разрабатывались теоретические основы эмпирических юридико-социологических исследований, а также обобщался опыт проведения таких исследования в различных областях права[107]107
  Козлов В. А., Суслов Ю. А. Конкретно-социологические исследования в области права Л., 1981; Лапаева В. В. Конкретно-социологические исследования в права. М., 1987.


[Закрыть]. Заметное внимание в эти годы юристы начали уделять использованию математических методов в юриспруденции и прежде всего в юридико-социологических исследованиях[108]108
  См. наир.: Гаврилов О. А. Математические методы и модели в социальноправовом исследовании. М., 1980.


[Закрыть].

Перестройка принесла с собой большие надежды на то, что социология права сможет внести свой вклад в решение актуальных задач социальной практики, связанных с преодолением традиционного для страны раскола между властью и обществом, с формированием платформы для общественного согласия и т. д[109]109
  Лапаева В. В. Социологическое обеспечение законотворчества // Сов. государство и право. 1989. № 9.


[Закрыть]. Ожидалось, что со стороны обновляющихся органов власти будет проявлен интерес к социологическому обеспечению правотворческой и правоприменительной деятельности. Это стимулировало разработку научно-методических основ соответствующих юридико-социологических исследований[110]110
  Лапаева В. В. Актуальные проблемы социологии права в условиях перестройки //Труды ВНИИСЗ. М., 1989. Вып. 43.


[Закрыть]. И на первых порах подобные ожидания оправдывались самым неожиданным образом.

Так, по инициативе «сверху», т. е. со стороны руководящих органов КПСС, была создана Социологическая служба съездов народных депутатов СССР, которая работала на всех пяти съездах, состоявшихся в течение 1989–1991 гг. В задачи службы, организованной на базе Академии общественных наук при ЦК КПСС и Института советского законодательства при Министерстве юстиции СССР, входило проведение опросов депутатов по наиболее актуальным проблемам общественной жизни (и в том числе по вопросам, непосредственно обсуждавшимся в ходе пленарных заседаний), оперативное информирование депутатского корпуса в период работы съездов о полученных результатах и выводах исследователей, а также о результатах сопоставимых опросов общественного мнения, осуществлявшихся иными социологическими центрами. То обстоятельство, что эти опросы проводились непосредственно в период работы съездов (во время перерывов в заседаниях депутатского корпуса), а их результаты уже на следующий день доводились до сведения депутатов, было беспрецедентным явлением в мировой парламентской практике и свидетельствовало об огромной потребности как власти, так и общества в социологической информации. В этих условиях перед социологической службой стояла весьма сложная и деликатная проблема – суметь воздержаться от каких-либо попыток воздействовать на позицию законодателя посредством получаемой ими социологической информации[111]111
  В качестве основных методологических принципов работы Социологической службы съездов были приняты следующие: «1) социологическая служба не должна оказывать какого-либо давления на позиции депутатов, влиять на атмосферу Съезда; 2) народный депутат СССР рассматривается службой не как объект, но как цель исследования. Это означает, что в задачи службы не входит оценка качественных характеристик депутатского корпуса; ее деятельность должна быть подчинена интересам самих депутатов, направлена на углубление их группового самосознания, достижение консенсуса на Съезде». (Бетанели Н. И., Лапаева В. В. Социологическая служба первого Съезда народных депутатов СССР // Социологические исследования. 1990. № 4. С. 25).


[Закрыть]. Очень показательно, что хотя социологи работали в контакте с представителями аппарата съездов, тем не менее на них не оказывалось практически никакого давления ни со стороны аппарата, ни со стороны все еще очень сильных в тот период структур КПСС.

Примерно в эти же годы в Верховном Совете РСФСР сложился иной (более адекватный статусу представительного органа власти) подход к сотрудничеству с социологами. В составе Комитета Верховного Совета РСФСР по средствам массовой информации, связям с общественными организациями, массовыми движениями граждан и изучению общественного мнения был создан подкомитет по изучению общественного мнения, по инициативе которого проведена серия исследований общественного мнения по проекту Конституции РФ, проблемам, связанным с разработкой законодательства о земельной реформе, об общественных объединениях и т. д. Однако в последующем депутаты Государственной Думы РФ не восприняли этот опыт своих предшественников.