Текст книги "Андреевский кавалер"

Шагая по обледенелой дороге к комендатуре, Андрей Иванович ломал голову, зачем его потребовал к себе Бергер. Абросимов понимал, что разнюхай тот что-либо про его связь с партизанами, и его привели бы к Бергеру под дулом автомата. На всякий случай сказал Вадику, торчащему у окна с книжкой, чтобы сообщил Якову Ильичу: дескать, деда зачем-то к себе комендант затребовал. Внук отложил книжку, взглянул светлыми глазами:

– Дедушка, ты не ходи.

– Тебя послать вместо себя, что ли? – хмыкнул в бороду Андрей Иванович.

– Надень новый пиджак, – посоветовала Ефимья Андреевна.

– В новом ты меня, мать, похоронишь, ежели чего… – пошутил Андрей Иванович, однако жена даже в лице изменилась.

– Ты что, Андрей? – всплеснув руками, ахнула она. – Или в чем замешан?

– Обойдется, – сказал Андрей Иванович, взял с подоконника костяной гребень и стал перед зеркалом расчесывать бороду.

– Господи, вот жизнь наступила! – перекрестилась на иконы Ефимья Андреевна. – Вечером не знаешь, что будет утречком… Вадька, бегом к Якову Ильичу! Все наш родственник, неужто не заступится? А ты, старый, не задирайся перед фрицем-то, коли чего, и шею пригни, не сломается…

– Ты, Ефимья, ребятишек учи уму-разуму, а я, как ни то, сам соображу что к чему.

Уже за калиткой подумал, что, может, стоило бы захватить с собой пистолет, который ему на всякий случай Дмитрий дал, – коли дойдет до предела, то этого Бергера и его молодчиков из него положить… Как говорится, помирать – так с музыкой!

Бергер вышел ему навстречу из-за письменного стола, чуть скривив уголки тонких губ, кивнул, но руки не подал. От него пахло одеколоном. У окна на стуле сидел переводчик Михеев. Лицо опухшее, под глазами мешки – видно, вчера в казино крепко поддал. Со стены надменно смотрел на Андрея Ивановича моложавый Гитлер с портупеей через плечо. Взгляд до того цепкий, что куда ни отводи глаза, а все равно фюрер на тебя смотрит.

– Кароший работа для тебя есть, – без предисловия начал по-русски Бергер. – Лучше, чем глюпый извозчик у Супроновича.

– Господин комендант предлагает тебе вступить в полицаи, – равнодушным голосом произнес Михеев.

– Эти… – Бергер кивнул головой на соседнюю комнату, где слышались голоса Копченого и Лисицына, – ошень мелкий люди… А ты… – он снизу вверх посмотрел на богатырскую фигуру Абросимова, – очень большой, крепкий, как… как? – Комендант перевел взгляд на переводчика.

– Как дуб, – сдерживая усмешку, подсказал тот.

– Плёхо! – поморщился Бергер.

– Как конь…

– Я-я, конь! – радостно закивал комендант. – Я видел, как ты Ганс капут делаль… Будешь делаль капут врагам великой Германии! Яволь?

Андрей Иванович, было обрадовавшийся, что пронесло, потерял дар речи: его хотят зачислить в эту банду негодяев?

Наверное, Михеев прочел его мысли на лице, потому как спокойно сказал:

– Ты будешь не просто рядовым полицаем, а главным, ну этим… старостой.

С тех пор как Карнаков увез с собой Леньку Супроновича, его никем пока не смогли заменить в Андреевке. Он тут был и старшим полицаем, и старостой. Лисицын иi Коровин не годились для этой роли: избить, расстрелять безоружных, произвести обыск с конфискацией – они и это делали вечно под мухой и без всякого соображения. Один лишь Ленька Супронович мог легко управлять этим сбродом. Но он стал бургомистром в Климове. Говорят, разъезжает теперь на машине и живет в каменном доме. Жену с ребятишками туда не взял, будто бы у него там завелась новая мамзель. Исчез из Андреевки и Костя Добрынин, говорили, что его, как самого грамотного из полицаев, послали в школу унтер-офицеров.

– Мы слышали, что поселок назван твоим именем, потому как ты его еще при царском режиме основал, – говорил Михеев. – Российское правительство оказало большую честь – тебе, Абросимов, как говорится, и карты в руки: управляй поселком, блюди образцовый порядок и цени доверие новой власти.

– Лучше снова переездным сторожем, грёб твою шлёп! – вырвалось у Андрея Ивановича. Лицо его стало сумрачным, что не укрылось от проницательного взора коменданта.

– Кажется, он не рад? – покосился на переводчика Бергер. – Не понимают эти русские своей выгоды.

– Темный народ, – поддакнул Михеев.

– Будет упираться – мы ему и в самом деле сделаем маленький «грёб-шлёп»! – рассмеялся комендант и дотронулся до кобуры.

– Не советую отказываться, – со значением произнес Михеев. – Не годится, Андрей Иванович, сердить господина гауптштурмфюрера.

Абросимов и сам понимал, что рассердить недолго, да и разговор у них с непокорными короткий. Он вспомнил, что Кузнецов и Дмитрий не раз предупреждали его, чтобы не задирался, сдерживал свой характер, а иначе недолго и голову потерять.

– Староста – это навроде председателя поселкового Совета? – поинтересовался он.

– Можно считать и так, – согласился Михеев. – И все же будет лучше, если ты и слово такое – «советы» – забудешь.

– Советы? – вопросительно взглянул на него гауптштурмфюрер. – Как понять?

– Как неудачное сравнение, – по-немецки ответил Михеев.

– Старостой куда ни шло, – решился Андрей Иванович, – а полицаем, хоть на куски режьте, не буду! У меня тут половина поселка родичей да свояков, неужто я буду из них жилы тянуть?

Михеев о чем-то негромко поговорил с Бергером, и тот, улыбнувшись, закивал головой: мол, он не возражает.

– Кого ты порекомендуешь старшим полицаем? – спросил переводчик.

– Куды их много-то? – спросил Абросимов. – Хватит и этих… – Он кивнул на стену, за которой слышались голоса полицаев. – До вас-то на весь поселок был один милиционер – и управлялся.

– Нужен старший, – настаивал Михеев.

– Николашку Михалева можно, – осенило Андрея Ивановича, – он пострадавший от Советской власти, сидел за решеткой как враг народа.., Самый подходящий человек для этого дела.

Абросимов невольно перевел взгляд с лица коменданта на портрет Гитлера и даже хмыкнул от удивления: Бергер явно чем-то походил на фюрера, сурово взирающего со стены. От коменданта это не укрылось. Бергер еще больше выпрямился, машинально пригладил указательным пальцем черные усики.

– Господину коменданту нравится ваша кандидатура, – заявил переводчик. И от себя насмешливо прибавил: – Ну вот, господин староста, вы и произвели свое первое назначение… Скажите Добрынину, чтобы документально оформил все как полагается.

«Колюня скажет мне спасибочко… – размышлял, возвращаясь домой, Абросимов. – Этакую свинью ему подложил! А с другой стороны, лучше пусть старшим полицаем будет тихоня Михалев, чем какой-нибудь бандюга вроде Леньки…»

Называя фамилию Николая Михалева, Андрей Иванович и не подозревал, что тот связан с партизанами, даже и зайти к нему не решился: пусть завтра узнает, когда вызовут в комендатуру.

Андрей Иванович пока еще смутно представлял свои обязанности, ему хотелось посоветоваться с Дмитрием, а теперь на лошадке не выедешь за пределы поселка, не вызвав подозрения у немцев. Придется партизанам другого связного искать… Вот удивится Супронович неожиданной перемене в судьбе свата!

– Беда какая. Андрей? – встретила его у калитки закутанная в черный платок жена. – Я уж хотела бежать в поселковый Совет… тьфу, в энту супостатскую комендатуру…

– И что бы ты там делала? – усмехнулся Андрей Иванович.

– Упала бы в ноги, Христом богом стала упрашивать, чтобы тебя ослобонили…

– Не было печали – черти накачали, – вздохнул Андрей Иванович, облокачиваясь на калитку. – Назначили меня, мать, – держись за жерди – старостой.

– За что же такая напасть, Андрей? – всхлипнула жена. – Небось оружию на шею повесят? В своих заставят, ироды, палить? Господи, конец свету!

– Не причитай, и так тошно, – отмахнулся Андрей Иванович. – С Дмитрием надоть все обговорить… Не мог я отказаться, сама знаешь, как с ними разговаривать. А я, может, на этой должности какую пользу людям принесу, соображать надо… – Он вдруг поперхнулся смехом. – А в помощники я взял себе Коленьку Михалева… И смех и грех! Ну какой из него старший полицай?

– Ой, что теперича будет! – вздохнула Ефимья Андреевна. – Не шути с огнем, Андрей… Думаешь, ты один такой хитрый? Господи, а что люди-то скажут? Истинный бог, перестанут с нами здороваться. Вот антихристы, старикам и то не дают спокойно дожить свой век.

– Ты меня в старики не записывай, – обиделся Андрей Иванович. – Видела, как я этого Ганса мешком на траву кинул? А он у них какой-то чемпион по борьбе.

– А кто тебе всю неделю после этого поясницу горячим утюгом гладил? – осадила жена.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – заметил Абросимов. – Они еще не обрадуются, что выбрали меня.

– И дом наш вернут? – заглянула мужу в глаза Ефимья Андреевна. – Не лежит у меня душа к чужой хоромине.

– Про дом разговору не было, – сказал Андрей Иванович. – Куды Бергер-то денется?

– Пущай в этот переезжает.

«А и верно, надо было про дом сказать, – подумал Андрей Иванович. – Раз старостой сделали, наверное, уж не отказали бы…»

– Бог с ними, – сказала Ефимья Андреевна. – Перебьемся как-нибудь… Не век же им сидеть в нашей Андреевке?

– Дожить бы, когда их погонят из России-матушки! – сказал Андрей Иванович. – Помнишь, все верещали: «Москва капут! Москва капут?» А теперича заткнулись.

– Дай-то бог! – перекрестилась Ефимья Андреевна.

Никто в Андреевке не видел, как поздним вечером к комендатуре подкатил потрепанный серый «оппель». Из него выбрался Леонид Супронович в новом драповом пальто с каракулевым воротником. Его ждали Бергер и Михеев. Втроем они долго беседовали в кабинете коменданта. На крыльце с автоматом в руках, прислонившись спиной к двери, дымил папиросой Афанасий Копченый. Он слышал невнятные голоса за дверью, но слов не разбирал. Больше всех говорил Ленька… Шишкой стал в Климове! Прошел мимо, еле кивнул… Был бы настоящим приятелем, забрал бы и своих старых дружков в город. Там есть чем поживиться, не то что здесь…

Бергер и Михеев ушли в казино, а Ленька присел на ступеньки, вытащил серебряный портсигар с папиросами, угостил Афанасия.

– Чего шнапс не пошел с начальством пить к отцу? – кивнул в сторону казино Копченый.

– Выпьем мы с тобой, друг-приятель, потом, а сначала одно важное дельце обтяпаем.

– Что за дело-то? – поинтересовался Копченый. – Жареным пахнет?

– И жареным, и копченым, – хохотнул Супронович. – Чисто сработаем – от меня лично полканистры спирта.

– С тобой в огонь и в воду… господин бургомистр! – расплылся в улыбке Копченый.

* * *

Завклубом Архип Алексеевич Блинов с трехлитровой банкой под мышкой неспешно шагал вдоль путей в сторону Мамаевского бора. На открытых местах снег уже сошел, белел лишь в воронках и оврагах. Лес просвечивал насквозь, на березовых ветвях набухли почки. Конец марта, скоро грачи прилетят.

Свернув под мост на проселок с лужами, окаймленными слюдяной коркой льда, Блинов оглянулся и прибавил шагу. Углубившись в бор, он скоро вышел к замерзшему болоту, на краю которого росли огромные березы. Облюбовал одну, ножом сделал надрез и вставил в него под углом согнутую железку. Древесина покраснела, набухла, и в подставленную банку закапал мутный сок.

Архип Алексеевич выпрямился, полной грудью вдохнул в себя чистый воздух, улыбнулся и посмотрел в глубокий голубой просвет между деревьями в небо.

Здесь должен был встретиться с ним человек из отряда Дмитрия Абросимова, После назначения Андрея Ивановича старостой связь с партизанами стал поддерживать завклубом. Это к нему домой как то темной осенней ночью заглянул с Семенюком Иван Васильевич Кузнецов. Покидая отряд, он дал пароль Дмитрию Андреевичу и сказал, что лишь в случае крайней необходимости следует обратиться к Блинову. И такой крайний случай настал…

Банка уже наполнилась на одну четверть березовым соком, когда появился связной из отряда. Они обменялись рукопожатием и, тихо переговариваясь, пошли вдоль болота. Они не заметили, как из неглубокого оврага осторожно выбрались Леонид Супронович, Афанасий Копченый и два солдата из комендатуры. Знаками показав солдатам, за какими деревьями укрыться, Леонид и Афанасий стали приближаться к Блинову и к парню в зеленом ватнике и мятой зимней шапке, сбитой на затылок.

– Руки вверх! – рявкнул Супронович, выскакивая перед ними из-за толстой сосны.

Справа от него появился Копченый с автоматом. От оврага бежали к ним два солдата. Дотоле тихий, безмолвный лес наполнился треском сучьев, шумным дыханием, бряцаньем железа.

Блинов и парень в ватнике замешкались, затем оба выхватили пистолеты. Один из солдат упал. Леонид, дав очередь, спрятался за сосну. Второй солдат, вжимаясь в усеянный желтыми иголками мох, тоже полоснул из автомата.

– Дубина! – заорал Супронович. – Живьем их надо! Живьем!

Схватившись за живот руками, партизан какое-то мгновение качался на подогнувшихся ногах, затем грузно осел назад. Шапка слетела с его русоволосой головы и откатилась в сторону. Архип Алексеевич, петляя, бросился в лес. Не слушая Супроновича, Копченый и солдат палили вслед из автоматов. Пули вгрызались в стволы, срезали ветви, с шорохом зарывались в седой мох.

Супронович не на шутку испугался, что завкдубом может уйти. Присев на корточки, он тщательно прицелился и, увидев черную спину между двумя тоненькими соснами, дал длинную очередь. Блинов будто налетел на невидимую стену: внезапно остановился, медленно повернулся и, подняв негнущуюся руку, несколько раз нажал на курок. У самой головы Супроновича взвизгнула пуля, впиваясь в толстый ствол. Архип Алексеевич навзничь рухнул на землю. Рука его сжимала уткнувшийся дулом в мох пистолет.

Стоя над убитыми, Леонид нервно чиркал никелированной зажигалкой, стараясь прикурить. Зажигалка разбрызгивала голубые искры, но фитилек не воспламенялся. С досадой отбросив зажигалку в сторону, он процедил сквозь зубы:

– Надо было живьем! Я же говорил: не торопитесь!

– Живьем… – пробурчал Копченый. – Если бы они руки вверх подняли, а они стрелять стали… – Он кивнул в сторону убитого солдата – тот лежал в стороне с автоматом на груди: – Генриха-то наповал!

– Два месяцам выслеживал этого артиста. – Леонид толкнул сапогом труп Блинова. – Специально своего человека к нему приставил. И вот результат – два покойничка! Что я скажу своему начальству?

– Три, – вставил Копченый. – А мог быть и четвертый: пуля пролетела возле самого моего уха.

– Скотина… Это он выдал майору Чибисова, – продолжал Супронович. – Больше некому. Люди видели, как он крутился возле молокозавода, когда из Андреевки отступал последний отряд красных… Потом я заметил, как от Блинова ночью уходил в лес какой-то человек. Не брал паразита, думал, что выйду через него на партизан… И вот вышли, мать твою!

– Не убегли ведь, – заметил Копченый. – Рядом, соколики, лежат… – И когда Леонид отвернулся, подобрал со мха зажигалку и засунул в карман.

После гибели связного и Блинова Дмитрий Андреевич ожидал карателей. Леонид Супронович не хуже его знал здешние леса и мог привести немцев. Уже несколько раз ранним утром над местом, где базировался отряд, низко пролетал «фокке-вульф», но судя по всему никаких следов не обнаружил. Партизаны умело замаскировали свой лагерь, по команде наблюдающего за небом прятались в землянках, и все-таки надо было быть готовыми ко всяким неожиданностям: сто двенадцать человек, укрывшиеся в каких-либо двадцати километрах от Андреевки, рано или поздно будут обнаружены. И если немцы до сих пор не нашли их, то в этом заслуга Ивана Васильевича Кузнецова. Он посоветовал разбить в глухомани еще два запасных лагеря и время от времени менять место жительства. Так они теперь и поступали: после очередной крупной вылазки возвращались в запасной лагерь.

В одну из вылазок в тыл фашистская пуля пробила зимнюю шапку Дмитрия Андреевича, пройдя у самого виска. Он не стал зашивать дырку, решив оставить на память эту зловещую отметину. И теперь часто вертел меховую ушанку в руках, машинально ощупывая неровную дыру.

Лес наполнился пересвистом синиц, на опушку неожиданно опустилась стая грачей, каждая зеленая иголка блестела, осевшие редкие проплешины снега под вековыми соснами слепили глаза. Один из партизан, высокий блондин с могучим торсом, стащил с себя гимнастерку и, довольно щурясь, подставлял солнцу белую спину. Глядя на него, разделся до пояса и дежурный по кухне. Сидя на чурбаке, он немецким кинжалом ловко чистил картошку, бросая очищенные клубни в цинковое ведро с водой. Примостившийся на плащ-палатке партизан в немецком, мышиного цвета кителе с увлечением читал подобранную где-то книжку – «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле. Иногда он хлопал себя по ляжкам и громко хохотал, пугая прыгавших над головой в ветвях синиц. Растрепанный толстый том ходил по рукам, иногда кто-нибудь читал отрывки вслух. Дмитрий Андреевич тоже с удовольствием во второй раз прочитал знаменитый роман.

Петр Орехов под корявой сосной стучал ключом своей рации, над ним почти пополам согнулся длинный худой парень с пегими лохмами. Вот Орехов кончил сеанс, передал наушники парню. Тот проворно уселся на самодельную табуретку и тоже застучал ключом.

Склонившись над картой, Дмитрий Андреевич подозвал своих помощников. Карта, захваченная во время одной из засад, была подробной, некоторые названия Абросимов нанес по-русски, чтобы легче было ориентироваться в своем районе.

– Давай, разведка, – кивнул он Семенюку.

Тот доложил, что ими обнаружены два немецких аэродрома: на одном базируются «мессершмитты», на другом – «юнкерсы». Там, где истребители, охрана усилена…

– «Юнкерсы» тоже бдительно охраняются, но попытаться взорвать бомбовый склад можно, – продолжал разведчик. – Штабеля с бомбами сложены на опушке, хорошо замаскированы. Подобраться к складу можно только ночью, снять патрульных. Меняются часовые после десяти вечера каждый час.

– Можно рискнуть, Дмитрий Андреевич? – взглянул на командира Егоров.

– Спланируйте всю операцию, потом покажете мне, – распорядился Абросимов. Он снова бросил взгляд на Семенюка. – Меня вот что беспокоит: кто выдал Архипа Алексеевича Блинова? Не случайно же Ленька Супронович, который теперь обитает в Климове, заявился в Андреевку и выследил заведующего клубом? Кто-то ему доложил. А кто? Это нам нужно обязательно выяснить, не то скоро и к нам пожалуют каратели. Супронович что-то почуял…

– Убрать бы его, – заметил Семеикж. – Разрешите, товарищ командир?

Перед отлетом в Москву Иван Васильевич Кузнецов еще раз предупредил, чтобы никаких диверсий в Андреевке! Где он сейчас, капитан Кузнецов? Судя по тому, что в отряде не расставался с немецким словарем, снова к фашистам в тыл отправится. А по-немецки он и так разговаривает свободно.

Иван Васильевич очень ценил Блинова, да он и незаменим был в Андреевке: все видел и знал и был на хорошем счету у коменданта Бергера.

– Так и будет тебя дожидаться Супронович в поселке, – сказал Абросимов. – Он уже давно укатил в Климово. Шутка сказать – бургомистр!

– В Андреевку-то все равно надо, – вздохнул Егоров.

Пожалуй, стоит самому туда наведаться, хотя опасно. Полицаи рыщут по домам, вынюхивают, хотят выслужиться перед новыми хозяевами… Кто же выдал Блинова? После того как они встретились в бане у Михалева с нужными людьми, Дмитрий Андреевич в поселке ни разу не был. И Кузнецов, прощаясь с ним, не советовал туда совать носа: пронюхай немцы, что он, Дмитрий, скрывается в лесу, тут же схватят Андрея Ивановича, мать, ребятишек…

Из центра снова пришел запрос о Базе, а с Семеном Супроновичем, который поставляет свежую информацию, связи нет. С ним был в контакте лишь один Архип Алексеевич Блинов. Послать Семенюка в Андреевку? Он осторожный, знает, где живет Семен… Грачиная стая с опушки неожиданно с криком поднялась и, тяжело набирая высоту, полетела дальше.

– Товарищ командир! – подошел к ним партизан. – Паша с Вадимом заявились…

– Кто их привел? – нахмурился Дмитрий Андреевич. – Я ведь приказал…

– Сами пришли, – развел руками низкорослый боец.

Абросимов поднялся и пошел вслед за партизаном.

– Прохоров! – окликнул бойца Семенюк. – Потом ко мне подойди… Как это они сами пришли?

За зиму, что Абросимов не видел сына и племянника, оба заметно вытянулись, лица серьезные, носы красные, а в глазах – радость. Еще бы, видят настоящих живых партизан!

– Кто вас сюда привел? – строго пошевелил густыми, как у отца, черными бровями Дмитрий Андреевич.

– Мы сами пришли, дядя Дима, – бойко ответил Вадим.

– Ври больше! – не поверил Абросимов. – Дедушка прислал?

– Ага! – кивнул Павел.

«Он же не знает, где лагерь, – подумал Дмитрий Андреевич. – Что за чертовщина?»

– Говорите, только правду – как вы нас нашли?

Мальчишки переглянулись и рассказали, что дед Андрей велел им прийти к Утиному озеру, потом повернуть на просеку, идти по ней, пока не увидят огромную, о двух вершинах сосну, там смирно ждать, когда к ним кто-нибудь подойдет… Они ждали-ждали, но дяденька, что спрятался в молодом ельнике, почему-то не подошел к ним. Ну а они тоже не решились… Сделали вид, что уходят, а сами вернулись и подкрались так, чтобы дяденька их не увидел. Часа два сидели в овражке, все ждали, когда дяденька – они догадались, что это партизан, – пойдет в лагерь. Дяденька выкурил, наверное, пачку махорки и только потом зашагал в лес, вот за ним они и пришли сюда…

– Ладно, с дяденькой потом поговорю, – улыбнулся Дмитрий Андреевич. – Раз уж пришли, рассказывайте, что там у вас делается.

– Дедушка старостой быть не хочет, – заявил Вадим. – Надо на людей кричать, замахиваться, а он не может…

– Все полицаи в форме ходят, – ввернул Павел, – а дедушка – в гражданском.

– Автомат и пистолет ему все равно выдали, – прибавил Вадим.

– М-да-а, новостей полный короб.., – покачал головой Дмитрий Андреевич.

– Дядя Дима, возьмите нас к себе, – умоляюще смотрел ему в глаза племянник. – Мы стрелять умеем. Нам и оружия не надо – мы у немцев украдем!

– Возьми, пап, – глухо уронил немногословный Павел.

У него ломался голос – басовые нотки неожиданно переходили в дискант. Мальчишка смущался, сердито откашливался. «Тощеват… – думал Дмитрий Андреевич, глядя на сына, – но не скажешь, что хиляк: плечи широкие, грудь вперед».

– Мы ведь в школу не ходим, а тут от нас хоть какая-то польза будет, – уговаривал Вадим, – Мы и связными можем, и разведчиками.

Дмитрий Андреевич смотрел на мальчишек и думал, что вот обидятся, но и здесь им делать нечего, суровая партизанская жизнь не для них… А ведь и в поселке опасно. Ребята боевые, задиристые, вон ящик с гранатами у немцев из-под носа уволокли… А если бы попались? Фашисты не посмотрели бы, что дети, – на месте расстреляли бы.

– Вы нам нужнее в Андреевке, – наконец сказал он. – Теперь вместо Андрея Ивановича будете приходить на связь… – Он улыбнулся. – И дяденька от вас не будет прятаться…

– Мы к вам хотим, – обидчиво надул толстые губы Вадим. – Чего нам на станции делать? А не возьмете – мы свой отряд организуем.

– Подожжем комендатуру и окна гранатами закидаем.

– У нас красное знамя на чердаке спрятано, – сказал Павел. – Мы его вывесим на башне, когда наши придут.

– Давайте договоримся так, – заявил Дмитрий Андреевич. – Я вас зачислю в отряд, только повторяю: вы нам сейчас нужнее в Андреевке, понятно?

Мальчишки даже рты раскрыли, они никак не ожидали, что их так просто зачислят в партизанский отряд.

– А раз вы теперь партизаны, то дисциплина для вас – закон, – продолжал Абросимов. – Если я говорю, что вы нужнее там, значит, так оно и есть. Будете раз в неделю приходить к той самой сосне и сообщать нам новости.

Дмитрий Андреевич понимал, что другого выхода в данной ситуации не придумаешь: раз мальчишки попали в отряд, от них так-то просто не отделаешься. Пусть считают себя партизанами – узнал бы об этом Иван Васильевич Кузнецов! – надо поручать им кое-какие задания, пока походят в связных…

Понимал Дмитрий Андреевич, что взваливает на себя непомерную ответственность: а если мальчишки попадутся? Выдержат ли они допрос гауптштурмфюрера Бергера? Немцы всерьез забеспокоились после участившихся диверсий партизан. Прочесали лес у станции Шлемово, – там Семенюк пустил состав под откос, – звено «юнкерсов» разгрузилось от бомб в районе станции Фирсово. Видели разведчики карателей в Леонтьеве, Гайдышах, а это не так уж и далеко от Андреевки! В общем, становится горячо. Меняй не меняй лагеря, а фашисты рано или поздно выйдут на партизан…

– Дядя Дима, вы не думайте, что мы выдадим вас, если немцы нас схватят, – будто читая его мысли, сказал Вадим. – Мы наврем с два короба, а про отряд ни слова.

– Не маленькие, понимаем, – прибавил Павел.

Вадим и впрямь кого хочешь обведет вокруг пальца, он на выдумки горазд, а Павел умрет, но лишнего не выболтает. Ну что ж, не хотел Дмитрий Андреевич привлекать мальчишек к опасному делу, но они сами нашли их… Как говорит мать, от своей судьбы не уйдешь. Вон целая группа, ушедшая в сторону Семенова, так и не вернулась. Разведчики Семенюка узнали, что после взрыва склада боеприпасов их атаковали каратели и всех до одного вместе со взводным уничтожили. Жаль ребят, но война есть война.

– Андрей Иванович не хворает? – спросил Дмитрий Андреевич.

– Придет из комендатуры и в одиночку дрова пилит, – сказал Вадим. – Бабушка ужинать зовет, а он будто не слышит.

– Скажи ему, пусть не расстраивается, – сказал Абросимов. – И на этой собачьей должности, если действовать с умом, можно людям пользу принести.

– Люди говорят, что дедушка и Яков Супронович теперь весь поселок будут в руках держать и набивать свои амбары добром, – ввернул Павел.

– Это хорошо, что так говорят, – заметил Дмитрий Андреевич.

– Хорошо? – удивленно посмотрел на него сын.

– Думаешь, лучше, чтобы все говорили, мол, наш дедушка нарочно пошел в старосты, чтобы партизанам помогать? – насмешливо взглянул на двоюродного брата Вадим.

– Соображаешь, – улыбнулся Абросимов.

– А что еще дедушке сказать? – спросил Павел.

– Скажите, что разговаривали со мной, но про то, что были в лагере, – ни слова. Встретились, мол, у сосны.