Текст книги "Руби"

17. Самое настоящее свидание

Эдгар встретил меня у входа. Увидев мое заплаканное лицо, он явно обеспокоился. Конечно, прежде чем войти в дом, я вытерла слезы, но глаза наверняка были красными, веки распухли, а щеки горели. В отличие от Жизели, с легкостью надевавшей любую маску, я могла бы обмануть только слепого.

– Вы хорошо себя чувствуете, мадемуазель? – осведомился дворецкий.

– Да, Эдгар. Папа в гостиной?

– Нет, мадемуазель.

Печаль, звучавшая в голосе Эдгара, заставила меня взглянуть на него пристальнее. В глубине его темных глаз притаилась тревога.

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет. Просто мсье Дюма сегодня устал и рано ушел к себе.

– А… мама?

– Она тоже уже легла, мадемуазель. Могу я что-нибудь для вас сделать?

– Нет, Эдгар, спасибо.

Дворецкий повернулся и ушел, оставив меня в одиночестве. В доме стояла странная тишина. В холле царил полумрак, и в этом тусклом освещении лица на старинных портретах казались угрюмыми и враждебными. Обида, терзавшая мое сердце, сменилась чувством беспросветного одиночества. Охваченная одним-единственным желанием – спрятаться от всего мира под одеялом, я поднялась наверх. Но прежде чем войти в свою комнату, замерла, потому что вновь услышала плач… тихие, горестные всхлипывания.

Бедный, бедный папа! Невыносимая тоска заставляет его вновь и вновь приходить в комнату брата. С того трагического дня прошло уже столько лет, а он по-прежнему рыдает как ребенок, оплакивая свою утрату. Движимая состраданием, я подошла к дверям и тихонько постучала. Не знаю, чего мне больше хотелось – утешить отца или же получить утешение от него.

– Папа! – окликнула я.

Всхлипывания стихли, но ответа не последовало. Я постучала вновь:

– Папа, это Руби. Я вернулась с вечеринки. Мне нужно с тобой поговорить. Можно войти?

Я приложила к дверям ухо, но ответом была тишина. Коснувшись дверной ручки, я обнаружила, что она поворачивается.

Тогда я осторожно открыла дверь и вошла в комнату, которая оказалась длинной и темной. Шторы на окнах были опущены, но трепещущий свет множества свечей отбрасывал причудливые тени на потолок и стены. На мгновение мне показалось, что пляшут призраки, подобные тем, что изгоняла из жилищ бабушка Кэтрин. Я помедлила, не решаясь идти дальше, и снова позвала:

– Папа, ты здесь?

Послышался какой-то шорох. Набравшись смелости, я сделала еще несколько шагов. Никого. Только свечи, стоявшие на столе и на комоде, выхватывали из сумрака фотографии в золотых и серебряных рамках. На всех фотографиях был один и тот же человек в разном возрасте – от раннего детства до юношеского расцвета. Вне всякого сомнения, то был несчастный дядя Жан. На некоторых снимках рядом с ним стоял мой отец, его старший брат, но на большинстве фотографий Жан был один.

Он и правда оказался настоящим красавцем. На цветных фотографиях было видно, что волосы у него в точности такого же светло-каштанового оттенка, как волосы Пола, а глаза – цвета морской волны. Нос прямой, не длинный и не короткий, подбородок волевой, рот четко очерченный, улыбка обнажает ряд ровных белоснежных зубов. На фотографиях в полный рост видна великолепная фигура – сильная и грациозная, как у тореадора. Талия тонкая, плечи широкие, ноги длинные. Отец не преувеличивал, когда говорил, что брат удивительно хорош собой. Похоже, дядя Жан был живым воплощением мечтаний любой девушки.

Я окинула комнату взглядом. Даже при тусклом освещении было ясно, что здесь ничего не менялось со дня трагического происшествия. Кровать по-прежнему застелена. Все вещи на комоде и ночном столике оставлены неприкосновенными, но покрыты толстым слоем пыли. На коврике у кровати – домашние туфли, много лет подряд ожидавшие своего хозяина.

– Папа! – вновь прошептала я, вперив взгляд в самый темный угол комнаты. – Ты здесь?

– Что ты тут делаешь? – донесся до меня сердитый голос.

Резко обернувшись, я увидела в дверях Дафну.

– Зачем ты сюда явилась?

– Я… мне показалось, здесь папа… – растерянно пробормотала я.

– Немедленно уходи! – приказала она, посторонившись в дверях.

Как только я вышла, Дафна заперла дверь.

– Почему ты уже дома? Насколько я помню, вы с Жизелью собирались на вечеринку?

Дафна повернулась и взглянула на дверь комнаты Жизели. Профиль у нее был восхитительный, классический, точеный, и даже когда она злилась, линии его оставались безупречными. Я поймала себя на мысли, что хочу написать ее портрет. Пожалуй, я и правда художница до мозга костей, иначе не смогла бы думать о портрете в таких обстоятельствах.

– Жизель тоже вернулась? – спросила Дафна.

– Нет.

Складка, залегшая меж ее бровей, стала глубже.

– Тогда почему ты здесь?

– Я неважно себя почувствовала и решила пойти домой.

Дафна буравила меня недоверчивым взглядом, словно желая проникнуть в тайники моей души. Против воли я виновато потупилась.

– Ты говоришь правду? Может, у тебя были другие планы? Например, встреча с мальчиком? – допрашивала она.

Я переступала с ноги на ногу и не могла придумать достойный ответ.

– Нет-нет, я просто устала и захотела спать, – с трудом выдавила я.

Дафна продолжала сверлить меня глазами. Я чувствовала себя бабочкой, которую прокалывают булавкой. Дафна молчала, скрестив руки на груди. Она была в шлепанцах и шелковом халате, волосы рассыпались по плечам. Однако лицо ее по-прежнему было аккуратно подкрашено, губы подведены помадой.

Понимая, что не смогу убедить ее в своей невиновности, я испустила тяжкий вздох. Наверное, вид у меня был настолько растерянный и несчастный, что даже Дафна немного смягчилась.

– Ты сказала, что плохо себя чувствуешь. Что произошло?

– У меня разболелся живот, – выпалила я.

Дафна поморщилась, но подозрительные огоньки в ее глазах стали менее яркими.

– Надеюсь, вы не пили спиртного?

Я затрясла головой.

– Чем же вы там занимались?

– Ну…

– Впрочем, можешь не отвечать. Я отлично знаю, как развлекаются девочки вашего возраста, когда собираются вместе. Меня удивляет только, что ты отказалась от приятной компании из-за какой-то боли в животе.

– Я не хотела портить другим удовольствие.

– Хорошо, ложись спать, – снисходительно кивнула Дафна. – Если станет хуже…

– Нет, нет, не станет! – поспешно заверила я.

– Вот и отлично! – Она повернулась, чтобы уйти.

– А почему в той комнате горят свечи? – спросила я неожиданно для себя самой.

Дафна медленно повернулась.

– Скажу откровенно, Руби, я даже рада, что ты видела все это собственными глазами, – произнесла она совсем другим тоном, куда более дружелюбным, чем прежде. – Теперь ты понимаешь, что происходит в нашем доме. Твой отец превратил эту комнату в нечто… нечто вроде мемориала. Но исправить этим ничего нельзя. Зажженные свечи, молитвы и оправдания не могут ничего изменить. Все это… довольно неприятно. Я очень надеюсь, ты ни с кем не будешь обсуждать эту ситуацию, в особенности со слугами. Совершенно ни к чему, чтобы Нина засыпала весь дом своими снадобьями и бормотала заклинания вуду.

– А отец… он сейчас там?

Дафна бросила взгляд на закрытую дверь:

– Да.

– Я хочу с ним поговорить.

– Он сейчас не в том настроении, чтобы с кем-нибудь разговаривать. По правде сказать, он не в себе. Тебе ни к чему видеть его таким. Ты только расстроишься, а он от этого огорчится еще сильнее. Поговоришь с ним утром. – Дафна прищурила глаза, словно у нее возникло новое подозрение. – А почему тебе захотелось поговорить с ним именно сейчас? Ты опять что-то натворила?

– Нет, – быстро ответила я.

– Так что же ты собиралась ему сказать?

– Просто хотела… его утешить.

– Для этого есть священники и доктора, – отрезала Дафна.

Странно, что она не сказала – для этого у него есть жена.

– Кроме того, как ты можешь кого-то утешать, если тебя саму мучает боль?

Дафна говорила в точности как следователь, стремящийся изобличить преступника.

– Мне уже лучше.

Взгляд Дафны по-прежнему был полон недоверия.

– Но вы правы, пора спать, – сказала я и отправилась в свою комнату.

Дафна не двигалась с места. Я чувствовала спиной ее взгляд.

Мне отчаянно хотелось открыть ей правду. Рассказать о диком розыгрыше, жертвой которого я стала нынешним вечером. О том, как Жизель свалила на меня свою вину в истории с ромом, и вдобавок – обо всех ее выходках в школе. Но, поступив так, я объявила бы Жизель войну. А это означало бы, что мы никогда не станем настоящими сестрами. Мне вовсе не хотелось соревноваться с Жизелью в подлости. Я все еще надеялась, что мы сумеем преодолеть зияющую между нами пропасть. Пока Жизель не разделяла моего желания. Но я верила, придет день, когда она захочет иметь сестру так же сильно, как и я. В этом жестоком мире сестра или брат, близкий человек, которому ты не безразличен, – великая ценность, и не стоит ею пренебрегать. Рано или поздно Жизель должна была понять это.

Растянувшись на кровати, я прислушивалась к звукам, доносящимся из-за двери. Где-то около полуночи медленно, тяжело прошагал отец. Как изнурил его приступ острой печали, пережитый только что в комнате брата! Почему его горе не смягчается с годами? Неужели он чувствует себя виноватым в катастрофе, погубившей Жана?

Казалось, неразрешимые вопросы парят в темноте над моей головой, подобно болотным ястребам, высматривающим добычу.

Я закрыла глаза и позволила темноте проникнуть в мое сознание, надеясь, что это принесет желанное забвение.

На следующее утро меня разбудил отец. Он постучал в дверь, приоткрыл ее и заглянул ко мне. На лице его сияла такая радостная улыбка, что я подумала, уж не приснились ли мне его вчерашние рыдания. Трудно было поверить, что настроение мужчины может так стремительно меняться.

– Доброе утро! – приветствовал он меня.

Я села на кровати и протерла глаза:

– Доброе утро!

– Дафна сказала, вчера ты вернулась рано, потому что плохо себя чувствовала. А как сегодня?

– Намного лучше.

– Рад слышать. Я уже сказал Нине, чтобы она приготовила на завтрак что-нибудь легкое. Может, сегодня тебе лучше отдохнуть, милая? Ты так много занималась – и в школе, и с учителем живописи. Уж конечно, ты заслужила право немножко побездельничать. Бери пример с Жизели, – заявил он со смехом.

– Папа… – Я решила поговорить с ним честно, так как чувствовала – это единственный способ вызвать на откровенность его. – Ты ничего не рассказываешь про дядю Жана, а я… в общем, мне хотелось бы как-нибудь его увидеть, – выпалила я.

Не знаю, удалось ли мне таким образом дать отцу понять, что я готова разделить его боль.

Улыбка сползла с его лица.

– Это очень мило с твоей стороны, Руби, – пробормотал он. – Будет замечательно, если ты его навестишь. – Сделав над собой усилие, отец вновь растянул губы в улыбке. – Хотя, конечно, он примет тебя за Жизель. Будет не так легко объяснить ему, что теперь у него две племянницы.

– А он… способен что-нибудь понимать?

– Думаю, да. По крайней мере, я на это надеюсь, – вздохнул отец. – Доктора не разделяют моего оптимизма и не замечают особых улучшений. Но они не знают его так хорошо, как я.

– Я хочу помочь тебе, папа! – с жаром произнесла я. – Если хочешь, я буду проводить с ним много времени – читать, разговаривать с ним и все такое…

– Это будет замечательно, дорогая. В следующий раз, когда поеду к Жану, непременно возьму тебя с собой.

– Обещаешь?

– Конечно. А сейчас пойду вниз, скажу, чтобы подавали завтрак. – В дверях он обернулся. – Да, совсем забыл. Звонила Жизель, сказала, что проведет весь день с подружками. Спрашивала, как ты себя чувствуешь. Я сказал, ты позвонишь им, когда проснешься. И если захочешь, я отвезу тебя к Клодин.

– Нет, папа, лучше я побездельничаю дома по твоему совету.

– Вот и хорошо, – кивнул он. – Так я скажу, чтобы стол накрывали минут через пятнадцать?

– Да, я сейчас встану.

Отец улыбнулся и вышел из комнаты.

Внутри меня все ликовало. Вдруг я действительно сумею совершить чудо и излечить отца от меланхолии, отравляющей его жизнь много лет подряд? Для Дафны эти приступы печали – всего лишь досадное обстоятельство, с которым она вынуждена мириться. Жизель глубоко плевать на душевное состояние отца. Быть может, бабушка Кэтрин настаивала на моем приезде сюда, потому что чувствовала: я нужна отцу. Ему необходим близкий человек, способный разделить его бремя.

Воодушевленная этими мыслями, я быстро умылась, оделась и спустилась вниз. Дафна, по своему обыкновению, еще не встала, и мы завтракали вдвоем с отцом. Я спросила, почему Дафна так редко выходит к завтраку.

– По утрам она любит поваляться в постели. Читает, смотрит телевизор. А после начинает так тщательно готовить свое лицо к новому дню, словно сегодня ей предстоит первый выезд в свет. Тот, кто хочет иметь красивую и ухоженную жену, должен привыкнуть к ее постоянному отсутствию, – добавил он с улыбкой.

В то утро случилось нечто из ряда вон выходящее – отец заговорил о моей маме. Взгляд его, устремленный в прошлое, затуманился.

– Габриелла была совсем другой. Она просыпалась, как цветок, который подставляет лепестки солнечным лучам. Ей не нужна была косметика – глаза ее и так сияли, а на щеках играл румянец. Когда я видел, как она пробуждается ото сна, казалось, что я наблюдаю за восходом солнца.

Он вздохнул и, смущенный собственными признаниями, поспешно отгородился от меня газетой.

Мне хотелось, чтобы он рассказал побольше. Сотни вопросов о маме, которую я никогда не видела, рвались у меня с языка. О, если бы отец описал ее голос, смех, даже плач! Если бы он дал мне возможность увидеть маму его глазами! Но он молчал. Наверное, всякое упоминание о маме пробуждает в нем чувство вины. Поэтому он предпочитает не бередить душу и изгнать из памяти краткие мгновения их запретной любви.

После завтрака я последовала совету отца – поднялась на террасу на крыше дома и устроилась на скамейке с книгой в руках. Сверху мне были хорошо видны дождевые тучи, собиравшиеся над заливом. Но двигались они от Нового Орлеана. Над городом же сияло солнце, лишь изредка набегали легкие перистые облака. Два пересмешника уселись на перила террасы и с любопытством уставились на меня глазами-бусинками. «Привет!» – тихонько сказала я. Они склонили головки, на мгновение вспорхнули и тут же опустились на перила вновь, как видно решив, что меня бояться нечего. Белка в пушистой серой шубке сидела на стволе ближайшего дерева и поводила крошечным черным носиком, к чему-то принюхиваясь.

Я отложила книгу, растянулась на скамейке, закрыла глаза и вообразила, что плыву по каналу на пироге, тихонько покачиваясь на воде. У мира, в котором я жила теперь, были свои преимущества, но мир, в котором я родилась и выросла, от этого не стал менее прекрасным. О, если бы можно было соединить все лучшее в этих двух мирах! Тогда я была бы совершенно счастлива. Наверное, отец, безоглядно отдаваясь во власть запретной любви, мечтал о чем-то подобном.

– Вот ты где! – Голос, раздавшийся над самым моим ухом, заставил меня открыть глаза.

Рядом со скамейкой стоял Бо.

– Эдгар сказал мне, что ты поднялась на террасу.

– Привет, Бо, – сказала я, усаживаясь. – Я совсем забыла, что ты должен прийти.

– Я только что от Клодин.

Смущенный взгляд Бо говорил, что ему известно о моем вчерашнем позоре.

– Ты знаешь, что они вчера устроили? – с запинкой спросила я.

– Знаю. Мне рассказал Билли. Девчонки все еще дрыхли, но я перемолвился парой слов с Жизелью.

– Теперь все будут надо мной потешаться.

Взгляд Бо ответил мне прежде, чем он успел открыть рот. Глаза его были полны жалости и сочувствия.

– Да наплюй ты на эту стаю крокодилиц! – воскликнул он. – Они просто тебе завидуют! Завидуют, что тебя так хорошо приняли в школе! Завидуют, что ты так здорово рисуешь и все такое!

Бо опустился на скамейку рядом со мной. Я отвернулась, чувствуя, как на глаза выступают предательские слезы.

– Мне стыдно идти в школу, – призналась я.

– Это им должно быть стыдно! А ты ходи с гордо поднятой головой, а на их ухмылочки не обращай внимания!

– Ох, Бо, если бы это было так просто! Но…

– Никаких «но»! – перебил он. – Завтра утром я за тобой заеду и отвезу в школу. Да, и вот еще что…

– Что?

– Я прошу тебя оказать мне честь и поужинать со мной, – изрек он с подчеркнутой любезностью, как безупречно воспитанный молодой джентльмен.

– Поужинать?

– Именно так. Я назначаю тебе свидание. Самое настоящее.

Я хотела было сообщить, что ни разу в жизни не ужинала с молодым человеком, но вовремя прикусила язык.

– Я уже взял на себя смелость заказать столик у Арнода, – с гордостью сообщил Бо.

Судя по торжественному тону, предстоящий ужин был для него весьма важным событием.

– Я должна попросить разрешения у родителей.

– Конечно. – Бо взглянул на часы. – У меня сегодня куча дел, так что нужно бежать. Но около полудня я позвоню тебе, и мы уточним время.

– Да-да, – выдохнула я.

Бо назначил мне свидание, настоящее свидание… с ума сойти! Ужинать с молодым человеком в ресторане – это совсем не то, что болтать на переменах или в машине по дороге из школы.

– Значит, договорились, – улыбнулся Бо. – Я позвоню.

Он поднялся и направился к лестнице.

– Бо! – окликнула я.

– Да?

– Ты ведь сделал это не для того… ну, чтобы меня утешить?

– Скажешь тоже! Это ж надо такое придумать! – расхохотался он. – Руби, я давно хотел пригласить тебя, а идиотские выходки наших одноклассниц тут совершенно ни при чем, – произнес он, внезапно посерьезнев. – Твоя беда в том, что ты себя недооцениваешь!

Бо резко повернулся и побежал вниз по лестнице. Я растерянно смотрела ему вслед. Спору нет, я была счастлива, но мысль, что я могу сделать что-нибудь не так, попасть в дурацкое положение и разочаровать Бо, отравляла мою радость.

– Что? – проронила Дафна, когда я сообщила ей новость. – Бо пригласил тебя поужинать?

Она отставила в сторону недопитую чашку кофе.

– Да. Он сказал, что позвонит после полудня. Узнает, получила ли я разрешение, и уточнит время.

Дафна перевела взгляд на отца, сидевшего рядом с ней за столом в патио. Он пожал плечами:

– Почему это так тебя удивляет?

– Но Бо ухаживал за Жизелью!

– Можно подумать, они были помолвлены. Они всего лишь подростки. К тому же приглашение Бо – доказательство, что люди нашего круга считают Руби полноправным членом семьи Дюма, – произнес он с улыбкой. – Ты прекрасно ее одела, на учила держаться как должно, и это принесло свои плоды. Это еще один повод для гордости, Дафна, дорогая.

Дафна задумчиво прищурила глаза:

– В какой ресторан он тебя поведет?

– В ресторан Арнода!

– Арнода? Один из лучших в городе. Ты должна быть одета соответственно. В это заведение ходят все наши друзья, и мы знакомы с владельцами.

– Уверен, благодаря твоим советам Руби будет воплощением элегантности! – заявил отец.

Дафна промокнула губы салфеткой и окинула меня оценивающим взглядом.

– Пожалуй, тебе стоит побывать в салоне красоты, привести в порядок волосы и ногти! – заметила она.

– Разве мои волосы не в порядке? – удивилась я.

– Надо подровнять концы, подстричь челку и сделать маску для волос! Пойду запишу тебя на сегодня. Для меня они всегда найдут время! – с гордостью сообщила она.

– Замечательно! – кивнул отец.

– А как самочувствие? Нет повода для беспокойства? – пристально взглянула на меня Дафна.

– Нет.

– Она прекрасно выглядит, – заметил отец. – Ты красавица, Руби, просто красавица!

Дафна сверкнула глазами в его сторону:

– Нам с тобой тоже не мешало бы провести вечер у Арнода. Мы не были там несколько месяцев.

– Обещаю, мы поужинаем там в ближайшие дни, – заверил отец. – Только не сегодня. Иначе мы смутим Руби.

Взгляд Дафны по-прежнему полыхал ледяным огнем.

– Я рада, Пьер, что ты так о ней заботишься, – процедила она. – Может, со временем ты перенесешь часть своих забот и на меня.

Отец не нашелся что ответить. На его щеках вспыхнули красные пятна.

– Руби, ступай к себе! – приказала Дафна. – Я сейчас тоже поднимусь, и мы решим, что ты наденешь.

– Спасибо, – пробормотала я и, бросив сочувственный взгляд на отца, который сейчас казался маленьким мальчиком, получившим нагоняй, поспешила к себе.

Почему все хорошее, что со мной происходит, вызывает у окружающих бурю недовольства?

Вскоре в мою комнату вошла Дафна.

– В два часа тебя ждут в салоне красоты, – сообщила она.

Потом она открыла дверцы платяного шкафа и замерла, сосредоточенно озирая его содержимое.

– Хорошо, что я купила вот это! – Она сняла с вешалки еще ни разу не надетое мной платье. – И подходящие туфли тоже есть. – Она окинула меня взглядом. – Конечно, к такому платью нужно подобрать серьги. Я одолжу тебе свои. И ожерелье тоже. Не хочу, чтобы ты выглядела убого.

– Спасибо, – прошептала я.

– Только смотри не потеряй!

Дафна бросила платье на кровать. В глазах ее вновь зажглись подозрительные огоньки.

– Любопытно, почему все-таки Бо решил пригласить тебя?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Он сказал, что давно собирался назначить мне свидание. Если вы думаете, что я попросила его, то вы очень ошибаетесь.

– Я так вовсе не думаю. Просто он довольно дол го ухаживал за Жизелью. Появилась ты, и он сразу переметнулся. Какого рода отношения вас связывают?

– Какого рода? Я не понимаю, что вы имеете в виду, Дафна… то есть мама.

– Не притворяйся. У молодых людей в возрасте Бо на уме только секс. Гормоны, бушующие в крови, затмевают мальчишкам разум. Поэтому их особенно привлекают девушки… которые кажутся, скажем так, доступными.

– Я не из таких! – отрезала я.

– Возможно, – кивнула она. – Однако у каджунских девиц особая репутация. Они известны весьма вольными нравами.

– Ложь! – вспыхнула я. – По правде говоря, девушки из так называемых хороших креольских семей куда более распущенны, чем каджунки.

– Это просто смешно! – отчеканила Дафна. – Не желаю слышать подобных глупостей!

Я закусила губу, сдерживая рвущиеся наружу слова.

– Предупреждаю, если ты каким-либо образом скомпрометируешь меня, семью Дюма…

Я обхватила себя за плечи и отвернулась, чтобы Дафна не видела закипевших у меня на глазах слез.

– В час тридцать будь готова. Я отвезу тебя в салон, – бросила Дафна и вышла, оставив меня наедине с обидой и злостью.

Почему она так ко мне относится? Зачем отравляет любую радость? Почему даже успехи относит за счет моей порочной натуры?

К двенадцати, когда позвонил Бо, я немного успокоилась и воспрянула духом. Он обрадовался, узнав, что разрешение получено.

– Заеду за тобой в семь. Какого цвета твое платье?

– Красного. Каким был наряд у Жизели на балу Марди-Гра.

– Отлично.

До меня дошло, почему он интересовался цветом моего платья, лишь когда ровно в семь он явился с бутоньеркой из белых роз в руках. В смокинге Бо выглядел просто сногсшибательно. Узнав о его приезде, Дафна спустилась в холл.

– Добрый вечер, Дафна, – приветствовал он ее.

– Добрый вечер, Бо. Ты великолепен.

– Вы очень любезны. – Он повернулся ко мне. – Руби, ты тоже великолепна.

Я заметила, что ему не по себе под пронзительным взглядом Дафны. Пальцы его дрожали, когда он открывал коробочку с бутоньеркой.

– Может быть, Дафна, вы приколете это к платью Руби? – попросил он. – Я не хочу ее уколоть.

– Для Жизели ты делал это множество раз, – пожала плечами Дафна, однако взяла бутоньерку и прикрепила к моему платью.

– Спасибо, – сказала я.

– Передай метрдотелю привет от меня, – обратилась Дафна к Бо.

– Непременно.

Бо взял меня под руку, и мы вышли из дому.

– С ума сойти, до чего ты сегодня красивая, – сказал он, распахнув передо мной дверь машины.

– Ты тоже!

– Значит, мы друг другу под стать.

Бо включил мотор, и машина рванула с места.

– Жизель еще не вернулась от Клодин, – сообщила я.

– Да, сегодня у них будет еще одна вечеринка.

– Они тебя приглашали?

– А как же! – улыбнулся Бо. – Но я сказал, на сегодняшний вечер у меня более интересные планы.

Я расхохоталась, чувствуя, как облака тревоги, затмевавшие мою радость, рассеиваются. Впереди меня ждал приятный вечер. Можно было наконец расслабиться и почувствовать себя беззаботной и счастливой.

Но когда мы вошли в ресторан, я вновь заволновалась. Казалось, все элегантно одетые мужчины и женщины, сидевшие в зале, как по команде повернули головы в нашу сторону. Ноги мои дрожали, когда мы шли к своему столу. Мысленно я повторяла наставления Дафны. По пути в салон красоты и обратно она без конца повторяла, что сидеть за столом следует прямо, но непринужденно, салфетку развернуть на коленях, есть медленно, не говорить с набитым ртом и так далее. Теперь слова ее звучали у меня в мозгу как заклинание.

«Право заказывать блюда предоставь Бо. Если ты что-нибудь уронишь, например вилку или нож, не поднимай. Для этого есть официанты. Не чавкай, когда будешь есть суп, это тебе не гумбо».

Все эти мудрые советы имели лишь один результат: они вселили в меня страх и неуверенность. Я ужасно боялась ударить в грязь лицом и поставить в неловкое положение не только себя, но и Бо. Сверкающие серебряные приборы на скатерти внушали мне ужас. Я так боялась выбрать не ту вилку, что долго не начинала есть.

Бо, заметив это, делал все, чтобы помочь мне успокоиться. Он так и сыпал комплиментами и шутками, рассказывал смешные истории про наших одноклассников. Когда нам подавали очередное блюдо, он объяснял, что это и как его готовят.

– Сам я разбираюсь в кулинарии по одной-единственной причине. Моя мама от скуки решила обучаться поварскому искусству. Всех домашних это просто сводит с ума.

Я засмеялась и тут же спохватилась, что смеюсь с набитым ртом. В памяти у меня всплыло очередное наставление Дафны: «Ничего не доедай до конца. На тарелке обязательно должно что-то остаться. Помни, благовоспитанная леди не должна есть как фермер, только что вернувшийся с полей».

Следовать этому правилу мне не составило труда. Хотя все блюда, которые нам подавали, были не только изысканными, но и вкусными, волнение лишило меня аппетита. Когда нам принесли счет, я вздохнула с облегчением. Кажется, все прошло благополучно и я не сделала ничего, что могло бы вызвать осуждение Дафны. Если бы она меня видела, быть может, даже удостоила бы похвалы. Странно, несмотря на неприязнь, которую нередко проявляла ко мне Дафна, ее мнение было для меня очень важно. Она была для меня чем-то вроде особы королевской крови, к которой в любых обстоятельствах относишься с благоговением.

– Еще рано, – сказал Бо, когда мы наконец вышли из ресторана. – Может, покатаемся?

– Давай.

Я понятия не имела, куда мы отправимся. Вскоре оживленная часть города осталась позади. Бо рассказывал о местах, где ему довелось побывать, и местах, которые он хотел бы увидеть. Я спросила, чем он намерен заниматься, когда окончит школу. Бо ответил, что подумывает изучать медицину.

– Это прекрасно, Бо!

– Прекрасно-то прекрасно, – усмехнулся он. – Только, боюсь, ничего у меня не выйдет. Это я сейчас распускаю хвост, а когда столкнусь с первыми трудностями, сразу пойду на попятный. Такой уж у меня характер.

– Ты на себя наговариваешь! Не сомневаюсь, если ты действительно чего-то захочешь, то сможешь горы свернуть!

– Когда ты рядом, Руби, мне тоже так кажется. Тебе так легко удается справиться с любыми проблемами, что ты вселяешь уверенность и в других. Взять хотя бы наш спектакль. Ты играешь так здорово, что рядом с тобой и у других дело пошло на лад… в том числе и у меня. – Он помолчал и заговорил вновь: – Жизель совсем другая. Она любит унижать людей. И эта ее привычка насмехаться над всем, что мне нравится… иногда меня это просто бесит.

– Наверное, она совсем не так счастлива, как хочет казаться, – предположила я.

– Может быть. Но у тебя гораздо больше поводов чувствовать себя несчастной. Однако ты никогда не выглядишь унылой и разочарованной.

– Меня научила этому бабушка Кэтрин, – призналась я. – Она всегда говорила: как бы ни сложилась жизнь, надо верить в лучшее и не терять надежду.

– Судя по всему, ты ее очень любила. Но ведь она каким-то образом замешана в твоем похищении, верно?

– Не совсем, – в замешательстве пробормотала я. – Она долгое время не знала, что меня похитили. В общем, это страшно запутанная история.

– Понятно.

– Где мы?

Выглянув в окно, я увидела, что мы мчимся по шоссе, с обеих сторон окруженному болотами.

– Мы едем в одно красивое место. Оттуда открывается потрясающий вид.

Он свернул на боковую дорогу и остановился посреди равнины. Новый Орлеан казался отсюда огромным морем огней.

– Красиво, правда?

– Да, очень, – кивнула я.

«Удастся ли мне когда-нибудь привыкнуть к городской жизни, к шумным улицам, высоким зданиями, ослепительным огням?» – вздохнула я про себя. Пока я чувствовала, что остаюсь в городе чужой.

– А там, в бухте… ты встречалась с парнями? – неожиданно спросил Бо.

– Да, – ответила я.

– И чем вы занимались… на свиданиях?

– В рестораны не ходили, – призналась я. – Пили лимонад в каком-нибудь маленьком кафетерии. Один раз были в танцевальном зале.

– Понятно.

В темноте не было видно его лица. Точно так же, как в домике у бассейна, где он впервые меня поцеловал. Как и в тот вечер, сердце мое без всякой причины начало биться, словно пойманная пташка. Мгновение спустя губы Бо коснулись моих губ. Это был быстрый поцелуй, но едва наши губы расстались, Бо обнял меня за плечи и прижал к себе.

– Руби, – шептал он мне на ухо, – ты похожа на Жизель, но в сто раз лучше! Добрее, веселее, искреннее, и все это написано у тебя на лице. Мне странно слышать, когда говорят, что вас можно перепутать. Я-то сразу вижу разницу.

Он принялся покрывать легкими быстрыми поцелуями мои щеки, лоб и нос. Я закрыла глаза, с наслаждением ощущая мягкие прикосновения его губ. Тихонько постанывая, он целовал мои опущенные веки. Потом вновь припал к моим губам, на этот раз более требовательно, и мы слились в поцелуе. Я чувствовала, как возникшее между нами электричество пронзает меня насквозь. У меня даже закололо в кончиках пальцев.

– Руби, Руби, Руби… – без конца повторял он, покрывая поцелуями мою шею.

Губы его спускались все ниже, я чувствовала, что они уже отыскали ложбинку между моих грудей. У меня не было ни сил, ни желания сопротивляться его напору. Застонав, я откинулась на спинку сиденья. Бо оказался сверху, пальцы его, скользнув по моей спине, нащупали молнию на платье и ловко расстегнули ее.

– Бо, не надо… – слабо воспротивилась я.

– Какая ты красивая… – бормотал он. – Намного красивее, чем Жизель. У тебя кожа – чистый шелк, а у нее – наждачная бумага!

Теперь его пальцы принялись за застежку моего лифчика. Справившись с ней, Бо припал губами к моей обнаженной груди, отыскивая твердые напряженные соски. Я чувствовала, что мое тело вышло из-под контроля и перестало слушаться голоса разума. Я будто раздвоилась: разумная, спокойная и уравновешенная Руби куда-то исчезла, уступив мес то совсем другой: чувственной, страстной, готовой отдаться во власть желания.