Текст книги "Руби"

19. Заклятие действует

На следующее утро я была вялой, точно собственная тень. Казалось, в том месте, где полагалось быть сердцу, – пусто. За завтраком кусок не лез мне в горло. Мартин заехал за Жизелью, чтобы отвезти в школу. Меня они не позвали, да у меня и не было ни малейшего желания ехать с ними. Бо не мог за мной заехать – ему предстояло отправиться в школу с родителями. В результате я пошла пешком, точнее, побрела, как человек, погруженный в гипнотический транс: взгляд устремлен в пустоту, ноги заплетаются.

В школе все шарахались от меня как от зачумленной. Даже Мямля не решалась подойти. Обычно мы с ней встречались в раздевалке и болтали, обсуждая телевизионные передачи или домашние задания. Но в тот день она старалась не смотреть в мою сторону. Хотя всем было ясно, что я стала жертвой жестокого розыгрыша, никто мне не сочувствовал. Мои одноклассники словно боялись заразиться от меня опасным вирусом и тоже стать отверженными.

На первой перемене я столкнулась в коридоре с Бо. Он шел из кабинета доктора Шторма, где был вместе с родителями.

– Мне назначили испытательный срок, – хмуро сообщил он. – Еще хоть одно малейшее нарушение правил, и меня вышибут из бейсбольной команды.

– Мне очень жаль, Бо, – вздохнула я. – Зря ты в это ввязался.

– Ерунда, – махнул он рукой. – Все равно я рад, что успел хорошенько врезать этому гаду Билли.

Мы помолчали. Бо смущенно переминался с ноги на ногу. Я догадывалась, что его мучает.

– Мне пришлось обещать родителям, что мы с то бой не будем общаться… некоторое время, – пробормотал он. – Но я не собираюсь выполнять это обещание! – быстро добавил он, и в его прекрасных голубых глазах мелькнула горечь.

– Нет, Бо. Раз ты обещал, мы не должны встречаться. Иначе навлечешь на себя новые неприятности, а винить в этом будут меня. Подождем, пока все уляжется.

– Но это несправедливо! – воскликнул Бо.

– Какая разница! – с досадой заметила я. – Когда речь идет о репутации богатой креольской семьи, справедливость никого не волнует.

– Идем! Мне теперь нельзя опаздывать даже на минуту! – спохватился Бо.

– Мне тоже.

– Я тебе обязательно позвоню! – крикнул он мне вслед.

Но я не обернулась. Мне не хотелось, чтобы Бо видел слезы, текущие по моим щекам. Набрав в грудь побольше воздуха, я вытерла глаза и вошла в класс. Во время уроков я сидела потупив голову и открывала рот, лишь когда учитель задавал мне вопрос. На переменах я прогуливалась по коридору в полном одиночестве, провожаемая любопытными взглядами.

Тяжелее всего мне пришлось за обедом. Никто не хотел сидеть рядом со мной. Когда я робко пристроилась за столом, где сидело несколько моих одноклассников, они встали и пересели. Бо обедал с мальчишками из бейсбольной команды, Жизель – в окружении подруг. Я встала из-за стола, так и не проглотив ни куска.

Мямля наконец набралась смелости и подошла ко мне. Лучше бы она этого не делала: новость, которую она принесла, добила меня окончательно.

– Все уверены, что там, у себя в бухте, ты занималась стриптизом, – сообщила она. – А ты правда дружишь с проституткой?

Кровь прилила к моим щекам.

– Во-первых, я никогда не занималась стриптизом и плохо представляю, что это такое. Те, кто выставил меня на посмешище, нарочно распространяют подлые сплетни. Мне казалось, ты не настолько глупа, чтобы принимать их на веру.

– Я знаю, ты ни в чем не виновата, – заверила Мямля. – Но тебя теперь все мешают с грязью. Когда я попыталась объяснить маме, что ты нормальная девчонка, она пришла в ярость и запретила приближаться к тебе на пушечный выстрел. Мне очень жаль.

– Мне тоже, – проронила я, отворачиваясь от нее.

После уроков я подошла к мистеру Саксону, руководителю театральной студии, и сообщила, что не буду участвовать в спектакле. По выражению его лица было ясно: он в курсе истории с фотографией.

– Отказываться от роли нет необходимости, – сказал он.

Но я видела, он рад моему решению. Вероятно, боялся, что моя дурная слава привлечет к постановке нездоровый интерес и зрители придут на спектакль с одной-единственной целью: посмотреть на распутную каджунскую девицу-стриптизершу, которая водит дружбу с проститутками.

– В любом случае хорошо, что ты отказалась от роли заранее, – заметил мистер Саксон. – Перед самой премьерой мне было бы трудно найти тебе замену.

Не говоря ни слова, я положила на его стол тетрадку с ролью, повернулась и отправилась домой.

В тот вечер отец не вышел к ужину. Спустившись вниз, я обнаружила в столовой только Жизель и Дафну. Опалив меня ненавидящим взглядом, Дафна пояснила, что у отца очередной приступ меланхолии.

– В последнее время дела у него шли не лучшим образом, а неприятные сюрпризы дома дополнительно усугубили положение, – процедила она. – В результате он впал в тяжкую депрессию.

Я посмотрела на Жизель. Та ела как ни в чем не бывало.

– Может, надо вызвать доктора? – предложила я. – Пусть пропишет ему какие-нибудь лекарства.

– Самое лучшее лекарство от депрессии – душевный покой и положительные эмоции, – заметила Дафна.

Жизель подняла голову от тарелки.

– Я сегодня получила девяносто по истории, – похвасталась она. – Может, это обрадует папу?

– Конечно, дорогая, – улыбнулась Дафна. – Я непременно расскажу ему о твоих успехах.

Я хотела сказать, что получила девяносто пять. Но Дафна наверняка восприняла бы это как проявление нескромности и сделала бы мне выговор за отсутствие деликатности по отношению к Жизели. Так что я предпочла промолчать.

Поздно вечером Жизель заглянула в мою комнату. Хотя ее мерзкая выдумка имела неприятные последствия не только для меня, но и для папы, она явно не испытывала чувства вины. Физиономия ее лучилась таким самодовольством, что я еле сдерживала желание расцарапать ей щеки, содрать с губ глумливую улыбку, как кору с дерева. Но, не желая навлекать на себя новые проблемы, я сжала кулаки и молчала.

– В эти выходные Дебора Теллан устраивает вечеринку, – сообщила Жизель. – Я пойду с Мартином. Бедняжку Бо мы тоже возьмем с собой, – добавила она с садистским удовольствием.

Она не скрывала наслаждения оттого, что может сделать мне больно.

– Знаю, теперь он жалеет, что расстался со мной. Что ж, пусть пеняет на себя. Я собираюсь хорошенько его помучить. Пусть повертится как уж на сковородке, – ворковала она со злорадной улыбкой. – На вечеринке я нарочно буду целовать Мартина на глазах у Бо. Пусть смотрит, как мы танцуем, и кусает себе локти.

– Почему ты такая жестокая? – не удержалась я.

– Я вовсе не жестокая. Он это заслужил. Так или иначе, мне очень хотелось бы взять тебя на вечеринку. Но мне пришлось обещать Деборе, что ты останешься дома. Ее родителям такие гости не нужны.

– Я не пошла бы на эту вечеринку, даже если бы твоя Дебора меня об этом умоляла.

– Побежала бы как миленькая, – насмешливо улыбнулась Жизель. – Только вот беда – никто тебя приглашать не собирается.

Она повернулась и ушла, оставив меня наедине с тоской и обидой. Немного успокоившись, я растянулась на кровати и попыталась оживить в воображении картины счастливой жизни в бухте, с бабушкой Кэтрин. На память мне пришел Пол. Наверное, короткая история нашей любви до конца жизни останется самым сладостным моим воспоминанием. Но как вышло, что я уехала, даже не простившись с ним?

Я вскочила, вырвала лист из тетради, уселась за стол и принялась писать. Слезы застилали мне глаза, и приходилось постоянно вытирать их, чтобы не закапать письмо.

Дорогой Пол!

Прошло уже немало времени с тех пор, как я покинула нашу бухту, но каждый день я вспоминаю о тебе. Прежде всего хочу попросить прощения, что уехала, не простившись с тобой. У меня одно-единственное оправдание: я боялась, что прощание окажется для нас слишком болезненным. Уверена, что тягостные открытия, которые нам пришлось пережить, стали для тебя таким же сильным потрясением, как и для меня. Жизнь обошлась с нами несправедливо, но мы не в состоянии что-либо изменить. Все, что нам остается, – покориться воле судьбы.

Наверное, мой внезапный отъезд удивил и расстроил тебя. Поверь, у меня не было другого выбора. Дедушка Джек задумал выдать меня замуж за Бастера Трахау. Ты знаешь, я скорее умерла бы, чем стала женой этого жуткого типа. Но имелись и другие, тайные причины, заставившие меня уехать. Перед смертью бабушки Кэтрин я дала ей обещание – во что бы то ни стало отыскать своего отца и начать новую жизнь.

Мне удалось сдержать слово. Теперь я живу в Новом Орлеане, и нынешняя моя жизнь не имеет ничего общего с прежней. Мой отец богат. Мы живем в роскошном особняке со множеством слуг. Отец искренне обрадовался, узнав, что у него есть еще одна дочь. Он очень добр и заботится обо мне. Узнав, что я хочу стать художницей, он оборудовал для меня прекрасную студию и пригласил профессора из художественного колледжа давать мне уроки. Но в Новом Орлеане я нашла не только отца. У меня есть сестра-двойняшка. Представляю, как ты будешь изумлен, когда прочтешь эти строки!

Мне бы хотелось написать, что все складывается прекрасно и теперь, обретя новую семью, я чувствую себя счастливой. Но это не так.

Жизнь моего отца тоже далеко не безоблачна. В молодости он пережил трагедию, потеряв горячо любимого младшего брата. Это печальное происшествие и прочие испытания, выпавшие на его долю, привели к частым приступам уныния. Прежде я надеялась, что со временем мне удастся помочь ему воспрянуть духом и вернуть утраченную жизнерадостность. Но признаюсь честно, пока особых успехов нет, и сомневаюсь, что когда-нибудь они будут. Откровенно говоря, сейчас мне ужасно хочется вновь оказаться в нашей бухте. Если бы время могло повернуться вспять! Если бы можно было возвратиться в те дни, когда бабушка Кэтрин была жива, а мы с тобой еще не знали, что наша любовь обречена. Увы, возврата к прошлому нет. От судьбы не уйдешь. Бороться с ней не имеет смысла. Даже если мы недовольны своей участью, мы должны с ней смириться.

Прошу, не держи на меня зла и обиды. Если ты вспомнишь обо мне, в церкви или же в другом месте, помолись за меня.

Скучаю по тебе.

Да благословит тебя Бог.

С любовью,

Руби

На следующее утро по пути в школу я опустила письмо в почтовый ящик. Новый школьный день мало чем отличался от предыдущего. Разве что любопытных взглядов стало поменьше, а возбужденный шепот за моей спиной раздавался реже. Можно было надеяться, что вскоре я перестану быть героиней школьных сплетен и пересудов. Как известно, ни один товар не портится так быстро, как новости. Но я понимала: вряд ли можно рассчитывать, что через несколько дней прежние мои друзья будут общаться со мной как ни в чем не бывало. Эхо скандала звучит долго; потребуется немало усилий, чтобы его заглушить. Пока что на меня смотрели как на пустое место.

Всякий раз, когда мы встречались глазами с Бо, на лице его появлялось выражение стыда и сожаления. Полагаю, я сочувствовала ему куда больше, чем он мне. Не желая усугублять неприятное положение, в котором он оказался, я старалась держаться от него подальше. Если бы он открыто встал на мою сторону, многие наши одноклассники поспешили бы сообщить об этом своим родителям. Уже вечером телефон в доме Бо раскалился бы от звонков, и родители задали бы сыну хорошую головомойку.

После занятий я вышла со школьного двора в пол ном одиночестве. Удивлению моему не было предела, когда у кромки тротуара затормозила машина, в которой сидели Мартин и Жизель. Передняя дверь распахнулась.

– Что вам нужно?

– Хочешь поехать с нами? – с видом принцессы, подающей щедрую милостыню, осведомилась Жизель. – Мартин раздобыл отличные косяки. Его родителей сейчас нет дома, так что мы едем к нему хорошенько расслабиться.

Судя по тому, что из машины несло марихуаной, расслабляться они уже начали.

– Нет, спасибо.

– Если ты сейчас откажешься, я больше никогда не буду тебя приглашать, – пригрозила Жизель. – Будешь сидеть дома одна, как болотный сыч.

– Я очень устала. И сегодня нам задали написать сочинение.

– Ох, какая ты зануда! – ухмыльнулась Жизель.

Мартин выпустил колечко сладкого дыма и улыбнулся:

– Помнишь, как ты плакала и смеялась? Неужели не хочется оттянуться снова?

Оба заржали как лошади. Я захлопнула дверцу и пошла прочь. Машина резко сорвалась с места и, завизжав тормозами, свернула за угол.

Дома я сразу поднялась в свою комнату и принялась за сочинение. Примерно через час внизу раздался шум. Я вышла на лестничную площадку и увидела двух полицейских. Потом в холл вбежала Дафна, за ней спешила горничная с пальто в руках. Я спустилась на несколько ступенек вниз и спросила:

– Что случилось?

Дафна повернула голову.

– Твоя сестра! – простонала она. – Они с Мартином попали в аварию. Сейчас оба в больнице. Мы с твоим отцом встретимся там.

– Я с вами! – крикнула я, сбегая по ступенькам.

– Что это была за авария? – спросила я уже в машине.

– Полиция сказала, что Мартин курил… эту гадость… в общем, какой-то наркотик. Он не справился с управлением и врезался в городской автобус.

– Какой кошмар!

Сердце мое сжалось. За всю свою жизнь я была свидетельницей одной-единственной дорожной аварии. Пьяный водитель грузовика врезался в ограждение на набережной, и машина рухнула в воду. Я видела, как из кабины доставали окровавленное тело с безжизненно свесившейся головой.

– Не понимаю, что происходит с молодежью, – бормотала Дафна. – У вас есть все, о чем только можно мечтать! Но вам этого мало, и вы творите всякие сумасбродства! Почему вы такие? – возвысила она голос. – Почему?

Когда у человека есть все, о чем только можно мечтать, ему становится скучно, хотела ответить я, но сдержалась. Ситуация была не самой подходящей для споров. Впрочем, с Дафной не имело смысла спорить в любой ситуации.

– Полицейские сообщили, насколько сильно они пострадали?

– Сильно, – вздохнула Дафна. – Очень сильно.

Отец уже ждал нас в вестибюле больницы. Вид у него был растерянный и несчастный. За несколько часов он, казалось, постарел на несколько лет.

– Что-нибудь прояснилось? – быстро спросила Дафна.

Отец покачал головой:

– Жизель все еще без сознания. По всей видимости, она ударилась о ветровое стекло. Получила несколько переломов. Сейчас ей делают рентген.

– Господи боже! – простонала Дафна. – Мало нам было неприятностей…

– А… Мартин? – спросила я.

Отец поспешно отвел взгляд.

– Но он… он жив?

Отец покачал головой. Кровь застыла у меня в жилах, в ушах зазвенело.

– Скончался. Совсем недавно.

Дафна, белая как мел, сжала кулаки:

– О Пьер, за что нам весь этот ужас!

Я добрела до стула у стены и рухнула на него. В полном оцепенении я наблюдала, как люди бегают по вестибюлю туда-сюда. К Дафне и отцу подошли доктора и принялись что-то озабоченно говорить.

Когда мне было девять лет, у наших соседей, семьи Фортье, произошло несчастье. Их четырехлетний сын Дэвид выпал из пироги и захлебнулся, прежде чем его успели вытащить. Бабушку Кэтрин позвали, чтобы она попробовала вернуть мальчика к жизни. Я пошла вместе с ней. Но стоило бабушке увидеть крохотное тельце на берегу канала, она поняла, что уже поздно, и осенила себя крестом.

До той поры я была уверена, что смерть забирает лишь стариков. Молодые могут ее не страшиться, так как людям положено жить долго. Молодость, подобно щиту, прикрывает человека от всех опасностей. Молодые могут болеть, попадать в тяжелые аварии, страдать от укусов змей и прочих ядовитых тварей, но в любой схватке со смертью непременно одержат победу.

Помню, как я была потрясена, увидев труп маленького мальчика. Его серовато-бледное лицо, мокрые волосы, прилипшие ко лбу, плотно сжатые кулачки долго стояли у меня перед глазами.

Теперь меня преследовало другое видение: расплывшееся в проказливой улыбке лицо Мартина. Что было бы, прими я их приглашение? Наверное, тоже оказалась бы в больнице. А может, мне удалось бы уговорить Мартина сбавить скорость и вести машину осторожнее. От судьбы не уйдешь, как я недавно написала Полу. Судьбу не обманешь. Спорить с ней бессмысленно.

Ко мне подошла Дафна. По ее застывшему бледному лицу я поняла, что известия неутешительные.

– Как Жизель?

– Без сознания, – ответила она ровным безжизненным тоном. – По всей видимости, у нее поврежден позвоночник.

– Позвоночник? – дрогнувшим голосом переспросила я.

– Да. Скорее всего, она никогда не сможет ходить. У нас в семье будет еще один инвалид. Придется иметь дело с сиделками и инвалидными колясками. Все это до крайности хлопотно и неприятно. – Лицо ее исказила гримаса. – Меня тошнит, – пробормотала она. – Пойду в туалет. Подойди к своему отцу! – Она махнула рукой в его сторону.

У отца был вид человека, по которому только что проехал поезд. Он стоял, бессильно привалившись к стене и свесив голову. Доктор, стоявший рядом, похлопал его по плечу и отошел. Отец не двигался. Судя по всему, у него подгибались ноги. Я подбежала к нему. Когда он увидел меня, губы его задрожали, а из глаз хлынули слезы.

– Моя девочка, моя принцесса… – бормотал он. – Неужели она на всю жизнь останется калекой?

– Папа, папа… – всхлипывала я, тоже заливаясь слезами.

Отец привлек меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

– Это моя вина, – прошептал он. – Наказание за то зло, которое я совершил.

– Нет, нет, папа! Ты тут ни при чем.

– Это моя вина, – повторил он. – Мне нет прощения. Нет и не может быть. Я приношу страдания всем, кого люблю.

Мы сжали друг друга в объятиях. Папа не знает, что во всем виновата я, только я! Заклятие Мамы Деде подействовало. Я должна снять его во что бы то ни стало.

Мы с Дафной вернулись домой, оставив отца в больнице. Похоже, весь город уже знал о нашем несчастье. Телефон разрывался от звонков. Дафна поднялась в свою комнату, приказав Эдгару записывать имена всех позвонивших и объяснять им, что сейчас она не в состоянии разговаривать. Отец приехал где-то час спустя и сразу отправился в комнату дяди Жана. Эдгар сообщил, что мне звонил Бо. Я не откладывая набрала его номер.

– Поверить не могу! – воскликнул Бо. Судя по голосу, он с трудом сдерживал слезы. – Неужели Мартина больше нет и мы никогда его не увидим?

Я рассказала о нашей встрече после школы.

– Он что, спятил? – поразился Бо. – Надо быть полным идиотом, чтобы садиться за руль обкуренным!

– Если бы люди всегда поступали разумно, они не были бы людьми.

– Представляю, что творится сейчас у вас дома.

– Да, обстановка тяжелая, – призналась я.

– Сегодня вечером мои родители наверняка поедут к Дафне и Пьеру выразить им соболезнования. Если разрешат, я поеду с ними.

– Скорее всего, вечером меня не будет дома.

– Куда это ты собираешься? – удивился он.

– Надо кое с кем встретиться.

– Вот как?

В его голосе послышались подозрение и обида.

– Речь не о парне, – пояснила я.

– Ладно, скорее всего, родители не возьмут меня с собой, – вздохнул Бо. – Честно тебе скажу, когда я об этом услышал, душа у меня ушла в пятки. Если бы не бейсбольная тренировка, я был бы в этой машине.

– Но к счастью, тебя там не было. Судьба к тебе милостива.

Повесив трубку, я спустилась в кухню поговорить с Ниной. Она, Эдгар и горничная Венди сидели за столом, обсуждая случившееся и утешая друг друга. Нина с первого взгляда поняла, зачем я пришла.

– Ты здесь ни при чем, девочка. Тот, кто открыл свое сердце дьяволу, сам навлекает на себя беды.

– Нина, мне нужно увидеть Маму Деде! – выпалила я. – Прямо сейчас!

– Она скажет тебе то, что уже сказала я, – возразила Нина, переглянувшись с Эдгаром и Венди.

– Мне нужно ее увидеть! – повторила я. – Отвези меня к ней.

Нина испустила тяжкий вздох и нехотя встала.

– Если мадам или мсье чего-нибудь потребуют, подашь им, – распорядилась она, повернувшись к Венди.

Молоденькая горничная кивнула. Нина сходила в свою комнату и вернулась с сумкой. Мы вышли из дома и поспешили к трамвайной остановке.

Старая негритянка, открывшая нам дверь, похоже, сразу догадалась, зачем мы явились. Они с Ниной обменялись понимающими взглядами. Старуха вновь проводила нас в комнату и оставила ждать появления королевы вуду. Взгляд мой невольно устремился к резному сундуку, в котором, как я знала теперь, находились питон и лента Жизель.

Выход Мамы Деде, как и в первый раз, сопровождался барабанной дробью. Она опустилась на диван и устремила на меня незрячие глаза:

– Что привело тебя к Маме, дитя мое?

– Я не думала, что заклятие будет таким ужасным! – выпалила я. – Мартин погиб, а Жизель на всю жизнь останется калекой. Я этого вовсе не хотела!

– Твои желания не могут ничего изменить, – покачала головой Мама Деде. – Наш гнев подобен ветру. Если он вырвался на волю, его невозможно поймать.

– Что же делать? – всхлипнула я. – Я не должна была сюда приходить! Зачем, зачем я согласилась на это колдовство!

– Тебя привела сюда судьба. Свершилось лишь то, что должно было свершиться. Твоей вины тут нет, ибо не ты первой бросила камень. Papa La Bas открыл дверь в сердце твоей сестры и устроился там как хозяин. Она с радостью отдалась его власти, и он привел ее к погибели.

– Неужели ничего нельзя изменить? – взмолилась я.

– Если она прогонит дьявола из своего сердца, приходи вновь. Мама посмотрит, можно ли ей помочь. Сейчас не время, – непререкаемым тоном изрекла королева вуду.

– Все это так ужасно! – рыдала я. – Умоляю, помогите Жизель! Найдите способ!

– Дай мне руку, дитя, – приказала Мама Деде.

Я повиновалась. Она крепко сжала мою руку в своей. Пальцы ее становились все более горячими.

– Судьба благоволит к тебе, девочка, – произнесла она. – Великий Зомби не зря привел тебя вновь. Ты хочешь помочь сестре и прогнать дьявола из ее сердца?

– Да! – воскликнула я.

– Тогда ничего не бойся.

Мама Деде подошла к сундуку, увлекая меня за собой. Я в отчаянии взглянула на Нину, но та, закрыв глаза, бормотала какие-то заклинания и раскачивалась из стороны в сторону.

– Ничего не бойся, – повторила Мама Деде и подняла крышку сундука. – Опусти туда руку и возьми ленту. Если ты это сделаешь, с твоей сестрой больше не случится ничего плохого.

Опустить руку в сундук, где лежит змея? Я знала, что питоны не ядовиты, но все же колебалась.

Мама Деде, отступив на шаг, замерла в ожидании. Я вспомнила отца, его горестно поникшие плечи, безысходную печаль во взгляде и решилась. Стиснув зубы и плотно зажмурив глаза, я опустила руку в сундук. Пальцы мои коснулись холодной чешуйчатой змеиной кожи. Питон пошевелился, но я продолжала поиски, пока не нащупала ленту. Схватив ее, я отдернула руку.

– Молодец! – воскликнула Нина.

– Эта лента побывала в ином мире и вернулась назад, – сообщила королева вуду. – Храни ее как великое сокровище. Возможно, настанет день, и ты сумеешь сделать сестру добрее. – Мама Деде повернулась к Нине. – Сегодня вечером сходи на кладбище и зажги свечу на могиле Мари Лаве.

– Обязательно схожу, – закивала Нина.

– Запомни, девочка, добро и зло неотделимы друг от друга, – вновь обратилась ко мне Мама Деде. – Иногда они переплетаются в наших сердцах, как виноградные лозы. Иногда, подобно веревкам, завязываются в тугие узлы. Сначала развяжи узел в собственном сердце, потом помоги сестре сделать то же самое.

Сказав это, королева вуду скрылась за занавесом. Барабанная дробь стихла.

– Идем домой, – сказала Нина. – У нас еще много дел.

Дома все было по-прежнему, лишь список звонивших, который вел Эдгар, вырос на десяток имен. Дафна не выходила из своей комнаты, отец – из комнаты дяди Жана. Однако примерно через час Дафна спустилась вниз. К моему удивлению, она выглядела посвежевшей и, как всегда, безупречно элегантной. Она была готова выполнять свои светские обязанности: принимать добрых знакомых и благодарить их за утешение и поддержку. Дафна при казала подать легкий ужин и уговорила отца присоединиться к нам.

За столом она внушала ему, что необходимо взять себя в руки.

– Сейчас не время падать духом, – говорила она. – Нам выпало тяжкое бремя, и я не могу нести его одна. На моих плечах и так слишком много забот.

Отец покорно кивнул. Он снова показался мне маленьким мальчиком, смиренно принимающим от матери заслуженный нагоняй.

– Надеюсь, ты будешь мне поддержкой и опорой, – продолжала Дафна. – Вне всякого сомнения, многие наши друзья пожелают выразить соболезнования, и мы обязаны принять их с должной любезностью. Очередная неловкая ситуация нам совершенно ни к чему.

К немалому своему удивлению, я выпалила:

– По-моему, сейчас нам в первую очередь нужно думать о Жизели и о том, как ей помочь, а не о приеме гостей и неловких ситуациях.

Я прекрасно понимала, что не должна была произносить это вслух. Но горечь, вызванная рассуждениями Дафны, оказалась сильнее соображений разума.

– Кто тебе позволил говорить со мной подобным тоном! – возмутилась Дафна, надменно вскинув голову.

– Я не хотела грубить, но…

– Мой тебе совет, юная леди: в течение ближайших недель быть тише воды ниже травы, – отчеканила Дафна. – В том, что произошло, есть изрядная доля твоей вины. После твоего появления Жизель точно подменили. Вне всякого сомнения, этот прискорбный случай – следствие твоего дурного влияния.

– Это неправда! – крикнула я и с надеждой посмотрела на отца. – Вы сами знаете, что это неправда!

– Дорогие мои, прошу вас, не ссорьтесь! – взмолился он, переводя взгляд покрасневших от слез глаз с меня на Дафну. – Не надо ссориться хотя бы сейчас. Руби, милая, не спорь с мамой. – Он устремил взгляд на Дафну, словно в поисках защиты. – В нашей семье она самая сильная и не раз доказывала это в тяжелые времена. Без нее мы все пропадем.

В глазах Дафны вспыхнуло удовлетворение. Ужин прошел в молчании. Вечером приехали Эндрюсы, но без Бо. За их визитом последовали другие. Я сидела в своей комнате и молилась, прося у Бога прощения за то, что обида и жажда мести одержали в моем сердце верх над добрыми чувствами. Потом я легла спать, но очень долго ворочалась, ожидая забытья, которое поможет мне укрыться от мучительной реальности хотя бы на несколько часов.

На следующий день в школе произошло нечто странное. Весть о катастрофе распространилась стремительно и глубоко всех потрясла. Девочки, дружившие с Мартином, заливались слезами и, собираясь стайками в коридорах и туалетах, утешали друг друга. Доктор Шторм выступил по школьному радио, выразив соболезнования семьям пострадавших и попросив всех молиться за них. Некоторые учителя были не в состоянии вести уроки и, задав классу задание, сидели за своими столами в полной прострации.

Странность же состояла в том, что отношение ко мне резко изменилось. Если вчера меня в лучшем случае не замечали, сегодня одноклассники спешили выразить мне сочувствие. На переменах ребята подходили ко мне, пожимали руку, уверяли, что Жизель непременно поправится. Даже лучшие подруги Жизели, Клодин и Антуанетта, вели себя приветливо и участливо. Обе, похоже, сожалели о собственных жестоких затеях. Бо постоянно был рядом, и это служило мне большой поддержкой. Как лучший друг Мартина, он тоже стал объектом всеобщего сочувствия. Во время обеда мальчики и девочки толпились вокруг нашего стола: каждому хотелось сказать нам хотя бы несколько ободряющих слов.

После уроков мы с Бо отправились прямиком в больницу. Там мы встретили отца, который пил кофе в комнате для посетителей. Выяснилось, что он уже побеседовал врачами.

– У Жизели серьезно поврежден позвоночник. Она парализована ниже пояса. Прочие травмы неопасны.

– Она что… никогда не сможет ходить? – едва слышно спросил Бо.

Отец покачал головой:

– Боюсь, что так. В любом случае ей требуется серьезное лечение. И конечно, забота и уход. Надо найти хорошую сиделку, которая будет жить у нас, когда Жизель вернется домой.

– Папа, когда мы сможем ее увидеть? – спросила я.

– Сейчас она в отделении интенсивной терапии. Там ее могут навещать только члены семьи. – Отец взглянул на Бо, тот понимающе кивнул.

Я направилась к дверям отделения.

– Руби! – окликнул меня отец. – Жизель не знает, что Мартин погиб. Думает, что он тяжело ранен. Смотри не проговорись. Ей и так достаточно потрясений.

– Хорошо, папа.

Я на цыпочках вошла в палату. Медсестра подвела меня к кровати Жизели. Голова ее была забинтована, тело опутано какими-то трубками. Сердце мое упало, к горлу подступил ком. Но я сдержала слезы и растянула губы в улыбке:

– Привет, Жизель! Как ты себя чувствуешь?

Она открыла глаза и криво усмехнулась:

– Так же кошмарно, как выгляжу. Представляю, как ты рада, что не села в эту проклятую машину. Разумеется, ты считаешь, что мы получили по заслугам.

– Вовсе нет, – покачала я головой. – Мне очень жаль, что так случилось.

– Да о чем тебе жалеть? Теперь никто не будет нас путать. Калеку в инвалидной коляске ни с кем не спутаешь. Калека в инвалидной коляске, – повторила она, и подбородок ее задрожал. – Вот уж не думала, что произнесу это с такой легкостью.

– Жизель, я уверена, ты еще сможешь ходить. Я сделаю все, чтобы тебе помочь!

– Интересно, что именно? Прочесть над моими ногами какую-нибудь каджунскую молитву? Доктора уже сказали, что ходить я не буду. Уж наверное, они в этом разбираются получше тебя.

– Все равно не отчаивайся. Надежду нельзя терять при любых обстоятельствах…

Я хотела произнести слова, которые так часто повторяла бабушка Кэтрин, но они не шли у меня с языка.

– Легко тебе говорить! – простонала Жизель. – В отличие от тебя, мне надеяться не на что. Сейчас ты повернешься и убежишь отсюда, а я останусь. – Она тяжело перевела дух. – Кстати, ты видела Мартина? Как у него дела?

– Нет, еще не видела. Прежде всего мне хотелось увидеть тебя.

– Я говорила ему, чтобы не гнал как бешеный. Но он в ответ лишь хохотал. Наверняка сейчас ему не до смеха. Зайди к нему, расскажи, что со мной случилось по его милости! – приказала Жизель. – Сходишь?

Я кивнула.

– Надеюсь, ему досталось еще больше, чем мне, – пробормотала она. – Впрочем, мне от этого не легче. Скажи честно, ты довольна?

– Конечно нет! Я не думала, что это будет… так ужасно, – призналась я и тут же прикусила губу.

– Ты не думала, что это будет так ужасно? – повторила Жизель. В глазах ее вспыхнули подозрительные огоньки. – Значит, ты все же что-то планировала?

Я растерянно молчала.

– Говори! – потребовала Жизель. – Сознавайся, ты хотела мне отомстить?

– Да, – призналась я, чувствуя, что отпираться бессмысленно. – Ты же постоянно подстраивала мне гадости. Я хотела положить этому конец. И пошла к королеве вуду.

– Ну ты и дрянь!

– После аварии я пошла к ней снова. И она сказала, что моей вины тут нет. Ты во всем виновата сама. В твоем сердце было слишком много ненависти, и это довело тебя до беды, – выпалила я.

– Мне плевать, что сказала эта чертова колдунья. Если я расскажу папе, что аварию подстроила ты, он тебя возненавидит. Скорей всего, не захочет тебя видеть и отошлет назад в болота.