Текст книги "Руби"

21. Правда выходит наружу

Вскоре выяснилось, что Лайл говорил чистую правду. Дядю Жана я узнала сразу – по фотографиям, которые видела в его комнате. С юности он мало изменился и действительно был здесь самым красивым. И уж конечно, никто не мог сравниться с ним в элегантности. К обеду он вышел в светло-голубом хлопковом пиджаке в тончайшую полоску, таких же брюках, белоснежной рубашке с синим галстуком и столь же ослепительно-белых туфлях. Его золотисто-каштановые волосы были аккуратно пострижены и тщательно причесаны. Фигура по-прежнему оставалась подтянутой и стройной. В общем, он походил не на пациента психушки, а на богатого посетителя, который заглянул сюда проведать больного родственника. Ел он без всякого аппетита, равнодушно поглядывая по сторонам.

– Вот он. – Лайл взглядом указал на дядю Жана.

– Знаю.

Сердце мое билось где-то в горле, в животе порхали бабочки.

– Как видишь, проблемы с головой не мешают ему заботиться о своей внешности, – заметил Лайл. – А видела бы ты его комнату! Порядок такой, что ужас берет. У него настоящий пунктик на чистоте и аккуратности. Если коснешься какой-нибудь его вещицы, он тут же подойдет и проверит, не испачкал ли ты ее своими грязными лапами. Я – единственный, кому он позволяет входить в свою комнату! – с гордостью сообщил Лайл. – Правда, он со мной почти не разговаривает, как и со всеми прочими. Но по крайней мере, терпит мое присутствие. А если кто-нибудь другой сядет за его стол, он устроит скандал.

– И как же он будет скандалить?

– Начнет колотить ложкой по тарелке или просто завопит как резаный. И не замолчит, пока кто-нибудь из смотрителей не уведет незваного соседа.

– Пожалуй, мне не стоит к нему приближаться, – испуганно прошептала я.

– Пожалуй, не стоит. Пожалуй, стоит, – развел руками Лайл. – Решай сама, не спрашивай у меня совета. Но если хочешь, я могу объяснить ему, кто ты такая.

– Может, он сам меня узнает, – предположила я.

– Я думал, он никогда тебя не видел.

– Зато много раз видел мою сестру-двойняшку. Он может принять меня за нее.

– У тебя есть сестра-двойняшка? Как интересно!

– Если вы намерены обедать, идите к раздаче! – распорядился подошедший к нам санитар.

– Даже не знаю, хочу ли я есть, – начал мямлить Лайл. – Кажется, я не голоден. А может, голоден.

– Определяйся, Лайл! – усмехнулся смотритель. – Мы не можем весь день ждать, когда ты решишь, голоден или нет.

– Я умираю с голоду! – заявила я, надеясь таким образом помочь своему новому другу.

Однако, когда я взяла поднос и направилась к раздаче, он все еще не двигался с места. Наконец моя решимость заставила его действовать.

– Пожалуйста, возьми мне то же самое, что и себе, – попросил он, подходя к раздаче.

Я взяла две порции тушеного мяса, а на десерт – фруктовое желе. С подносом в руках я с опаской направилась к столику дяди Жана.

– Садись куда хочешь, – пробормотал Лайл. – Я сяду рядом.

Не сводя глаз с дяди Жана, я подходила все ближе. Он продолжал вяло жевать, блуждая взглядом по сторонам. Неожиданно он замер, не донеся до рта вилку. Взгляд его сосредоточился на моем лице. Он не улыбнулся и не выразил ни малейшей радости, но я догадалась: он принял меня за Жизель.

– Добрый день, дядя Жан, – произнесла я, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Можно мне сесть рядом с вами?

Он не ответил.

– Скажи ему, кто ты на самом деле, – посоветовал Лайл у меня за спиной.

– Меня зовут Руби, – представилась я, последовав его совету. – Я не Жизель. Мы с Жизелью – сестры-двойняшки, но с вами я никогда не виделась.

Глаза дяди Жана замигали. Он наконец донес вилку до рта.

– Он заинтересовался, – сообщил Лайл. – По крайней мере, не сердится.

– Откуда ты знаешь?

– Пожелай он, чтобы ты ушла, сразу начал бы кричать или колотить вилкой по тарелке.

Едва переставляя трясущиеся ноги, я сделала еще несколько шагов и поставила поднос на стол дяди Жана. Он продолжал есть, не сводя с меня своих прекрасных глаз цвета морской волны. Набравшись храбрости, я опустилась на стул.

– Привет, Жан, – сказал Лайл, усаживаясь рядом со мной. – Вижу, у тебя сегодня гостья. Приятная неожиданность, правда?

Дядя Жан посмотрел на него, но ничего не ответил. Взгляд его вновь обратился ко мне.

– Мы с Жизелью в самом деле сестры-двойняшки, дядя Жан, – повторила я. – Родители говорят всем своим знакомым, что меня похитили сразу после рождения и только совсем недавно я смогла вернуться в семью.

У Лайла глаза полезли на лоб от изумления.

– Это правда?

– Нет, это ложь. Ложь, которую придумали отец и мачеха.

– Для чего?

– Чтобы скрыть правду.

Я снова повернулась к дяде Жану. Он растерянно мигал.

– Мой отец, ваш старший брат, познакомился с мамой, когда приехал охотиться в бухту, – начала я свой рассказ. – Они полюбили друг друга. Вскоре она забеременела. Ее уговорили отдать ребенка в семью отца. Никто не знал, что у нее будут близнецы. Жизель родилась первой, и дедушка Джек отнес ее Пьеру, вашему брату. Они с вашим отцом, моим дедушкой, ждали в машине неподалеку от дома в бухте. Тем временем родилась я.

– У тебя буйная фантазия! – с ехидной улыбкой заметил Лайл.

– Моя фантазия тут ни при чем, это чистая прав да. – Я снова повернулась к дяде Жану. – До пятнадцати лет я жила в бухте, с бабушкой. Потом она умерла, и я решила отыскать отца. Он очень обрадовался, когда узнал, что у него есть еще одна дочь. Но Дафна, его жена, сразу меня возненавидела. Постоянно меня обижала. Сегодня она сказала, что мы едем сюда проведать вас. А сама договорилась с док тором Черилом, чтобы меня оставили в клинике для какого-то обследования. Она хочет от меня избавиться и ради этого готова на все. Боюсь, она…

– А-а-а-а!

Пронзительный крик дяди Жана заставил меня замереть с открытым ртом. Сейчас он начнет визжать и колотить тарелки, с ужасом думала я.

– Не надо так тараторить, – предупредил Лайл. – Ему трудно тебя понять.

– Простите, дядя Жан, – пробормотала я. – Мне просто хотелось, чтобы вы знали: папа очень страдает из-за того, что вы здесь. Ходит как в воду опущенный и каждый вечер плачет в вашей комнате. В последнее время он так ослабел от горя, что даже сегодня, в день вашего рождения, не смог вас навестить.

– В день его рождения? Но сегодня вовсе не день его рождения! – удивился Лайл. – В дни рождения пациентов здесь устраивают шумиху с тортами и поздравлениями. Его день рождения только через месяц.

– Вот как? – пожала плечами я. – Значит, Дафна меня обманула. Это меня не удивляет. Она постоянно врет. Так или иначе, дядя Жан, я очень хотела сюда приехать. Хотела познакомиться с вами.

Он буравил меня глазами, приоткрыв рот.

– Начинай есть! – посоветовал Лайл. – Веди себя как ни в чем не бывало.

Я послушно взялась за вилку. Дядя Жан, похоже, немного успокоился. Впрочем, за еду он так и не принялся и, вертя вилку в руке, продолжал меня разглядывать.

Я улыбнулась и вновь пустилась в объяснения, стараясь говорить не слишком сбивчиво:

– Мама умерла вскоре после моего рождения. Я жила с бабушкой Кэтрин и не знала, кто мой отец. Бабушка рассказала мне об этом незадолго до своей смерти. Она взяла с меня обещание во что бы то ни стало отыскать отца. И я его выполнила. Явилась к ним в дом как снег на голову. Вы себе не представляете, как все они были поражены, увидев меня!

Губы дяди Жана тронула улыбка.

– Отлично, – прошептал Лайл. – Ты ему нравишься.

– Правда? – тоже шепотом спросила я.

– Можешь не сомневаться. Продолжай!

– Папа и его жена хотели, чтобы я стала настоящей креольской леди. Я старалась изо всех сил. Но Жизель сразу стала ревновать. Она решила, что я отбила у нее поклонника, и начала мне мстить.

– А ты и правда это сделала? – полюбопытствовал Лайл.

– Что?

– Отбила у нее парня?

– Никого я не отбивала. По крайней мере, я ничего такого не хотела.

– Просто этому парню ты понравилась больше, чем она, – подсказал Лайл.

– Жизель сама во всем виновата. Я вообще не представляю, как она может кому-то нравиться. Она любит издеваться над людьми, любит смотреть, как они страдают. К тому же она постоянно всех обманывает, и в первую очередь саму себя.

– О, судя по твоим словам, ей самое место в нашем заведении! – усмехнулся Лайл.

– Жизель постоянно подстраивала мне всякие неприятности. – Я вновь обратилась к дяде Жану.

Лицо его исказила гримаса.

– Дафна всегда принимала ее сторону, а папа… у папы слишком много своих проблем, чтобы вникать в наши.

Рот дяди Жана искривился, меж бровей залегла складка, взгляд внезапно стал тяжелым и злобным. Он задрал верхнюю губу и заскрипел зубами.

– О, ты его чем-то расстроила, – вмешался Лайл. – Наверное, тебе лучше замолчать.

– Нет, – возразила я. – Он должен знать обо всем. – Глядя в искаженное болью лицо дяди Жана, я продолжила: – Меня так измучили пакости Жизели, что я пошла к колдунье вуду. Она сказала, что отныне сестра не сможет мне вредить. Вскоре после этого Жизель и ее приятель попали в автомобильную катастрофу. Парень погиб, а Жизель на всю жизнь осталась калекой. Я чувствую себя виноватой. Мне очень жаль Жизель и папу. Он от горя превратился в собственную тень.

Злоба дяди Жана, судя по всему, улеглась, складка меж бровей разгладилась.

– Прошу, дядя Жан, скажите мне что-нибудь! – взмолилась я. – Я обязательно передам ваши слова папе, когда выберусь отсюда. Мне так хочется услышать ваш голос!

Я ждала, но он молчал, не сводя с меня глаз.

– Не переживай, – подал голос Лайл. – Я же говорил, он ни с кем не разговаривает. Он…

– Знаю, знаю! – отмахнулась я. – Но я хочу доказать папе: дядя Жан понял, кто я такая…

– Кл… кли… кли… – внезапно заклокотал дядя Жан.

– Что он пытается сказать?

– Понятия не имею, – пожал плечами Лайл.

– Кли… кли… кливер…

– Кливер? – недоуменно переспросила я. – Что это значит?

Лайл задумался.

– Кливер? Кливер! – Лицо его прояснилось. – Это термин из парусного спорта. Верно, Жан?

Дядя Жан кивнул.

– Кливер, – повторил он, морщась, точно от сильной боли. – Кливер!

Он откинулся на спинку стула, сжал голову руками и заорал:

– Кливер! Кливер!

К нам бросился ближайший санитар:

– Жан, что случилось?

– Кливер! Кливер!

Еще один санитар, стоявший поодаль, поспешил к нашему столу. Они помогли дяде подняться на ноги. Пациенты, сидевшие поблизости, пришли в беспокойство. Кто-то кричал, кто-то хохотал, молодая девушка, на вид чуть старше меня, разразилась слезами. Дядя Жан, по-прежнему глядя на меня, старался вырваться из рук служителей. В уголках рта у него блестела слюна.

– Кливер, кливер, кливер… – твердил он без остановки.

Санитары вывели его прочь.

Несколько медсестер, расхаживая между столами, успокаивали пациентов.

– Ну и натворила я дел, – вздохнула я. – Зря тебя не послушалась и не остановилась, когда ты предупреждал.

– Ты не виновата, – махнул рукой Лайл. – Здесь постоянно происходит что-нибудь в этом роде.

Он с аппетитом уплетал тушеное мясо, а мне кусок не лез в горло. Мысль о том, как выбраться из плена, вертелась у меня в голове, вытесняя все прочие.

– А что с ним теперь сделают?

– Отведут в комнату, только и всего. Приступы у него проходят быстро. Сейчас он, скорее всего, уже успокоился.

– А мы что будем делать после обеда?

– Обычно нас выпускают в сад, но ограда очень высокая, так что вряд ли тебе удастся убежать.

– Лайл, ты же обещал мне помочь! Показать какую-то дверь в прачечную! Неужели ты передумал?

– Нет, не передумал, – покачал он головой, но мгновение спустя заявил: – Не знаю. Не приставай ко мне с этим побегом.

– Хорошо, не буду, – поспешно кивнула я.

Лайл облегченно вздохнул и принялся за десерт.

Как сказал мой новый друг, после обеда пациенты, сопровождаемые санитарами, потянулись к дверям в сад. Ко мне подошла старшая медсестра, миссис Макдональд.

– Доктор Черил хочет сегодня побеседовать с вами еще раз. Когда настанет время, я приду за вами. Ну как вы, начинаете осваиваться? Уже нашли друзей? – Взгляд ее скользнул по Лайлу, стоявшему рядом.

Я молчала.

– Привет, Лайл! – обратилась она к моему приятелю. – Как настроение?

– Не знаю, – промямлил он.

Миссис Макдональд улыбнулась и отошла к другим пациентам.

Задний двор, в который нас вывели, мало чем отличался от сада перед главным входом в клинику. Здесь тоже были гравийные дорожки, затейливые сооружения из камней, фонтаны и клумбы. Раскидистые дубы и магнолии давали густую тень, в маленьком пруду плескались рыбы и лягушки. Сад содержался в абсолютном порядке, аккуратно подстриженные лужайки казались пушистыми зелеными коврами.

– Милое местечко, – неохотно признала я.

– Иначе нельзя, – сообщил он. – Все пациенты здесь из богатых семей. Их родственники должны знать, что несчастные психи живут как в раю. Иногда здесь даже устраивают праздники, на которые приглашают родных пациентов. Видела бы ты, какая поднимается суматоха! Все блестит, нигде ни пылинки, ни соринки, на лицах сияют улыбки.

– Ты смеешься над здешними порядками, Лайл, и все равно прячешься за стенами этой клиники. Почему бы тебе не уйти отсюда? Не попробовать начать нормальную жизнь? Уверена, у тебя получится. Ты намного умнее большинства моих знакомых мальчишек.

Лайл побледнел и поспешно отвел взгляд:

– Я еще не готов. А вот тебе здесь и в самом деле не место, это видно сразу.

– Боюсь, доктор Черил иного мнения, – вздохнула я. – Он хочет еще раз со мной побеседовать. И после этого наверняка заявит, что мне необходимо здесь остаться. За деньги Дафны он готов плясать под ее дудку.

Я обхватила себя за плечи и огляделась по сторонам. Смотрителей в саду было чуть ли не больше, чем пациентов. Они не сводили с нас глаз.

– Скажи, что тебе нужно в туалет, – внезапно произнес Лайл. – Это справа от входа. Туда они за тобой не пойдут. Слева увидишь лестницу, которая ведет в подвал. Спустишься по ней и увидишь дверь в прачечную. Сегодня со стиркой уже покончили, так что там никого нет.

– Ты уверен?

– Уверен. Ты же знаешь, я здесь десять лет. Мне известно, какие часы спешат и какие отстают, какая дверь скрипит и где есть окна без решеток.

– Спасибо, Лайл.

– Пока что я ничего для тебя не сделал, – пожал он плечами.

Похоже, он пытается убедить самого себя, что не способен на решение и поступок, подумала я, а вслух сказала:

– Нет, сделал. Ты дал мне надежду.

Несколько мгновений он смотрел на меня не отрываясь, потом заморгал рыжими ресницами и опустил голову.

– Давай, действуй! – бросил он, не поворачиваясь. – Делай, как я сказал.

Я подошла к смотрительнице и сообщила, что мне нужно в туалет.

– Я покажу вам, где это, – сказала она.

– Спасибо, я знаю, – быстро ответила я.

Она пожала плечами и позволила мне войти в здание клиники в одиночестве.

Следуя инструкции Лайла, я сбежала по лестнице, дернула ручку двери и оказалась в прачечной – просторной комнате с бетонным полом и стенами, вдоль которых стояли стиральные машины, сушилки и корзины для белья. Окна, как и обещал Лайл, были без решеток, но они находились слишком высоко.

– Быстрей! – раздался у меня за спиной его голос.

Оказывается, Лайл пошел со мной.

– То окно, что слева, можно открыть. Оно не заперто.

– Откуда ты это знаешь? – спросила я, с подозрением взглянув на него.

– Знаю, и все, – замялся он. – Видишь ли, иногда мне тоже приходит мысль о побеге. Несколько раз я спускался сюда, даже пробовал вылезти в окно… но потом возвращался… Я еще не готов уйти отсюда.

– Надеюсь, когда-нибудь ты все же примешь решение, – вздохнула я.

– Не теряй времени, а то тебя хватятся. Давай я тебя подсажу.

Он переплел руки, сделав из них подобие ступеньки.

– Жаль, что ты не хочешь бежать вместе со мной, – сказала я, опираясь на эту ступеньку ногой.

Лайл подсадил меня, и я уселась на подоконник. Окно слева, как и сказал Лайл, с легкостью открылось. Я взглянула вниз.

– Давай быстрее! – торопил Лайл.

– Спасибо, Лайл. Я понимаю, как тяжело тебе было решиться.

– Вовсе нет, – признался он. – Я хотел тебе помочь.

Я высунула голову в окно и огляделась по сторонам. Нигде ни души. За лужайкой начиналась небольшая рощица, а дальше – дорога. Я снова оглянулась на Лайла.

– Ты знаешь, в какую сторону идти? – спросил он.

– Нет. Соображу по ходу дела.

– Двигайся на юг. Там недалеко автобусная остановка. Сядешь на автобус и приедешь в Новый Орлеан. На, возьми. – Он сунул руку в карман брюк и вытащил несколько смятых купюр. – Мне они здесь не нужны.

– Спасибо, Лайл. – Я протянула руку и взяла деньги.

– Будь осторожна. Старайся не возбуждать подозрений. Не шарахайся от людей, а, наоборот, улыбайся им. Веди себя так, словно вышла немного прогуляться после обеда, – напутствовал он.

Несомненно, все эти советы он мысленно повторял себе множество раз, строя планы побега, которые так и не решился осуществить.

– Я обязательно приеду тебя навестить, – пообещала я. – Если только ты не выйдешь отсюда раньше, на что я очень надеюсь. Когда окажешься на свободе, позвони мне.

– Я с семи лет не пользовался телефоном, – признался он.

Глядя на него сверху вниз, я ощутила острый при ступ жалости. Лайл, загнанный в ловушку собственной неуверенности, казался таким маленьким и одиноким.

– Но если я все-таки выйду отсюда, то тебе позвоню, – улыбнулся он.

– Отлично.

– Не теряй времени! – поторопил он. – И помни, главное – не возбуждать подозрений.

Лайл повернулся и пошел к дверям. Я вылезла в окно, спрыгнула на землю и пустилась бегом. Отбежав футов на тридцать, я оглянулась и увидела чей-то силуэт у окна на третьем этаже. Солнечный свет, отражаясь от стекол, не давал мне разглядеть, кто это. Но вот набежавшая туча бросила тень на здание, и я увидела: у окна – дядя Жан.

Он смотрел прямо на меня. И улыбался. Он медленно поднял правую руку. Я помахала в ответ, повернулась и побежала прочь со всех ног. Во второй раз я обернулась, лишь когда оказалась среди деревьев. Все было спокойно. Кажется, благодаря Лайлу мне действительно удалось убежать! Я попыталась отыскать глазами комнату дяди Жана, но его уже не было у окна. Повернувшись, я пустилась через рощу к шоссе, вышла на него и пошла на юг, как советовал Лайл.

Вскоре я вышла на автобусную остановку. Рядом был магазинчик, где торговали жевательной резинкой, леденцами, печеньем и лимонадом. На мою удачу, следующий автобус на Новый Орлеан должен был прийти всего через двадцать минут. Я взяла билет и осталась в магазине, листая иллюстрированные журналы. Один я даже купила и принялась читать, прикрыв таким образом лицо. Если бы в клинике меня хватились и отправились на поиски, от подобной маскировки было бы мало проку, но ничего другого я придумать не могла.

К счастью, автобус прибыл минута в минуту. Я вздохнула с облегчением. Следуя совету Лайла, я пыталась вести себя как можно более спокойно и непринужденно. Неспешно вошла, села на свободное сиденье и открыла свой журнал. Автобус тронулся и через несколько минут проехал мимо главных ворот клиники. Сердце у меня ушло в пятки. Но вот клиника скрылась из виду, и я поняла, что свободна! От счастья я заплакала и ничего не могла с этим поделать. Оставалось лишь незаметно всхлипывать, прячась за журналом.

Немного успокоившись, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Внезапно в памяти у меня всплыло бормотание дяди Жана: «Кливер… кливер…» Слова эти звучали у меня в ушах, я слышала их в шуме мотора, в шуршании колес автобуса. «Кливер… кливер… кливер»… Что он пытался сказать? Я ломала над этим голову, пока впереди не показались очертания Нового Орлеана. Тогда мне пришлось решать другой вопрос: что делать дальше?

Честно говоря, больше всего мне хотелось, не заходя в дом Дюма, вернуться в бухту. Перспектива встречи с Дафной меня ничуть не радовала. Но все же я была истинной каджункой, внучкой бабушки Кэтрин, и гордость, бурлившая в моей крови, не позволяла мне отступить и смириться со своим поражением. В конце концов, я тоже принадлежу к семье Дюма. Отец любит меня, а я – его. Дафна не имеет права выживать меня из дома.

Подбадривая себя подобными рассуждениями, я пересела на городской автобус, затем на трамвай и вскоре оказалась у ворот нашего особняка. Можно было не сомневаться: доктор Черил уже позвонил Дафне и сообщил о моем побеге. Испуганный взгляд Эдгара, открывшего мне дверь, подтвердил мои предположения.

– Мадам Дюма ждет вас, – сообщил он, отведя глаза. – Она в гостиной.

– А где отец, Эдгар?

Он покачал головой и ответил чуть слышно:

– Наверху, мадемуазель.

– Прежде всего я поднимусь к нему. Так и скажите мадам Дюма.

У Эдгара глаза на лоб полезли. Он никак не ожидал, что я выйду из повиновения.

– Ты к нему не пойдешь! – раздался за моей спиной резкий голос.

Я обернулась. В дверях гостиной стояла Дафна.

– Немедленно иди сюда! – скомандовала она, повелительным жестом указав на дверь.

Эдгар тихонько проскользнул в столовую. Оттуда он наверняка отправился в кухню, доложить Нине о последних событиях.

Я не сводила глаз с Дафны. Ее указующий перст по-прежнему был устремлен в направлении гостиной.

– Неужели вы думаете, что я буду вас слушаться? – спросила я, медленно приближаясь к ней. – После того, что вы со мной сделали?

– Все, что я делаю, подчинено лишь одной цели – защите моей семьи, – отчеканила она, опуская руку.

– Ложь! – отрезала я. – Цель у вас совсем другая – избавиться от меня, разлучить с отцом.

Дафна попыталась испепелить меня взглядом, но я в ответ, думаю, смотрела не менее гневно.

– Вы ревнуете, потому что отец меня любит, – продолжала я свою обвинительную речь. – Вы сразу меня возненавидели. Я напоминаю вам, что ваш муж когда-то любил другую женщину. В этом все и дело.

– Это просто смешно, – пожала плечами Дафна. – Я не собираюсь выслушивать нелепые каджунские бредни и…

– Хватит! – заорала я. – Хватит поливать каджунов грязью! Вы прекрасно знаете, что никто меня не похищал и не продавал в каджунскую семью. Это все – обман, вами же сочиненный. Чем вы гордитесь? Почему говорите о каджунах свысока? Среди них такие лживые и жестокие люди, как вы, – редкость.

– Да как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне? – возвысила голос Дафна.

Она пыталась сохранять невозмутимость, но я видела – губы ее дрожат, пальцы тоже.

– Ты забыла, кто ты такая!

– А каким тоном мне разговаривать с вами? Может, поблагодарить за то, что вы пытались упечь меня в психушку? Не сомневайтесь, я расскажу обо всем папе. Когда он узнает, что вы со мной сделали…

– До чего ты все-таки глупа, – с ехидной улыбкой перебила Дафна. – Давай, иди к нему наверх. Полюбуйся на своего ненаглядного папочку, спасителя и защитника. Посмотри, как он стонет и рыдает перед фотографиями братца. Если хочешь знать, я подумываю о том, чтобы отстранить его от дел. Все равно от него никакого толку. – Дафна вскинула голову. Прежняя надменность стремительно возвращалась к ней. – Как ты думаешь, кто управляет делами компании? Кто обеспечивает семье роскошную жизнь? Этот слюнтяй, твой отец? Ха! Он только и знает, что носиться со своей меланхолией. Или ты думаешь, бизнес может ждать, пока он вдоволь наплачется? Вот кто держит в своих руках все! – Дафна так сильно ударила себя пальцем в грудь, что я невольно вздрогнула. – Я веду дела уже много лет. Если бы не я, компания Дюма давным-давно полетела бы в тартарары. Пьер даже не знает, сколько у нас денег и куда они вложены.

– Ложь! – вновь заявила я, но далеко не так уверенно, как прежде.

Дафна расхохоталась:

– Можешь верить, можешь нет, мне все равно. Ступай к папочке, как собиралась. Ступай, расскажи, как ужасно я с тобой поступила.

Она приблизилась ко мне, угрожающе прищурив глаза, и прошипела:

– А я объясню ему и всем прочим, что ты совершенно неуправляема и постоянно компрометируешь семью. Заставлю мальчишку Эндрюсов подтвердить, что ты вовлекала его в развратные игры. А Жизель с радостью расскажет, что ты дружишь с проституткой. – Глаза ее сверлили меня как два буравчика. – Я сумею всех убедить, что ты – малолетняя шлюха, до мозга костей пропитанная похотью. Кстати, я не сомневаюсь, так оно и есть.

– Ложь! Ложь! Наглая, подлая ложь! – простонала я.

Лицо Дафны было бледным как алебастр, но взгляд горел злобным торжеством.

– Разве? – спросила она, растянув губы в ниточку. – К твоему сведению, выводы доктора Черила подтверждают мои слова. Он полагает, что у тебя наблюдается глубокая зависимость от сексуальных эмоций. И разумеется, не откажется это подтвердить. Своим побегом из клиники, где тебе оказали бы необходимую помощь, ты создала нам новые проблемы.

Я затрясла головой, чувствуя, что спорить бессмысленно. Все мои возражения разбились бы о стену ее ледяной ненависти.

– Пойду к папе, – прошептала я. – Расскажу ему все.

– Иди, иди!

Дафна схватила меня за плечи и подтолкнула к лестнице.

– Иди, дурочка каджунская! Пожалуйся папочке.

Она толкнула меня еще раз, так сильно, что я едва удержалась на ногах. Заливаясь слезами, я поднялась по ступенькам. Дверь комнаты дяди Жана оказалась запертой. Но мне нужно было поговорить с отцом во что бы то ни стало. Я постучала, сначала тихонько, потом громче. Никакого ответа.

– Папа, пожалуйста, открой! – взмолилась я, прижавшись к двери щекой. – Я должна рассказать тебе, что произошло. Про то, что задумала Дафна. И про дядю Жана тоже. Я его видела. Разговаривала с ним.

Но все мои мольбы были напрасны. Из-за двери не доносилось ни звука. Наконец я опустилась на пол, обхватила колени руками и зарыдала. Все мои усилия оказались напрасными; победа осталась за Дафной. В полном отчаянии я принялась биться о дверь головой. Внезапно она распахнулась. На пороге стоял отец. Волосы его растрепались, глаза покраснели от рыданий, щеки покрывала щетина. Узел галстука был распущен, и рубашка вылезла из брюк. Выглядел он как человек, несколько ночей спавший в одежде.

Я поспешно вскочила на ноги и вытерла слезы:

– Папа, мне нужно с тобой поговорить!

Он бросил на меня взгляд, исполненный отчаяния, и отступил на шаг, давая мне возможность войти в комнату.

Свечи перед фотографиями дяди Жана почти догорели, и в комнате царил полумрак. Отец тяжело рухнул на стул. Лицо его оставалось в тени, и я не могла разглядеть его выражения.

– Руби, что случилось? – выдавил он.

Казалось, для того чтобы произнести эти три слова, он собрал все оставшиеся у него силы.

Я опустилась на колени у ног отца и схватила его руку:

– Папа, сегодня утром Дафна повезла меня в клинику. Сказала, у дяди Жана день рождения и мы едем его навестить. Но выяснилось, что она договорилась с врачами запереть меня там. Меня оставили в клинике обманом и не хотели выпускать. К счастью, один парень помог мне убежать.

Отец поднял голову и посмотрел на меня долгим печальным взглядом, в котором мелькнула лишь легкая тень удивления. На ресницах у него висели слезы.

– Я не понял, кто это сделал?

– Дафна! – ответила я. – Она хотела от меня избавиться!

– Дафна?

– Но я видела дядю Жана, папа. Сидела с ним за одним столом, разговаривала с ним.

– Правда? – В тусклом взгляде отца вспыхнули искорки интереса. – Как он?

– Выглядит отлично, – сообщила я, смахивая слезы тыльной стороной ладони. – Но не доверяет людям, которые окружают его в клинике. Ни с кем не разговаривает.

Отец кивнул и вновь понурил голову.

– Но все же он кое-что сказал! – выпалила я.

– Что же? – вновь оживился отец.

– Я просила его поговорить со мной. Обещала, что передам его слова тебе. И тогда он сказал «кливер»! Что это может значить, папа?

– Кливер? Он сказал «кливер»?

– Да, он повторил это слово много раз. Потом стал кричать и уронил голову на руки. Санитарам пришлось увести его в комнату.

– Бедный Жан, – проронил отец. – Бедный мой, бедный брат. Что я натворил?

Одна свеча догорела, и лицо отца потонуло в сумраке.

– О чем ты, папа? И что он хотел сказать, когда без конца твердил «кливер»? Парень, с которым я там познакомилась, сказал, что это слово имеет отношение к парусному спорту.

– Да, – вздохнул отец.

Невидящий его взгляд, казалось, устремился в прошлое.

Несколько секунд он молчал, потом заговорил ровным невыразительным голосом, словно человек, впавший в гипнотический транс:

– В тот день погода была прекрасная. Честно говоря, мне совершенно не хотелось отправляться в плавание под парусом. Но Жан постоянно поддразнивал меня, называл слабаком, говорил, что мне нужно больше времени проводить на воздухе. «Ты бледный, как банковский клерк, – говорил он. – Неудивительно, что Дафна предпочитает мое общество. Тебе необходимо как следует проветриться и размяться». В конце концов я сдался. Но когда мы добрались до озера Пончартрейн, погода начала меняться. На горизонте собрались тучи. Я предупреждал Жана, но он в ответ лишь смеялся. Дескать, я ищу предлог, чтобы вернуться домой. В результате мы подняли парус и вышли на середину озера. Я был вовсе не так несведущ в парусном спорте, как считал Жан. И мне совсем не нравилось, что мой младший брат командует мной, как галерным рабом. А он, напротив, был уверен, что имеет право мной помыкать. Как я ненавидел эту его самонадеянность! В отличие от меня, он никогда не сомневался в собственной неотразимости. Никогда не терялся в присутствии женщин. В присутствии Дафны. Тучи затягивали небо все плотнее, ветер усиливался, – продолжал отец. – Разгулявшиеся волны швыряли нашу яхту то вверх, то вниз. Несколько раз я говорил Жану, что нам лучше вернуться на берег. Но он хохотал мне в лицо. Называл трусом, лишенным авантюрной жилки. «Вот отличный случай проверить, на что мы годимся, – говорил он. – Настоящий мужчина должен смело глядеть в лицо разъяренной природы». Я умолял его быть благоразумнее. Он отвечал, что я слишком благоразумен и в этом моя беда. «Женщины, Пьер, считают здравомыслящих мужчин занудами, – говорил он. – Авантюристы и искатели приключений им куда больше по душе. Опасность их возбуждает. Если хочешь завоевать сердце Дафны, обязательно предложи ей покататься по озеру в такую погоду, как сейчас. Пусть яхту качает из стороны в сторону, а брызги летят Дафне в лицо. Дай ей возможность вдоволь повизжать». Но шторм становился все сильнее. Я видел, что Жан начал беспокоиться, и злился, что он заставил меня попусту рисковать жизнью. А еще я отчаянно ревновал. И вот, когда он боролся с парусом, я… – Отец испустил тяжкий вздох, закрыл глаза и произнес: – Я выпустил кливер из рук и позволил мачте ударить Жана по голове. Это была вовсе не случайность.

Он уронил голову и закрыл лицо руками. Плечи его содрогались.

– О, папа! – прошептала я, обнимая его колени. – Я уверена, ты не думал, что удар будет таким сильным. И наверняка ты сразу пожалел о том, что сделал. Но исправить было ничего нельзя.

– Исправить было ничего нельзя, – эхом повторил отец, отнимая ладони от лица. – Я погубил его. Из-за меня он оказался там, где сейчас. Посмотри, каким он был! – Отец указал на фотографию. – Никто не мог с ним сравниться!