Текст книги "Кастинг. Маргарита и Мастер"

Глава 64

И пока что они собирались не оставить на мне даже места для клейма своего я, прошел по коридору, ведущему туда, где играют в снукер. Точнее, где этому учат. Интересно понять:

– Почему одни умеют в него играть, а другие не в состоянии научиться.

И первую причину понял:

– Из предпоследней двери вынулась крюкастая лапа с накрашенными ногтями, и затащила в свою берлогу. В темноте прихожей я не мог понять, кто это, но было ясно:

– Без принуждения не выпустит однозначно.

Пришлось подчиниться, и более, как она сказала:

– Ты все равно не помнишь, куда шел. – И удивительно, она оказалась права:

– Ну, не в снукер на самом деле играть! – С другой стороны, в американку я все равно редко выигрывал, как и в настольный теннис:

– Нет, как сказал Владимир Вэ, воли к ее победе.

Воля волей, если дел невпроворот, а я увлекся, ибо она так зацепила свои лапы на моей спине, что стало абсолютно ясно:

– И до семи раз будет мало.

– Я терпела с первого курса, – промяукала она мне на ухо, и кажется:

– Теперь не уйдешь, – или это только мне показалось, а на самом деле она сказала, что:

– Мимо этой двери без пошлины ты не пройдешь никогда. – И я понял:

– Это правда. – А обходной путь очень далек, это надо вообще переться чуть ли не до самой Смотровой Площадки, и заходить с противоположного фланга. Да и то некоторые двери с этой стороны могут быть закрыты, а уж на наш этаж – точно. А кому это надо – непонятно.

Далее, Марина и Наташа. Или Галя?

Медиум:

Войничу принесли письмо от имени пославшей ему миллион девушки, чтобы в ответ прислал ей:

– Марсианских яблок.

Встал вопрос:

– Сколько надо послать и главное каких?

– Там не написано, что именно Польских? – перегнувшись спросила СНС.

– У вас есть какие? – спросил, привстав рядом Плинтус. – П…р – это контрабанда?

Я вышел на сцену и спел итальянскую народную песню:

– Ая-яй-ая-яя-ая-яй! – в доказательство люди сшибая друг друга бросились, как тигры на танцплощадку. Плинтус в уме уже считал СНС своей наложницей, видимо, поэтому не понял, как хмурый Сори утащил ее у него прямо из детских, но знающих:

– Где деньги лежат, – охгромных, как у дедушки-лесоруба лап.

Возникает закономерный вопрос:

– Как эти вездесущие писатели оказались на этом еще не тонущем Титанике – правда с другим названием, так сказать:

– С трех раз догадайтесь, с каким, если еще не помните, как сказал бы Платон.

Видимо, было принято решение, что лучшим местом для проведения всех, как плановых так других неожиданных мероприятий является кабак. Кто против? Нет даже воздержавшихся. Хотя у некоторых протекционеров ручонки так и тянулись к небу, чтобы заявить свою оригинальную позицию:

– Лучше, как обычно:

– На Садовое, в кабинет, где нельзя даже курить, по потом, как с похмелья:

– На Клязьму! – в свои отдельные семь комнат. – У некоторых, правда:

– На Всех!

С другой стороны, Елисеевский для увеселения души, Берендей для ее задворок – тоже недалеко.

Вот чем отличаются друг от друга Четыре Евангелия? Тем же, чем отличаются и основные писательские достопримечательности Москвы:

– Союз нерушимый иво членов на Садовом, Клязьма – неизвестно где, пусть хоть на Альфе Центавра – это даже лучше, как примерно:

– Заблудиться в Кафке: норма.

Елисеевский, чтобы поиздеваться над материальной приверженностью хомо сапиенсов, а потом за небольшое вознаграждение дать им отпущение грехов, и Свой Берендей, где можно безбоязненно – что снимут – показать своего если не Пыжика, содранного с кого-то почти живьем, то уж Сурка – однозначно:

– Всегда со мной. – Так сказать: хоть на голове ходи, а не упадет. Ибо что уже написано, то ясно:

– Народно. – Народно, несмотря на то, что Гомера писали несколько рабов божьих, а вовсе не один.

Поэтому решили обсудить:

– Народны ли по-настоящему их произведения, – в одном из этих, так сказать, приятных человеческому глазу, Заведениях, назвав его для этого случая Театром Варьете, где всегда по преданию показывались фокусы. А это доказательство:

– Доказательство существования народности, – априори считалось именно Фокусом, ибо итальянцы в лице Марио Кор, французы в лице Сорбонского профессора Мишеля Окотю, английского сотрудника литературы Дон Ре – заявили однозначно:

– У Них – Этого нет.

Все записали себя в Шекспиры, а его самого для сего случая объявили первым интеллигентом. А для интеллигента, как говорится:

– Вся народная накипь, как с гуся вода:

– С утра была, а вечеру в кабаке уж нету. – Хотя многие считают, что в кабаке как раз и видно:

– Кто народ, а кто на халяву пьёт.

И для начала первым народным интеллигентом объявили Адриано Челентано. Сирано заикнулся, что:

– Я люблю Дэвида Боуи, – но его оборвали:

– Хватит с нас Давидов – все равно никто не понимает, как он победил Голиафа.

– Впрочем, изволь, – толкнула локтем нового избранника ее судьбы СНС, – скажи им.

– Я не понял, кому отвечать, – сказал Сирано, – ему, – он показал носом на Сори, или тебе, моя милая, – улыбнулся чуть выше головы СНС.

– Это вопрос? – грозно спросил Сори.

– Всё вместе, – ответил Сирано, – и вопрос, и его ответ. И знаете почему?

– Почему? – спросила, влетая, как обычно последней в залум Пертская Красавица, как просила по пьянке называть себя Тётя. И люди были согласны на все, так как 12-го тома иё собственных сочинений на этот раз у нее не было припасено для присутствующих в виде сюрпрайза.

– Я люблю композиции, чтобы, как только становится понятно, о чем идет речь – так тема менялась.

– Ну, а на хрена это делать? – спросила Алла Два.

Сирано хотел удивиться:

– Зачем ее сюда пустили, – но уже увидел, что сидит она рядом с Котом, настроенным однозначно:

– Сегодня его примут Туды-Твою.

– Иначе мы никогда не сможем попасть не только в Галилею, но даже в Крепость Войнича с ласточкиными хвостами. Вы хоть понимаете, что в Крепость, или все равно, что в Галилею попадает не просто Другой Человек, а Другой, но:

– Тот же! – совмещаются две темы, как одна, а именно это и делал Дэвид Боуи.

– Он разве уже умер? – спросила Алла Два.

– Как известно. – Но музыка его еще только начинает жить.

– Вы хотите сказать, что Человек должен разделиться, чтобы попасть в крепость? – спросила СНС. – Я правильно вас понимаю? Один так и остается навсегда здесь, как в гробу, а другой перемещается на другую сторону, туда, за реку в тень деревьев? И?.. – она поставила вопрос, который Сирано понял.

– И да, остается Народ, а Человек проходит в Галилею.

– Поэтому и утверждается, что русские народом называли рабов, крепостных крестьян, не находя им места в Царстве Небесном. А все иностранцы открещиваются от народности своих писателей, как от того, что:

– Несовершенно. – Даже Шекспира Дона Реф записал в интеллигенты, о чем мы слышали только, что, да, но тогда надо однозначно считать его Фрэнсисом Бэкомом.

– Где у Пушкина народность, если предположить, что итальянец Марио Кор прав, и она у него есть. Есть то, чего нет в Италии.

Народность Пушкина в паре:

– Барышня-Крестьянка, – в финале Крестьянка остается на Этой старой стороне, а Барышня проходит в Галилею, в крепость счастья.

И это, как говорят русские дипломаты, не значит, что рабочие и крестьяне и в Царство Небесное попасть не могут из-за своей убогой народности, а наоборот:

– Еще посмотрим Кто первый. – Пример повесть Пушкина Выстрел. Граф и Сильвио соревнуются на в том, чтобы:

– Один жениться, а другой грохнуть его именно и как раз перед этим радостным событием, а более того:

– Сильвио хочет отомстить Графу – этеньшен:

– Заменив его перед переходом в Галилею. – И именно так и происходит, Сильвио является очередной Маше, как Граф, и опоздавший к своей свадьбе граф уже может только одно, что он и делает:

– Приезжает в свой дом, как Сильвио, чтобы отомстить. – И можно сказать, что в картину стреляет Один и Тот же человек – сам граф.

Та же ситуация в Метели:

– Владимир не может жениться на Марье Гавриловне, так как беден, и не имеет чинов и званий, не может, следовательно, быть зван на пир, где будут только Избранные, и применяет этот прием Крепости Войнича, или Галилеи, чтобы попасть в Рай. Прием, который здесь можно назвать приемом:

– Народа-Интеллигента, – Двойного Человека.

Из Марьи Гавриловны он делает Спящую Царевну, внушив ей, что она уже замужем, и что самое интересное:

– Не за ним.

– Как же все-таки она его не узнала при венчании? – спросил на всякий случай Пли.

– Это было сделано в Другом Времени, – сказал Сирано. – Человек не замечает очевидного:

– Действие всегда происходит в Прошлом.

Вы не можете и слова сказать в Настоящем Времени. Это всегда спектакль, в котором изображается то, что, как сказал Екклесиаст:

– Уже было, было, было.

Попросту говоря, эту роль Владимира в этом день исполнял Другой Актер, а не тот, с которым она репетировала свои любовные свидания. Посылка возможности такого события в существовании двух Галилей. Одна – это которая была, а вторая – это та же самая Галилея, но которая в будущем времени уже недостижима с точки зрения, так сказать Евклидовой Геометрии:

– Апостолы должны попасть для встречи с Иисусом Христом именно в тот же самый континуум, не просто в Галилею, следовательно, а в:

– Галилею того же времени, – где они когда-то впервые встретились с Иисусом Христом.

И Марья Гавриловна, и полковник Бурмин узнают друг друга не в лицо, а по приметам. Как и люди, Мария Магдалина и другие апостолы, узнают Иисуса Христа по примете:

– Преломлению хлеба, или по ранам в Его Теле.

Марья Гавриловна узнает Владимира, своего первого и последнего возлюбленного по первой фразе из романа Жан-Жака Руссо:

– Я вас люблю, – сказал Бурмин, – я вас люблю страстно… – Ибо переписывались они в юности не своими письмами, а письмами из этой книги романа в письмах Жан-Жака Руссо Новая Элоиза. И именно с этой книгой в руках Марья Гавриловна первая представилась Бурмину у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье:

– Настоящей героинею романа.

Тоже самое происходит и в Гробовщике, и в Станционном Смотрителе:

– Мир делится на две части.

В это время урезали джаз и, несмотря на то, что некоторые остолбенели в непонимающем недоумении, другие смело вступили в спор с этой стихией богов. Сирано утащили лапы, точнее, в этот раз нашлись просто руки доброй девушки Марины, которой он и поведал, несмотря на сбивающие с ритма обычной мысли звуки пианино Монаха, что:

– Нельзя даже отличить, в каком, собственно мире мы находимся:

– Над Землюй или Под Землей.

– Только этим и занимается, как я поняла, Адриян Прохоров в Гробовщике, да?

– Верно, ты знала?

– Ты сам мне рассказывал вчера ночью.

– Да. Вот видишь, я даже сам не запомнил, что был вчера не только у этой лапастой в длинном халате, но и встречался с тобой, ибо миры эти, хотя и пересекаются где-то, но где – не всегда можно узнать. Вышел, так сказать, от одной, а когда зашел к другой, то о первой забыл, как будто ее и не было. Так Адриян Прохоров уже в самом начале переезжает с Басманной на Никитскую, которые находятся не в одном мире, а или Басманная на Том Свете, или Никитская. И далее, нельзя точно соотнести происходящие события где они происходят:

– У нас Том Свете, или у Них на Этом.

– Кто покойники?

В конце повести Адриян с радостью просит:

– Чаю! – но чему он, собственно, радуется, неизвестно, толи, что уже, наконец, умер, толи рад, что:

– Еще жив, – и в принципе ему все равно кого хоронить:

– Живых или мертвых.

В Станционном Смотрителе у Зевса и Цереры бог подземного мира Гадес похищает дочь Персефону. Цереры, правда, здесь нет, а Зевс – Самсон Вырин, пытается вернуть свою Дуню – тонкопряху, себе. А правильно ли это, чтобы дочь принадлежала отцу, а не Минскому, Инскому – Аиду? Проблема, она и сама не совсем в курсе, чего хочет. Точнее, чего хочет ясно, ибо отец застает ее смеющейся в объятиях Другого Мира:

– Там лучче. – Несмотря, возможно, на то, что как кажется Самсону, сексом – хорошим делом – она занимается Там:

– Со всем иво Подземным миром. – И, как говорится:

– Хоть бы хны.

Одна радость, что выплакал себе право посещения его дочерью вместе ее любимым псом Цербером по земному имени:

– Моська, – шесть месяцев в году.

Вот и пожалте:

– И нашим, и вашим вышло поровну.

Люди живут между двумя мирами, как минимум:

– Не всегда замечая этого.

И в Выстреле Граф не на всегда, так сказать:

– Лишен наследства, – в том смысле, что правда, не в роли Графа, но:

– Соседа-рассказчика приходит к ней в гости все равно, и ясно:

– Не только затем, чтобы поговорить, вспомнить старое, как были смертоубийственные дуэли, но и:

– По-настоящему, как это делается в Нижнем Мире, чтобы:

– Нравилось. – Тем более, что Граф, а возможно и сам Сильвио, прежде чем быть убитым под Скулянами:

– Уже жил с ней, как муж. – А кто этот первый муж Маши, одному:

– Богу известно, – ибо теперь все поняли, что это мог быть как тот, так и другой, как Граф, что многим кажется с первого взгляда, но после того, как мы на нашем заседании изучили Код Войнича, то понятно и:

– Сильвио.

Суть Народности в том, что без нее нельзя попасть в Царство Небесное, как это и рассмотрено в Барышне-Крестьянке. Это так думала Лиза и стала Акулиной, иначе он:

– Не купится на ее красоту только. – Хлебом не корми, а чтобы была:

– Родом из народа, – в том смысле не простая дворянка, а чтобы:

– С Того Света, – пусть хоть скотница – здесь она все равно будет графиней.

Недаром Алексей не обращал внимания ни на одну местную – земную – девушку, и носил кольцо в виде:

– Мертвой головы.

В одном времени купчиха Трюхина умерла, а в другом еще жива. Разрыв между временами равен 9 дням, как написано в первом рассказе, названном:

– От издателя:

– Почтеннейшее письмо ваше от 15-го сего месяца получить имел я честь 23 сего же месяца.

Можно считать, что письмо получено на 9 день, а можно иметь в виду, что разрыв между времена равен все-таки 8. А это завершенное число, мистическая 10-ка, центр Зодиакального Ноева Ковчега, число, образованное сложением единицы и семерки, и, следовательно, это число:

– Семнадцать.

С внешнего, обычного взгляда сам Белкин – это тоже самое, что и Стрелкин, милые собачки, которых запустили в Космос, чтобы остались живы. – Но!

Но БЕЛ – это бог древнего мира, и автор Повестей его потомок. И дом Ивана Петровича Белкина в сельской местности – это:

– Розенкрейцеровский Храм, – как эфирная структура, помещенный в обычное окружение сельского дома джентльмена.

Эти рассказы Покойного Ивана Петровича – являются рассказами об устройстве мира умершего бога.

И если кто решился спуститься Туда, то вот именно туда, куда и написал Пушкин, к его ассирийскому предку Белу – Ваалу. И Там сначала вынуть три гвоздя, чтобы здесь сойти с креста живым.

Ибо Три Гвоздя являются частью сооружения под названием БЭЛ.

Глава 65

Все сели за стол и СНС спросила:

– Зачем они нужны? Мы кого-нибудь будем распинать?

– Три Гвоздя приковывают нас к этому миру, мы должны их вынуть, чтобы взять Трою.

– Или все равно, что попасть на Встречу в Галилею, – проинтонировал Пли.

– Объясните нам, – попросил Войнич, одновременно посматривая на свой чемодан, и прикидывая:

– Во что бы можно его конвертировать, чтобы эта Шапка Мономаха – Нобелевская Премия, была не так тяжела в этих непростых походных условиях, где существуют не только Поля, но и собственно:

– Сам Текст.

– Да? – спросил он, – Нобелевская-то пройдет через это чистилище в виде Крепостной Стены?

– Давай, я ее понесу, проверю, когда будем проходить, – пробурчал Сори, как всегда считавший, что Войнич пролез поперед батьки в это пекло, под названием НП, что не знает даже, как ее сохранить, не говоря уже о том, чтобы приумножить на всех.

– Нет, нет, пусть ответит Сирано, – сказал создатель запасной для нас планеты, где, говорят, есть не только простые, но и сортовые яблоки:

– Для Всех.

– Это объясняет Путь Апостолов в Галилею через Десятиградие, в совсем Не Ту степь, – сказал Сирано.

Движение идет по Кресту. По Ласточкину Хвосту. Вот, пожалуйста, распечатка для всех из моей уже вышедшей, но почти никому неизвестной книги, ибо и так шумно, чтобы слушать подробный рассказ. И это:

– ВСТАВСКА из книги Билет до Монте-Карло. – Не сделана.

– По сути дела, – сказал Войнич, – движение идет по букве Д.

– Которую можно рассматривать, как две буквы, – сказал Пели, – как А и Д.

– АД, – ахнул Плинтус. И добавил: – Всем ходить туда обязательно?

– Или, что тоже самое, – сказал Сирано, – движение идет по Пятиконечной Звезде. По Крещению, как человек молится, поднимая руку сначала ко лбу, потом вниз, на правое плечо, на левой плечо, и опять опускает руку.

– Получается важно абсолютно, – заключил Сори, – что Сам пятиконечный человек участвует в этом крещении.

– Что это значит? – спросил Пели, и сам же ответил: – Кого-то придется принести в жертву Бэлу.

– Да бесполезно, – ответил Сирано, – часть самого себя Баал не отдаст ни за какую жертву.

– Так мы должны пройти по пути Апостолов? – спросила Тетя, как будто до сих пор ее здесь не было.

– Нет, – ответил Сирано, – а:

– Мы и есть Апостолы.

Пли нечайянно упал со стула.

Другие тоже засомневались:

– А дамы здесь при чем?

– Если и есть Мария Магдалина – так она была только одна.

Но Войнич только махнул рукой:

– Там этих Марий было: и не сосчитать толком.

– И все поперлись в Галилею? – удивился даже Сори.

– Нет, но да, как те, кто, как говорится: шел за солдатами.

– Почему такая дискриминация? – спросила Тетя, обмахнув себя, как от жары, двенадцатым, наконец-то, томом Лексуса. И кто на этот раз под ним лежал:

– Брысь-нув, – пока что было никому неизвестно. Но Кот, долго молчавший, сказал:

– Тем не менее, я не глядя найду в нем ошибку.

– Хорошо, скотина, говори, – ответила Тетя, проглотив для страховки слово скотина почти до самого своего желудка, чтобы Кот ничего не заметил.

– Главная мысль вашего очередного томуса – это, как в древности просили, задыхаясь от дыма кострищ грешники, наказываемые Ваалом:

– Воздуху, воздуху, пажалста-а!

Но дело в том, что воздух им не нужен, так как не поможет абсолютно:

– Как сказал Иов, расположившись комфортно в пасти кита:

– Под водой воздух не нужен.

Или вы думаете, что Вергилий и Данте дышали под землей, когда ползали, как мухи по иво телу?

– Ну, а, собственно, как они дышали? – спросила Алла Два, которая таки подкупила чем-то Плинтуса, и он провел ее, спрятав под свой широкий плащ мушкетера. Точнее:

– Как был у Гарри Поттера. – Фокусники привыкли скрывать правду в складках своих широченных одежд.

– Вот как вы думаете, Дартаньян дышит, когда прыгает с телеги на телегу, или с госпожи Бонасье на Миледи? – спросил Сирано. И сам же ответил: – Мы можем сказать только:

– Дышал. – А сейчас прыгает и воздух ему не нужен.

– Кому же он нужен? – удивилась СНС.

– Он нужен его второй половине, тем, кто так и не перешел границу у реки, не попал на Сцену, а как царь Агриппа остался в Зрительном Зале.

– Так получается, – сказал Войнич, – что воздух нужен только покойникам, – и даже сам очень удивился.

– Поэтому вводится правило Короткой Нитки, что она быстрее непрерывного воздуха, что значит:

– Часть больше Целого.

– Для Перехода в Галилею Тетин воздух нам не нужен, – резюмировал Пелев, несмотря на то, что она ему кивала:

– Я потом с тобой разберусь Чапаев с Пустотой вместе взятые. – И сказала, не утерпела:

– Зачем Чапаеву был нужен Пустота?

– Для того и нужен, что один переплывает Урал, а другой:

– С улыбкой на лице, – остается.

– Поэтому, – резюмировал Кот, – каждый из нас-вас должен иметь рядом с собой Пустоту – пространство, необходимое для перехода в Галилею. Эни-боди это чувствует, Пустоту рядом? – добавил он. И даже Тетя от страха, что ее оставят здесь, как говорят:

– Тоже самое, что на кладбище, – отстранила от себе немного еще свежий Леки. И более того, даже забыла, кто под него брысь-нул.

А может это была просто кошка? Кыс, Кыс, Кыс-с!

– Если бы человек дышал – он не смог был ходить по воде, – сказал Кот. – Воздух очень тяжелый.

– Особенно на Земле, – согласилась даже СНС. Но Кот разозлил её окончательно, когда она резюмировала, посмотрев на часы, что:

– Лимит времени, кажется, исчерпан, – и, следовательно, Кота опять прокатили – не приняли в иё-иво союз:

– Вы заняли Первое место здесь только по одной причине:

– Дали премию Пели.

И она вспомнила даже то, чего не знала:

– Провела Коту прием из еще не прочитанной двенадцатой части Лексуса, как будто читала его лично, всю предыдущую ночь:

– Брысь, брысь, котам здесь нельзя!

– Он со мной, – мяукнула Алла Два.

– С Котами, тем более, пусть ждет в коридоре.

– Нет, давайте, наконец, рассмотрим его диссертацию, – настоял Сирано, как человек, раскрывший сегодня много лишних тайн.

– Пусть расскажет устно, – сказал Войнич, – чтобы потом никто не говорил, что он списал, правильно?

– Да, так будет лучше, чем он опять преподнесет сочинения Гермеса Трисмегиста, как свои собственные.

– Вот только одна бумажка, чтобы вы имели наглядное представление, о чем идет речь, – сказал Кот, – один лист с двумя последовательностями:

Последовательность написания и Последовательность расположения в книге.

Первая, последовательность написания:

1 – Гробовщик

2 – Станционный Смотритель

3 – Барышня-Крестьянка

4 – Выстрел

5 – Метель

Вторая, последовательность расположения в книге:

1 – Выстрел

2 – Метель

3 – Гробовщик

4 – Станционный Смотритель

5 – Барышня-Крестьянка

– Может показаться, – Кот сделал возмущенно-непонимающий жест лапой, что поэт просто переставил две последние повести, которые только что написал вперед, так – чисто интуитивно, и так издал, но!

Но это не так, ибо вторая последовательность является симметричной по отношению к первой. Был произведен Закон Перехода Демаркационной Стены. Попросту говоря, перед нами всем известный:

– Троянский Конь, – но только уже в его отцифрованном виде. – Понятно? Нет, понятно, что пока ничего не понятно, правильно я говорю?

Первая последовательность, – продолжал Кот, – это Человек Древний, а вторая – это уже Хомо Сапиенс Крещеный. Одно и тоже, но только Второй уже, как мы и ждали:

– Уже в Галилее, – а первый так и бродит среди нас.

Что, собственно, в цифровом виде, представляет из себя Троянский Конь, с помощью которого произведет этот фокус? Это Закон Четности. Но так как вам этот инструмент математики неизвестен, то я поясню по-человечески:

– С помощью десяти пальцем двух рук, ибо пять здесь и пять здесь – будет десять.

Расположим повести по времени написания по кругу – первый список, – он показал ладонь и пересчитал на ней пальцы по очереди:

– 1, 2, 3, 4, 5.

Затем по ладони проведем воображаемые линии, похожие на линии руки, но соединяющие точки круга через одну. Лучше вообще будет, если вы просто перекреститесь. Но не забывая, что и точка внизу, повисшей вдоль тела руки – тоже участвует в этом священно – действии, ибо вы сами тоже являетесь этой пятиконечной звездой.

Таким образом получается новая последовательность с номерами:

– 1, 3, 5, 2, 4. – Но она – это еще не новый человек, а только сама Стена Войнича, или такая же неприступная Стена Трои.

И Стена – это не препятствие на пути апостолов в Галилею, а наоборот – это Шифр Перехода. Механизм, с помощью которого они попадают внутрь. Ибо:

– Ибо это Закон Перестановки.

Первая по времени написания повесть Гробовщик переставляется на 3-е место, третья по времени написания Барышня-Крестьянка – на 5-е, пятая по времени написания Метель – на 2-е, вторая по времени написания Станционный Смотритель переставляется на 4-е место.

Четвертая – Выстрел – на первое.

Когда повести так переставляются – образуется пятиконечная звезда. Она результат перестановки.

– Мы просто рисуем ее, – сказал Войнич, показав, как он это делает на своем почти ежедневном мольберте.

Просто идем от города к городу, не замечая, что делаем этот зигзаг удачи. Который не смог сделать царь Агриппа, так и оставшись на том берегу, в Зрительном Зале:

– Сцена – Галилея, – была близка, но так и осталась для него неприступной.

– Можно креститься и через левое плечо сначала, и тогда вместо пятиконечной звезды мы и получим Ласточкин Хвост Кода Войнича. Или, что тоже самое слово:

– АД, – записанное одной буквой Д.

– Я все законспектировала, – сказала СНС, – и у меня получается, что ты, Котяра, просто на-просто повторил то, что два часа читал нам Сирано.

– Ну-у, он читал вам в научной форме, а я объяснил на пяти пальцах, так сказать:

– От души.

– Получается, что твоя работа, как новое сочинение – это просто вранье, – констатировала СНС.

– Извините, но я по-другому не могу по самой своей природе.

– Я не знаю, – тяжело вздохнула СНС, – кто будет голосовать за плагиат, как за собственное сочинение.

– Уверен, – сказал Кот, – первый раз, когда читал эту лекцию Сирано, – вы так и не поняли, как Владимир – юный возлюбленный, Марьи Гавриловны превратился в любовника – гусарского полковника Бурмина, а никто этого даже не заметил, не исключая и его самого, а:

– А теперь поняли, – правда?

Поняли теперь, что шутка, Проказа, придуманная из Прежнего Времени, заключалась не в том, чтобы украсть богатую невесту Марью Гавриловну у родителей, а заключалась в том, чтобы:

– Законсервировать ее Женитьбой! – Проказа, можно сказать:

– Настоящая! – Консервация в Прежнем Времени.

Так и Апостолы, женившись при встрече с Иисусом Христом на Истине – в конце концов встретились с ней в Галилее. Они прошли туда по зигзагу удачи в виде Ласточкина Хвоста, зафиксированного, как:

– Приветствие-Пароль на стене в Книге Войнича. – Или, что тоже самое:

– Апостолы прошли по Пятиконечной Звезде, – или:

– Если учитывать, что и сам Человек является пятиконечной звездой:

– Пере-крестились.

Таким образом, запутавшее всех движение Апостолов в Галилею, как:

– Не в Ту степь, – оказалось направлением по:

– Кресту:

– Единственно возможный путь для взятия…

Собственно, какую крепость взяли Апостолы?

– Ну не Ад же, на самом деле?!

– По идее, всё просто, – сказал Войнич: – Видны не все события, потому что часть из них происходит тогда, когда наблюдатель сам находится внутри наблюдаемого события, но:

– Но, как говорят, поверить в это могут только пять человек в мире.

Тетя тяжело вздохнула. Но Кот решил доконать ее, и сказал:

– Вы хотите навязать людям воздух там, где их:

– Нет!

– Воздух между Сценой и Зрительным Залом не поможет людям сделать этот скачок, перейти эту границу у реки, – сказала Тетя и упала в обморок, Кот констатировал:

– Притворяется. – Как говорится:

– Хорошо, что здесь не было Моти, жены незаменимого Электрика, а то бы точно:

– Она с ним – сцепилась.

Ибо открытием Лексуса-12 и было:

– Наличие особого воздуха, эфира между атакующими войсками Агамемнона и пространством Трои.

– Вы продавец воздуха! – хотел выкрикнуть Кот и так уже почти над бездыханным телом Тети, но решил оставить это:

– Приветствие, – на потом.

– Ладно, – сказала СНС, – будем голосовать поименно.

– Куда я иду? – в какое-то хорошее место, наверняка.

В коридоре никого не было. Я прошел мимо кают, и на повороте хотел пойти налево, но вспомнил, что там океан за боротом, и оглянулся назад, там как раз зазвучала негромкая музыка.

В зале не было никого, даже бармена. Я налил себе виски из дорогой бутылки, положил лед, насыпал соль, и уже приготовился ее лизать, как волк перед аппетитной едой:

– С рыбой.

Неужели волки, как мишки любят рыбу? Вполне возможно, собаки тоже ее любят, но, как говорится:

– Меньше, меньше.

– И знаешь почему? – услышал я голос неизвестно откуда.

Она закрыла мне глаза сзади, и это была Наташа, а возможно и:

– Галя.

– Жанна? – спросил я нарочно так, как почти никогда не бывает.

– Я сама не признаюсь, как меня зовут сказала она. Ты меня не обманешь.

– Мне почему-то кажется, что ты уже занята другим.

– А разница?

– Есть.

– Какая?

– Там, где соберутся двое, Я уже буду среди них, – сказал Иисус Христос.

– В том смысле, что Он нам помешает?

– В том смысле, откуда Он появился, если по одиночке Его не было?

– Сначала мы должны молиться?

– Каждый про себя.

– Нет, нет, я хочу вместе с тобой.

– Двое означает: когда б я был тобой. И чтобы это получилось, должен быть Третий. Он Связь.

– И это либо Вавилонская Башня, ибо Бог?

– Нет, Вавилонская Башня – это не альтернатива, а:

– Сознательное противостояние Истине.

– Так теперь мы можем заняться сексом? – спросила она.

Я оглядел зал – никого. Так бывает?

– Прямо здесь, что ли?

– Боюсь, другого случая не будет.

– Так может и не надо?

– Я хочу, чтобы ты меня помнил.