Текст книги "Кастинг. Маргарита и Мастер"

Глава 56

– Можете ли вы вывести нас отсюда? – спросил Михаил Маленький свою – а это оказалась Соломенная Шляпка.

– Я могу, но не насовсем, – ответила девушка, улыбнувшись.

– А если насовсем? – спросил со свой Из-За Могилы Дядя Ваня, придержав платье девушки – Гусарской Баллады – чтобы не трепыхалась раньше времени.

– На совсем мы не можем, – прошипела она, но не как змея, а более дружелюбно, как та девушка, которой обещали:

– Продолжение банкета.

– Это шутка такая: мы не можем уйти с кладбища? – спросил, не приподнимаясь из-за стены каменного гроба, – Михаил Маленький.

– Нет, на самом деле, – прошептала ему, но не на ухо, а так, прямо в лицо Соломенная Шляпка.

– Ми-леди, вы говорите мне какую-то неправду, ибо, не знаете, или забыли, что я первый режиссер этой пустынно-забытой местности.

– Вы?

– Он хочет объяснить вам, но вряд вы поймете него правильно, – крикнул Дядя Ваня, – но и я так-то, по логике, соглашусь:

– Это действительно не прямой эфир.

– Я все равно ничего не понимаю, – сказала Баллада, и потащила Дядю Ваню на себя.

– Подкрути ей шарики! – крикнул Михаил Маленький. – Скажи:

– В наших силах изменить сценарий.

– Я этому не верю, – сказала Шляпа.

– Нет, действительно, в принципе можно, да, я тоже согласен, но реально мы даже не знаем, в какой стороне искать тех сценаристов, которые его писали.

– Смотрю, ты тоже не особенно далеко ушел в поисках приключений, – сказал Михаил.

– Да?

– Да, ибо мы уже вне их компетенции.

– Почему?

– И знаешь почему? Это кладбище.

– Это-то я понял, как говорил Горбатый, дальше что?

– А у тебя голова не работает?

– Нет, и знаешь почему? Я как включил ей Не Ту кнопку, так и не могу догадаться, как опять переключить ее на раздумья, хочет и хочет, и более того: только трахаться.

– Хорошо, – крякнул Михаил, – я скажу, но вы – сделаете.

– Да ладно, сделаем, конечно, толкнула локтем партнера Гусарская Баллада, так как была согласна почти на всё, ибо поняла, что встретила человека, который и её:

– Хорошо понимает.

– Мы должны зацепиться за прохожего, чтобы выйти отсюда, тогда можно будет нарушить сценарий нашего вечного здесь злоупотребления – без его нарушения.

– Это когда кто-то пойдет На Пути в Эммаус?

– Правильно. Только здесь, скорее всего, стоит какой-нибудь другой город.

– Я сейчас загадаю какой, – сказала Гусар, – думаю, это Баден-Баден.

– Нам хватит одного Бадена на всех четверых, – сказала ее сестра из рода Соломенных Шляпок.

– Так-то бы да, – ответила ее сестра из рода Гусарских Баллад, – но они всегда растут, как грибы, по крайней мере парами, то так и придется согласиться на Баден-Баден-Баден.

– Зачем третий Баден? – не понял Михаил.

– Отходить будем, если окружат недовольные сценаристы, ибо ума на Баден у них, конечно, хватит, и на Баден-Баден, надеюсь, тоже, на вот на третий Баден, думаю, произойдет облом:

– Не найдут человека в пустой комнате, как не нашел его Родион Раскольников, тем более, что он там точно был.

– Как же тогда он его не увидел? – не поняла сестра.

– Зашоренность: не должно быть – значит нет, несмотря на то, что он буквально находится здесь же, но…

– Но?

– Но в третьем Бадене вашего далеко не вездесущего сознания.

И так бы можно было принять эту правду, как сказал Пушкин, за простую мазурочную болтовню, если на дороге в этот Эммаус действительно не появился один, а потом и другой.

– Осталось только угадать, куда они идут, – сказал Михаил, наконец присаживаясь, – навстречу друг другу, или параллельно, и если это последнее, да, то это хуже, ибо будет не ясно: куда тогда они идут.

– А так? – спросил Дядя Ваня, – или как говорил Владимир Вэ с телевышки, которую напополам с друзьями строил в тайге: – А теперь?

– Один сюда – другой отсюда.

– Сомневаюсь, ибо думаю, они вообще находятся в пределах сов-в-сем-м другого континуума.

– Брось, брось, не пугай девушек, они, я уверен, скорее всего, никогда не учились на физико-математическом.

– Хорошо, я сейчас проверю, – сказал Дядя Ваня, и встал, чтобы идти, но Гусарская Баллада больше не хотела упускать своего счастья, и нехотя побрела за ним. Почему нехотя? Чтобы не думал:

– Я за ним бегаю, как будто это не он должен ходить за мной. Ибо написано:

– Так зачем же он ходит за мной? – А, как говорится:

– Что написано пером – не объедешь и на сохе.

– Мы сейчас выйдем им наперерез, и ты зайдешь слева, хорошо? – сказал Дядя Ваня.

– Без проблем, кроме одной, как мы выйдем им навстречу, если как слоны плетемся сзади.

– Здесь свойства пространства имеют высокую степень реальности, как…

– Как?

– Как на Сцене.

– Ты уверен? Они пойдут по кругу?

– Может быть, но не в этот раз.

– Значит, вернутся назад?

– Да.

– Но это тоже самое, что плыть по пустыне, как по океану. Так бывает?

– Да, к сожалению, этого не смог сделать Родя, пошел по кругу, о чем потом и печалился всю оставшуюся жизнь.

– Не о том сожалел, что это не он убил ростовщика, а о том, что не смог понять этого простого решения:

– Можно плыть из одного сухопутного города в другой.

– И для этого надо только исправить сценарий, – сказала Баллада.

– Вот сейчас ты их окликнешь, и они пойдут, назад, не заметив поворота, как будто увидели тебя впереди.

И точно, ребята обратились, к ней, как Марии Магдалине:

– Где Он?

– На Другой Стороне, – сама, не зная почему, ответила Гусарская Баллада. И показала большим пальцем через плечо назад.

– Ой! – ойкнули почти одновременно ребята: – Я вижу в тумане зеленый огонек.

– Нет, это я вижу зеленый огонек, который пытается задуть туман с залива, как…

– Как?

– Как Великий Гетсби, – который верил в существовании не только секса, но и любви в:

– Прошлом.

Дядя Ваня в тайне – даже от самого себя – надеялся, что эти двое на Пути в Эммаус окажутся знакомыми ему личностями, а так как он чё-то никак не мог никого больше вспомнить, и решил, как будто был с похмелья, что это те же, с кем они не очень давно расстались, а именно:

– Михаил Маленький и Солома, – но, увы, всё, возможно, и просто, но, извините:

– Не до такой степени.

– Это… – сказала Баллада, но Дядя Ваня прервал ее:

– Если мы точно не назовем их, то они нам не поверят, и не дойдут туда, где светит Зеленый Огонек. Поэтому давай снова.

– Я?

– Да это без разницы, ибо ты не можешь сказать ничего плохого, чтобы я не мог превратить в хорошее.

– Ну а в принципе-то, что я должна сказать им, чтобы они поняли, что?

– Что это Я.

– Н-да-а? Мне надо подумать.

– Уже нет больше времени думать.

– Щас, щас. Порох сырой? Нет, нет, прости, это точно из другого места.

– Хорошо, я тебе подскажу: они должны узнать друг друга.

– Я должна сказать им что-то, и тогда они узнают друг друга, и поверят, что это Ты.

Сейчас, сейчас, как говорил Виля Шекспи, когда не знал, как перейти к этому делу.

А в это время, Михаил Маленький обратился к своей половине, и сказал:

– Сколько время?

– Времени, ты имеешь в виду? – решила уточнить она, пиля один из многочисленных своих когтей. Так она решила назвать свои набриолиненные ногти, если придется принять окончательное решение:

– Расцарапать иму морду. – Кому? Там будет видно.

Наконец, она, как и ее:

– Мишка, – поняла, что:

– Пора На Смену!

И вот что здесь самое удивительное:

– Те Двое На Пути в Эммаус, – не заметили подмену.

Как такое может быть?

И Соломенная Шляпа ответила:

– Я-то понимаю, а понимаешь ли ты это не важно, и знаешь почему?

– Почему?

– Ты Ноги, следовательно, просто топай за мной.

– В том смысле, что я должен тебе верить?

– Если можешь – не верь, но предупреждаю: не получится всё равно.

– Да верю, верю, конечно, – махнул рукой Михаил Маленький.

– Ну, ты понял, почему они перестали нас видеть?

– Да? Я не знал.

– А это уже именно так и произошло: они нас не видят. Это может быть, к счастью, не в одном варианте.

– Да?

– Да, твоя Ножки задача назвать хотя бы один.

– Имею я право подумать.

– Если есть чем – думай.

– Я думаю так: если ты знаешь, то могу знать и я, так как, если я Ноги, то и ты:

– Не более того.

– Ну, хорошо, если ты такой умный, скажи хоть что-нибудь умное.

– Пажалста: они нас не видят, потому что тот, Кто должен смотреть в зал, когда Я там нахожусь, например, Владимир Выс – смотрит в этом время почему-то, как Гамлет, что значит:

– Как ни подходи он к краю Сцены, как ни вглядывайся в Зрительный Зал – увидеть он ничего там не сможет, ибо имеет зрение только в диапазоне Сцены. И наоборот:

– Гамлет смотрит на Сцену, как Выс, и тоже ничего не видит и на Сцене, ибо она видна только Гамлету.

Ты поняла?

– Я? Поняла, и хорошо, если и ты понял хоть, что сказал.

– Почему такое недоверие?

– Потому что должно быть обоснование того, почему они поменялись местами.

– Это не входило в мою задачу.

– Хорошо, тогда я скажу тебе второе решение, а ты мне его разъяснишь.

– Да, разъяснять – это моя вторая специальность.

– Что значит – Верить?

– Это значит, это значит… сыграть Нашу роль.

– Они потому и не видят нас, что поверили в Воскресение Иисуса Христа и, следовательно, пошли в Эммаус в Его Роли.

Далее, Сирано и кто с ним идет в Роли Иисуса Христа?

Не в том смысле, что кто-то еще идет С Ним в роли Иисуса Христа, а:

– Иисус Христос – это Два Человека.

И идут они в Эммаус для того, чтобы встретиться с Третьим. Зачем? А вот именно за тем, чтобы Гамлет мог увидеть Зрительный Зал с края Сцены, к которому он подошел, и увидел, увы, только:

– Безлюдную Пустыню. – А Владимир, мог бы сказать:

– Я не Один, – хотя и вышел на Подмостки.

Сирано вошел в метро и увидел ее зеленые джинсы из двухсотой секции ГУМа. Так бывает? Он не поверил, не побежал за ней, а она не повернулась. Подошел вагон метро, она вошла и вагоны уплыли в черно-красный тоннель. Большого разочарования не было, потому что:

– Вряд ли это могла быть она, вот так сразу на первой станции после его трехлетнего отсутствия. – Но.

Но очень хотелось проверить. Как теперь это сделать? Если предположить, что одна электричка никогда не может догнать другую. На какой она живет станции. Новослободская? Нет, вряд ли, иначе я бы помнил, потому что там живет совсем другая девушка. Но она подошла сзади и похлопала его плечу:

– Вы заходить будете?

– Куда? – испуганно ответил он.

– Ну-у, вы ед-дете-е?

– Простите, я еще не решил.

– Тогда отойдите и не загораживайте дорогу.

– Тогда, мей би, я поеду?

– Не стоит, – так и оставайтесь здесь навсегда. – Она вошла, двери закрылись, как им положено автоматически.

И тут он увидел ее зеленые фирменные джинсы. Значит, она не уехала на первой электричке?! – Сирано бросился к стеклу, как будто через него, в отличие от остального железа, можно было попасть внутрь, но она как раз обернулась и увидела его размазанное по этому стеклу личико с несоответствующим размеру носом. Или наоборот:

– Размер был для нее подходящим, но:

– Дверь-то уже закрылась, – а такие двери, если уж закрываются, то навсегда.

Две девушки сразу в одинаковых вельветовых джинсах фирменного американского – или, как минимум, французского – производства. За все предыдущие годы в Москве он этого – такого совпадения – никогда не видел.

– Это что-то должно значить, – сказал так громко, что проходившая мимо леди в пилотке с красным флажком, даже остановилась с вопросом:

– Вам что-нибудь нужно?

– Нет, впрочем, да.

– Что?

– Вы здесь часто бываете?

– Пятнадцать раз в месяц.

– Думаю, вы можете мне помочь.

– Хорошо, пройдем в мой кабинет, – и вы расскажете о своей проблеме подробно.

После этой подробности Сирано прожил у перронной флажко-держательницы долго, больше двух недель. И наконец, она выполнила, его задание:

– Я два раза видела ее в одно и тоже время после обеда.

– Именно ту, которую я просил, или ту, но вторую?

– Скорее всего, первую. И знаешь почему? Вторую, я не видела.

Он был на станции в назначенный день, и когда она появилась даже вздрогнул, как будто не верил в привидения.

– В предвидения, или в привидения? – спросил вслух Сирано.

– Что? – она обернулась.

– Их либе дих, – промямлил он.

– Ты кто такой?

– Я есть, ну, этот, как его?

– Ты забыл свое имя, когда увидел меня?

– Да, я есть то, кто забыл твоё имя. Может быть, Мила?

– Такие имена бывают?

– Тогда одно из двух: Мими или Лала.

– Хорошо, тогда зови меня просто: Секс.

– Сэ-эк-с-с, – вот из ит?

– Ты никогда не слышал это слово?

– Нет.

– Я тоже. Поэтому хотела бы узнать, что это.

– Когда мы встретимся?

– Мы уже встретились.

– Мне надо бы зайти в библиотеку, чтобы встретиться еще раз.

– Неужели ты не понимаешь, что второго раза может не быть?

– Так-то понимаю, но не верю до конца.

И да: как там наша гиена огненная?

– Я охочусь с ней по ночам.

– Каждую ночь?!

– Нет, наоборот, редко.

– Н-на кого?

– На охотников за собаками.

– Так я и думал. Наверное, это опасно?

– Да, они все вооружены чуть ли не автоматами. Кстати, мне сейчас очень нужен этот, как его?

– Кто, новый ошейник для твоего черного леопарда?

– Он такой же мой, как и твой, между прочим.

– Мы его возьмем с собой.

– Её.

– Куда?

– Что, куда? Ах куда! В Новую Зеландию.

– Что мы будем там делать?

– Да, именно мы, потому что одну меня туда не пускают, поедешь?

– Да.

– Значит, мы должны успеть жениться. Ты, я думаю, за.

– Без сомнения. Что мы будем там делать?

– Гоняться за микробами. Они закупили новые холодильники японско-австралийского производства с гарантией: без микробов, чтобы пользоваться без страха умереть, так как жители тех широт не приспособлены к уничтожению их своими природными компонентами.

– Это на самом деле ты так думаешь, что в воде от кондиционеров живут опасные микробы?

– Нет, и знаешь почему? Потому что эта абсолютная истина уже довольно давно известна…

– Всем, – закончил за нее Сирано.

– Ты не забыл, как проводить микробиологические эксперименты?

– Думаю, у тебя будет совсем другое оборудование, не такое, на котором я учился.

– Да? Да, думаю, да, но ты сможешь его освоить. И знаешь почему? Им пользовать проще, чем старым, где надо было думать.

– Теперь думать уже не надо?

– Надо, конечно, но о другом.

– Например, о чем?

– Например, о том, как кандидатскую защитить, как докторскую.

– И всё?!

– Ты удивлен?

Глава 57

– Да, я думал, мы должны сделать какое-нибудь новое открытие.

– Да, каким ты был – таким ты и остался.

– Это как-то меняет то дело, которое мы должны сделать вместе?

– Думаю, нет, наоборот, но…

– Я знаю.

– Что?

– Что у меня нет диплома.

– Ты сможешь его получить.

– Как?

– Иди и возьми своё, надо только защититься.

– Чтобы подготовиться мне понадобится несколько месяцев.

– Я думаю, ты не понял. Надо защитить не диплом, а кандидатскую диссертацию.

– А-а! Ну, это проще. И знаешь почему? Я не смогу, у меня нет темы.

– И никогда не было?

– Нет, была, но я не смог даже приблизиться к конкретному решению, что действуют не отдельные радикалы, в весь комплекс сразу. Мы так и не смогли найти реальное отличие в действиях отдельных радикалов, и их поддающегося идентификации молекулярного комплекса.

– Кто-нибудь еще знал об этой идее, что в разных реакциях действует один и тот же молекулярный комплекс, а не отдельные радикалы, почти случайно прикрепленные к ним, или образовавшиеся в результате ионизации или молекулярной реакции?

– Да.

– Это был Григорий Ильич?

– Да.

– Он уже уехал в Америку, в Силиконовую Долину.

– Наверное, там кто-нибудь уже защитился по моей идее.

– Нет. И знаешь почему?

– Почему?

– Григорий умер.

– Надеюсь, не из-за меня.

– Конечно, нет. По крайней мере, я так не думаю, и никогда не думала.

– Откуда ты вообще узнала об этой идее, я тебе говорил?

Они зашли в сквер и сели на скамейку напротив кинотеатра Ударник.

– Ты мороженое будешь?

– Лучше буду пиццу.

– Вот из ит – пицца?

– Ты не знаешь? И никогда не пробовал? Ты как будто отсутствовал не три года, а намного больше, но, конечно, и не тридцать лет. Знаешь что? Пойдем в пиццерию, я тебя накормлю пиццей так, что запомнишь ее угол наклона до самой Америки.

– Мы едем в Америку?

– Я оговорилась, конечно, мы едем в Новую Зеландию.

– И второй вопрос можно? Что такое угол наклона?

– Это угол, на которые должен сгибаться кончить треугольника пиццы, когда его пробуют, только что вынув из раскаленной до 400 градусов печи.

– Ах так, думаю мне понравится такая технология приготовления пищи.

Когда они сели в зале, и он увидел печь для пиццы, то удивленно сказал:

– Такое блестящее нержавеющее оборудование дорого стоит, как оно здесь окупается?

– Все покупают пиццу.

– Это удивительно, я как будто попал в другую страну, и в другое время.

– Это что за удивление, знал бы ты, как удивились бывшие студенты, целыми группами уезжавшие и прибывшие в Силиконовую Долину!

– Высокая зарплата?

– Не просто высокая. Если здесь им светило максимум сто восемьдесят рублей на поточном микробиологическом производстве, и восемьдесят рублей в аспирантуре, куда брали почти одного человека со всего курса, и то только с очень большим стажем работы в общественных организациях уровня выше факультетского, то там предлагалось от трех до пяти тысяч долларов сразу, плюс самое главное, во что многие не могли поверить, даже подписав уже и прочитав, естественно – если хотели читать – договор:

– Собственный дом, в котором была мебель настоящего фабричного производства.

А один парень упал даже в обморок, когда увидел в шкафу полотенца.

– Да, почему? Их не было в договоре?

– Возможно, и не было, никто не читал такие мелочи. Предварительно, правда, он увидел телевизор, и новый большой магнитофон и проигрыватель пластинок с частотами от двадцати до двадцати тысяч герц. Они стояли на специально для этого сделанных в мебели полках, как будто звали его:

– Мы твои.

И таким образом, пройдя мимо кухонного гарнитура, где уже был чайник и три сервиза: кофейный, чайный и столовый – оказался перед дверью, где и лежали стопкой эти полотенца.

– Но он не совсем потерял сознание, только на время?

– Тебе это интересно?

– Да, было бы жаль, что после этого реального побывания на Марсе, он бы не смог отработать полученный кредит.

– Его не надо отрабатывать.

– А как же? Бесплатно дают?

– Не бесплатно, но и отрабатывать не надо. Просто работай и всё. По своей специальности, о которой, как говорится:

– Мечтал всю оставшуюся жизнь. Ты вообще представляешь себе три или пять тысяч долларов по сравнению со сорока рублями стипендии, которые ты получал?

– С трудом. Точнее, нет, не могу представить. И знаешь почему? Не верю в эту реальность.

– Вот теперь ты понял, что человек упал в обморок при виде приготовленных для него махровых полотенец – не поверил, что это:

– Правда.

– Это все равно, что заключенному принесли бы обед из ресторана в отдельную камеру: такое не может даже присниться.

– Вот теперь ты, кажется, всё понял.

– Да, не объесться бы только пиццы.

– Не выдумывай, я могу поспорить, что ты съешь еще одну и более того, даже без меня.

– Обещаю, я без тебя есть никогда не буду.

– Окей.

Медиум:

– Будем есть то же, что и вчера, но каждый должен написать меню, что именно для него Это будет в Праздничный День.

– Если я опишу большой кусок сахара – это будет плагиат? – спросил И-Кали.

– Нет, я не понимаю, зачем кто-то написал опять, что хочет Котлету по-Киевски? – спросила изумленно Грейс Келли.

– Это только исходный код, – мрачно ответил Сори.

– А будет?

– Там написано.

– Ничего здесь не написано.

– Да?

– Да.

– Так вы просто не видите, и знаете почему? – спросил Сори.

– Догадываюсь.

– Нет, вы догадываетесь, или точно уверены, что знаете?

Она перевернула лист формата А4 – сзади ничего не было написано.

– Это просто не ваша компетенция, – успокоил ее Кот Штрассе.

– Я не верю.

– Проверьте.

– Хорошо, что он себе заказал? – спросила Грейс, взяв другой листок-заказ, где было написано: Сельдь Под Шубой.

– Я должен знать, кто это заказал, – сказал Штрассе.

– А так, что, догадаться не можете?

– В принципе можно, но это всё равно, что ехать за хлебом в Смоленский гастроном, а в соседнем доме только что привезли теплый хлеб в его Хлеб. Вы за кого меня принимаете? За вечного стажера, что ли? Это я у нее вечный стажер, – Кот Штрассе кивнул на СНС, толи сочиняющую меню для одного из членов своей организации, например, Плинтуса, который забыл, что любил его Гарри Поттер, толи пыталась изобразить обратную реакцию:

– Из полученных ей блюд представить себе, что это было на самом деле, в том смысле, что наоборот:

– Что люди придумывают для получения Исходного Кода.

– Вы занимаетесь обратным предвидением? – спросил ее Петухов.

– Да, хочу попробовать понять, глядя на произведение постмодернизма, из какого Рафаэля или Веласкеса оно сделано.

– Ну и как? – спросил сидевший недалеко от нее Пели. – Получается?

– Нет.

– Мей би не знаете, как это делать? – спросил Кот.

– Да? Если ты знаешь, скажи – я поставлю тебе бал почти достаточный для проходного в наше богоугодное заведение. – И сама ужаснулась тому, что произнесла. Хотела поправиться, но никак не могла вспомнить то слово, которым оно должно называться. Как-то…

– Учебное Заведение, – сказал Войнич, и она повторила за ним автоматически любимое слово:

– Учебное.

– Лучше бы вы сказали Заведение, – сказала Грейс, не убоявшись замашек иё брата, который, правда, не чуть что, но иногда всё-таки обещал некоторым:

– Новые рабочие костюмы вместо зарплаты Наличными долларами.

– И знаете почему? – добавлял он. – Их с каждым днем становится всё меньше и меньше на сто наших единиц измерения.

– Я вам сейчас всем докажу, что умею мыслить самостоятельно, – сказала СНС, а Войнич заметил, что:

– Может быть, вы поступили опрометчиво? Возьмите свое слово назад, пока еще можно.

– Ничего я брать не буду. Сейчас получите ответ.

– Если надо я подскажу, – испортила ей настроение Тетя, которая опять, или как всегда появилась не только в самый последний, но и неподходящий момент.

– Та-ак-к, – промямлила она, – кто заказал Стейк по-Флорентийски.

– Я, – сказал И-Кали.

– Вы?! – чуть ли не ужаснулась она. И попросила утонить: – Не спутали ли, вы, мой милый, причинно-следственную связь с её обратной половиной: посылкой?

– Я хотел доказать, что это одно и то же.

– Вот как? – не смогла она скрыть удивления.

И сдалась, так и не смогла представить себе того, что может возникнуть из Стейка по-Флорентийски.

– Действительно, не корова же! – поддержал ее Кот Штрассе.

– А если, действительно, корова? – зачем-то ляпнул Плинтус.

Никто не ответил ему, что, логично:

– Ее не съесть одному. – Тем не менее Грейс сочла нужным пропедалировать:

– Кормить всю улицу нельзя, если что сожрешь все сам, – бросила она крылатое, как сказал Гомер, слово, написавшему этот заказ И-Кали, что должно означать:

– Будем кормить через жопу если что.

– Духовная пища туда не полезет, – счел нужным парировать филолог-философ.

Далее, что может значить, Стейк по-Флорентийски в голом виде и на руках.

А также, еще далее, сколько человек участвуют в аресте Иисуса Христа? Точнее, сколько человек арестовывают.

Медиум:

– По поводу какого праздника намечается веселье? – спросил неожиданно прибывший из небытия Электрик.

– Дак, это, – ответил первый попавшийся ему Плинтус: – Воскресение было.

И кто-то в это время упал у двери.

– Вы кто? – участливо спросил его новоприбывший.

– Писатель-ль-ь, – ответил немного печально Пли, что не все еще его знают, хотя и ясно было: человек этот не местный, прибыл, примерно, как Кук в Новую Зеландию:

– Кажется, именно здесь я и родился, хотя может быть, и давно.

Электрик спросил, можно ли здесь поесть, и так как в зале никого не было, то Пли посоветовал ему:

– Идите на кухню, там нальют.

– Нальют?!

– Наоборот, возьмите бутылку, а там вам нальют супа, ибо кажется, еще никого из поваров нет на месте, кроме мясников.

– У них есть суп?

– Вчерашний.

– Его разве не выливают?

– Значит, нет.

– Хорошенькое дело.

– Вы так говорите, как будто имеете к этому кабаре на двести пятьдесят мест прямое отношение.

– Может быть, может быть. Вы, значит, здесь ночной сторож?

– Я? Да. Хотя, лучше – нет.

– Так да, или лучше, как вы говорите: нет?

– И да и нет.

– Как вас понимать?

– Заснул между двух предметов.

– А именно? Между катодом и анодом?

– Между столом и стулом.

– Здесь разрешается так напиваться?

– Как так? Я просто вошел в творческий транс.

– Так бывает?

– Вы хоть когда-нибудь читали книги Стивена Кинга? Они написаны именно в состоянии транса.

– Между столом и стулом?

– Это вышло случайно, но именно я напал на золотую жилу, выуживания информации из потустороннего мира. Хотя такой человек, как вы никогда не поверит в видения. Вы Электрик, я вас теперь узнал абсолютно.

– Вы говорите, что я не поверю в реальное существование прошлого, но я и есть именно тот человек, который занимается видениями профессионально! Ты только подумай, Спавший Между Столом и Стулом, я только щелкаю двумя пальцами, и ты Видишь-шь-ь-ь-ь.

– Хорошо, ты меня убедил, я сейчас попрошу у мясника для тебя котлет.

– Вчерашних?

– Вчерашних котлет не бывает, и знаешь почему?

– Их раздают бедным?

– Да, а самые бедные это, как всегда те, кто их делает.

– Ты много знаешь об этом месте. Имеешь здесь кого-то?

– Бью клинья к Грейс Келли. Говорят, ее бросил муж.

– Кто говорит, не люди, надеюсь?

– Разумеется. Я сам, лично, видел, как он…

– Жил с другой женщиной? Так это для него уже врожденный рефлекс, как для одного белого африканца, который имел семьдесят детей от разных женщин, и его не только никто не осуждал, но, наоборот:

– Тоже хотели бы иметь, и имели, когда этого парня опять выпустили из клетки.

Электрик сам начал жарить для себя котлеты из мяса, которое дал ему мясник за бутылку виски, снятую этим пришельцем прямо с витрины бара, как будто он был:

– Уже дома.

Он попросил немного виски у мясника, чтобы полить им почти готовые котлеты, и мясник вышел из своего убежища, где делил одного из братьев наших меньших на части, и передал ему бутылку, предварительно вытащив зубами пробку, и сделав пару глотков этого виски, чтобы, как говорится:

– Самое вкусное не пропало даром.

И даже Пришелец успел наклонить бутыль, а повар, добавить пару фраз:

– Пенка – это самое вкусное в бутылке спирта и его производных. – И вторая:

– Если не считать остатка, ибо он уже по определению, самый сладкий.

– Когда крик ужаса, как у индейца, закопавшего пару-тройку месяцев назад в лесной чаще тушканчика, что:

– Иво нэт на месте. – А именно:

– Это во-о-о-да-а-а-а!

– Не вода, – спокойно ответил бармен, который только что появился с той стороны стойки раздачи, а вчерашний кофе, сделанный из кофейного отвала, который – если успокоиться:

– Даже полезен для здоровья.

Это был Дима, он уволил позавчерашнего бармена, как человека недостойного, из-за приставаний к Алле Два, которая могла понадобиться ему самому, как переносчик:

– Всякой грязи, – по выражению того бармена, которым тогда был, попавший в этот ресторан по полному недоразумению Машина-Олигарх, потерянный в каком-то месте, а точнее:

– Времени, – сестрами милосердия: Гусарской Балладой и Соломенной Шляпкой.

Что он имел в виду – знать никому неинтересно, но Дима решил:

– Про него, – а значит хочет отбить эту действительно Переносчицу у него, так как давно – а точнее, совсем недавно – понял:

– И ему надо срочно туда, где не ходят поезда, а именно:

– Там, где можно воскреснуть.

– А вы, значит, кто? – спросил Дима. – Ночной сторож сказал, что какой-то Электрик, да?

– Да.

– И вы думаете, что можно воровать мои коньяки, джины, и другие Белые Лошади с витрины?

– Это была вода.

– Но вы не знали об этом, не правда ли? – почти улыбнулся Дима, пытаясь в очередной раз понять, как быть:

– Бэллом. – Не получается, а почему? Непонятно! Хоть на самом деле переходи в бармены.

– Вы хотите, чтобы я поставил на место настоящую Белую Лошадь?

– Да, – ответил Дима.

– Уже.

– Что уже? – не понял Дима. И сказал то, что и сам не хотел:

– Вы заменили воду вином?

– Совершенно верно.

Бармен молча развернулся, вышел из кухни, вошел в бар с обратной стороны, и проверил бутылку, потом опять вышел и стараясь сохранять спокойствие, продекламировал:

– Там нет Лошади.

– А, да, я поставил ее у кофеварки. С другой стороны, напротив холодильника, – ответил через стойку раздачи Электрик.

– Сомневаюсь, – сказал Дима, и опять молча проверил. Он налил себе полстакана, вынув из упаковки специально для этого настоящий хрустальный стакан, чтобы уж точно понять:

– Да или нет7 – И вышло, как и предсказал давно уже Пушкин:

– Просто Лошадь. – В том смысле, что водой не разбавлена даже на тридцать процентов.

Мясник понял, что что-то не так только через полчаса, когда Электрик уже съел пару котлет, а остальные четыре разделили между Димой и Пли. Он не был дураком, поэтому прежде чем потребовать от Электрика объяснений по поводу того, что он отдал хорошую, с большим процентом спирта бутыль бармену, который не сделал ему ничего хорошего, а ему за мясо натюрлих – не мог превратить воду даже не в виски или коньяк, а хотя бы в Три Семерки, – пошел на переговоры с ночным сторожем. А это была Алла Два, брошенная на произвол судьбы всеми своими потенциальными любовниками. Хотя и сделала немало для многих из них.