Текст книги "Кастинг. Маргарита и Мастер"

– Нет, я имею в виду, да, но не сейчас же прямо? – ответил японо-немецкий и чуть-чуть русский производитель шестипалых цыплят.

– Да, мил человек, – ответила Рэди, – ты имеет отличный соображалка.

– Ну, хорошо, садись играй, я посмотрю, как мы разоримся, еще не заключив брак.

– Здесь ты ошибаешься – брак уже состоялся.

– Так мне, что, теперь, за тобой шлейф носить?

– Прошу прощенья? – и не успел прозаик-поэт ответить, кончила: – Это я буду тебя носить.

Пелев молча взял в баре еще один Огненный Шар, и остался на барном стуле почти за спиной Рэди.

И вот дошла до них очередь, а другая очередь:

– На замену – так и не уменьшилась, – следовательно, по тридцатке поставили все: Тетя, Ильф, играющий уже, можно сказать, на стороне СНС, так как она отсыпала ему из общей кормушки, Плинтус – трудно догадаться в каком собрании сочинений он прятал эту тридцатку в баксах:

– Карла Майя, что ли скупил всего в 250-ти томах?! – вслух удивилась жестокая Тетя.

Кот тоже поставил, но СНС заставила себя удержаться от изумления:

– Откуда у него деньги, если он не член?

Сори, как было сказано, получил свою маленькую премию от Димы, и ждал дальнейших подарков э-э, как теперь уже абсолютно ясно:

– Оттуда-а-а! – И некоторые при его ставке посмотрели не на Диму, как на палас 11-го века – если считать, что на съемках Пертской Красавицы его на самом деле применяли. Имеется в виду, Абдулла и его пресловутые жены в Космосе, иначе кто бы пел там эти песни:

– Ваше благородие, госпожа удача, кто мне даст опять взаймы, если бы не сдача-а.

Но перед СНС была еще притихшая, как перед пожаром Мотя, и некоторые даже посмотрели на потолок:

– Не притаился ли там Электрик с молниями 38-го калибра специально на африканских слонов или других, уже человеческих беркерсиеров.

– Пятьдесят, – сказала Мотя, оставляя за собой последнее слово.

– Восемьдесят, – ответила СНС, тоже не посмотрев карты.

– Но Мотя их и не поднимала, – ужаснулись некоторые любопытные, окружающие уже стол представителей высшего общества, как-то:

– Шеф-повар Михаил Маленький, Германн Майор, посчитавший, что из бара:

– Ему плохо видно, кто делает более страшные ужимки в изображении сути имеющихся у него на руках карт.

Плинтус вспомнил всё, и прежде всего свою последнюю тачку почти на подводных крыльях, сделанных ему местным очень к нему добрым Гарри Поттером, не в пример тому, который всё время каркал, как попугай на поминках капитана Флинта:

– Офтибу-у, офтибу-у, офтибу-у!

– Прекрати, Флинт!

А ему по барабану, опять за своё серебро беспокоится в виде огромного, поросшего черным мхом истукана на берегу далекого моря:

– Редрам-м, редрам-м, редрам-м!

Глава 72

– Заткните, пожалуйста, эту скотобазу, – просто ответил Дима.

Но все боялись, потому что даже не знали, кто это говорит. Все, кроме истуканов за столом, как и написал Ван Гог:

– Игроки в карты отделены от окружающего пространства другой действительностью. – И именно эта стена, стена Ада, испускает эти ужасные пронзительные крики:

– Офтибу, офтибу, офтибу.

– Редрам, редрам, редрам.

Что значит:

– Убийство!

– Я во всю эту хренопасию не верю, – сказал Германн Майор, потрогав Кольт сорок пятого калибра в наплечной кобуре под атласным с коричневыми разводами фирменным пиджаком бармена.

Тетя открыла сумочку, и деньги в ней были, правда только семьдесят тысяч, а СНС дала восемьдесят. Можно бы у кого-нибудь попросить, люди кругом добрые – дадут, может быть, но она к своему стыду испугалась, и выпустила из когтей потенциальную жертву.

– Пас. – И в состоянии грогги чуть не бросила на колоду свои карты.

Успела Грейс Келли, поймав их дуршлагом на лету, так как всегда носила с собой что-нибудь из кухонных принадлежностей, чтобы знать:

– С чего начать ужин, – даже если он незваный, тот, на котором никто уже ничего не помнит.

На самом деле, это только показалось некоторым: от напряжения мысли обретают реальность, но, к счастью:

– Только субъективную.

Как говорится:

– Да, есть, но, увы, не про вашу честь.

У Тети было, как поняла Келли, не три, а все четыре дамы. И как мастер на все руки, почти как сам ее Молчановский, захваченный в плен Али Сильв и Кир Дан – но уже не сейчас, к счастию – ибо эти леди тоже уже занимали места согласно всеобщим ожиданиям:

– Оставили свои ожидания на лучшую жизнь в этой интерпретации.

После сотки, которую высыпала Грейс Келли – как все подумали:

– Чтобы отомстить за свою несчастную жизнь в итальянской барокамере, больше похожей на отель Риц, в его древнекаменной интерпретации под старину, – а это стоит еще дороже:

– Многие задергали лапками, как сбитые на лету способом:

– Таран, – мессеры, в потенциальных конкурентов в открытии сети Едален италиано-совместного типа.

Но Ильфа спасла на лету Соломенная Шляпка, а Плинтуса с его заморочками:

– Купить когда-нибудь и мне, как всем путным людям, Феррари на деньги пока так и не выпрошенные у судьбы, – Гусарская Баллада.

Дальше уже удобно устроилась Рэдисон Славянская, потом Кот – Монсоро, что позволяло ему смотреть на баб – как не говорил он даже про себя – боялся запишут токи мозга, а на страшном суде пустят в прямой эфир:

– Подобно садовнику в Декамероне Джованни Бокаччо:

– Давай, давай, если еще хочешь.

Сори и Пели пока что сидели на своих местах, как будто ждали особого приглашения:

– По Огненному Шарику, или уж Русского подавать?

Мотя даже потрогала одного задней лапой:

– Уж не умерли ли они?

Но, похоже, пока еще не все поняли:

– Если ребята покинут поле боя – останутся одни только леди. – Так бывает?

– Женский клуб на Тайной Вечере, – почесал Дима голову уже в парике, ибо этого и ждал:

– Кончится скандалом, – и надо хоть как-то защитить голову.

– Что толку просить сотку в баксах, если ясно: они на этом не остановятся? – спросил Сори у Пели.

– Я не могу уйти, – ответил Пели, – ибо я уже и так ему должен, – он посмотрел не на самого Войнича за барной стойкой с маленьким Зубриком на большой тарелке, а его чемодан, который он умел держать между собой и этим Зубриком, как стоматолог, бежавший в пустыню, держит дорогое кресло для этого дела:

– Выращивания новых зубов, – или, как Черчилль ванну, без которой у него не было никаких сил написать:

– Всю историю мировых войн в шести томах, – и на этом заработать всё, что отдал народу и его армии за эти годы непрерывных сражений.

– Не даст.

Глава 73

– Да и бессмысленно, – так разговаривали они, – у кого-то все равно больше, чем у меня.

– У меня еще меньше.

– Цену набиваете? – спросила СНС, – уже уверенная, что потенциал этих Чапаевых, их Шестилапых цыплят, Петек в роли Ветряных Мельниц, полковников, никогда никого не победивших, кроме учительниц местных школ, а также бабушек с унитазами наперевес, означающих:

– Так бы не смогли даже мы, – имеется в виду, обосрать даже то, что и вообразить даже не всегда удается.

– Мы не бросим, – зло бросил Сори.

– Да, – сказал Пели, – есть ли такие, кто подержит пулеметную ленту моего Максима?

Медиум:

Тетя:

– Это Лиоз, – и показала на Кота. – У него голова то есть, а то нет.

И кого он заменяет на тайной вечере?

– Это давно ясно, – сказала СНС, – что у него то есть способности, а то, наоборот, очевидно, что:

– Не все дома.

– Вы имеете в виду, что он мог бы начать обучаться на писателя, но быть им – никогда? – спросила без утвердительной интонации на всякий случай Тётя. Но на нее все равно зашикали и запикали:

– Правила – есть правила:

– Право голоса имеют только участники поединка, и распорядитель удовольствий Дима, пытающийся найти себя в этой взаправдашней роли Бэлла. Но сам Бэлл не только не хочет быть, но даже казаться:

– Всего лишь прапорщиком, – неспособным стать не только генерал-лейтенантом, но даже простым, как все полковником:

– Никогда.

Даже если бы женился случайно на сочной дочке третьего секретаря. Все равно бы замашки древности:

– Воровать со склада лишнюю тушенку и сгущенку – пришлось сохранить, ибо это уже не что иное, как:

– Гены, – зачем только их открыли.

Но сейчас Дима вдруг сказал:

– Продолжайте повышать ставки, ибо все деньги все равно достанутся мне.

Но никто как будто не слышал, потому что вообще непонятно:

– С какой стати?

– Почему мне это даже в голову не приходит? – удивилась СНС, – ибо что толку врать просто так, не понимаю?

И тут Дима попросил одну из дам:

– Встать.

– Что-с?

– Придется встать, леди, ибо если третий не лишний, то четырнадцатый лишний точно.

И показал пальцем на Гусарскую Балладу.

– Я не встану, – просто ответила она.

– Почему?

– По кочану.

Дима почесал сзади голову, приподняв при этом немного парик.

– Хорошо, но это место четырнадцатое, его не должно быть, поэтому придется выкупить. Нет баблеца? Выйди. Выйди, я сказал, из-за стола!

– Я заплачу, сколько надо? – спросил черноволосый парень с зачесанными, как раньше – назад – волосами.

– Девять миллионов долларов.

– Почему так мало? Если бы ты сказал по системе Библии:

– 144 миллиона, – я бы заплатил.

– По системе Библии? – спросил Дима, рассматривая этого парня, как будто никогда не видел. – По системе Библии я сам из девяти сделаю 144, – усмехнулся Бэлл. – Ибо как сказано:

– Зачем таскать много, если столько же весит мало.

– Отдайте Чапаева заодно с Пустотой, – сказал из-за спины Плинтус.

– Согласен, – не оборачиваясь ответил Пели, – но я хочу дать дальше.

– Сколько?

– Столько же. Поставите своего Плинтуса?

– Какого еще Плинтуса, я привык, что его все называют русским Гарри Поттером.

– Впервые слышу.

– Тогда не дам.

– Хорошо, давайте, я согласен называть его внебрачным сыном русской графини Волконской и дяди Гар Потта по женской линии.

– А если.

– Что?

– Если мы проиграем? – почему-то удивился Пли.

– Так если ничего не было – что терять, – риторическим вопросом зря вмешался Войнич со стойки бара.

Так-то возражать Нобелевскому Лауреату никто пока что не стал – авось еще даст взаймы как-нибудь, но Пели разозлился и рявкнул:

– Подайте сюда Скайп, я щас из Японии по молнии Сакура переведу сюда полмиллиона, и тогда готовьтесь:

– Всех поставлю за рога да в стойло.

– Где у нас Телеграфистка – ? – спросил Михаил Маленький, обернувшись к одному из кухонных проходов, где столпились люди в белых халатах, но к счастию, пока не грачи-врачи, а повара и поварихи, рвавшиеся обставить все столы, наконец, заливным из курицы, галантином из нее же, де Воляй – из нее же, и хрен знает, чего еще можно приготовить:

– Из нее же, – нет только сациви.

– Куры плодятся, как кролики, жаль только, что кролика готовить долго, да и специй надо больше, чтобы не пах, как говно, правда, и запах курицы перебить становится все трудней и трудней, и более того, кажется, что уже и невозможно. Скорей всего, это вообще не куры, а крашеные петухи, истратившие все свои полезные вещества еще при жизни, ловя и насилуя кур.

– А без согласия каки витамины в них останутся, так только запах умирающего еще заживо донора, не успевшего доползти до Зиккурата, а попрощавшегося с этим миром, на одной из его ступенек.

Всё это сказал один маленький, как чертенок поваренок, но с:

– Очень высоким колпаком на башке, – на котором к ужасу некоторых вдруг засветились желтые глаза.

– Их бин Гретт – сказал он.

– Извольте-с, – подбежал он к Пели с ноутбуком.

– Так, а на чьё имя придет перевод? – влез опять Войнич. – Вы не знали его пароля на персональной карте, как вы могли уже завести его бабло на свой компьютер?

– Есть способ, – просто ответила Гретт – Телеграфистка. И что удивительно: все поверили.

Пели заколебался. У него были все четыре короля, но в этой компашке, и такой комбинации может оказаться недостаточно для победы. Хотя кто, кроме Кота обладал Такими способностями пока было неясно. К тому же появились некоторые сомнения, что удастся еще раз написать такой шедевр, как Чапаев и Пустота. Потом не только на самый верх не залезть, но около пирамиды особенно не поошиваешься.

– Ну, чё, никак не родишь? – спросила Гусарская Баллада, которую Принц Датский, как пока что – временно – просил называть себя Дима, присоединиться к одному из постоянных членов так, чтобы было:

– Два в одном.

– Возьми ее в долю, – сказал Олигарх – Машина Пели, – и твои деньги навсегда так и останутся покрыты божественным ветром, как…

– Как божественным ветром, – ответил сам Пели.

– Какой процент от выигрыша вы предпочитаете в это время суток? – спросил его Дима.

– Мои девяносто процентов, остальные пусть поделят, – ответил Машина.

– Много, – сказал Дима, – семьдесят.

– Хорошая цифра, – не стал возражать Олигарх – Машина, – остальные хорошо делятся на троих.

– Мне не хочется соглашаться на такие маленькие авторские, – сказал Пелев.

– Отдай карты и уйди за барную стойку, – сказал Дима, и добавил: – Можешь пока подумать, пока Монсоро думает.

– Монсоро?

– А что, вы думаете, он похож на Кота?

– Я не в том смысле, но мне интересно, так как я не слышал, сколько поставила Соломенная Шляпка.

– Она поставила раритет, папин БМВ.

– За сотку?

– За две с половиной.

– И кто-то дал гарантию?

– Я, – ответил Дима, – буду, если что ездить на нем от ворот до дома. Смотрели фильм Копполы: Закрой глаза и увидишь меня с другим мужиком?

– Это был не он, – сказала почти сидящая у него на коленях Гусарская Баллада.

– Я и говорю, увидишь с ней не себя, а совсем другого летчика.

– Это был не Фрэнсис Форд Коппола, а Стэнли Кубрик, – не выдержав рявкнула ее сестра с диагональной стороны. – И да:

– Глаза надо только чуть-чуть прикрыть, а не зажмуриваться полностью.

– Фильм так и называется? – спросил Дима, – Прищурься, но не показывай, что подсматриваешь?

– Как?

– Ну, примерно, как делал маркиз дэ Сад: с задней стороны иё двери.

– Прекратите, – сказала СНС, – а то я могу выйти из себя.

– Я только визуально хотел показать расстояние, на которое только и можно ездить на этой тачке. Одна только и слава, что чуть не перегнала прокурора на мерседесе, но, как говорится, БМВ – именно потому и не мерседес, что всегда вторая, как жена.

А я только и хотел всем рассказать какой у меня дом, замерив этим раритетным БМВ расстояние от ворот моего дома, до самого моего дома, точно такого же, как у Фрэнсиса, в том смысле, что Стэнли Кубрика, в его кино про Тома Кру и Николь Кид, где они пытаются найти друг друга в:

– Иных мирах, – для чего и закрыли свои глаза широко, настолько широко, что дальше уже ехать некуда, ибо:

– Он иё и на дому, а она и с летчиком, и в моем почти публичном доме:

– Согласная на всё.

Но, как говорится, хватит расслабляться японско-индийской йогой вернемся к извращениям, прошу прощения, наоборот:

– Теперь-то мы и устроим некоторым здесь детский сад с подзатыльником в туалет.

Все поняли:

– Что? – очнулся Кот.

– Как что? В штаны не писать после большого проигрыша.

– Ладно, двести пятьдесят пять, – сказал Кот, повышая ставку на пять тысяч.

– Давай, где деньги, мне ты не впаришь невидимые вооруженным взглядом банкноты не моего производства.

– Не знаю, я ставил.

– Кто должен следить за ставками?

– СНС, – сказал Кот.

– Я?! – удивилась леди. – Хотя, конечно, я не снимаю с себя ответственности, но я думала Дима руководит около-интеллектуальными мероприятиями. Но если вы считаете, что это было внутри моего пространства – я согласна.

– На что? – спросил Кот.

– Я поставлю за тебя, но в случае проигрыша будешь заниматься только тем, что подавать мне чужие романы на подпись.

– А сам?

– Сам тоже будешь писать, но только распорядок моего дня на следующий день.

– Таким снисхождением вы, дорогая, можете довести меня до состояния грогги, в котором оказался Джек Николсон зимой в горном отеле, когда смотрел фильм:

– Сияние.

– И при чем здесь это? – спросила она.

– При том, что я не часто, но иногда задаю себе вопрос:

– Буду ли я носить вам на подпись рукописи ваших производителей, если в них нет Этого Сияния?

– Хорошо, – сказала СНС, бросив в лапы Димы, а он чтобы передал дальше банковскую карточку, чтобы он смог проверить, сколько там денег осталось, – и это вместо того, чтобы прямо ответить на вопрос.

А с другой стороны:

– Хорошо хоть так обошлось.

– Двести шестьдесят, – ответил Дима, – правда, там были еще копейки, но только в центах, или нет, в пенсах.

– Пенсы, конечно, можно, взять на кофе с коньяком, – ласково улыбнулась ему СНС, как будто он и был тот горбун с, или:

– Из-под, – собора его парижской матери.

Но мало кто догадался, что пенсы – это производное не от простого бакса, а от фунта стерлингов-в.

Как говорится:

– Центы – пенсы – какая разница? – В самих-то небольшая, но сумма совсем-м другая, ибо, как говорят в снукере:

– Только в этих фунтах она и идет в общий зачет рейтинга.

Думали проскочит и двести шестьдесят тысяч долларов, но Машина – Олигарх, проживший в Зарубежах почти весь остаток своей земной жизни, и только иногда приезжавший сниматься в роли машиниста в Край на край, так сказать, Света, где и медведь живет-жил всего один, не глядя понял:

– Семьсот.

– Сот? – только и уловил Сори, так как он еще вообще не фурычил.

– Так, а зачем вы лезете вперед меня? – оглянулся он. На кого только?

А это была Алла Два. Где ее только носило.

– У меня, к сожалению, нет денег, – сказала она, – но вот Сирано заработал за Рубежом лимон с чем-то, спросите его.

Медиум

Войнич сидит за стойкой, и Пели толкает Сори, показывая на него пальцем:

– Сидит, задумавшись со своим Нобелевским чемоданом, как с баяном и напевает какую-то счастливую песню, как-то:

– Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай, приходит ли знакомая блондинка-а… – Нет, нет, в этот раз другую:

 
Поэт, не дорожи любовию народной
Восторженных похвал пройдет минутный шум.
Услышишь суд глупца, иль смех толпы холодной,
Но ты останься тверд спокоен и угрюм.
 

(Стихи А. С. Пушкина)

– Да хрен с ним пусть спит, думаю, он денег все равно больше не даст.

– Так мне, что, тогда, бросать? У меня много.

Но СНС, как не давшая никогда премию Сори, решила рассчитаться сейчас:

– На, поставь, – и тоже передала карточку, но на этот раз не фокуснику Диме, сумевшему превратить доллары в фунты стерлингов, а Телеграфистке – Гретт.

– Сколько там?

– Меня никто не спрашивает: кто там? А наоборот: я сегодня вам принес 275 тысяч долларов, так как: зачем давать больше, если не торопиться, да?

– Да, – ответил Сори, в надежде, что на этой карте премия составляет все-таки: легко считаемый миллион долларов. Та же Нобелевская Премия, только – к сожалению, данная для проигрыша в карты. Так просто, на лошадь, конюшню, дом – никто не даст.

И загнул угол.

– Зачем?

– Вдруг будет следующий круг, а у меня появится надежда, что: деньги-то еще в банке – есть!

А СНС так и решила решить сегодня:

– Раз Войничу дали премию зарубежные средства массовой информации, она даст местную, но не меньше. И дала Пели в фунтах стерлингов сумму, равную семистам тысячам долларов – так как он получал уже, а больше, к сожалению, ни хрена не сделал, а Сори – как Войничу в Стокгольме:

– Весь миллион баксов, – но чтобы сразу не знал, а только надеялся.

Из-за этих своих шуток СНС сама попала в затруднительное положение, имея на руках бубовый флеш-рояль. Вторую в принципе комбинацию в этой игре, так как почему-то червовый:

– Был больше.

– Мне, значит, надо поставить минимум семьсот тысяч? – спросила она.

И этим окончательно разозлила Мотю, разлагавшуюся молчанием весь процесс без нее.

– Ах! – Но поздно, Мотя сама поставила этот заветный миллион долларов.

– А ясно, – решила СНС, – больше, чем у меня у нее точно нет.

Это надо тогда предполагать, что карты сдал профи-шулер. А сдавала я сама. Леди еще раз осмотрела аудиторию. Вот так угадать, сколько у кого, как умеют профессионалы, я не могу, но как-то разозлить противника, чтобы он признался, можно. И спросила:

– Вы бросили? – это могло бы иметь отношение только к Моте, сидящей перед ней, но эта Фекла уже закупила свои просроченные глазированные сырки, и более того:

– Кажется, не последние, – значит, хвататься за голову надо было Соломенной Шляпке, следующей в этой круговой очереди. А бросить надо было, ибо у нее был:

– Стрит, – а это немного, если думать, что у остальных не просто тройка, или два плюс два, а есть комбинации.

Но все равно не было, поэтому Леди просто так, для смеху, а точнее, чтобы позлить СНС, решившую, что она здесь присутствует, как бедная родственница, обратилась к Машине:

– Дай и мне немного денег, мин херц.

И Машина – Олигарх, позабывший было, что был с ней когда-то:

– Тоже знаком, – согласился. – Но!

Согласился-то – согласился, а денег-то и нет больше:

– Ни карточек, ни наличных, представляешь?

– Как ты уедешь отсюда? – спросила Сол. Шл.

– Дак, я думал, что отсюда мы и пойдем, – ответил машинист.

– Куда, я забыла?

– В Галилею.

– Не думала, что ты, серьезный боевой парень веришь в потусторонние розыгрыши этого Димы – Мимы

– Он здесь ни при чем, ибо: я и поведу этот локомотив на просторы последнего пристанища Хомо Сапиенса.

– Хорошо, я брошу, и между прочим, – она показала карты, – у меня был стрит – целая улица, по которой мог свободно проехать мой БМВ, и более того, запомни перед смертью, что я тебя любила.

Ни Плинтуса, ни Войнича уже не было на поле брани, а Гусарская Баллада переселилась, к Пели.

И тогда Кот, посмотрев в свои карты с удивлением, которого не ожидал даже он, попросил принести ему два миллиона.

– В какой валюте мира, сэр, вы предпочитаете смотреть на деньги в это время ночи? – спросил бармен Германн Майор, потому что понял:

– Это его и просят луды.

И точно, в баре был чемодан с наличными, – как негромко в наступившей тишине промяукал Пли, сидящий, как некоторые:

– Тоже в баре.

– Это мой, – хотела пошутить Солома, но язык прилип к небу. – Но почему? – подумала она, если Кот раньше меня любил.

Но Кот только погрозил ей пальцем, мол:

– Если песни ты играешь не на коленях у меня, то лучше и не вспоминать прошлое.

– Хрен с тобой, – хотелось сказать ей, но побоялась: что-то ей подсказывало, что Кот может выиграть.