Текст книги "Кастинг. Маргарита и Мастер"

Глава 54

Но когда она подошла-подползла поближе, то поняла, что это – нет, об Электрике она в этот момент вообще не думала – но и оказался не Стоик, а вообще:

– Майор милиции города районного масштаба Некто:

– Борзов, – со своей мордатой личностью, маленькими не только волосами, но и глазами, и огромным, чтобы наслаждаться как можно большое за тот раз, когда предложат эти задержанные пол-ящика Свадьба-шней водки, а закуска всегда приложится, когда горластая зав столовой вежливо предложит:

– Ты дома еще котлет не обкушался?! – А азу по-татарски по семнадцать рублей, а осетра не пробовал совершенно бесплатно, но в качестве подарка ко дню рождения, в том смысле, что имеется в виду, как всегда свадьба?

И она к своему ужасу вспомнила, что с:

– Этой легендарной личностью еще никогда не встречалась. – А ведь думала-надеялась, что попадется кто-то знакомый, и она сможет объяснить ему:

– Как обмануть Зевса, чтобы слезть с этой стены живым.

– Этот человек большой талант, – неожиданно для самой себя сказала она, – думаю, раньше он и был Пилатом.

– Почему вы так думаете?

– Потому что, я думаю, в душе он очень добрый человек.

Но когда Ми попытался допросить Борзова, он превратился в другого человека, а именно в благородного Гаркушу, несмотря на то, что снял с одной тоже не менее благородной леди золотые серьги.

– Кажется, здесь нет ничего особенного, – сказала Мотя, – потому что он тоже был Пилатом.

– Ты путаешь, – возразил Дядя Ваня, – он не был Пилатом, а только начальником тайной стражи.

– Просто перед нами появляются люди из того времени, когда арестовали Иисуса Христа, – сказал Монсоро. – Всё просто: мы сами решили, что попали в мир Иллюзий. А также это подтверждает, что это еще не сам Ад, а только его преддверие, и известно, что Пилат не попал в Ад, который был заменен ему Луной.

– Так может быть мы на Луне?! – воскликнула Али Сильви.

– Этого не может быть, – сказала Мотя, – по одной и той же для всех нас причине: никто еще туда не летал. Я имею в виду, из нас, а значит, тем более, не летали и вместе.

– Для меня это слишком сложно, – сказала Алисия, и именно поэтому я верю только своему фотоаппарату.

И она опять запустила свою серию снимков, чтобы выбрать лучший. А когда раздала снимки всем, то они ахнули:

– На всех шести фотографиях был совсем другой человек.

– Кто это? – спросила Мотя. – Куда делся Андрей Панин – Гаркуша?

– И это не мистер Борз, – сказала Алисия. – Кто это?

– Это не может быть Товстоноговский Стоик, так как он еще жив, – сказал Ми, – и более того, сиськи-миськи придумывает про меня смешные истории, как будто они произошли на самом деле.

– И этот, как его, тоже не на том свете еще, – сказал Дядя Ваня.

– Кто?

– Ну, этот, как его майор милиции, который орал еще во всё горло:

– Дорогие мои, я так и остался навсегда с вами! В деревне, и не хочу больше в Москау, где много, много… Чего там много? Забыла, ах этих, как их, ну этих?

– Ничего хорошего там нет, – сказал Ми Склифософский, – я проверял много раз: – Одни недоброжелатели моей неувядающей славы.

Алисия сделала еще серию, и оказалось, что материализовалась, наконец, женщина, и более того, прямо с экрана современного фотоаппарата Али Сильви.

И это была женщина, которая сказала:

– Я есть Иуда.

На ногах устоял только Ми Склифософский, и добавил, как надгробное слово:

– Вот этого даже я не знал, – что кто-то додумается в роли Иуди выпустить Редисон Слввянскую.

А всё просто, никто больше не согласился. Ибо после собрания по поводу, как сказана СНС:

– Всё еще не до конца решенных вопросов, как-то: примем уже сегодня или отложим до полного светопреставления прием Кота Штрассе в союз писателей – раз, и два:

– Где Премия? Ибо в последний раз ее так и не нашли.

Подозрения пали на самого Войнича, поэтому поставили вопрос об его исключении из союза Иё писателей.

– Да вы что?! – ахнул художник, – я ничего не брал. – Обыскали – точно:

– Денег, как не было – так и нет, – сказала СНС, так хотя и не сама лично обыскивала его, но внимательно следила за руками своего приспешника Пли. Потом вздохнула и резюмировала:

– Не так важны сами деньги, как их наличие там, где не должно быть априори.

– Это почему? – спросил Войнич, – чтобы успешно вести народное хозяйство?

– В общем, так, – сказала леди, оставив вопрос без его ответа, – пока не найдется Премия, и мы не обсудим, как следует, куда девать ее остатки, примем в Союз кого-нибудь другого, а не Кота Штрассе.

– Эти вопросы как-то связаны? – нашелся Войнич.

– Да, – ответила СНС, – мы примем в союз… кого-бы принять? А, вот, почти член конгресса соединенных штатов, оставила здесь своё заявление:

– Реди-Редисон, но Славянская, – бывшая жена-любовница Олигарха-Машиниста.

– Её и примем, но, как и положено по уставу с:

– Испытательным сроком.

– В два этапа, – сказал Кот.

– Вы не член, не имеете права голоса, – сказал Плин.

– Нет, он имеет, – возразила сама СНС, – прошлый раз я поставила его на учет, как кандидата, который имеет право, но столько совещательного голоса.

– А пока? – спросил Пелев с молчаливой поддержкой соперника Сори.

– Пока пусть напишет что-нибудь более убедительное, чем очередной плагиат.

И Кот Штрассе написал начало, которое тут же начало превращаться в:

– Историю. – В которой Иуди – с небольшой транскрипцией – стала Редисон Славянская. Как это возможно?

И Кот сразу ответил на этот вопрос И-Кали:

– История – всё ещё продолжается.

– Мы что должны делать? – удивилась Мотя.

– Надо снять ее со стены, – сказал Дядя Ваня.

– Думаю, она не для этого там так долго ждала нас, – сказала Алисия, – и знаете почему? На фото она просит о чем-то о другом, но о чем, я пока не поняла.

– Если она действительно Иуда, Иуди пусть, – поправился он, – то, естественно, да, хочет спастись, но чтобы ей спастись – нам надо спасти…

– Да?

– Кого? – спросила Мотя, и добавила: – Я кажется знаю.

– Скажи.

– Я боюсь, и знаете почему? Его нет среди нас.

– Я между прочим, уже пострадал когда-то, – сказал Монсоро, и как доказательств потрогал свою шею.

– Какой в этом смысл? – спросил Дядя Ваня.

– Это значит, что я имею уже подготовку, а больше никто.

– Я, собственно, не претендую, – сказал Ми Склифософский. И добавил: – Пойду лучше Пилатом.

– А этих тогда куда? – спросила Алисия, – или вы думаете, что это был просто мираж.

– Если что, – сказал Ми, – запустим их, как начальника тайной стражи, кнутобойца и кто там у нас еще должен быть?

– Стоик, – сказала Мотя.

– А! Стоик, пусть будет Третьим.

– Вы кого имеете в виду?

– Картину Караваджо, где третий – это Железно-блестящий стражник, обнявший Иуду сзади.

– Железный Стоик, мне это нравится, – сказала Алисия.

Далее, спасение Иисуса.

Дядя Ваня подошел к стене поближе, и пытался разглядеть место, как можно в неё войти. Но Монсоро сказал, становясь рядом:

– Похоже в нее нельзя войти, а только выйти.

– Да? Как тогда в нее попадают?

– Умирают.

– Серьезно?

– Другого выхода, точнее, входа я не вижу.

– Но потом ты меня вылечишь? Ты доктор.

– Да, но только после смерти.

– Что я сейчас должен сделать? – спросил Дядя Ваня Таганрогский.

– Давай, иди к стене, и спой песню.

– Какую?

– Мою любимую, – ответил Мо.

И он спел, точнее допел до конца:

 
Ночью думы муторней
Плотники не мешкают.
Не успеть к заутрене —
Больно рано вешают.
 

(Стихи Владимира Высоцкого)

Войничу пришел еще раз миллион долларов. Он спросил:

– Это второй раз уже, или мне только кажется? Ибо так-то я вроде еще ничего не получал.

– Да, похоже, у них там что-то заклинило, – сказал Пели. А Сори добавил:

– Теперь каждую неделю будешь получать по миллиону долларов.

– Хотя бы раз в месяц и то хорошо, – серьезно сказал он.

– Зачем тебе столько денег? – спросила всё ещё живая Тётя, – будешь раздавать бедным?

– Учрежу премию моего имени, – ответил писатель. Как говорят:

– Становитесь в очередь, сукины дети!

– Наверно, это мне перевод принесли, – сказала СНС, а по запарке пишут:

– Всё тебе и тебе, как будто весь мир сошелся не только на Гарри Поттере, но и на Шапке, Чонкине и его Марсе.

– Каждый должен написать что-то новое, – сказал Войнич, а я оценю, и выдам собственную премию.

– Я сама выдам всем задание, – сказала СНС, – например, Сори пусть напишет, как будут проводиться Загородные Экскурсии школьниками в Новой России, а Пелев:

– Шестипалый Куренок в Америке, и так далее.

– А я? – спросил Пли.

– Ты? Напиши: Дедушка и Бабушка снова в Деле.

– Нет, нет, – корректно возразил Войнич, – всё это новое нам и так известно, априори.

– А что вы хотите? – спросила СНС. – Чтобы мы помогли Коту Штрассе написать, как произошло:

– Воскресение.

– Именно, как было сказано, именно!

Дядя Ваня наконец понял, что ему не подняться. Он видел руку протянутую ему сверху, но она была высоко.

Монсоро быстро прошел кастинг на Другого Ученика, благо никто не знал:

– Кто это такой?

На Петра Молчановский по совету Кир Дан решил взять Ми, свово, как грится:

– Брата, – но к его удивлению, Склифосовский сам отказался, ибо, как он сообщил таинственно:

– Толку пробоваться нет, меня всё равно не пропустят.

– Почему, брат? – удивился Молчановский.

– Твоя подруга мне сама сказала, что я могу только потерять друзей, а всех остальных заставить себя ненавидеть.

– Ты больше не хочешь этого делать? – удивился Молчановский.

– Ты так говоришь, как будто я это делаю нарочно, – тоже удивился Ми.

– Так, значит, кто у нас там четвертый, Иуди? – спросил он своего визави в роли второго – или первого, если себя почитать за Постановщика этого, как Ан выразился:

– Мероприятия, – режиссера.

– Какой Иуди, ты, что, друг мой – про себя: ситный – это Петр.

– Петр, Петр, – провозгласил Ан, и добавил: А! Петр, но он может действительно не впустить в себя тебя, друг мой, – он хлопнул Ми плечу – и тоже про себя почему-то решил: ситный.

– Я мог бы сыграть В Джазе Только Девушки саму Киру Дан, – нарочно, видимо, оговорился он, хотя тут же поправился:

– Али Сильви, – и тоже ясно: специально, чтобы заручиться поддержкой хотя бы иностранок, если уж русским бабам больше никто не верит – за:

Глава 55

– Роль продадут даже нижнюю рубашку, чтобы только надели комбинацию Мэри, которую тоже снял бы но не человек, а:

– Легкий ветерок снизу, так сказать:

– Иё платья.

– Да, – подытожил Скли, раздав всем по золотому, – я бы мог быть в джазе – прошу прощенья – даже Мэрилин Монро, но Петром – не могу.

– Петр, между прочим, не всегда, а точнее:

– Не всегда это было всем видно:

– Был тем, кто мог бы пройти этот самый кастинг на Камень.

– Да, – поддержал говорившего Ми Склифосовский, авось:

– Я тоже изменюсь к лучшему. – И кстати:

– Ты кто? – уставился он на говорившего. – Графиня?

– Ай эм, – именно А, заканчивается я имею в виду, – и было ясно, а точнее, наоборот:

– Не ясно, чего она хочет:

– Толи поддержать и Ми, как тоже человека, пробивающегося в Графья, толи сама намылилась на Петра, так как можно подумать:

– Если плохой может в процессе воскресения стать хорошим, то и женщина может принять участие в нем, как – все перекрестились – как:

– Тётя.

– Нет, нет! – она даже замахала руками, – я только шла мимо, спешила на заседание Союза Писателей, раздают задание на получение премии счастливчика Нобеля Войнича, который от иво имени будет и нам доплачивать, как говорится:

– За наше бесполезное существование. – И добавила: – Не думаю, что кто-то будет настаивать на моей кандидатуре, хотя всем уже известно, что я одна из двух с Михаилом Маленьким, кто вылез пещеры, где хранились плотно запечатанные Кумранские Рукописи.

– Нет, нет, – ахнул от её предложения-предположения Ми, – я сам лучше пойду, пусть и останусь в этой могиле навсегда сам. – И тут же схватился за голову: – Это я сказал?

И многим действительно показалось, что он похолодел, потом посинел-позеленел, а дальше стал похож на хомо, но:

– Сёного-сёного-о-о!

– Как будто превратился в первого человека, – сказал Михаил Маленький, и добавил: – Я не опоздал? – Ибо всем и так было ясно:

– Он уже пожизненный первый режиссер, если не считать Иво Постановщика.

– Вообще неплохо, что ты пришел, – сказал Молчановский, – но первый режиссер после меня уже назначен, – и плюнул в сторону Киры Дан. – Сам не знаю, как это получилось, – объяснил он ей: – Считай за мексиканский поцелуй рот-в-рот.

– Я всегда так и думала, – ответила она, и плюнула в ответ, но без тренировки попала прямо в глаз Михаилу Маленькому.

– Это значит, – хлопнул его по плечу Ми Склифосовский, – она не обидится, если ты будешь иногда ей подсказывать, где лучше поставить камеру, чтобы тебя не видеть.

– Ничего страшного, ибо по-другому у меня никогда и не бывает, все всегда стараются сесть мне на шею, а её, – он подошел и открыто, при Молли – Молчановском – смог поцеловать ее в длинный нос, заглянув, чтобы никто, кроме нее не заметил:

– За её увеличенный – скорее всего, искусственно – грудной размер.

Далее, съемки Воскресения.

 
Трещала ночь, героя пальцы
опять лежали на окне,
обои, Северные Альпы,
портрет прабабки на стене,
 
 
да, в этой комнате усталой
из-за дверей лови, лови
все эти юные удары
по нелюбви, по нелюбви.
 

Стихи Иосифа Бродского)

Ми Склифосовский и Доктор Монсоро подняли Дядю Ваню, но до неба было еще очень далеко. Мария Магдалина перегнулась через край могилы, но всё равно не смогла достать до руки Иисуса. Тогда со дна могилы поднялся Иуди и подпер гроб своим плечом. Но, как говорится:

– Я много в жизни потерял,

Все потому, что ростом мал:

– Мария Магдалина все равно чуть-чуть не могла дотянуться, чтобы зацепить Его пальцы.

И только тогда Редисон Славянская поняла, что должна:

– Согласиться Остаться в могиле Навсегда, как:

– Иуди. – И как только она это поняла, плечи ее стали шире, ноги длиннее, а руки достали почти до неба. Гроб с Иисусом стал набирать и набирать высоту.

Мария Магдалина взяла Его за руку, потом обняла, и:

– Вытащила на поверхность, – перевернувшись, и прокатившись по Земле, как борец.

И когда поняла, то не увидела Его, и испугалась, что:

– Ничего не было.

Она увидела садовника, который украшал могилу с одной стороны шиповником, с уже распустившимися розами, с другой туей в роли можжевельника.

– Ты зачем это делаешь? – спросила она.

– Вот?

– Я грю…

– Ах, это! Я, эта, хочу…

– Ты кто?

– Дак, естественно, хочу, чтобы он смог выходить в этот сад при полной луне.

– А чтобы не перепутал, где у него голова, а где ноги посадили там розовый шиповник, а здесь тую?

– Да, вы правы.

Но когда все собрались у праздничного стола, чтобы:

– Как следует отметить Воскресение, – оказалось, что:

– Не Все дома.

– Кого нет? – спросил Молчановский, и оглядел своих сатрапов, как-то: Кир Дан и Али Сильв. – На месте. – Он облегченно вздохнул, но тут чуть не опустил руку с хрустальным бокалом вина:

– Не было Ми Склифосовского.

– Ну, он Там был? – спросил Ан у… у кого же он спросил? – И чтобы не запутаться вспомнил только одного из всех участников экспедиции, Монсоро.

– Конечно, – ответил парень, и залпом выпил свой фужер до дна.

– Как будто опрокинул его в бездонную пасть крокодила, – сказала Кира.

Кот подал хорошую идею:

– Вспомнить не тех, а, наоборот:

– Этих.

– Как вы говорите? – не понял Ан.

– Надо вспомнить не тех, кто уходил в могилу в стене, а тех, кого нет здесь, – пояснил Германн Майор.

Все облегченно вздохнули, хотя многие, а точнее:

– Все почти, – так ничего и не поняли.

Но тем не менее, Ан Молчановский вспомнил, что нет Михаила Маленького, ибо никто не отдавал команд оператору непосредственно:

– Мотор – камера – мотор – свет.

– Куда ушел свет? – спросил Мол.

И так как рядом был стол писателей, то их и спросили:

– Кто писал сценарий этой части?

– Я не писал, – ответил Кот.

И выяснилось, что напутал хмурый Сори. Но он, и действительно, мрачно ответил:

– Дядя Ваня.

– Во, правильно, Дядя Ваня должен был воскреснуть, а его нет, – даже образовался Пли, который тоже сочинял часть этой гробовой истории.

– Вы всё напутали, – тяжело вздохнула СНС. И добавила: – Теперь будут разбираться очень долго.

Далее, кто кого заменил?

Наконец, Кира Дан поняла, что у нее нет режиссера, и высказалась откровенно:

– Не хочу терять последнего режиссера, потому торжественно сообщаю: у меня его нет. – Хотя и не совсем ясно, как она могла перепутать Молчановского со Склифосовским.

И было почти единогласно принято решение:

– Он и есть Тот Кто Воскрес.

– Куда тогда делся Дядя Ваня? – спросила Али Сильва, которую он, по-видимому, неплохо научил водить машину. Чему дополнительным доказательством было, что после Ламборджини она смогла вести даже простой джип времен второй мировой войны под названием Виллис.

– Кто такой Дядя Ваня? – спросил Ан Молчановский.

– Это контрольный вопрос? – вопросом ответила Алисия. Но подумав немного всё-таки констатировала:

– Он был моим вторым шофером.

Тем не менее, на кладбище дело обстояло не так благостно, как на банкете в его честь. У могилы появились двое, один со стороны туи, другой с противоположной, там, где рос розовоцветный шиповник. И…

И начали спор на тему:

– Это я еврей? – Точнее, даже не так, а более настойчиво и убедительно:

– Это я.

– Так может быть? – спросил один.

– Не-е знаю-ю, – ответил полу-утвердительно Дядя Ваня.

Они немного отошли от могилы и первый, Михаил Маленький, спросил:

– Я голова?

– Думаю, наоборот, ты ноги, – ответил Дядя Ваня.

Все согласились, так как Михаил высказался от души:

– Я не только устал думать, но уже просто и:

– Не могу. – И знаешь почему?

– Почему?

– Сказать?

– Конечно, ибо иначе не надо было и начинать этот диспут.

– Одно из трех: либо есть хочу, либо выпить и закусить, или…

– Да, ясно, что значит твоё или: всё равно командовать хочешь на съёмочной площадке! Как говорится:

– Хоть кол на голове теши, а дайте поработать главным режиссером.

– Нет, не главным.

– Всё равно хочешь быть первым.

– Нет, нет, я подтвердил своё искреннее эмбарго на голову, и считаю себя ногами.

Дядя Ваня обернулся, увидел Редисон Славянскую, уныло бредущую, как за непреодолимой, но невидимой стеной, и сообразил:

– Вовремя ты сориентировался.

– Она недоступна, – ответил Михаил Маленький, – тем более это Иуди. А вот та, да, моя. – И он показал – чтобы не ошибиться – пальцем на фигуру, мелькающую среди могил.

– Кто это? – спросил Дядя Ваня.

– Зачем тебе знать, ты голова, а что может она, так сказать, без основных орудий производства. Или ты забыл, что я Ноги, а ты только Голова?

– Нет, теперь вспомнил. Но.

– Что но?

– Но всё равно хочу принять участие в этих соревнованиях.

– А именно?

– Кто угадает исполнителя роли этой Марии Магдалины – того она и будет.

– Окей.

– Говори.

– Я?

– Хочешь, я скажу. Это – Грейс Келли.

– Теперь я? Это – ну, эта, как её?

– Кто? Мотя?

– Мотя? Жена Электрика? – Но не успел Дядя Ваня сказать:

– Да, – как ясно увидел, что это сов-в-сем-м другая женщина. – Кто это?

– Не можешь вспомнить?

– Щас, щас.

– Я засекаю время.

– Десять секунд, и я отвечу. Это.

– Я начинаю считать: десять, девять, восемь, – и так досчитал до единицы, а Ваня так и не смог определиться в своём выборе, ибо дама мелькала между рябин, берез, и другой ольхи, всё время меняя свой образ приличия. В том смысле, что так не делается:

– Не дает узнать себя. – А иногда Дядя Ваня просто не успевал вспомнить, кого видит. То вроде ясно, что это Алиса, так сказать:

– В стране Чудес, – а то простая Тётя из колбасного холодильника, даже Аллу Два узнал один раз, но увидев Киру Дан – так и не мог вспомнить, как следует, как её зовут. И неудивительно: леди спала большей частью одна, хотя и распространялись необоснованные слухи:

– Её держит в замке Молчановский. – А в каком замке – так никто и не понял, ибо думали даже и вплоть до Замка Моррисвилль. И никто не догадался до простого замка с дужкой от собственного гаража. Тем более, их было не один, а два, и более того, даже:

– Три. – Как это обычно и делается: два навесных – один задвижной. А тут было две задвижки, и как их отодвигать – было проблемой: то один не мог удержаться, и опять задвигался, то другой не контачил и не хотел уходить назад в исходное положение. Тут даже если вы ее тасками на себе не раз по её пьянке из-за несчастной любви, и трахали в такси, несмотря на едва сдерживаемые смешки таксиста, которому она иногда задевала туфлей по голове – можно забыть, тем не менее имя. Звали бы Маша – Даша, – и то было бы легче.

– Ну, ты чего? – спросил Михаил Маленький, – я считаю последний раз, и беру себе то, что мне и так принадлежит по праву.

Далее, кто это, и что достается второму?

А еще далее, Сирано на корабле со своими девушками.

Они сели на камень у могилы, Дядя Ваня вынул бутылку и передал Михаилу.

– Ты не будешь?

– После тебя, ибо: кто-то должен начинать.

Они успели сделать только по глотку, как эти дамы, мелькавшие среди каменных гробов:

– Явились – не запылились, – успел сказать Дядя Ваня, прежде чем проглотить уже налитые в горло сразу два глотка, как показал ему:

– Надо делать, – Михаил Маленький.

Но это были две Маши.

– Солома и Баллада.

Ребята решили сыграть в игру:

– Кто Глупее, и первым это высказал Михаил:

– Мы вас не знаем.

Дядя Ваня:

– Я люблю не таких креветок, как вы, несмотря на то, что понимаю: это шик, как высказалась откровенно одна Лариса Д. под музыку Вивальди.

– Возьми меня, – посоветовала ему Солома, – я толстая.

– Да, я с вами согласен, вы толстая, но недостаточно толстая, – ответил он. И добавил: – Толстая, как всё та же креветка.

– Да, – согласился Михаил Маленький, – и придать шик тебе может только смерть.

Она ответила:

– Я и есть смерть.

Дядя Ваня поперхнулся третьим глотком, который хотел сделать на спор с самим собой, так как Михаил отказался спорить, сославшись на то, что не может сосчитать все глотки точно, ибо для этого надо будет обнять Дядю Ваню за шею, а он не сможет тогда уже удержаться, чтобы не:

– Задушить его.