Текст книги "Сокровища Посейдона"

Глава 3. «Золото, золото манит нас…»

1

Через открытый иллюминатор тесная каюта наполнилась прохладным морским воздухом, а когда яхту поднимало на волне, луч предвечернего солнца скользил по задумчивому лицу Карла, освещал обнаженные до плеч руки Марты, снова пропадал до следующей волны… Отто Дункель умолк, отпил из чашечки остывший кофе, негромко добавил к своему подробному рассказу:

– Если повествовать все дальнейшие приключения деда Генриха, то не хватит нам и ночи сидеть здесь. Он не раз говорил мне, что будь у него дар Божий, как у прославленного Даниэля Дефо, то бросил бы коммерцию и увековечил бы свое имя не менее увлекательным, чем у Робинзона Крузо, жизнеописанием. В его судьбе было все, что необходимо для захватывающего романа: испытания штормами, морские катастрофы, полусмерть от голода и жажды, были войны с туземцами и стычки с дикарями, были красивые женщины, предательство, кровь и… золото.

Карл вскинул на отца печальный взгляд, моргнул веками: яркий солнечный луч снова влетел в иллюминатор, хотел что-то спросить, но баронесса Марта, крайне заинтересованная этой романтической историей, не удержалась и прежде Карла задала вполне резонный вопрос:

– Дорогой Отто, но почему твой дедушка Генрих сам не поднял с корабля сокровища? Я не думаю, что его дела всегда были настолько блестящими, что он не нуждался в золоте?

Отто заметил, что у Карла при таком семейном обращении со стороны Марты чуть дрогнули брови, решил уже не скрывать своих близких отношений с баронессой. Не выпуская из левой руки чашечки с кофе, улыбнулся ей и медленно, словно вспоминая давнее, не с ним бывшее, пояснил некоторые детали этого дела:

– Видишь ли, дорогая Марта, сразу это золото поднять было сложно чисто технически. Нужен был специальный корабль с подводным колоколом, а никто из капитанов и слушать не хотел, когда речь заходила об Оклендах… Да к тому же дед Генрих надолго застрял в Южной Африке. Он состоял на военной службе, а потом началась эта война с готтентотами во главе с вождем Хендриком Витбоем… Ну а потом, когда водолазное дело шагнуло вперед, он все-таки предпринял отчаянную по смелости попытку добыть сокровища с «Генерала Гранта». Да-да! Вы подумали, что Генрих Дункель так запросто отмахнулся от них? Ну не-ет! После страшного поражения Германии в Первой мировой войне и позорного Версальского договора, в начале двадцатых годов он с двумя верными друзьями предпринял смелую экспедицию. Прибыв в Мельбурн, он за приличное вознаграждение уговорил капитана одного китобойного судна отвезти их на Окленды, а на обратном пути, через полгода, вернуться за ними. Для себя приобрели две больших шлюпки, закупили продовольствие, водолазное снаряжение. И даже аппарат для опреснения морской воды захватили в дорогу. Капитан доставил их к Оклендскому архипелагу, но близко к островам подойти из-за рифов побоялся, и дед Генрих под парусами, ведя вторую шлюпку на буксире, самостоятельно, без посторонних глаз, нашел свой Остров Сокровищ. Нашел, и у знакомой рощицы с родничком они разбили лагерь, соорудили жилище. Но в первый же день поиска судьба жестоко поиздевалась над ними…

– Что же там случилось? – поразился Карл, едва отец сделал маленькую паузу в своем рассказе. Он слушал о приключениях прадеда с таким же неподдельным интересом, будто возвратился в далекую юность и вновь, как впервые в жизни, зачитался увлекательной книжечкой Стивенсона. – Неужели на них кто-то напал? Я имею в виду таких же искателей сокровищ?

И Марта сложила руки на груди с мольбой в глазах, словно просила не томить и говорить быстрее…

«Дети еще, сущие дети, – с нежностью подумал Отто, поглядывая на сына и на… жену. Да, теперь уже на молодую жену Марту! – Для них чужая жизнь словно интересная книга о приключениях».

С легкой грустью в голосе – вспомнилась первая жена, так глупо погибший Вальтер… – ответил:

– Когда водолаз со шлюпки ушел под воду, дед Генрих стоял на страховочном конце. Прошло несколько минут, может, не больше десяти, и он с ужасом почувствовал, что страховочный конец из натянутого стал каким-то невесомым… Дед Генрих дважды дернул, запрашивая водолаза, как у него там дела, а страховочный конец поплыл вдоль скалы: его несло течением! Когда перепуганный дед вытянул веревку, она оказалась обрезанной ножом. Попытались поднять водолаза за воздушный шланг, но шланг натянулся, как леска удочки, когда крючок за что-нибудь цепляется под водой, а потом лопнул, похоже, что у самого шлема…

– Боже мой! – Марта, бледная от переживаний за давно погибшего человека, истово перекрестилась. – Что же могло там приключиться? Надо же, только спустился – и нет человека! Какой кошмар пережил тот несчастный водолаз. И что он видел в последнюю секунду жизни?

– Могло случиться все, что угодно, милая Марта! Это же море, дно моря, где царствуют Посейдон и его скопище всяких добрых и не очень добрых тварей, – ответил Отто, невольно заражаясь сомнениями, словно он сам стоял у шлюпки и держал пустой страховочный конец в руках, а его верный друг Фридрих остался там, в толще воды, около золота, но без глотка воздуха! И ему самому надо теперь надевать шлем и акваланг и спускаться во тьму страшного мира, где неизвестно что ждет очередную жертву… – Мог напасть спрут, а водолаз, отмахиваясь ножом, нечаянно перерезал страховой конец. Мог провалиться в трюм барка, запутать воздушный шланг, через который его напарник ручным насосом подкачивал воздух.

– Господи, какой страшной смертью погиб человек, погнавшись за золотом! – Марта нервно встала, подошла к иллюминатору и долго смотрела на алый горизонт, где за низкие тучи уходило багровое солнце, а зеленая, пугающая своей близостью вода, парализуя волю, прокатывалась совсем рядом, можно было высунуть руку и поймать ее. Марта, испугавшись, поспешно отошла подальше от иллюминатора: океан вдруг показался ей каким-то фантастическим, неведомым и страшным существом, которое только и ждет минуты выпустить страшные щупальцы и схватить их всех! Всех, кто плывет в этой крошечной, почти игрушечной яхте… – Надо же, насколько спокойнее жить на суше, а здесь… – баронесса умолкла и, прежде чем опуститься в кресло, еще раз взглянула на живой, казалось, океан.

– Что было с ними дальше? Что они предприняли для продолжения поиска? Неужужели все так и оставили? – Карл спросил тихим голосом, по многовековому суеверию опасаясь говорить громко над могилой, а могилой того погибшего водолаза был океан, по которому шла их яхта.

– А что они могли предпринять без водолаза? – вопросом на вопрос ответил отец и провел ладонью по лицу. Глаза его, всегда строгие, в этот момент словно туманом подернулись. Он мысленно представил себя на месте деда Генриха, за тысячи миль примчавшегося искать свое золото, а потерявшего напарника в первую же минуту долгожданного поиска! – Клянусь священными водами Стикса, я бы не хотел оказаться на его месте: и сокровища рядом, а взять нет никакой возможности! – Он нервно мотнул головой, отгоняя прочь ненужные теперь переживания: с ним такого не произойдет, в этом он уверен вполне, глянул на баронессу и сдержанно вздохнул.

«Любовь моя! Я теперь связан с тобой навечно, как Сизиф со своим камнем! – с нежностью подумал Отто, все еще не веря в свалившееся на него личное счастье. – Неужели Господь и в самом деле решил вознаградить меня, преподнеся два таких подарка к свадьбе?! Два бесценных сокровища – клад в трюмах “Генерала Гранта” и тебя, моя милая Пандора! Одно сокровище уже держу в руках. И второе не сегодня, так завтра будет моим, будет! Слишком долго я мечтал о нем, всеми помыслами рвался к нему – сына потерял на этой проклятой дороге! – чтобы теперь и дальше оставлять мое золото в кладовых Посейдона…»

Карл что-то спросил, Отто очнулся на последнем слове сына «выжили», понял, о чем речь, и продолжил прерванную беседу:

– Я уже упоминал о том, что они построили у родничка временное жилище из песчанника, внутри натянули двойную палатку, чтобы не протекало во время дождей. Пол устлали досками с одной разобранной шлюпки: дед понял, что вторую шлюпку беречь не имеет смысла, никакого золота в нее уже не положишь! В этом тереме и стали ждать возвращения китобоя. И капитан не обманул их, зашел на обратном пути, возвращаясь после промыслов. Только на борт китобоя поднялся один дед Генрих.

– Как это – один? – Карл резко повернулся, испуганным взглядом посмотрел в глаза отцу: зная за своим родом склонность к жестким, а порою и к жестоким решениям – недавнее решение Вальтера – тому наглядный пример! – он и тут заподозрил что-то неладное.

Отто пожал плечами, покосился на притихшую Марту: он отлично понял причину испуга сына, но не собирался перед Мартой оглашать трагедию, которая произошла на острове между двумя верными, казалось бы, друзьями.

– Дед Генрих сказал мне при последней беседе, что его напарник не захотел уходить с острова, остался сторожить немалые запасы, да и сокровища под водой заодно от других искателей кладов. Дед Генрих подарил ему винтовку, патроны и обещал через месяц-другой, не больше, возвратиться с новым водолазом. Клянусь священными водами Стикса, мы найдем того моряка на острове, вернее, его останки, если только он не оставил своего поста с каким-нибудь пароходом или на самодельном плоту… Дед Генрих обещал ему вернуться, но так и не смог этого сделать. По возвращении в Мельбурн он заболел лихорадкой, почти два месяца провалялся в больнице, истратил все сбережения, какие при нем имелись, а бесплатно никто не хотел даже близко подходить к страшным рифам Окленда, а тем более в водолазном костюме спускаться под воду. И дед Генрих вынужден был, заранее отслужив панихиду по товарищу, вернуться домой. В тридцать пятом году, почувствовав близкую смерть, он призвал меня к постели и, несмотря на свои восемьдесят девять лет, довольно вразумительно и подробно рассказал эту историю. И просил сохранить тайну «Генерала Гранта» для рода Дункелей, не поднимать золота и не бросать его в горнило новой войны, которая вот-вот должна была разразиться в Европе. Он верно угадал, что фюрер кинется на соседей, и, вполне возможно, предвидел, что Германия и на этот раз испытает горечь проклятой капитуляции. Так оно и вышло, к великому несчастью.

Отто Дункель поджал губы, резко обозначив складки у рта: если бы судьба повернулась иначе! Если бы не красное полотнище большевиков, а стяги фюрера теперь развевались над Кремлем – и у него все сложилось бы гораздо приятнее! Тогда янки и сунуться не посмели бы в немецкие колонии… Он поставил чашечку на стол, нервно сцепил пальцы. Словно оправдываясь перед сыном и женой, торопливо пояснил:

– Была у меня надежда, что после победы Германии мы станем хозяевами мира. Вот тогда и пришло бы время поднять золото с «Генерала Гранта» и с его помощью сделать блестящую политическую карьеру. Но вышло вновь по предсказанию великого канцлера Бисмарка! Теперь приходится спасать себя, свое предприятие и семью от финансовой петли, которую готовят мне американские фирмы, чтоб этим янки провалиться в царство Аида и попасть в лапы кровожадного Цербера!

– Ничего, отец! – Карл понемногу пришел в себя после прослушанной истории прадеда. Пережив мысленно чужие страдания, он постепенно обрел былую веру в собственные силы. – Мы с этими янки Потсдамского соглашения не подписывали! Мы с ними еще повоюем! Не из пушек, а финансовыми залпами! Только бы добраться до сокровищ барка!

Марта поднялась из кресла, подошла к Отто, который сидел на диване у стола, ласково, успокаивая, провела пальцами по жестким с заметной сединой волосам. Ей захотелось вдруг поцеловать этого сильного, красивого и упрямого человека, к которому она после той упоительной «полуночи» начала испытывать нежное чувство, граничащее с истинной страстью. Но присутствие Карла удержало ее от такого порыва.

– Я верю, милый Отто, ты добудешь золото своего деда. И поможешь своей семье… Конечно, мне трудно заменить Вальтера, он был мужчина с крепкими кулаками, но и я не слабой породы, не кисейная истеричка. Жизнь приучила меня работать физически, быть настойчивой, а если надо, то и зубастой. Особенно если придется драться за свое счастье и счастье крошечной Элизабет. Так что можешь, Отто, рассчитывать и на меня!

Отто взял руку баронессы, поцеловал пальчики Марты. Глаза его заискрились молодо, и он подмигнул Карлу:

– Золото принадлежит нам не только по праву наследства, но и по праву сильного! Принадлежит всем нам, Марта! Я говорю нам, потому что, и Карл знает это, ты моя жена перед Богом с того часа, когда Всевышний соединил нас. И все, чем мы с ним владеем, принадлежит и тебе, моя несравненная Пандора! Ну что же, значит, вместе до последнего часа. Теперь бы только добраться до того острова, где затонул «Генерал Грант», а поднять груз будет не так сложно. И время года теплое, не то что май месяц, когда здесь купался наш отважный предок! – Помолчал, глядя через иллюминатор на тускнеющий своими красками небосклон, и неожиданно решил: – Эту ночь, Карл, мы вдвоем будем следить за Оклендами. Милая Марта, иди отдыхай, а мы с Карлом выйдем на палубу. Чует мое вещее сердце, вот-вот появится Старый Башмак, тот самый островок, как прозвал его дед Генрих.

– Почему он так прозвал его? – удивился Карл, привстав с кресла. – Не потому ли, что бегал по нему босиком, когда прыгал с тонущего корабля в море?

– Нет, сынок, – улыбнулся Отто на вопрос сына, похлопал его по плечу и пояснил: – Просто наиболее высокая часть, где кратер бывшего вулкана, напоминает издали голенище башмака, куда просовывается нога. А остальное, более низкое наклонное плоскогорье, – это где ступня и пальцы. О пятку этого «Башмака» и разбился барк… Ну, идем, сынок, и, как пели наши «лучшие друзья-коминтерновцы»: «Это есть наш последний и решительный бой!..» Надеюсь, Окленды будут к нам более милосердными, не как Симплегадские скалы[20]20
  Симплегадские скалы (в переводе «сталкивающиеся» находились, по представлениям древних греков, при вхоже в Черное море и угрожали любому судну, которое намеревалось проплыть между ними (греч. миф.).


[Закрыть] к аргонавтам!

Над морем тянул ровный норд-ост. Яхта шла под малыми парусами, равномерно поднимаясь и опускаясь, наискось переваливая через волны высотой не более пяти футов. За кормой остались первые, самые северные скалы Окленда, а здесь то и дело торчали устрашающие каменные зубы. Об эти скалы – которое уже тысячелетие! – чередой безутешно бились океанские волны…

– Милях в пяти по курсу видны еще острова! – подал голос из рубки рулевой Клаус. – Может, это как раз те, что мы ищем?

Отто и Карл, а вскоре к ним присоединились Фридрих и боцман Майкл, прошли на бак, встали справа от надутого паруса. И стояли в напряженном ожидании более часа, пока не приблизились к этим островкам и не убедились, что они ничем не напоминали описанный Генрихом Дункелем Старый Башмак.

– Фридрих и ты, Майкл, ужинайте и идите спать. Мы с Карлом заступим на вахту в два часа ночи.

– Зер гут, мой фрегаттен-капитан, – согласился Кугель, потрепал боцмана по плечу. – Идем, Майкл! Видит бог, не далеки уже райские ворота! И если ты не столь грешен, проскочишь в них без особого труда!

«Хотелось бы мне как можно дольше не попадать в те райские ворота… Земной жизни еще толком не порадовался», – сдерживая внутреннее беспокойство, смешанное с раздражением, поразмыслил боцман, заглянул в рубку, позвал:

– Идем ужинать, Клаус! Ваша смена как раз пришла на вахту.

Роберт, только что поужинавший вместе с Джимом и Есио, заступил на дежурство. Отто и Карл закурили сигары и устроились поудобнее в плетеные кресла, вместо впередсмотрящего матроса поглядывали на воду по курсу яхты, чтобы нечаянно не налететь на одинокую и мало приметную среди волн скалу. Сидели, курили, посматривали на медленно уходящие за корму бесформенные каменные нагромождения, темно-черные и пугающие своим необжитым видом и опасной близостью: до них было не дальше, чем половина мили.

Отто покосился на сына и насторожился: Карл крепко поджал губы и смотрел на зыбь, но глаза его не перебегали с волны на волну, не следили за чайками, которые летали совсем рядом, словно воздушный конвой около нагруженного танкера во времена войны… Карл смотрел в одну точку, смотрел в глубь океана, туда…

Больно сжалось сердце, словно легкая белая пелена покрыла палубу яхты, волны и горизонт – Отто с трудом сдержал подступившие слезы. Раньше с ним такого не было, чтобы вдруг вот так наворачивались на глаза непрошеные слезы слабости…

«Вальтер, Вальтер, что же ты натворил, сынок! – Отто горестно покачал головой, стараясь не поворачиваться лицом к старшему сыну. – Не захотел поговорить с отцом начистоту, не излил свои сомнения, а отрезал отца даже на фотографии. И дернули меня черти писать те несчастные телеграммы Цандеру! Надо было дать ему устный приказ еще там, в Виндхуке при отъезде. Но всего в жизни не предусмотришь, как не предусмотрел я слежки за собой со стороны верных вроде бы друзей. И вот – потерял сына, на которого так привык надеяться. Теперь нас трое против океанской тьмы и ненадежных матросов. Вряд ли Клауса и Марту можно серьезно брать в расчет, если вдруг заварится нежданная драка. И кто знает, как поведет себя боцман и в особенности Клаус, на которого я так много поставил! Будет ли верен или ударит в спину, как тот в веках проклятый Брут… Дорого бы я заплатил, чтобы узнать, не замышляет ли команда что-нибудь против нас. Через кого узнать? Через Майкла? Но эта Горилла и есть самая верная кандидатура на роль мятежного вожака – точь-в-точь старый Сильвер, особенно если отрубить ему ногу! Через Клауса? Вряд ли. Матросы от него отвернулись, он для них отрезанный ломоть…»

– Да-а, сынок, что-то я не учел с самого начала, – вслух подумал Отто, пыхнул сигарным дымом, оглянулся. Роберт, посматривая на картушку компаса, вел яхту вдоль опасной зоны рифов, над которыми в бледно-желтом свете луны виднелись пенистые буруны разбивавшихся волн. Вновь заговорил о том, что вот уже несколько дней не покидало его мысли: – Надо было взять с собой еще двух-трех надежных ребят, хотя бы и сына Фридриха Кугеля. Да и Эрих, племянник Гюнтера Цандера, парень с крепкими кулаками и с железными нервами, не как…

– Сделанного не исправить, отец, – глухим голосом прервал Карл размышления отца, когда тот хотел с упреком вспомнить погибшего Вальтера. – Будем рассчитывать на собственные силы.

– Ты прав, сынок, – Отто похлопал Карла по спине, встал с кресла, чтобы немного размять ноги, прошел с бака к рубке. – Не устал, Роберт? Может, отдохнешь, а Карл подменит тебя?

– Дело для меня привычное, господин сенатор, – спокойно ответил рулевой, и Отто не сумел уловить в его голосе скрытых ноток неприязни или приглушенного раздражения. – В иные прогулки приходилось одному бессменно стоять у штурвала по восемь часов. Только и отдыха бывало, когда в рубку принесут поесть или чашку кофе покрепче выпьешь. А теперь мы меняемся каждые два часа. Не работа – сплошная прогулка!

– Ну не всегда же наше плавание – сплошное удовольствие. И вам приходится трудиться, когда налетает непогода… Хорошо бы теперь до возвращения в Мельбурн не попадать в полосу штормов, но, увы, это не в наших силах устраивать!

– Это уж так, господин сенатор, – покорно согласился Роберт и легонько крутнул штурвал, подправляя курс яхты. – Не мы властвуем над океаном, а он над нами, – сказал спокойно, но стараясь не встречаться взглядом с новоявленным хозяином яхты. Дункель заметил это, но не стал выяснять причину отчужденности, отнеся ее к тем мелким недоразумениям, которые произошли при встрече с китобоями.

«Получат вознаграждения все, так и улыбаться будут. И не один раз вспомнят добрым словом…» – пришло в голову такое решение. Он внимательно поглядывал вперед на море, где форштевень, приближаясь к заветному месту, словно карающий меч, рассекал незримые нити человеческих судеб, брошенных на темные волны самой загадочной богиней Клото[21]21
  Клото – прядущая (нить жизни), одна из мойр, богинь судьбы, которые властвуют над смертными и над богами (греч. миф.).


[Закрыть].

* * *

Остров Старый Башмак они опознали около полуночи, когда он из бесформенного черного пятна превратился в кусок суши с более четкими очертаниями – до него осталось не более двух-двух с половиной миль.

– Он! Это он, клянусь священными водами Стикса! – Отто Дункель вскочил с кресла, обнял за плечи Карла и не сдержал радости, неистово сжал сына. – Смотри, сынок, высокая пятка – это раструб потухшего вулкана! А туда, на восток, понижение и невысокий обрыв! Там укрывались от шторма шлюпки с затонувшего барка. Иди, Карл, быстро разбуди Фридриха. Пусть идет сюда, потом отоспимся, когда наше золото будет в трюме яхты! О-о, ну теперь… – и Отто, счастливый и возбужденный окончанием трудного поиска, от нетерпения крепко потер руки, не задумываясь пока о том, что сокровища надо еще и отвоевать у коварного Посейдона, что слитки золота лежат не на берегу в кованных сундуках, а там, где царствует мрак и на каждом шагу подстерегает невидимая и беспощадная опасность быть вечным пленником моря…

Фридрих, едва успев одеться, через минуту был около фрегаттен-капитана, выслушал его восторженное известие: вот он, отыскался их Остров Сокровищ! Осталось только побыстрее поднять золото и…

Фридрих предостерегающе сдавил локоть ликующему Дункелю, еле слышно добавил за Отто:

– …и обдумать, как нам обуздать матросов, когда они увидят золото и наверняка тронутся умом!

Фрегаттен-капитан вздрогнул, как из раскаленных клещей выдернул локоть из пальцев верного друга. Снизил голос до еле различимого, поспешил уточнить:

– Что-нибудь узнал пакостное? Говори скорее.

– Точно ничего не знаю, мой фрегаттен-капитан, но боцман Майкл и этот верный его дружок Роберт о чем-то шептались после ужина, когда Майкл вышел из камбуза и курил у рубки. Шептались так бережно, будто от сварливых жен таили амурные делишки. Когда к ним подошел Клаус, тут же умолкли и заговорили о дельфинах, которые появились около яхты. К чему бы это? Поневоле задумаешься и загодя примешь кое-какие меры, не так ли?

Отто возбужденно пожевал губы, тихо ответил, сдерживая в себе понятное волнение:

– Иди и оденься потеплее. И оружие возьми. Нам по одному нельзя оставаться ни здесь, ни на камбузе, – повернулся к сыну, спросил: – Карл, твой пистолет при тебе?

Карл молча положил ладонь на грудь, где под левой рукой у него находился удобный пистолет «Вальтер», тезка погибшего брата…

Едва рассвело, боцман Майкл поднял матросов, наскоро позавтракали и приготовились к проходу через рифы. До полудня, дожидаясь прилива, маневрировали около острова, а потом убрали паруса, запустили двигатель и осторожно начали приближаться к бурунной полосе против «пятки» Старого Башмака. Карл и Фридрих стояли на коленях по обе стороны форштевня, внимательно всматривались в морскую поверхность, стараясь по малейшему движению воды определить наличие опасной и невидимой скалы. Волны рассекались о рифы по бортам, а здесь, за исключением нескольких «караульных» скалистых выступов из моря, к великому их счастью, никаких препятствий пока не объявлялось, и яхта лишь в одном месте легонько чиркнула бортом о подводный камень.

При этом легком толчке у Отто невольно всплыло старое, от деда узнанное. «Не здесь ли барк “Генерал Грант” впервые вот так же ударился днищем об эту скалу? У него осадка была гораздо большей, да и ветром его гнало куда быстрее… Господи, пронеси и не погуби наши грешные души!» – и, не скрывая тревоги, на виду у всей команды перекрестился.

Но скорость у яхты была минимальной, словно у младенца, топающего крошечными ножками по незнакомой тропинке, и яхта, оттолкнувшись утолщенной частью корпуса, спокойно продолжала извилистым курсом пробираться дальше, в глубь пролива. Все с облегчением вздохнули, когда «Хепру» прошла за полосу рифов и оказалась в довольно просторной акватории между двумя частями некогда бывшего единым острова. Справа находилась невысокая часть каменистого острова, иссеченная множеством расщелин, глубоких впадин и с острыми выступами вдоль кромки воды. Слева – почти отвесная скала серого камня, которая в нескольких местах, словно богатырским волшебным мечом, была иссечена сверху и донизу.

– Стоп машина! – скомандовал Отто, и Степан тут же выключил двигатель. Яхта по инерции и увлекаемая течением вдоль пролива прошла около «пятки» Старого Башмака.

«Где-то здесь, под нами, лежит “Генерал Грант”, а в нем золото! Какая из этих расщелин та самая, по которой Генрих Дункель вскарабкался на кратер? Снизу из-под скалы не видно. Надо будет искать маяк сверху».

Отто скомандовал включить самый малый ход, и Клаус повел яхту вдоль острова, четко реагируя на поправки курса, которые с носа давали Карл и Фридрих. Оставаться с этой стороны, откуда дул ветер, было рискованно. При его внезапном усилении волны неминуемо расколют яхту об эту нерушимую каменную твердь.

– Клаус, выходим на ту сторону острова! Карл, смотрите внимательнее, в конце пролива могут быть каменные зубы!

Пока не кончился прилив, успели благополучно обогнуть остров и там, где был «носок» Старого Башмака, промерив глубины, бросили якорь в полукабельтове от берегового обрыва.

– Команде обедать! – распорядился Отто, и боцман тут же повторил его приказ, словно это была не прогулочная яхта, а боевой корабль. – Штефан, ты зачем сбрил бороду? – удивился Отто, только теперь заметив, что механик утром побрился и выглядел теперь гораздо моложе своих сорока трех лет, но обожженное лицо придавало ему выражение угрюмой сосредоточенности и скрытной суровости.

– Это старый русский обычай, герр Дункель, перед опасной ситуацией бриться и надевать чистое белье… – Степан Чагрин говорил спокойно, но глаза! О-о, глаза его были колючими, как у настороженного зверька перед манящей приманкой в капкане: кто кого перехитрит?!

– Чего же здесь опасного ты находишь? Шторма нет, вражеской эскадры на горизонте тоже не видно, да и не ожидается вовсе. – Дункель внутренне сжался. Сам того, быть может, не подозревая, этот Русский Медведь заставил бывшего фрегаттен-капитана вспомнить, что и он, выходя на боевое задание или при подготовке к опасному прорыву через минные заграждения, всегда переодевался в чистое белье…

«Что задумал этот упрямый славянин? Неужели и вправду в команде созрел заговор против нас? Или о чем-то догадываются, готовятся. Тем более что Фридрих в последние дни так сурово присматривает за моряками, что мог вызвать ответное подозрение…»

Механик Чагрин на вопрос сенатора ответил беспечно, обыденным тоном:

– Для нас, герр Дункель, опасность теперь не в эскадре или в проплывающем мимо китобое, а в каждом подводном камне. Доводилось слышать о трагедиях в этих, моряками проклятых, Оклендах! Дай бог нам остаться целыми и выбраться подобру-поздорову. – Механик, считая разговор оконченным, неторопливо пошел в сторону трапа на камбуз, где кок Чжоу Чан гремел железными мисками.

Отобедав, Отто приказал Майклу спустить шлюпку на воду и, пока экипаж занимался этой работой, тихо распорядился:

– Фридрих, мы с Карлом сойдем на берег. С собой возьмем боцмана. А вы с Мартой и Клаусом сидите на баке у шпиля, чтобы эти кретины не вздумали поднять якорь и смыться от нас. Я подарил баронессе пистолет Вальтера, показал, как с ним обращаться. Так что в случае какого открытого мятежа – стреляйте на поражение, предупредив об этом матросов без всяких колебаний.

– Иди спокойно, мой фрегаттен-капитан, – ответил Фридрих и опустил руку в карман, неприметно давая знак, что револьвер при нем. – Да к тому же, мне кажется, они без Майкла не рискнут заваривать такую кашу. Будут выжидать до более верного случая, чтоб вместе…

– Господин сенатор, шлюпка готова! – крикнул с кормы боцман. – Вы сами поплывете или кого к веслам посадить? Как прикажете?

– Ты проводишь нас, Майкл, – ответил спокойным голосом Отто, а Карл заметил, что боцман при этих словах смутился, по-видимому, такое решение сенатора было для него неожиданным. Но он не возразил ни слова, через гакаборт начал спускаться по веревочной лестнице в шлюпку. За ним спустился Карл, потом Отто и сел за руль на кормовую банку. Волны на подветренной стороне острова были мелкие, больше напоминали толчею воды в закрытых акваториях, что усложняло работу гребцам. И все же довольно быстро шлюпка приткнулась к береговому откосу. Карл первым выпрыгнул на мокрый гравий, подтянул за носовой швартовый канат шлюпку, помог сойти отцу. Майкл встал, ожидая распоряжения: следовать ли за сенатором и дальше или остаться в шлюпке и ожидать их возвращения.

«Интересно, где же у них зарыты сокровища? В какой-нибудь пещере, наверное, потому как не взяли с собой ни кирки, ни лопаты», – размышлял боцман, вспоминая все, что удалось в былые юные годы прочитать о кладоискателях.

– Карл, присмотри удобное место для подъема! Я догоню тебя, только выкурю с Майклом сигару, чтобы не пыхтеть дымом на ходу, – сказал Отто, присаживаясь на плоский камень недалеко от береговой кромки.

Майкл тоже выпрыгнул на берег, присел рядом, на камень поменьше размером, принял от Дункеля протянутую сигару. Карл успел отойти шагов на пятьдесят, Отто вынул зажигалку, протянул боцману прикурить, потом сам закурил, пуская дым по ветру, который под обрывом крутился в непонятно каком направлении. Боцман маленькими, как у настороженного хорька, глазами следил буквально за каждым движением рук сенатора.

«Боится! Он меня боится! – догадался Отто, затягиваясь пахучим дымом. – Это чертовски скверно, значит, не доверяет полностью! А может, инстинктивно догадывается, какая участь может их всех постигнуть!»

Стараясь говорить как можно непринужденнее, он сообщил боцману:

– Майкл, мы с Карлом обследуем островок, а ты обожди нас здесь. Мы недолго, час, от силы полтора часа побродим, прикинем, где удобнее будет спускаться под воду…

– Хорошо, господин сенатор, я обожду, – поспешно и с явным облегчением согласился боцман, улыбнулся, несколько раз кивнул бородатой головой. – Теперь недолго нам осталось путешествовать, скоро и в обратный путь двинемся…

– Майкл, что-то мне не нравится этот русский! Не мутит ли он команду? Не подстрекает ли против нас? – напрямик спросил Дункель. – Ты же знаешь, одна паршивая овца может заразить все стадо. У нас пока складывается дело превосходно, мы уже у цели… И мне очень не хотелось бы применять оружие, если команда вдруг взбунтуется и захочет силой завладеть сокровищами… Себя только погубят, вместо того чтобы всем вернуться домой с приличным вознаграждением!

«Вернемся ли мы домой? – с тоской подумал Майкл, опустив глаза на каменную россыпь под ногами, чтобы не смотреть в суровое лицо этого явно непредсказуемого в поступках человека. – Нужны ли мы будем тебе после того, как запихаешь сокровища в трюм угнанной яхты? Скорее всего, оставишь нас здесь подыхать голодной смертью, птицам на кормление, словно падаль какую…»