Текст книги "Сокровища Посейдона"

– Господь не выдаст, фашист не съест! – с отчаянием блеснул глазами Степан, пожал локоть Роберту, сказал чуть слышно: – Как только я спущусь, ты снеси мою одежду в кубрик и засунь в рундук, чтобы Кугель не приметил. Ну, братцы, я пошел…

Насвистывая песенку про Катюшу, Степан отошел на корму. В тумане чуть слышно плескалась вода у борта, внизу в кубрике громко смеялись Джим, Есио и Чжоу, пристукивая шахматами о доску. Есио Кондо восторженно вскрикивал при каждом удачном ходе, всю дорогу Джим и Чжоу, эти два заядлых игрока, выясняли между собой спор, кому владеть местной шахматной короной в шахматном поединке.

Через полминуты из рубки послышалась музыка: передавали концерт из Сиднея.

– Клаус! – Майкл высунул голову из двери. – Проверь и устрани девиацию: что-то у Роберта не получается!

Клаус поднялся со стульчика, поспешно прошел в рубку, увидел открытый нактоуз.

– Похоже, магнитные пары сместились от вибрации при ударе о подводную скалу, когда шли через рифы… – высказал предположение Клаус, поскреб ногтем кривое переносье. – Хорошо, придется повозиться. Где наши таблицы? – Клаусу надоело сидеть в одном положении на стульчике, хотелось отвлечься от непрошеных раздумий о себе, о будущей жизни. Да и поговорить просто с матросами, которые последние дни явно игнорировали его, отворачивались, когда он пытался о чем-то спросить.

– Вот, на столике лежат. Роберт, а ты проверь крепление штурвала, штуртросов и нет ли лишнего зазора у румпеля. Назад пойдем – снова может налететь непогода, тогда некогда будет исправлять на ходу. – Боцман уступил место Клаусу, вышел из рубки, встал у леерного ограждения и закурил. – Надо же, тьма какая! – прокричал он матросам, которые вдвоем возились около нактоуза. – Словно в огромном кипящем котле под крышкой варимся…

Фридрих Кугель промолчал или сделал вид, будто не расслышал реплики Майкла. Баронесса медленно раскачивалась в кресле, негромко напевая песенку на непонятном боцману языке.

«Ишь, будто оглох Кугель! Спесь, наверно, заела, разговаривать не хочет! Ну и черт с тобой, не очень-то и мне хотелось чесать язык с таким недобитком, как говорит этот русский Штефан… Наверно, Штефан прав, надо быть трижды осторожными, иначе не видать родного дома…»

Выкурив сигарету, боцман повернул голову влево – Степана на корме уже не было, а Роберт неприметно понес его одежду в кубрик…

«Помоги ему, Господь! Ты видишь, не от хорошей жизни на такое дело пошел Штефан!» – и Майкл набожно перекрестился.

* * *

Отто Дункель работал веслами расчетливо, словно опытный спортсмен на трудной трассе, который знает, что именно перед финишем ему потребуются и силы, и ловкость. Карл, сосредоточенный, умело правил шлюпкой и следил за морем по курсу, чтобы не налететь в тумане на небольшой, но смертельно опасный подводный камень. Скалистый берег надвигался огромным бесформенным пятном, которое изредка, в разрывах туманного полога, принимало очертания темно-серой каменной стены или нагромождения серых валунов с неширокой полосой гальки у самой кромки моря.

– Пойдем влево, – сказал сам себе Отто, опустил правое весло в воду, а левым гребанул два раза, поворачивая шлюпку носом на юг. – Отсюда удобнее. О дьявол! Какое сильное течение! Да еще к тому же встречное! А на яхте не ощущалось почти. Под двигателем шли. Наш лучший друг Русский Медведь в машинном отделении сидел… Да-а, собралась команда, от каждой рубахи по паре вшей… Мне кажется теперь, что малость переумничал этот Кельтман. Куда проще было бы иметь однородную команду: наверняка знал бы, чего они хотят. А у нас каждый в своей скорлупе сидит и что-то про себя думает. Фу ты, что-то затормозилось наше продвижение!

Отто налег на весла, но шлюпка словно днищем приклеилась к огромным водорослям и никак не хотела идти вперед. И только когда Карл сел за второе весло и они начали грести в четыре руки, им удалось обогнуть скалистый выступ, который способствовал образованию сильного течения в узком месте. У «пятки» Старого Башмака Отто снова взял оба весла, Карл пересел на кормовую банку.

– Якорь бросать здесь бессмысленно, – в затруднительном раздумье пробормотал Отто, заглядывая за борт. – Боюсь, что глубина приличная. Если якорь застрянет в расщелине, не вытащить, – повернулся к сыну слегка порозовевшим от трудной работы веслами лицом. – Карл, закрепи за пояс страховой линь. Узла на три завяжи, потуже. Вот та-ак! И прошу, сынок, не уходи далеко от этой скалы… «Генерал Грант» лежит где-то здесь. Не думаю, что его течением куда-то оттащило: такую махину только новое извержение вулкана могло сбросить в какую-нибудь пропасть… Господи, помоги нам! Дай свершить задуманное. Клянусь священными водами Стикса, как только вернусь в Виндхук, отслужу обедню и пожертвую на храм! И в каждое Рождество твое буду приносить пожертвования…

Карл с удивлением, но без тени насмешки посмотрел на отца: набожностью прежде он не отличался.

«Крепко взяло его за душу сомнение, если взмолился Богу и про приношения заговорил… Ничего, – с невольным холодком в груди вздохнул молодой Дункель. – Может быть, как говорится, не сожрут меня в один прием здешние осьминоги, как того водолаза». – Заставил себя улыбнуться, чтобы не расстраивать отца кислым видом, даже мигнул ему с нарочитой задиристостью.

– Вот увидишь, отец, все будет в порядке! У меня такое предчувствие, что все должно быть в полном порядке! Разыщу судовой журнал и сделаю запись вместо вахтенного командира о дне и часе своего прибытия на борт нового капитана барка – Отто Дункеля!

– Хорошо бы, сынок… Но ты не увлекайся под водой всякими проделками, не на пляжном берегу будешь, а в утробе старого вулкана. Главное на сегодня – обнаружить сам корабль.

– Обнаружим, в чем дело! Для того он и утонул здесь, чтобы мы его однажды обнаружили. Помоги надеть акваланг.

Отто поднял с днища шлюпки и помог Карлу надеть на спину увесистый акваланг с красными баллонами. Сам затянул ремни, пристегнул ласты, старательно натер грудь, плечи и спину растительным жиром, чтобы глубинная вода не так липла и не холодила тело. Проверил, надежно ли работает клапан подачи сжатого воздуха.

– Все в порядке, сынок. С богом! – и перекрестил Карла, когда тот, подняв в правой руке трезубец с трехметровой рукояткой, встал на носовую банку и через борт, спиной вперед, упал в воду, потянув за собой капроновый крепкий линь. Несколько секунд, перегнувшись через борт, он видел сына, который наискось вдоль скалы пошел во тьму, а потом только пузырьки отработанного воздуха указывали, что Карл там, в глубине, живой и дышит…

Туман огромной и тяжелой массой продолжал наползать с океана на остров, упирался в скалу, бесшумно обтекал ее с обеих сторон, а на западе, словно в утробе фантастического чудовища, что-то урчало и шипело. Это, разбиваясь о рифы, бесновался морской прибой.

Отто сделал несколько взмахов веслами, чтобы вернуть шлюпку на место поближе к расщелине, посмотрел на часы: Карл под водой всего семь минут, а показалось, что он там не менее получаса!

«Только бы барк был на месте!» – снова заволновался Отто. Пока находился далеко от острова, думалось о том, как туда добраться, найти сам остров! Добрался и нашел, но теперь сомнения иного рода одолевают: где барк? На какой глубине залег? Будет ли возможность спуститься туда в аквалангах и проводить работы под водой?

Холодными тисками сдавило сердце – вдруг вспомнил рассказ деда Генриха о том, что он потерял у этой расщелины своего водолаза! Что с ним тогда случилось? Увы, об этом только Посейдон знает, а он умеет хранить тайны всех происшествий, которые случаются в его жутких владениях… И вновь, как иголкой, кольнуло под сердцем: «Вальтер, Вальтер, что же ты натворил, сынок? Погубил себя в расцвете лет, нанес отцу незаживающую рану, оставил единственного брата на этой земле без родного плеча, одного среди чужих людей! Пока что еще Карл дождется помощи от малолетних сынов… Из-за какой-то Амриты ушел из жизни, будто молодой граф Жуаез, который влюбился безнадежно в несравненную Диану Монсоро… Графа можно понять: его возлюбленная была ему равной по положению, а не желтокожей индусской без роду и племени…»

Отто насторожился: похоже, в размеренный шум прибоя вкрались какие-то новые звуки, словно, догоняя шлюпку, за спиной надсадно сопел бегущий со всех ног разъяренный бык. Оглянулся – кроме тумана и ближних острых камней-скал, торчащих из воды, ничего не видно. Даже альбатросы не летают, опасаясь подниматься в воздух в такой белой непроглядной мгле.

«Почудилось! Кому здесь быть, кроме нас с Карлом. Я здесь, а Карл под водой, он сопеть не может, – старался успокоить себя Отто. Он поворачивал головой, словно пеленгатором, пытаясь снова поймать посторонние звуки, не связанные с жизнью океана. – Или вправду кто-то сопел? Но кто? Людей здесь быть не должно, разве что души давних спутников деда Генриха, матросов и того офицера с солдатами? Но это уже мистика… Скорее всего, это морской котик забрался на остров», – решил Отто, помимо воли чувствуя, что тело сжимается, как при близкой опасности. Ему не раз доводилось слышать рассказы китобоев, что когда-то в этих широтах на скалах Оклендского архипелага обитали морские котики.

«Инстинкт позвал их на прежнее место, вот они и начинают осваивать давно забытые лежбища…»

Туман, подкрашенный в бледно-розовый цвет солнечными лучами, медленно потек на юго-запад, куда дул слабый ветерок, и едва первый просвет достиг отвесной скалы, как в пяти-шести футах от борта ухнул огромный, почти с детскую голову, камень! Фонтаном вздыбился водяной столб, окатив брызгами шлюпку и ошеломленного Дункеля. Ничего не успев даже подумать, Отто рванул весла и сделал три отчаянных гребка прочь от скалы, в голове пронеслось наиболее вероятное предположение: «Камень сорвался…» Но в ту же секунду вторая глыба размером побольше первой упала как раз туда, где только что покоилась на волнах шлюпка.

«Меня бомбят со скалы! – эта догадка, словно молния высокое дерево, ожгла голову. – Клянусь священными водами Стикса! Меня берут в артиллерийскую прицельную вилку!»

Он сделал еще несколько сильных взмахов веслами, отгоняя шлюпку подальше от опасного места, вынул из кармана пистолет, щелкнул предохранителем. И замер, впившись взглядом в неровный срез обрыва наверху, откуда летели эти смертоносные снаряды каменного века!

«Такие валуны можно только толкать, словно спортивное ядро: слишком большие, чтобы бросать. Здесь он уже меня не достанет! Ну-у, высунься, тварь поганая! Высунься, и здешние птички возблагодарят Господа за то, что послал им новую падаль! Ну же, смелее! Пока туман не накрыл остров и мы можем видеть друг друга! Надо же, подкараулили…»

Но там, на срезе скалы, – могильное безмятежное спокойствие. Травы, и той даже нет, чтобы своим колыханием выдать чье-либо присутствие. Через пару минут туман снова накатил на остров и, казалось, еще более плотной массой, скрыл от глаз скалу и расщелину, по которой ориентировался Отто. Шлюпку течением отнесло от прежнего места футов на сто, и Дункель взялся за весла, возвращаясь на старую «стоянку». Пистолет сунул под правое колено, даже не поставив на предохранитель… И снова почудилось, как кто-то совсем рядом, казалось, под кормой шлюпки, тяжело дышит открытым ртом!

Нервы не выдержали. Он вскинул пистолет и выстрелил четыре раза наугад туда, вверх. Глухие звуки ударились в отвесный гранит и, отраженные, вслед за срикошетившими пулями, унеслись в океанскую ширь…

Отто посмотрел на стрелки часов, поднес к уху – тикают! Минутная стрелка переместилась всего на четырнадцать делений с того времени, как Карл опустился в воду, а показалось – вечность! Где он? Глубоко ли успел погрузиться? Что увидел там за эти роковые считанные секунды? И непроизвольно содрогнулся, со злобой пробормотал себе под нос:

– Клянусь священными водами Стикса! Не много успел бы увидеть Карл, если бы одна из каменных «бомб» попала в шлюпку! И если бы даже я чудом уцелел, добрался бы до расщелины, меня добили бы сверху, сделай я попытку спастись тем же путем, каким спасся дед Генрих! – Отто, сам того не ожидая, трижды перекрестился, как истинно верующий, когда подумал: а что было бы с Карлом? Что было бы с его последним сыном, когда он, уставший, всплыл бы на поверхность, а здесь вместо шлюпки и отца – обломки досок!

– Они и Карла не пощадили бы! – выдохнул с присвистом из груди Отто, чувствуя в затылке нарастающую тупую боль, признак поднимающегося давления. – Но кто бомбил меня? Ведь не мифические же стимфалиды[22]22
  Стимфалиды – птицы бога войны Ареса, их тела и крылья были покрыты перьями в виде медных стрел, которыми стимфалиды поражали своих противников (греч. миф.).


[Закрыть] швыряли эти камни, да еще так прицельно! А что, если на яхте произошел бунт и кто-то из моряков погнался за нами? Ну-у, если так, то мы по возвращении к яхте устроим этим мерзавцам побоище не менее ужасное, чем устроил таковое римский император Клавдий своим рабам!..[23]23
  Величайшую и самую кровопролитную резню в истории Рима организовал император Клавдий в 52 г. после Рождества Христова на Фуцинском озере. Перед публикой сражалось 19 000 гладиаторов, уцелевшим из которых в этом сражении после даровали свободу.


[Закрыть] Карл, ну что там у тебя? Нашел ли ты «Генерала Гранта»? – Отто наклонился через борт, чувствуя в руке туго натянутый страховой конец и пытаясь сквозь темно-зеленую толщу океана увидеть сына. Если бы тому вдруг понадобилась помощь, он готов был в один миг надеть второй акваланг и упасть в воду…

Едва оказавшись в пучине, Карл решил обследовать подводную часть скалы, погружаясь не вертикально – так можно пройти и мимо затонувшего судна, – а равными зигзагами. Он знал, что двух баллонов ему хватит на пятьдесят минут, если глубина погружения не превысит тридцати футов, и на двадцать пять минут, если он опустится футов на сто.

Скользя вдоль расщелины, Карл приметил скопление больших крабов – от света фонаря они шарахнулись во тьму с таким проворством, словно застигнутые на месте преступления грабители при появлении полиции… Спокойнее вели себя морские звезды, в зарослях сновали юркие рыбешки, не особенно пугаясь причудливого незнакомца. Чем глубже опускался Карл, тем гуще становились подводные заросли, особенно там, где зияла трещина в скале. Карл осторожно тыкал острогой в эти опасные места: хуже будет, если осьминог, случись ему здесь устроить себе жилище, высунется да схватит со спины. От расщелины он пошел к северу, держась на расстоянии шести-восьми футов от скалы, чтобы не терять ориентировки. Здесь, на глубине уже более тридцати футов, видимость уменьшилась до пяти-шести шагов! Вот еще одна трещина в «пятке» Старого Башмака, но не совсем вертикальная, а чуть наклоненная нижней частью к северу. Мимо Карла прошмыгнула стайка красивых золотистых рыб, своим видом напоминавших стерлядь. Из глубины навстречу ему высунулись острые, словно зубы гигантской акулы, обломки скалы, густо оплетенные длинными водорослями. Растения плавно клонились к востоку, куда влекло их подводное течение.

Пройдя вдоль скалы около ста футов, Карл повернул назад, постепенно углубляясь и чувствуя, как на тело возрастает давление океана. «Не менее сорока футов уже надо мной, – прикинул Карл, осматриваясь вокруг себя. – Видимость уменьшилась, хорошо, что фонарь сильный…»

Скала по-прежнему, за исключением нескольких нешироких выступов, уходила в жуткую тьму – даже смотреть вниз страшно из-за пугающей неизвестности! Карл осторожно раздвинул стену водорослей, на безопасном расстоянии обошел подводные выступы. Подсвечивая фонарем, проплыл вдоль «пятки» в обратном направлении. У южного выступа, чувствуя возросшее течение, глянул на часы – десять минут ему как раз хватит пройти третьим галсом вдоль возможного местоположения затонувшего барка…

Сделав разворот, Карл с новым уклоном пошел вдоль этого причудливого творения вулкана, смутно и с беспокойством начиная осознавать, что эта мрачная пропасть может уходить вниз до бесконечности, а если и имеет дно, то совсем близко от владений жестокого Аида!..

Остов затонувшего судна надвинулся на Карла бесформенной темной глыбой. Вырос сразу, как в кино на зрителя вдруг накатывается по рельсам встречный локомотив. Карл вскинул руку к маске, сквозь стекла хотел протереть глаза: не подводный ли это мираж? В самом ли деле он нашел затонувший барк «Генерал Грант» с сокровищами?

С золотом, которое, как утверждал отец, принадлежит им по праву наследства, а теперь еще и по праву первооткрывателей!

Карл выставил острогу, словно боевое копье на рыцарском турнире, отчаянно заработал ногами, приближаясь к судну со стороны кормы: перед ним лежал большой парусник, лежал кормой на юг, а килем к скале. Лежал на левом боку, свесив над темной пропастью опутанные такелажем мачты… Осторожно, как будто он мог своим движением всколыхнуть толщу воды и опрокинуть судно, Карл проплыл над правым бортом, пугаясь открытых пушечных портиков, полузатянутых длинными водорослями. Бушприт, форштевень, носовые переборки канатного ящика – все разбито вдребезги при столкновении со скалой, все перепутано обрывками канатов, завалено рухнувшим при ударе рангоутом.

Карл еще раз глянул на часы – пора возвращаться. Он выбрал слабину страховочного конца, дернул дважды и, помогая себе ногами, неспешно поднялся на поверхность. Когда сквозь мокрое стекло различил в пяти метрах от себя шлюпку, вскинул острогу с обрывком зеленой водоросли и победно встряхнул ее над головой.

Отто за страховой конец подтянул сына, ухватил за пояс, помог ему подняться в шлюпку и сесть на банку. Карл стащил маску и, тяжело дыша, счастливо поблескивая глазами, словно отличившийся солдат своему полководцу, отрапортовал:

– Отец! Он лежит здесь, прямо под скалой! Я трижды постучал острогой по борту и этим «застолбил» сокровища за нами!

Отто крепко взял ладонями мокрую голову сына и поцеловал в лоб.

– Благодарю тебя, Всевышний! Благодарю! – в каком-то безумном экстазе выкрикнул старший Дункель, отстранил от себя улыбающегося Карла, потом еще раз поцеловал его в соленый лоб, засмеялся: – Ну-у, теперь держитесь, канальи! Железный Дункель покажет вам свои клыки!

Кому именно он грозил в эту минуту наивысшего своего счастья, наверно, и сам не мог бы точно сказать. Но грозил, потому как было кому грозить!

* * *

К яхте Отто Дункель возвращался, охваченный беспокойством, которое оставило его всего на несколько минут по возвращении Карла из-под воды. Не случилось ли и в самом деле на яхте бунта? И что там с Мартой и Фридрихом? Живы ли, а может, схвачены как заложники, и матросы потребуют за их освобождение половины, если не больше, добытого золота? Если так, то придется…

– Туманище какой! – проворчал Карл. Он выразил желание сесть на весла как можно скорее и согреться работой после холодной купели. – Тебе хорошо видна яхта? Далеко еще грести?

Отто, едва они обогнули бесформенное нагромождение глыб на южной оконечности острова, внимательно посмотрел вперед. Над «слоеным» пирогом из белой мглы виднелась только мачта с клотиковым фонарем, зато довольно хорошо слышно, как в рубке во всю мощь железного горла гремел радиоприемник.

– Молодцы, догадались запустить музыку, – усмехнулся Карл, ритмично взмахивая веслами. – Теперь не собьемся с курса, будем ориентироваться, словно по радиомаяку.

К яхте приблизились с носа. По плеску весел Фридрих догадался об их возвращении, крикнул, едва шлюпка подошла шагов на тридцать и стала чуточку различима:

– Причаливайте к корме! Боцман, принять шлюпку!

Отто Дункель приказал шлюпку не поднимать, а закрепить покрепче швартовым за кнехт. По веревочной лестнице первым поднялся на ют. Марта, не выпуская заветной сумочки из рук, шагнула навстречу, намереваясь спросить, нашелся ли «Генерал Грант», но увидела озабоченное, почти злое лицо Отто, перевела вопрошающий взгляд на Карла. Тот загадочно потирал руки. Перехватив немой вопрос баронессы, младший Дункель не удержался и, словно подросток, совершивший неимоверно храбрый поступок – ночью побывал на кладбище и остался жив! – расцвел в улыбке, похлопал себя ладонью по груди, показал большой палец. «Зер гут, баронесса, золото у нас в кармане!» – примерно так можно было расшифровать этот жест.

«Все понятно, – успокоилась Марта и опустилась в кресло. – Вот удивится мама! Она наверняка догадывалась, что из этого путешествия я непременно вернусь как фрау Дункель. Так оно и получилось. Только моим мужем стал не слабовольный несчастный мальчик, а взрослый мужчина, который зовет меня удивительно красивым именем «несравненная Пандора»… Вальтер как-то назвал отца Протеем. Я вычитала в книжке о греческой мифологии, кто именно назывался таким подводным божеством. Но я не думаю, что мой Отто способен превращаться в различные чудовища, как мог это делать старец Протей. Он может быть в различных ситуациях разным, строгим и даже суровым, но никак не чудовищем! С ним меня ничто не страшит в жизни. Ни мне не грозит никакая беда, ни моей малютке Элизабет! Как жаль, что я не взяла ее с собой в это путешествие…»

Карл взвалил на спину вынутые из шлюпки оба акваланга, и они с отцом пошли на бак.

– У вас тут все спокойно? – со строгим выражением на лице негромко спросил Отто, а сам внимательно осмотрел матросов, словно по их поведению сейчас можно было определить, кто из них был там, на скале, и посмел отважиться на такой до дерзости отчаянный поступок?

– Да-а, мой фрегаттен-капитан, – несколько озадаченный таким вопросом, ответил Кугель. – Все на своих местах… А что такое? – Фридрих понимал, что не из простого любопытства поинтересовался Отто: за этим кроется нечто серьезное. – Призвать матросов к тебе?

– Нет, пока не надо… Сначала сами разберемся. – Отто видел, что матросы все здесь: китаец, японец, негр и русский – у шлюпбалки, готовые поднимать шлюпку, если будет такая команда. Майкл, Клаус и Роберт – около ходовой рубки, откуда доносились лихие шквалы фокстрота, под который только и плясать в дикий ураган на море… – Карл, идем в каюту. Фридрих, побудь на вахте, пока мы выпьем горячего кофе и согреемся немного: у меня, кажется, даже кости пропитались этим сырым туманом. – Он медленно повернулся к сидящей в кресле баронессе: – Марта, милая, не хотите ли поухаживать за нами? Я велю коку подать обед в каюту, а вы накройте стол своими руками. Есть причина для маленького семейного торжества!

При последних словах Кугель не сдержался, крякнул, и довольная улыбка растеклась по широкому лицу: найден барк, коль скоро фрегаттен-капитан заговорил о семейном торжестве! Ну и отлично! Отто заметил перемену в настроении своего друга, молча пожал ему локоть и легонько встряхнул руку Кугеля, давая понять, что в своих предположениях тот не ошибся.

– С удовольствием поухаживаю за вами, мои подводные рыцари, – улыбнулась Марта, тряхнула золотистыми волосами и легонько щелкнула замком сумочки, закрывая ее. Чуть выпуклые верхние скулы, несмотря на прохладный воздух, загорелись румянцем: Отто при всех назвал ее «милой», совсем как законную супругу… – Чжоу, обед у тебя готов? Сможешь подать минут через десять?

– Готов обед, господа, готов совсем. – Китаец поспешил к люку на камбуз, умудрившись при этом на такой короткой дистанции отвесить баронессе три почтительных поклона…

Через полчаса, выйдя к Фридриху на бак, Отто устало опустился в кресло, вытянул ноги, оглядел яхту. Клаус приглушил звук приемника, Майкл размеренно, словно часовой у городских ворот, вышагивал рядом с рубкой, заложив руки за спину и не решаясь подойти к хозяину яхты с расспросами. Из люка в матросский кубрик доносились громкие выкрики и смех, и громче всех хохотал негр Джим.

– Полдня стучат шахматными фигурами и спорят до хрипоты, – проворчал Кугель, словно матросы в часы отдыха должны были только молиться и спать, да и то без храпа!

– Никто из них не покидал яхту? – Отто пристально глянул в заросшее бакенбардами лицо Фридриха, словно и его заподозрил в чем-то.

– Н-нет, мой фрегаттен-капитан! – бывший штурман даже головой тряхнул: настолько неожиданным и, казалось, нелепым был такой вопрос Дункеля. – Все было вот так же, как и теперь. Точно так же. Только Клаус и Роберт возились с компасом, и Майкл торчал возле них, да туман был погуще.

Отто Дункель подергал насупленными бровями, спросил:

– Ты где сидел?

– В этом же кресле, где и теперь… А баронесса в твоем, рядом. Да что случилось? Поясни ради всех святых! Я начинаю волноваться. Что-то случилось с вами там, на острове?

– Давай пересядем, – не ответив на взволнованный вопрос Фридриха, предложил Отто, и они поменялись местами.

– Та-ак, – Дункель внимательно осмотрел палубу яхты, наклонился вперед, снова выпрямился. Он хорошо видел ходовую рубку, угол открытого люка в матросский кубрик, левую часть кормы и шлюпбалку. Остальная часть была закрыта рубкой.

– Что тебя беспокоит, Отто? – уже настойчиво спросил Фридрих и неотрывно уставился в глаза Дункеля. Толстые пальцы вцепились в рыжую бородку, глаза наполнились тревогой. – Неужели ты думаешь, что кто-то из них посмел…

– Одно из двух, Фридрих, – негромко прервал своего друга Отто и побарабанил пальцами о закругленные подлокотники кресла. – Одно из двух: либо на нашем острове объявился свой полусумасшедший боцман Айртон, тот самый, которого известный тебе капитан Грант высадил с «Дункана», либо кто-то и наших матросов дважды и чертовски метко метнул в меня со скалы солидными камнями, каждый из которых мог бы торпедировать нашу шлюпку похлеще, чем мы с тобой торпедировали британские малотоннажные пароходики, – и Отто пристукнул ногой от досады, что виновника недавнего происшествия не так-то просто будет найти при круговой поруке всей команды. И даже Клаус ничего не заметил, иначе уже сказал бы…

– Невероятно… Ведь я все время был здесь, смотрел, слушал. Никто из матросов не оставлял яхты. Может, и в самом деле, кроме нас, еще кто-то прибыл на остров чуть раньше… за этими сокровищами?

– Тогда мы нашли бы шлюпку или яхту того самого Айртона. Видишь ли, дружище, почти весь люк в кубрик из кресла не виден. Стало быть, один из них, раздевшись, мог ползком добраться до веревочной лестницы, спуститься в воду, достичь берега, а до него не так и далеко, бегом пересечь остров и быстрее нас – а мы шли против течения, да притом весьма сильного, едва одолели вдвоем! – очутиться у отвесной скалы, под которой я поставил шлюпку. Не зря мне в тумане слышалось сопение разъяренного быка! Швырнув камни и промахнувшись, пока я дожидался выхода Карла из-под воды, пока переодевал его и пока мы гребли вокруг мыса, злодей тем же путем вернулся на яхту, надел сухое белье и встретил нас вместе со всеми, словно рождественский ангел невинный. Это нам с тобой, дружище, хороший урок. Команда догадывается о своей возможной участи и готова к драке. Поворачиваться к ним ахтерштевнем[24]24
  Ахтерштевень – брус, кормовое окончание киля судна.


[Закрыть] никак нельзя!

– То-то, я смотрю, вернулся удачно, а веселья не больше, чем у царя Пирра после памятной победы над римлянами! Даже не верится, что такое могло случиться, а я проморгал… – Кугель протяжно присвистнул, на скулах еще четче обозначились красные прожилки. Неожиданно в глазах метнулись злые огоньки, и он решительно сказал, кривя в усмешке рот: – Так, может, мы их ночью, не дожидаясь, когда они первыми на нас нападут? И концы в волны, а там никаких отпечатков для полиции. Разве что кости потом в шторм вынесет на гальку!

Отто локтями уперся в колени, отрицательно покачал головой.

– Карл обнаружил барк именно там, где и предполагалось ему лежать. Теперь остается убедиться, что золото в утробе покойного «Генерала Гранта», что его никто не выгреб раньше нас. Если золота нет или его невозможно достать, я высажу матросов где-нибудь на островах, чтобы нескоро добрались до своего хозяина Кельтмана, черт бы его побрал вместе с братцем Рыжей Бородой!.. Проклятущий туман, исчезнешь ты сегодня или нет? – едва не выкрикнул Отто, но притишил голос и поднял голову: солнце над океаном приближалось к зениту…

После обеда появились первые признаки прояснения. С норд-веста потянул ветерок, клубами заворочался туман, начал отрываться от водной поверхности, медленно, нехотя отодвигаться в непросматриваемую даль южной части Тихого океана.

– Майкл! – громко позвал Отто Дункель, и боцман тут же, весь как под электрическим напряжением, вырос перед ним.

– Слушаюсь, господин сенатор.

– Вот ключи. Отопри машинное отделение, пусть Штефан запускает мотор. Ты что это так удивился? Думал, мы и зимовать под этой скалой проклятой будем?

– Уходим отсюда? Домой?

– Уходим, но не домой, а на ту сторону острова. Мы пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться этим туманом, не так ли? – и с прищуром посмотрел в маленькие глаза боцмана.

– Есть сниматься с якоря! – неизвестно чему радуясь, Майкл поднес к губам свисток, и звонкая трель аврала прокатилась над палубой «Хепру». Матросы в полминуты были на своих местах, сообща, в четыре вымбовки подняли с грунта якорь. Степан Чагрин прогрел двигатель, выглянул из двери и крикнул, обращаясь к боцману, которому только и считал нужным подчиняться по долгу службы:

– Машина к работе вполне готова!

– Клаус, встань к штурвалу! – приказал Отто Дункель, заметив, но не заострив внимание на выпаде Русского Медведя. Он попросил Карла быть рядом с ходовой рубкой, шепнув на ухо: – Смотри в оба, сынок! И будь трижды осторожен, чтобы ни одна собака не стояла у тебя за спиной! – Сам с Фридрихом остался на баке, свесившись над форштевнем, руками облокотясь о фальшборт.

– Малый вперед! – скомандовал Дункель. Механик покривился, благо, лица его сенатор не видел, но выполнил команду, включил двигатель на малые обороты. Яхта дернулась корпусом от первых толчков винта, разворачиваясь носом к югу, медленно пошла в обход острова.

Отто выпрямился, внимательно осмотрел команду – моряки все на виду, внешне спокойны и деловиты, как, впрочем, и всегда в плавании.

«А ведь кто-то из них был там, над обрывом! Был и теперь затаился, ждет еще одной счастливой возможности избавиться от нас. Кто? Если бы знать наверняка. Спрашивал Клауса, а он только глаза вытаращил, ответил, что был в рубке при боцмане, исправляли девиацию компаса. Кто же тогда? Либо азиаты, либо этот Русский Медведь, потому как у негра Джима на такое дело кишка тонка, как говорится!»

Все были на виду, кроме баронессы. В своей каюте, даже во сне не расставаясь с беленькой сумочкой, молодая женщина уютно свернулась на диване под невесомым пуховым одеялом, отдыхала после обеда. Ей снился хороший сон, потому что красивые алые губы то и дело полуоткрывались в счастливой и безмятежной улыбке.