Текст книги "Сокровища Посейдона"

– И вы больше не возвращались к разговору о вашей матушке? – уточнил Ральф Ванде. Инспектор поспешно бросил мокрый из-за дождя плащ на руки швейцара, на ходу, скорее по привычке, вынул из грудного кармана металлическую расческу, несколько раз провел по редким светлым волосам. Проходя мимо большого зеркала, поправил шляпу, забыв ее сдать швейцару, а может, и не слагал ее вообще никогда, и поспешил к лифту.

– Дня через два он еще спросил, жива ли моя бабушка Анна? Но я сказала, что старая баронесса три года назад как умерла.

– Так что же вас, барышня, заставило вызвать врача и меня? Что случилось с господином… э-э, как его звать?

– С господином Хартигэном, – тут же подсказала услужливо Элизабет, прошмыгнув в лифт вслед за тучным инспектором. – Я как раз проходила мимо, как вдруг из-за двери тринадцатого номера долетел уж-жасный дикий крик: «А-а-а!» – эмоциональная Элизабет так заверещала, что инспектор Ванде невольно отпрянул и зажал ладонями мокрые уши.

Широкополая шляпа от того, что инспектор вжался в самый угол, надвинулась ему на светлые и, как у суслика, чуть выпуклые глаза. С трудом он нашелся что сказать:

– Помилуй бог, барышня! Разве можно так кричать? Люди подумают, что я вас тут…

– Да-да, именно так за дверью закричал господин Хартигэн, – утвердительно тряхнула головой Элизабет и тут же поправила набок съехавший от быстрой ходьбы белый передник. – Закричал так, как если бы его швырнули в котел со смолой. Вы видели, наверное, господин инспектор, какие страшные котлы рисуют в картинах про ад? Потом господин Хартигэн, наверно, вскочил на ноги, отшвырнул прочь тяжелый стул, сидя на котором, имел обыкновение, просматривая газеты, принимать несколько поздний по времени ужин. А после грохота упавшего стула я содрогнулась от его хохота. Я думаю, и вы бы так же хохотали, господин инспектор, посади вас, к примеру, голым, извините за грубое слово, неподалеку от муравейника.

– Избави бог, барышня, придумали такое наказание! Кажется, мы на нужном этаже. – Ральф Вадде все это выслушал от горничной, пока поднимались в лифте, а потом в сопровождении доктора мисс Маргарэт Шатт и перепуганной дежурной по этажу мисс Сюзан Тендлер поспешил к тринадцатому номеру в глубине коридора.

Дверь в номер открыть не смогли: второй ключ был вставлен изнутри. На требование полицейских господин Хартигэн не изволил отвечать даже словом.

– Ломай! – распорядился инспектор Ральф Ванде.

Квадратный полисмен, в тот вечер дежуривший у гостиницы и которого весь Мельбурн знал как силача Барриджи, ударом плеча сорвал дверь вместе с замком, и взору инспектора представился трясущийся, жалобно хихикающий старик, который невероятно каким образом – при своем-то росте изрядном! – умудрился, ну чисто котенок, свернуться калачиком и умоститься в углу дивана на жесткой подушке. На столе горела лампа и лежал недоеденный ужин и одна еще не откупоренная бутылка пива.

Господин Стив Хартигэн никоим образом не отреагировал на вломившихся в номер людей, и только его правая рука, вытянутая вперед, делала странные движения, будто Хартигэн продолжал отшвыривать от себя пальцами нечто жуткое и омерзительное. Однако перед ним ничего не было, кроме развернутой и упавшей на желто-зеленый ковер мельбурнской вечерней газеты «Геральд». Именно на эту скомканную газету хозяин номера смотрел так, словно на пестром ковре лежал не квадрат бумаги с разновеликими заголовками, а изготовившаяся к смертельному броску кобра.

– Господин Стив, как вы меня напугали, я думала… – Элизабет вышла вперед инспектора и хотела сказать, что крик старого человека напугал ее до полусмерти, однако едва инспектор наклонился, чтобы поднять газету и положить ее на стол рядом с другими газетами, как господин Хартигэн вдруг вскочил на ноги, правой рукой схватился за грудь, протяжно, с болью простонал и, как в пропасть, шагнул с дивана. Полисмен Барриджи от двери не успел даже подскочить к нему и подхватить на руки.

Элизабет отшатнулась, закрыла лицо ладонями, но и ее отчаянный крик не смог заглушить глухого стука упавшего на пол тела…

Инспектор Ральф Ванде нахмурил брови, с трудом оттеснил полицейского Барриджи, который неуверенно топтался около неподвижного господина Стива Хартигэна, торопливо перевернул его на спину и склонился над ним.

– Похоже, еще живой, – с легким заиканием выговорила мисс Маргарэт Шатт, сцепив пальцы до такой степени, что они у нее побелели в суставах.

На лице господина Хартигэна – а что господин еще жив, в том инспектор уже не сомневался, – зловеще холодно, словно капли с подтаявших сосулек, блеснули крупные слезы, застрявшие в морщинках у крепко сжатого рта.

– Барриджи, ну что вы стоите фонарным столбом? Быстро вызовите врача! – распорядился инспектор и снял шляпу.

Через несколько минут буквально на крыльях в номер влетел доктор, с ним явились санитары в белом, бережно уложили господина Хартигэна на носилки и вынесли из номера, чтобы тут же отправить в больницу. Горничная Элизабет, словно прощаясь навсегда, перекрестила доброго господина Хартигэна уже на носилках, не удержалась и тихо заплакала.

– У него есть родственники? – неизвестно к кому обращаясь, спросил инспектор.

Мисс Тендер и мисс Шатт переглянулись в недоумении: в журнале приезжих пишутся, как правило, сведения, откуда приехал временный жилец…

– Кажется, он из Африки, из Виндхука, – вспомнила мисс Маргарэт Шатт и хоть этим помогла инспектору.

– У господина Хартигэна нет там родных, – сквозь слезы, тихо всхлипывая, проговорила Элизабет, успев натереть глаза до легкой красноты: ей искренне было жаль этого одинокого старого человека, который относился к ней с такой нежностью, хотя и не понятной для нее. – Как-то в дождливый вечер он задержал меня разговором почти на двенадцать мину. И пожаловался: «Если бы вы знали, дорогая Элизабет, – я не поняла, отчего он так меня назвал: дорогая Элизабет! – как я одинок! Жестокий бог Посейдон забрал моих сынов, от меня увезли в Германию внуков. Приехал поклониться могилам сынов, а добраться до тех могил никак не могу, никто не хочет взять меня на борт и отвезти на Оклендские острова… Я бы там остался и умер с сознанием, что и мои кости лежат рядом с костями сына Карла…» Вот отчего он так долго жил у нас, – напомнила Элизабет, снова вытирая слезы беленьким платочком.

– Грустная история, – согласился инспектор Ванде, покачал головой, словно с кем-то мысленно спорил. – Плохая ему будет жизнь в одиночестве… если и выкарабкается из когтистой лапы смерти. Плохо старику среди чужих. Жил человек, к чему-то стремился всю жизнь, и в один вечер раз – и нет ничего: ни человека, ни заветного желания.

Инспектор приступил к осмотру номера. Первое, что бросилось в глаза, – оброненная бывшим хозяином комнаты газета «Геральд». Именно на эту газету господин Хартигэн смотрел перед тем, как с дивана шагнуть в возможное небытие…

– Клянусь честью мундира, похоже, что именно из-за этого газетного листка наш почтенный господин Хартигэн едва не приказал долго жить! – в некотором раздумье пробормотал инспектор, обращаясь не к дамам, а к полицейскому Барриджи.

– Что же там писано… такого потрясающего, сэр? – кашлянув в кулак, спросил полицейский и с суеверным страхом покосился на смятую газету. – Я понимаю, если в нее завернуть кобру и подбросить в номер, тогда, конечно, заиграют поджилки у любого, а не только у старого человека!

– А вот сейчас поищем эту самую кобру, как вы изволили шутить, Барриджи, – ответил инспектор.

Он поднял газету, разгладил и без особого труда нашел статью, на которой закончил свое чтение господин Хартигэн. Это была небольшая заметка, помещенная на последней странице в разделе происшествий и занимательных фактов. Начиналась она крупным, красиво набранным заголовком «За золотым призраком».

Не замечая, что рядом с ним, по-прежнему сжимая в пальцах скомканный батистовый платочек, стояла Элизабет, сама вся такая же бледная, инспектор, невольно передернув плечами, медленно прочитал:

– «Канберра. От новозеландского порта Данидин отошло небольшое поисковое суденышко “Эйкерн” под командованием Джона Граттана. Кроме капитана, на борту находится четыре аквалангиста, одновременно исполняющие обязанности матросов. Судно направляется в район островов Окленда, находящегося к юго-востоку от Новой Зеландии, на розыск американского барка “Генерал Грант”, затонувшего где-то в этом районе. Напомним читателям некогда широко ходившую по нашим портовым городам историю… Май 1866 года. Из Мельбурна в Лондон отправился в плавание “Генерал Грант”. В декларации судового груза было записано: “740 килограммов золота…” Этот груз, покоящийся теперь на дне Тихого океана, оценивается сейчас в 20 миллионов фунтов стерлингов. Близ островов Окленд барк попал среди скал в каменную ловушку и затонул. Из 83 человек судовой команды спастись удалось лишь десяти. Они-то и рассказали, где приблизительно легли на дно золотые слитки. С этого времени легенда о золоте “Генерала Гранта” начала свое путешествие по морским кабачкам и тавернам… Многие с тех пор искали затонувший барк. 18 экспедиций окончились безрезультатно. 29 аквалангистов и водолазов погибли в погоне за “золотым призраком”. Правда, были обнаружены обломки какого-то судна, которое, как утверждают, и было “Генералом Грантом”. И вот очередная экспедиция». Слова «740 килограммов золота» и «20 миллионов фунтов стерлингов» господин Хартигэн не зря подчеркнул карандашом красного цвета. Он, по-видимому, тоже имел в своей жизни какое-то отношение к этому «золотому призраку». Вполне возможно, что среди двадцати девяти погибших как раз и были его сыновья, о которых он упоминал при вас, Элизабет, будто морской бог отнял их у него. Вот такие дела, дамы и господа… – Инспектор свернул газету, положил ее на стол.

– Н-нда-а, – прогудел Барриджи. – Если такая гора золота приснится, то поутру, проснувшись и не найдя таковую в комнате, можно свихнуться от отчаяния, это точно!

Инспектор обошел Элизабет, выдвинул верхний ящик стола.

– Смотрите, Барриджи, тут кое-что есть. Запиши для протокола. Та-ак, туалетные принадлежности, совсем новая электробритва, портмоне с наличными… наличными сорок фунтов с мелочью. Ага, вот паспорт. О-о, а это уже что-то посерьезнее! – из нижнего ящика инспектор вынул большой пакет из толстой бумаги светло-голубого цвета, прочитал, от удивления растягивая слова и вздымая брови под лоб: «Моей приемной дочери баронессе Элизабет Бутанис завещание».

Элизабет вскрикнула, отступила от инспектора, который резко повернулся к ней с протянутым пакетом. Потом нерешительно, словно ослышалась, приняла.

– Это и вправду мне? – голос ее дрожал от волнения, а может, от предчувствия чего-то невероятного…

– То, что вы баронесса Элизабет Бутанис, я ничуть не сомневаюсь, – ответил инспектор с легким поклоном головы и покосился на сраженных этой новостью мисс Тендер и мисс Шатт. – А что касается «приемной дочери», то, по всей вероятности, разъяснение последует из содержания этого пакета. Сядьте, баронесса. И вы садитесь, любезные дамы… Тебя, Барриджи, не приглашаю садиться, можешь и постоять по молодости лет. Тем более что дамы сядут на диван, а я – в это новое и единственное в номере кресло. На твою долю остается только вешалка у двери… Мне кажется, завтра нам всем предстоит идти в нотариальную контору засвидетельствовать подлинность этого завещания. Конечно, если господин Хартигэн сам не поправится и не призовет Элизабет к себе с пакетом…

Элизабет, примостившись на край дивана рядом с растерянной мисс Шатт, с каким-то необъяснимым беспокойством в душе, словно страшась скрытого внутри таинства, надорвала пакет, вынула чек и протянула его инспектору.

Ральф Ванде прочитал, с завистью в голосе крякнул:

– Недурно, господин Хартигэн, недурно! Мне кажется, Элизабет, что ваш приемный отец является последним потомком в роду графа Монте-Кристо!.. Баронесса, это чек в Мельбурнском банке на ваше имя и на сумму сто двадцать пять тысяч фунтов стерлингов! Поздравляю…

Рядом с Элизабет ойкнули обе дамы, полицейский Барриджи поспешил снять фуражку.

– Теперь вам, баронесса, нет нужды служить у нас… горничной, – мисс Шатт говорила ласково, но не смогла скрыть невольной разочарованности: везет же некоторым, а вот ей в жизни ничего подобного так и не выпало…

– Читайте, госпожа Бутанис, что это за такое длинное письмо, – поторопила мисс Сюзан Тендер, сгорая от нетерпения узнать тайну новой Золушки, которая на их глазах из простой горничной вдруг превратилась в знатную баронессу!

Пальцы молодой девушки заметно вздрагивали, когда она развернула письмо на пяти или шести листах и, волнуясь, начала читать…

Только через час, положив бумаги господина Хартигэна в дипломат, инспектор Ральф Ванде опечатал номер и в сопровождении молчаливого полицейского Барриджи покинул место столь странного происшествия, где встретил свой, может, роковой час господин Стив Хартигэн, он же бывший сенатор Отто Дункель. Рядом с задумчивой баронессой Элизабет Бутанис он направился по гулкому коридору, из дальнего конца которого через просторное окно были видны огни высотного здания с суматошно бегающими неоновыми огнями рекламы…

Последние слова, которые расслышал он, начав спускаться по лестнице вниз, были слова Элизабет Бутанис:

– Только бы он выжил! Я буду любить его как родного отца, Господи, только бы он остался жив…