Текст книги "Сокровища Посейдона"

– Я и сам был поражен до высшей степени, когда это заметил! Зачем это ему было нужно? Какую цель преследовал индус, садясь на хвост своему хозяину?… И только много позже я разгадал причину такого поведения, и вы это узнаете, если захотите… Так вот, выследив индуса – вижу, что этот самый Набель останавливает Али, они что-то оживленно обсуждают и старый индус уходит в номер крайне возбужденный! Но перед этим, что меня особенно поразило, Али побывал на почте и отправил неизвестно куда и кому телеграмму и почтовый перевод на какую-то сумму денег! Каково? Есть от чего поломать голову, не так ли?

– Дьявол побери! – Вальтер нервно потер лоб пальцами, все еще не до конца веря собеседнику, человеку, как оказалось, хитрому и способному на коварство, если не на открытое предательство. – Голова кругом пошла от таких известий. Зачем это было нужно индусу? Неужели он выполнял чей-то приказ и следил за отцом? Ничего не понимаю… Говорите дальше, Вилли! Как видите, пока что ваши слова напустили мне в голову тумана еще больше, не прояснив ничего конкретно. Слушаю.

– Вот и я долго ничего не мог понять. Но с той минуты, когда я увидел Набеля и Али вместе, я не спускал со странного пассажира глаз. Он стал интересовать меня гораздо больше, чем ваш отец. На некоторое время, разумеется. Еще бы! Загримировав себя, я не ждал беды от сенатора, тем более что я путешествовал по подложному паспорту, в то время как Набель становился опасным конкурентом. А с конкурентами в подобных ситуациях, я имею в виду, когда дело идет о поисках сокровищ…

– Что вам удалось выяснить? – Вальтер проявлял нетерпение, потому как ситуация в его воображении принимала весьма зловещий оттенок. Неужели отец Амриты был у кого-то на службе и вел слежку за домом отца? Это можно было бы понять, если дело касалось бы, скажем, политической направленности задания от какой-то организации! Но вопрос идет о поисках сокровищ, когда вообще не оставляют никаких свидетелей! И Али, таким образом, мог погубить их всех. Мог погубить, хотя знал, что Амрита стала его женой! «Боже, есть от чего рехнуться! Не-ет, что-то тут не так. Али не мог стать платным агентом. – Вальтер отчаянно стиснул пальцы в тугой кулак, стараясь унять звон в ушах. – Не мог, ведь он знал, что мы любим друг друга! – И неожиданно черной тучей налетело очередное сомнение: – Но ведь он мог об этом узнать слишком поздно! До того, как я и Амрита объяснились…» – Он схватил Тюрмажера за руку, крепко ее стиснул, словно хотел выжать из него чистосердечные признания. Вилли покривился от боли, и Вальтер опомнился, с извинениями выпустил его побелевшую кисть.

– Извините, ради бога! Но меня сжигает нетерпение. Что же вам все-таки удалось узнать? Говорите, Вилли!

– Если вы хорошо и во всех подробностях помните тот день, когда мы встретились в ресторане парохода «Британия», то должны знать, что я раньше всех вас покинул зал, почему мне и удалось присутствовать при роковой встрече Набеля и Али в коридоре неподалеку от выхода на палубу. Только я постарался остаться незамеченным, укрывшись за металлическим шкафом у спуска в машинное отделение. И слышал буквально все, от первого и до последнего слова…

– Ну и… не томите! – почти в приказном тоне едва не выкрикнул Вальтер, готовый пустить в ход кулаки, настолько не было уже сил буквально вытягивать каждое слово из Тюрмахера.

– Али оказался чистым, как новорожденный ангел! Набель действительно добивался от него сведений, куда и зачем отправился сенатор Дункель. Но индус пригрозил ему рассказать обо всем хозяину, если он и впредь не перестанет донимать его своими расспросами и угрозами. Спустя некоторое время я осторожно прошел мимо вашей каюты – я услышал, что сенатор с кем-то там разговаривает, и хотел побеседовать с Али начистоту, даже открыться перед ним, чтобы было больше веры в мои слова. И посоветовать Али рассказать действительно все сенатору, на что так и не решился сам индус… У него, как я понял, были свои особые на то причины.

– Вы о них догадываетесь, не так ли? – уточнил Вальтер.

– Догадываюсь. Он по каким-то соображениям не до конца доверял вашему отцу и хотел обезопасить семью на время этой неожиданной отлучки из дома… И у меня, разумеется, была своя выгода, чтобы Али открылся перед сенатором. Такой решительный человек, как фрегаттен-капитан, не потерпит, чтобы кто-то висел у него на хвосте и дышал в затылок в ту минуту, когда он доберется до сокровищ.

– Вы тысячу раз правы, Вилли. И я вас со всей серьезностью предупреждаю об этом. Более того, я настоятельно советую оставить эту глупую затею следить за отцом… Да, – Вальтер вспомнил о главном, – что же сказал вам Али при встрече? По чьему приказу он следил за нами? Не сам же по себе рискнул на такой шаг?

– Увы. – Вилли развел руками, на лице отразилось разочарование, которое ему пришлось уже когда-то пережить. – Когда я вошел в каюту, Али был уже без сознания – наступила страшная агония… Он метался на диване, а в руке была зажата…

– Что у него было в руке? – тут же насторожился Вальтер, но Тюрмахер пропустил мимо ушей его вопрос, продолжил говорить свое.

– Я понял, что минуты Али сочтены и поспешил уйти, иначе меня могли заподозрить в убийстве. Попадать под подозрение инспектора полиции, а тем более сенатора Дункеля, не входило в мои планы, и я поспешил покинуть каюту до той минуты, когда индус свалился на пол и поднялась всеобщая суматоха. Али действительно погиб от яда, который подарил, если можно так выразиться, ему Набель, умышленно царапнув в коридоре руку. Несчастный старик так и не догадался, отчего наступила смерть, он просто не придал особого значения такому пустяку, как царапина.

– И вы не знаете, кто стоял за убийцей?

– Увы. Говорю честно – не знаю. Как не знаю, кто стоит за Гансом Шрейбером. Он не говорит на эту тему, а я не считаю возможным заводить разговор о таком щекотливом деле. Но, разумеется, кто-то стоит. И вполне возможно, что не просто один или два отчаянных проходимца, но и солидная фирма… Тогда они своего шанса не упустят. Это я рискнул на собственный страх и риск пуститься по вашим следам. И право, до этой минуты не знаю, во что обернется мое предприятие. Удачей, или такой же катастрофой, как у Набеля, как у тех пиратов около острова Кинга… Все мы ходим под одним Богом, Ему и решать нашу судьбу, – с философской обреченностью закончил Вилли.

– Да-а, вот так сюжет для увлекательного романа! – Вальтер по-мальчишески присвистнул, хотя понимал, что обстановка далеко не такая безобидная, как может показаться человеку, не посвященному во все ужасах людских отношений, когда дело идет о богатстве и власти. А здесь и то и другое соединяется вместе – золото может дать и приличное состояние и власть… – Не хватает только легендарного Эркюля Пуаро, чтобы во всем этом разобраться. Что же вы намерены предпринять? Так и будете идти в нашей кильватерной струе? Не боитесь? Я не угрожаю вам, Вилли, но я знаю своего отца, он непременно избавится от вас. Не знаю, каким способом, но уйдет из-под стражи. Вы сами только что упомянули о событии возле острова Кинга!

Тюрмахер смолчал, что всего несколько минут назад на этой же скамье состоялась резкая беседа с сенатором Дункелем, но у него сохраняется надежда, что, поостыв и подумав, Отто Дункель примет его предложение о разделе сокровищ равными долями на всех участников этой нелегальной экспедиции. Смолчал и о том, что фрегаттен-капитан точно так же уверял Тюрмахера, что рано или поздно, но сумеет уйти от своих мателотов.

– Ну что же, Вальтер, посмотрим, как он это сумеет сделать? Говорю тебе, что у меня нет другого выбора, просто я обязан идти до крайней точки, иначе никогда не сумею возвратить себе своих детей! А без них сама жизнь не имеет больше смысла…

Вальтер понимающе кивнул головой раза три, поразмыслил вслух:

– Вы намного усложнили свою задачу, Вилли, что взяли с собой Шрейбера и еще кого-то…

– С нами еще инспектор Паркер, тот самый, который был на «Британии», – открыл маленький секрет Вилли, понимая, что Вальтер все равно узнает это от сенатора. – Он оказался тоже в курсе дел вашего отца, сумев записать его разговор с Кугелем на магнитофон. И решил испытать счастье, пустившись вместе с нами в погоню за сокровищами.

– Вот как?! – пределу удивлений, похоже, не будет конца, решил Вальтер и сокрушенно потряс головой, поражаясь, до какой же степени авантюризма могут доходить взрослые и серьезные, казалось бы, люди. – Еще и полицейский инспектор с вами? Ну-у, тогда считайте, что никакой сделки у вас с отцом быть не может! Слишком много желающих собралось вокруг бесценной добычи! Облава началась, охотники пошли к цели со всех сторон. Боюсь только, что теперь далеко не все пули полетят в золотого быка, мишенью станут и сами охотники! Именно охотники! – повторил с ударением Вальтер. И неожиданно вспомнил один из первых вопросов, который возник у него при встрече с Тюрмахером: – Да, но почему вы заговорили именно со мной на эту тему? Ч т о нужно вам от меня? Ведь не ради пустого словословия сидим мы на этой скамье и выясняем, кто есть кто? Так я жду от вас ответа именно на такие мои сомнения, – и с напряженным нетерпением посмотрел в прищуренные глаза отчаянного человека – Вилли напомнил ему в эту минуту канатоходца, который рискнул пройти на большой высоте без подстраховки и даже без шеста в руках!

– Я хотел бы просить вас, Вальтер, уговорить отца принять наше предложение…

– Какое? – насторожился Вальтер, не понимая еще, куда клонит Тюрмахер. – Вы передали отцу свое предложение? Или только хотите передать через меня?

– Уже передал, – принужден был сознаться Вилли о состоявшейся здесь беседе. – Именно здесь, на этой скамье, за минуту до встречи с вами. Вы увидели меня как раз в ту минуту, когда я отчаянно размышлял о своих дальнейших действиях.

– Понятно, – усмехнулся Вальтер, вспомнив позу, в которой пребывал в тот миг Вилли. – И что же вы хотите? – уточнил Вальтер, хотя без особого напряжения ума мог догадаться о намерениях Тюрмахера и его спутников. Невольная гримаса брезгливости тронула его губы и не ускользнула от наблюдательного Вилли.

– Да! Я хочу, чтобы вы уговорили отца разделить добытые сокровища честно на две равные доли. В противном случае, мы вынуждены будем принять соответствующие меры, вплоть до вызова таможенной полиции, которая тут же примчится на место поиска и…

– Вилли, вы взрослый, видавший жизнь человек! – Вальтер поражался все больше и больше, слушая своего бывшего дворника. – Неужели вы серьезно думаете, вернее даже, серьезно надеетесь, что отец и Кугель вот так запросто, своей волей, отдадут вам половину сокровищ, будь они даже столь неоценимы, как у графа Монте-Кристо? Здесь не подходит определение даже «детская наивность». Какой ребенок без драки уступит другому самую любимую игрушку? А вы хотите забрать у Железного Дункеля половину сокровищ!!! Простите, но этому у меня нет никаких определений. Выход из такой ситуации я вижу только один – либо они вас перестреляют над грудой тех проклятых сокровищ, либо вы их! Но мне кажется, что у отца больше шансов победить – они профессионалы! Даже Карл. Все трое прошли крещение огнем и кровью. У них рука не дрогнет и жалость не затуманит глаза, когда через прорезь прицела мелькнет чужое лицо! Вы об этом хоть подумали?

Вилли согласился, поджал губы, потом неожиданно с настороженностью спросил:

– Да, тут вы правы… Но почему вы назвали только троих? А вы сами? Неужели вы не встанете на сторону отца и брата, если и в самом деле завяжется драка «над грудой проклятых сокровищ», как вы только что выразились? Неужели отойдете в сторону и будете просто смотреть? Не верю!

Вальтер протяжно выдохнул, опустил взгляд на руки, сцепленные пальцами и лежащие на коленях. Чистосердечно признался:

– Я понимаю вас, Вилли. Вы хотите сказать, что после драки меня все равно победители отца не оставят в живых, как опасного свидетеля… И все же я не смогу убить человека! Конечно, если я увижу, что кто-то из вас занес нож над отцом или братом, я не буду стоять безучастным манекеном… Потому снова и очень настоятельно советую вам отказаться от безумной погони за призраком богатства. Этот призрак заведет вас в ловушку, из которой будет невозможно выбраться, не потеряв при этом головы.

– А если вам оставить такого отца, как ваш, и открыто перейти на нашу сторону? Мне кажется, в такой ситуации сенатор не стал бы так яростно сопротивляться разделу сокровищ и проявил бы уступчивость? А вы все равно получили бы свою долю… – Вилли, похоже, только теперь подступил к основному вопросу, ради которого и остановил младшего Дункеля. И это прозвучало так бесцеремонно и цинично, что Вальтер, слегка опешив, едва не с открытым ртом долго смотрел на невозмутимого внешне собеседника, и только лихорадочный блеск в глазах выдавал то истинное напряжение, которое владело в эту минуту Тюрмахером – слишком много поставил он на этот вопрос, вернее, на предстоящий ответ…

– Вы серьезно предлагаете это мне? Я не ослышался?

– Вполне серьезно и обдуманно со всей тщательностью. Еще раз повторяю – одна восьмая часть добытых сокровищ останется вашей! И вы можете распорядиться ею по своему усмотрению, а не гадать, как поступит с вами, вернее, с этими богатствами, ваш отец! У меня, сами видите, нет другого варианта уговорить сенатора, кроме как…

– Кроме как столкнуть лбами отца с сыном? Или моим телом прикрывшись, идти в атаку, добывая презренное золото, в надежде, что отец и брат побоятся стрелять… Вилли, вы не похожи – по крайней мере, внешне, – на сумасшедшего. Но эти слова меня очень озадачили. Не хватает только, чтобы сейчас из кустов выскочили ваши люди, накинули мне на голову мешок и похитили! Наверно, от такого шага вас удерживает присутствие Карла, и вы знаете, что он непременно при оружии… Право, наш разговор начинает приобретать оттенки глупого сна. Лучше на этом и закончим. Я не убийца, но я не стану прикрывать тех, кто пусть даже с фашистами, сражается их же оружием! – Вальтер хотел подняться со скамьи – он видел, что Карл и баронесса начали все чаще поглядывать в их сторону. Но Тюрмахер сказал еще не все.

– Жаль… у меня была последняя надежда…

– На мое предательство?

– Это не предательство, Вальтер… Нет, это не предательство, это священная месть!.. Конечно, если вы человек чести и не снесете такого оскорбления, нанесенного вам лично, или… – Тюрмахер сделал зловещую паузу. По тому, как деревенело лицо бывшего дворника, Вальтер вдруг отчаянно понял, что перед ним действительно черный вестник! И все самое страшное еще впереди.

– Или… Договаривайте! Что же вы заскользили на словесном льду! – Вальтер набрался решимости, готовый слушать до конца.

– Ну хорошо! Видит бог, я не хотел вас огорчать раньше времени, но обстоятельства… – Вилли резко взмахнул рукой, отсекая оставшуюся последнюю ниточку колебаний. – Закончу прерванную фразу… или вашей возлюбленной Амрите!

«Так я и чувствовал! – беззвучно простонал Вальтер, его размякшее тело, словно растопленный воск, будто растеклось по скамье, и не было воли собрать его в нечто управляемое. – Амрита! Эти сволочи знают, куда меня ударить побольнее! Да, но что он может знать об Амрите, если оставил дом в один час с нами? А-а, скорее всего, грубый шантаж! Ничем он не лучше остальных фашистов! Ну-ка, братец Вальтер, соберись! Теперь тебе надо драться не только за себя, но и за Амриту, за ее честное имя! Посмотрим, куда повернет разговор этот хитроумный перевертыш?»

– И какое же оскорбление нанесено моей жене Амрите? – Вальтер с вызовом поднял голову – теперь у бывшего дворника брови взметнулись над глазами. – О-о, вы этого еще не успели узнать? Тогда ваша задумка могла быть более изуверской, не так ли?

Но Тюрмахер, вопреки ожиданию, сказал совсем другое:

– Бедный мальчик! Так она все же стала вашей женой… Мне вас жаль, но помочь вам уже никто не может, даже Господь…

– Что это значит, Вилли? – Вальтер снова начал терять выдержку, со зловещим лицом повернулся к собеседнику.

– Ну что же… так было угодно судьбе. Но думаю, что теперь у вас еще больше оснований для священной мести! Такого не мог бы придумать даже великий Данте, знавший, как утверждают люди, царство тьмы не только по сказкам! А ваш отец придумал!

Земля качнулась под ногами Вальтера, когда при этих словах он вскочил со скамьи.

– Что? Что придумал мой отец? Говорите, или я за себя не ручаюсь! Перестаньте тянуть из меня жилы!

Тюрмахер сделал над собой еще одно усилие, отваживаясь на крайнюю меру, к которой так долго не решался прибегнуть… А может, как истинный актер, умело подводил Вальтера именно к этой минуте, когда молодой организм мог не выдержать и сломаться даже при самом незначительном нажиме со стороны.

– Помните, я сказал вам, что когда я вошел к Али в каюту, у него в руке было зажато…

– Что у него было в руке? Что, я вас спрашиваю! – и Вальтер помимо воли сделал угрожающее движение правой рукой, как бы собираясь нанести сокрушительный удар…

Тюрмахер спешно, словно и сам опасался таких действий от молодого Дункеля, вынул из грудного кармана пиджака в несколько раз сложенные листки каких-то стандартных бланков, почти насильно вложил их в ладонь растерянного Вальтера – это были бланки телеграмм.

– Зачем мне они? Кому эти телеграммы?

Вилли приподнял над головой шляпу, чуть приметно поклонился, прощаясь. На губах – последнее, что увидел Вальтер в конце этого странного разговора, прежде чем бывший дворник повернулся к нему спиной – явственно заиграла дьявольская усмешка.

– Вы обязательно найдете достойный способ отомстить своему отцу, Вальтер! Теперь я в этом не сомневаюсь! – И неспешно, боковой улицей вдоль сквера пошел к дальнему причалу порта, где стояла его «Виктория».

Вальтера будто руки великана прижали к земле, он упал на скамью, развернул бланки, успел пробежать текст, написанный рукой отца, прежде чем свет померк в глазах и сознание на несколько секунд покинуло его…

– Ну вот… – Вальтер поднял глаза к небу, освещенному луной. – Ну вот, Вилли, как видишь, я сам решил переплыть через подземную реку… Не без твоей, конечно, помощи… Ты хотел, чтобы я отомстил своему отцу. Но есть другой способ. Мне надо быть там, возле Амриты… – Он вспомнил, что совсем недавно и словно бы в каком-то другом теперь мире так неожиданно встретил Вилли Тюрмахера, а теперь Вилли и сам тоже там, ждет его… Хотя нет, Тюрмахеру не место там, где Вальтера ожидает милая жена Амрита.

– Да, чуть не забыл… Надо оставить отцу кусок Деянирового плаща, который он собственноручно смочил в ядовитой крови кентавра Несса и сжег сердце своему сыну! – Вальтер вынул из кармана злополучные бланки телеграмм, сунул под уключину.

– Теперь, кажется, все… Хотя что же это я! Чуть не забыл прихватить необходимый для водолаза багаж! – Он подошел к шлюпке, поднял тяжелый пояс со свинцовыми пластинами, привычно надел на себя, туго затянул на талии. Беззвучно начав читать слова молитвы, он перекрестился, крепко сжал веки и стиснул зубы, потом осторожно ступил ногой на гакаборт. Какой-то миг, словно циркач на канате, он пытался удержать равновесие, но тут яхта завалилась на правый борт, Вальтер взмахнул руками, непроизвольно издал короткий крик и тяжело ухнул в холодную и темную бездну…

Докурив сигару до середины, Клаус решил, что такое блаженство стоит продлить и на другой раз, притушил сигару, сунул в коробку, которую так щедро подарил ему молодой Дункель. Привычно глянул на компас – яхта, слегка рыская на боковой качке, шла почти строго на зюйд, а ей навстречу наползали неспешным чередом каменные рифы загадочных Окленд.

– Отлично! Еще час времени и взойдет солнце, а там…

Ему почудился короткий, как у молодой чайки, крик за кормой. И вроде бы послышался легкий посторонний всплеск – к ровному ритмичному шуму воды у борта ухо уже привыкло и не замечало его, а ночью чайки не кричат над яхтой!

– Что такое, герр Дункель? – Клаус машинально зафиксировал штурвал и резко толкнул дверь рукой. Его неожиданно охватил лихорадочный озноб предчувствия непоправимой беды – вдруг вспомнил о недавно бывшем путанном разговоре, который вел Вальтер, лист бумаги, вырванный из судового журнала… А тут еще этот мертвецки желтый сноп лунного света, который упал через дверной проем на пол рубки и на сапоги рулевого – Клаус вышел на палубу, обошел рубку.

– Господин Дункель… – начав заикаться, Клаус хотел спросить «где вы?», но тут же осекся, увидев пустой стульчик, прикрытый желтой фанерой, пронзенную рогом уключины шляпу и дико закричал, догадавшись, что стряслось нечто ужасное, страшное для всех пассажиров яхты.

– Господин Дункель! – Клаус завопил во всю мочь легких, скорее по выучке, нежели осознанно сорвал со стены рубки спасательный круг и подбежал к фальшборту. – Господин Дункель! – Отчаянный крик рулевого вслед за спасательным кругом полетел над тяжелыми океанскими волнами и затих невесть в каких краях… Оттуда, где мог быть Вальтер, в ответ ни звука…

– Что случилось, Клаус? – крикнул Степан Чагрин от мачты, где на подстилке из старого паруса он сидел вместе с китайцем, вспоминая каждый о своем оставленном на родине доме.

– Какой беда? – так же встревожился проворный на ноги Чжоу Чан и в два прыжка был у рубки.

Клаус не ответил, с остервенением надавил на кнопку сирены, подключенной к аварийному аккумулятору. Пронзительный в ночной тишине вой ревуна взбудоражил, казалось, не только людей, но и подводную нечисть. В полминуты полураздетая команда и пассажиры окружили рубку. Со всех сторон неслись нескончаемые вопросы без ответов…

– Что случилось? Авария, да?

– Клаус, ты что увидел? Мину?

– Мы в рифовой ловушке? Надо убрать срочно паруса!

– Ты будешь говорить? Ошалел, что ли, совсем?

Распихивая моряков, к рулевому подбежал Отто Дункель – лицо в свете луны казалось лишенным кровинки, как будто над сонным сенатором только что пировала стая вампиров…

– Что случилось? Почему включал сирену?

Клаус с усилием махнул рукой в сторону кормы и, заикаясь, ответил на все вопросы сразу:

– Там… Там был только что господин Вальтер… А теперь его нет… Совсем нет!

– Как это – нет? Что ты мелешь, братец? Где мой сын? – Дункель схватил моряка за грудь – затрещала крепкая материя, потому как сенатору почудилось, что в команде заговор и первой жертвой этого заговора стал его младший сын. – Где Вальтер – убью!

Рулевой не посмел даже подумать о сопротивлении, так был подавлен случившимся.

– Не знаю, господин сенатор… Он сказал, что хочет покурить… Взял стульчик вот отсюда, из-за нактоуза… А теперь стульчик есть, шляпа надета на уключину, но молодого господина… нет! Смотрите, там какие-то листки бумаги на стульчике, ветром край поднимает!

Степан Чагрин хотел было пройти на корму, но Отто Дункель резко, словно на военном судне, скомандовал:

– Всем стоять! – Еще не зная ничего конкретного, он интуитивно почувствовал, что случилось такое несчастье, какого он и предвидеть себе не мог. – Я сам посмотрю, что там такое…

Экипаж и пассажиры замерли, кто где стоял. Приметив, что Фридрих взял перепуганную баронессу под руку и вместе с ней отошел от рубки к мачте, где был и Карл, прошел на корму к стульчику, поднял уключину и едва успел прихлопнуть рукой листки бумаги, когда ветер попытался смести их за борт. Один из бланков он узнал сразу – это была та самая злосчастная телеграмма, которую он написал, но не отправил, а выбросил в мусорную корзину там, в гостинице. На втором листке – копия телеграммы, слово в слово – от Гюнтера Цандера с роковым известием от верного соратника из Виндхука! Как она попала к Вальтеру? «От проклятого Тюрмахера! Это он подсунул ее Вальтеру, и сын все узнал!» – Отто машинально пробежал глазами до буквы знакомый текст, словно еще раз хотел убедиться, что никакого подлога нет! «Мельбурн, почтамт, до востребования, Отто Дункелю лично. В день вашего отъезда куда-то пропал Вилли Тюрмахер. Веду розыск в больницах и моргах. Дома несчастие, под машину попала Амрита, скончалась, все убиты горем. Гюнтер Цандер».

Отто перекривил рот в запоздалом сожалении, в сердцах скомкал телеграмму, сунул ее в карман брюк, развернул третий лист, сложенный вдвое – из него на палубу упала фотография Вальтера, вернее, часть семейной фотографии, которая до этого часа стояла у него на столике. На разлинованном листке из судового журнала рукой Вальтера было написано его предсмертное послание. «Отец, я знаю исполнительность фашиста Цандера, его бульдожью хватку! Он отлично выполнил твое указание как разлучить нас с Амритой. Уходя из жизни, не тебя проклинаю. Проклинаю Гитлера, который сделал тебя таким жестоким… Не ищите меня, я буду уже глубоко, я ухожу к любимой моей и несчастной маме и к моей жене Амрите, которую ты, отец, приказал убить. И тем самым, как обезумевший Геракл, убил собственного сына! Прощайте. Об одном прошу, отец – оставь морякам жизнь! Но не так, как китобоям в шлюпке, бросив в океане на жуткую смерть. Дай им возможность вернуться к женам и детям, иначе Бог окончательно отвернется от тебя, как отвернулся сын… – Отто качнулся, но не из-за того, что яхта кренилась на волнах, а от внезапного прилива крови к голове. Словно угоревший, чувствуя звон в висках, он перевернул лист, дочитал письмо до последней строчки. – Выполните мою предсмертную просьбу, отец и брат. Когда будете на могиле мамы, вставьте в рамку это мое фото, и тем несчастный сын снова соединится с любимой мамой… Еще раз – прощайте и простите, как прощаю, уходя, вас я, сын и брат Вальтер».

Холодный пот окатил Дункеля – лоб, виски, за ушами и по спине потекли крупные капли. Он медленно сел на стульчик, даже не убрав жесткой фанеры, и чтобы не повалиться на палубу, широко расставил ноги, уперев в них острые локти. Пальцы непроизвольно рвали в мелкие клочья бланки телеграмм, и ветер уносил обрывки, разбрасывая их – словно прощальные цветы на могильный холмик – по темным волнам. Вдруг ему вспомнились глаза служащего на телеграфе в Мельбурне! Он знал наверняка, что эту телеграмму кто-то скопировал! И вероятнее всего, по приказу начальства! Ловко сработал проклятый клоун! Ловко! И после смерти сумел нанести ему такой сокрушительный удар…

«Догнала меня штегмановская торпеда! Догнала и саданула в самое сердце! Отомстил за «Викторию» крепко, почти на равных… Только я еще жив и иду к цели, а он, Виктор Штегман, уже там…» – очнулся от тупой боли – стиснутые челюсти заныли, и Отто вынул платок, утер лицо, попытался выпрямиться, чтобы дышать свободнее, без этого надсадного теснения в груди, когда каждый вдох дается с таким трудом, будто ребра потеряли всякую эластичность и превратились в ржавые шпангоуты корабля, давно выброшенного бурей на песчаный и безлюдный берег…

Кугель видел, что его фрегаттен-капитан разорвал какую-то бумагу, обескураженный или сильно потрясенный, сидит на корме. Он повернулся к Карлу, рядом с которым навзрыд плакала баронесса Марта, тщетно пытаясь найти в кармане ночного халата носовой платок.

– Боже мой… Карл! Что же это такое? – Марта едва держалась на ногах, пытаясь вникнуть в причину трагедии, но похоже, разум пока не подсказывал ей нужного ответа. – Куда мог деться Вальтер? Да, может, он в каюте спит? Или в туалете потерял сознание?

– Боюсь, Марта, что Вальтер ушел от нас сам, совсем ушел, – сквозь спазмы в горле прохрипел Карл, вспомнив последние разговоры с младшим братом, как бы заново увидев его опустошенные глаза, вникая в его переживания. – Эх, брат, брат… – с трудом оторвав ноги от палубы, он прошел на корму, мимо безмолвной команды, среди которой только механик Степан Чагрин что-то угрюмо ворчал на своем языке, злое и непонятное. Карл легонько тронул отца за плечо. Отто поднял голову – по щекам Железного Дункеля катились слезы.

– Отец, объясни мне, что же случилось?

Отто отвернулся, чтобы ядовитый лунный свет не раздражал глаза, тяжело вздохнул:

– Вальтер… оставил нас. Читай, это его последнее слово. Как я жалею, что не смог переломить себя, переломить в себе этот предрассудок… Пусть бы женился на своей индианке, а теперь…

Карл принял лист из пальцев отца, повернулся, чтобы было светлее, прочитал письмо и опустил руки.

– Почти слово в слово, – тихо сказал он и отдал отцу бумагу, которая нестерпимо жгла пальцы.

– С чем «слово в слово»? – Отто поднял на сына вопросительный взгляд. – Ты уже читал что-нибудь подобное?

– Вчера я разговаривал с Вальтером. И он говорил мне эти же слова, и про фашистов, и про китобоев. Только о своем… уходе не сказал напрямую, лишь полупрозрачными намеками. Но при желании я мог бы догадаться, отец, что он уже на грани срыва. Мог, а не хватило выдержки довести разговор до конца. Думал, просто блажит наш Вальтер, напускает на себя лишней печали, ковыряет несуществующую болячку… А он уже знал что-то такое, о чем мы и не догадывались. Знал, но молчал почему-то… Что будем делать? Вернемся домой или продолжим плавание дальше?

Отто изодрал письмо сына в клочья, с обидой или даже со злостью кинул обрывки за борт.

– Видишь, он даже на фотографии… отрезал отца и брата от себя!.. Возьми, если будем в Берлине, выполним его последнюю просьбу. А вообще я знал, что мой младший сын не античный атлант! Но не думал, что у него душа в теле держится на гнилых нитках… Не моя вина и не моя порода сказалась в нем, не моя!

– А что… с Амритой случилось? – Карл попытался заглянуть отцу в глаза, но тот смотрел на север, за корму, где осталась могила Вальтера, могила без памятника и без похоронных венков… – Ее и в самом деле… убили?

Отто Дункель уже стоял у края пропасти и ему нельзя было делать неосторожного, рокового шага. Потеряв Вальтера, он не мог потерять еще и Карла, даже в обмен на все сокровища Посейдона, которые лежат на бескрайнем дне мирового океана!

– Да нет же! Я просил Цандера подыскать Амрите и тетушке Ранджане другое место службы с приличным жалованьем, но подальше от Виндхука, чтобы они с Вальтером больше не встречались. А он вбил себе в голову какую-то детективную версию… – Отто провел ладонью по лицу, стер непрошенные слезы. – Марта, вижу, опять перепугалась. Бедняжка, вместо отдыха ей приходится переживать лишние стрессы.

Карл невольно поежился – такое горе в семье, а он о переживаниях чужой женщины заботится! Хотя как сказать! Не займет ли молодая баронесса более прочное место в сердце отца, чем таковое было у несчастного Вальтера в последнее время? Все может быть теперь, но родного брата она Карлу все равно заменить не сможет, при всем к ней уважении.

Отто посмотрел на пробитую уключиной шляпу, и Карл сдернул ее, увидел на дне шлюпки разукомплектованный акваланг, не нашел второго пояса и сказал об этом отцу.