Текст книги "Сокровища Посейдона"

3

Клаус заступил на руль после полуночи. Вместе с ним в рубке дежурил Фридрих Кугель, а у шкотовых лебедок на вахту встали чем-то озабоченный Степан Чагрин и редкобородый услужливый Чжоу Чан.

– Если увидишь остров, словно бы разорванный вулканом надвое, буди меня, – напомнил штурману Отто.

– Хорошо, мой фрегаттен-капитан, будем глядеть в четыре глаза. Мимо не проскочим, слава Всевышнему – небо чистое и луна подстать гамбургской купчихе, телом не отощала, – пошутил Кугель, усаживаясь на высокое вращающееся кресло рядом с нактоузом. – Клаус, не забыл брать поправку на дрейф от ветра и течения?

– Не забыл, господин Кугель, не забыл… Если забуду – рифы напомнят, постучат в днище.

– Тогда поздно будет корректировать курс, нахлебаемся соленого компота! – приняв шутку, ответил Отто. – Ну, я пошел к себе, вздремну немного. Завтрашний день обещает быть для всех нас примечательным… Даже не верится, что я наконец-то пришел сюда и что клад моего деда Генриха совсем рядом.

– Рядом-то рядом, – с сомнением проговорил будто про себя рулевой Клаус, – да как посмотришь на этот океан, на скалы – жуть берет за душу и бежать хочется подальше.

– Зато нам не придется воевать с храбрыми племенами инков, как это выпало на долю испанцев, которые добывали золото у американских индейцев. На Оклендах, кроме чаек, нет никакой живности. Тем более разных там дикарей-каннибалов.

– И за то спасибо матушке-природе! – снова пошутил Клаус. – Иначе пришлось бы нам побегать по здешним камням, спасая свои откормленные телеса!

Фридрих засмеялся, ответил на меткое замечание рулевого в свой адрес:

– А я сразу же сдамся на съедение – все равно поймают! Иначе будут грызть мои косточки и злиться, что, бегая от них, потерял столько бесценного жира. Интересно было бы посмотреть на себя в такой пикантной ситуации!

– Иди к черту, Фридрих! – отшутился Отто. – Накаркаешь на свою голову, а эти самые каннибалы возьмут да и приплывут откуда-нибудь на Окленды! Может, они таким образом решат спасаться от натиска цивилизации и здешние необитаемые скалы – лучшее место укрываться! Так что, друзья мои, поглядывайте и за морем, не видно ли где индейских пирог, а я пошел спать…

Было уже около двух часов ночи. Яхта шла со скоростью не менее четырех узлов, кренясь надоедливой боковой качкой, отчего клотик мачты раскачивался как перевернутый маятник огромных часов. Бережно прикрыв за собой дверь, на палубу вышел Вальтер, остановился рядом с рубкой, достал сигару, постучал ею о коробку.

– Клаус, дай, пожалуйста, зажигалку. Моя где-то на столе. Боялся шарить в темноте, чтобы не разбудить Карла. – Он принял от рулевого теплую зажигалку, крутнул колесико, прикурил.

– Не спится? – участливо осведомился Фридрих и с улыбкой проворчал, как это обычно делают старики на молодых, больше из зависти, чем из желания поучать подрастающее поколение. – Эх, мне бы ваши годы! В свои не отоспался вволю – то война, то беготня по белому свету… Гоняла нас горькая судьба, как чистоплотная хозяйка паука веником, не скоро отыскали укромное местечко свить паутину и детишками обзавестись.

Клаус прыснул от смеха, представив, какой по величине нужно иметь веник, чтобы гонять по огромней земле такого кругленького «паучка», как этот господин Кугель! Вальтер догадался, о чем подумал Клаус, тоже не сдержал улыбки, неожиданно предложил:

– Фридрих, а ты иди в каюту и спи себе спокойненько. Мы с Клаусом достоим вахту. Через два-три часа наступит рассвет, отец наверняка захочет сам встать в рубке. Иди, право слово. Днем наверняка не удастся отдохнуть… у этих роковых скал, как называют их мельбурнские и новозеландские моряки.

– Ну что же, я не против! – обрадовался Фридрих и не заставил себя долго уговаривать. – Мне и в самом деле под утро так хочется прикрыть глаза хоть на часок-второй. Клаус, ты хорошо запомнил, что говорил господин сенатор? Смотреть за островом, который похож на развороченный вулкан.

– Помню, господин Кугель, – отозвался из рубки Клаус, попыхивая дешевой сигаретой. – Как не помнить! Мы с господином Вальтером вместе будем смотреть. Однако, судя по ближним низким рифам на левом траверзе и во-он той одинокой скалы впереди милях в трех отсюда, мы еще не подошли к нужному островку.

Кугель неторопливо выкурил сигару, с наслаждением потянулся, заиграв сухожилиями громко, словно ненастроенный рояль, посмеялся:

– Мой отец был настоящий виртуоз хрустеть суставами. Мог на спор против кружки пива переиграть любого, так что у слушателей появлялось желание ощупать его, не все ли косточки переломал он… Ну, голубочки мои сизокрылые, несите службу исправно, – и ушел в развалку, мастерски улавливая ритм колебания палубы.

Вальтер почему-то тихо, словно опасаясь растревожить чуткий сон прекрасных морских дев-нереид, положил руку на штурвал и попросил рулевого:

– Сядь в кресло, Клаус, отдохни. Ноги, наверно, гудят от усталости. А я немного постою, попробую отвлечься от мыслей, которые кучей лезут в голову.

– На румбе сто восемьдесят два градуса. Два градуса – поправка на дрейф, – по привычке сказал Клаус, сдавая вахту.

– Есть на румбе сто восемьдесят два градуса, – усмехнулся Вальтер, сдвинул на затылок легкую шляпу и глянул на компас, освещенный маленькими лампочками подсветки от аккумулятора. – Ну, держись бог морей и океанов! Морские волки пришли в твои владения, будь милостив к ним и… терпелив, что бы они ни натворили здесь!

– Вальтер, у вас есть дети? – полюбопытствовал Клаус, чтобы не молчать и скоротать время вахты, потом принял от Вальтера сигару, приподнял порченную правую бровь, с причмокиванием затянулся ароматным дымом. – Ну и таба-ак! Не то что в моих сигаретах. Местные дельцы, похоже, научились к табаку примешивать дешевую морскую капусту, которой в наших краях предостаточно.

– Что? Дети?… У меня никого нет, дружище Клаус, ни мамы, ни жены… Тем более детишек. Люблю возиться с детьми Карла, они такие потешные, особенно когда учатся говорить. А своих уже никогда не будет, – добавил Вальтер тихим и обреченным тоном.

Клаус сначала не обратил особого внимания на последнюю фразу молодого Дункеля – свои думы одолевали день и ночь. Даже черепная коробка трещит от этих постоянных переживаний: на руках больные родители, жена с двумя ребятишками. Те незначительные сбережения, которые удалось скопить, выступая на ринге, таяли с быстротой весенних сосулек, зажатых в горячих пальчиках ребенка… Как жить дальше? Возвращаться на ринг – явное самоубийство, он уже не в юношеском возрасте, силы и реакция далеко не те, что были лет пять-шесть тому назад. Достаточно пару раз побивать в нокауте – на третьем могут и вовсе положить до смерти… Теперь вроде появилась зыбкая и ненадежная, как само море, надежда подработать немного денег от богатых туристов с тем, чтобы через пару лет открыть частную боксерскую школу, устраивать платные тренировки для богатых молодых людей. А из крепкого простого парня можно и чемпиона мира подготовить, как из того легендарного мексиканца, про которого он смотрел старый фильм…

– А у меня дома полный камбуз едоков, – прервав свои раздумья, пошутил Клаус. Он уселся на высоком крутящемся кресле, ссутулил плечи. – Родители надорвались в работе на чужой ферме, жена подрабатывает стиркой белья в соседней больнице. И я не плохо дрался на ринге, пока заезжий кубинец не сломал мне нос… Месяц провалялся в больничной койке, почти треть моих сбережений улетучилось, второй год на этой яхте будоражу морскую поверхность. Жаль только, герр Кельтман не щедр на плату, далеко не щедр, не как турецкий султан. Иногда, грех сказать против истины, иногда туристы подают чаевые, покидая нашу «Изабеллу». Особенно если погода выдавалась благополучной и богатые гуляки оставались довольны злачными местами Океании. А здесь полно местечек с завлекательными смуглянками… – Клаус неожиданно запнулся на последнем слове, повернулся к Вальтеру, что-то вспомнив. – А почему вы сказали, герр Дункель, что у вас не будет детишек? Неужто какая болезнь завелась? Жа-аль, если так…

По лицу Вальтера прошла судорожная волна, он стиснул зубы, стараясь удержать стон, с полминуты молчал и лишь немного успокоившись, прерывисто ответил рулевому:

– Они убили ее… Клаус! Понимаешь… один приказал убить, а другой выполнил приказ! И ее нет больше на земле.

Клаус резко вскинул худое лицо, раскрыл от удивления рот – сигара едва не выпала на палубу из зубов.

– Кого… убили, герр Дункель?

– Мою жену, Амриту.

Клаус качнулся в кресле, словно получил боковой удар в челюсть. Взял сигару в пальцы и с недоверием переспросил, как бы сомневаясь, что и у богатых господ могут быть вот такие проблемы:

– Убили? Вашу жену убили? И вы знаете, кто это сделал?

– Они – это фашисты, гитлеровцы… Боюсь, что они и вас всех убьют, как только на солнце блеснет проклятое золото… Господи, что это я? Разболтался лишнего, надеюсь, Всевышний такого не допустит!

Клаус сумрачно затянулся табачным дымом, пристально посмотрел на молодого господина – лицо у Вальтера скорее напоминало восковой слепок, а не лицо живого человека. «Точно, посадил себя сенаторский сынок на иглу… вот и несет всякую чепуху! А папаша взял его с собой в долгое плавание, старается, чтобы сын постепенно отвык от наркотика. То-то он так мучается, места себе не находит!» – подытожил свои рассуждения Клаус и с огорчением вздохнул, жалея молодого человека – парень, видно по всему, не плохой, да слабохарактерный. Он поднялся с кресла, глянул на компас.

– Вальтер! Так мы через полчаса влепимся в рифы! Яхта отклонилась влево почти на десять градусов! – сказал строго, официально и взял штурвал в свои руки. – Вы лучше сядьте, отдохните, а то и вздремните на свежем воздухе. Я сам буду досматривать за морем. И за скалами, – ворчал Клаус незлобиво. – Мне совсем ни к чему хлебать соленую водичку так далеко от дома.

– Хорошо, возьми, а я посижу рядом… Не до сна мне. – Вальтер безропотно уступил место рулевому, шагнул вправо, к двери, и взгромоздился на кресло. – Мне надо думать, как жить дальше? И стоит ли вообще жить так… Можно, я покурю рядом… еще одну сигару, от никотина у меня вроде светлее в голове делается… А коробка почти полная, ты оставь себе… Может, когда и… потом покурим. – Поднес к сигаре зажигалку, и Клаус увидел, как дрожала рука молодого Дункеля, несколько раз пламя вообще не попадало на кончик сигары.

Клаус принял подарок, стараясь не смотреть на эти дрожащие руки, и поблагодарил. Выдвинув свою версию такого поведения Вальтера, он как-то даже успокоился, перестал внимательно ловить каждое его слово – наркоманы способны нести и не такую еще ерунду, а возомнить себя наследными принцами, которых кто-то преследует и старается устранить с пути к престолу… Потому и откликнулся на просьбу Вальтера покурить рядом как можно радушнее:

– Курите, господин Дункель, сколько вам угодно! Где и покурить, как не на палубе. В каюте особенно не подымишь, дышать через минуту будет нечем. А тут – вольный простор, одно слово – море!

Вальтер потянулся к столику вахтенного, вырвал из судового журнала чистый листок в самом конце, взял авторучку. Поколебавшись недолго, решился и сказал как бы сам себе, не глядя даже в сторону рулевого.

– Попробую оставить… на память пару слов… – невразумительно пробормотал он, когда поймал удивленный взгляд рулевого: рвать судовой журнал считалось верхом дерзости! Клаус хмыкнул, но смолчал. Кому и как можно отправить письмо, написанное здесь? Ну если бы на яхте были почтовые голуби? Разве что с проносившимися над мачтой альбатросами? «Вольно им чудить, имея тысячи в карманах на мелкие расходы! А таким, как я, не до чудачества! Только и думай, где добыть пару лишних пенни?» – Но вслух сказал иное, чтобы не обидеть больного человека:

– Пишите, герр Дункель. Отчего не писать, если есть кому читать, – только и откликнулся совсем обескураженный Клаус.

Вальтер вынул из-за нактоуза складной брезентовый стульчик, прижал его к боку локтем, медленно направился на корму. Сел позади гика-шкота, подложил под лист кусок фанеры, который лежал около шлюпки, быстро написал письмо, свернул его вчетверо, положил на стульчик и, чтобы не унесло ветром, придавил вынутой из гнезда уключиной. Снял шляпу, не рассчитав силу взмаха, так резко надел ее на другую уключину, что шляпа прорвалась и тусклый рог уключины высунулся через образовавшуюся дыру… Поднял глаза и долго смотрел на север, в сторону недавно оставленного чужого порта, где он так неожиданно встретил черного вестника…

Уютный и чистенький новозеландский городок Опонони пришелся по душе баронессе Марте. Да и Карл с Вальтером с большим удовольствием сопровождали молодую и красивую женщину из одного магазина в другой, где она неизменно вызывала всеобщее восхищение мужчин и скрытую за улыбками зависть женщин. И после каждого магазина они все больше и больше превращались в перегруженных, но мило улыбающихся носильщиков, не уверенных, что в конце прогулки им щедро заплатят за труды…

– Баронесса, если мы доберемся до яхты благополучно, я поставлю Господу огромную свечку! – смеялся Карл, принимая от Марты очередной сувенир – красивую механическую мартышку, которая открывала рот и безуспешно пыталась съесть такой же железный желтенький бананчик, смешно щелкая по нему зубками и вращая при этом большими синими глазами.

– Все-все, больше ни одной покупки! – с очаровательной улыбкой обещала баронесса и, провожаемая благодарностями за покупку – хозяин, коротконогий и худой маориец, распахнул перед ними дверь и пригласил прийти еще раз, – вышла на тротуар, под роскошные, дождем вымытые пальмы.

– О-о, разве могу я пройти мимо… – едва не со стоном произнесла Марта, уже через несколько десятком шагов останавливаясь перед трехэтажным особняком из красного кирпича с большими белыми окнами.

– Еще бы! – в тон ей пошутил Вальтер. – Ни одна уважающая себя дама не пройдет мимо. А вы, я уверен, уважаете себя, и даже очень!

Они стояли перед дамским салоном. Братья переглянулись, оставалось только развести руками, да в них дорогие покупки, могут оказаться на тротуаре.

– Может, отпустим баронессу, братец? А вдруг и вправду больше до самого южного полюса нам не попадется не только дамский салон, а и вообще самая затрапезная прачечная!

– Ну-у, если только на пять минут… Нет, на три минутки, на коротенькие три минутки и ни секунды больше! – с такой же суровостью поддакнул Вальтер, потешаясь над Мартой. – Если боцман решил уйти в океан ровно в три часа, – он покосился на ручные часы, – да, ровно в три часа дня, то осталось каких-то пятнадцать минут! Даже на такси можем не успеть вернуться на «Изабеллу», Майкл выйдет в море без пассажиров!

– Успеем! Уверяю вас, когда боцман увидит мою вымытую и причесанную голову, он утихнет от гнева и смилостивится. – Марта заглянула в беленькую сумочку, проверяя, осталось там хоть немного денег, махнула Дункелям рукой и легонькой пушинкой впорхнула в открытую дверь салона. Братья отошли к скамье, присели в тени пальмы рядом с углом красного особняка.

– Все, встала наша баронесса на мертвый якорь, не скоро его поднимет! – Карл освободил руки от покупок и с наслаждением вытянул ноги. – Как тебе здешние места, братишка? Нравятся?

– Нравятся! Особенно смуглокожие маорийские девушки, вот как эти, например! – посмеялся Вальтер, взглядом показывая на трех молоденьких девушек, которые, заглядываясь на белолицых туристов, со смехом простучали каблучками мимо скамьи, чуть задерживая шаг, как бы надеясь, что их непременно окликнут и пригласят если не в ресторан, то хотя бы немного развлечься разговором и угостят дорогой сигарой. – Жаль, мало времени у нас, не так ли…

– Ах ты, ветрогон непутевый! – Карл ткнул брата кулаком в бок. Ишь, петушиный хвост готов распустить! И об Амрите забыл!

– Не забыл, брат, не забыл. Наоборот, они так похожи на мою смуглянку Амриту, что даже сердце в первый момент сжалось – почудилось, что это она с подружками появилась в аллее. – Вальтер посмотрел на тенистую улицу, которая от гавани довольно круто поднималась в гору, на редкие автомобили, на неспешных пешеходов, которые подолгу застаивались перед роскошными украшенными всякими товарами витринами.

– Идеальное место доживать свой век! Просто удивительно идеальное, – подвел он итоги своим наблюдениям. – Погулял, покутил в Европе или в сумасшедших Штатах, натворил добрых или не очень добрых дел, а потом шмыг с глаз долой в эти богом забытые места на краю света, чтобы тобою обиженные или разоренные клиенты, а еще вернее, бывшие друзья и партнеры не отыскали и не устроили суд Линча! Хотя и у постоянно живущих здесь людей конечно же тьма своих проблем, глобальных и чисто семейных.

– От всех проблем, мне кажется, мы и после смерти не избавимся, – философски изрек Карл, разглядывая со скамьи уголок порта – виден пирс, небольшой из серого камня маяк, кусочек сверкающего на солнце моря – все остальное закрыто густой зеленью. – Кто знает, каково там, куда все уходят с этой грешней земли… Я имею в виду потустороннюю жизнь, если она и в самом деле в раю есть…

Марта, свежая, причесанная и с ярким маникюром, появилась на пороге дамского салона с такой грацией, словно само божество сошло с неба и готово осчастливить всякого, кто удостоит случая лицезреть ее воплоти…

– Ах, баронесса, не будь я так завален детишками… – только и простонал Карл, невольно любуясь красотой очаровательной спутницы.

– Вот именно, «не будь»… – в тон ему выговорил Вальтер, поднимаясь со скамейки навстречу Марте. – Забираем покупки и – поспешим на яхту. Вдруг отец и в самом деле решит выйти в море засветло.

– Благодарю вас, друзья, что согласились меня ждать. Владелец салона невероятно долго возился с такой простой прической.

Вальтер неожиданно рассмеялся, и на вопрос баронессы, чем это он так развеселился, охотно пояснил:

– Этот подозрительный тип, который так долго занимался вашей прической, баронесса, несколько раз подходил к окну и смотрел на нас, словно ждал, когда мы исчезнем из почетного караула! Не будь у двери могучего Атланта – Карла Дункеля, могло бы произойти нечто ужасное: ваш услужливый мастер закрыл бы входную дверь, спустил бы стальные жалюзи на окнах. И вы оказались бы в плену у этого кровожадного новозеландского мавра! Брр! Даже у меня кожа покрылась мурашками от страха! А у вас, баронесса?

Марта притворно ойкнула, приняла шутку Вальтера, хотя и знала, что произвела большое впечатление на симпатичного владельца дамского салона. Не зря он, провожая ее до двери, раза три поклонился и далеко не случайно в легкой беседе перед этим упомянул, что его отец настоящий англичанин. Правда, о своей матушке он не обмолвился, хотя и так можно было догадаться, что она креолка, если не чистокровная маорийка.

– Надо уходить отсюда поскорее, баронесса! – Вальтер сделал страшные глаза, покосился на распахнутое окно салона на втором этаже. – «Мавр» следит за нами! Как бы он не устроил похищение в духе кинобоевиков из жизни Дикого Запада!

Перебрасываясь шутками, начали спускаться с горы к порту, поравнялись с небольшим уютным сквериком с фонтаном и с шумными ребятишками около него.

– Здешний телеграф. – Карл вспомнил обещание отца отправить домой телеграмму, отметил про себя, что уже прошло много времени и отец здесь успел побывать раньше них.

Посреди тротуара в нерешительности стоял господин в светло-голубом костюме, в такого же цвета легкой шляпе. Вся его чуть склоненная вперед фигура, полуразведенные в стороны руки говорили о том, что господин этот ушел целиком в трудные мысли и решает весьма важную для себя проблему…

– Смотрите, настоящий подарок для скульптора, который отважился бы лепить современного мыслителя, – негромко пошутил Вальтер, тронув локтем локоть баронессы. – Видите, сколько застывшей энергии в этом человеке: он замер, сделав полшага вперед! Но стоит снова мелькнуть исчезнувшей во мраке таинственного сознания улетевшей мысли, как он тут же очнется, загорится ненасытной жаждой жизни и деятельности! Бьюсь об заклад, братишка! Этот господин на полпути к гениальному открытию, которое перевернет если не весь мир, то жизнь ему самому наверняка! Хотел бы я знать, о чем он так углубленно размышляет?

– Ты полагаешь, что это новый Ньютон в ожидании собственного яблока? – Карл воскликнул довольно громко, и господин резко вздрогнул, как вздрагивает лунатик, неожиданно проснувшийся на самом краю пропасти, по которому до этого шел смело и уверенно. Он выпрямился, медленно повернул голову влево, и по лицу промелькнула тень удивления, сменившаяся на радость, но он тут же постарался принять невозмутимо спокойный вид, шагнул навстречу Дункелям и баронессе, одновременно с аристократической изящностью приподняв над седой головой шляпу. Улыбка и голос выдавали, что этой нежданной встрече неизвестный господин почему-то несказанно рад…

– Добрый день, молодые господа! Вальтер, позвольте вас на минуту. Нам надо поговорить по весьма важному делу… Это касается только вас лично!

Еще полминуты назад на душе Вальтера было так светло и радостно, что даже постоянно гнетущая тоска по оставленной Амрите на какое-то время покинула его, дала возможность раскрепоститься и снова почувствовать себя молодым и здоровым… И вот, в одну секунду все перевернулось вверх ногами! «Вилли! Наш дворник Вилли! Здесь, в Новой Зеландии, следом за нами! Что ему надо именно от меня? Не от Карла или от баронессы, а от меня?!»

– Марта, Карл, подождите меня вон там, у голубого газетного киоска. Я на минутку задержусь с господином… – и умолк, не решился назвать Вилли старым именем, а нового почему-то сразу же напрочь забыл, хотя отец и упоминал его в разговорах с Кугелем.

– Вальтер, ты серьезно решил беседовать с этим… человеком? – Карл с недоумением во все глаза рассматривал «Меченого», узнавая и не узнавая его – шрама нет, зато он стал еще больше похож на…

– Идите, прошу вас. Я догоню вас быстро! – Язык с трудом слушался Вальтера, из-за подскочившего давления на висках упруго пульсировала кровь в венах. Большого усилия стоило ему поднять взгляд на черного вестника – а что перед ним явился из царства тьмы именно черный вестник, Вальтер почему-то уже не сомневался, и сказал дрогнувшим голосом:

– Я слушаю вас, Вилли… Что-то случилось дома?

– Предлагаю сесть вот сюда, на скамеечку, а то детишки тут бегают, могут натолкнуться и упасть. Вот так, ну и хорошо. Вы удивлены, мой молодой хозяин? Наверно, в голове тысяча вопросов копошатся – откуда, почему, как и зачем… Угадал? – Вилли улыбался самым радушным образом и заглядывал в лицо молодого Дункеля, в лицо, которое то покрывалось легкой бледностью, то загоралось лихорадочным румянцем нетерпения. Но прошла минута, и Вальтер, не без основания заметив, что это уже далеко не тот несчастный и судьбой обиженный дворник Вилли, которого он знал и по-своему любил там, в далеком теперь Виндхуке! О-о, далеко не тот сутулый и сгорбленный старик, которому, казалось, метлу и то носить в большую тяжесть! И это неестественное перевоплощение, и эти недвусмысленные каверзные вопросы окончательно убедили Вальтера, что в настоящую минуту перед ним не добрый и услужливый старик, а еще один хищник! Хищник, который долго шел по его следу, вернее, по следу за призрачными сокровищами, а стало быть, готовый на все, в том числе и на подлость и жестокость. Потому, не скрывая презрения в улыбке и в голосе, он не совсем дружелюбно ответил Тюрмахеру:

– «Откуда», «почему», «как» и «зачем» вы здесь, Вилли, я и сам в состоянии догадаться! Хотя, честно сказать, от вас этого никак не ожидал. Скорее всего, теперь на этом месте сидеть бы не вам, а отцовской гестаповской овчарке – Цандеру! Не думал я, что «бедный дворник», каким вы все эти годы притворялись, способен тайком подслушивать чужие разговоры, наверняка за приличное вознаграждение сообщать их всяким набелям, шрейберам и тем самым подвергать жизнь своего бывшего хозяина и его детей смертельной опасности! Вы оказались шакалом, Вилли! Самым настоящим рядовым шакалом в стае шакалов, погнавшихся за добычей! Хотя не-ет! Скорее всего, вы в этой шакальей стае являетесь вожаком, не так ли? Давайте, Вилли, откровенность за откровенность! Каковы вам мои вопросики?

И с нескрываемым удовольствием увидел, что его удар попал точно в десятку! Тюрмахера всего передернуло, он и сам, подобно Вальтеру, побледнел, стиснул зубы и злыми глазами готов был пригвоздить собеседника к спинке скамьи.

«Вот та-ак, охотничек за желтым призраком! Не нравится правда, ох как не по нутру пришлось! Хочется выглядеть хотя бы в собственных глазах человеком порядочным, морально чистоплотным, с правом устраивать судилище над другими! А на поверку выходит, что и сам в гадкой жижице пресловутой алчности извалялся по самую макушку седой головы!»

– Ваш ход теперь, охотник за скальпами… Простите, ненароком обмолвился – охотник за сокровищами! – Вальтер откинулся на спинку скамьи, закинул ногу за ногу. – Итак, вы меня остановили для беседы о том, что касается лично меня… Слушаю вас.

– Вот вы как рассудили, герр Дункель?! Я – шакал! А ваш отец, его закадычный дружок Кугель, да братец Карл ваш? Они разве лучше любого шакала? Разве они не погнались неведомо куда за тем же призраком?

– Одну минутку, Вилли! – не совсем почтительно перебил Вальтер пожилого Тюрмахера. – Вам надо было давно и откровенно сойтись однажды с моим отцом у него в кабинете и обо всем этом ему сказать. Ему, а не мне здесь и сейчас, за несколько тысяч миль от родного дома! Чего вы ждали? Надеялись, что океанский воздух и плеск волн изменили натуру отца? Вы были десять лет в нашем доме, знали, что мой отец – ярый сторонник и последователь Гитлера! Как и мой братец Карл, между прочим. Но вы, Вилли, молчали, принимали жалованье из рук фашиста! Видите, я не хуже вас знаю, кто мой отец и кто мой брат. И отцов друг Кугель. Но вы остановили не Карла, а меня. Зачем? Узнать правду о себе от человека, которого ну никак не заподозришь в симпатиях фашистам. Ни германским, ни тем более южноафриканским! А вот у меня есть основания обвинять вас в фашизме, господин Тюрмахер! На вашей совести смерть святого человека! Я имею в виду добрейшей души индуса Али…

Вилли с такой отчаянностью замахал перед собой руками, что Вальтер с нескрываемым удивлением дернул бровью. По лицу пробежала волна душевного облегчения, он тут же решил выяснить все до мелочей.

– Вы хотите сказать, что к смерти Али не имеете никакого отношения? Я вас правильно понял? Тогда извольте объясниться.

– Ни Набеля, ни Ганса Шрейбера я заранее не знал и в «стаю шакалов», как вы только что сказали, не собирался! Каждый из нас своим путем узнал, что сенатору Дункелю известно место нахождения сокровищ и что он направляется добывать их каким-то образом… Естественно, кое-кому, в том числе и мне, захотелось узнать об этом… м-м… так сказать, несколько…

– Не извивайтесь, Вилли, как дикая лоза! Говорите напрямую!

– Конечно! Мне хотелось узнать об этом несколько подробнее, если можно так выразиться.

– Точнее сказать, несколько реальнее погреть свои руки на тех сокровищах! – решительно внес ясность Вальтер. – Так будет понятнее, не изображайте зайца, путающего след перед носом охотника. Я никогда не был таковым; вы отлично это знаете. И если меня не трогают, то и я в свою очередь…

– Вы правы, Вальтер! Именно погреть руки. – Вилли согласился не только словами, но и подтвердил это легким кивком головы. И с неожиданной душевной откровенностью пояснил молодому Дункелю, почему он отправился вслед за сенатором, – ему нужны средства для возвращения собственных детей, которых у него отняли в нарушение общечеловеческих норм морали и права.

– Теперь, надеюсь, вы не будете так строго судить меня, Вальтер? Если я и виновен в чем-то, то не настолько, чтобы меня ставить наравне с «шакалами». Не такой уж я кровожадный и не без присутствия в душе некоторых задатков человеческого разума и совести.

– Возможно, Вилли, возможно… этими мотивами как-то оправдываются ваши отцовские надежды вернуть себе детей, но методы… Вся подобная робингудовщина, как вы сами выразились, на грани, если уже не за гранью, порядочности и злодеяния… Мне кажется, если бы вы сразу, еще в Виндхуке, сказали отцу честно и попросили бы взять вас в экспедицию рядовым участником с последующим вознаграждением, отец не отказал бы вам. А теперь…

Тюрмахер с такой мимикой лица пожал плечами, что Вальтер догадался – у него большое сомнение на этот счет. Немного прикинув возможную реакцию Железного Дункеля, он и сам согласился, что вряд ли отец взял бы чужого человека с собой на такое дело.

– Меня могли бы просто убрать как ненужного свидетеля, вот в чем была причина моих бессонных размышлений! Вы же знаете, Вальтер, Цандер великий мастер на такие пикантные поручения. И не смотрит, кого именно ему поручают убрать с глаз людских: старика ли, молодого, женщину или девушку! – На последнем слове Тюрмахер сделал особое ударение, но Вальтер на это не обратил абсолютно никакого внимания.

– Да-а, Цандеру лучше не показывать вид, что ты чем-то недоволен или у тебя появились в голове какие-нибудь опасные для него мыслишки. Скажите, Вилли, почему Набель убил Али? Вам что-нибудь об этом известно? И почему он вышел именно на слугу, а не на нас? Если не на самого отца, то на меня или на Карла?

Тюрмахер распрямил спину, которая устала от напряженного сидения полусогнутым, вздохнул с явным сожалением, и это сожаление было не притворным, у него даже глаза затуманились грустью.

– Увы, я слишком поздно заметил опасность, которая угрожала бедному дядюшке Али… В гостинице Порт-Элизабета я внимательно следил за сенатором Дункелем, чтобы выяснить, куда и с кем он намерен путешествовать дальше, потому как понимал – втроем вам ну никак невозможно отважиться на поиск сокровищ, а из Виндхука Отто Дункель почему-то никого с собой из доверенных людей не взял. Однако он оказался хитрее меня, сумел как-то покинуть гостиницу незамеченным и выйти в город. Только в Мельбурне я понял, что с ним заодно был Фридрих Кугель. Ну да не в этом суть… Когда я следил за вашим отцом, я неожиданно заметил, что за хозяином следит и слуга Али!

– Ка-ак? – Вальтер едва не подскочил на скамье и не смог сохранить сдержанность и строгость в этом разговоре. – Вы сказали, что дядюшка Али следил за моим отцом? Не может быть! Тут вы явно что-то путаете, Вилли! Или пытаетесь сбить меня с толку подобными обвинениями в адрес покойника, который не сможет теперь, естественно, оправдаться в подобных обвинениях!