Текст книги "Сокровища Посейдона"

3

Спустя полчаса яхта «Хепру» приткнулась к верительной «пятке» Старого Башмака. Майкл с трудом отыскал удобное по высоте место в расщелине Генриха Дункеля, как мысленно назвал Отто этот приметный ориентир, вогнал в трещину толстый шкворень с кольцом, вдел и тройным узлом завязал швартовый конец. Фридрих, не вынимая правой руки из кармана куртки, где у него лежал пистолет на предохранителе, но с патроном в стволе, занял место на баке у этого швартового. В своем кресле, уютно выстланном теплым верблюжьим одеялом, уместилась баронесса. Отто перед швартовкой разбудил ее ласковым поцелуем и попросил быть рядом с Кугелем.

– Мы с Карлом пойдем под воду осмотреть «Генерала Гранта». А здесь Фридрих остается один, мало ли что… Хорошо, если Клаус сдержит слово и будет нас защищать. Ты не испугаешься, милая моя Пандора, если придется стрелять в матросов?

Марта, все тело которой было наполнено ленивой после сна истомой, слегка побледнела, сжала губы и решительно тряхнула волосами.

– Если они вынудят меня к этому, то не останется никакого выбора… Я буду защищать себя, тебя, мой милый Отто, твоего сына Карла и мою крошку Элизабет! – Она пыталась говорить бесстрастным голосом, но волнение прорывалось через глаза, которые слегка прищурились при этом, через руки – пальцы сжались, словно она уже держала взведенный пистолет…

Отто улыбнулся, стараясь приободрить баронессу, хотя тоже было видно, что оставляет свою Пандору и яхту с тяжелым грузом сомнений и в тревоге. Неожиданно припомнил давно выученные строки и продекламировал их Марте:

Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!

Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?![25]25
  Гомер «Одиссея».


[Закрыть]

Марта с интересом глянула Дункелю в глаза, пожала плечами.

– Какие странные… будто пророческие стихи. Кто сказал эти страшные слова?

– Так давным-давно говорил на совете богов великий Зевс, упрекая людей за их безрассудство, которое они часто совершают… Буду надеяться, что матросы не совершат ничего такого, за что им пришлось бы потом жестоко расплачиваться!

Он наклонился над полулежавшей баронессой, нежно поцеловал ее в твердые губы: Марта не отозвалась на его поцелуй, она словно заледенела перед лицом возможной опасности и под влиянием страшных слов бога Зевса: да, он прав, люди и за тысячи лет мало изменились в своей сути. Но увидела огорченные глаза Дункеля, улыбнулась и успокоила его:

– Это пройдет, милый, просто мне чуточку страшно. Скорее бы поднять наше золото и уйти домой, подальше от опасных скал и от ненадежных моряков.

– Благодарю Бога, что он послал мне тебя, моя милая Пандора! И твердо уверен, что очень скоро мы будем счастливыми, как никто на всей планете!.. Одевайся, мы ждем тебя на палубе. Минут через двадцать я и Карл спустимся во владения моего покровителя Посейдона. Буду лично просить грозного владыку морей отдать мне мое золото! – сказал и почувствовал, что и у него, как недавно у Марты, от нервного напряжения похолодело под сердцем.

Пока отец был в каюте баронессы, Карл от компрессора зарядил свой акваланг. Второй протянул отцу, когда тот, чем-то растревоженный, вышел на палубу и подошел к корме.

– Ну, как говорится, с богом! – сказал фрегаттен-капитан, перекрестился и неторопливо спустился в шлюпку, привязанную к яхте швартовым концом. Помог сыну спуститься, а потом по разные борта шлюпки упали в воду. Карл погружался первым, уверенно опускаясь вдоль скалы. Отто плыл за ним, подсвечивая путь сильным фонарем и подстраховывая сына от всякой возможной опасности: не в зеленых лугах вышли погулять, где каждая травинка на виду… Довольно скоро – Карл ориентировался превосходно – перед ними появился остов барка. Опасаясь завалов рангоута и перепутанного такелажа, которым была загромождена палуба, переместились к форштевню «Генерала Гранта», вернее, к тому месту, где когда-то вызывающе гордо торчал бушприт. Но, прежде чем заглянуть в беспросветную утробу судна, они, подстраховывая друг друга, минут десять разбирали баррикады из блоков, обломков досок. Все это, отброшенное в сторону, уже не всплывало на поверхность, а медленно тонуло, пропитанное морской водой.

Неожиданно Отто наступил на что-то круглое и скользкое. Будь он на суше, непременно шлепнулся бы на спину, а здесь, сдавленный водой со всех сторон, лишь плавно наклонился, успел опереться на острогу и посветил под ноги. Подзывая Карла, замигал фонарем.

Сын приблизился, направил тусклый сноп света и, похоже, чуть было не вскрикнул: на скользких досках борта валялся круглый, покрытый зеленью водолазный шлем! Сквозь мутные, тиной затянутые стекла слабо просматривались желто-зеленые кости черепа. Вот он, давний спутник Генриха Дункеля! Недалеко от шлема обнаружили останки тела в резиновом комбинезоне: придавлен упавшей железной бочкой.

Отто осторожно вошел в носовой пролом – тьма сгустилась настолько плотно, что свет мощного фонаря едва пробивался на четыре-пять шагов. Карл с острогой наготове шел следом, чтобы в случае необходимости прийти ему на помощь.

Несколько осьминоговых щупальцев мелькнуло в луче фонаря настолько стремительно, что Дункель не успел даже изготовить оружие – левая рука с фонарем, острога и торс оказались перехваченными, словно морской разбойник, как разумное существо, старался в первую очередь лишить противника возможности видеть, двигаться и защищаться. Спина и грудь Отто сразу же покрылись холодной лягушачьей кожей. Едва не теряя сознание не столько от страха, сколько от гадливого омерзения, он рванулся назад, чувствуя, что осьминог могучими тисками сдавливает его тело все крепче и крепче. Будь перед ним дорожные бандиты с ножами, он не растерялся бы так, как теперь, впервые в жизни, а не по книгам Виктора Гюго, ощутив на себе обжигающие крепкие объятия страшного подводного хищника. Отчаянным усилием воли он заглушил в себе испуг. Бросив бесполезную острогу, он правой рукой ухватился за разбитую перегородку и напружинился, решив ни в коем случае, насколько хватит сил, не поддаваться подводному пирату, чтобы тот не затащил его во мрак трюма. Забыв на миг об идущем сзади Карле, он невольно подумал: «Так вот где пролегла моя посмертная переправа через Ахеронт! Ну не-ет, гадина морская, посмотрим, кто кого! Ну-ка, потягаемся, у кого мышцы покрепче окажутся!»

Осьминог, чтобы захватить его правую руку и ноги, вынужден был высунуться из своего укрытия. Он обитал, оказывается, за полуразрушенной перегородкой такелажного ящика…

«Карл, бей его скорее, бей! – едва не закричал Отто, вспомнив, что следом идет сын, да удержал себя: из-под маски акваланга Карл его не услышит. – Ах ты, тварь сатанинская! Снова пошел в атаку!»

Еще один щупалец охватил теперь его правую руку, будто крапивой, обжег голую спину и плечи и гибким концом потянулся к шее, но тут из-за спины Отто мелькнула острога: Карл со всей силы, какую можно было вложить здесь, в толще воды, вонзил трезубец в то, что можно назвать «головой» мерзкой твари. Выдернул, еще раз ударил – из-под стальных зубьев остроги разлилась мутная жижа, Отто с облегчением почувствовал, что гибкие тиски расслабились, скользя по телу, будто толстые, мылом натертые канаты, опустились к ногам, повисли на одном из уцелевших пиллерсов.

Отто мысленно перекрестился, поднял свою острогу, повернулся к сыну и показал большой палец: дескать, молодчина, Карл! Он сделал несколько шагов вперед и теперь сам из предосторожности ткнул острогой во тьму, за следующую перегородку в трюме…

Ткнул и с ужасом ощутил, что трезубец вошел во что-то мягкое!

«Да тут целое семейство этих осьминогов! – мелькнула мысль у Отто. – Вот придется нам потратить силы на их выбивание! Не хватит воздуха в аквалангах!..» Кровь заледенела в жилах, когда он потянул острогу на себя, а в свете фонаря увидел, как за острогой к ним поплыло то, что много лет назад было человеком!

В полуистлевшем мундире, без головы, без кистей рук и ног, «вышел» солдат, когда-то приставленный в караул к золоту… Застигнутый шквалом воды, которая хлынула в огромную пробоину при столкновении со скалой, он не осилил встречного потока и остался у сокровищ, почти целый век ожидая смены караула!

Отто замутило едва не до рвоты. «Как в старинных пиратский романах, – пришло невольное сравнение в голову. – Жестокий Флинт оставил покойников сторожить свой клад…» Он резко дернул острогу, стряхнул останки и, чувствуя, что у него подкашиваются ноги от пережитого ужаса, сделал еще шаг, потом еще… Посветил фонарем, осматривая до предела сузившееся пространство носового трюма. «Где-то здесь должны быть те заветные ящики! Они не могли вывалиться из трюма: левый борт барка не поврежден!» Еще шаг навстречу счастью или горькому разочарованию…

Большие ящики, укрытые налетом морской тины и проникшими сюда водорослями и мелкими ракушками, бесформенной кучей громоздились перед ними! Рухнув при катастрофе барка, они переместились с донной палубы на борт и теперь не представляли собой строго и симметрично сложенного груза.

«Нашли! Нашли наше золото!» Душа Отто готова была воспарить на небеса от радости, и он, не сдержавшись, потыкал острогой в ближний ящик, но тут же сделал шаг назад и попросил знаком Карла посветить вокруг: нет ли поблизости еще непрошенных сторожей. Карл осветил все сомнительные закоулки отсека, но, кроме них, здесь больше никого не было, если не считать мелких рыбешек, неведомо зачем забравшихся сюда. С понятным нетерпением вынул из чехла толстый нож, легко вскрыл ближний ящик – золото! Вот он, тот мираж, который звал Дункелей почти сто лет! Вот он, золотой призрак, который усилием, волей его, Отто Дункеля, превращен в реальность и лежит у ног! Сокровища дождались настоящего владельца! Дождались, и теперь не существует на земле силы, которая заставила бы его, Железного Дункеля, отказаться хотя бы от одного грамма этого золота!

Карл потрогал отца по плечу, приводя в чувство, и пальцем показал на часы: пора подниматься наверх, бой с осьминогом отнял несколько драгоценных секунд, но крепко измотал нервы. И все же без слитков Отто наверх не поднимется! Он знаком подозвал к себе сына, отвязал у него с пояса сетку из толстого капрона, вынул из ящика четыре слитка, в каждом весу не менее десяти фунтов, нагрузил вслед за этим и свою сетку и дал знак: уходим! Перед стеклами маски суетились рыбешки, мелкие и крупнее, и Отто по достоинству оценил смекалку убитого ими осьминога: место для жилья, а тем более для подкарауливания добычи, здесь действительно идеальное.

Сетки с золотом оставили на борту «Генерала Гранта», привязали к ним страховые концы и неспешно поднялись на поверхность. Едва головы оказались над пологими спокойными волнами, как в глаза – нестерпимо ярко! – ударили предзакатные лучи, теплые, ласковые, жизнеутверждающие и особенно приятные после жуткого мрака посейдоновых владений. Отто снял маску, ласты, забросил все это через борт в шлюпку, подтянулся на руках и перевалился через кормовую банку. Рядом Карл, мокрый и сияющий от радости, широко раскрытым ртом хватал свежий и такой ароматный морской воздух.

– Ну как, господин сенатор? – прокричал с яхты Майкл, перегнувшись через фальшборт. – Удачным был поход?

– Еще как удачным, Майкл! Убили огромного осьминога! – Отто прокричал в ответ первое, что всплыло в памяти о недавнем путешествии под воду. «Ну и гонца выслал мне навстречу мой покровитель Посейдон! – вздохнул Отто, снова сжимаясь всем телом в упругий комок. – Как будто хотел еще раз испытать на прочность! Ну ничего, теперь будет более ласковым, убедился, с кем имеет дело! Не робкие парни пришли сюда, от своего не отступят!»

– Ой! – пронзительно вскрикнула Марта, которая, как и любая женщина, не могла спокойно переносить всяких пауков, мышей, а тем более ползучих и подводных гадов. – Страшно было? Вы целы? Он вас не покусал, надеюсь?

– Не волнуйтесь, баронесса! – звонким голосом счастливого человека отозвался Карл, стаскивая акваланг со спины. – Он весьма смелый и симпатичный, этот подводный парень! И очень гостеприимный. Увидел отца, обнял его, как родного брата, и никак не хотел отпускать, не познакомив со своим жилищем поближе!

Марта даже побледнела от услышанного, с отчаянием в голосе и с протестующим жестом руки воскликнула:

– О Боже, он еще и шутить может! Что за человек!

– Так для Карла подводная охота не в диковинку, баронесса, – за младшего Дункеля пояснил Фридрих. – Ему и с акулой не раз приходилось сталкиваться. И не только в кафетериях для любителей деликатесов, а и там, в ее вольных просторах обитания!

Отто, в душе радуясь, что Марта так взволнована услышанным, поспешил успокоить молодую женщину:

– Он наговорит вам, дорогая Марта, слушайте его сказки! Но осьминога мы действительно убили… Майкл, скажи Чжоу, пусть возьмет нож, большую кастрюлю, спустится и нарежет нам на ужин хороших кусочков от щупалец. Хочу попробовать осьминога под соусом!

Баронесса отчаянно замахала руками, Майкл хохотнул. Свесив лохматую голову над фальшбортом, он ответил:

– Этого китайца, господин сенатор, только с колосниками на ногах можно будет послать к тому осьминогу! Сколько я его знаю, он ни разу глубже, чем по пояс, в море не заходил!

Чжоу Чан махнул рукой на болтливого боцмана, что-то сказал японцу и отошел от рубки, подальше с глаз сенатора, словно и в самом деле опасался, как бы тот не послал под воду…

Когда Карл первым поднялся на яхту, оделся и встал рядом с Кугелем, Отто со шлюпки попросил боцмана:

– Майкл, спусти мне страховой конец покрепче!

– Осьминога вязать, господин сенатор? – весело отозвался боцман, сбегал на ют, взял моток веревки, свесил конец в шлюпку.

Отто с заметным усилием поднял обе сетки со слитками в шлюпку, привязал к проушинам конец веревки, махнул рукой.

– Поднимай!

Майкл потянул обвисшие сетки вверх, а Дункель видел, как у боцмана постепенно кривился рот от усилия, а еще больше, похоже, от удивления, готового перерасти в восторг.

– Ого-го! – с выдохом проговорил боцман и вдруг просиял лицом. – Не похоже, господин сенатор, что это ливер от убитого осьминога! Начинка больно тяжеловатая!

– Можно подумать, Майкл, что ты каждый день таскаешь из моря этот ливер и точно знаешь, сколько он весит! – пошутил Карл, опираясь левой рукой о мачту, у которой он стоял рядом с Кугелем.

– Осторожнее, Майкл! Не дергай сетки рывками! – предупредил Отто, и голос у него от напряжения даже завибрировал: как поведут себя матросы, когда перед глазами бухнет на палубу в слитках завораживающее золото?!

Послышался глухой и мягкий стук. В наступившей, словно в глубинной океанской, тишине боцман развернул зеленью облепленные сетки, и на солнце блеснул благородный, но страшный своей магической силой желтый металл.

Никто из бывших на яхте, даже баронесса Марта, не смогли удержать вздоха удивления. Золото! И такой кучей! Его и здесь уже на всех предостаточно, чтобы сделать экипаж яхты богатыми и счастливыми, а сколько же осталось еще там, во владениях щедрого – по всему видно это! – к господину сенатору Посейдона? Сто, двести, а может, тысяча таких вот увесистых золотых «поросеночков»?!

– Никогда бы не поверил…

– Чему бы не поверил, Майкл? – улыбаясь, переспросил Карл, в душе радуясь, что матросы, похоже, спокойно приняли появление на яхте первых слитков золота.

– Что такое возможно наяву, а не в романах про сокровища. Роберт, укуси меня за палец, чтоб я проснулся, – и Майкл протянул рулевому левый мизинец. Тот, не долго думая, цапнул его зубами, боцман взвыл, а матросы дружно покатились со смеху. – Ой, дьявол! Я же пошутил, а ты, как щука зубастая, – хвать без разбору что ни попадя!

– А я принял это как приказ! Прости, Майкл, но в следующий раз не спи при исполнении служебных обязанностей!

Отто Дункель, весьма довольный поведением команды, поднялся на яхту, и матросы отошли от сеток, понимая, что это не их желанная добыча. Поймав взгляд Майкла, в глазах которого еще не остыл лихорадочный желтый блеск, он вдруг рассмеялся, шагнул к боцману и хлопнул его по плечу так, что Майкл – а он был не из слабых в коленях! – даже присел. Но присел боцман не только от тяжести руки сенатора, а и от слов, сказанных им вслед за этим дружеским жестом:

– Клейнер Манн, зас нун? – Увидел, что у боцмана округлились глаза, заговорил по-английски: – Майкл, я предупреждал тебя, что каждого награжу за примерное исполнение обязанностей во время нашего путешествия? Не так ли?

– Да-а, господин сенатор, предупреждали… И я им всем, – кивок в сторону матросов, – о том же передавал…

– Ну вот, братцы, – Отто повернулся лицом к матросам, которые с напряженным вниманием слушали его слова, – теперь вы сами видите, почему я не взял тех китобоев на яхту. Уже сейчас или назавтра, когда мы поднимем все золото с затонувшего корабля, они перестреляли бы нас. Всех до одного, чтобы никаких свидетелей не осталось! За вашу отличную работу я награжу вас достойным образом, чтобы впредь вы не испытывали никакой нужды… Майкл, возьми и вручи каждому из матросов по слитку. Им первая добыча. Остальное поднимем завтра, будем работать до тех пор, пока у Посейдона не станет меньше одним подводным кладом. С него довольно тех сокровищ, которые лежат на морском дне в иных, нам неизвестных пока что местах!

– И-и-ей! – прицокнул Есио Кондо, когда счастливый до легкого помешательства Майкл опустил ему на протянутые руки золотое, холодное от морской воды «тельце».

Чжоу Чан, приняв подарок, опустился на колени и поцеловал палубу Богом отмеченной, не иначе, яхты. Роберт словно не поверил своим глазам. Приняв золото, качнул его на ладони, будто взвешивая, растерянно поклонился Дункелю, потом неожиданно расцвел в улыбке, лихо взлохматил шикарную шевелюру и с вызовом крикнул в северную часть океана:

– Ну, господин генерал-губернатор! Теперь посмотрим, что ты скажешь, когда подкачу я к твоему парадному крылечку на шикарном красного цвета авто!

Джим растянул в улыбке толстые губы, сверкнул большими черными глазами, потом неожиданно поднял двумя руками слиток над кудрявой головой и с замысловатыми телодвижениями, исполняя какой-то африканский ритуальный танец, прошелся кругом около рубки. И только снова очутившись перед Дункелем, поклонился сенатору в пояс.

– Да ты артист, Джим! – засмеялся Отто, сам довольный тем, что так удачно пришла ему мысль задобрить команду именно такими подарками. – Кто следующий?

Клаус Кинкель принял золото с лицом бесстрастного фельдфебеля, который принимает железный крест из рук маршала, осознавая, что это награда не столько за прошлое, сколько задаток за будущие услуги. Принял, поклонился и отошел к рубке, уступая место механику.

Степан Чагрин принял слиток от боцмана настороженно. Начитавшись еще в школе рассказов Эдгара По, он как бы опасался неожиданного и смертельного «укуса» этого самого бесценного подарка… Только на миг он поднял глаза на Отто Дункеля, словно хотел проверить, что же таится у сенатора там, в глубине души, но увидел радушную улыбку щедрого сенатора, опустил голову в полупоклоне и повернулся, чтобы отойти подальше от этого страшного человека с таким красивым и привлекательным лицом.

«Никакого каторжанина Айртона! Это он, Русский Медведь, бросал камни со скалы! – обожгла мозг Дункеля неожиданная догадка. – Только он, русский, мог отважиться на этот отчаянный шаг. Только у него сохранился в душе тот запал ненависти, который хранит в себе почти каждый фронтовик, потерявший на войне брата, отца или верных товарищей…» Рука сама по себе потянулась к карману куртки, чтобы выхватить пистолет и всадить пулю в ненавистный затылок, подстриженный короткой стрижкой: механик первым из матросов пошел к себе в кубрик. Нечеловеческого усилия стоило Дункелю сдержать собственную ненависть к русскому, согнать с лица печать злости и продолжить как ни в чем не бывало прерванную процедуру награждения команды.

– Майкл, по случаю большой удачи я разрешаю выдать каждому по бутылке вина. Только не передеритесь пьяными, морские волки! – добавил со смехом Отто, а сам подумал, что это был бы самый оптимальный выход из тупиковой ситуации. Боцман живо поспешил на камбуз отпереть заветный шкаф с вином…

Когда боцман с бутылками в карманах и в руках спустился в кубрик, матросы сидели каждый со своим слитком золота, и у каждого лицо с таким непохожим выражением – от детского и безмятежного счастья у негра Джима до лица человека, приговоренного к расстрелу и уже поставленного у пулями иссеченной стены, какое было у механика Степана. Боцман бережно опустил на стол бутылки сухого вина, не сдержался от наполнившей сердце радости, потер затекшие пальцы о ладони.

– Вот видите, братцы! Этот сенатор Дункель оказался не таким каннибалом, как могло показаться поначалу…

Степан поднял на него злые, зеленым огнем горящие глаза, резко, но тихо выговорил доверчивому Майклу:

– Его щедрость сравнима только со щедростью Сатаны, который за золото покупает невинные души людей! Надо же, ни за что ни про что отвалил почти по пять килограммов золота! Для полного счастья не хватает сущего пустячка – вызвать к трапу яхты такси и мчаться в банк менять золотишко на разменную монету! На каждого приходится более ста тысячи фунтов стерлингов! Ого! С чего бы такая щедрость? Он мог бы в конце похода по морям, как это делали другие пассажиры, выдать нам по сотне долларов, и этого было бы вполне достаточно для вознаграждения за услуги. А здесь большим грехом попахивает, братцы, ох и большим грехом! Не подсовывает ли нам этот недобитый фашист троянских лошадок?

Майкл побледнел от таких слов механика, опустился на стул у кровати Джима. Словно оглушенный, мотнул головой: у этого Штефана слова просто как бронебойные снаряды!

– Что ты такое говоришь, Штефан? Да разве поднимется рука у нормального человека? Какая за нами вина?

– У нормального – нет! – Степан Чагрин ребром ладони рубанул поперек слитка, который лежал на коленях и жег тело, будто раскаленная заготовка, только что выхваченная из огня. – А для фашиста убить человека – сущий пустяк. Видел я таких, которые просто ради тренировки в стрельбе выгоняли пленных за колючую проволоку, травили их собаками, а когда несчастные, изголодавшиеся люди начинали убегать от овчарок, стреляли по ним из личного оружия. Ну чем не тир с живыми мишенями?! Тем более что наши гости на яхте уже замарались кровью экипажа «Виктории», взорвали яхту, чтобы она не преследовала их и не узнала, где скрывается клад Дункеля! Для немцев живых свидетелей оставлять не резон. Потому и Клауса этот Сатана перекупил с потрохами, чтобы нас не так бояться! Ох, братцы, – Степан оглядел всех почти умоляющими глазами, – не застелил бы нам головы этот золотой туман, поостережемся удара в спину!

– Пусть только осмелятся! – со злостью и решимостью прошипел Роберт, пряча слиток в верхний ящик прикроватной тумбочки. – Теперь мы будем драться не только за это золото, но и за головы, которые нам тоже вроде бы еще пригодятся!

– Да-да, будем, – тихо поддержал рулевого Есио. – Я еще не разучился кричать «Банзай!».

– Эх, теперь бы темной ночкой убежать отсюда подальше, хотя бы и в страшную Америку, – вздохнул темнокожий великан Джим, и в больших выпуклых глазах залегла печаль…

– Отто, зачем ты раздал столько золота этим свиньям? – спросил недоуменно Фридрих.

Когда матросы вслед за боцманом спустились в кубрик, они отправились в каюту Дункеля. Отто, отвинчивая крышку коньячной бутылки, усмехнулся, исподлобья глянул на Кугеля, как бы поражаясь, что тот сам не мог дойти своим умом до такой простой истины.

– Зачем? Да затем, чтобы у них руки были заняты! Теперь каждый засунет этот слиток себе за пазуху и обеими руками будет сторожить свое несметное сокровище. И друг на друга начнут коситься, как бы сосед у него не стащил.

Фридрих тихо рассмеялся, наконец-то поняв мотив поступка своего старого друга и командира. Потер виски пальцами, сгоняя усталость в голове, которая накопилась за этот трудный и напряженный для нервов день. Баронесса тоже поднялась из своего кресла, убрала книгу в сумочку.

– Пойду к себе отдохнуть.

– А как же ужин? По нынешнему счастливому случаю не грех и шампанского выпить! – с улыбкой спросил Отто, озорно подмигивая Марте, будто школьник, который решил немножко напроказничать.

– Что-то не хочется идти на камбуз, – улыбнулась Марта в ответ на выходку Дункеля.

– Я прикажу, чтобы Чжоу подал тебе ужин в каюту. А шампанское принесу сам… если дверь будет не на запоре!

– Воля ваша, герр Дункель, – засмеялась баронесса и кокетливо вздернула бровью. – Ведь вы хозяин корабля и… несметных сокровищ!

Сделав изящный реверанс, Марта легкими шажками пересекла каюту Дункеля и вышла в коридорчик. Через несколько секунд щелкнул замок ее двери. Фридрих проводил баронессу завистливым взглядом, вздохнул, вспомнив свою супругу, повернулся к Отто, продолжил прерванный разговор:

– Матросы, чего доброго, и спать не лягут, будут бояться…

– Это их печаль. А нам ночью надо обязательно дежурить в рубке по два человека. Меняться будем через каждые два часа. Ты с Карлом заступишь в смену, а я с Клаусом. Этот парень мне кажется надежным. Надо следить за командой и за морем. Не дай бог, налетит сюда шторм, в щепки расколет нашу «Хепру», ляжем рядышком с «Генералом Грантом». И рядом с солдатами… из прошлого столетия. Бр-р-р, ты представить себе не можешь, как дурно мне стало, когда я на остроге выволок его из темноты… безголового!

– Это скоро пройдет, забудется, – успокоил Кугель фрегаттен-капитана. – Зато у нас впереди славное будущее. Ты переоборудуешь новой техникой свои рудники и завод, переизберешься в сенат, останешься на добром политическом коне. А я смогу, как ты обещал, обзавестись приличной прогулочной яхтой – предел всех моих желаний!

– Я и этот «Хепру» тебе отдам! В Кейптауне мы его малость переделаем, поставим новую машину, и ни один комиссар полиции, даже инспектор Паркер, покойный, к нам не придерется… Тем более инспектор Паркер! – не без удовольствия посмеялся Отто. – А еще лучше будет, если ты переедешь жить в Намибию. В портовом городке Свакопмунде купишь себе приличный особняк, автомобиль. И при нужде мы еще не раз послужим делу великой Германии!

Улыбаясь мечтам, тихонько чокнулись рюмками, выпили коньяк, закусили конфетами. Сидели, пили, строили планы на завтрашний день и на далекое будущее. По приказу Дункеля Чжоу отнес в каюту баронессы горячий ужин, а когда Отто с бутылкой шампанского постучался в незапертую дверь, Марта встретила его ласковой улыбкой и горячими объятиями, а в открытый иллюминатор уже смотрело опустившееся к самому горизонту багровое солнце…

* * *

Спустившись в шлюпку, Карл привязал к поясу четыре уже проверенные на прочность капроновые сетки, проверил нож и подводный фонарь, с кормовой банки, спиной вперед, прыгнул в воду. Отто проследил за ним взглядом: Карл перевернулся со спины на грудь и, вытягивая за собой страховочный конец, начал уверенно погружаться в океанскую темноту, пока не пропал совсем, и только пузырьки отработанного воздуха вырывались на поверхность…

– Фридрих, иди на бак, я останусь у страховочного конца, а ты сядь рядом с Мартой и держи под прицелом палубу и левый борт со шлюпкой, – тихо попросил Отто Кугеля.

Фридрих, насвистывая бравурную мелодию, ушел к баронессе, передвинул кресло ближе к борту и сел, сунув правую руку в карман, где привычной тяжестью напоминал о себе пистолет. Марта на минуту отвлеклась от чтения, глянула на серую испещренную расщелинами и мелкими трещинами скалу, перевела глаза на кусочек океана, куда только что спустился Карл, издали улыбкой ответила на почтительный поклон боцмана Майкла, который стоял у рубки с ручным лотом, словно собирался проверять глубину моря под яхтой, и снова увлеклась чтением книги, почти не замечая, кто чем занимается в это удивительно тихое прекрасное утро. «Завтра, в такое же чудесное утро, мы отправимся домой, богатые и счастливые», – улыбнулась этой мысли Марта и перевернула очередную страницу.

– Чжоу, хватит стоять без дела! Иди на камбуз и займись приготовлением обеда. Есио, Джим, выдрайте ют! Штефан, осмотри хорошенько машину и все поддонные отсеки: нет ли где воды… Назавтра нам предстоит дальняя дорога. Роберт, проверь компас и лаг. Клаус, собери и приготовь пустую тару, перед вечером вместе поедем на остров и запасемся родниковой водой… – Отто остался у трапа в шлюпку только с Майклом, а остальных заставил заниматься делами, чтобы не толкались рядом. Какое-то полузвериное чутье подсказывало ему, что нервы матросов – да и у него самого тоже! – напряжены до предела и могут лопнуть, как перекрученная струна от самого пустякового щипка.

«Пусть лучше по одному расползутся по яхте, а не торчат кучей за спиной», – решил Отто, стараясь держаться по другую сторону бакштага от боцмана Майкла, а Клаусу велел собирать пустую тару под воду и стаскивать канистры и анкерки к мачте: Клаус как бы отсекал матросов от Фридриха и Марты. Убедившись, что команда яхты четко исполнила его приказы, посмотрел на часы: Карл в воде уже шесть минут. Как медленно течет время!

– Теперь он наверняка в носовой кладовой, наполняет сетки… – сам себе сказал Отто, наблюдая, как в тридцати шагах от борта то и дело выходят на поверхность пузырьки воздуха: строго вниз от того места лежал затонувший «Генерал Грант» и ящики с золотыми слитками.

Майкл напряженно всматривался в это место, словно видел каждое движение молодого Дункеля, не замечая за собой, что мимикой лица и нервными движениями рук как бы пытается помочь Карлу…

– Жуть какая! Я ни разу в жизни не был под водой, на такой глубине! Наверно, там страшно, господин сенатор? – спросил боцман и подергал плечами от одного только мысленного представления, что там творится, во тьме, какие страшные существа могут обитать в океане и неожиданно выскочить прямо к твоему носу! – У меня какой-то животный страх перед морскими гадами, начиная от студенистой медузы и кончая этими препротивными липучими осьминогами. Столько ужасов о них наслышался от моряков!

Отто с самым серьезным выражением лица неожиданно предложил:

– Карл поднимется передохнуть, а ты бери его акваланг и спустимся вдвоем. Воочию увидишь подводный мир, а не по матросским басням. Хочешь?

– Избави бог! Что вы, господин сенатор! – Майкл округлил глаза и торопливо закрестился. – Если там что-нибудь высунется из зарослей, я захлебнусь соленой водой… Не-ет, лучше я останусь на солнце… с вашего позволения, господин сенатор!

– Как хочешь, Майкл. – Отто засмеялся, видя неподдельный ужас, который охватил боцмана – даже побледнел несчастный! – Зато было бы о чем порассказать внукам. Живописал бы, что своими глазами видел подводный дворец Посейдона.