Текст книги "Вспомни, Облако! Книга вторая"

– Туда сообщили обстановку?

– Коля, когда выход на связь?

– Через пятнадцать минут, – ответил радист.

Капитан присел к широкому срезу пня и начал писать. Локти задевали острые коленки, лопатки выпирали под серой просоленной гимнастеркой. Он писал, прижимая бумажку длинными пальцами с грязными ногтями. Владимир смотрел на лысоватую голову капитана, на узкий лоб, посеченный морщинами, на вислый нос с горбатинкой и дивился силе человека, способного вселять веру в своих почти обреченных бойцов. То, что писал капитан, было горькой правдой.

Радиограмма получилась длинной. Радист долго стучал ключом, посылая в эфир доклад командира батальона.

Ответ получили к вечеру, когда в лесу грохотал бой:

«Действуйте по обстановке. Решение может принять только Владимир. Здоровье пациента обеспечить любыми средствами. Партизаны задерживаются боем. Верим успех. Федор».

Когда в Москве Кремлевские куранты отбивали полночь, на тесной поляне в глубине белорусского леса закончились последние приготовления к финалу операции «Тихая ночь».

Ночь и в самом деле затихла. Накрепко вцепившись в последние рубежи обороны, боролись с усталостью и сном красноармейцы. Их осталось немного.

Яркая луна повисла над безмолвным лесом.

– Начали! – сказал Владимир и при помощи красноармейцев стащил брезентовый чехол с глыбы прорезиненной ткани. Восемь бойцов одновременно повернули вентили газовых баллонов. Сжатый в них гелий с шипом рванулся по шлангам, и ткань вспухала, мягко распадалась в стороны, принимала форму шара. Шар рос, и его веревками оттягивали в сторону от кривобокой ольхи. Развернулись стропы, соединяющие шар с узкой корзиной, сплетенной из ивовых прутьев. Через несколько минут неуправляемый сферический аэростат, как струны, натянул веревки, удерживающие его у земли. Лучи фонарей плющились о блестящую оболочку.

– СССР-М, – прочитал комбат, остановив луч на белых глянцевых буквах.

– М – малый, – пояснил Владимир и невольно вспомнил слова полковника из Москвы: «Ты имеешь две летные специальности, и только ты сможешь помочь нам…»

Разве думал Владимир, что его мирное увлечение пригодится на войне. До планерной школы просто для удовольствия он плавал на сферических и змейковых аэростатах. Манила высота, загадочная воля ветра, уносившего аэронавтов в самые неожиданные места. Нравилось медленно плыть над городами и селами, сбрасывать цветы и яркие вымпелы на парашютиках. И никогда аэростат не казался ему беззащитным пузырем, а ведь одна капля раскаленного свинца могла превратить его в тряпку. Предательская луна услужливо высветит большую круглую мишень.

Ветра почти нет, да это и хорошо, весь день он, приземный, дул на запад, к фашистам. Штиль – это значит «ломается» ветер. И кроме полета, нет выхода. Нет благоразумного выхода. Ловушка захлопывается. Может быть, захлопнулась уже? Надо уходить в небо, уходить рывком.

На лице командира батальона застыла тревога.

– Сержант… ветер-то… подождем, а? Попробуем выстоять еще день. А? – неуверенно спросил комбат.

– Аэростат испустит дух от первого бродячего осколка, а газа нет. Последний баллон я взял как балласт. Не поминайте лихом, товарищ командир! – Владимир протянул комбату руку.

Комбат, горячо пожав ее, сказал:

– Наблюдай за пассажиром. Он очень болен и в горячке все может… Будь внимательней к нему!

– Есть, товарищ капитан!

Привели пассажира, закутанного в две солдатские шинели. С трудом натянули парашютные лямки на его вздрагивающие плечи. Пригодился пилотский парашют из планера. Когда подсаживали в гондолу, он постукивал зубами, пытался говорить:

– Я сам, товар-рищи… Благодар-рю! До свидания, друзья!

– Чего уж там сам. Он сам! – ворчал Владимир, втягивая тяжелого конструктора в корзину.

– Сержант! – тихо позвал капитан и протянул мешок. – Письма. И сам расскажи. В случае чего… – И он осветил гранату, привязанную к мешку. – Прощай, сынок! Привет живым. Прощай!

– Приготовиться! – срывающимся голосом крикнул Владимир. – Подтрави!

Шар приподнял макушку над кронами сосен. Стропы еще висели по бортам гондолы. Выше пускать шар нельзя: увидят немцы. Владимир перерезал якорный канат у ольхи. Лучи фонарей скрестились на гондоле.

– Отпускай концы! Прощайте!

Аэростат прыгнул в небо. Застучали винтовочные выстрелы, автоматные очереди дробились в ночном лесу, чавкали редкие мины: красноармейцы опустошали диски и подсумки, отвлекая внимание немцев к земле – авось под шумок не заметят.

Мощный рывок свалил Владимира. Под его тяжестью застонал конструктор. Гондола еще дергалась, а Владимир встал, ухватился за края, взглянул на маленький бортовой альтиметр. За несколько секунд аэростат набрал 300 метров высоты, стрелка прибора энергично бежала по шкале. Вниз уходила земля. Сжав руками забинтованную голову, Владимир пробовал унять боль, вызванную резким подъемом. Потом начал искать контуры леса, в котором остались саперы. Вот черное пятно, похожее на трапецию со срезанными углами. Липкая засветка болот. Вот топь, через которую сейчас, наверное, продираются первые бойцы комбата. Владимир торопливо расстегнул пуговицу нарукавного манжета. Оголил кисть с наручным компасом. Развернул грудь на северный румб и снова посмотрел на лес.

Лес остался справа. Лес плыл на восток, аэростат – на запад. Скорость полета росла. Несколько часов такой гонки – и они могут быть в Берлине!

Владимир подогнул вялые ноги, сел на дно, безразлично уставился на черное брюхо шара. Шланг к баллону с гелием и клапанная веревка перекручивались над головой, как змеи.

– Ле-етим? – зачем-то спросил конструктор, но его скрипучий голос не дошел до пилота. – Летим, да? – совсем тихо повторил он вопрос.

– К черту в зубы!

Низ шара осветился – раздался приглушенный треск. Как на пружинах, вскочили оба аэронавта. Сначала внизу, потом далеко справа заклубились два розовых облачка и, выбросив искры, потухли. Звук зенитных разрывов докатился через секунду. Еще одна розовая клякса вспыхнула на севере.

Аэростат набирал высоту, смещаясь на запад.

Владимир отодрал пальцы от бортов, полез в карман за папиросами.

– Не курить! А впрочем… – конструктор безнадежно махнул рукой.

– В оболочке гелий. Он не горит.

– Я не о том.

– И стрелять больше не будут. Продырявить нас – плевое дело. Но стоит ли? Авось не дураки. Летим-то к ним. На всякий случай пристегните парашют.

– Нет уж… вместе.

Владимир глубоко затягивался, выдыхал дым тугими струями.

– Видите на северо-западе черноту? Облака. Добраться бы!

Ветер подворачивал аэростат к северу. Сумеют ли они подняться до облаков? Там, в черной мути, немцы не смогут контролировать полет шара. И может быть, оправдается метеорологическая истина: ветер с высотой может изменить направление на 180 градусов?

Конструктор встрепенулся, вытянулся у борта. Бросив папиросу, прислушался и Владимир. Нарастал прерывистый звук. Он густел, двоился, захлестывал. В стороне и выше аэростата пронеслись резко очерченные тени. Пара немецких истребителей легла в крутой вираж и закрутилась вокруг аэронавтов. Короткие угловатые крылья с каплями огней на концах, длинные хищные фюзеляжи делали самолеты похожими на кресты. Черные кресты сужали круг, будто затягивали невидимую петлю на податливом теле воздушного шара.

Круг за кругом. То, отходя, то опасно сближаясь, самолеты рубили воздух, раскачивали гондолу, отрыгивали вонючие выхлопы моторов на аэростат.

Время остановилось. Воздушный шар упрямо набирал высоту.

Истребители, резко колыхнув крыльями, ушли в сторону и оттуда начали боевой заход.

Ведущий включил фары. Две ярких световых пики метнулись к аэростату. Два слепящих круга выхватили из ночи блестящую оболочку, конус строп, квадратную гондолу и аэронавтов, застывших статуями. Над шаром, ударив его жесткими струями, истребители взмыли и снова начали заход. Ведущий пустил в небо красную ракету. По международному коду сигналов: «Опасность!» На языке создавшейся обстановки: «Трави газ! Теряй высоту!»

Аэростат рвался к облакам.

Крупными стежками прошили небо разноцветные трассы пулеметных очередей. Истребители стреляли выше аэростата. Казалось, верхушка шара коснется раскаленных нитей и лопнет, как мыльный пузырь. Владимир зажмурился. Стало жутко от сознания своей беспомощности. Струи от винтов колыхнули оболочку. Гондола резко качнулась. Владимир не удержался, падая, схватился за веревку клапана, и в грохот моторов ворвался свист уходящего из оболочки газа. Он отшатнулся, вдавив спину в жесткую плетенку гондолы. Сердце стучало где-то у горла. Подминая под себя свалившегося на дно конструктора, полез к газовому баллону, остервенело закрутил вентиль.

Шланг от баллона туго завибрировал: оболочка глотала новую порцию газа.

– Они не посмеют, дурачье! Зачем им трупы. Нас несет в их сторону. Выкусят, сволочи, выкусят! Вы спрячьте голову, голову спрячьте! Вам говорю или нет? – не слыша себя, орал Владимир конструктору, а руки поглаживали пустеющий баллон.

Прямо над головой мелькнула молния, на плечи Владимира упала перерезанная стропа.

– Шальная! Уверен, шальная! Так ведь могут…

– И продырявить! – неожиданно тонким голосом закричал конструктор. – Что тогда? Что? Что?

– Спустимся, как на салазках с горки, – сказал Владимир и вдруг почувствовал: кто-то шарит по его бедру. Кобура нагана стала легкой. Резко повернувшись, он выкрутил руку конструктора. Оружие упало на дно гондолы.

– Ты что-о! – заорал Владимир и зажмурился от нового прожекторного залпа. Елозя пальцами по ивовым прутьям, нащупал ребристую рукоятку и сунул наган глубоко за пазуху.

– Мне плохо, – пожаловался конструктор. – Припадок. Я сейчас потеряю сознание. Не хочу очнуться у них. У меня нет личного оружия. Я майор. Я приказываю тебе.

– Успокойтесь!

– Пойми, мальчик, ты в-в-выстрелишь не в мою го-лов-ву, а в секретный ящик, который не должны в-вскрыть.

– Нет!

– Прик-казываю!

– Перестаньте, товарищ майор. Точка!.. Это от нас не уйдет. Обещаю сделать это в крайнем случае. – Владимир взялся за баллон и почувствовал, как трясутся от злости руки. Тяжело разогнувшись, он поднял баллон над головой, и швырнул за борт. Аэростат, лишившись балласта, прыгнул в высоту. Мигнула и закрылась облаком луна. Гондола завязла в черной влажной мгле. Рокот самолетов доносился как сквозь вату.

– Достали тучку! А вы говорили…

Конструктор не слышал пилота, он был без сознания.

Владимир медленно опустился на корточки и закрыл глаза.

Гондола покачивалась. Тело расслаблялось. Наплывали и размывались в сознании обрывки каких-то мыслей, образов. Последним усилием Владимир сунул руку за пазуху и покрепче уцепил наган.

Проснулся от слабых толчков в плечо:

– Не могу… дышать. Пи-ить… Владимир ощупал мокрый воротник, влажное лицо конструктора и понял: они в облаках на большой высоте.

– Простите, полтора суток по-человечески не спал, – сказал Владимир, нашарил веревку клапана, потянул ее. И вдруг осознал, что все делает с закрытыми глазами. Поспешно разлепил веки. Кругом светло. Оболочка, стропы, прутья гондолы и одежда мокрые. Потер стеклышко альтиметра. Спуск не ощущался, шар будто застрял между небом и землей. Он снял с ремня фляжку.

– Возьмите.

Напившись, конструктор вернул флягу, зябко втянул голову в воротник шинели.

– Сколько летим?

– Около шести часов. Есть хотите?

– Куда нас занесло, вы, конечно, не знаете?

– Знаю! – соврал Владимир. – Ночью мы набрали пять тысяч. С высотой ветер изменился. Летим в восточном направлении. Вам надо подкрепиться. Есть плитка шоколада. Берите!

– Откуда уверенность, что мы летим на восток?

– На рассвете я видел землю и сориентировался, – еще раз соврал Владимир.

– Не забудьте про обещание.

– Помню, – сказал Владимир и пощупал наган за пазухой…

Они увидели землю на двенадцатом часу полета. Вцепившись в скользкие борта гондолы, жадно рассматривали бурые покатые холмы и зеленые перелески, быстро бегущие под аэростат.

– Ветер свирепый! Плывем на юг!

– Значит?..

– Не будем гадать на киселе, посмотрим карту.

Их взоры скатывались с нее на землю, обратно и опять на землю.

– Вот речушка… Смотрите! Это она, безусловно, она, видите? И деревня подковой, видите, изогнута, очень похоже! И лес! Прямо как это пятно!

Но Владимир не слушал констриктора, не поддавался иллюзии. Они прошли в облаках по какому-то зигзагообразному маршруту, им неизвестен, даже приблизительно, район местонахождения, а в этом случае карту невозможно сличить с местностью, если нет крупных и очень характерных ориентиров. И все же он схватил конструктора и стал целовать его желтое лицо, тыкаясь губами в нос, жёсткие щеки и рыжий шершавый подбородок.

– Это наша земля! – закричал он и, перегнувшись за борт, неистово замахал руками приземистым избам, крытым соломой, стайке ребятишек, поднявшей пыль на околице, красному флагу на кирпичном здании сельсовета. – Бросаю якорь!

Гайдроп с железной кошкой на конце упал за борт. Кошка ударилась о дорогу, подскочила и, перелетев кювет, вцепилась гнутыми лапами в кусты дикой смородины.

Теряющий скорость аэростат облаивали невесть откуда взявшиеся собаки. Они уже допрыгивали до гондолы, и конструктор поприветствовал их торжественным снятием пилотки с головы.

– Это наша земля, – тихо произнес он и вытер колючим рукавом, шинели остатки облачной влаги у глаз…2525
  Казаков В. А-7 уходят в ночь – М.,1981г.


[Закрыть].

Планеры в небе войны

Самая лучшая родословная — это услуги, оказанные родине

и человечеству.

Ж. Делиль.

История боевого планеризма для широкого круга читателей – белые страницы истории Великой Отечественной войны 1941—1945 годов.

Мысль о применении тяжелых многоместных планеров для военных десантных операций принадлежит советским конструкторам и летчикам. И воплощение – тоже.

В 1932 году восемнадцатилетний авиаконструктор Борис Дмитриевич Урлапов по идее летчика-изобретателя Павла Игнатьевича Гроховского и под его руководством рассчитал, сконструировал и с небольшой группой молодых специалистов создал первый в мире десантно-грузовой планер Г-63. Таких огромных планеров, предназначенных для перевозки грузов по воздуху, никто и никогда не строил. Шестнадцать отсеков, в которых можно было перевозить военное снаряжение или бойцов в лежачем положении, располагались в длинных широкопрофильных крыльях. Нагрузка на квадратный метр крыла превышала наибольшую величину нагрузки всех известных в то время спортивных безмоторных летательных аппаратов в два с половиной раза. Грузоподъемность в 1700 килограммов вообще была неслыханной, особенно если учесть, что планер буксировался одномоторным самолетом Р-5 с двигателем мощностью всего 550 лошадиных сил.

После нескольких удачных полетов, которые провели пилоты-испытатели Гроховский и Степанченок, члены Государственной комиссии ВВС пришли к единодушному выводу, что «проведенные испытания экспериментального буксирного аэропоезда подтверждают возможность и целесообразность применения специальных планеров в воздушно-десантных операциях». Было доказано, что «десантные планеры могут приземляться на неприспособленные полевые площадки, и это является их неоспоримым преимуществом перед самолетами».

Вскоре авиаконструктор Гурий Грошев построил пятиместный планер Г-4, который мог буксироваться даже самолетом-истребителем.

К сожалению, после этих уникальных работ по созданию транспортных безмоторных машин дальнейшая разработка перспективного рода авиации в нашей стране замерла. Зато русской идеей и экспериментами незамедлительно воспользовались немцы. Это стало ясно в первые же месяцы второй мировой войны, когда в боевых целях немцы применили большое количество десантных планеров для захвата Норвегии, при вторжении в Бельгию и взятии неприступного с моря острова Крит. В дальнейшем при подготовке вторжения в Англию гитлеровцами вновь было построено большое количество планеров, в том числе и таких, как «Мессершмитт-321», рассчитанных на одновременную транспортировку двухсот человек.

Успех применения планеров гитлеровскими ВВС для десантных операций вызвал бурное развитие строительства транспортных планеров в союзных странах.

По решению Советского правительства 23 января 1940 года в Наркомате авиационной промышленности было создано управление по производству десантно-транспортных планеров, которое возглавили начальник В. С. Куликов и главный инженер П. В. Цыбин. Включился в исследовательскую работу по аэродинамике планеров Центральный авиационный государственный институт. Авиационным конструкторам выдали задания: О. К. Антонову – на 7-местный планер «А-7», В. К. Грибовскому – на 11-местный «Г-П», Д. Н. Колесникову и П. В. Цыбину – на 20-местный «КЦ-20», Г. Н. Курбале – на тяжелый планер «КГ». В конкурсе на крылатую безмоторную технику приняли участие и другие авиаконструкторы. «А-7» строился на Тушинском планерном заводе, «Г-11» – в Козловке на кузовном заводе, «КЦ-20» – на заводах в Рязани и Быково, «КГ» – на деревообделочном заводе в Бекетовке (Сталинградская область).

К началу Великой Отечественной войны планеры построили, испытали. Не все конструкции пошли серией – планеры «КГ» и «БДП» В. М. Вахмистрова (конструкторское бюро Н. Н. Поликарпова) остались штучными.

В преддверии будущих десантных операций с применением планеров сформировались Военно-авиационная планерная школа ВДВ КА в Саратове, два учебно-авиационных планерных полка размещены в городах Тейково и Киржаче, базовые ремонтные мастерские – в Красново.

В системе авиадесантной техники транспортный планер занял одно из главных мест. В то время не парашют, а только планер мог бесшумно перебрасывать в тыл врага целые десантные подразделения и крупногабаритные грузы, обеспечивая компактную высадку подразделений, готовых к немедленному действию. Малые посадочные скорости и специальные лыжи позволяли планерам совершать приземления на очень ограниченных и не приспособленных для посадки самолетов площадках: в лесах, горах, на озерах.

Операция «Антифриз»

С самого начала Великой Отечественной войны в планерных полках велась напряженная учебно-тренировочная работа, но отдельные аэросцепки (самолет – планер) уже выполняли полеты по переброске различных грузов и техники над своей территорией и через линию фронта. Из Медвежьих озер, например, перевозились под Сталинград огнеметы и другое вооружение, в брянские леса, где действовал парашютно-десантный корпус генерала Н. Казанкина, летали В. Донков и С. Анохин, принимали у себя безмоторные транспортные аппараты и партизаны Орловщины.

Но первым групповым вылетом стала операция «Антифриз».

В ноябре 1942 года при подготовке наступления советских войск под Сталинградом неожиданно ударили суровые морозы. Танковые соединения, готовые к штурму врага, частично оказались небоеспособными, так как в двигателях бронированных машин замерзала охлаждающая их вода. Нужно было срочно доставить танкистам антифриз – незамерзающую жидкость. По приказу командующего тылом Красной Армии лучшие летчики и пилоты-планеристы маршевых эскадрилий немедленно стали готовиться к вылету. Если считать по темпам мирного времени, то группа аэропоездов сформировалась молниеносно. Загрузив планеры «Л-7» и «Г-11» бочками с антифризом, группа под командованием Дмитрия Кошица стартовала с аэродрома Медвежьи озера под Москвой и скрытно, ночью приземлилась в Саратове. Здесь, увеличив группу за счет самолетов и личного состава Военно-авиационной планерной школы, догрузившись, аэропоезда ушли по маршруту Красный Кут – озеро Житкур. Перелет оказался очень сложным: низкая облачность, местами туман, сильный ветер и мороз, от которого пилотов на планерах не спасало даже меховое обмундирование. Группу аэросцепок по всему маршруту прикрывали истребители ПВО города Энгельса, а затем дежурные звенья Качинской истребительной авиашколы из поселка Красный Кут.

Задание выполнено с оценкой «отлично». Танкисты-сталинградцы точно в намеченное время двинулись на врага. Потери авиапланерной группы минимальные: в Житкуре погиб один пилот-планерист – Рубен Григорян.

Первая планерная операция в интересах партизан

Белорусии

В начале 1943 года после взятия нашими войсками Великих Лук на этом участке фронта установилось относительное затишье. Гитлеровцы, используя его в своих интересах, передислоцировали несколько частей боевого резерва и бросили их вместе с жандармерией, власовцами, полицаями против белорусских партизан в районах Невеля, Полоцка, Городами, Витебска. Немцам было жизненно необходимо любыми средствами разобщить боевые соединения партизанского края и уничтожить их, чтобы подготовить эти районы для долговременной обороны против наступающих частей Красной Армии.

Каратели имели превосходящие силы и вооружение. Партизаны испытывали острый недостаток боеприпасов, оружия, продовольствия. К тому же их боевые действия сковывали обозы, в которых находились мирные жители и сотни раненых бойцов.

В сложившейся тяжелой обстановке помочь партизанам могла только авиация, доставляющая грузы. Тогда и поступил приказ советского командования готовиться к интенсивным действиям большой планерной группе под общим руководством генерал-майора А. Щербакова и непосредственным – инженер-подполковника П. Цыбина.

Базировалась планерная группа на аэродроме подскока Старая Торопа. Связь с партизанами осуществлялась по радио через Центральный и Белорусский штабы партизанского движения. Народные мстители подготовили в районах Бегомля и Селявщины посадочные площадки.

Операция началась в ночь с 6 на 7 марта 1943 года и продолжалась беспрерывно до 20 марта. Было «израсходовано» 65 планеров «А-7» и «Г-11». Перевезено партизанам боевого груза шестидесяти тонн, пять типографий и десять радиостанций, доставлено руководящего состава сто шесть человек, высажен десант гвардейцев-подрывников сто пятьдесят человек, в тыл десантировались отдельные диверсионные группы.

Из партизанского района вывезено: пилотов-планеристов 65, партизан 19, ценного груза 800 килограммов, денежных средств 2 миллиона рублей, собранных населением и партизанами на постройку самолетов.

Партизаны районов Селявщина и Бегомль в результате операции получили оружия и боеприпасов больше, чем за весь предыдущий год.

21 марта руководитель планерной группы, он же инженер, он же главный распорядитель хозяйства, Павел Владимирович Цыбин получил от партизан радиограмму:

«…Каратели получили по заслугам подбито и подорвано 12 танков выведено из строя более 400 карателей наши люди в безопасности слава советским летчикам – планеристам!

Командир бригады «Ж е л е з н я к».

Работа авиапланерной группы немедленно отразилась на деятельности партизан Белоруссии.

Отличились многие летчики и пилоты планеров. Учебно-планерные полки стали боевыми частями.

Вторая планерная операция в интересах партизан Белоруссии

Гитлеровцы вынужденно дали белорусским партизанам небольшую передышку. Накапливали силы. Понимая, что находятся между двух половинок гигантского пресса – с тыла партизаны, с фронта наступающие части Красной Армии, – они решили покончить с бригадами народных мстителей раз и навсегда. В помощь карателям подвели новые кадровые части, в том числе танковые, и сосредоточили большое количество бомбардировочной авиации. Партизанский край зажали в блокадное кольцо и, ведя непрерывные, изнуряющие бои, сужали его.

Руководители Центрального и Белорусского штабов партизанского движения попросили командование ВДВ активизировать деятельность планеристов-десантников в районе Полоцко-Лепельской партизанской зоны.

Операция началась в конце апреля 1943 года и проводилась до весны 1944-го.

Вместе с планерами «А-7» и «Г-11» использовались тяжелые двадцатиместные планеры «КЦ-20», самолеты-буксировщики «СБ» и «Ил-4».

Из Тейково, Киржача, Москвы скрытно сотни планеров перелетели на аэродромы подскока в Старую Торопу, Лужки, и Адреаполь.

К партизанам вылетали большими группами. Стартовали примерно за полчаса до наступления сумерек, линию фронта пересекали уже в темноте, на цель выходили ночью; самолеты, отцепив планеры, возвращались на базы перед рассветом. Летчики проводили в воздухе по 6—7 часов. Спали днем, урывками, избегали выходить на солнце, чтобы не нарушалась аккомодация2626
  Аккомодация – способность к адаптации, чаще всего имеется в виду способность глаза менять фокусное расстояние за счёт сокращения и расслабления ресничной мышцы.


[Закрыть] глаз в темноте.

В тыл врага было отбуксировано 86 планеров, загруженных самым необходимым боевым снаряжением. Десятки «воздушных барж» перебрасывали в тыл врага руководящий состав, диверсионные группы, медикаменты, а также продукты питания, в которых партизаны очень нуждались.

Вот выдержка из докладной записки инженер-подполковника Цыбина генерал-майору Щербакову, в которой указывается груз, полученный народными мстителями за одну ночь:

«…Винтовок – 420 шт.; пулеметов ДП – 21, дисков – 84; автоматов – 240; минометов 50-мм – 6; патронов винтовочных, ТТ, браунингов, наганов – 1 433 940; гранат Ф-1, РГД, ПГ – 3820; мин 50-мм – 1288; ПМК-40– 1900; ружей ПТР – 50; патронов к ним – 7760; тола – 450 кг; приборов Бралит – 450; соли —

480 кг; мыла – 690 кусков; медикаментов – 15 тюков; табаку – 65 кг; МУВ – 320 шт.; питания к рациям – 5; бикфорд. шнура – 200 м; посылок детям – 700 кг; литературы —1337 кг…»

Планер «Ц-30»

Тяжело давались эти полеты пилотам-планеристам. Темными ночами, ориентируясь только по огонькам моторных выхлопов, они пересекали линию фронта, подчас нарываясь на огонь неприятельских зенитных батарей или на патрульные пары немецких «сов» – истребителей «Мессершмитт-110». Их ждали ловушки и на земле: немцы раскладывали костры на ложных площадках, по конфигурации похожие на партизанские. И если не повезло аэропоезду или планеристу, штаб планерной группы принимал от партизан зашифрованные сигналы: 32 751– что означало «самолет не прилетел», или 55 427 – «пилот убит».

Были случаи и самопроизвольных отцепок планера от самолета, обрывы тросов, блуждания из-за очень плохой погоды. В большинстве, хотя средний возраст их был 18—19 лет, планеристы с честью выходили из тяжелых положений. Однажды планер комсомольца сержанта Юрия Соболева без вмешательства пилота из-за неисправности буксировочного замка отцепился от самолета за 60 километров от партизанской площадки на небольшой высоте. Внизу лес, и в густой темноте еле просматриваются светлые пятна озер. Юра не растерялся. Вспомнив, что в прибрежьях озёр крупных деревьев почти не бывает, он направил планер к воде. Посадочная фара выхватила из ночи пологий берег, поросший невысоким кустарником. Вот и земля… Треск, глухие удары, и планер остановился. Он сел на территории, занятой врагом.

Юра разгрузил планер и спрятал военное снаряжение в глубокую вырытую им за ночь яму. Пока заваливал ее землей и маскировал, силы иссякли. Заполз в мелкий ельник, положил под голову автомат и мгновенно уснул.

Счастье, что бесшумно планирующий «А-7» враги не засекли. Не потревожили они и сон Юры, хотя деревни вокруг были забиты немцами и полицаями.

Проснувшись, молодой планерист сориентировался и пошел искать партизан. Он наткнулся на дозоры партизан и попал в расположение бригады Героя Советского Союза Владимира Лобанка. Через ночь группа партизан, используя конную тягу, вывезла в бригаду весь груз, спрятанный пилотом. Юрия Соболева наградили боевым орденом.

Многие планеристы участвовали в ожесточенных боях с карателями как воины партизанских групп и отрядов.

Благодаря «помощи с неба» окруженные партизаны совершили героический прорыв. О беспримерном мужестве советских людей в ночь прорыва написал в воспоминаниях бывший командир партизанской бригады В. Лобанок. В память об этой ночи на белорусской земле установлен обелиск «Прорыв». А близ деревни Новоселье, где был создан партизанами и планеристами «центральный аэродром», венчающий в ту пору «главные воздушные ворота» партизанской зоны, установлен мемориальный памятник, в котором увековечена фигура планериста-бойца.

Боевые планерные полки в Тейково и Киржаче стали гвардейскими.

При форсировании Днепра

Выброска 3-й и 5-й воздушно-десантных бригад на Воронежском фронте в сентябре 1943 года в район города Черкассы, находившегося в тылу врага, была оперативным десантом с задачей: оттянуть на себя значительные силы врага и тем самым облегчить положение наших войск, форсировавших Днепр.

В ночь на 24 сентября на правый берег Днепра в район Букрина и Канева десантировалось парашютным способом около 5000 красноармейцев. На аэродромах близ Харькова в готовности к взлету сосредоточилось 120 планеров, большинство из которых было загружено противотанковыми орудиями.

Сильный ветер разбросал десантников на большой площади, и это затруднило сбор. И все-таки к утру бойцы собрались в большом лесу. Вскоре выяснилось, что лес, в котором обосновался десант, своей северной частью примыкал к двум крупным селам, расположенным в нескольких километрах одно от другого. В одном селе находились тылы армейского вражеского корпуса, в другом – штаб боевой части и унтер-офицерская полевая школа.

Десантники разгромили оба вражеских пункта, но и сами понесли немалые потери.

Немцы оттянули часть сил с переднего края и направили специальные резервные эсэсовские отряды для борьбы с десантом.

Лес гудел от непрерывной стрельбы. Подступы к позициям десантников были завалены трупами эсэсовцев.

К вечеру третьего дня с левого берега Днепра прилетели легкие транспортные самолеты с боеприпасами, но груз свой сбросить не могли: не было опознавательных костров. Десантники ушли с позиций в отрыв от наседающего врага, сорвались с позиций скрытно, неожиданно для немцев и, сделав двадцати пяти километровый форсированный бросок по открытой местности, обосновались в другом лесу.

Дерзкие действия десантников продолжались. Налеты на ближние коммуникации противника, его гарнизоны, штабы и резервы следовали один за другим. Но раз от разу становились слабее и слабее, Поредевшие бригады совершили еще несколько ночных маршей и перебрались в обширный лес, примыкающий к Днепру.

Продовольствие отбивали у врага. А боеприпасы кончились. Недоставало медикаментов для лечения многочисленных раненых. В эфир полетели тревожные радиограммы.

Вскоре к новому лагерю десантников стали прилетать транспортные самолеты, сбрасывать мешки с боеприпасами и продовольствием. Бесшумно заскользили через Днепр планеры, загруженные снаряжением, оружием и медикаментами. Они садились в просеки или прямо на лес, немногие попадали на поляны.

К сожалению, имена героев, пилотов-планеристов, участвовавших в этой операции, автору книги неизвестны. Несмотря на длительные поиски, неизвестна и их судьба. Большинство из них пало смертью храбрых при посадках или в последнем решающем бою, когда поступил приказ от командования 2-го Украинского фронта о решительном ударе в спину врага.