Текст книги "Торнан-варвар и жезл Тиамат"

Глава 11. КОГТИ СМЕРТИ

На четвертый день плавания, ранним утром, когда красновато-золотое солнце всходило над кромкой лесов, их глазам предстали черные башни Курмала – столицы одноименного герцогства.

Одна из самых мощных цитаделей Западного предела Логрии гордо вздымала к небу шестнадцать громадных башен, увенчанных изображениями орлов – символами династии местных герцогов.

От этих черных немых башен на фоне темно-голубого неба веяло мрачным величием и одновременно от них исходила непонятная угроза.

Внезапно Марисса ощутила непреодолимое желание бежать, и Чикко, с его чутьем повелителя духов, почувствовал то же самое. В чем тут дело? Или в том, что вместо веселых предместий с их кабаками и ярмарками город окружают старые пепелища – след недавно закончившихся боевых действий? Ну да, они же воевали с Южной Эргией, но мир вроде уже заключили.

Она подавила непонятное чувство.

Под стенами старого города, помнящего еще, как говорят, времена Толлана, от Ранны ответвлялся небольшой рукав, частью уходивший под стену, питая водой горожан, частью заполнявший широкий ров, опоясывавший бастионы.

Торнан вытащил лодку на отмель, расположенную прямо перед одной из главных башен.

– Надо будет продать ее, – хозяйственно сказал Чикко. – Или на кобылу обменяем.

– На осла разве что, – уточнила Марисса, глядевшая вверх, прикрыв глаза ладонью. – Дрянь посудина!

Почти над их головами виднелась черепичная крыша башни, над подъемной решеткой из почерневших кипарисовых бревен висел деревянный позолоченный орел – герб герцогов Гламов.

Однако северянин, не слушая ее, внимательно изучал крепостные стены. Глаза его тревожно сощурились, а лицо все больше и больше мрачнело.

– Что там? – спросила Марисса, невольно понизив голос.

– Вроде ничего… Но в воротах нет стражи, на стенах пусто, – а ведь в крае неспокойно!

– А еще в городе тихо, – поддакнул Чикко. – Не по-хорошему тихо, скажу тебе, подруга! Как будто народ разбежался.

Марисса и сама обратила внимание, что обычного городского шума из-за стен не доносится.

– Дело воняет! – резюмировал фомор, и в самом деле принюхиваясь, как учуявший волка пес. – Может, тихо и скромно пойдем пешком?

Торнан задумался – именно из Курмала было проще всего добраться до Картагуни, а оттуда – до песков Тэр и тамошнего тайника…

Ант в задумчивости озирал стрельчатые башни крепости, между которыми торчала, как старая бочка, башня герцогского донжона. И – на ней не было стяга.

– Понял, – проследил его взгляд Чикко. – Траур у них. Кто-то умер из знатных. Может, сам герцог и откинулся! – По тону можно было заподозрить, что у фомора какие-то личные счеты с родом Гламов.

Торнан, не отвечая, направился к подъемному мосту, спутники последовали за ним. Пройдя по мосту, они вошли в ворота. Стража отсутствовала.

Прямо перед ними круто уходила вверх, поднимаясь к Верхнему Городу, прямая и широкая улица с неровной булыжной мостовой. Улица была чистой – даже, на взгляд северянина, слишком чистой. На лавках и трактирах веселыми яркими красками сияли вывески – и почти никого. Лишь пара силуэтов шмыгнула вдалеке, чтобы исчезнуть среди домов. Улица была пуста… И это безлюдье яснее любых криков и воплей давало понять – в городе беда.

Странники невольно замедлили шаг, руки Мариссы и капитана почти синхронно легли на эфесы, и даже Чикко принялся нервно теребить кинжал на поясе. Это было не то старое, пахнущее пылью и запустением безлюдье поселка, где они нашли первую часть жезла и где сразились с порождением преисподней. Нет – то было напряженное, сжавшееся в ожидании пришествия неведомого ужаса, наполненное мукой безмолвие приговоренного перед появлением палача.

Все двери были заперты, ни единой живой души. Пусто было даже в трех харчевнях, куда они заглянули по дороге. Лишь в последней они нашли четверых мертвецки пьяных горожан, валявшихся на полу. Но что еще удивительнее – навалившись на стойку, там же храпел и корчмарь, рылом в собственной блевотине.

Все трое некоторое время созерцали это дикое зрелище – ведь известно, что содержатели питейных заведений не пьют. Хотя и знал ант одного кабатчика, ухитрившегося пропить собственный кабак…

Они пошли дальше. По дороге им попалось несколько человек, но те шарахнулись прочь при одной лишь попытке подойти и спросить, что тут происходит.

Чикко и Торнан настороженно переглядывались, Марисса же глядела на заросшие мхом камни стен старых домов, ощутив вдруг жуткий страх, как будто узрела свежевырытую могилу.

Внезапно в мертвой тишине послышалось заунывное пение.

– Гимн Великой Матери, – сообщила Марисса. – Только… Шэтт!!! Это же большая покаянная молитва!

Торнан и Чикко вопросительно уставились на нее.

– Об отвращении великого бедствия! – бросила она. – Торн, похоже, надо сматывать удочки!

Но тут они миновали поворот, и глазам их предстала площадь перед дворцом местного владыки.

Там творилось что-то странное. Стражники в полном вооружении шустро подносили вязанки дров, разжигая огромный костер, для чего-то накрытый полотнищем. Лица у всех были обмотаны тряпьем. А командовал ими не офицер, а худой человек в кожаном балахоне и маске с длинным носом, делавшей его похожим на птицу. Он держал в руках кожаный баул, из которого его помощник, в такой же одежде, доставал большой ложкой порошок изжелта-серого цвета и сыпал в разгорающийся огонь. Смолистое пламя поднялось вверх, ветер принес клубы дыма с сильным терпким запахом химикалий.

– Тьфу, что за пакость?! – замахал Чикко руками. – Сера с сушеным аргатом… Какое колдовство они тут затевают?… Торнан! – вдруг взвизгнул он. – Дружище, бежим отсюда!!!

Но Торнан уже и сам понял: вместе с едким запахом следующий порыв ветра принес запах подгоревшего жаркого.

Обреченно капитан оглянулся и увидел ползущий по флагштоку донжона белый стяг с черной половинкой оскаленного черепа.

– «Чумной Дед»!!! – взвыла Марисса.

Трое путников застыли на месте, ощущая то самое, описанное в балладах и сказаниях состояние, когда волосы становятся дыбом, а душа уходит в пятки.

На город обрушилось величайшее из возможных бедствий – в Курмале была чума!

На площадь, грохоча, выехала ломовая телега, управляемая оборванцами в оранжевых колпаках каторжников, с такими же, как у стражи, закрытыми лицами. На ней возвышался разъезжающийся штабель трупов.

Тут же из дворца – из дворца! – появились такие же каторжники, принявшиеся крючьями стаскивать раздутые, почерневшие тела жертв мора.

Марисса не выдержала. Не говоря ни слова, девушка бросилась прочь. Ничего не видя и не помня, она кинулась сломя голову по улице – назад, к воротам, прочь из этого проклятого города, отданного в добычу демонам смерти. Она мчалась как лань, а за ней неслись Чикко и Торнан, спотыкаясь и моля всех богов и духов, чтобы ворота еще не успели запереть.

Увы… Из-под каменного свода надвратной башни не прорывался ни единый луч солнца. Путь преграждала решетка и поднятый мост. Налетев с разбегу на решетку, Марисса обхватила прутья и застонала.

Появился сержант, подойдя к ней сзади, положил ладонь на плечо.

– Выхотить сапрещено! Прикасс наместника есть! Никого больше не выпускать! Та-ак есть! – Он говорил, медленно подбирая слова, с сильным гвойским акцентом. – Прикасс наместника! Под страхом висселитца!

Из дверей кордегардии высунулись стражники, но никто из них не отпускал шутки на тему распустившей сопли девки, зачем-то при этом еще таскающей меч.

– Так нато, дотщка… – уже мягче сказал сержант Мариссе. – Ты ше понимать есть – тщюма-а!

Тут прибежала какая-то расхристанная тетка, по виду знатная дама, с рассыпающимся узлом, и принялась трясти решетку, обдирая руки о деревянные колья.

– Я хочу выйти! Говорят вам, я хочу выйти! Не хочу оставаться здесь… Не хочу!

– Притется, – терпеливо ответил солдат. – Наместник сказал: больше никого не выпусскать. – Он был немолод, и в глазах его отражалась тоска и понимание. Было очевидно, что он и сам с удовольствием оказался бы подальше от этого места.

Обреченно поднявшись и утирая слезы, Марисса отошла прочь, позволив друзьям взять себя под руки.

– Что будем делать? – спросил Чикко, когда они отошли шагов на пятьдесят.

– Вначале нужно где-то устроиться, – сообщил капитан. – А потом будем думать, как выбраться. Я не собираюсь ждать, когда мой труп поволокут багром на костер.

– Я тоже! – фыркнул Чикко, и в глазах его сверкнула злоба на несправедливость мироустройства. – Но вот как?

– Придумаем! И не надо раскисать, Марисса, – обратился Торнан к изо всех сил сдерживающей слезы амазонке. – Мы найдем какую-нибудь дырку в этих стенах и выберемся. Город старый, а в старых домах крысам как раз и раздолье. А пока нам надо поесть и найти пристанище на ночь.

– Я не плачу! – вымученно улыбнулась девушка, кое-как беря себя в руки. – Пошли…

Они вновь поднялись по улице, с каждым шагом все сильнее ощущая запах горелого мяса. На площади их заметил человек с клювом, который, как оказалось, был врачом-жрецом.

– Немедленно уходите! – крикнул он властно. – Нельзя разгуливать по городу. Возвращайтесь к себе! Без нужды запрещается появляться на улицах под страхом отправки на уборку трупов!

– Куда? – спросил Торнан. – Мы нездешние. Мы только что вошли в этот ваш дерьмовый курятник, а теперь ворота закрыты, и никого не выпускают.

Жрец пристально глядел на них из-за закрывавших глаза толстых стекол.

– Куда? Лучше сразу в могилу! – рявкнул он, возвращаясь к своему жуткому занятию.

– Друзья, – вступила в разговор Марисса, – о чем мы говорим? Тут ведь наверняка есть храм Тиамат! Все же я посол, как-никак! – Она уже почти пришла в себя. – Где тут обитель Великой Матери, любезный? – спросила она.

– Назад путем, каким вы пришли, второй переулок налево, шагов триста будет, – бросил медикус, успокаиваясь.

В молчании трое странников двинулись в указанном направлении. Торнан вдруг ощутил навалившуюся невероятную усталость. В голове было пусто, перед глазами вертелись круги, и он едва волочил ноги. Город чудился ему западней, крышка которой захлопнулась, отрезав их от жизни и надежды.

– Когда мы чего-нибудь поедим и отдохнем, дело будет лучше! – проворчал Чикко. – Я уж знаю – при крупных неприятностях надо как следует пожрать. Поднимает дух и проясняет мозги!

Тиамат в Кайдаре, видать, не относилась к самым почитаемым богиням. Как припомнил Торнан, в этих местах больше почитают Атана – Отца Людей и его многочисленное семейство вроде Леоказа – покровителя воров и хитрецов и Хрейны – Любвеобильной.

Храм был сооружением хотя и старым и основательным, но явно знавшим лучшие времена. Да и заправлял делами тут жрец, а не жрица, – еще молодой, подтянутый, с добродушно улыбающимися глазами и тонкими чертами лица.

– Нельмаз, служитель седьмого ранга нашей Праматери, – представился он, принимая письмо от Мариссы. Пробежав глазами, горько улыбнулся. – Хочется сказать – рад видеть посланников столь великого храма, да лучше бы вы обошли наш город стороной. Ну ладно, устраивайтесь, – произнес он. – Подумаем, что можно сделать для вас.

– Нам надо убираться отсюда! – проворчал Торнан.

– Я же сказал – подумаем, – проговорил Нельмаз. – Идемте.

Они устроились в задних комнатах храма, в котором уже столпилось немало народу – видать, пришли просить помощи у Прародительницы. Там их встретила невысокая худая женщина неопределенного возраста – как выяснилось, супруга Нельмаза и старшая жрица курмальского храма. Видимо, мужчине было проще управляться с делами в городе поклонников бога-воителя. Поохав над бедой путников, она тут же убежала, обещая позаботиться о еде и ночлеге для столь уважаемых гостей.

Потом явилась прислужница с корзинкой в руках, откуда достала три ломтя черного хлеба с мясом и протянула их гостям.

– Поешьте! – произнесла она устало. Потом, приподняв тяжелый кувшин, налила в кружку вина: – Поешьте, пока есть чего. А то ведь… У нас в городе запасов еды ровно на две недели. Скоро крыс есть начнем…

Они втроем уселись прямо на каменный пол, подстелив плащ Мариссы, и по-братски поделили скудный обед, сразу почувствовав себя лучше. Чикко даже начал подремывать. Он проглотил свой кусок слишком быстро, будто не ел несколько дней, и фомора слегка разморило. Что до Торнана, то он ел не спеша, насыщаясь и разжевывая каждый кусок.

Солнце приближалось к зениту, и жара становилась невыносимой, проникая даже сквозь толстые стены храма. Поймав встревоженный взгляд Торнана, Марисса улыбнулась и шепнула:

– Душно что-то! Пойду немножко подышу свежим воздухом.

Понимающе кивнув, он принялся чистить ятаган. Чикко спал глубоким сном.

* * *

Выйдя на улицу, Марисса тут же уселась на врытое в землю трухлявое бревно и привалилась к стене. Может, она бы и задремала, но тут заметила какого-то человека: выглядывая из-за угла, он явно делал ей знак подойти.

Привстав, она огляделась вокруг – вдруг тут есть еще кто? Однако человек продолжал призывно махать руками. Очевидно, он обращался именно к ней. Марисса приложила палец к груди и вопросительно взглянула на него. Он энергично закивал. Заинтригованная, молодая женщина встала и направилась к нему.

Незнакомец оказался маленьким худым человечком в лохмотьях, сквозь которые проглядывало голое тело.

– Ты меня звал? Что нужно?

Оборванец осклабился.

– Я слышал, как вы разговаривали со стражником – дядюшкой Туукумом. Знаю, что вы хотите выбраться из города. Я могу помочь.

– И не боишься веревки? – осведомилась девушка.

– Боюсь, – печально вздохнул он. – Но я подумал, что если у трех странников найдется, чем отблагодарить бедняка…

– Тогда подожди: надо предупредить моих друзей…

Маленький человек удержал ее, схватив за руку.

– Нет. Я и в самом деле здорово рискую. Покажу тебе, как выбраться, а уж потом проведешь своих. Только дождитесь ночи…

Марисса колебалась. Ей не хотелось уходить, не предупредив Торнана и Чикко, но голодранец был прав. Если они пойдут все втроем, то могут, чего доброго, привлечь внимание стражи.

– Где это?

– Совсем рядом, почитай в двух шагах. Пойдем!

Мысль, что уже скоро она окажется за стенами жуткого города, вырвется отсюда, увидит зеленую траву и ясное небо, не отравленное вонючим дымом, заслонила все остальное. Мелькнула мысль, что она зря не взяла клинки, но вид человечка внушал доверие, да и справиться с ним в случае чего будет не трудно.

Марисса последовала за оборванцем. Ей так не терпелось убраться из проклятого чумного города! Бродяга свернул в переулок, такой узкий, что в нем еле-еле можно было разойтись двоим крупным мужчинам. Он оканчивался тупиком, в котором лепились бесформенные лачуги, крытые соломой. И прямо над ними возвышалась рыжая кирпичная городская стена. Голодранец направился прямо к лачугам, но, когда он пригнулся, чтобы войти в низенькую дверь, она инстинктивно отступила назад. Он понимающе ухмыльнулся, сощурив глаза.

– Так ведь если бы выход был прямо посреди улицы, солдаты давно бы его перекрыли. Пойдем. Сама понимаешь: подземный ход, про который никто не знает, очень полезная штука! – многозначительно подмигнул он.

Марисса, наклонившись, вступила в узкий, темный и грязный проход. Казалось, он шел под землю, однако в конце его воительница углядела какую-то дверь из необструганных досок. Оборванец пинком открыл ее, таща за собой Мариссу с неожиданной силой. Дверь хлопнула за ними, и проводник торжествующе закричал:

– Мужики! Смотрите, кого я вам привел!

Очам Мариссы предстал мрачный полутемный подвал, в котором набилось с дюжину человек в рванье. Они встретили ее появление громким гоготом и радостным визгом.

Это была ловушка, куда она так глупо позволила себя заманить.

Она в ярости повернулась к маленькому оборванцу. Тот, осклабившись, еще крепче сжал ее руку с силой, которую трудно было заподозрить в столь хлипком на вид человечишке.

– Куда ты меня притащил, мразь?! – прошипела она, скрывая за гневом растерянность.

– К славным ребятам, которые давно не видели живой бабы! Нас выпустили из тюрьмы, чтобы мы сжигали трупы. А мы взяли да тягу дали! Пожрать и выпить у нас есть, только вот девок не хватает: все попрятались!

С нар поднялся рябой громила.

– Ты никак рехнулся, Землегрыз?! Ее хватятся завтра же – и на кого подумают?! Хочешь, чтоб город перевернули вверх дном?

– Так ведь она не из города. Пришла прямо перед тем, как наместник приказал закрыть ворота, с какими-то хмырями. Я ее еще на площади приметил, а потом выследил. Посмотри на нее! Настоящая красотка!

– Верно, девка королю впору! – поддержал кто-то.

– Я буду первым! – важно сообщил Землегрыз. – Заслужил ведь? Ничего, красуля, тебе понравится!

Никто не возражал, хотя по лицам было видно, что многим это не по вкусу.

Марисса отпрянула, но ее схватили сильные руки, а к горлу приставили длинный ржавый тесак, который Землегрыз как-то ухитрился спрятать в лохмотьях.

Животный ужас овладел всем ее существом на кратчайший миг, оживив самые жуткие страхи, тщательно загоняемые в самые дальние уголки сознания. Но тут же она взяла себя в руки.

Сделав вид, что напугана до смерти, она бессильно обмякла. Коротышка погладил ее по щеке, надвинувшись на нее, обдавая зловонием гниющей пасти. Но она не давала воли ни ярости, ни ненависти, даже когда грубые руки принялись срывать с нее рубаху, путаясь в шнуровке безрукавки.

Бандиты смотрели во все глаза, затаив дыхание и боясь пошевелиться, как будто пред ними совершался некий священный обряд. Вот в тусклом свете подвала пред ними предстали обнаженные плечи – точеные, с бархатистой смуглой кожей… Гогоча и мешая друг другу, вскочили они, стараясь не пропустить ни единой подробности предстоящего зрелища.

Прикинув, что пускающий слюни урод уже совсем расслабился и потерял бдительность, предвкушая совсем скорое наслаждение, воительница, сложив три пальца в щепоть, коротко ударила ублюдка в точку «малл» приемом, именуемым в крайг-мавен «удар скорпиона». Тот покачнулся, выкатив глаза от пронзившей его боли, и его оружие тут же перекочевало к Мариссе.

Через мгновение Землегрыз с проткнутыми кишками полетел на пол, под ноги оторопевшим товарищам.

– Да ты… – прошипел кто-то и запнулся.

– Ну, кто тут еще хочет моего тела?! – выкрикнула она.

Растопырив пальцы, вожак бросился на нее, пытаясь ударить в глаза, но она выставила вперед ногу и с силой ударила колченогого в грудь, метя по нижним ребрам – чтобы их обломки проткнули печень и легкие.

А затем распахнула дверь и была такова.

Через мгновение она выскочила из темного прохода, уже полностью владея собой, и юркнула в приведший ее сюда переулок. Ее не преследовали – то ли внезапное преображение беззащитной жертвы в дикого зверя их обескуражило, то ли боялись выдать свое убежище.

На выходе Марисса подумала, что девчонка в разорванной рубахе и с окровавленным тесаком будет, пожалуй, привлекать внимание – мягко говоря. Отшвырнув подальше оружие, она наскоро привела себя в порядок, кое-как завязав на груди рубаху и затянув разрезанные шнурки безрукавки.

– Что это с тобой?! – встревожено осведомился Торнан, когда она вошла в крипту.

– Решила прогуляться вот, – отмахнулась она. – Какие-то пьяные уроды… Еле отбилась!

При этом она почти не погрешила против истины. Рассказывать все, как было, ее совершенно не тянуло. Было стыдно своей глупости, опять же с этого дикого варвара станется пойти разбираться с теми головорезами, а им сейчас не до этого.

Тут же она подумала, что надо возблагодарить Богиню за спасение от ужасной участи.

Стоя в главном зале храма Тиамат, своей богини, вместе с несколькими десятками прихожан, что неустанно молили Небо пощадить их и даровать прощение несчастному городу, она долго молилась, обращаясь к Богине, затем вернулась к друзьям и устроилась в уголке, дожидаясь ночи. Из-за наглухо закрытых дверей храма доносились молитвы, жалобы и стоны. Но Мариссе все же удалось заснуть.

Она проснулась, как от толчка, и сразу поняла, что уже стемнело.

Чикко стоял на коленях возле Мариссы.

– Пойдем, – сказал он, поднимаясь, – нас ждут.

Нельмаз и Торнан стояли у черного хода в храм. Закатное небо затянули грозовые облака. Было невыносимо жарко и душно, особенно после прохлады, царившей в святилище. В воздухе стоял тяжелый запах дыма.

У входа в храм жгли ароматические травы и благовония в больших курильницах. Какой-то пышно одетый бородач с объемистым мешком подошел к костру и принялся горстями кидать туда темный порошок. Горький дым ожег глаза.

– Перец жжет, надо же! – усмехнулся жрец. – Эк припекло купчину!

Молча смотрели друзья, как исчезает в огне дорогая пряность.

В городе пахло смертью, могильная тишина обвивала его, точно саваном, и Марисса, не осмеливаясь говорить громко, прошептала:

– Куда мы пойдем?

– В квартал суконщиков, – так же еле слышно ответил Торнан, – наш единственный шанс – это пролезть через решетку, которая перегораживает реку. Мы с Нельмазом были там – охрана пока не поставлена.

Маленькая группа углубилась в запутанный лабиринт старых улиц. Проходя мимо домов, они иногда слышали обрывки молитвы или рыдания.

Вскоре они оказались рядом с рекой. Здесь располагались сукновальни, бывшие гордостью города. Нельмаз, который, чутко прислушиваясь, шел впереди, остановился у небольшого кривого мостика и показал им узкую дверь, пробитую в городской стене. Сейчас она была, естественно, замурована.

– Этот ход называется Кабаньим! – прошептал он. – Решетка прямо под ним.

Действительно, внизу проходил канал, перегороженный прутьями.

– А решетка?

– Не так страшно, – фыркнул жрец, извлекая из заплечной сумки толстую веревку. По синеватому оттенку Марисса узнала волокна южной пальмы арек – из таких же, разве что специально отобранных, была сплетена тетива ее лука. Такой веревкой легко можно было спутать даже быка.

– Желаю удачи! И да хранит вас Богиня! – бросил Нельмаз.

– А вы?! – удивилась Марисса.

– Останусь здесь. А как же иначе?

– А… чума?

– Это мой город, – просто сказал он. – И мой храм.

Марисса обратила внимание на длинный узкий шрам на шее жреца, спускающийся вниз, под ворот облачения. Шрам, свидетельствующий, что его обладатель когда-то близко познакомился с вражеским клинком.

Он поклонился и, не оглядываясь, двинулся широкими шагами вверх по переулку. Торнан уже спустился в воду, и Марисса с любопытством наблюдала за ним. Ант сноровисто обвязал веревкой прутья и, всунув под верхние железный ломик, начал крутить его, как колодезный ворот.

Торнану приходилось работать, стоя почти по грудь в воде. Марисса невольно вздрогнула. Эти прутья казались такими толстыми и крепкими! Однако Торнан, сжав зубы, вращал свою импровизированную лебедку, вкладывая в работу всю упорную ярость человека, которого внезапно лишили свободы.

Глядя на его лицо, Марисса лишний раз похвалила себя, что ничего не сказала спутникам об утреннем приключении. Было и прошло, а все хорошо, что хорошо кончается.

Торнан останавливался, расплетал узлы и вновь начинал крутить ломик. Железо гнулось, поскрипывало, пару раз даже прочнейшая абака не выдерживала, и приходилось вновь начинать все сначала.

Через четверть часа Торнан, мокрый с головы до ног, вылез из воды. Он тяжело дышал, но прутья явно прогнулись, давая возможность протиснуться между ними.

– Было б больше времени, я бы сварил эликсирчику, от которого эти железки рассыпались бы в труху, – похвалился Чикко.

– В другой раз, – добродушно ухмыльнулся северянин. – Пошли, что ли, пока стража не прибежала. А то я уже боюсь, как бы покойников не начали кидать в ров. Вроде уже темно, – он махнул облепленной мокрой рубахой рукой в сторону Луны, низко повисшей над крышами Курмала. – Давайте, братцы, раздевайтесь и в воду, – сказал Торнан.

Марисса быстро стащила с себя одежду, повернувшись к Чикко спиной, связала ее в узел, приторочила его к голове и вошла в воду, подняв высоко над собой перевязь с клинками, с которыми поклялась не расставаться до конца путешествия.

– Чикко, если тебе нечего делать, кроме как на Риссу глазеть, то это твои трудности, – бросил Торнан оторопевшему слегка приятелю. – Давай, пошел!…

Закивав, Чикко торопливо принялся выпрыгивать из Штанов.