Текст книги "Торнан-варвар и жезл Тиамат"

Глава 26. КОСТРЫ И ЦЕПИ

Если спросишь – я при чем? Я караю божьим мечом…

М. Горшенев

–  Вот такая у нас жизнь, уважаемый путник, – бормотал кузнец, старательно опиливая копыто коня. – Такое вот у нас творится. Когда такое в Андии было, скажите на милость? Вот и подков-то хороших не найти…

– Прав ты, уважаемый, – бросил северянин, поглаживая беспокойно прядавшего ушами коня. – Уже вторую потерял…

– Так и я о том же!

Все чаще Торнан задумывался, что слухи насчет Темных Знамений и пробуждения Зла в самом деле имеют под собой некую почву. А чем, как не вмешательством темных сил, объяснить, что эта земля на юго-востоке Восточной Логрии, всегда такая спокойная и благостная, почти сонная, ныне погрязла в пучине смут, готовых разрешиться кровопролитием?

Началось с того, что внезапно отрекся от престола старый король Андии – тихий безвредный пьяница. Знать, как тут полагалось, затеяла выборы нового владыки – и началось…

Три кандидата на престол от разных клик лордов набрали поровну голосов, и никто не хотел уступать. Потом вдруг один из претендентов во главе своих сторонников самочинно ворвался во дворец и короновался с нарушением всех законов и обычаев.

Взбунтовавшаяся знать срединной Андии осадила столицу Новый Лайг – город, первые камни которого были заложены, по преданиям, самими богами. Они собирались посадить на трон своего претендента, но тот ни с того ни с сего снял свою кандидатуру. Затем уже лорды западных земель собрали свои дружины, якобы для похода на столицу, чтобы прогнать самозванца, но частью струсили, частью перессорились, и освободительный поход так и не начался.

Рудокопы, кузнецы, каменотесы волновались, были готовы идти на освобождение столицы, но губернаторы и правители поджали хвост. Новоявленного короля, чье имя капитан так и не смог запомнить, в конце концов утвердили на престоле, но он уже мало что решал (да еще говорили, что на него навели порчу), и все свелось к скандалам на бесчисленных съездах знати.

Смута не прекращалась.

При Колноваге с каждой стороны сошлось по пятнадцать тысяч воинов, но в бой они так и не вступили – все ограничивалось тем, что, сблизившись на расстояние крика, отдельные бойцы и отряды осыпали друг друга оскорблениями. В конце концов войска частью были отведены лордами, частью разбежались. Так что выражение «поле брани» обрело самый что ни на есть подлинный смысл Война, не начавшись толком, перешла в то, что умники в штабах называют «позиционной», а затем и вовсе в откровенную анархию.

Не имея возможности, да и желания, решать споры в честном бою, лорды принялись действовать другими методами. Золотом, обещаниями, интригами и угрозами переманивали на свою сторону вассалов и союзников врага, ядом и кинжалом расправлялись с несговорчивыми. Местная гильдия убийц уже не справлялась с заказами, и, по слухам, ее мастера срочно выписывали из других краев соответствующих специалистов. Шайки любителей чужого добра росли в числе. Недавно назначенный первый министр вдруг покончил с собой, при этом так ловко, что не поленился привязать веревку на вершину высокого вяза в парке своего имения и спрыгнуть вниз.

Тем временем на крайнем востоке страны верх неожиданно взяли поклонники Митры. Причем не простые, к которым тут уже привыкли, а какая-то секта чуть ли не с Дальнего Востока, чьи вожди, опять же по слухам, поддерживали связь с какими-то «Великими посвященными», что засели в пещерах Гхараттийских гор. (Их не смутило, что все остальные братства Митры-Светоносца по всей Логрии тут же объявили их еретиками и богоотступниками.)

В главном городе востока, Хемлине, также называемом Градом Тысячи Львов, воцарилась власть полубезумных пророков, заявлявших о конце прежнего века и начале нового, и их орудия – Святейшей Инквизиции. В этом новом веке, по их словам, не будет ничего противоречащего воле Великого Митры. Например, колдовства, магии и магов, лжебогов. Чародеев и даже знахарей жгли на кострах целыми семьями. Толпы фанатиков крушили храмы Великой Матери, Торра. Утана и прочих больших и малых небожителей.

Объявлено было также, что все люди, в ком есть нелюдская кровь, тоже не войдут в новый век, ибо всякие там гномы, дворфы, дроу, эльфы, русалки, ундины и прочие есть демоны и дети лжебогов, которых вообще-то не существует…

Толпы фанатиков бродили по улицам, вознося хвалу своим вождям и Митре, именуя его своим грозным воеводой, что разрушит прежний мир и воздвигнет новый. Они забросили свои житейские дела, обитали на улицах, ели что придется, слушая речи своих вожаков. Сотни барабанов день и ночь били на главной площади Хемлина, чтобы отогнать злых демонов, и от их звуков мирные прежде обыватели впадали в неистовство.

На дорогах приходилось опасаться равно и стражников инквизиции, ищущих колдунов, и разбойников, как уже говорилось, умножившихся в числе, и обычных стражников, от всего происходящего совершенно одуревших и оттого злых.

Все бы ничего, но именно туда предстояло идти посланникам Тиамат. Причем Хемлин, гнездо безумия, им никак было не миновать, ибо через него лежала кратчайшая дорога в Урочище Мертвой Змеи, что в нескольких днях пути отсюда, у реки Урат. Там и находился храм, посвященный божеству столь древнему, что никто уже не помнил его имени. Храм имел большое подземелье, где в крипте была оборудована сокровищница. И там, как хотелось надеяться Торнану, и лежала последняя часть жезла.

– …А еще эти Сыновья… – вывел его из размышлений басок коваля. – У нас тут они пока особенно не шалят, а вот в Хемлине от них уже, говорят, честные люди не знают куда деваться.

– Это чьи сыновья? – заинтересовался Торнан.

– Да Сыновья Света, чтобы им на том свете Охриман фитиль куда надо вставил! – пояснил кузнец. – Сборище сопливых дураков, которым монахи задурили мозги. Обрядились в черные балахоны, день и ночь с мечами и топорами по улицам бегают, песни орут да к Светлому Походу призывают! Поговаривают, что их в горы пошлют, мол, горцы – это потомки нелюдей. Говорят еще, что на юг двинут – нести истину собратьям. Только вот скорее уж их тут оставят – охранять правителей наших. Армия от такой жизни скоро разбегаться начнет – жалование грошовое, оружие дрянь, старье… Да и не любят вояки монахов. Ну, вот и все, с вас девять данаров, уважаемый.

Марисса не глядя бросила мастеру серебряный.

Ух ты – восхитился старик. Это ж ардонийский! Почитай, два «барсука», или пять «куниц»… А в «белках» к примеру… Эх, красавица, пошли Богиня тебе четырех сыновей и трёх дочерей.[11]11
  Традиционное в Логрии пожелание семейного счастья.


[Закрыть]

– Трогай, – бросил Торнан спутникам, пропуская мимо ушей излияния старика.

Граница между царством Хетт и хемлинскими землями лежала вдоль восточных отрогов Тарпейских гор. Правда, граница эта издавна существовала лишь на папирусе карт и пергаменте договоров. Признаком ее были разве что попадавшиеся иногда среди скал и горных лесов столбы из потемневшего от времени известняка, изображавшие какого-то бога с палицей (или просто мужика с дубиной). Их поставил лет сто назад один из андийских королей, когда они еще были в силе и что-то решали.

Единственные таможенные посты стояли в Ар ганской долине и на перевале близ пика Коверла. Но когда Торнан со товарищи их достиг, выяснилось, что торговцы и путники могут ездить беспрепятственно. Ибо посты покинуты, рогатки сломаны, а в бревенчатых старых казармах гуляет ветер.

– Вот тебе раз! – только и сказал Торнан. Бросить таможенное дело, столь любимое охочими до денег государями – такое в его голове не укладывалось.

Тем не менее это было так, и ничего не напоминало о сборщиках пошлины. Лишь реющий на слабом ветру забытый выцветший стяг желтой расцветки, украшенный подковой.

А окончательно добила его часовня.

Это была обычная придорожная часовня-каплица, какие любили строить в этих землях. Простой каменный или деревянный дом с залом, где можно было помолиться, алтарем в виде простой гранитной плиты и нехитрым орнаментом. Там были изображения всех богов, каким поклонялись в этой местности, и каждый проезжающий мог выбрать себе небожителя по вкусу.

При часовнях никто не служил, и сами проезжие, что останавливались помолиться, обычно поддерживали в них порядок. Не возбранялось и переночевать здесь, соблюдая, разумеется, уважение к божьему дому.

Но в той каплице, где они пожелали остановиться, ночевать было решительно невозможно.

Все было загажено и осквернено, изображения – не исключая и самого Митру – разбиты, а перед алтарем, на котором разводили костер и готовили еду, возвышалась груда людского дерьма…

– Великий Морской Хозяин! – воззвал Чикко, до того богов не поминавший. – Что ж это творится?!

Так что к Хемлину они подходили с явной настороженностью. И только успели над деревьями придорожных садов подняться его башни, как их опасения начали сбываться.

Навстречу им попалось несколько вооруженных пиками солдат. Остриями они подталкивали в спину человека в лохмотьях со связанными руками, который покорно тащился вперед. Замыкал шествие судейский в черном балахоне: на поясе у него висела чернильница, а в руках он держал свиток, скрепленный оранжевой печатью. Марисса встретилась взглядом с осужденным и прочла в нем страх и муку. Все трое вдруг догадались, что пленника ведут на казнь.

Солдаты повели связанного человека вдоль речки и вскоре исчезли за деревьями, низко склонившимися над водой.

– Хорошенькое начало! Боюсь, мы попали в поганое место, – пробормотал Чикко.

Марисса ощутила непреодолимое искушение повернуть назад. Может быть, лучше будет остановиться на постоялом дворе или даже попроситься в крестьянский дом?

И Торнан против ожидания поддержал ее мысль.

Место для стоянки нашлось почти сразу. В паре верст от города возвышались развалины какого-то большого храма.

Свернув с дороги и подъехав поближе, они обнаружили, что лучшего места найти нельзя. Руины занимали изрядный кусок земли; их окружала невысокая каменная стена. Главная башня храма поднималась на сотню футов и когда-то явно была выше. Перед тем, что раньше было внушительным входом в храм, стояли грубые полуразбитые статуи непонятных божеств. Кому тут поклонялись – не знали, должно быть, и здешние мудрецы. Боги на востоке Логрии менялись чуть ли каждый век.

– Решено: остановимся здесь, – сказал Торнан.

– Что-то мне тут не нравится, – беспокойно завертел носом Чикко.

– У тебя всегда что-то не так. – Марисса, спешившись, принялась расседлывать свою кобылу. – А по-моему, все прекрасно, – заявила она. – Травы много, погода теплая, разбойников не наблюдается, солдат тоже.

– Но эта груда камня, я слышал, пользуется дурной славой у местных жителей, – насупился Чикко.

– Вот поэтому мы тут и переночуем, – резюмировал Торнан.

Снаружи послышался приближающийся топот копыт. Чикко достал из-за спины арбалет, купленный по случаю.

Он увидел трех всадников. Двое из них были воины, в центре и чуть впереди ехал человек в синей с багрянцем длиннополой одежде. Они пронеслись по дороге, даже не взглянув в сторону храма, подняли тучу пыли и скрылись. «А не по нашу ли душу?» – встревоженно подумал Торнан. По лицам товарищей он понял, что, видимо, та же самая мысль посетила и их.

После того как они разбили лагерь под защитой нехороших развалин, было решено провести разведку. Нужно было выяснить, остались ли еще в городе храмы Великой Матери и могут ли служители помочь им, а заодно – прояснить обстановку. Оказаться в центре вдруг вспыхнувшей смуты никому не улыбалось.

Естественно, эту обязанность взял на себя ант.

Торнан вошел в город через Старые ворота вместе с шумной толпой, состоящей из монахов, торговцев и горожан, разносчиков с корзинками, набитыми снедью и пивом. Галдели и резвились детишки. Важно восседая на коне, северянин двигался по улицам, зорко осматриваясь и одновременно изображая из себя важного господина. Хемлин был старым городом, где новое стояло на старых фундаментах. Что было тут прежде, толком не знал никто. Издревле при строительстве фундаментов и рытье колодцев здесь находили следы древности – литые бронзовые наконечники стрел, светильники и алтари из глины тонкой работы, керамические трубы водопроводов, булыжные мостовые. Нижние ряды кладки многих домов, едва выступающие из земли, были сложены из гладко обтесанных камней, потемневших от времени. На стенах и сводах древних арок встречались изображения, которые почти невозможно было разобрать.

Перед Торнаном в небо устремлялась огромная главная башня цитадели, поражающая своими размерами и массивностью кладки. Перед ней раскинулась ярмарка. Выли и ржали цирковые животные, фокусники пускали изо рта струи огня; тут же кривлялись плясуны и жонглеры. Кулачные бойцы мерялись силой на помостах. Встречались и жрецы-митраисты – многие под ручку с грудастыми хохочущими бабенками. Мелькали и одеяния чинов инквизиции.

Худосочный прыщавый парень в черной хламиде с двумя неумело нашитыми литерами «С» на груди читал свою поэму, выкатывая глаза и придавая лицу зверское выражение – видимо, изображал вдохновение.

 
…Огнем выведены знаки,
Колдовского повеленья:
Падалью сгниет во мраке
Виноватый в оскверненьи!
 

Почему именно во мраке и что именно осквернил виноватый, капитан так и не понял.

Тут и там сновали монахи, призывая еретиков покаяться; другие выкрикивали псалмы и строки из «Книги Солнца». Один забрался на бочку у дверей кабака и что-то пафосно излагал.

Торнан приблизился.

– Некогда изгнал с земли Митра Несущий Свет всякие нечистые народы, Охриманом порожденные, – вещал монах. – Всяческих эльфов, дворфов, гоблинов, гнумов и иных, дабы отдать землю любимому своему рабу – человеку. Бежали прочь, в свои темные страны, эти народы злокозненные. Однако ж затаили злобу на Светоносца и на людей. Ведомо всякому: мерзкие сии народы ждут в сумраке, дабы, дождавшись урочного часа, войти в мир наш и напасть на людей, отомстив за то, что любит их Митра Великий, и извести род людской под корень.

Но есть еще одна беда – остались на Земле их отродья, потомки от соития нелюдей с людьми. Сколь много их среди нас – за века отравленная нелюдская кровь далеко разошлась среди народов и племен. Горцы – от дворфов с гнумами и цфергами происходят, а кочевники – от кентавров с орками. Есть также люди, от болотников произошедшие, и от русалок с водяными и корриганами – те больше на берегах живут и рыболовством промышляют. И иные многие – на Дальнем Всходе и Заморском Западе, в землях черных и смуглых также их премного. А лишь тот, в ком течет чистая людская кровь, достоин войти в обновленное царство мира сего!

Желтосутанник вытер рот, переводя дух.

Воспользовавшись случаем, к импровизированному помосту через нахмуренных зевак протиснулся пожилой седоватый священнослужитель Митры в коричневом потертом облачении. Должно быть, сельский попик или служка при часовне.

– Брат мой! – укоризненно и недоуменно произнес он. – Что ты такое говоришь? Разве в священных книгах наших такое написано? Разве сказано где, что есть люди, благодати Митры лишенные? И как думаете вы определить, в ком демонская кровь течет?

Торнан двинулся дальше – не встревать же ему в спор двух поклонников одного бога, которые его поделить не могут?

Он прогулялся по базару, прислушиваясь к разговорам. Но среди всяких незначащих слухов и сплетен не выловил ничего, что могло облегчить их задачу.

Затем капитан прошелся по Хемлину, где ни разу не был, но который не так уж плохо знал по рассказам своего учителя. И дивился, узнавая места, что часто упоминал старый Корчан – беглый служитель божий из этих мест.

Вот удивительно: сбежал ведь отсюда чуть не из-под виселицы – в заговор поиграть вздумал. А вот тосковал человек – послушать его, так лучшего места и не сыскать.

«Бывало, выйдешь из Книжного квартала, свернешь на Мельничную улицу, пройдешь до дома вдовы Араж и задами – к Соборной площади, – делился он воспоминаниями юности. – Можно по Коронной и Гнилому переулку, но так короче. И там, через переулок от Собора Митры – он еще при отце моем был храмом Небесного Волка, но потом солнцепоклонники его откупили, – так вот, там кабачок есть: „Мышь в чернильнице“. Собираются там люди приличные, не грузчики какие – все больше книжники, писцы, школяры. Выпивка там хорошая, и девочки чистые, с которыми поговорить можно, а не только поваляться…»

Торнану, впрочем, город не так чтобы и нравился – видал он и побогаче, и почище. Верхние этажи складывались из грубо обтесанного песчаника, кренясь под собственной тяжестью. Узкие улочки были завалены мусором сверх меры – порой приходилось слезать с седла и вести коня под уздцы. Вымостка – там, где она была – оказалась неровной и небрежной. Этакое уютное захолустье с претензией.

Но при всем этом, пожалуй, впервые за время пребывания в Логрии, он почувствовал что-то родное, во всяком случае – не чужое в окружающем. Не то чтобы что-то определенное, но… Нечто мучительно знакомое было разлито в окружающем. В линиях узоров, которыми были расписаны глинобитные стены домиков предместий, в резьбе оконных наличников, в вышивках на рубахах. Даже отдельные слова местного говора были похожи на звучание его родного языка. В конце концов, и название страны звучало похоже на то, как именуется его родной край.

Он вспомнил старые легенды, слышанные в детстве и юности, – что когда-то беспощадный Арфасаиб, пришедший в земли антов, не только ограбил их подчистую и не только издевался над несчастными побежденными, запрягая женщин в телеги, но еще и угнал на свою войну чуть ли не всех молодых мужчин. Так что после его ухода вождями и волхвами было постановлено, что, дабы народ антский не исчез, каждому из оставшихся надлежит взять себе не меньше четырех жен.

Вспомнил он и другие предания, что услышал уже от Корчана, в промежутках между уроками письма. Что когда-то, в давние-давние времена, часть андийцев бежала от войн и смут на восток, и что-де от их смешения с борандийцами и прочими лесовиками анты и происходят.

Но он тут не для того, чтобы размышлять над старыми преданиями и тем более любоваться красотами и красотками.

Приметя прилавок, за которым немолодой мужик торговал бражкой и закусками, капитан остановился – пропустить стаканчик и заодно прояснить кое-что.

– Милейший, – обратился он к торговцу, – а не подскажешь, как отсюда добраться до Урочища Мертвой Змеи?

– Это где ж такое? – пожал тот плечами.

– Да от Оргея неподалеку вроде…

– Ишь ты! – рассмеялся усач. – Так ведь, добрый человек, как в Оргее будешь, так там и спрашивай, а людей пустыми разговорами от дела не отвлекай!

«Чужаков тут не шибко привечают», – отметил капитан.

– А как найти здешний храм Тиамат? – осведомился Торнан, заказав второй стакан.

– Опоздал ты, – сообщил торговец.

И рассказал следующую историю. Храма Тиамат в Хемлине больше не существовало. Месяц назад верховный жрец был вызван в Инквизицию, откуда вернулся спустя три дня – бледным, осунувшимся, но.зато убежденным сторонником Митры. И первым делом передал вверенный ему храм со всеми ключами главному городскому жрецу культа Светоносца. Никто из прихожан не посмел протестовать…

– Ну тогда скажи – «Мышь в чернильнице» по-прежнему на месте? – спросил ант, допив брагу.

– Давно ты, видать, в Хемлине не был, – чуть понизил голос дядька.

– Да порядочно, – согласился Торнан. – А что?

– Так нет теперь никакой «Мыши в чернильнице», – огорошил его торговец. – Уже года полтора как нет. Теперь там Сыновья Света обретаются – главное кубло у них. – Он опасливо оглянулся. – Так что лучше не ходи туда. А то, знаешь…

– Ясно. Благодарствую за совет. – Торнан двинулся обратно к воротам.

«Как ни спросишь – ничего у них нет. Ни храма, ни кабака», – прокомментировал он про себя.

В чем он не сомневался – так это в том, что завтра с рассветом нужно трогаться в путь до Оргея.

Беспрепятственно покинув город, Торнан выбрал время, когда на дороге не будет никого, и свернул в перелесок. И поскакал прямиком к развалинам.

– Всем отдыхать и готовиться к завтрашнему выступлению. Особенно тебе, – предупредил он Лиэнн.

Не повезло, но что ж делать – еще немного с ними попутешествует.

– Слушай, – с сомнением произнесла Марисса. – А может, все же поищем тут того, кто нам поможет? Хемлин – единственный приличный город на всем Востоке. А то ведь будем это урочище искать до возвращения Четырехрогого! Расскажу я тебе одну историю, что приключилась со мной…

– Нет, это я тебе лучше расскажу одну мудрую притчу, – ответил Торнан. – Утром человек проснулся и говорит: «Мне приснился кабан». «Кабан? Это как же?!» – стали расспрашивать родственники. «Вот иду я по лесу, – отвечает тот, – и вижу: упавшей сосной придавило матерого кабана. Ох, и наелся я мяса!» «Почему бы тебе не сходить в лес, вдруг сон вещий?! Вдруг и вправду найдешь кабана?» Сказано – сделано. Отправился человек в лес. Тут налетел ураган, ветром повалило старую сосну, она упала и задавила человека, как муравья. Родственники ждали его, ждали, пошли искать. Нашли труп. «А теперь пойдем искать кабана», – решили они. Искали здесь, искали там, тоже нашли. Видать, это был нехороший кабан.

– А смысл в чем? – осведомилась Марисса. – Что не каждый сон в руку?

– Нет – в том, что клювом щелкать не надо! – уточнил Торнан и начал готовиться ко сну.

Над разрушенной башней всходила луна, заливая серебряным светом лишайники и дикий хмель, которыми поросли развалины. Камни руин храма мягко блестели, и углубившиеся тени ясно выделяли резьбу. Нежный ветерок наполнял воздух шуршанием травы. У палатки, понурив головы, дремали лошади.

И – вот незадача! – капитан так расслабился, что не сразу среагировал на множество поднявшихся из кустов и травы фигур в длиннополых одеяниях, в руках которых блестел металл…

– Именем инквизиции!!! Сдавайтесь! – прокричал кто-то позади цепи.

Торнан вскочил, рванулся к коням: сейчас главное – уйти! Слева от него возникла Марисса, с воинственным кличем воздевая над головой скимитар.

«Нужно было выставить дозорного! Хоть от герцогини была бы польза…» – промелькнуло в голове у Торнана, когда он понял, что уйти они уже не успевают.

Дальше стало не до того – перемахнувшие через изъеденную временем стену противники оказались совсем рядом.

На него кинулся алебардщик, метя пробить грудь прямым ударом. Торнан сделал вид, что растерялся, и инквизитор присел и нанес Торнану удар в живот, – но кожа василиска выдержала. Монах резко отскочил, попытался ударить воина древком алебарды в лоб. Торнан, отступив на шаг, избежал удара. Монах в свою очередь тоже попытался отскочить, чтобы использовать преимущество длины оружия, но в это самое время Торнан нанес удар. С хрустом лезвие вошло в запястье, разрубая кость. Инквизитор выронил алебарду и бросился прочь.

Его товарищ замахнулся алебардой, воздев ее обеими руками… Торнан поднял свой ятаган, проскочил вперед и рубанул наискось. Алебарда выпала из руки раненого. Капитан еще раз поднял клинок и ударил, метя в шею. Раненый присел, и удар пришелся вскользь, хотя и по той же руке, куда угодил первый. Монах упал, скорчившись, и остался лежать на земле.

Один из монахов – тот, что налетел на Мариссу, сидел на земле, обхватив раненую ногу. Но главарь, обнажив меч, стал наступать на амазонку, оттесняя ее к стене. Он был зол и полон решимости, проворно и ловко двигаясь, извиваясь всем телом, вкладывая в удар силу не только рук, но и всех мышц.

– Держись!!! – взвыл Торнан, кидаясь на помощь.

Враг развернулся ему навстречу, но потерял темп. Капитан отразил удар обухом, а потом отклонился, и меч прошел рядом с его рукой. Сойдясь вплотную, он нарочно пропустил удар, болью отозвавшийся в ребрах, и ударил растерявшегося мечника кулаком в подбородок, так что тот рухнул навзничь, растянувшись во всю длину.

Воспользовавшись моментом, Торнан попытался вырваться из кольца, расчищая путь Мариссе, но трое монахов уже атаковали его, вращая палашами.

Где же Чикко, почему он не помогает – или опять чары сдохли?!

Вот подскочил еще один монах, выхватив из сапога кинжал, метнул его в Торнана. Тот отбил его клинком, и в то же самое мгновение выскочивший из темноты инквизитор прыгнул на капитана, увернувшись от удара ятаганом.

Но, избежав первого удара, монах наткнулся на второй. Острие ятагана рассекло ему щеку.

Торнан отвел клинок, готовясь вскрыть жертве горло…

Боль пронзила голову. Ятаган выпал из внезапно ставшей такой слабой руки.

Последнее, что он услышал, был чей-то истошный рев:

– Именем инквизиции! Стоять! Да ловите же проклятую суку!…

* * *

Очнулся Торнан на соломе, под которой был голый каменный пол, и не сразу сообразил, где он. Некоторое время он приходил в себя, не в силах собрать разбегающиеся мысли. Наконец он привстал, оглядываясь, разминая затекшее тело. Вроде ничего сломано не было, ран тоже как будто не оказалось, хотя можно было лишь порадоваться, что в полумраке не видны синяки от ударов.

Он медленно поднял руку и ощупал затылок.

Хвала Громовнику, череп вроде не проломили. Капюшон из волшебной шкуры погасил удар. Куртку с него содрали – не такие дураки в этой инквизиции, чтобы не понять, что именно за шкура на нее пошла.

Торнан попытался сесть. На несколько мгновений тошнота подкатила к горлу, голова закружилась, но усилием воли северянин отогнал дурноту и слабость. В свое время ему приходилось попадать и в более тяжелые передряги.

Капитан услышал приближающиеся шаги.

– Живой, кажись!

Торнан поднял глаза и за дверной решеткой увидел надсмотрщика – немолодого горбуна в пресловутой желтой сутане. На миг фигура раздвоилась, потом снова приобрела прежние очертания, и наконец Торнану удалось сфокусировать взгляд на лыбяшейся харе тюремного служителя.

– А ты надеялся, что я подохну? – спросил Торнан.

– Как бы тебе о том не пожалеть, хе-хе! – сообщил стражник. – Впрочем, кажется, тобой заинтересовался сам отец Саректа, так что… – Он мерзко захихикал.

– Дайте поесть хоть… – миролюбиво попросил Торнан.

– Ах, скажите на милость! – всплеснул руками надсмотрщик. – Подайте ему поесть! Ну и чего подать? Чего? Брюквы со сметаной? Или чего еще? Сена с хреном, соломы с уксусом? – хихикнул стражник.

– Да я и соломки пожевал бы, – вымученно улыбнулся Торнан.

– Ничего, – донеслось из-за двери. – Как сволокут тебя в пытошную. будет тебе и уксус в глотку… и хрен в задницу!

– Погоди, – отозвался Торнан. – Дадут боги – укорочу я твой язык.

– Тут и не такие, как ты, грозились… А теперь ими червяки с воронами завтракают, – лениво бросил страж, уходя.

Окончательно придя в себя, Торнан глубоко задумался. Встав, он измерил шагами камеру, осмотрел ее всю внимательно. Подергал решетки, отметив, что железо местные тюремщики использовали неплохое и фокус с веревкой тут не пройдет. Подтянулся на оконной решетке и убедился, что камера расположена высоко, а прутья замурованы на совесть. Потом вновь опустился на солому и принялся размышлять над положением, в которое угодил.

Занимали его следующие мысли.

Первое – что с его спутниками?

Второе – где жезл?

И третье – что это все значит и за что его сюда посадили? И почему их взяла не стража, а эта самая инквизиция?

Торнан задумался. О вере тех, кто засунул его в эту тюрьму, он почти ничего не знал. Вернее, слышал, конечно, про то, что они поклоняются богу солнца Митре и дочери его Гелит, Чей Лик Отражает Луна, вера в которых пришла с востока. Вроде бы он породил эту дочь в союзе с Предвечной Тьмой? Или вообще родил из бедра? Нет, из бедра вроде родил альбийский бог Кулван. И не дочь, а сына… Шэтт разберет этих логрийских богов – кто из них и откуда кого родил… Боги его народа рожали детей, как положено приличным людям. Да и неважно это. Зачем на них напали? Какое преступление они совершили перед ихним богом?…

Но главное – как отсюда выбираться?

Где-то в недрах огромного замка караульные играли в зернь и распивали тайком принесенный эль, где-то палач пытал очередного заблудшего раба Митры, а тут опытный и бывалый воин обдумывал, что ему делать. И мысли эти не сулили ничего хорошего хозяевам узилища.

Двумя часами ранее. Серый замок, бывшая резиденция правителя Хемлинской области, ныне место пребывания окружной инквизиции Владыки Света Митры и дочери Его

Высокомерно выглядевший костлявый тип в сутане тонкого сукна внимательно рассматривал распростертого на соломе неподвижного человека.

– Настоящий великан, – с какой-то странной интонацией бросил он. – Так что говорят про них наши люди?

– Донесений почти нет, – сообщил второй монах. – Девка – из воинства храма богини Тиамат, отправлена за каким-то Охриманом как посол. Ну, это мы знаем из бумаг. Этот, – указал он на валяющегося в беспамятстве Торнана, – темная личность. Наемник, варвар. Хитер, но глуп, как все варвары. В Кильдаре служил в Страже Севера. Опытный боец, но лишь за счет своей варварской силы. Вроде бы за деньги вырезал семью какого-то альбийского лорда, но это лишь слухи. Еще фомор… Надо же, настоящий фомор, – фыркнул монах. – Звать Чикко. Хитрый, как гном, изворотливый, бывший вор. Говорит, что колдун, на самом деле – базарный фокусник и надувала. Прохиндей, воображающий о себе невесть что.

– Хорошо, – кивнул высокомерный. – Подумаем, что с ними делать. Да, девку пока не трогать, – бросил он не оборачиваясь.