Текст книги "Торнан-варвар и жезл Тиамат"

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГОРЫ И ПУСТЫНЯ

Глава 16. ПОДЗЕМЕЛЬЯ И ПЕСКИ

Где же твой колодец? – возмущенно спросила Марисса.

– Колодец отыщем сегодня, – невозмутимо ответил проводник. – До вечера кони без воды выдержат. Если ивлисы нас не погубят.

– С чего бы это? – Марисса была раздражена до крайности. – Вот уже вторую неделю в песках – ни одного ивлиса не увидели!

Урам подвел их к кустику гарамалы, под которым сидел песчаный дракончик – мелкая, хотя и страшноватая ящерица с уродливой мордой, усаженной шевелящимися роговыми щитками и гребенчатым хвостом. Ящерица равнодушно подняла на них мутные глаза – эту тварь с жестким и вонючим мясом почти никто не ел. Потом вдруг она принялась закапываться в песок.

– Видишь? Это очень плохо, – сообщил проводник. – Идет «ветер ярости». Мой народ говорит: это тень дракона, несущего на хвосте гибель.

– Только этого не хватало! – буркнул Торнан. – Что будем делать?

– Вперед!

Пески и барханы сменились пустошами такыров и солончаков. Опаленные солнцем черные камни, кусты пустынной колючки и синего саксаула. Глаза жгло. А вдали уже виднелся темно-серый полог между небом и землей.

– Прятаться!

Торнан с сомнением огляделся по сторонам – ничего подходящего вокруг для укрытия не намечалось.

– Вперед! – прикрикнул проводник.

Вновь пошли низкие барханы, редкие кусты верблюжьей колючки и тамариска. Наконец обнаружили небольшую впадину между камнями. А на горизонте сквозь белесую голубизну небес двигалась серая туча, и в самом деле напоминавшая гигантского дракона с огромной пастью, широко раскинутыми крыльями и уходящим куда-то вдаль хвостом.

Едва они укрылись, как солнце заволокла белесая полумгла, наливающаяся темнотой с каждым мгновением. Они услышали нарастающий рев, словно освободились все семеро ивлиссов, всуе помянутые проводником, и пытаются сокрушить мир в угоду брату своему – Шэтту.

– Надолго это? – спросил Торнан, замотавшись плащом.

– Как получится. Может, на полчаса, может, на полдня…

А с востока накатывала густая серо-коричневая пелена, как исполинская занавесь от барханов до неба. Накатывавший ветер поднимал, завивая змейками, тучи песка. Потом померкло солнце, словно сдутое с неба исполинским дыханием урагана. Злые песчинки непостижимым образом проникали всюду – в ноздри и гривы коней, под одежду, в глаза, вызывая мучительную резь.

Задыхаясь, чихая, Торнан привычно выругался на судьбу, занесшую их в эту пустыню…

…Границу меж степью и пустыней они преодолели на одиннадцатый день после того, как пресекли Ранну. Эта граница не была четкой; просто бесконечная холмистая равнина, по которой они ехали, становилась все более засушливой, каменистой и неприветливой.

Зеленая ковыльная поросль сменялась верблюжьей колючкой и чахлыми кустиками солянки; последние рощицы и кривые деревья исчезли, деревья, изредка попадавшиеся прежде, исчезли. Чаше и чаще попадались пустоши, засыпанные мелким щебнем. И небеса над сухой равниной из голубых становились белесыми. А когда они поднимались на холмы, то на горизонте уже виднелась изжелта-белая полоса песчаного моря.

Путники стояли на вершине бархана, а перед ними простирались волны песчаного моря. Над головой висело залитое солнцем небо, будто огромный купол, на котором не было ни единого облачка. Жар солнца опалял их, будто гнев жестокого бога.

– Это пустыня, – сообщил Чикко несколько стушевавшейся Мариссе. – Тут нет ни деревьев, ни полей, ни душистого мыла…

Амазонка проигнорировала замечание мага.

– Да, наш друг прав, – согласился Торнан. – Но сейчас мы туда не пойдем. Мы найдем оазис и будем там ждать каравана, а может, наймем проводника.

– С чего ты решил, что мы его дождемся? – Марисса наконец отвлеклась от созерцания грозного жаркого моря.

– Тут проходит идрумский караванный путь – один из трех, – вместо Торнана ответил Чикко. – По нему караваны как раз идут в том направлении, куда нам нужно.

– Ты что, бывал тут? – иронически изрекла амазонка.

– Доводилось, представь себе, – подтвердил Чикко, чем вызвал у Мариссы что-то вроде некоторого уважения. А Торнан удивился – раньше его приятель ничего такого не рассказывал. Но это было весьма неплохо – сам-то Торнан попадал в пустыню всего дважды в жизни.

Впрочем, ничего особенно сложного (не считая самой пустыни) им не предстояло. С караваном они дойдут до Китара – Сонского оазиса, в дне пути от которого и стоит тот мертвый город, где в Храме Дающей Воду им предстоит забрать вторую часть жезла.

А купцы тут были нередкими гостями. Гоняли караваны крепких идрумских мулов и двугорбых верблюдов – на продажу. Возили дорогие цветные гхараттские ткани, под благородными именами «белая роса» и «струящаяся вода», которые можно было протащить через женское колечко. Возили лекарственные снадобья, мумие из Рихейских гор, стальные клинки со струящимся вдоль лезвия узором, превосходные доспехи из восточных земель, тисненые кожи и гоблин знает еще что.

Каравана они не дождались, зато им подвернулся проводник – Урам, не первой молодости пустынник, живший в лачуге с женой и выводком детишек. Это было неплохо – человек оседлый и ведомый местным жителям вряд ли мог оказаться помощником каких-нибудь разбойников. И они двинулись через пустыню. Теперь путешественники находились на земле, на которую не претендовало ни одно из царств, ибо тут уже был один безраздельный самодержец – Песок. Глубокие русла, дно которых было сухим большую часть года. Животные здесь были меньше и не собирались в такие крупные стада, как на севере. Больше всего попадалось изящных газелей и антилоп, быстрых созданий, которым нужно было мало корма и воды и которые умели избегать охотящейся ночью большеухой пустынной кошки. Каменистая выветренная земля, сухие кусты и кактусы начали уступать место более песчаной местности, и наконец вокруг до самого горизонта остались одни барханы, уходящие вдаль, как волны в море.

Вдали у горизонта иногда появлялись верблюжьи караваны, плескалось море, покачивались корабли у причалов, вставали башни чьих-то странных городов. И Торнан был готов усомниться, что это просто мираж.

Он и прежде слышал рассказы караванщиков и просто бывалых людей о древних руинах, прежде бывших храмами и крепостями неведомых народов, идолах жуткого вида, которых ветер иногда обнажает среди барханов, сдувая песок. Конечно, такие рассказы надо делить на два, если не на четыре (а по совести, так не грех и на восемь). Но единодушно Тэр считался странным местом. И караваны, как говорили, пропадали тут чаще, чем можно было предполагать, имея в виду лишь разбойников и пыльные бури.

Барханы, одни лишь барханы, иные из которых высотой спорят с горами. По несколько часов приходилось преодолевать каждый такой… Чтобы увидеть за ним другой, ничем от первого не отличающийся.

Такова уж была эта пустыня – по капризу природы возникшая тут, отрезанная от влажных морских ветров с юга Гаркасскими горами, а от столь же влажных северных – Синим Хребтом.

Вся вселенная, казалось, сложена из песка. Желтого, красного, серого, рыжего, белого. Кустики солянки и верблюжьей колючки, странные колючие шары, покрытые жесткой шкурой, и отменно горькие (говорят, такие еще водятся лишь в пустынях заокраинных земель), да изредка проскакивающие живые создания вроде карликовых тушканов и ящериц – вот и вся жизнь. Безбрежные просторы сухих, изрезанных оврагами и ущельями глинистых равнин, засыпанные песком котловины, каменистые эрги – и вновь море песка.

Пути от колодца к колодцу, сон вполглаза – кто его знает, чего можно ждать от проводника? Скудная еда – сухое мясо и сушеные до каменной твердости фрукты. И вот – ураган.

Буря стихла быстро, почти так же, как и накатила. Час прошел или больше – Торнан не понял.

Но вот смолк ветер, и песок больше не пел свою жуткую песню смерти. Конь с хриплым всхрапом поднялся, и следом за ним – Торнан. Из-под песчаного полога выбрались трое его спутников. Последним – выглядевший изрядно потрепанным Чикко.

– Проклятая пустыня, – выругалась Марисса.

– Не надо недобрых слов о пустыне: обидится, – прозвучало за спиной.

Позади них стоял человек в потертом бурнусе, с откинутым капюшоном – по виду родич проводника. А немного поодаль, по ту сторону бархана, поднимались верблюды, и кони, и люди – женщины, дети, седобородые старики… Целый караван. Не торговый, не купеческий – племя пустынных бродяг.

Кочевник что-то спросил у проводника на непонятном языке, тот ответил длинной речью, как будто оправдываясь. Оборвав его на полуслове взмахом руки, бородач приложил руку к сердцу.

– Я рад видеть служительницу Великой Матери, хотя и не могу понять, что ее привело в эти обиженные жизнью края. Но думаю, что мой отец тоже будет рад увидеть тебя, почтенная, и засвидетельствовать уважение к Матери…

В шатре, на груде подушек возлежал человек в широком одеянии, казавшийся не отцом, а скорее старшим братом встретившего их кочевника. По обе стороны от него сидели две весьма упитанные женщины в переливающихся шелках и грубой работы серебряных украшениях. Они равнодушно взирали на пришельцев. В шатре оказалось не в пример уютней, чем под палящими лучами солнца. Тем более что тут же гостям подали охлажденного финикового вина и сочные порезанные гранаты, сияющие красными зернами. На их кожуре поблескивали капельки холодной воды – колодец, который искал проводник, был именно тут.

Вскоре выяснилось, что бородатого зовут Имрам иб-Муум и он не только вождь этих пустынных бродяг, но один из самых знаменитых торговцев, что гоняют караваны через пески.

– Вы, наверное, ищете сокровища? – спросил хозяин посреди разговора.

– Нет, мы странствуем ради дел Великой Матери, – сообщила Марисса.

– А разве я усомнился? – кивнул вождь. – Просто имей в виду: проклятое золото проклятого повелителя Ускерга не приносит счастья. Мы чтим Богиню, но она далеко, а Семеро Проклятых всегда рядом. За левым плечом.

– Семеро Проклятых? Демоны? – переспросил Торнан.

– Да, они самые, ивлиссы. Ищут, в кого бы вселиться, но после Ускерга тут нет стран, которые могли бы их удовлетворить… Поэтому им остается жаловаться да проклинать судьбу, приковавшую их к этому месту, и еще себя – за то, что по злобе и глупости погубили Ускерг и его царя Хала.

– А давно это было?

– Кто ж знает? Пустыня скрывает следы… Ты можешь провести каналы от рек, согнать тысячи рабов, чтобы они вырыли колодцы глубиной в лигу, но все будет напрасно. Пустыня поглотит твой город, даже если будет ждать тысячу лет! Владыка Ускерга сильно согрешил, служа Семерым Проклятым, и подданные его согрешили, молясь в их храмах, и боги в один день осушили все его колодцы и арыки. И все умерли от жажды за несколько дней. И на все золото нельзя было купить ни глотка воды… Старые предания говорят, – продолжил он, прикрыв глаза, – что во дворце Хала имелась гигантская сковородка, на которой те, кого он приговорил к смерти, плясали, перед тем как упасть и изжариться заживо. Еще у него были рыбные садки, где жили сомы, которых откармливали человечиной. Любимым его занятием было привести не угодившего ему человека на берег пруда и заставить смотреть, как на корм сомам бросают его детей. Семеро Проклятых нашептывали ему все это.

– Я не слышала о них, – чуть озабоченно сообщила Марисса.

– Странно – я думал, служительницам такой великой богини это известно. У каждого из Темных своя работа.

Один – Князь Огня – отвечает за пожары, землетрясения, вулканы.

Второй – Князь Чумы – за болезни.

Третий – Князь Скелетов – за голод и засухи.

Еще один – Князь Пустоты – обрушивает на голову падающие звезды.

Пятый – Князь Людей… он отвечает за беды, что люди приносят сами себе.

Шестой… Впрочем, не следует тревожить ивлисов.

– Скажи, досточтимый, а нет ли тут в окрестностях разрушенного старого города? – решил изменить тему разговора Торнан. – Не слышал ли ты об Осиаге?

Собеседник ответил не сразу.

– Мы называем его Пасть Гиены, – нахмурился Инган. – Этот город не оставил доброй памяти о себе – слишком многие из наших предков пали жертвами его воинов.

Торнан кивнул, соглашаясь. Дружина эмира этого сгинувшего города изрядно уменьшила количество разбойников в песках.

– Но и он погиб, хотя его царь тоже называл себя господином пустыни. В пустыне много затерянных городов. Некоторые еще тянут свои разрушенные башни к звездам, другие занесены песком. Люди глупы – они строят свои города на песке, не понимая, что пустыня всегда возьмет свое обратно… Наш путь как раз идет мимо него, хотя и чуть в стороне. Мы укажем вам дорогу, хотя я сам лично не стал бы его посещать. Тридцать тысяч человек погибло там в один миг, и еще тысячи были поглощены землей. Ну, это ваши дела и дела богини, которую и мы чтим. А пока – отдохните в наших шатрах…

– Торнан, друг мой, – сказал внезапно Чикко, когда они вышли наружу, под раскаленное солнце. – А давай… Давай убежим.

– Да ты что?! – уставился на него капитан. – Ты рехнулся?

– Давай убежим, а?! – почти умоляюще произнес Чикко. – Шэтт с ними, с этими каймами! На них ни голову себе обратно не пришьешь, ни душу у темных владык не выкупишь! А эта сумасшедшая пусть сама ищет свои жезлы хоть до старости!… Торнан, – голос Чикко был полон неподдельного отчаяния. – Я, может, и дикарь, высших тайн не понимаю, но мы, фоморы, пережили столько племен и народов, что и не упомнить. Мы ведь только потому живы, что чуем, куда можно лезть, а куда нельзя… Когда-то мои предки половиной мира владели, но вот забыли – что можно и что нельзя… И вот что от нас осталось! Это теперь в крови у нас – понимаешь?! Поверь, я чую: не будет добра от этой палки ни нам, ни миру. Не будет нам с ней удачи! Торн, ну неужто один вояка да один чародей не смогут прожить без этого золота поганого?…

– Да что с тобой, Чикко?! – встряхнул его Торнан. – Ты что-то знаешь? Или почуял? Ну, скажи!

– Не знаю… – покачал головой Чикко. – Ничего я не знаю… Извини, что-то накатило… Забудь.

* * *

Чикко тревожно озирался. Вокруг него была пустыня. Не та, которой они шли уже много дней, не Тэр, именуемая Большой Логрской Печью, а совсем другая. Белая снежная пустыня, освещенная серебряным солнцем дальнего севера. Вроде стоит он, озираясь, и видит белизну до самого горизонта – и ни пятнышка на ней, ровное заснеженное поле, только ветер свистит и колет щеки.

Чикко тревожно озирался. Ему было нехорошо – что-то происходило. Что-то угрожающее его, шамана Чикко, шкуре, которую он ценил дороже любых сокровищ всех миров – сколько бы там Неведомый и Древняя Праматерь их не создали. Об этом настойчиво говорило все его шаманское чутье.

На нем была его шаманская кухлянка, которую, как он помнил сам, он швырнул в костер, перед тем как подняться на борт даннского китобоя, что увез его от родных берегов. На груди висит витая раковина, в которую дудят, вызывая мелких стихийных духов, а к поясу приторочен бубен из рыбьей кожи – тоже брошенный им в огонь. Но прежде всего – где он? Он еще раз осмотрелся.

Вокруг были невысокие торосы, искрящиеся под солнцем полярного дня. Лед под ногами мутно-зеленый, толстый, значит, старый; пусть он и не слишком сильно понимает в оттенках льда… За его спиной белесое небо слегка темнело – значит, там, совсем близко, было открытое море. Итак, он находится где-то на полпути между родными островами и Отринутыми землями, на самой границе плавучих льдов.

Чувство опасности не отпускало. И теперь он смутно чуял, что ему грозит нечто живое.

Кто? Может быть, прячущийся за торосами белый медведь-ушхой, что любит лакомиться человеческим мозгом? Или подо льдом ходит, готовясь сокрушить шамана и утащить его в ледяную бездну, черный гронг – большая касатка, с теплой кровью, но дышащая жабрами?

Или из незамеченной им полыньи выскочит тумсак – громадный хищный тюлень, не делающий разницы между нерпой и человеком?

Или невесть как забредший сюда могучий белый волк из Драконьих земель, распластавшись на слежавшемся снегу, крадется к нему, готовясь прыгнуть на спину и ударить клыками, разрывая яремную вену?

Угроза тем временем приближалась, и приближалась с севера.

Чикко невольно вздрогнул. Неужели это те самые ледяные люди из легенд, косматые, поросшие волосом полуразумные карлики, что кочуют по льдам и тоже не делают разницы между двуногой и прочей добычей? Они будут поопаснее и тюленя, и волка, и даже медведя – потому как при случае слопают и того, и другого, и третьего.

Внезапно его уха коснулся мерный перестук, как будто сюда бежала маленькая лошадка или ослик. А потом на самом краешке белого пространства заметил Чикко какое-то движение: кто-то двигался к нему, и вихрилась следом снежная пыль, сверкая в лучах полярного дня.

Фомор, до боли в глазах вглядывавшийся в очертания неведомого создания, оторопел и почувствовал, как ноги вросли в снег и отказывались повиноваться.

По белой пустыне, тяжело топоча и поднимая льдистую крупу, бежал огромный носорог.

Чикко отрешенно понял, что это смерть. Ибо за ним пришел сам Кноф-Гех. Древнее чудовище из легенд, житель мрачных теснин Отринутой земли, что может ходить на двух ногах, подобно человеку, и на четырех, как обычный зверь, но обычно бегает на всех шести, ибо, в отличие от всех прочих тварей, шестилап. Убить его почти невозможно – стрелы и копья бессильны против толстой шкуры и длинного меха. Убежать не выйдет – шесть ног есть шесть ног. А чародейство не причиняет ему вреда.

Он бежал стремительно, хоть и неторопливо. Глаза его горели багровым огнем, широкая морда, поросшая роговыми пластинами, отражала лучи холодного светила. Рог го казался острием граненого чекана, и на каждой грани блистало солнце. Хрип и топотание оглашали ледяной воздух, и ничто не могло воспрепятствовать смертоносному бегу старого зверобога-демона, сына Тех, что спустились на Землю, во времена еще до человека придя с седых, давно угасших звезд.

Чикко отчаянно попытался воззвать к шаманской силе, но не почуял ни малейшего отклика.

Это воин может драться яростно и самозабвенно, даже зная, что обречен. Но маг, который не верит в себя и сознает бессмысленность усилий, уже не способен ни на что…

А Кноф-Гех уже склонял голову, нацеливая рог в грудь фомора.

И Чикко закричал изо всех сил, что не хочет умирать, что пусть демон мертвого материка придет за ним позже… Но неумолимая смерть глядела на него ярко полыхающими красными глазами.

Исполин, чьи движения вдруг замедлились, беззвучно хохотал, готовясь вздеть шамана на свой бивень…

– Им-мя! – проревело вдруг чудище нечеловеческим голосом. – Им-мя, скажи свое им-мя, нечестивец!

– Не-е-е-ет! – заверещал Чикко. – У меня нет имени!

По крайней мере, душу его рогатая мерзость не получит.

– В-вреж-ж! – железно прогудел надвигающийся исполин.

Нет! У него нет имени – ибо имя его сгорело вместе с кухлянкой и бубном, когда он отрекся от себя и своего предназначения. У него нет имени…

И пусть он умрет безымянным, и дух его расточится в бездне, но рабом зверобога не будет!…

– Чикко, вставай, нам пора… – вдруг сказал носорог голосом Торнана.

И Чикко почти потерял сознание от радости, что все это – лишь сон. И пробудившись, почти влюбленно взглянул на плохо выбритую физиономию своего приятеля, склонившуюся над ложем.

– А что такое?

– Что? Наши хозяева снимаются с места – не думаешь ли ты, что тебя погрузят на верблюда вместе с шатром?

* * *

Перед ними были руины когда-то большого города. От его горделивых стен ныне остались лишь белокаменные ворота, покрытые резным узором. Глинобитная кладка куртин расплылась возвышением, которое можно было без труда перелезть. Насыпь вала давно сползла в ров, оставив от него лишь неглубокую канавку.

Кровли домов давно провалились, и даже фундаменты стали грудами кирпича.

Город был мертв, как старая могила.

Эти развалины принадлежали знаменитому городу Осиаг, лет двести назад сметенному с лица земли страшным землетрясением. В этом грубом нагромождении камней теперь трудно было различить геометрический рисунок улиц и площадей. Прямо напротив них виднелись разбитые каменные блоки и плиты причала. Великое Землетрясение погубило не только город, но и оазис, изменив течение рек, и ныне от озера, на котором стоял Маддони, осталась лишь котловина, а когда-то великая река Оракс, несшая суда и поившая десятки тысяч человек, ныне пересохла, и лишь иногда ветер обнажал в ее сухом русле скелеты мелких речных крокодильчиков.

– Вон там были казармы для рабов – их тогда так и строили, треугольной формы, – сообщил Чикко, указывая на руины. – А вот то здание с внутренним двориком – там продавали рабынь…

– А любопытно было бы побывать там, когда этот город еще не превратился в сушеную ящерицу…

– Да, когда я стану магом, то не буду тратить деньги на всякие дурацкие вазы, мебель, тряпки, на которые идет материя по золотому за аршин! Нет, я заведу себе шикарный гарем! Мля! Все торговцы женщинами в Корге будут благословлять мое имя! Помню, перед самым тем, как меня замели, как раз пришел «скотовоз» из южных морей. Там была одна девчонка… – Чикко мечтательно закатил глаза. – Кожа, как черный шелк, глазищи в пол-лица, стройная, как копье, талию двумя пальцами можно обхватить… А уж грудки! Да я ж и влип в ту историю, потому что хотел купить ее!

Марисса вдруг зашипела, как кошка. Видать, слова Чикко стали последней каплей в ее дурном настроении.

– Правду говорит моя тетушка: все вы, мужики, вонючие козлы! Только и думаете о своем отростке! А ты подумал, приятно ли было бы той девчонке с таким, как ты, сморчком?! А если бы она не захотела, то ты ее плеткой, да? – вскочив, почти заорала она на растерянного Чикко. – А если бы тебя самого – в колодки, да на рабский рынок?! И купил бы тебя толстый вонючий пидарас! А?!

– Успокойся, Рисса! – решил вмешаться Торнан. – Чикко пошутил…

– Пошутил, да?! – Теперь разъяренное личико девушки обратилось к нему. – И ты тоже? Небось не одну девчонку изнасиловал, а потом еще солдатам своим отдал! Ну скажи – я угадала?!

– Ты думай, что говоришь! – Торнан тоже разозлился. – Своей пустой башкой бы подумала – я ж в Северных Пределах служил. Кого там я насиловал, по-твоему, – норглингов? У нас там даже к шлюхам в очередь на две недели записывались! У меня солдат был, так вот он терпел-терпел, а потом изнасиловал свинью! Над ним еще весь полк ржал.

– Ничего я не думаю и думать не хочу, – уже успокаиваясь, заявила Марисса. – Пойду проветрюсь. – И скрылась в кустарнике, окружавшем площадь.

– Чего это она? – спросил Чикко. – Перегрелась, что ли?

Торнан не ответил, созерцая пурпурного скорпиона размером чуть меньше ладони, важно шествующего по разбитой плите. Песок хрустел на зубах, скрипел в волосах…

Собственно, оставалось лишь пересечь город и проехать еще немного на север. Там, в древнем некрополе, и было то, что им нужно.

Но туда они пойдут завтра утром.

Небо, как обычно в пустынях, перед закатом сменило белесо-голубой цвет на великолепный пурпур и кармин. И в этих багряных отсветах среди дюн Торнан что-то заметил. Ветер обнажил допотопную постройку: уставился в небо обломок древней каменной кладки. Спустившись поближе, капитан разглядел очертания основания странной восьмиугольной башни и непривычно узкий фундамент, уходящий под бархан. Что-то в этой груде камня было особенное – древнее и чужое, отличающее ее от почти свежих руин Осиага. Не первый раз в своих скитаниях Торнан встречал такие развалины – мир-то, как ни крути, уже стар… Может, и в самом деле ему помирать пора?

Солнце упало к горизонту, и лишь темно-алое пламя стояло на востоке, тускнея на глазах. И вот уже сразу и вдруг наваливается ночь. Небо украсили сотни тысяч звезд во всем своем великолепии. Закатные огни погасли; пустыня Тэр погрузилась во тьму. Все небо было усыпано яркими мерцающими звездами. Потом взошла красноватая ущербная Луна, и пустыня вновь осветилась.

А они заснули, не озаботившись караулом. И мирно проспали до утра.

* * *

Пустыня за городом становилась менее засушливой, пески сменяла глина такыров. Неглубокие обрывистые русла пересохших рек, глинистые холмы, каменные россыпи, изрытые пещерами обрывы. И между ними не сразу можно было заметить старинный город мертвых, где перестали хоронить задолго до того, как стихия похоронила Осиаг.

Он был совсем недалеко – если идти пешком, а верхами еще того меньше.

Несколько каменных приземистых сооружений, кубический храм всех богов, ряды почти стершихся могильных холмиков незнатных горожан, пара погребальных храмов. И статуя, изображавшая варана, стоящего на задних лапах, высотой в четыре человеческих роста – возле храма. Именно под ним, видимо, и начинался Лабиринт Варана, ведущий в Покои Дарительницы Воды – или как там ее звать?…

«Ты-то нам и нужен, чешуйчатый!»

Каменное чудище стояло столбиком, словно вглядываясь вдаль. Оно было вырезано из белого известняка, морда его походила скорее на шакалью, хотя гребень и длинный раздвоенный язык выдавали в нем рептилию. Торнан разглядывал урода, прикидывая, где же там может быть вход. Огромная каменная ящерица смотрела на мир своим немигающим взглядом.

– Так, и где же тут вход? – озабоченно осведомился ант. – Сказано – возле змеиноголовой статуи?

Марисса торжествующе ухмыльнулась.

– Ну, так сразу все храмовые тайны вам и расскажи…

Войдя между задними лапами ящера, она вынула стилет и несколько раз воткнула его в трещины. Потом быстро отступила. И невидимая доселе фигурная каменная дверь, чьи очертания были искусно вписаны в рассекающие поверхность борозды и трещинки, со скрежетом упала на песок.

Марисса юркнула в открывшийся провал. Торнан, преодолевая сопротивление и непонятную робость, вошел следом.

Они оказались в просторном коридоре с высокими сводами. Пламя лампады слегка затрепетало от непонятного сквозняка и вновь загорелось ровным рыжим светом. И они осторожно двинулись вперед, опасаясь попасть в ловушку, какие любили в древности.

По узкой каменной лестнице, которой заканчивался коридор, они спустились вниз и оказались, как можно было понять, в Лабиринте Варана. Подземные коридоры то и дело сворачивали, прихотливо извивались, услужливо демонстрируя все новые ответвления. «Где же эти проклятые Покои Пятой Жертвы? – подумал Торнан. – Когда же эти шеттовы норы закончатся?» Словно кто-то услышал эти не произнесенные вслух слова, и они оказались в низком широком проходе, чьи стены украшали непонятные узоры.

Он был перегорожен массивной металлической решеткой.

Торнан протянул руку, намереваясь попробовать крепость прутьев.

– Нет, – остановил его фомор. – Надо сначала проверить, не припасли ли хозяева для нас какой гадости?

Осмотрев и осторожно коснувшись решетки пальцами и некоторое время выслушав тишину, маг подтвердил, что никаких ловушек быть не должно.

– А тут колдовских штучек каких-нибудь нет? – осведомилась Марисса.

Чикко что-то пробормотал странным свистящим полушепотом.

– Нет. Никакой особой магии здесь нет. Впрочем, решетка немного светится – если смотреть по-настоящему. Вполне вероятно, что, когда ее ковали, применяли какие-то чары.

Решетка, может, и была магической, только даже магия не устоит против человеческого ума. Металл не ржавеет в пустыне, зато раствор, скрепляющий кирпичи, бессилен против некоторых снадобий.

И уже вскоре они пролезали на ту сторону коридора.

Еще несколько сотен шагов, и в свете факела им стали видны широкие красивые ворота, покрытые золотом и резьбой. С двух сторон от ворот находилось по три маленькие двери друг напротив друга.

Торнан толкнул одну из них, и она распахнулась.

Они оказались в небольшом зале, где свет от их светильников дробился в зеркально отполированном камне, облицовывавшем стены. В центре зала стоял резной обсидиановый трон, а напротив него – амфора из мутного стекла на постаменте, охраняемая сидящим бронзовым драконом. Вернее, драконицей: существо имело женскую грудь и вполне человеческую голову с миловидными чертами лица.

Марисса поклонилась статуе – девушку, кажется, ничуть не смутила странная ипостась ее богини. Чикко между тем различил исходящее от амфоры чуть видимое сияние.

– Он там, – сообщил он. И направился к постаменту.

– Нет! – рявкнула Марисса, и Торнан вздрогнул от этого крика, прозвучавшего в этом давным-давно безлюдном месте. – Только я могу… Могу его взять!

Строевым шагом она прошла мимо оторопевшего Чикко, сунула руку в амфору и извлекла оттуда короткий столбик, в свете горящего масла казавшийся темно-пурпурным.

– Красный! – восхищенно воскликнула она. – Мой цвет! – И тут же начала восхвалять богиню.

Торнан между тем подошел к трону и вдруг уселся на него.

В тот момент он ни о чем не думал. Ни о том, что это может оскорбить каких-то богов, ни о том даже, что это может быть небезопасно с точки зрения разных ловушек. В конце концов, может же уставший человек просто сесть в кресло, пусть и каменное?

Чикко увидел, как магическая аура этого места, обычно бледная, вдруг начала наливаться красным. И трон тоже начал слегка светиться. Нехорошо светиться…

А потом что-то, показавшееся ему порывом ледяного ветра, ворвалось в зал сразу через три дальних прохода. Торнан ничего не почувствовал, только недоумевал: почему Чикко так себя ведет. Но Чикко понял – сейчас ими займутся…

– Бежим!!! – взвизгнул он.

И Торнан с Мариссой почувствовали – лучше последовать совету.