Текст книги "Мистика, да и только!"

Опохмелились. Товарищ Сталин похвалил коньяк, а Гитлер – кильку. Правда, Варфоломей только пригубил спиртное: ему надо было идти на работу. Ещё какое-то время побыв в высокочтимом обществе, дав необходимые инструкции и наставления, он удалился, отправившись зарабатывать себе на хлеб насущный.

Покинутые на произвол судьбы, генералиссимус с фюрером сыграли вничью в шашки, в морской бой, составили Пакт о ненападении, поставили под ним свои подписи и скрепили их кровью. Похвалили Молотова с Риббентропом. Припомнили и обиды, нанесённые когда-то друг другу, но до взаимного рукоприкладства дело не дошло. Всё закончилось мировой, согласно Пакта. По этому поводу дербалызнули ещё по сто, накинули шинельки, натянули на головы форменные фуражки и вышли на улицу.

Обоих сразу же окружила непривычная обстановка. Люди, транспорт, здания, рекламные щиты. Всё это казалось из какого-то другого мира. Оба пожалели, что рядом нет охраны, так как на них стали обращать нездоровое внимание. Это выражалось в следовании за ними вереницы любопытствующих, забегавших вперёд, явно лебезивших и преданно заглядывавших им в глаза. Те, что посмелее пытались выяснить из какого театра оба актёра. Уж не подготовка ли всё это к киносъёмкам или какому-нибудь спектаклю?

– До чего ж, чертяки, правдоподобно играют! – неслось отовсюду. – А грим? Как прекрасно наложен грим. И тени правильно распределены, и каждая на своём месте. Что значит настоящее искусство!

Объяснять обывателям что к чему любимец всех народов с пресловутым и бесноватым фюрером посчитали ниже своего достоинства. Да и сами-то вожди вообще толком не знали и не догадывались откуда явились и куда попали.

– А фюрер-то на чисто баварском диалекте шпрехеет, хотя и австрияка, – тонко подметил какой-то проницательный товарищ справа.

– А генералиссимус! Чего только стоит его прищуренный взгляд на природу вещей? Ну чисто вылитый Иосиф Виссарионович: слова, жесты, мимика, – донеслось слева и по центру.

К полудню «явленцы» проголодались. Пришлось заглянуть в общепитовскую столовую. Обед им ничего не стоил. Весь вид полководцев, манера их поведения были в высшей степени натуральными, убедительными, не наигранными. Даже сама мысль о возможной наказуемости претила взыскивать со столующихся причитающуюся с них сумму. А умяли дорогие гости всё, за милую душу.

– Обед, товарищи, был хороший, – похвалил товарищ Сталин, раскуривая трубку. – Ничего не скажешь. Молодцы! Только вот в первое блюдо надо было побольше перцу с корицей, а в седло барашка добавить белого кахетинского.

– А вот под чёрную икру можно было бы подать французский коньяк, – заявил фюрер. – А то у меня после десятой столовой ложки появилась от неё изжога. А это непорядок. Всех прикажу расстрелять!

Накормили их бесплатно, хотя товарищ Сталин и пообещал, что в ближайшее время счёт будет оплачен из кремлёвской казны.

Побродили по городу, посетили несколько торговых точек и учреждений. Отоварились основательно, капитально и, к тому же, конкретно. Брали в кредит под честное слово, хотя денег никто с них не требовал: исторические личности всё же, хоть, правда, и артисты, но какие!

Уже не вереницы, а разномастные, улюлюкающие толпы плелись вслед героям дня. А те, с ног до головы увешанные покупками, сытые и довольные возвращались по месту своего явления. Когда публика стала уже докучать и досаждать обоим, товарищ Сталин остановился, обвёл всех строгим, уничижающим взглядом.

– Товарищи! Вы мне с господином фюрером создаёте некоторый, и я бы даже сказал, весьма предосудительный с вашей стороны дискомфорт. А это нехорошо. Так нельзя. Это не согласуется с поведенческими нормами простого советского человека. Поэтому я посоветую товарищу Берия разобраться в сложившейся ситуации текущего момента. А пока прошу всех разойтись.

Говоривший, по-видимому, ожидал со стороны любопытствующей толпы реакцию раболепства, неукоснительного повиновения. Да не тут-то было. Реакция оказалась противоположной ожидаемой. Послышались неуместный смех и возгласы восхищения великолепной игрой и непревзойдённым артистизмом. Пришлось выпучить глаза, топнуть ногой, повести бровью и вызвать милицию.

Толпа была рассеяна нарядом милиции и испепеляющими взглядами генералиссимуса и фюрера. Был составлен протокол о задержании двух подозрительных личностей. Но и тут какой-то любопытный блондин достал их всепоглощающим вопросом, на который затруднительно было ответить даже таким выдающимся личностям:

– А как вы чувствовали себя в собственном гробу?

В отделении милиции от задержанных ничего не добились, хотя и у одного и у другого были паспорта образца тысяча девятьсот тридцать седьмого года, удостоверявшие их личности. Как бы то ни было, пришли к выводу, что это артисты, но потерявшие память. Сделали запрос в телевизионную передачу «Жди меня», где дело взяли в производство, сказав: «Ждите!»

Генералиссимуса с фюрером решили отпустить, как говорится, на все четыре стороны. Проводить их по месту проживания изъявила желание милицейская сотрудница в чине полковника Океанида Генерал-Майорова. Вышли из здания участка. При виде задержанных погода нахмурилась, облака сморщились, небо заплакало крупными хлопьями снега. Задул северо-северо-восточный ветер. Прохожие зябко ёжились и прятались в овчинные тулупы. Мимо прошагал какой-то чудак, напевавший: «Собака лаяла на дядю фрайера», затем остановился, как вкопанный, и удивлённо воскликнул:

– Ба-а! Кого я вижу! Остановись, мгновение! Нет, нет, разбудите меня, не верю!

Ну конечно же это был известный, самый главный пародист, находившийся в это время с «Кривым зеркалом» на гастролях и разъезжавший по городам и весям России и ближнего зарубежья.

– Товарищ Сталин – Олег Басилашвили, фюрер – Армен Джигарханян! Угадал? – и он по очереди обнял обоих.

Те никак не отреагировали на приветствие и продолжали шествие. Пародист от обиды выпятил губы и надул щёки.

– Вы уж пожалуйста не обижайтесь на них, уважаемый вы наш, – стала утешать полковник милиции Океанида Генерал-Майорова, несколько поотстав от конвоируемых. – Они чуточку не в себе. Но если б вы только знали, какая у этих людей тонкая, артистическая организация! А склад ума, мышления, модуляция голоса!.. Нет, это прекрасно!

– Оно и видно! – со слезами на глазах не переставала обижаться знаменитость. – Как это можно не узнать меня? – и закусив нижнюю губу, он еле сдерживал рыдания.

В процессе дальнейшего следования повстречались с двумя русскими бабками. Те, узрев до боли знакомые лица, сходу бултыхнулись на колени. Что-то там запричитали, мелко и быстро перекрестились со словами: «Свят! Свят! Свят!». Встали, плюнули вслед удалявшейся процессии и зашагали в туман.

Снегоочистительные, дорожные машины сновали туда-сюда, нагребая на обочины груды снега. Во дворе дома, где проживал Варфоломей, дворники ЖЭКа №117 исполняли танец с мётлами, а при виде двух знаменитостей взяли орудия производства «на караул». Проскакала мимо Верка Сердючка, напевая себе под нос: «Всё будет хорошо, я это знаю», и ускакала в пургу…

Прошли ещё несколько дней, в течение которых происходило ознакомление «явленцев» с реалиями современной жизни. Вот тогда-то, где-то на четвёртый или пятый день, им, прогуливавшимся по городу в сгущающихся сумерках, и повстречался чрезвычайно любопытствующий субъект.

– С непреодолимым вожделением, – начал он, – согласуясь с провидением высшего толка, как существо разумное и благопристойное, стоящее превыше всяческих склок и дрязг, умоляю, скажите, кто вы? Настоящие или артисты? А может быть из загробного мира?

Монолог свой незнакомец произносил стоя на одном колене и протягивая руки к генералиссимусу.

– Встань, коленопреклонный! – приказал Иосиф Виссарионович, чиркая спичкой и раскуривая трубку. – Зачем тебе это знать? И вообще, ты кто такой, дурошлёп несчастный, что так витиевато излагаешь свои мысли?

– Из бульварной газеты мы, из «Приятных мелочей». Состою почётным суверенным членом «Партии Толстолобиков».

– А-а, значит болтун профессиональный, производящий подмену настоящих духовных ценностей ценностями Иуды. Прочь с глаз моих, исчадие «геенны огненной»!

– Не извольте гневиться, достопочтенный Иосиф Виссарионович. Я ваш ярый приверженец. Мысль моя – вкупе с проявлением вдохновения по части совокупления с последующим проникновением, – насквозь пронизывает и усугубляет положение вещей в области психологического настроя и психомоторного контакта.

– Психология – это, прежде всего, наука, изучающая и описывающая особенности узоров человеческой души. А у вас, уважаемый, всё как-то затушёвано, завуалировано. Убористый текст с забористым подтекстом. Так нельзя. Так можно договориться чёрт-те знает до какой раздрапендии, а это уже плохо, – и товарищ Сталин повёл усом, сначала левым, а затем уж и правым. – У вас воспалённое воображение при дремучей, непроходимой глупости.

– Совершенно верно, – согласился незнакомец. – Так вот. После всенародной, невосполнимой утраты, которую мы понесли, когда вы, наш благосклонно-непревзойдённый, отбросив копыта, сыграли в ящик…

Тут всякое терпение Иосифа Виссарионовича иссякло, нервы не выдержали и он, не мудрствуя лукаво, мундштуком курительной трубки ткнул прямо в глаз говоруна.

– Теперь я инвалид! – ойкнув от неожиданности, простонал потерпевший. – Пострадал от сталинского режима и произвола. Фюрер, вы свидетель!

– Никакой я тебе не свидетель, – засвидетельствовал Адольф. – Давай, проваливай отселя, пока я тебе другой глаз не выбил.

– Хорошо, я ухожу, – согласился потерпевший. – Но ухожу задом.

– Можешь и боком.

– Но я горд и счастлив, что увечье моё обусловлено целенаправленными действиями выдающейся личности…

Эта ночь прошла неспокойно. Несмотря на подписание Пакта о ненападении, пресловуто-бесноватый, в ночь с 21 на 22 ноября, ровно в 4 часа 30 минут утра по московскому времени, обрушился всей своей мощью на дрыхнувшего генералиссимуса. Было совершено подлое, вероломное нападение без предупреждения.

Однако, в то время, как один глаз почивавшего Иосифа Виссарионовича дремал, другой бдил. Как раз вот это-то обстоятельство и не дало возможности реализоваться коварным планам и замыслам придурковатого фюрера.

Возмездие не заставило себя долго ждать. Изловчившись, генералиссимус, что было силы, дёрнул фюрера за рудиментарный раритет. Тот взвыл, аки африканский буйвол в мексиканских прериях, и очутился под Иосифом Виссарионовичем.

– Вот те, Адик, и настал судный день! – приговаривал он, колошматя фюрера. – Дружбы не получилось. Мысли твои в корне кощунственны и предвзяты, а сам ты изготовлен из недоброкачественного материала. Сейчас я, по большому счёту, постараюсь так разукрасить твою личность с фасада и анфаса, что тебя не только близкие и знакомые, но и мама родная не узнает. После чего вынужден буду поставить тебе клизму №15.

Речь генералиссимуса была до такой степени убедительной, что фюрер без всяческих проволочек подписал заранее заготовленный товарищем Сталиным текст Акта о безоговорочной капитуляции.

– А теперь, непредсказуемый ты мой, делай драпен нах хаус, – подсказал Иосиф Виссарионович Адольфу дальнейшие его действия и коленкой направил в сторону выходной двери.

– Куда же я пойду? – заплакал вдруг герр Гитлер, утирая рукавом, катившиеся по щекам слёзы.

– Да хоть в избушку на курьих ножках!

Ещё пуще заплакал фюрер. Варфоломей давно уже привык к неординарным выходкам новоявленных домочадцев. Он молча наблюдал их разборки. На сей раз решил не оставаться равнодушным к их проблемам. Устранить последние он решил путём возвращения новоиспечённых нуворишей на свои законные места. В связи с этим он отправил их по прежнему месту обитания, согласуясь с принципом «мощи отдельно, духи отдельно». В квартире сразу стало как-то светлее, просторнее, а главное – свежее.

5.

Наступило лето. За работой, повседневными заботами, хлопотами и делами память о прошедших событиях притупилась как-то сама собой. Пришла пора летних отпусков. Не долго раздумывая куда бы податься, Варфоломей отправился на летнюю дачу к своему старинному приятелю Никодиму Ёжикову. Тот давно уже приглашал его к себе погостить.

Находилась дача километрах в двадцати от черты города. Езды до неё автобусом не более тридцати минут. Строение располагалось в самом конце лесной просеки, упиравшейся в живописный пруд, поросший белыми лилиями. Приехал вроде бы и вовремя, и в то же самое время – не вовремя. Хозяин пребывал дома. Варфоломей застал Никодима укладывавшим свои нехитрые пожитки в спортивную сумку.

– Отбываю, дружище, в Туруханск, в эту тьму-таракань, – сообщил он «радостную» новость. – Начальство срочно отряжает в командировку, за Зяму Кирпичштейна, документально семь на восемь. Вручаю тебе ключи, остаёшься за хозяина. Отдыхай, поправляй здоровье. Где что лежит, сам знаешь. В случае чего, подскажет и поможет соседка Аделаида Кузьминична. Ты её должен помнить.

– А что? Так срочно?

– Срочнее некуда.

Варфоломей прекрасно знал, что у Никодима была работа по специальности «кто куда пошлёт», вместо «того парня», разумеется. Вот он и разъезжал круглогодично по городам, долам и весям отчизны, не щадя живота своего. У него по этому случаю была даже географическая карта, на которой были помечены цветными карандашами маршруты прошедших и предстоящих путей следования: от западных до восточных и от северных до южных границ.

В общем, Никодим отбыл в спешном порядке: даже толком и проститься-то не успели. «Ну, раз надо, так надо, – подумалось гостю. – Знать судьба такая. Пусть себе едет. А я сначала завалюсь на диван, отосплюсь хорошенько; буду рыбачить, купаться, загорать и, главное, читать. Читать, и ещё раз читать! Красота-а!

Дачное строение было не малых габаритов и несло на себе печать деревенского быта. Веранда, прихожая, две светлые, просторные комнаты – столовая и рабочий кабинет, небольшая мансарда наверху – спальня. Так что было где развернуться широкой натуре отдыхающего.

Первые дни пролетели незаметно. Все свершения вершились согласно запланированного графика. Особенно много читалось. Так прошла неделя. Одиночество, казавшееся ранее благом, сейчас уже не казалось таковым, и стало потихонечку надоедать. Уже и рыба не так ловилась, не так спалось и загоралось, а чтение пресытилось вообще. Стало скучно.

Вяло, расслабленно раскачиваясь в гамаке, растянутом меж двух берёз, отпускник сосредоточенно размышлял, чем бы ещё себя занять. Слегка задремав, он тут же проснулся и хлопнул себя ладонью по лбу.

– Эх, и развесёлая же будет у меня сегодня компания. Как же это я раньше-то не додумался, голова два уха?

А надумалось Варфоломею пообщаться с материализованными духами великих государственных деятелей России и СССР, нашего прошлого и настоящего. Был даже составлен список. Набралось общество из пятнадцати человек. Правда, в него вошли и двое из ныне здравствующих. В связи с этим было о чём призадуматься.

– Если человек здравствует, – размышлял Варфоломей, – а у него отбирается душа с целью последующей её материализации, то в результате получим две ипостаси одного и того же человека, похожие друг на друга, как две капли воды. Одна из ипостасей, оставшаяся без души и обезличенная, превращается в безвольное существо, своего рода – робота, послушного исполнителя чьей-либо воли, или же в сомнамбулу. Другая же, материализованная и наделённая душой ипостась, будет являться живой, одухотворённой копией ныне здравствующего лица, то есть копией «один к одному». Что из того следует и что нам это сулит? Подобная ситуация таит в себе определённый элемент неожиданности, весьма опасный для общества. Потому она должна составлять предмет государственной тайны военно-стратегического характера. Однако, следует попробовать. Ведь скучища-то какая! Дача, куда не доходят звуки цивилизации – самое подходящее место для проведения подобного, необычного эксперимента. Будь что будет!

Всю следующую ночь на даче Никодима Ёжикова гремели и сверкали молнии местного, сугубо локального характера. Ипостаси возникали одна за другой и молчаливо разбредались кто куда. Они околачивались по этажам и закоулкам дачи. Приглядывались к окружающей обстановке. Начали кучковаться по интересам, заводить разговоры, прощупывать друг друга как иносказательно, так и на ощупь.

Только двое из реализовавшихся держались обиняком. Кто они – для всех оставалось большой загадкой: один из них скрывался под маской Зорро, другой – под маской Мистера Икс.

Собрав государственных деятелей в кружок, Варфоломей объявил, что все они находятся на конспиративной квартире, за городом, на даче надёжного и верного товарища Никодима Ёжикова. Поэтому надо быть «тише воды, ниже травы». Вполголоса, в хоровом исполнении, спели «Интернационал», после чего каждый занялся своим любимым делом. Так, например, Владимир Ильич Ленин приступил к переосмысливанию «Манифеста» и «Капитала» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. После этого он решил освежить свою память чтением собственных трудов, таких как «Пролетарская революция и ренегат Каутский», «Как нам реорганизовать Рабкрин» и написать новую – «О проститутках от политики как таковых».

Иосиф Виссарионович Сталин неторопливо, с чувством и расстановкой, набивал курительную трубку третьесортным, дешёвым табаком, извлекаемым из солдатского матерчатого кисета. Он тщательно продумывал план разгромной статьи «Что такое Лёва Троцкий и как с ним бороться?»

Лев Троцкий, в свою очередь, нервно покусывал ногти давно не мытых рук. Он забился в угол и неразборчивым почерком писал, украдкой, статьи «Я вам всем покажу!» и «Вы у меня ещё попляшете». Ставка делалась на их большой тираж и немалые гонорары. Всенародный староста Михаил Иванович Калинин молча возлежал, подперев голову рукой, на общей скамейке возле окна. Он обводил лица собравшихся ласковым, отеческим взглядом, который мог бы рассказать о многом. Будённый Семён Михайлович расположился за печкой.

В свете лучины на нождачном точиле с ножным приводом он точил конармейскую шашку, напевая себе под нос ямщицкую песенку:

 
Мне рассказывал один ямщик прохвост,
Будто он у той хозяйки видел хвост,
Хвостик маленький, закрюченный такой,
И как будто бы качает головой.
 

Климентий Ефремович Ворошилов из окна чердака из-под руки вглядывался в даль и не уставал повторять: «А что-то не видать моей Первой Конной!» Феликс Эдмундович Дзержинский смазывал дуло «парабеллума», извлечённого из деревянной кобуры, и молча испрашивал совета у Владимира Ильича, как поступать с контрреволюционными элементами. Вячеслав Михайлович Молотов, с всевозрастающим интересом, не перебивая, прислушивался к его молчанию, и в то же самое время был занят приготовлением «коктейля Молотова», которым собирался попотчевать окружение. Лаврентий Берия незаметно брал на заметку лиц, не внушавших ему доверия. Чтобы никто не догадался, все свои записи он производил с помощью китайских иероглифов. Обходя собравшихся и задавая каверзные вопросы, он проверял их на лояльность режиму товарища Сталина.

Никита Сергеевич Хрущёв тренировался, готовясь к выступлению в Организации Объединённых Наций. Каблуком башмака, снятого с ноги и оголившего грязный, рваный носок, он колошматил по деревянной лавке и возмущённо восклицал: «Я вам покажу „кузькину мать“, будете знать!». Лаврентию, совершавшему обход публики и подвернувшемуся под горячую руку, Никита Сергеич шмякнул так же и по его темечку каблуком, несколько раз. У того глаза полезли на лоб, приняв трапецеидальную форму.

Самым спокойным казался Леонид Ильич Брежнев, предлагавший окружению величать его этак запросто, Ильичём. К чему, мол, такие формальности. Он делал сразу два дела, разложив на столе все свои награды, на засаленном клочке бумаги. С помощью бухгалтерских счётов, подсчитывал соотношение орденов и медалей, и в который раз перечитывал «Целину» и «Малую Землю», не уставая удивляться каждой строчке своих произведений.

Юрий Владимирович Андропов размышлял над статьёй Владимира Ильича Ленина «Лучше меньше, да лучше». В то же самое время он думал над собственной «Как нам поймать шпиона и что для этого нужно». Константин Устинович Черненко глотал пилюли, запивая их микстурами, настоянными на коньяке трёхсотлетней выдержки, и жаловался на покосившееся здоровье.

Мистер Икс был углублён в составление чернового варианта доклада ЦК КПСС двадцать седьмому съезду. В перерывах он занимался перестройкой: строил, а затем перестраивал домики из костяшек домино и детских кубиков. Время от времени, размахивая своей шляпой словно веером, он создавал «ветер перемен», согласуя его с веянием времён и наличием консенсуса.

Борис Николаевич Ельцин втихаря прикладывался к горлышкам «шкаликов» и пошаливал, рассказывая неприличные анекдоты. Зорро в это время жарил котлеты. Заскорузлым носовым платком отгонял от них назойливых мух и тараканов. Весело приговаривал: «Хватит жевать сопли и носить сапоги всмятку!», при этом, одну руку он ухитрялся держать на пульсе времени, а другую – на пульте управления государственными делами.

От сосредоточения в одном месте такого количества великих умов своего времени воздух внутри дачного помещения был наэлектризован и нашпигован умными мыслями и эфирной субстанцией философического характера.

Варфоломей успел отметить про себя, что каждый из индивидуумов жил – работал и думал – своим временем, своей эпохой, и поэтому был в какой-то мере обособлен от остальных. Но он уж слишком шибко уважал присутствующих, чтобы не пояснить им, где и в каких временных рамках они очутились. Пришлось провести уроки ликбеза. Было прочитано несколько лекций по истории постреволюционной России и СССР, по успешному развалу последнего. Не малое внимание было уделено развитию науки и техники и благам от их реализации в повседневной жизни. Присутствующими было прочитано большое количество исторической, политической, экономической литературы. Просмотрено множество телепередач на данные темы. Прослушан ряд лекций о текущем моменте.

Сполна впитав в себя приобретённые знания, присутствующие стали выяснять между собой отношения. Ильич с кулаками полез на Иосифа. Тот стал оправдываться и во всех бедах и грехах винить Лёву Троцкого. На орехи перепало и Никите Сергеевичу Хрущёву. Что касается Брежнева, Леонида Ильича, то его совсем заколебали, отвесив энное количество тумаков и поставив по фингалу под каждый глаз. Андропов с Черненко вскарабкались на печку и молча, с замиранием сердца, наблюдали за стремительно развивавшимися внизу событиями. Нет-нет да и науськивая иной раз своих побратимов друг на друга.

Бориску и Мистера Икс до такой степени отдубасили, что те в распростёртом состоянии лежали на полу и служили неплохими возвышениями для обзора местности. Зорро, прикинувшись складным стульчиком, вёл репортаж местного значения и комментировал в рукав противостояние между двумя сложившимися группировками. В первую из них входили четверо: Ильич в кепке с гордо поднятой головой и протянутой вперёд рукой; «железный Феликс» с парабеллумом в руке; Будённый с шашкой наголо и Ворошилов с кумачёвым знаменем на ореховом древке. Они смело теснили к стенке отступников, поправших все нормы приличия и идеалы коммунистических идей и морали…

6.

Три дня спустя все информационные агентства выдали на-гора сногсшибательную, сенсационную новость: какие-то две загадочные личности, в одеяниях Мистера Икс и Зорро, были замечены ночью шагавшими по карнизу пятого этажа двенадцатиэтажного жилого дома. Они медленно, с закрытыми глазами, при бледном свете полночной луны, продвигались навстречу друг другу с протянутыми вперёд руками, будучи облачёнными в ночные, белые одеяния. В дневное время суток поведение обоих носило неадекватный характер: отсутствие реакции на различные раздражители; полное отсутствие мыслительной деятельности и переподчинение её посторонним индивидуумам. Диагноз: сомнамбулический синдром, осложнённый ярко выраженными признаками лунатизма.

Общественность бурлила, теряясь в догадках и различного рода предположениях: кто, зачем, почему, откуда, и т.д.? О том знал только Варфоломей. Долго не раздумывая, уединившись в укромном месте, он приказал их ипостасям сгинуть, а духам вселиться в своих прежних хозяев.. Всё встало на свои законные места и приобрело прежний смысл. В результате, оба эти товарища, засучив рукава, с всевозрастающим энтузиазмом продолжили свою деятельность, заставляя удивляться недругов и завистников своей неиссякаемой энергии и неувядающему оптимизму.

В скором времени сообществом было обнаружено отсутствие двух своих соплеменников, в связи с чем оно приказало Варфоломею держать перед ним ответ. Тому пришлось честно признаться, что оба товарища были отправлены им восвояси, по прежнему адресу проживания. Вот тут-то публике и был дан повод призадуматься и сделать соответствующие выводы.

– Послушайте-ка, любезный! – вкрадчиво прозвучал чей-то голос. – Всё хорошо, всё понятно. Не ясно лишь одно: откуда все мы взялись. Согласно исторического хода событий, различных литературно-информационных источников все здесь присутствующие отошли – извините за выражение – в мир иной ещё в прошлом столетии. Бр-р-р! – говоривший затряс плечами под впечатлением собственных слов. – И вдруг, понимаете ли, на тебе: очутились живы, здоровы и невредимы аж в начале третьего тысячелетия. Как всё это надо понимать и как вы это нам объясните?

– Элементарно, друзья мои! – долго не раздумывая, отозвался Варфоломей. – Я всех вас реализовал.

– Как это так – реализовал? – загалдела, занедоумевала любопытная публика.

– А так! Вызвал дух каждого из вас в отдельности и затем материализовал его.

– Но это в корне противоречит учению Карла Маркса и Фридриха Энгельса, – возмущённо запротестовал Владимир Ильич Ленин, и, скромно отведя глаза в сторону, добавил: «И моему тоже».

– Следовательно в ваши учения вкралась ошибка.

– Идеи Карла Маркса-Фридриха Энгельса, Ленина-Сталина живут и побеждают. – запальчиво вмешался в разговор Леонид Ильич Брежнев. – Они непогрешимы.

– Заткнись, шестёрка, – гаркнул на него Лаврентий, – а то как дам в глаз, будешь знать!

– Ты кому это говоришь, дурошлёп несчастный, а? – до самой селезёнки с печёнкой возмутился Леонид Ильич, и набычился. Глаза его налились кровью, а изо рта пошла пена. – Мне, заслужённому!.. Да я тебе!.. Да знаешь ли ты, дурик, что я на Малой земле…

– Знаю, знаю, – перебил Лаврентий. – А я – на Большой. Так что главнее?

Владимир Ильич Ленин, задрав голову вверх, что-то доказывал и объяснял Андропову с Черненко, всё ещё не решавшимся слазить с печки. Он убеждал их, что уроки истории многим на пользу не идут. По разным причинам они быстро забываются.

Товарищ Молотов занимался общественно-полезным делом: он ковал на наковальне серп для жатвы.

«Железный» Феликс с Будённым и Ворошиловым поймали Троцкого и передали его Иосифу Виссарионовичу Сталину для ведения допроса с пристрастием. Последний грозился отрезать ему кое-что – стыдно даже сказать что именно, – серпом, и поторапливал Молотова.

Только Никита Сергеич Хрущёв с Борисом Николаичем Ельциным тихо и мирно сидели за дубовым, тёсанным столом. Они тянули через соломинку самогонку, закусывали варёной кукурузой и вели приятные разговоры на тему о значении севооборота в жизни страны.

Где-то ближе к обеду на дачу заглянула соседка Аделаида Кузьминична – крупнокалиберная, дородная особа, весьма привлекательного вида. Узрев незнакомую компанию и пристально вглядевшись в лица, она вдруг всплеснула руками, сделала треугольные глаза, загудела паровозом и убежала.

К полудню все, кажется, угомонились. Только товарищ Берия уж больно подозрительно всё кружил и кружил вокруг персоны Варфоломея, как кот вокруг сметаны, пытаясь, видимо, что-то спросить у него, очень важное.

– Послушайте, как вас там, – начал он.

– Варфоломей Аборигенович! – последовала подсказка.

– Так вот, товарищ Абориген. Если вы нас, по вашим же словам, реализовали, то, по всей видимости, процесс этот имеет и обратную силу. То есть вы всех здесь присутствующих можете и антиреализовать, не так ли?

– Ну разумеется!

– Вот видите, друзья мои? – победно воскликнул товарищ Лаврентий Берия. – Так этот субъект может в любую минуту по своей прихоти запроторить всех нас, раньше времени, к нашим праотцам. А нужно ли нам это? Лично я чувствую себя на этом свете весьма прилично и очень даже комфортно. А вы?

– И мы тоже! – прокатилось под сводами потолка громкоголосое многоголосье.

– Так в чём же дело, братва? Кляп ему в поддувало. Свяжем и заутюжим вниз головой вверх ногами, прямо в пруд, где лилии цветут, и делу конец. Лови его!

Тут Варфоломей понял, что где-то допустил непростительную оплошность и теперь возникла срочная необходимость устранить её путём спринтерского бега на длинную дистанцию. Выбив головой раму окна, он перескочил через подоконник и бросился к калитке. На пути следования он нечаянно сбил с ног Владимира Ильича и Феликса Эдмундовича, две пары ног которых так и мелькнули в воздухе. Дверца калитки почему-то не открывалась и Варфоломей, с большим запасом, перемахнул через двухметровый забор.

Сломя голову нёсся он вдоль просеки средь дачных строений, сосен и елей. Дачники толпами вывалили из своих хижин, свистя и улюлюкая вслед беглецу. За спиной своей он ощущал топот ног, будто за ним гналось стадо слонов, и дыхание толпы, лидировал в которой сам товарищ Ленин. За ним развёрнутым строем мчались Клим Ворошилов с красным знаменем наперевес, Будённый с шашкой наголо и Феликс Эдмундович, стрелявший на бегу из парабеллума.

– Держи его! – ревела толпа сквозь грохот выстрелов и взрывов. – Стой! Варфоломе-ей…

Всевидящий вздрогнул и… проснулся. Он восседал на своём рабочем месте, а над ним стоял его коллега Евсей Всеслышащий и тормошил за плечо.

– Варфоломей! Конец работы, пора домой.

– Я что, заснул?

– Как видишь.

– Ну надо же было такой фигне присниться: пересказать кому, не поверят. И долго спал?

– Да нет, минут пять, не больше. Иди сдавай отчёт начальству, и шуруем домой.

За окном неистовствовала непогода. Крупные капли дождя картечью били о подоконник. Небо было полностью затянуто грозовыми тучами.

– Иду, – отозвался Варфоломей, – вот только окно закрою.

Он встал и подошёл к окну. В это самое время где-то наверху сверкнул мощный грозовой разряд, озарив всё небо и громыхнув сотнями децибел. И тут все с превеликим ужасом увидели, как в окно просунулось какое-то мерзкое, хоботообразное щупальце, несколько раз обернулось вокруг тела несчастного и тут же исчезло вместе с ним в неизвестном направлении…