Текст книги "Мистика, да и только!"

Героям нашего романа слава и вечная память! Аминь! ВСЁ!

P.S. Ах, да, забыл! Народонаселение города Венеция нисколечки не пострадало и отделалось одним лишь испугом, так как в момент цунами находилось в своих домах при плотно закрытых ставнях и дверях. Как тольвода сошла, был устроен грандиозный карнавал в честь благополучного исхода с фейерверком, песнями, танцами и гуляниями.

Вот теперь ВСЁ!

Сквозь землю…

Ту или иную жизненную ситуацию создаёт нам наш язык.

(Имярек)

– За вчерашний поступок готов сквозь землю провалиться! – сетовал намедни один мой старинный приятель.

В сущности ничего такого постыдного он не совершил. Поступок, как поступок. Дал в морду некоему негодяю, и всего-то. Ну и правильно сделал. Поделом. И всё же… Надо бы разобраться.

Первым делом вот что подумалось. Расхожую фразу «готов провалиться сквозь землю» свойственно озвучивать не плохому человеку, и, я бы даже сказал, хорошему. Ведь плохой человек вряд ли произнесёт её, так как он не желает никуда проваливаться. Тогда что же получается: все хорошие провалятся, останутся одни плохие? Нет! Так не пойдёт!

И ещё. Как это? Вот так просто взять и провалиться сквозь землю что ли? Тут, видимо, мой приятель слукавил, заведомо зная, что никуда не провалится. Значит и хорошим людям свойственно лицемерие? Во-первых. Никто не заставлял его произносить эту фразу. Сам напросился. Во-вторых. Знал, что подобное может иметь место только в сказке. В-третьих, на кой хрен он мне вообще всё это говорил?

А раз так, то где они – честные люди? Ау-у!

Счастливый человек

Правда – одна, ложь не имеет границ.

(Имярек)

Жил себе да поживал на свете один Счастливый Человек. Ну, такой – слегка бесшабашный, чуточку беспечный, очень общительный и доверчивый. В общем – свой парень в доску, душа нараспашку. Самым главным достоянием его были друзья и ближайшее окружение.

– Что так весел, паря? – спросил его однажды какой-то встречный бродяга с недобрым взглядом из-под густых бровей.

– От счастья, друг! – отвечал Счастливый Человек. – От счастья!

– А в чём это оно счастье-то твоё?

– Да во всём, дорогой! Разве не видишь, как прекрасен мир, в котором мы живём? А какая удивительная природа нас окружает, какие люди! Все меня любят, и я отвечаю им тем же. Чего ещё надобно для полного счастья?!

– Согласен! – молвил бродяга. – А всегда ли ты честен, прямолинеен и откровенен в делах своих и поступках по отношению к людям?

Счастливый Человек задумался.

– Да как тебе сказать? Если по правде, не всегда.

– А что так?

– Ну, иной раз приходиться где-то что-то и приукрасить, слукавить, кому-то польстить, может даже сказать и неправду во благо общего дела, – стал пояснять Счастливый Человек. – Конечно, понимаю, как-то некрасиво получается, но ничего не могу с собой поделать. Каюсь! Вот если бы ещё мог и избавиться от подобного порока, то счастливее меня не было бы никого на этом свете.

– Я тебе помогу!

– Да ладно. Чем это ты сможешь помочь мне?

– Не веришь? Хорошо! Тогда слушай, – блеснул недобрыми глазами незнакомец. – С этой минуты наделяю тебя удивительной способностью говорить людям в глаза одну только правду, и только лишь правду.

Вымолвив это, бродяга… исчез.

С той поры Счастливый Человек стал самым несчастным человеком на свете.

Из записок сумасшедшего

Умники имеют обычно дурацкие рожи, а дураки – умные.

(Имярек)

Кто пробовал измерять на лету, штангенциркулем, диаметр дождевых капель? Не пробовали? А зря! Я пробовал. Только потом приехали какие-то люди во всём белом. Сказали, что у них тоже есть штангенциркуль, но лучше моего. Предложили: поехали, дескать, посмотришь. Приехали. Оказалось, инструмент спёрли. Кто, зачем? Секрет Полишинеля. Но всё равно. Предоставили в моё распоряжение отдельное помещение – лабораторию. Сказали: «Фантазируй дальше!». Выдали соответствующий документ – «ДИПЛОМ», согласно которому специальность моя – «Мыслитель», профессия – «Фантазёр».

С тех пор из лаборатории не выхожу. Да и не выпускают по причине секретности проводимых мною работ. Это вам не брюки гладить на стиральной доске. Мыслю день и ночь напролёт. Всё думаю, как бы это нам избавиться от извечной русской беспечности, расхлябанности, разгильдяйства, шапкозакидательства, от «всё время полагаться на потом и авось». А начинать необходимо с самого себя: с самодисциплины, с самоорганизации. Без этого – ни-ни!

Как бы сделать так, чтобы только привыкнешь к хорошему, как жизнь становилась бы ещё лучше и интересней, ещё привлекательней? Ну а без науки и техники тут уж, извините, не обойтись. Вот, например, намедни изобрёл Формулу Мира, отвечающую на все поставленные – не токмо ребром, но и плашмя, – вопросы.

До этого сформулировал Всеобщий Закон Левитации. Представляете? Ни шума, ни машин, ни газов выхлопных. Люди перемещаются по воздуху, с заданными скоростями, в заданных направлениях, на заданных высотах. Мельтешат – туда-сюда, туда-сюда… Аж в глазах рябит. Необходимо срочно приступать к разработке «Правил воздушного движения». Представляю себе встречу со своей женой в полёте.

– Привет! – она мне, упакованная покупками. – Куда летим?

– Куда подальше, – отвечаю. – А ты откуда?

– С базара… Ой! – испуганно округляет глаза. – А про хрен-то и совсем забыла.

– А на что тебе хрен, когда редька дома?

– Твоя правда, – соглашается жена. – Хрен редьки не слаще… Бывай!..

Ну а если кто-то пожелает передвигаться без всяких усилий по суше и воде, могу предложить лёгкие, мягкие домашние тапочки на воздушной подушке…

Если у вас чрезмерные тяжесть или лёгкость в голове, обращайтесь прямо ко мне. Придумал одну хитроумную вещицу, новинку медицинской техники. Называется «Сел, встал, вышел». Это миниатюрный рентгеновский аппарат для просвечивания содержимого черепной коробки. Производится оно со стороны сиденья стула, снизу вверх. Пациент даже и не успеет сообразить в чём дело, как при выходе из кабинета ему тут же вручается рентгеновский снимок. Испытано на себе, в полевых условиях. Если всё так плохо с головой, не стоит утешать пациента: бочку дёгтя ложкой мёда не подсластишь. Пральна я говорю? Нет, пральна?

Или вот ещё «Спирулёт» придумал: всплеск человеческой мысли. Не говорю уже о синтезе управляемого смерча. Он нужен для осушения болотистых местностей и транспортировки многотонных грузов на дальние расстояния в условиях тундры и непроходимой тайги.

Кстати… Мной открыт «Закон вытеснения добродетели пороками», согласно которому, чем больше пороков загнано внутрь, тем больше добродетели вытесняется наружу…

Да много чего ещё придумал. Например, «Антилазер», генерирующий «абсолютно чёрный» луч, замораживающий всё на своём пути и напрочь останавливающий течение химических реакций…

Что ещё! Ага, чуть не забыл. Синтезировал шаровую молнию. Сконструировал «Машину Времени». С её помощью, виртуально, на экране поприсутствовал на собственном рождении и своих похоронах. На последние кое-кто не пришёл, а кто-то откровенно и радовался. Теперь-то знаю кто мой истинный друг, а кто, по Высоцкому, «не друг и не враг, а так»…

Но, рано или поздно, домой возвращаться придётся, а я весь в долгах, как в шелках. Сейчас работаю над аппаратом мысленного внушения на расстоянии. Хочу внушить своим «спонсорам»: «Ничего я вам не должен! Всё! Вопрос закрыт!»…

Вот такая моя профессия – «Фантазёр». До поры до времени, потому что пора пришла, а время ещё не настало…

Ух! Словно исповедался! Состояние – ощущение очищения. Если кому не понравилось, прошу не критиковать. Не люблю!..

ЖЭКовские страдания

Тяготея, не переусердствуй!

(Имярек)

В конце рабочего дня Никифор Пантелеймонович Безаппеляционный был вызван в кабинет шефа – начальника районной ЖЭК Сидора Дормидонтовича Аляповатых.

– Ты уж меня извини, Никифор, – начал шеф, – что задерживаю. Просто хотелось бы поделиться с тобой кое-какими мыслишками. Да ты садись. Чего стоять-то.

Один на один они были на «ты» и обращались в неслужебной обстановке один к другому только по имени. Были они друзьями детства, одногодками. Сидор Дормидонтович имел высшее образование по ветеринарной части. Никифор Пантелеймонович окончил два курса политехнического института и на третьем был отчислен за неуспеваемость.

Усадив подчинённого в кресло, сам расположился на стуле напротив. Продолжал:

– Дело, видишь ли, вот в чём. Как бы нам сделать так, чтобы реформировать наше хозяйство. Чтобы о нас, как бы тебе сказать, заговорили, в лучшем смысле этого слова. Засела эта мысль у меня в голове и всё сверлит, сверлит её, штопором.

– Сверлом, – поправил Никифор.

– Какая разница! Так вот. Не думается ли тебе, что в нашу работу уже давно пора бы внедрить, как необходимость, европейские стандарты? Пора ударить, понимаешь ли, по бесхозяйственности европейским вектором направленности, сообщив ему импульс новационного развития, тридцать шесть на двадцать восемь.

– Что «тридцать шесть на двадцать восемь»? – удивился Никифор.

– Да это у меня присказка такая в последнее время появилась, – пояснил шеф.

– А-а! Понятно. Хотя, между прочим, спешу сообщить. Тридцать шесть умножить на двадцать восемь будет тысяча восемь.

– Да ладно тебе! – усомнившись, усмехнулся Сидор.

– Не веришь, проверь.

– Хорошо! Ну а скажем, для примера, сколько будет двадцать шесть на тридцать восемь?

– Девятьсот восемьдесят восемь! – не раздумывая, тут же выдал Никифор.

– А не хочешь триста двадцать пять на шестьсот восемьдесят восемь, а? Ну как, слабо?

– Двести двадцать три тысячи шестьсот.

– Ух ты! Врёшь!

– Проверь.

Сидор Дормидонтович тут же воспроизвёл на бумаге не сложные арифметические расчёты. Всё сходилось.

– Ну ты даёшь! И как это у тебя получается?

– И сам не знаю, – пожал плечами Никифор Пантелеймонович.

Сидор Дормидонтович с большой долей недоверия посмотрел на собеседника, покачал головой, кашлянул в кулак и продолжал:

– Так вот. О чём это я?

– Насчёт европейского вектора направленности, с импульсом, – напомнил Безаппеляционный.

– Ах, да! Так вот. Динамика роста благосостояния народонаселения должна обеспечиваться образцово-показательным ведением хозяйства, его европейской направленностью. В этом отношении мы должны не только догнать Европу, но ещё и показать ей свой зад. Мол, смотрите, вот мы какие!

– Экие словесные кренделя выделывает, сукин сын, – похвалил про себя Никифор. – Вот чертяка! Умеют же некоторые вести приятные беседы.

– Ведь жизнь наша – это что-то такое, что – «нечто», – продолжал развивать свою мысль Сидор, – что и словами-то не передашь. А начинать надо с малого. Ну, например, с себя, с твоей службы…

– А я-то здесь при чём? – заволновался Никифор, привстав с кресла.

– Да ты не кипятись! Садись и слушай, – и он взглядом усадил собеседника на прежнее место. – Ведь кто ты такой в данный момент? В данный момент, если можно так выразиться, главный районный дворник, то есть – начальник над всеми дворниками района. Величина! Вот тебе и карты в руки. Ведь если по честному, то в наше время профессия дворника самая что ни на есть паскудная, скажу я тебе. Нет того куража, понимаешь ли, напора, натиска, как прежде. А всё почему, спрошу я?

Никифор неопределённо пожал плечами.

– Да потому, что дворник у нас пошёл всё какой-то неорганизованный, малограмотный. Одни пьяницы. Дикий, одним словом, народ. Ни один уважающий себя член нашего общества не согласится на подобную работу, а надо, чтобы согласился. Отсюда вывод: профессию дворника необходимо сделать образцово-показательной, высокооплачиваемой, а, следовательно – престижной, тридцать пять на шестьдесят восемь.

– Две тысячи триста восемьдесят! – тут же заметил Никифор Пантелеймонович.

Сидор Дормидонтович не замедлил проконтролировать ответ. Всё сходилось.

– Ну, батенька, ведать не ведал, что у тебя такие способности, ей Богу не ведал. Ну да ладно, об этом позже. Так на чём же мы остановились?

– Работу дворника нужно сделать престижной, – последовала подсказка.

– Вот я и говорю. А для этого, в первую очередь, зарплату дворника необходимо сделать раза в два больше, чем, скажем, например, у старшего научного сотрудника института космических исследований.

– С подобной постановкой вопроса согласен. Не нахожу контраргументов против всего вышесказанного, – поторопился сообщить Никифор, заёрзав на одном месте. – Всё логично и сомнению не подлежит.

– Вот именно. Но на такую зарплату человека с улицы не возьмёшь. В один день пропьёт, а в остальные опохмеляться будет.

– Золотые слова говоришь, Сидор, – незаметно польстил Никифор.

– Следовательно, – продолжал шеф, несколько опьянённый похвалой, – в дворники надо приглашать культурных, интеллигентных людей с высшим образованием, начиная с младшего научного сотрудника и кончая академиком. За такую зарплату, полагаю, и они не откажутся от подобной работы. Под твоим началом, разумеется. При этом набор должен будет осуществляться на конкурсной основе. Обязательное требование – наличие оконченного, высшего, академического образования. Необходимо будет сначала пройти собеседование. Затем – трёхмесячные платные курсы начинающего дворника при зачётной системе сдачи экзаменов с последующим вручением соответствующих дипломов. Подобное мероприятие позволит нам, между прочим, пополнить наш внутренний бюджет. Категория дворника, как в «Табель о рангах» – от четырнадцатой до первой. Отличники учёбы поощряются поездкой за рубеж для перенятия опыта работы в структкрах, подобных нашей. Но, в дальнейшем, будем стремиться к тому, чтобы опыт перенимать приезжали к нам, а не мы к ним.

– У тебя, Сидор, как я вижу, уже всё заранее расписано и разложено по полочкам. Да-а!.. Мести метлой надобно умеючи – возвратно-поступательными и круговыми движениями, а наш дворник, подлец, как он метёт, как метёт! Финал всему!

– Вот именно! Поэтому сначала теория, затем уж – практика. Надо пояснить будущему специалисту, что махать метлой каждый умеет. Но как махать, вот в чём вопрос.

– Давай, Сидор, договоримся в таком случае: человеку с высшим образованием не приличествует носить звание – «дворник». Давай лучше назовём его – «блюститель чистоты».

– Давай! – тут же поддержал Аляповатых. – А ещё лучше – кратко – «бэчэ».

– Согласен, – одобрительно кивнул головой Безаппеляционный. – Рискну заметить, что помимо обладания навыками работы штыковой и совковой лопатами, при наличии ведра, «бэчэ» обязаны будут знать и основы теории сопромата. Это – расчёт нагруженной балки. Расчёт стержня на сжатие и растяжение для определения усилия нажатия на ступу лопаты, на древко метлы. Это – определение амплитуды и частоты взмахов оной как по горизонтали, так и по вертикали.

Никифор живо представил себе преподавателя сопромата Савву Серапионовича Неприступного, завалившего его, в свою бытность, на экзамене по своему предмету, в политехе. «То то он у меня попляшет! – с незначительной толикой злорадства, как-то вскользь, подумалось ему. – А может и такое случится, что весь ректорат окажется под моим каблуком. Вот весело-то будет. Обхохочешься».

– А знаешь, Никифор, ты прав! – заявил внимательно слушавший его Сидор. – Но, помимо технических знаний, на мою думку, каждый «бэчэ» должен будет уметь петь, декламировать, танцевать. Не будет уметь, научим: организуем кружки самодеятельности по интересам.

– А это ещё зачем? – поинтересовался чересчур уж любопытный Никифор.

– Как «зачем»? А затем, чтобы каждый дворник, то бишь – «бэчэ», легко, весело, с песней, понимаешь ли, шагал по жизни навстречу судьбе, споря с ветром, в частности и, с непогодой – в общем. Или вот: холод, стужа невыносимая, такая погода, что и хороший хозяин плохой собаки на улицу не выпустит. Наш «бэчэ» мёрзнет. А раз такое дело, давай – пляши, и вопрос сам собой снимается с повестки дня. Или возьмём к примеру: присел наш высококвалифицированный кадр – работник метлы и лопаты – отдохнуть. Чем себя занять в минуты отдыха? Разумеется, повышением планки интеллектуального уровня. Лучшего, как мне кажется, и не придумаешь, чем декламирование произведений классиков современности и тех ещё времён, когда нас с тобой не было. Ведь этим мы сформируем высокоинтеллектуальное лицо ЖКХ, на которое будут ровняться все, кому ни лень. И лозунг выдвинем: «Мусор метлой вон из душ обывателей!». Ежедневно, если даже не ежеминутно, будем вести борьбу за чистоту улиц, за здоровый образ жизни, да так, чтобы спичку или окурок совестно было бросить себе под ноги. Да мы с тобой всю страну засыпем высококвалифицированными кадрами дворников. Представляешь, какие будут повсюду шик-блеск-красота? У-у! Да мы…

Тут Сидор Аляповатых поперхнулся.

– Да-а, – протянул Никифор Безаппеляционный, воспользовавшись подобным обстоятельством. – Картину ты, Сидор, нарисовал действительно прямо таки фантастичесекую. Но я верю в правоту и справедливость нашего общего дела, а это уже залог успеха. Представляю себе, как по утрам на каждом углу льются задорные песни, звучат монологи, исполняются танцы народов мира. Здорово!

– То то же и оно! – в меру самодовольно и сдержанно отозвался Сидор.

– Так! Ну а чем же мы будем ваять чистоту? – поинтересовался в свою очередь Никифор.

– С помощью уже давно известных всем подручных средств, – быстро отреагировал Сидор на коварный вопрос. – Это уборочная техника в лице метлы, лопаты, граблей, ведра и совка. Другого люди ещё не успели придумать.

– Это ещё как сказать! – запальчиво вымолвил Никифор. – Это ты так полагаешь. А я вот думаю, что метлу, лопату, грабли и совок можно совместить в одном инструменте. То есть, налицо будет трансформируемый инструмент. Метла трансформируется то в лопату, то в грабли, то в совок. У меня, между прочим, по этому поводу мелькнули кое-какие соображения. Придётся оформлять заявку на изобретение.

– Ух ты! Ну, Никифор, и светлая же у тебя голова, тридцать два на восемьдесят девять.

– Две тысячи восемьсот сорок восемь! – последовал ответ.

Своевременный контроль высветил правильность ответа. Сидор только крякнул и мотнул головой.

– Ну, и насчёт амуниции пришлось голову поломать.

– Это дело серьёзное – амуниция. Это, так сказать – будущие честь и лицо нашей системы. Ну и как тебе видится наш «бэчэ», облачённый в спецодежду?

Необходимо заметить, что весь этот разговор Никифор уже всерьёз не воспринимал. От природы будучи неплохим артистом – ему нравилось разыгрывать сценки, – он просто принял игру Сидора, зная его авантюристический склад характера и что дело дальше разговоров не пойдёт. Ну, а во-вторых, он трезво смотрел на жизнь и оценивал обстановку, исходя из того положения, что любая инициатива, исходящая из низов, является наказуемой.

– Оденем мы, как ты говоришь – нашего «бэчэ», в комбинезон летне-зимний со стоячим воротничком и широким брезентовым поясом, – продолжал Сидор Аляповатых. – Головной убор – каска с тройным козырьком кирпиченепробиваемая. Обувь – всепогодная, из прорезиненной чесучи на брезентовой основе. Оснащение. На поясе комбинезона – молоток со стамеской. За спиной на перекидном ремне, скорее всего, метла универсальная, трансформируемая твоей разработки и персональная, переносная водомётная установка. В праой руке ведро. Что? Мысленно представил, как всё это будет выглядеть?

– Представить-то представил, да тяжеловат будет, наверное, наш «бэчэ». Одного не пойму. Зачем ему молоток со стамеской на поясном ремне, водомётная установка? – казалось в недоумении вымолвил Никифор и пожал плечами. – Зачем всё это?

– Поясняю! Блюдёт наш высокоинтеллектуальный «бэчэ» с утра чистоту. Глядь, а скамейка-то и поломана за ночь местными хулиганами. Вот тут-то как раз и пригодятся молоток со стамеской. Неплохо было бы, конечно, иметь при себе и рубанок. Набор гвоздей – в коробке, которая в боковом кармане комбинезона. Раз-два, починил, и подметай себе дальше. А может где-то у кого-то из жителей в квартире дверь входная осела или, скажем, половица вздыбилась. А наш «бэчэ» тут как тут. В результате люди «спасибо» скажут. И потекут в нашу ЖЭКовскую копилку письма и слова благодарности за наш тяжкий, порой неблагодарный труд.

Что касается водомётной установки, то не будешь же мести насухо, например, в сухую, жаркую летнюю погоду, поднимать пыль и загрязнять атмосферу. Поливальные машины не экономичны, да и не в любой двор или закоулок смогут они проникнуть.

Это, Никиша, всё, что касается работы непосредственно под твоим началом. А впереди грядёт ещё и реформа сантехнических служб. Их представители будут ходить у меня в белых халатах с набором никелированных инструментов, на манер хирургов. Ездить по вызовам на машинах скорой технической помощи населению.

– Эк куда понесло моего Сидора! – невольно подумалось Никифору. – Надо прекращать это безобразие, отговорить его от всей этой затеи, или же что-то предпринять. Чего доброго наломает дров.

Никифор Безаппеляционный знал одну существенную слабость Сидора Аляповатых. Уж больно любил последний поесть, отрабатывая завтраки, обеды, ужины по полной программе. Надо было попробовать воспользоваться подобным обстоятельством.

– Всё это, конечно, очень даже неплохо. Но поздновато уже. Пора бы и домой.

– Так ведь я же и не задерживаю, – засуетился Сидор. – Ясное дело: детишки плачут гурьбой, понимаешь ли. Жёнушка ждёт не дождётся своего ненаглядного, семьдесят семь на двадцать два.

– Тысяча шестьсот девяносто четыре. Ты, Сидор, не иронизируй, не надо. Забыл, наверное, что на дворе масленица. А какие блины меня ждут дома, если б ты только знал – пальчики оближешь. Хошь – с маслом, хошь – со сметаной, а хошь – с чёрной икрой. Возьмёшь этак блинчик пухленький, румяненький, горяченький, положишь себе на тарелочку и смотришь на него, подлеца, да этак пристально, со смыслом, покуда глаза не заболят. Потом маслицем его топлёным, горяченьким смажешь, поверху икорку этаким нетонким слоем пустишь. Скатаешь всё это в трубочку…

– Скажешь тоже – чёрной икрой на блины да в наше-то нелёгкое время, – засомневался Сидор.

– А мне намедни двоюродный брат с Сахалина прислал аж три килограммовые банки кетовой икры. Так вот, значит, скатаешь блин с икрой в трубочку и так смотришь на него пристально, пальцами в воздухе играешь и облизываешься. Потом рука начинает тянуться – сама собой, разумеется, – к запотевшему графинчику с водочкой, да так, что аж внутри что-то сначала защемит, а потом щёлкнет. Налил, значит. Мысленно кому надо хвалу воздал, и, понимаешь ли, хлабысть, то есть – туда её родимую, и ждёшь пока она не расползётся по всему нутру. А как расползлась, то тут уж не зевай, а быстренько приступай к блинчику с икрой. В рот его ложишь, подлеца, этак степенно, с расстановкой, откусываешь, а он у тебя во рту так и тает, так и тает. И ничего ты с этим не поделаешь. Дальше – больше…

– Ты прав, Никифор, уже поздно, – не дал договорить Сидор, заторопившись вдруг домой. – Иди, одевайся. Ждать тебя буду у выхода.

Через пять минут оба шагали по заснеженной улице. Вечер выдался безлунным, но всё небо было усеяно звёздами. Под ногами похрустывал снежок, куда-то торопились прохожие.

– С душевным удовольствием, благоговением и теплом вспоминаю, как в прошлую масленницу был приглашён к Елистрату Хайбýдэ, отужинать. Ты его должен знать. Великий меценат по части гастрономических услуг и культуры застолья. Такой скромный, приветливый, гостеприимный. Душка! Благодарю его, мол, большое историческое вам за это спасибо, а он мне: «Господи! Да ладно, чего уж там!»

– А он, случайно, не родственник нашего завхоза? – спросил Сидор.

– Ну да! Такой же родственник, как ты нашему сантехнику троюродный дворник. Так вот, чего только на столе у него не было. Публика всё изысканная, страх как любит что-нибудь этакое. Водит он меня вокруг стола на манер гида, понимаешь ли, и рассказывает. Вот, мол, маринованные угри с маринованными огурчиками. А вот, на блюдечке, сыр фламандский со слезой. Рядышком – в собственном соку, кусочки селёдочки, выложенные лучком, нарезанным колечками. Чуть дальше – тонкие ломтики осетрины и семги с икрой, сельдь с горчичным соусом, кильки, сардинки. Мобилизовал своё воображение?

– Мобилизовал! – простонал Сидор, судорожно глотая слюну. – Дальше, дальше что?

– Тогда слушай…

– Привет, членистоногие! – донёсся из-под фонаря девичий голос. – Эй! У которого брюки в клеточку, дай сигареточку!

Мужчины поравнялись с женской фигурой, маячившей на углу перекрёстка, переминавшейся от холода с ноги на ногу и зябко кутавшейся в полушубок.

– Ну чего уставился на меня, как чайник на сковородку? – незамедлительно последовала реакция.

– А-а, Сонька-пипетка! – признал Сидор в окликнувшей их женщине представительницу «интеллектуального» труда, работающую в сфере предоставления интимных услуг на дому. – Ну, привет-привет, клубничка ты наша! Как и всегда – на боевом, ответственном посту?

– Так точно!

– Замёрзла небось?

– Не то слово! Зябну, как суслик на пеньке в нелётную погоду. А главное – никто замуж не берёт. Так как насчёт закурить?

Просьба Соньки-пипетки была тут же удовлетворена.

– Ну, всяческих успехов тебе, Сонька, на твоём нелёгком, неблагодарном трудовом поприще! Бывай!

– Покедова, мальчики! Гуд бай и ай-лю-лю! – донеслось вслед удалявшимся мужчинам.

– А дальше-то что? Что дальше? – попытался возобновить прерванный разговор Сидор, которому было невтерпёж. – Какие ещё блюда присутствовали у Хайбýдэ?

– Ну, за сардинками, как я уж говорил, следовала стерлядка, понимаешь ли, да этак кольчиками, омары. Ближе к центру – икорка красная в великолепном, прозрачном венецианском сосуде, обложенном кусочками льда. Вдоль стола, по центру, фазаны, заливной поросёнок, два прозрачных, закрытых крышками блюда с горячими раками. Ты только представь себе, каковы были эти мерзавцы – раки! Там же матлот из налимов. Я уже и не говорю о седле барашка, окороках, балыках, ветчине, колбасах. А каков был, скажу я тебе, черепаший суп вприкуску с горячими пирожками, начинёнными мясом австралийских кузнечиков? А бульон на мадагаскарских перепелах с малайзийскими древесно-земляными червячками. У-у, пальчики оближешь! Это было что-то!

Не обойду стороной и спиртные напитки. Стол – полон разных водок, коньяков, вин. Человек разносит на серебряном подносе хрустальные рюмки и бокалы. Второй – на таком же подносе, но чуть больше, бутылочки с горячительным и веселящим. Третий, по твоему указанию, заполняет рюмки и бокалы согласно твоего указания. Лично я решил отведать только два сорта вин – «Сен-Жюльен» и «Эль-де-Пердьи». Отличные полусухие вина, скажу я тебе. Затем рюмочку водочки смирновской откушал. За ней испробовал кофею с хорошей «гаваной». Что ещё надо простому смертному для полного счастья? Проиграл мысленно в голове всю важность ситуации, в которой я когда-то очутился, а?

– Полцарства отдал бы за подобную ситуацию, случись бы она со мной, – выдавил из себя Сидор Аляповатых.

– Да у тебя его никогда и не было, «царства» этого, – сообщил Никифор неприятную для Сидора новость. – Вот если б ты сказал, к примеру, мол, а ну их этих «бэчэ», забудем о них…

– А ну их этих «бэчэ», забудем о них! – слово в слово поторопился повтором заверить Сидор Никифора. – Что дальше?

В голосе его промелькнула робкая, маленькая надежда на большие гастрономические перспективы.

– Слово джентльмена?

– Чтоб я сдох! Слово моё твердо, как легированная сталь!

– Лады. Тогда пошли ко мне…

До позднего вечера в одном из окон квартиры Никифора Безаппеляционного не гас свет. Оба друга ели блины с икрой, заливая их бодряще-веселящими напитками. Вели приятные беседы на философские темы и каждый раз, после очередного возлияния, негромким дуэтом пели любимую ЖЭКовскую песенку:

Битте-дритте пень-колода через понедельник,

Жили-были не тужили – я и мой брательник.

Моя мама с моим папой так уж нас любили,

Что путёвку в жизнь большую дать не позабыли.

Мы науки не чурались в каждый третий вторник,

И теперь братан – сантехник, я же – старший дворник.

Трам-тара-рам-там, трам-там-там.

Разговоров о реформах в сфере ЖКХ больше уже не заводилось: их словно и не существовало.