Текст книги "Праведный грех"
Автор книги: Владимир Ушаков
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Ножка
Три приятеля сидели на завалинке. Дело было к вечеру, делать было нечего. Немного поболтали о политике, немного прошлись по косточкам соседей.
И тут у Юрастика родилась неординарная, но приятная идея:
– А не выпить ли нам по стаканчику?
– А кто побежит на станцию? – задал справедливый вопрос Санёк.
– А побежит тот, кто угадает, произошла ли со мной однажды или не произошла история, которую я вам сейчас расскажу. Согласны? Не угадаете – вы бежите, а угадаете – я побегу.
– Согласны, – закивали головами Санёк и Вовчик. —Давай валяй рассказывай. Ты мастер врать. Только, чур, честно. Если угадаем, то ты признаешь, что угадали. Посмотрим, проведёшь ли ты нас на этот раз.
– Сто пудов! Слово даю! Угадаете, так угадаете.
– Ладно, —взъерошил ладонью свою лысину Юрастик. – Готовы? Слушайте. Был я как-то раз в командировке. В Самаре. С аудиторской проверкой.
– А для тебя скорее, наверное, с иудиторской, – вставляет Санёк.
– Вот именно, с иудиторской. Пришло время домой возвращаться. На вокзале подхожу к билетной кассе. Объявление висит: «Билетов нет». А рядом вывеска: «Продажа билетов с рук запрещена. Купленные с рук билеты считаются недействительными». А прямо под этой вывеской стоят парни и предлагают билеты. «А куда?» – спрашиваю. «Да хоть куда», – отвечают. «До Москвы», – говорю. Парень назвал сумму в шесть раз больше фактической стоимости билета. «Что так дорого-то? Это ж натуральный, форменный грабёж!» – «А что делать? Это ещё дёшево. Мне самому совсем немного остаётся. Посчитай-ка: за бронь – плати, кассиру – плати, милиционеру – плати. Иначе не выживешь. Бизнес есть бизнес!» – «А мне как выживать?» – «А как знаешь. Здесь не благотворительная распродажа билетов». Купил билет. Позвонил домой жене: «Галочка! Выезжаю. Приезжаю поездом в 16:30 22-го». Мол, так и так, жди. А дело было в марте. Сажусь в поезд. Пробираюсь между пассажирами к своему купе, посматривая на номера… Открываю дверь купе, вхожу. И упираюсь прямо лицом в… ножку. Ножка без туфель, затянута в капрон. А запах исходит от этой ножки! Пряный, душистый, волнующий. Я ткнулся в ножку носом и ещё больше принюхался. «Ничего себе ножка мне подвернулась. Флюиды потрясающие!» – подумал я. А сверху на меня девушка удивлённо смотрит, как я к её ножке принюхиваюсь. Да и другие пассажиры тоже обратили на этот момент внимание. Я, друзья мои, доложу вам, на своём веку много разных ножек повидал. Но с таким ароматом эта ножка! Поверьте, всем ножкам ножка. Глянул вверх, а там очаровашка сидит, подвернув под себя другую ножку. Потом, в дороге, я слово за слово познакомился с владелицей этих стройнейших и милейших ножек. Короче, доехали мы до Пензы. Моя попутчица и говорит: «Юра, ты домой всегда успеешь. Я сейчас выхожу. Выходи и ты со мной. Погостишь немного у меня в Пензе. Нам будет чем заняться». А из пор её тела такая необузданная и не стреноженная страсть прёт прямо ко мне! Сошёл я с ней. Попутчицу мою, кстати, Светой звали. Входим в её квартиру. Я беру её на руки и несу прямо на диван. А Светка мне так хитровато говорит: «Юрочка, может, не надо сейчас? Может, после свадьбы?» «Нет, – отвечаю, – лучше теперь. Потому как муж может застукать, когда выйдешь замуж». Уговаривать её не пришлось… Поселился я у этой очаровашки. Вы б её видели! Весело прожили неделю. Она утруждала меня лишь любовными играми. Своим язычком рай нарисовала на моём теле. И больше ну ничем не утруждала! Только раз Светка сказала мне с юмором: «Юрчик, сходи, пожалуйста, дружок, в магазин за хлебом». А я ей тоже с юмором так отвечаю: «Сходи сама». В общем, весело было. Есть что вспомнить. Но, как известно, в любовных утехах время летит незаметно. «Влюблённые часов не замечают». Незаметно и 22 марта пролетело, то есть дата моего обещанного возвращения домой. Опомнился, что меня жена ждёт не дождётся, да уж поздно. Наверное, думаю, всех на уши поставила, меня в розыск объявила. Что теперь делать?.. Санёк, слюни-то подбери!.. Вообразите себе такую картину. В квартире Светы горит ночная лампа. На широкой софе под одеялом лежу я, Юра, обнажённый по пояс. Ко мне приникла, можно сказать прилипла, всем своим горячим потным телом обнажённая Света. Она меня страстно обнимает и целует. Её рука бродит по моей волосатой груди. Она пальчиком касается игриво то одного моего сосочка, то другого. Водит пальчиком по моему лицу, потом ниже… Я млею.
А она, мокрая во всех местах, шепчет: «Ну! Ну же! Юра! Ну в чём дело? Что с тобой? Что ты не весел? Что головушку повесил? Тебе плохо со мной?» – «Что ты? Как может быть с тобой плохо? Дело не в этом». – «Я догадываюсь, милый, в чём дело. Знаю, что ты, дурачок мой, маешься. Отпущу я тебя, коль хочешь, отпущу, хоть и не хотелось бы. Уж больно хорошо ты ко мне, ты по мне… ты мне пришёлся. Домой тебя тянет. Я понимаю». – «Да нет». – «Знаю, знаю. Тянет. Это и понятно, но звонить домой тебе уже не надо. Ты все сроки приезда просрочил. Много вопросов будет и крику. А дай ты лучше домой телеграмму, что, мол, задержался в дороге в связи с обстоятельствами». – «А причина?» – «Причина уважительная должна быть. Ты уж сам придумай. Только вот тебе одно моё условие, чтоб я тебя от себя отпустила». «Какое такое условие?» – спрашиваю я с холодом в животе. (Приятели зачарованные, затаив дыхание, слушают Юру.) Света, обнажённая, встаёт с софы, идёт к зеркалу. Садится у зеркала и начинает причёсываться. «Тебе со мной хорошо было?» – «Не то слово! Блаженство неземное, сказочное!» – «Тогда ты должен оставить о себе хорошую память. Напиши домой телеграмму так, чтобы и твоя супруга тебе поверила, и я не обиделась. Сможешь? Пока такую телеграмму не сочинишь, я тебя не отпущу. У меня навсегда останешься. Как у Хозяйки Медной горы». – «А может, тебе кувшин какой или вазу из мраморных сталактитов или сталагмитов выковать?» – «Кувшин не надо. А вот телеграмму писать надо. Выкручивайся, как хочешь». – «Ты, мать, просто как Царевна-лягушка». – «А за лягушку ты у меня сейчас получишь». Света снова ныряет ко мне под одеяло. И садится на меня верхом. Я стону, но всё же в порыве страсти спрашиваю: «Ну ты такие загадки загадываешь! Напиши то, не знаю что».
Лёня подвигается к Юре. Открывает рот.
– Ну и ты? Что? – аж подпрыгнул Санёк.
– А я что, лох какой? Придумал. Помозговал ещё денёк на трепетной упругой груди своей Светки. Потом с общей тетрадью в руке сел на кровать. Руки-то у меня заняты, так Светка поит меня кофе из чашечки. Кладёт в мой рот булочки с подвижного столика, стоящего рядом, конфеты, печенье и снова даёт кофе. Запить. А я пишу телеграмму с набитым ртом: «Садился в поезд». Показываю Светке тетрадь с записью: «Верно?» Света ерошит мои волосы: «Верно, красавчик». – «Правильно? Так было? Тебе не обидно?» – «Пока не обидно». Пишу дальше: «Подвернулась нога». – «Правильно?» – «Верно. Подвернулась тебе моя ножка». Дальше: «Лежу». – «Я ведь сейчас лежу?» – «Лежишь. Всё верно». Дальше: «Обнимаю. Целую». Я отставляю чашку с кофе, обнимаю и целую Свету. – «Я ведь тебя сейчас обнимаю и целую». – «Обнимаешь и целуешь». – «Всё правда?» – «Правда». «Скоро буду. Твой Юра». – «Я ведь и твой Юра?» Тут Света набрасывается на меня со слезами: «Мой! Мой! Хороший! Не отдам я тебя никому!» – «Но ты же обещала!» Света всхлипывает: «Обещала… Обещала… Ты свободен. Езжай в свою дурную Москву! К супруге. Завидую я ей. Ты мой хороший! Люби меня, дорогой! Крепче люби на прощание!» Света припадает ко мне, и мы, обнявшись, обвивая друг друга руками и ногами, крутимся по софе. Направо, налево. Ловя оргазм за оргазмом. Сваливаемся с софы в обнимку на пол, но продолжаем, катаясь по полу, обнимать друг друга, любить, отдаваясь друг другу по полной программе… Вот так я и вышел, мужики, из щекотливого положения. И целых две женщины остались мною довольны: и супруга, и Света из легендарного теперь для меня города Пензы. Правда это или нет? Была со мной такая история?
– Скорее правда. Мы ж тебя, бабника, как облупленного знаем, – подмигивает приятелям Лёнчик.
– Почему бы и нет! Вполне, – соглашается с ним Санёк.
– А вот, друзья, и нет. На самом деле такая история действительно произошла, но не со мной. Так, услышал где-то от кого-то, – показал Юрка длинный язык приятелям.
– Ну ты меня, Юр, просто разочаровал, – вздохнул глубоко и огорчённо Санёк. – Я был о тебе лучшего мнения.
– Что делать? Зато обманул, – развёл руками Юрка.
– Да, провёл ты нас, артист. Тебе бы в кино сниматься, а не деньги считать. Я тебе поверил, а ты! – не унимается Лёнчик. – Нет, ты нас просто обидел! От такого ходока, как ты, мы такого просто не ожидали. Ты нас глу-убоко, можно сказать, унизил. А мы тебя другом всегда считали. А ты с нами так… не по-людски… Дружить-то с тобой после этого не хочется. Руки тебе не подам. Ишь, какой порядочный выискался!
– И я не подам, – спрятал за спину правую руку Санёк.
Юра посмотрел на кислые и разочарованные рожи пригорюнившихся приятелей:
– Да ладно, мужики, пошутил я. Чего приуныли? Произошла-таки эта история со мной. Было! На самом деле. Так всё и было. Не расстраивайтесь вы так. Чего расстроились? Вы угадали! Я проиграл. Режьте колбасу. А я пошёл на станцию, как договаривались.
Сестричка милосердия
Постоянные стрессы всё же сделали своё чёрное дело. Да это и понятно. Как-никак не мальчик уже. В общем, впал я в затяжную депрессию с плохим сном, апатией ко всему, прострелами по всему телу. Но, как говорят враги, если боли кочующие, то это даже хорошо. Хуже, если боль или неприятное ощущение сконцентрировалось в каком-то одном определённом месте нашего бренного тела. А у меня появился какой-то странный звон в ушах. Неясно. Этот звон отвлекал, раздражал, навевал невесёлые мысли. Не люблю я ходить по врачам. С самого своего светлого детства не люблю. Да и бюллетенить сейчас особенно не получится – вмиг выставят с работы. С нашим диким капитализмом шутки плохи. Вроде осознаёшь, что это просто идёт среди народа нормальная такая, здоровая борьба за выживание, естественный, так сказать, отбор или отсев. Но попасть в этот отсев, хоть и в очень даже естественный, как-то не хочется. Короче, когда этот непрошенный звон-перезвон мне вконец опостылел, я после работы поехал в другой конец города в коммерческую поликлинику, с которой у нашей компании договор на медобслуживание.
Поликлиника, надо признать, хорошая. Чисто так, уютно, телевизоры в коридорах на стенках болтами прикручены. Это раз. Картины – это два. Музыкальные центры в процедурных кабинетах умиротворяющей музыкой истекают. Это три. Улыбчивый, вежливый, внимательный персонал. Рай, одним словом. Никто не облает. Не пошлёт куда подальше. Даже непривычно, не по себе с первого раза.
Короче, пошёл я сначала к терапевту. Но дошёл не сразу. Увидел вдруг на подоконнике большой аквариум с большими толстыми красными рыбками.
Идёт мимо медсестра. Я её спрашиваю:
– Почём, сестричка, эти лечебные пираньи у вас для народа?
Медсестра смеётся:
– Вас в аквариум бесплатно засунем для лечения.
– Спасибочки, не надо, – ответил я и пошёл дальше по коридору.
Добрался наконец до терапевта.
Докторша мне и говорит:
– Вам надо сначала прививку от гриппа сделать.
Я ни в какую не соглашаюсь:
– Сроду прививки не делал. Болеть так болеть.
– Тогда давайте я вам давление померяю, – настойчиво предложила врачиха.
– А стоит ли?
– Надо же мне за мужчину как-то подержаться?
– А мне тогда за вас тоже можно будет подержаться? – игриво спросил я врачиху.
– Держитесь здесь, за мой локоток. Давление у вас нормальное. Голова не кружится?
– Только от успехов в работе. Суставы и косточки в пальчиках на ногах поламывают.
А сестричка, миловидная такая, опять прыснула.
Врачиха мне говорит:
– Вам надо по утрам, когда встаёте с кровати, руками вот так встряхивать и на носочках вот так прыгать.
Показала она мне, как надо прыгать.
– А я, доктор, именно так и прыгаю каждое утро к холодильнику за пивом.
Сестричка и терапевт смеются от души.
– Мария Ивановна, – обратился я к врачихе, – а что это у вас такая смешливая сестричка? Может, мне на ней жениться, чтобы ей жизнь мёдом не казалась?
– А жену свою куда денете? – поинтересовалась, улыбаясь, врачиха.
– А я её почти извёл. Надо теперь за молодую приниматься. Как вы, девушка, смотрите на такую перспективу?
– Лучше повременим месячишко, хорошо? – отшутилась она.
Согласился подождать и в хорошем настроении пошёл по другим врачам. Обошёл ещё трёх врачей, которые от широты души своей понавыписывали мне кучу импортных лекарств на кругленькую сумму. Я было ринулся в аптеку, но сначала решил посоветоваться с мамой.
А мама мне говорит:
– Ты, сынок, не спеши тратить деньги. Таким количеством лекарств и навредить себе недолго. Попробуй-ка пройти этих врачей заново. Пускай они ещё раз посмотрят, кто из них что тебе прописал.
Я так и сделал. Врачи как увидели рекомендации коллег и свои, так половину таблеток сразу отменили. Поняли, что переборщили. Но общеукрепляющие витаминные уколы всё же назначили – 60 штук. И не более. По два в день.
Ну, думаю, раз надо – значит надо. А дело было в конце зимы. Пришёл я на первый приём. Надел бахилы, как полагается. На обе ноги. Сижу в очереди. Недолго, прямо скажу, сижу. Не успел я как следует посидеть после дальней дороги, смотрю, открывается дверь. Из-за неё выглядывает миловидная медсестра и ласково меня к себе зовёт:
– Вы на укольчик?
– На укольчик, – отвечаю, неестественно растягивая губы в улыбке.
– Проходите, пожалуйста, – приглашает меня медсестра в кабинет, указывает рукой на койку, – вот сюда, за ширмочку. Готовьтесь и ложитесь.
Её слово «готовьтесь» я конкретно понял так, что однозначно надо снимать с себя штаны. А уколы, надо сказать, в последний раз мне делали ещё на заре моей счастливой юности. В зад. И чётко помню, что в стоячем положении. А тут мне ложиться предлагают.
Решил я уточнить, не оговорилась ли сестричка, впоследствии оказавшаяся Ниной:
– Скажите, пожалуйста, а стоя разве эти уколы сейчас уже не делают? Раньше, я помню, делали. Или это, так сказать, новое веяние такое в медицине?
– Почему же, делают, – ломая ампулу, говорит, не оборачиваясь ко мне, Нина. – Вы, наверное, давно не лечились уколами?
– Давно, – признался я, кося глазом на сестру.
– Ну и напрасно, – хихикнула было девушка и сразу посерьёзнела. – Вообще-то у нас так принято: если в руку, кровь, например, брать на анализ, – то сидя. Если в спину или предплечье – то стоя. А уж если в ягодицу, то непременно лёжа. Если не в походных условиях. Хотя…
«Смешливая сестричка попалась», – подумал я. Захотелось ещё что-нибудь ей сказать, таким образом, неосознанно оттягивая начало процедуры, но передумал, чтобы не задерживать страждущих в коридоре в ожидании уколов почтенных, полупочтенных и так себе пациентов. Ведь не я один такой за уколами явился.
– Пожалуйста, – обречённо говорю я сестре. – Лёжа так лёжа.
А сам про себя думаю: «Пока она в шприц жидкость набирает и ватку дезинфицирует, что и до какой степени я с себя снимать должен. Брюки и кальсоны, а потом уж трусы? Или всё вместе? Спустить всё с себя сразу, а потом лечь. Или же сначала лечь на кушетку и только потом приспускать?» И лихорадочно соображаю, как бы впопыхах случайно не оголить там у себя чего лишнего. И спросить-то некого, вот в чём вся штука. Вокруг никого. Сестру неудобно спрашивать. И впросак попасть запросто можно. И даже опростоволоситься. Если на это дело со стороны посмотреть, вроде бы всё очень просто. Ничего в этом сложного нет. Чего в этом такого мудрёного, портки снимать? Но это – бывалому пациенту. Тому, что со стажем. А новичку каково? И никакой инструкции, что и как, в каком порядке с себя снимать при делании уколов, при входе в кабинет, не вывешена. В общем, в положении «стоя» приспустил я всё, что на мне было, не самым лучшим образом, так что мне даже стыдно стало. И быстренько, пока сестра не обернулась, улёгся в глубоком смущении на кушетку, ощущая голым пузом прохладу клеёнки под простынкой, в волнении ожидая укола и заискивающе оглядываясь на сестру.
Сестра заметила мою растерянность.
– Расслабьтесь, расслабьтесь, – воркующим голосочком убаюкивает она меня, протирая ваткой на моей дергающейся ягодице место неизбежного укола. – Что вы так напряжены? Вам в какую колоть?
– А в какую не жалко. Я-то расслабился, а вот она не хочет, не слушается меня, – залепетал я, намекаю на свою попу. – Не привыкла, видимо, ещё. Не освоилась. Это её рецепторы так реагируют, а не я.
– Вот и всё, – сказала сестра.
– Что всё? – не понял я.
– Всё. Уколы сделаны. Одевайтесь. Пластыри не забудьте снять, когда будете душ принимать.
До меня дошло, что я уже получил свои два укола, но когда это случилось, даже и не заметил. Так, лёгкие шлепки – и всё. А где же сами уколы?
– Профессионал! Нет, профессионалка! – я был почти в восторге. – Это ж надо как влепила! И не заметил даже.
Хотя внизу и заныло от витамина В, я радостно натянул на себя все свои причиндалы и на прощание всем трём медсёстрам, находившимся в кабинете, неожиданно для себя самого выпалил:
– Спасибо! Это было великолепно! До скорого свидания! – гаркнул я, чем вызвал их более чем недоумённые взгляды.
Надо сказать, я легко освоил искусство быстро готовиться к уколам. А какие душевные беседы я вёл с медсёстрами! Приятно сейчас вспомнить. Например, сестра меня спрашивает: «Вам витаминчик сегодня куда колоть, в правую или в левую?» «В левую, – отвечаю я, считая уколы. – Впрочем, всё равно. Я уже сбился со счёта, куда витамин пошёл, а куда – алоэ». «Здесь не больно? А здесь? Вам бы сеточку йодную надо сделать, чтобы лучше витамины рассасывались», – тихо щебечет сестра. «Обязательно», – торжественно клянусь я. А на следующий день сестра мне говорит: «Сеточку, молодой человек, надо себе делать, а вы всю попу себе закрасили. Нарисуйте сеточку крупнее. Или вам некому?» Не знаю зачем, согласно киваю, а сам думаю: «Не пойду же я к соседке с просьбой написать мне на попке картину йодом, так сказать, „Йодный квадрат“». Но потом, дома, я всё же, изворачиваясь перед зеркалом, в угоду медсёстрам старательно наносил палочкой с ваткой себе на ягодицы ну очень крупную йодную сетку. Крупнее и красивее, наверное, не бывает.
– У вас кожа очень нежная, – говорит мне как-то Нина, – поэтому у вас вот здесь, в этом месте, лёгкое раздражение. И надо бы вам капустный листик прикладывать. Это тоже быстрому рассасыванию способствует.
– А как его крепить? – вдруг развеселившись, интересуюсь я. – Нитками к трусам этот листик пришивать или кнопками к попе прикалывать?
– Просто трусики плотнее наденьте, – смеётся сестра, – чтобы облегали.
– Так и сделаю, – заверяю я её.
– Да, – вздыхая, жалеет меня в следующий раз другая сестра. – Много вам уколов досталось. Мне вот в своё время всего семь уколов сделали, и то я вся изнылась.
– А у меня адское терпение, – нахваливаю я себя. – Просто адское. С детства. Вы все колете мастерски. Классно! Правда! Но вот потом, когда начинается всасывание…
Через три недели процедур из разговоров медсестёр узнал, что ту, что постарше, зовут Светланой, что она замужем. Работала с мужем, врачом, несколько лет по контракту в госпитале в Чечне. Есть у неё и правительственные награды. Другая медсестра, Вера, лет 30, одно время летала с группой МЧС по горячим точкам России. А третья сестричка – Нина, оказывается, после училища работала в реанимационном отделении больницы. «Героини, да и только!» – думал я. В итоге все они оказались в этой частной клинике, где и коллектив хороший сложился, и платят нормально.
Как-то после уколов я ехал в трамвае домой и вдруг вспомнил. Был в моей жизни такой эпизод. Давно. На одной дружеской вечеринке я встретился со своим давним знакомым. Известным артистом. Он мне и говорит, когда мы вышли на кухню покурить: «А я, Юра, представляешь, женился недавно». «Правда? – удивился я. – Трудненько, однако, представить. Поздравляю! От всей души. Наконец-то. И на ком же?» «На медсестре», – ответил он, с хитрецой пристально глядя мне в глаза, ожидая моей реакции на сказанное. Я молчал. И по этой возникшей в разговоре паузе мой приятель, должно быть, понял, что я фактом такой его женитьбы более чем удивлён. А я и действительно не ожидал от него подобное услышать, поэтому и растерялся. Я подумал, что он мне сейчас так важно скажет, что женился, мол, на известной кинозвезде, певице или балерине Большого театра. На адвокате или директоре крупной фирмы. А он взял себе в жёны простую медсестру. Чем она сумела окрутить такого популярного? Чем его взяла? Артист ухмыльнулся: «Не одобряешь?» «Ну почему же», – промямлил я. «И зря! Глуп ты ещё, Юрочка. Поживёшь с моё – поймёшь».
Вот этот разговор и припомнился мне в трамвае. И осознал я, каким мудрым человеком оказался этот артист. Мы всё больше себе пару из своей среды, из общей сферы общения подыскиваем. И напрасно! Среди медсестёр жён себе искать надо! Потому что бессердечные люди, недобрые на этой тяжёлой работе не задерживаются. Быстро отсеиваются и меняют специальность. А уж если, можно так сказать, медсестра осталась медсестрой, верной своей профессии, работает с удовольствием, с чувством собственного достоинства! Неспроста великий испанский художник
Мурильо написал немало полотен, изображающих подвиг милосердия, в том числе и известную картину «Св. Елизавета, омывающая раны прокажённых», где он представил Елизавету прекрасной женщиной, не чуждой физического отвращения при виде язв и гноя, воплотив в этом образе всех сестёр милосердия. В России, в царские времена, сестёр милосердия даже отмечали разными серебряными нагрудными знаками. На жену-медсестру во всём можно положиться. Они и внимательные, и отважные, и чуткие, и стойкие, и нежные. Сто раз, получается, прав был тот мой знакомый артист.
Придя на 25-ю процедуру и улучив момент, когда на уколы больше никого не оставалось, я решил заговорить с медсёстрами. Обращаясь в первую очередь к Нине, которая мне чем-то необъяснимым приглянулась, завёл с ними такой разговор:
– А мы с вами, девушки, в какой-то мере коллеги.
Медсёстры посмотрели на меня с удивлением.
– Я в молодости работал переводчиком. И с гражданскими врачами самого широкого профиля. А когда в армии – то и с военными врачами. С медициной знаком не понаслышке.
– Значит, вас можно военврачом называть, – улыбнулась Светлана.
– Запросто. Благородная у вас профессия – работать с больными людьми. Сколько надо иметь подчас терпения и выдержки.
– Да уж, – соглашается Вера, – не каждый из вас – подарок.
– Но я-то подарок, не правда ли? Столько уколов безропотно, без слёз и рыданий принять, – выпрашиваю я у сестёр комплимент, шутливо буравя указательным пальцем стенку.
– Вы, пожалуй, штучный экземпляр, – произнесла Светлана, не глядя на меня и листая журнал записи процедур.
– Вот, – обрадовался я, что сёстры поддержали беседу, и затараторил, – а вы обратили внимание, уважаемые, на мою фамилию, которую я называю каждый раз, когда являюсь к вам на приём?
– А что в ней особенного? Макаров. Таких много, – продолжая читать свои записи, сказала Светлана.
– Не скажите. Простая, да не очень. Это адмиральская фамилия, —понесло меня. – Был такой адмирал. Порт-Артур оборонял от японцев. Вернее сказать, хотел оборонять, но погиб на крейсере немного раньше. От мины.
– Так это ваш близкий родственник? – хихикнула в ладошку Нина. – То-то мы обратили внимание на вашу стройную фигуру и офицерскую выправку. Оказывается, вы из адмиралов будете.
«Обратили на меня внимание!» Я чуть было не подпрыгнул от радости и заметил, что Нина вдруг густо покраснела, не ожидая, видимо, от себя такой прыти и испугавшись, наверное: не усугубила ли она, обращаясь так фривольно с неизвестным мужчиной? А вдруг он обидится и нажалуется на неё руководству? Тогда проблем не оберёшься.
Услышав такие добрые слова, которые и кошке были бы приятны, увидев, как смутилась и зарделась девушка… во мне что-то дрогнуло. Просто бальзам на душу!
– Нет. Я не из адмиралов. Это я так. К слову. Чтоб разговор завязать. А спортивную форму я, да, стараюсь поддерживать. В этом году что-то не очень получается. Только дома гимнастику делаю. В бассейн, например, ходить несподручно, далековато. И я почему-то после бассейна всё время простужаюсь.
– А после бассейна надо немного посидеть в помещении. Перед выходом на улицу, – заметила Вера.
– Наверное. А мы всё спешим, спешим. К тому же мне 25-метровые бассейны не подходят. Мне 50-метровый подавай. С дорожками. Чтоб простор был. А то у меня натура, как видите, широкая, – выпятил я грудь. – Тогда я два-три километра проплыву – и порядок.
– А в маленьком, – поддержала меня Вера, – какая-нибудь бабуля тебя рукой заденет…
– Или ты сам кому-то в лоб ногой закатаешь, а потом разбирайся, кто прав, кто виноват, кто первый начал, – продолжил я её мысль.
– Лично я лыжи люблю, – робко вновь вступила в разговор Ниночка. – Но зима какая-то… То лёд, то слякоть.
– А вот лыжи не по мне, – сказала Вера.
– Каждый вид спорта, – наконец убрав в ящик кипу журналов, встала из-за стола Светлана, – для каждого человека очень индивидуален. Это ведь не просто так кто-то говорит, что ему волейбол или баскетбол не нравится. Может, и очень даже нравится, но вот кости его скелета так сложены, что иному просто природой не дано этим видом спорта заниматься. И не надо себя в этом случае насиловать. Только то, что доступно.
Было видно, что девушки разговорились с удовольствием.
– Вот, например, – разошлась Светлана, – коньковым шагом на лыжах далеко не каждый может бегать. Или я. Я никогда 100-килограммовую штангу не поднимала. На фига надо!
Все дружно рассмеялись. Чувствовалось, что мы начали сдруживаться. Но надо и честь знать. Рабочий день у медсестёр закончился. Было видно, что они устали. А уходить так не хотелось!
– Ну, мне пора. Я вас заболтал, наверное, задержал. Уж извините. У вас ещё столько дел. Прибраться надо. Знаете, девушки, почему я так разговорился? Просто среди вас, таких хороших, я душой оттаял. У меня на работе и поговорить-то не с кем. Одни компьютеры. А вы такие… С вами так легко. Ладно, до свидания. Спасибо за лечение.
Я раскланялся и вышел из кабинета под доброжелательными взглядами медсестёр. «Интересно, что они обо мне сейчас говорят? Обсуждают или осуждают?» – думал я, снимая с ботинок бахилы И машинально чуть было не положил их себе в карман.
Всё в жизни проходит. И время процедур – тоже. Я купил коробку дорогих шоколадных конфет. Получив два своих последних укола, достал конфеты из кейса и положил их на стеклянный стол:
– Светочка, Верочка, Ниночка, это вам с благодарностью за лечение и внимание. Конечно, в клинике пациенту говорить «До скорой встречи» как-то неуместно. Если смогу быть вам чем-то полезен по жизни, то вот мои визитки. Я всегда к вашим услугам. Звоните. Буду рад вам помочь, чем смогу.
Сестрички поблагодарили меня за подарок, пожелали окончательного выздоровления. А я перед уходом, улучив момент, наклонился к Нине, стоящей ко мне ближе других:
– Ниночка, можно вас на несколько слов. В коридор.
– Сейчас освобожусь и выйду, – сказала медсестра.
Через две-три минуты румяная, зардевшаяся Нина выпорхнула из кабинета, села рядом со мной на диван, подогнув по-детски под себя ножку, и вытянулась как струна передо мной, широко открыв глаза и застыв в трепетном, как мне показалось, ожидании.
– А вам, Ниночка, я ещё хотел подарить на память вот эту кассету, – я полез в карман пиджака, – с красивой музыкой. Это не сегодняшняя туфта.
– Спасибо, – сказала Нина, принимая кассету. – Это ваши любимые вещи?
– Да, это мои любимые. Клайдерман, Хампердинк. Надеюсь и вам они понравятся. Будете слушать и вспоминать человека с адмиральской фамилией. Кстати, а я так и не знаю… Как же ваша фамилия?
– Моя фамилия справа налево и слева направо звучит и читается одинаково. Авонова. Но я спешу, извините. Ещё раз спасибо за кассету. Работы ещё много.
И быстро скрылась, возбуждённая, за дверью кабинета.
Через несколько дней я Нине позвонил:
– Будьте добры, пригласите к телефону Авонову Нину.
– Я слушаю, – раздался мягкий голос Нины.
– Нина, вас приветствует Юрий Макаров, тот, что недавно у вас лечился.
В трубке молчание. Затем:
– Здравствуйте, Юрий.
– Нина, я… Когда вы сегодня заканчиваете работу?
– В 20:00.
– А я мог бы вас встретить у поликлиники и проводить?
– Юрий, – в трубке на несколько секунд повисла тишина. – Я полагаю… мне кажется, что вы хотите… что вы начинаете за мной ухаживать.
– Правильно понимаете.
– Не надо этого делать. У меня… уже есть, как бы это точнее сказать, поклонник, что ли. Вернее – жених. Так что…
– И что, хороший?
– Мне нравится.
– Тогда… желаю вам счастья, – горестно выдавил я из себя и положил трубку.
Озадаченный, стал рассуждать: «Но ведь она обратила на меня внимание? Обратила. Отметила мою фигуру? Отметила. Робела и смущалась? Робела и смущалась. Так почему же отказ? Просто со мной кокетничала?»
Мне стало горько и обидно, что меня так сразу отвергли. Но в то же время я понимал, что не должен досадовать на то, что увлёкся этой действительно милосердной сестрой, которая честно и вовремя меня тормознула. А ведь другая на её месте могла бы и покуражиться надо мной, потрепать нервы, поиграть со мой, как с мышкой, выжать из меня, влюблённого, живительные для себя соки. И за что мне пенять на себя, если я снова не ошибся в человеке?
Я глубоко вздохнул и углубился в изучение прайс-листа коммерческого предложения. Хотя с недельку-другую на душе было пасмурно и ныло, зато физически я вскоре пошёл на поправку. Что меня вылечило? Таблетки? Уколы? Или же на меня так оздоравливающе, лучше всяческих лекарств, подействовала эта милая сестричка милосердия?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.