Текст книги "Шёпот стрекоз (сборник)"

10

При въезде в посёлок, в тени развесистого клёна, стояла отделанная белым сайдингом торговая палатка. На синем фоне вывески крупными белыми буквами было выведено «Продукты» и более мелким шрифтом пониже «ИП Козлофф Е. И.».

Матвейка так разогнался, что не успел притормозить, и колесо его велика с грохотом ткнулось в белую стенку. Палатка вздрогнула. Матвейка отбросил велик в сторону, сунул раскрасневшуюся голову в окошко.

– Вода есть?

Продавщица невозмутимо вытерла пот со лба, отпила из маленькой бутылочки мутной желтоватой жидкости.

– Чего хулиганишь? Чуть хоромы мои не завалил.

– Я спешу.

– Что за спешка в такую жару…

– Вода есть? – повторил Матвейка в нетерпении.

– Выпили воду. Только соки да кола. Такого лета отродясь не помню. Хоть бы гроза, что ли… Сижу, как в микроволновке. Вот лимонную дую. Сама состряпала. Говорят, помогает.

– Тогда кока-колу. Самую большую!

– Не лопнешь, мальчик? В жару надо пить по глоточку. И не сладкое, а кисленькое что-нибудь. Иначе сердце надорвёшь, а всё равно не напьёшься. Пятьдесят рублей.

Матвейка протянул продавщице полтинник, схватил двухлитровую бутылку кока-колы, мигом скрутил крышку, отбежал в сторону и вылил содержимое под кусты.

Продавщица охнула. Витька взвизгнул по-девчачьи.

– Ты чего сделал?! Я пить хочу!

– Перебьёшься. Некогда.

– Мальчик, ты здоров? – спросила удивлённая продавщица.

Матвейка дёрнулся нервно.

– Мне нужна пустая бутылка!

– Сказал бы, я б тебе пустую нашла. Забесплатно. Зачем добро переводить. Она, конечно, гадость несусветная, но денег стоит.

– Ты зачем вылил! Я бы выпил.

Матвейка сунул бутылку под майку, поправил цепь, вскочил на велик.

– Из родника попьёшь. Ты и так мокрый.

– На мои деньги купил и вылил всё.

– Я же сказал, отдам! – отрезал Матвейка, неистово накручивая педали.

– Да-а… я пить хочу! – гундосил Витька. – Из меня вся вода вышла…

– Отстань!

– Не отстану, пока деньги не отдашь! – кричал Витька вслед.

– Как хочешь, – ответил Матвейка, не оборачиваясь.

Он изо всех сил катил обратно, к лесу. Через минуту-другую ошарашенный Витька пришёл в себя и, несмотря на то, что силы почти оставили его, последовал за другом.

Продавщица высунулась в окошко.

– Ишь, и жара им нипочём. Кросс у них, что ли… Мучают ребятишек почём зря.

11

Как только мальчишки подъехали к ельнику, Витька критически расслабился – повалился в изнеможении на знакомый бугорок и ухватился за живот.

– Всё… умираю… иди один… а я здесь… подожду…

Солнце спряталось за одинокую, неизвестно откуда взявшуюся, тучку. Свет приугас. Подул слабый ветерок. Стало легче дышать.

Матвейка сплюнул, положил велик на землю. Затем лёг на спину, раскинул руки и сказал с затухающей интонацией:

– Привал… пятнадцать минут….

Витька лежал рядом и некоторое время косился на торчащую из-под майки друга бутылку. Майка вылезла из штанов, и бутылка наполовину оказалась на свободе. И с каждым выдохом высвобождалась всё больше и больше, издавая от трения пластика о живот жалобно-визгливый звук. Матвейка лежал неподвижно, как убитый. Вдруг он застонал и прошептал «мама!», очевидно во сне.

– Мотя… – тихо позвал Витька.

Матвейка не отозвался. А бутылка, уже почти целиком высвободившаяся из-под майки, сползала к земле. Неожиданный порыв ветра отделил её от Матвейки и покатил с бугорка в сторону дороги.

Витька напрягся, сел, поглядывая то на Матвейку, то на бутылку. Матвейка спал, и так глубоко, что, казалось, не дышал. И Витька решился. Вскочил, побежал за бутылкой. Поднял её, оглянулся. Матвейка лежал в той же позе. Тогда Витька по высокой нехоженой траве, росшей по ту сторону дороги, поскакал к оврагу и забросил вожделенный сосуд в непроходимые заросли крапивы. Затем быстрым шагом, зигзагом, вернулся на прежнее место.

Надо сказать, в этой невинной (невинной, по его, Витькиному разумению) шалости не было ничего предосудительного. Ну, схитрил мальчик немного. Что в этом особенного? Просто он очень устал, и ему захотелось домой. А стремлению Матвейки добыть живую воду он изначально не придавал существенного значения. Ну, прогулялись немного, пора и честь знать. И нельзя же, в самом деле, всерьёз думать, что будто бы где-то на свете есть такая вода, которая способна оживлять мертвецов. Сказки всё это!

Витька удовлетворённо шмыгнул носом, потёр ладони и закрыл глаза. И на его лице нарисовалась едва заметная улыбка.

Солнце снова выплыло из-за тучки, продолжая жарить обезвоженные мальчишеские телеса. Матвейка очнулся, взглянул на блаженную физиономию друга, шлёпнул по его животу. Витька испуганно согнулся.

– Ты чего?!

Матвейка вскочил на ноги.

– Хорош дрыхнуть, подъём!

Витька изобразил просыпание: с недовольным видом потянулся, вынудил себя на зевок.

А Матвейка деловито заправил майку в штаны и вдруг спохватился, стал ощупывать себя, словно не веря своим глазам. В горле образовался ватный ком.

– Где? – выдавил он почти беззвучно.

Витька состроил удивлённые глазки.

– Чего?

– Бутылка где? – вскричал Матвейка.

– А я откуда знаю! Я спал…

Матвейка бегал кругами по бугорку, надеясь отыскать пропавшую бутылку.

– А когда ложился, она была при тебе? – с интонацией сочувствующего следователя спросил Витька.

– Не помню…

– Значит, по дороге выпала.

– А всё ты виноват!

– А я-то тут причём?

– «Умираю»! «Иди один»! Нечего было валяться тут! Только время потеряли!

– Да никуда он не денется твой родник! Завтра приедем, сумку возьмём и бутылок сколько хочешь, – Витька поднял велосипед и поставил его рулём в сторону дома.

– Мне сегодня нужно! Завтра будет поздно!

На дороге показался дачник в белой панаме. Он, было, проехал мимо, но вдруг остановился в отдалении, повернулся к друзьям, снял очки, спросил просто:

– Какие-то проблемы?

– Да нет, – ответил Витька, мельком взглянув на Матвейку. – Никаких.

– Живой воды набрали?

– Да нет… не во что…

Дачник в панаме надел очки, развернулся, подъехал к друзьям. Удушливо запахло одеколоном.

– А говорите, нет проблем. У меня посуды всякой завались. И банки, и бутылки. Могу презентовать.

– А из-под «кока-колы» есть? – не выдержал Матвейка.

– Да хоть из-под «спрайта», хоть из-под «швепса», хоть из-под «пепси». На любой вкус. Я когда-то увлекался этими напитками. В результате печень сорвал. А теперь поумнел. Только проверенную минералочку употребляю. У вас как со здоровьем? В порядке?

Матвейка пожал плечами. А Витька ответил:

– В порядке.

– Ну и отлично! Ну что, поехали? Тут рядом. И километра не будет. Дам хоть с десяток.

– Забесплатно? – поинтересовался Витька и машинально ощупал свой карман.

– Да, если хотите, сам заплачу, – засмеялся дачник. – Самому надоели. Только захламляют сарай. А вы за это подскажете, где он, этот родник. Может, и я подлечусь. Повезло вам. Крупно повезло… – дачник как-то странно причмокивал и с каким-то особым вниманием оглядывал мальчиков, почесывая волосатую грудь. – У меня, правда, дела в городе… ну да ладно, на полчасика задержусь. Дуйте за мной.

Дачник в панаме энергично оттолкнулся загорелой ногой и поехал к посёлку.

– Ты чего! Сам говорил… – удивился Витька.

– Молчи! Так надо. Только возьмём бутылку и сразу к роднику.

12

Когда миновали палатку и свернули на едва видневшуюся в траве и уходившую в сторону от посёлка дорожку, Матвейка забеспокоился. Он нагнал дачника в панаме и заявил с напором:

– Вы сказали, у вас дача в посёлке!

– Ну, какая может быть дача в посёлке, – усмехнулся дачник. – Около посёлка. На берегу реки. Да мы уже и приехали. Вон видите бытовку на склоне? Это и есть мои скромные владения.

И действительно, вскоре они приблизились к небольшому участку, огороженному частым и аккуратным штакетником. Из-за деревьев реки не было видно, но были слышны звуки моторок. Обособленность участка объяснялась довольно крутым уклоном. Не всякому понравится работать на земле, сознавая, что при первом хорошем дожде его земледельческие труды могут быть смыты в реку. Сквозь щели штакетника был виден железный вагончик с полукруглой крышей, с зарешёченным окошком. Он стоял вдоль склона, одним боком опираясь на землю, другим – на сваи. По стенам, между клочьями облупившейся краски, живописно расплывались пятна ржавчины. От вагончика сбегала вниз ступенчатая дорожка. Она огибала чёрный ствол могучего дуба и терялась в зарослях ивняка. Матвейка прислонил велик к забору.

Какое-то время дачник возился с замком. Ключ никак не хотел проворачиваться.

– Надо бы маслица – в скважину, забыл! – сожалел дачник, дёргая ключом вправо-влево. – С маслицем ход будет мягче. Так ведь? – обратился он в Матвейке, сладко улыбаясь.

Матвейка насупился, еле заметно повёл плечом.

– А каким маслицем, сливочным? – заинтересовался Витька.

– Ишь какой богатей! Сливочное для другого сгодится. Растительным, разумеется. Лучше всего нашим отечественным, подсолнечным, от него запах аппетитный и долго не высыхает, – ответил дачник, и в этот момент ключ со скрежетом провернулся в нужную сторону, и дужка замка вышла из паза.

Дачник распахнул калитку.

– Прошу!

Матвейка шагнул, но вдруг почему-то остановился.

– Смелее! – подбодрил дачник. – Моё хозяйство в вашем распоряжении. А велосипеды можно у калитки оставить, – сказал дачник, обращаясь персонально к Витьке. – Тут у нас тихо. Воровать не воруют.

Около вагончика земля было утоптанной, а на остальном пространстве участка рос бурьян мальчишкам до подбородка, среди которого преобладали пожелтевшие от зноя метёлки крапивы, и из которого в одном месте виднелись складированные по правилам – с продухом между слоями – широкие и уже почерневшие доски, а в другом – накренившаяся, проржавевшая насквозь, железная бочка.

– А как вас зовут? – поинтересовался Витька.

Дачник отшвырнул лежавший на дороге обломок кирпича.

– Да как зовут… обычно зовут… «Эй ты, мужик!» – дачник рассмеялся, радуясь собственной шутке. – А твоё имя, если не секрет?

– Не секрет, Витька.

– А у товарища твоего есть имя?

– Давайте нам бутылку, и мы пойдём, – отрезал Матвейка. – Нам некогда.

– Будет вам бутылка, строгий малыш. Без проблем, – дачник полез в карман за другим ключом.

– Я вам не малыш, – буркнул Матвейка.

– Да ты не обижайся, я страсть как люблю пошутить. А зовут меня Арнольд Альбертович.

– А где у вас огород, Арнольд Альбертович? – продолжал расспрашивать Витька.

– Огород? Не успел с огородом, Витёк. Недавно купил. Тут много чего делать надо. Траву покосить. Террасок наделать. Укрепить их по правилам. Иначе весь мой огород смоет дождём.

Попасть в вагончик оказалось намного проще – замок был новеньким, аж сверкал на солнце. И дачник, перед тем, как вставить ключ, с какой-то нескрываемой нежностью провёл по нему пальцами. Когда со свистом и скрежетом отворилась железная дверь, из вагончика пахнуло жаром, как из духовки. Матвейка невольно прикрыл лицо руками.

– Ничего, сейчас проветрится, – подмигнул дачник Витьке и шагнул внутрь.

Матвейка и Витька зашли следом.

– А вон и бутылки, как обещал, – дачник указал на гору пустых пластиковых бутылок в дальнем углу вагончика. – Не стесняйтесь. Берите, какие понравятся и в любом количестве. А я пока к реке спущусь за водой. Полы освежить.

Дачник взял стоявшее у выхода пустое ведро, вышел из вагончика.

Мальчики кинулись к бутылкам и не заметили, как дверь в этот момент с визгом захлопнулась.

Матвейка схватил две попавшиеся под руку бутылки и рванулся к выходу. Но дверь оказалась запертой. Матвейка двинул по ней плечом. Дверь не поддавалась.

– Что? – испуганно спросил Витька.

– Он запер нас.

– Как запер?

– Очень просто, на замок.

– Зачем? – голос Витьки от неожиданно накатившего страха полез вверх. Он подскочил к двери и тоже со всей силы бухнул в неё плечом.

Вагончик задрожал, но дверь оставалась неприступной.

– А всё из-за тебя! – взорвался Матвейка. – Говорил, не разговаривай с ним, говорил? И вот, пожалуйста, попали в ловушку.

– В какую ловушку? – Витька припал спиной к стене, поскольку у него сильно задрожали коленки, захныкал: – Почему в ловушку? И причём тут я? Ты сам захотел… за бутылкой! Надо было домой ехать.

– Заткнись! – Матвейка собрал пальцы в кулак и забарабанил по железу. – Откройте! Откройте дверь! Дяденька! Арнольд Альбертович! Откройте!

13

Прошло с полчаса. Вагончик был накалён до такой степени, что скоро стало трудно дышать. Окно не открывалось. И разбить стекло оказалось невозможным, поскольку изнутри оконный проём тоже был забран прочной решёткой, но с более мелкой ячейкой.

А дачник всё не возвращался.

Матвейка шарил по закоулкам вагончика в поисках выхода. А Витька полулежал на полу, мокрый и зелёный, с выпученными глазами. Почти как тот мифический инопланетянин, о котором он недавно рассказывал своему другу. Ему было совсем плохо.

– Меня шас вырвет…

– И пусть! Легче станет, – деловито заметил Матвейка.

– Да-а, – простонал Витька. – Тебе хорошо… Тебя жара не берёт…

Матвейка продолжал настойчиво обследовать железную западню.

– Он, наверное, украл мой велик… – плакался Витька. – Что я папе скажу!..

– На фиг ему сдался твой велик!

– А зачем он тогда… нас тут…

Витька не успел договорить, как всё его обеденное меню – печёнка с картошкой, пирожки с мясом, творожники и компот – жёлто-зелёной слизью неожиданно вырвались наружу и залили деревянный пол. Позеленевший Витька отполз подальше от дурно пахнувшей лужи и заговорил не своим голосом:

– Ну вот… Пить хочу!..

– Потерпи… я, кажется, что-то нашёл…

Раскидав гору бутылок, Матвейка наткнулся на подгнивший край половой доски с дыркой на месте выпавшего когда-то сучка. Он просунул два пальца в дырку, потянул на себя, и тут же часть доски рассыпалась в труху, и в полу образовалось отверстие, в которое свободно проходила рука. Матвейка припал к полу и увидел склон поросший крапивой. К счастью, эта сторона бытовки стояла на трубчатых сваях. И при желании, нырнув в дыру, можно было оказаться на свободе. Но дыра была слишком мала. Матвейка попытался оторвать доску, но у него не хватало силёнок. Доска подгнила только у сучка, остальная часть оставалась довольно крепкой. При некотором усилии она пружинила и снова возвращалась на место. Требовался рычаг. Матвейка окинул взглядом вагончик. У самой двери, в углу, стояли лопаты и арматурный пруток, измазанный в мазуте. Он подхватил ребристый кол, который на конце был заточен под лом, всунул заострённый конец меж досок и нажал. Послышался слабый треск, но доска оставалась на месте.

– Ползи сюда! – скомандовал Матвейка.

– Зачем? – слабо отозвался Витька.

– Ползи ко мне, сказал!

Витька сморщился то ли от боли, то ли от запаха тошнотворной лужи, то ли от того, что именно сейчас, когда он был не в состоянии даже нормально дышать, приходилось совершать усилие и куда-то ползти.

– Скорей! – поторапливал Матвейка.

– Я и так… спешу… – отвечал Витька, словно сонный паук, едва передвигая конечностями.

Наконец, он дополз до образовавшейся в полу дыры и, вылупив глаза, с размаху упал на неё лицом.

– Ты чего? – Матвейка попытался поднять друга, но тот был слишком тяжёлым.

– Я… дышу… – не сразу глухо ответил Витька, и спина его заходила вверх-вниз, как у хорошего насоса.

– Потом! Потом будешь дышать!

Витька медленно распрямился.

– Жми на лом! – приказал Матвейка.

– Зачем?

– Жми, сказал!

Витька взялся руками за пруток, навалился, но тут же отпустил руки и ухватился за горло – тошнота возвращалась.

– Не могу…

– Тогда садись на него, для тяжести, а я буду жать!

– Да-а, он грязный.

– Садись!

– Тебе хорошо говорить, ты лёгкий…

Витька медлил, но только он сел, раздался явственный треск, и полуметровый кусок доски, совершив молниеносный кульбит, исчез в образовавшейся прорехе. Со второй доской было проще – на расстоянии тридцати-сорока сантиметров от стенки на ней был огромный сучок, почему она в этом месте мгновенно и переломилась. А третья никак не давалась, слишком плотно была пригнана к соседней, и её невозможно было поддеть. Но и эта, с большим трудом проделанная в полу прореха, – чуть более двадцати сантиметров в ширину – могла быть для пленников неожиданным спасением. Матвейка просунул в неё ноги, подтянул живот и в считанные секунды очутился снаружи. Только руку слегка ободрал. От радости он даже не заметил, что упал на колючую перину из крапивы.

– Теперь ты! – приказал Матвейка, оглядевшись вокруг.

Витька окунул ноги в дыру, опёрся на руки и стал спускаться, но когда дело дошло до живота, безнадёжно застрял.

– Давай! – подбадривал Матвейка.

– Не могу, – пищал висевший на животе Витька и по его щекам ручьём лились слёзы смешанные с потом.

– Живот подбери!

– Не подбирается, – Витька панически размахивал руками и дёргался, как заяц, угодивший в капкан.

Матвейка шепнул «погоди, я щас!» и исчез.

– Ты куда? – жалобно позвал Витька.

Матвейка обошёл вокруг вагончика и, убедившись, что никого поблизости нет и что дверь действительно заперта на замок, тут же вернулся.

– Дай мне ломик.

Витька кряхтел и беспомощно водил руками:

– Я не могу… не достаю…

– Тогда залезай обратно!

– Зачем?

– Не хочешь, виси. А я домой поехал.

– Подожди! Не бросай меня! Я постараюсь!

– Постарайся. И жди меня, я скоро.

– Ты куда? – завопил Витька.

Но Матвейка уже спускался по ступенчатой тропинке вниз, туда, где по словам дачника должна была быть река.

А Витька, кряхтя, сопя и хныкая, наконец, ухитрился подняться в вагончик, лёг на пол и всунул голову в дыру. Так меньше донимала жара. А тут ещё комары совсем озверели. Безнаказанно прокалывали кожу и сосали кровь, где попало. Витька устал сопротивляться, лежал бревном и был не силах даже пальцем пошевелить, чтобы прихлопнуть очередного микроскопического вампира. В горле пересохло и горело так, будто там развели костёр. Всё тело зудело, а в голове плясали зелёные чёртики.

14

Тропинка петляла между стволов часто растущих молодых дубков. И Матвейка то и дело упирался лбом или грудью в сплетение веток. А тут ещё, как назло, серебристой пеной выпирали отовсюду купы ивняка, заполняя собой пустоты, оставленные дубовыми порослями, и затрудняя обзор. Темнота сгущалась. Матвейка двигался наугад и вскоре совершенно утратил ориентацию. Запаниковал, обо что-то споткнулся, хотел опереться на другую ногу, но она провалилась во что-то скользкое. Матвейка потерял равновесие, и его понесло вниз. Прутья хлестали по лицу, били под рёбра. Тропинка исчезла, а берег стал почти отвесным, так что Матвейке показалось, что он летит в неведомую бездну, что его затягивает в какую-то чудовищную воронку. На лету он хватался за ветки обеими руками, чтобы остановить падение, зацепиться и не дать воронке поглотить себя полностью. И в какой-то миг ему это удалось – изловчившись, он ухватился за попавшуюся под руку ветку потолще и повис на ней, как на тарзанке. И как раз вовремя – под ногами блеснула вода. Он огляделся. Сквозь чёрный змеёвник вывороченных корневищ на притопленном паводком берегу просматривалась гладь реки, розовая от заката. Висеть было трудно, руки сразу стали неметь, но Матвейка, сжав зубы, терпел, затаился, пытаясь понять, выдал ли он себя этим неожиданным падением. Где-то неподалёку послышались голоса и плесканье. Вдруг всё затихло.

– Шум слыхал? – спросил кто-то настороженным басом, манерно протягивая гласные.

Ему ответил другой, с теноровым подголоском, и Матвейка узнал его. Второй голос принадлежал дачнику в белой панаме с красным помпоном.

– Кто-то мусор скинул. У них тут свалка в овраге.

– Что, прямо у реки? А мы как эти… купаемся тут. Подхватим какую-нибудь халязию. И куда экологическая служба смотрит!

– Как и везде – туда, где поживиться можно.

– А люди-то сами, без головы что ли?

– Жлобы, – вяло отозвался дачник.

Слышно было, как они вылезают из воды, отряхиваются, топают по лодке, гремят цепью.

– Ну, так на чём порешили, Борюсик? – спросил говоривший басом, видимо, в продолжение предыдущего разговора.

«Борюсик»! Значит, он сказал нам не настоящее имя», – подумал Матвейка.

– Не гунди! – рявкнул дачник напористо. – Будешь делать, как я скажу!

– А если повяжут? Сдадут с потрохами.

Что ответил дачник, Матвейка не услышал. В это время над рекой повис протяжный гудок теплохода, а мимо берега пронёсся быстроходный катер. И тут же на берег накатила шумная волна.

Матвейка воспользовался этим, чтобы избавить себя от висячего положения и заодно перебраться поближе к разговаривающим. Усталости он не чувствовал. С ловкостью обезьянки, перехватывая руками ветки и цепляясь ногами за стволы, он лихо, а, главное, бесшумно, преодолел водную преграду, ступил на твёрдую почву и оказался метрах в двадцати от лодки, на которой сидели дачник и обладатель манерного баса.

Вода успокоилась, и снова стало сравнительно тихо. Мужики выпивали и закусывали. Несмотря на возникшую между ними перепалку, их лица были довольно спокойны, тела расслаблены, а жесты медлительны. Дачник, сидевший на корме в одних трусах, без панамы, жевал и смотрел на реку, изредка прихлопывая на лысине комаров. Второй, поджарый, гораздо моложе дачника, длинноносый и усатый, в красной бейсболке, расположился по центру лодки. Опрокинув пластмассовый стаканчик и закинув в рот кусок колбасы, он спросил:

– Так как, Борюсик?

Дачник повернулся к приятелю полностью, выставил указательный палец.

– Значит, так… мочить не будем, – и, помолчав, добавил, как бы между прочим: – Оприходуем и свезём в условленное место.

– Куда? Что за место? Зачем? – оживился длинноносый.

– До моря вниз по реке ходу на моей ласточке три часа с небольшим. За ночь управимся.

– Не понял?

Дачник огляделся, сбавил звук, сказал с расстановкой:

– Пацаны на запчасти пойдут. Есть покупатель.

– Вона! А молчал! Кто покупатель?

– На американца пашет. Бабла не меряно и вообще…

– Пополам?

– На дурика захотел? Кто их привёл сюда, а? Сиди и помалкивай, бизнесмен из дурдома.

– Прошу не оскорблять! Из «детдома», – поправил длинноносый и вдруг рассмеялся: – А ты у нас, оказывается, юморист! Доктор Айболит! Утопить – изуверство, а порезать на куски, значит, благодеяние?

– Мы этого не увидим.

– Сегодня к нам тётка одна звонила, – сказал длинноносый, помолчав. – Я подходил к телефону. Хочет племянников сдать. Родителей нет, а ей воспитывать в лом. Может, и их пристроим, пока никто не знает? Пойдёшь к ней, представишься директором, ну и все дела там… якобы с бумагами обделаешь.

– А почему я?

– Ты у нас представительный с виду. Тебе…

– Там видно будет, – перебил дачник. – С этими управимся, предложу. Держи на контроле.

– Есть, командир! Так как, пополам?

– А ты прохиндей, Геня.

– Есть немного, – рассмеялся длинноносый и поднялся. – Так что, погнали?

– Сиди! – приказал дачник. – Рано ещё. Пусть стемнеет.

Дачник достал из кармана круглую баночку, вытряхнул из неё обоюдоострою палочку и принялся ковыряться в зубах.

– Твой прикуп, тебе и карты в руки, – вяло согласился длинноносый, нетерпеливо ёрзая по лавке. – А пацаны-то, пока мы тут… не сбегут?

– От меня не сбегут. С часок посидят в моей кутузке, будут как вяленые судаки.

Матвейка не всё понял из подслушанного разговора. Взрослые никогда не говорят напрямик, прячут в словах свои подлинные желания. Но одно уразумел безоговорочно: ему и Витьке грозит опасность. И смертельная опасность. Больше ждать нечего. Надо срочно спасаться. Матвейка огляделся, стал потихоньку ретироваться и тут же нащупал за спиной деревянные ступеньки. На ступеньках стояли две двухлитровых бутылки с водой, видно, заранее приготовленные дачником. Так вот он настоящий спуск к реке! Наверху он шагнул не в ту сторону, его обманула боковая тропа, ведущая к мусорному оврагу.

Зазвонил мобильник. Дачник суетливо полез в карман.

– Да, это я, Майк. Порядок, нашёл. Ночью доставлю. О, кей.

– Они? – поинтересовался длинноносый.

– Они. Будут ждать в условленном месте с трёх до пяти.

– Так чего мы сидим?

– Успеется. Здесь опасно. Посёлок рядом. В дороге побалуемся. Воду заготовил?

Длинноносый заёрзал, похватал рукой под ногами.

– Блин, на лестнице оставил. Принести?

– Ладно, потом. И верёвку не забудь прихватить. Под тобой лежит.

– Понял.

– Ну, тогда наливай.

Подхватив одну бутылку, Матвейка бесшумно стал карабкаться наверх, с каждой ступенькой прибавляя шагу. И его пока ещё живое сердце колотилось с вызовом, подбадривая своего хозяина: беги, Матвейка, беги, промедление подобно гибели!

К железной бытовке он выбрался совсем из другого угла участка. Свет угасал, и небо напоминало остывающую раскалённую плиту. Одинокие облачка скукоженные и почерневшие, были раскиданы повсюду, как шкварки на горячей сковородке. Но уже можно было дышать, воздух посвежел.

Матвейка выбежал за калитку – их велики стояли прислонённые к штакетнику в целости и сохранности. Потом он вернулся к бытовке, подлез под неё в том месте, где они с Витькой проломали дыру, заглянул внутрь. Витька неподвижно лежал на полу, раскинув руки, как выброшенный на берег детёныш кита. И если бы не хрип в носоглотке, его можно было бы принять за мертвеца. Матвейка поставил рядом с другом бутылку с водой, предварительно открутив крышку и глотнув пару раз.

– Живой?

– Кто это? – простонал Витька, приоткрыв щёлкой один глаз, больше не позволяло изрядно припухшее веко.

– Это я. Воду принёс. Пей.

Витька скосил глаз на бутылку, дёрнул одной рукой, потом другой. Затем тюленем перевалился на бок, обнял бутылку двумя руками и жадно присосался к горлышку, чмокая и захлёбываясь.

А Матвейка подтащил к себе ломик и скрылся с ним в дыре.

Замок хоть и был новенький, но оказался довольно хлипким. Достаточно было просунуть в дужку ломик и слегка поднажать, как он с металлическим щелчком отлетел в сторону. Ура! Тюрьма взломана, дверь нараспашку! Матвейка поторапливал.

– Скорей! Вставай, поехали домой!

– Не могу, – сипел Витька, поливая себя из бутылки.

Матвейка ухватил друга за руку и вытащил наружу.

– Вставай! Скоро живодёр заявится!

– Какой живодёр?

– Клоун с красным помпончиком. Который запер нас. Они из нас внутренности вырезать собираются!

Витька вздрогнул и, совершив неимоверное усилие, всё-таки поднялся на ноги и, покачиваясь, поплёлся к калитке.

Матвейка был уже за пределами участка, но вдруг вернулся обратно, разыскал велосипед дачника – тот стоял с другой стороны бытовки, бережно укрытый клеёнкой от солнца и возможного дождя – сорвал клеёнку, ломиком покромсал на обоих колёсах спицы и побежал прочь.

Ехали молча, не быстро и не медленно, на удивление слаженно работая ногами, педали крутили насколько хватало сил. Матвейка ехал впереди, сцепив зубы и сосредоточенно глядя на дорогу. По его щекам безостановочно текли слёзы, но он их не чувствовал, потому, наверное, и не вытирал, они высыхали сами. А Витька вцепился руками в руль, взглядом – в Матвейкину спину и за всю дорогу не проронил ни звука.

Через час друзья подъезжали к дому. Город уже готовился ко сну.

– О, господи! – вскрикнула полусонная баба Нюра, отворив дверь. – Матвейка! Что с тобой? Ты где пропадал? Эта ваша Эльвира и прибегала раза три, и звонила. Очень уж ругалась! Ты бы не дражнил её лишний раз, сыночек. Тебе же хужей.

Матвейка едва держался на ногах.

– Баб Нюр, можно я… у тебя заночую? – сказал и завалился на пороге без сил.