Текст книги "«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века"

Конкретный характер составления «алфавита» можно проследить по переписке Департамента полиции МВД с руководством службы перлюстрации. С одной стороны, решение о включении в «алфавит» того или иного лица могло быть продиктовано его активной общественной или политической деятельностью. Например, 11 апреля 1882 года директор ДП В.К. Плеве распорядился установить «особое наблюдение за корреспонденцией личного состава» редакции журнала «Русская мысль». 10 декабря 1882 года было предложено сделать то же самое относительно переписки известного революционера-народника П.Г. Заичневского550550
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1. Л. 15, 25.


[Закрыть]. Директор ДП Н.Н. Сабуров 23 октября 1895 года передал А.Д. Фомину распоряжение министра внутренних дел И.Л. Горемыкина о контроле за перепиской И.С. Проханова, активного участника движения евангельских христиан, уехавшего в 1895 году в Англию. Уже 24 октября Фомин представил Сабурову два подлинных письма Проханова на имя жителей Петербурга Берникова и Вальдгрубе551551
  Там же. Д. 1167. Л. 234–235. И.С. Проханов (1869 – 1935, Берлин) – религиозный и политический деятель. С конца 1886 года был активным участником движения баптистов, а затем евангельских христиан. В 1895–1900 годах учился в Англии, в Берлинском и Парижском университетах. В 1908–1928‐м был руководителем Всероссийского союза евангельских христиан. С 1928 года находился в эмиграции.


[Закрыть]. Иногда включение в «алфавит» было результатом просьбы того или иного ведомства. Например, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий А.Н. Харузин 27 апреля 1911 года писал директору ДП Н.П. Зуеву, что по поручению П.А. Столыпина от 8 апреля в связи с интенсивной деятельностью римско-католического духовенства просит установить наблюдение за перепиской десяти нижеуказанных лиц, в том числе петербургского епископа Стефана Денисевича, архиепископа могилевского Викентия Ключинского, камергера Папского двора в Риме Адама Сапеги. Через два дня был подан дополнительный список на одиннадцать человек из римско-католического духовенства и близких к ним552552
  Там же. Д. 1162. Л. 88–89, 90–90 об.


[Закрыть].

Вместе с тем решение о постоянном контроле переписки того или иного лица могло стать результатом случайной выборки. Например, 7 ноября 1883 года директору Санкт-Петербургского почтамта В.Ф. Шору, руководившему всей службой перлюстрации в империи в тот период, было доложено о перлюстрированном письме из Вильно без подписи в Лозанну (Швейцария) госпоже Клер. В нем сообщалось, что в Цюрих отправлены два письма Исидору Гесслеру, что арестованы поднадзорный Лазарь Рабинович и солдат-наборщик военной типографии по обвинению в организации типографии, и содержалась просьба прислать несколько экземпляров «Календаря» и номер 3 журнала «На Родине». В наложенной на письмо резолюции предлагалось организовать перлюстрацию корреспонденции по адресу Клер и Гесслера553553
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 8. Л. 9.


[Закрыть].

Представленная в это же время выписка из письма за подписью «Твой Иван» студенту медицинского факультета Киевского университета Алексею Тимофеевичу Ерофееву имела результатом указание: сообщить в 5‐е делопроизводство ДП для взятия Ерофеева под негласный надзор554554
  Там же. Л. 14. 5‐е делопроизводство ДП готовило доклады для Особого совещания, решавшего вопросы административной высылки.


[Закрыть].

Крайне подозрительной показалась следующая выписка из письма А. Рудановского от 20 ноября 1883 года студенту Одесского университета Василию Григорьевичу Турчанинову: «Когда, наконец, поймут, что государство для народа, а не народ для государства. Когда поймут, что мы, отдельные лица, не подданные Государя, а Государь – слуга государства, высшее должностное лицо и только; что Он должен присягать в верности народу, или государству, но не мы Ему». 2 декабря было предложено собрать сведения о Рудановском и Турчанинове и «за ними… иметь наблюдение»555555
  Там же. Л. 75.


[Закрыть].

Иногда основанием для последующего контроля корреспонденции становился запрос подозрительного лица в адресное бюро. В сентябре 1895 года в московский адресный стол обратился некий Цорн с просьбой сообщить ему адреса Инны Неофитовны Калининой и ее матери, Каролины Федоровны Калининой. ДП было известно, что во время пребывания за границей И.Н. Калинина поддерживала отношения с известными революционными эмигрантами В.К. Дебогорием-Мокриевичем и И.И. Добровольским. Поэтому директор ДП Н.Н. Сабуров просил А.Д. Фомина установить примерно на два месяца наблюдение за перепиской «как ее, так и матери ее… в особенности из‐за границы»556556
  Там же. Д. 1168. Л. 217.


[Закрыть].

В Государственном архиве Российской Федерации хранятся, в частности, несколько дел, именуемых «Алфавит по наблюдению за корреспонденцией»557557
  Там же. Оп. 271. Д. 168–169.


[Закрыть]. Дело № 168 представляет собой толстую алфавитную книгу размером 22,5 на 36 сантиметров и объемом 459 страниц, из которых заполнена 451. Каждая страница разделена на две части. Слева – фамилия, имя и отчество, дата, когда учреждено наблюдение, когда оно снято. Справа – данные о том, почему и по чьей инициативе введено наблюдение за перепиской, номера перлюстрированных писем. Всего в книге имена 247 человек, переписка которых перлюстрировалась с 1895 года. Последние даты прекращения наблюдения относятся к маю 1899 года558558
  Там же. Л. 1–225 об. Подсчет мой.


[Закрыть].

Приведем для примера записи о двух лицах. Запись первая. Слева: «Бердяев Н.А. Киев, Липки, Институтская, 23. Для “Николая Моисеевича”. Учреждено 15.12. [18] 95». Справа:

30 ноября [18] 95 за № 275 подполковник Будзиловский уведомил, что жена Якова Колмансона Анна <…> в письме к мужу в Софию от 20 ноября сообщала <…> о получении ею 200 руб. из Киева и 200 руб. из Батума, добавляя, что сообщить ему всего не может, так как это рискованно; в конце письма была <…> фраза «мы собираемся, и ты туда можешь писать: Липки, Институтская, 23, у Н.А. Бердяева, для Николая Моисеевича». Вследствие чего было учреждено наблюдение за корреспонденцией по этому адресу и послан запрос генералу [В.Д.] Новицкому [начальнику Киевского ГЖУ] о личности адресата.

Запись вторая. Слева: «Языкова Софья Иннокентьевна. Одесса, Ямская ул., д. 37, кв. 13. Наблюдение учреждено 6.03. [18] 95». Справа:

Начальник Киевского ГЖУ <…> 1.02. [18] 95 препроводил в Департамент [полиции] добытое им негласным путем письмо Софьи Языковой от 28 января из Одессы, адресованное в Киев на имя Иеронима Трушковского, в котором Языкова просила <…> сообщить, когда и почему арестованы студенты Киевского университета братья Аносовы… По справке из Одессы оказалось, что Софья Языкова <…> слушательница Высших женских курсов, состоящая в замужестве со студентом СПб. Технологического института А. Языковым, учителем пансиона Агишевой в Одессе, ведет знакомство с людьми неблагонадежными. Вследствие чего Департамент просил учредить самое тщательное наблюдение за корреспонденцией, преимущественно заграничной, отправляющейся в Одессу на имя Языковой.

Слева красными чернилами: «Учтено 55 номеров [писем]».

В этом списке среди 247 человек кроме Н.А. Бердяева представлены и другие известные лица: писатели Н.Ф. Анненский и П.В. Засодимский, врач Л.Н. Толстого Душан Маковицкий, общественные деятели Ф.И. Родичев и С.Н. Южаков, будущий президент Польши Ю. Пилсудский, социал-демократы князь Г.Г. Кугушев и слушательница Цюрихского университета Розалия Люксембург, будущий эсер и личный секретарь А.Ф. Керенского в 1917 году Д.В. Соскис559559
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1162. Л. 3, 19 об., 45 об., 60, 66, 77 об., 93, 95 об., 109 об., 131, 132.


[Закрыть].

Конечно, «алфавит» не был неизменным. Например, директор ДП Н.Н. Сабуров 17 сентября 1895 года направил А.Д. Фомину список из 105 лиц, наблюдение за корреспонденцией которых он считал нужным прекратить. Обстоятельства такого решения могли быть разными. Так, в этом списке есть фамилии сына отставного генерал-майора, кандидата естественных наук Петербургского университета Б.А. Витмера, его жены О.К. Витмер и Н.К. Крупской. Перлюстрация корреспонденции Витмеров началась 4 октября 1893 года. 17 ноября супружеская пара была арестована за участие в революционных кружках под руководством Р.Э. Классона. В ходе допросов выявилось знакомство с Классоном гимназической подруги О.К. Витмер – Н.К. Крупской. Поэтому с 11 февраля 1894 года был установлен контроль и за ее перепиской560560
  Там же. Л. 207–208.


[Закрыть]. Но из-за слабости доказательств дознание было прекращено, супругов Витмер освободили. На время ДП потерял к ним интерес. Напомню, что Крупская была арестована по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в августе 1896 года.

Указания о перлюстрации корреспонденции тех или иных лиц поступали от ДП к руководству «черных кабинетов» и все последующие годы. Например, в январе 1908 года по просьбе начальника Владивостокского охранного отделения, переданной через ДП, было установлено наблюдение в столице за адресами: Петербургская сторона, ул. Б. Зеленина, д. 9/4, кв. 25, Матвею Ивановичу Семенову (для Тани) и Петербургская сторона, Большой проспект, д. 9/28, кв. 87, для Тани. Временное, в течение трех месяцев, наблюдение следовало вести по адресу: Петербургская сторона, ул. М. Пушкарская, д. 28, кв. 8, Илье Давидовичу Виленскому для Аллы. И.А. Зыбин передавал П.К. Бронникову просьбу директора ДП о временном наблюдении за перепиской студента Политехнического института Александра Константиновича Палеолога, проживавшего в Ломанском переулке, д. 7/5, кв. 38. В январе 1909 года последовало указание о наблюдении за перепиской члена Государственной думы, социал-демократа Н.Г. Полетаева. В феврале 1909 года начальник Финляндского ГЖУ направил начальнику ОО ДП Е.К. Климовичу список адресов для перлюстрации. 21 апреля 1909 года в связи с сообщением Климовичу от агента «Жака» из Парижа о деятельности В.Л. Бурцева (известного «охотника» за агентами ДП и провокаторами) последовала резолюция П.А. Столыпина: «Надо принять все меры к выяснению сношений Бурцева. Обратить внимание на перлюстрацию». На этом основании уже Климович написал: «Прошу учреждать просмотр по всем адресам, упоминаемым в переписке Бурцева». 5 июня 1909 года поступила информация, что переписка эсеров с Иркутском ведется, в частности, по адресу: Иркутск, угол Большой и Тихвинской улиц, магазин товарищества Мордухович и Ерманович, Сергею Михайловичу Самарину. Тут же следовало предупреждение: адресат – лицо вымышленное, а тексты будут шифрованные, по первой главе поэмы «Евгений Онегин». В июле 1909‐го отмечалось, что Московская окружная организация РСДРП получает корреспонденцию по адресу: Москва, Городская управа, Лидии Андреевне Львовой561561
  Там же. Д. 1160. Л. 4, 41–42 об., 76, 107, 127; Д. 1172. Ч. 1. Л. 3, 11, 14.


[Закрыть]. По моим подсчетам, только за январь 1908 года Департамент полиции направил цензорам Санкт-Петербургского почтамта просьбы об установлении наблюдения за перепиской по тридцати двум новым адресам в двадцати четырех городах империи, в том числе в Петербурге, Астрахани, Батуме, Киеве, Москве, Одессе, Харькове и т. д.562562
  Там же. Д. 1172. Л. 1–21.


[Закрыть]

Почтово-телеграфные служащие, привлеченные к отбору писем, передавали их в «черные кабинеты» через одного из отборщиков или через доверенных сторожей. Особая ситуация на протяжении ряда лет была в Петербурге. Здесь отобранные письма сосредотачивались в экспедиции международной корреспонденции. Рядом с ней находилась небольшая комната, куда несколько раз в день в определенное время приходил дежурный по «черному кабинету». В капитальную стену, разделявшую эти помещения, был встроен особый шкаф. Он открывался при помощи специального железного «кнута», расположенного у самого пола и выходившего в оба помещения. В условленное время шкаф открывался с обеих сторон. В одну половину клали письма, передаваемые для перлюстрации, в другую – корреспонденцию, уже обработанную в цензуре. За несколько лет до революции экспедиция переехала в другое помещение, и обмен теперь происходил при помощи особых пакетов, которые носили сторожа цензуры. По показаниям в ноябре 1929 года А.Т. Тимофеева (одного из таких доверенных почтовых служащих с 1908 года), в день он откладывал для перлюстрации двадцать – тридцать писем. Другой почтовый чиновник, В.И. Мартынов, говорил, что сторожа цензуры приходили за письмами раз шесть-семь в день. Вместе с тем А.П. Фадеев, работавший в отделе доставки высочайшей корреспонденции лишь с июля 1916 года и также привлеченный к отбору писем для перлюстрации, вспоминал на допросе в ноябре 1929 года: «В одной из комнат нашего отдела <…> в стенке смежной с “кабинетом” имелось специальное окно-шкаф, куда и складывал я корреспонденцию для “черного кабинета”. С этого же окна я брал уже обработанную “кабинетом” корреспонденцию и отдавал ее на сортировку, бросая в общую массу»563563
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 59 об., 63 об., 70–70 об., 72, 94, 102 об., 148 об. – 149.


[Закрыть]. Возможно, речь идет об устройстве, которым пользовались доверенные лица разных экспедиций.

Сам «черный кабинет» в столице располагался в главном здании Санкт-Петербургского почтамта, который начал функционировать в сентябре 1785 года. Здесь в начале XX века на третьем этаже официально находилась цензура иностранных газет и журналов. Вход в нее был со стороны Почтамтского переулка. В 1894 году А.Д. Фомин обратился со служебными записками к начальнику Главного управления почт и телеграфов Н.А. Безаку и руководителю Санкт-Петербургского почтамта Н.Р. Чернявскому. Александр Дмитриевич просил предоставить цензуре за счет газетной экспедиции «хотя бы одну светлую и поместительную комнату». Позднее он указывал на необходимые переделки: пробить арку для соединения двух комнат, поставить перегородку и оштукатурить ее с обеих сторон, настлать пол паркетом, поставить камин или голландскую печь, установить электрическую лампочку в полученной комнате и т. п. В 1911 году уже М.Г. Мардарьев просил заведующего электрической станцией Главного управления почт и телеграфов установить в отремонтированных комнатах две потолочные лампы «с конусообразным отражением». Однако далеко не всех удобств удавалось добиться от хозяйственников. Распорядительная экспедиция почтамта уведомила 5 мая 1907 года цензуру иностранных газет и журналов, что «в указанной комнате <…> по техническим соображениям нельзя поставить умывальника с трубою для спуска грязной воды; если умывальник с ведром удовлетворит потребностям цензуры и не будет подмачиваться пол и потолок нижележащей Экспедиции, то такой умывальник может быть поставлен». Пришлось вместо водопровода соглашаться на умывальник с ведром564564
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 136. Л. 6–9; Д. 219. Л. 22; Д. 249. Л. 28.


[Закрыть].

Помещение цензуры делилось на две части. В первой половине, из шести комнат, прихожей и кухни, занимались цензурой иностранных газет и журналов. Отсюда можно было войти в кабинет главного цензора. За его спиной имелся встроенный в стену большой шкаф казенного типа. Это и был замаскированный проход в секретную часть цензуры. Она состояла из четырех комнат, где работали в начале ХХ века примерно пятнадцать чиновников-перлюстраторов. Другой вход в секретную половину был возможен через кухню, где также имелся в стене подобный шкаф и постоянно дежурили несколько доверенных сторожей. Сами чиновники цензуры иностранных газет и журналов названия «черный кабинет» не употребляли, заменяя его выражением «другая половина»565565
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1001. Л. 56; Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 93 об., 141 об.


[Закрыть].

Любопытно, что при всем внимании верховной власти и органов политического розыска к перлюстрации «черный кабинет» в столице с июня 1903 года в течение более шести месяцев практически не работал. Это произошло вследствие перестройки здания Санкт-Петербургского почтамта, на время которой пришлось ограничиться «лишь сведениями из иногородних секретных пунктов»566566
  Былое. 1918. № 2 (30). С. 191.


[Закрыть]. Руководитель «секретного дела» в Харькове К.П. Свяцкий также сообщал начальству, что поскольку с 25 сентября 1907 года в помещении цензуры начинается ремонт, то на некоторое время «занятия приостановлены»567567
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 219. Л. 26.


[Закрыть].

По вполне понятным причинам у нас есть лишь отрывочные сведения о том, как проходила повседневная работа в «черных кабинетах». Например, в мае 1861 года обсуждалось предложение генерального почт-директора Пруссии отправлять почту из Берлина в Петербург вечерним поездом. Но, как докладывал Ф.И. Прянишников Александру II, это помешало бы нормальной работе секретной экспедиции. Дело в том, что разбор писем и «тщательный осмотр» в секретной экспедиции требовали «по меньшей мере, три часа времени». Прибытие же поезда на Варшавский вокзал в 18:30 вместо 8:45 привело бы к тому, что иностранные дипломатические агенты смогли бы получать адресованные им депеши «не ранее 12‐го часа ночи». Это потребовало бы двух смен работников и возбудило бы «неблагоприятные толки». В результате решили в данный момент предложение отклонить и согласиться с ним после окончания строительства Ковенско-Динабургского участка железной дороги568568
  РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 246. Л. 53–55 об.


[Закрыть].

В начале XX века, по утверждению неизвестного автора, скрывшегося в 1917 году под псевдонимом «отставной почтовый чиновник М-ко», в Санкт-Петербургском почтамте работа перлюстраторов шла с десяти часов утра до пяти-шести часов вечера с дежурством по ночам569569
  ГАРФ. Ф. 1074. Оп. 1. Д. 6. Л. 3а – 32.


[Закрыть]. По словам сторожа санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов Н.У. Спадара, состоявшего здесь на службе с 1908 года, в «черном кабинете» трудились ежедневно с девяти часов утра до девяти-десяти часов вечера570570
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 78.


[Закрыть]. Естественно, на протяжении десятилетий рос объем перлюстрации. В начале XX века каждый день в официальных «черных кабинетах» вскрывалось от 100 до 500 писем при почтамтах Варшавы, Киева, Москвы, Одессы, Харькова, Тифлиса и от 2 тыс. до 3 тыс. писем в Петербурге. Поступившую корреспонденцию надо было вскрыть, прочитать, при необходимости сделать выписки (так называемый меморандум), сфотографировать, проявить скрытый «химический» текст, расшифровать (если текст был зашифрован), снова вложить в конверт, заклеить и вернуть на почтамт для дальнейшего следования по назначению. Очень редко письма задерживались и конфисковывались. В таких случаях на выписке делалась отметка о задержании письма до особого распоряжения. Вся эта работа предполагала теснейшее сотрудничество с Особым отделом Департамента полиции. Разделение обязанностей не зависело от официальных чинов, а определялось приобретенной квалификацией. Например, Роберт Швейер и барон Федор Тизенгаузен специализировались на вскрытии и заклейке конвертов. Тот же Тизенгаузен и Е.К. Самусьев осуществляли обработку дипломатической почты: вскрытие и замену печатей, фотографирование. Принимали участие в этом и другие чиновники, например О.К. Вейсман, который выполнял и обязанности казначея. Как отмечал Ф.Г. Тизенгаузен, «при наличии неясностей в том или ином письме, содержание письма, искание скрытого смысла, отдельных выражений проходило через <…> других, рядом работавших цензоров. Письма, содержавшие в себе сведения, могущие быть использованы в выписках, складывались всеми цензорами в определенное место… выписки из них делались наиболее опытными цензорами»571571
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 33–34, 46 об.; Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 108, 111, 112, 141 об., 145 об., 146, 212.


[Закрыть]. Чтением писем в Санкт-Петербургском почтамте, по словам С. Майского (В.И. Кривоша), были заняты четыре человека. Это означает, что в среднем один человек читал в день около 250 писем. Эту цифру как среднюю подтверждают работники военной цензуры и перлюстрации последующего времени. Например, подполковник А.И. Будагоский, помощник начальника Вятского ГЖУ и по совместительству военный цензор в годы Первой мировой войны, писал в докладной: «Одно лицо, занимаясь 8–9 часов в день, в состоянии лишь просмотреть не более 250 писем (эта цифра крайняя и точно мной проверена), так как кроме просмотра тратится время еще на расклейку и заклейку писем». Правда, в «черном кабинете» вскрытием и заклейкой чтецы не занимались572572
  Майский С. «Черный кабинет». С. 277; Хранилов Ю.П. «Что им за дело до чужих писем, когда брюхо сыто». Военная цензура Вятской губернии в борьбе за победу над германцами // Военно-исторический журнал. 1997. № 2. С. 24.


[Закрыть]. Уже в годы советской власти начальник отдела политконтроля ОГПУ И.З. Сурта 12 декабря 1924 года докладывал Ф.Э. Дзержинскому, что «полная обработка писем доведена до 250 штук в день на одного человека»573573
  Измозик В.С. Глаза и уши режима (Государственный политический контроль за населением Советской России в 1918–1928 гг.). СПб.: СПбУЭиФ, 1995. С. 112–113.


[Закрыть]. Сотрудник отделения политконтроля МГБ СССР в городе Чите в конце 1940‐х – начале 1950‐х годов Л. Авзегер вспоминал, что норма на одного цензора составляла около 200 писем в день574574
  Авзегер Л. Я вскрывал ваши письма. Из воспоминаний бывшего тайного цензора МГБ // Время и мы. Нью-Йорк; Тель-Авив; Париж. 1980. № 55. С. 248, 250.


[Закрыть].

В Одессе с лета 1908 года цензорам обычно с девяти до четырнадцати часов корреспонденцию приносил почтово-телеграфный чиновник Иосиф Юрченко, испытанный и надежный помощник. Иногда эту обязанность выполняли два других «посвященных»: Былинский и Дубровский. Обычно писем в течение дня было до 500, иногда и больше. Затем старший цензор Ф.Б. Гольмблат разбирал письма, откладывая те, которые подлежали вскрытию в первую очередь. Вскрытием писем занимались практически все сотрудники. Обязанности секретаря-машиниста выполнял В.Ф. Курганов. Копии шифрованных писем делал Н.А. Шейман, служивший с 1911 года. В столице выписки и копии сторожа в специальных пакетах возили в Департамент полиции575575
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 133–133 об.; Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 78.


[Закрыть].

Сама техника вскрытия корреспонденции также претерпевала изменения. Продолжались деловые контакты со службами перлюстрации европейских государств. В 1871 году за границу «по делам службы» выезжал старший цензор П.Х. Витте, в 1888 году руководитель секретной экспедиции К.К. Вейсман осмотрел «черные кабинеты» в Берлине, Вене, Париже, Риме, городах Швейцарии и Бельгии. В результате последовали некоторые изменения в технике вскрытия писем576576
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 8 об.; Д. 1003. Л. 25; РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 13. Л. 1.


[Закрыть]. В конце XIX – начале XX века конверты вскрывались особыми косточками, отпаривались паром, отмачивались в ванночках. В частности, небольшим костяным ножичком подрезывался удобный для вскрытия клапан письма. Затем под клапан конверта цензор вводил тонкую круглую отполированную палочку размером с вязальную спицу, расщепленную примерно до половины, разрезом захватывал письмо, наматывал его на палочку и извлекал из конверта, не оставляя после себя каких‐либо видимых повреждений577577
  Майский С. «Черный кабинет». С. 275–276.


[Закрыть].

К 1908 году два важных изобретения в технике перлюстрации сделал неоднократно упоминавшийся выше Владимир Иванович Кривош. Во-первых, он предложил новый способ вскрытия писем – с помощью специального аппарата наподобие электрического чайника. Теперь цензор в левой руке держал конверт несколько секунд над струей пара, а в правой – тонкую иглу с деревянной ручкой или металлическую спицу, которой осторожно отгибал клапаны. Иногда конверт накрывали смоченной промокательной бумагой и клали под пресс. С письма, представлявшего интерес, снималась копия на пишущей машинке или из него делалась выписка. В провинциальных «черных кабинетах» копия или выписка делалась в двух экземплярах: один экземпляр оставался на месте, другой отправляли в Петербург. Если подпись была неразборчива, то ее переводили на кальку и прикладывали к копии письма. Для последующей заклейки конвертов имелись специальные кисточки578578
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 7 об., 9–9 об.; Д. 1003. Л. 24 об.; Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 102 об.


[Закрыть]. О том, что для вскрытия конвертов паром использовали примус и специальные кастрюли, говорил на допросе в ноябре 1929 года бывший сторож петербургского «черного кабинета» Н.У. Спадар579579
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 77 об.


[Закрыть].

Кстати, поссорившись с непосредственным начальством и будучи вынужден уйти со службы в конце 1911 года, тот же Кривош летом 1913 года поучал по доброте душевной одну из своих знакомых, сотрудницу библиотеки Зимнего дворца А.А. Ханыкову: «Письма заделывайте покрепче. <…> Приклейте синдетиконом бумажки под клапаны конверта внутри, а снаружи на конверте черным карандашом напишите свой адрес на карманах клапанов, от пара карандаш посинеет, можно скорее избегнуть вскрытия письма»580580
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1001. Л. 83 об. – 84.


[Закрыть]. Парадокс заключался в том, что именно это письмо было перлюстрировано, а данная выписка стала дополнительной уликой против Кривоша, которого подозревали в передаче сведений о перлюстрации в прессу.

Но пока Кривош служил, он рационализировал также технику изготовления состава для печатей, которые наносились особенно часто на дипломатическую почту. Все тот же барон Ф.Г. Тизенгаузен, считавшийся лучшим специалистом по вскрытию дипломатической почты, вспоминал на допросе, что «до 1908 г. при манипуляциях с подделками печатей практиковался состав серебряной амальгамы, а после по предложению Кривоша была введена медная амальгама, которая была и удобнее, и дешевле»581581
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 142.


[Закрыть]. За эти новации в 1908 году Кривош получил орден Св. Владимира 4‐й степени с формулировкой «за выдающиеся отличия»582582
  Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16: Политический сыск при царях. М.: Мысль, 1993. С. 116; РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 221. Л. 66.


[Закрыть]. При этом он умудрился снять и сохранить у себя фотокопию с подлинника всеподданнейшего доклада о своем награждении. Между тем, по словам А.Д. Фомина, там было «неосторожно упомянуто о способах вскрытия корреспонденции» и, кроме того, имелась собственноручная помета Николая II «согласен». Действительно, во всеподданнейшем докладе было сказано следующее:

Коллежский асессор Владимир Кривош <…> приносит неоценимую пользу секретному делу. <…> Изобретения его в области секретного дела, примененные во всех секретных пунктах империи, дали на практике блестящие результаты, а именно: способ делания твердых металлических печатей, имеющего все преимущества перед применявшимся до сих пор способом делания таковых, <…> и изобретение прибора для вскрытия писем посредством пара; с помощью этого прибора письма вскрываются очень быстро с безукоризненной чистотой и без малейших следов вскрытия583583
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 316. Д. 456. Ч. 1. Л. 25; Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1001. Л. 89–89 об.


[Закрыть].

На безукоризненности вскрытия и заделки писем в российских «черных кабинетах» настаивал в своих мемуарах и сам В.И. Кривош. Он, в частности, писал: «Письма, перлюстрированные в России, как бы они хитро заделаны ни были, не сохраняют на себе ни малейшего следа вскрытия даже для самого пытливого взгляда, даже опытный взгляд перлюстратора зачастую не мог уловить, что письмо уже было однажды вскрыто»584584
  Майский С. «Черный кабинет». С. 285.


[Закрыть]. То же показывал на допросе в ноябре 1929 года и Ф.Г. Тизенгаузен: «…работа <…> в целом была очень тщательной и не вызывала никаких подозрений и установка <…> заключалась в работе на качество, а не на количество. Последующей перепроверки работы цензоров ни с какой стороны не производилось <…> каждый был заинтересован в результатах работы». Но С.И. Карпов, чиновник Санкт-Петербургского почтамта, сотрудничавший с «черным кабинетом» с 1905 года, говорил на допросе в ноябре 1929 года: «Корреспонденция, возвращаемая из цензуры, имела явные следы вскрытия, так например, имелись морщины, клапаны не сходились, были следы постороннего клея и прочее»585585
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 57 об., 108.


[Закрыть]. Наверно, истина, как это часто бывает, лежит посередине: стопроцентного качества заделки вскрытой корреспонденции, естественно, не было.

Методику работы с перлюстрированными письмами после их вскрытия хорошо описал киевский журналист в апреле 1917 года:

…архив кабинета <…> содержался в изумительном порядке. Каждая копия была занумерована и содержала отметку: кем, кому, когда, откуда и куда письмо писано. Если на письме имелась неразборчивая подпись, то подпись эта на кальке с поразительной точностью и большим мастерством копировалась и такое факсимиле в размере подлинника приклеивалось к копии письма. Если в тексте <…> встречалось неразборчивое или непонятное слово, то <…> и с этих слов делались на кальке отпечатки и вклеивались в соответствующих местах586586
  Киевская мысль. 1917. 6 апреля. С. 3.


[Закрыть].

Большинство писем после вскрытия задерживалось в «черном кабинете» не более двух часов. Содержавшие интересные сведения откладывались для снятия копий отмеченных мест. В среднем на сто вскрытых конвертов делалась одна выписка. Такие выписки или копии, как я уже говорил, назывались меморандумами. Просмотренные письма после всех манипуляций заклеивались, а чтобы не подвергать письмо вторичной перлюстрации, в одном из уголков или на ребре ставился условный знак – точка (так называемая «мушка»). Отборщики писем не должны были знать о «мушке». Копий или выписок в делах цензуры в 1880–1890‐е годы не оставляли. Собранные за день выписки, обычно семь-восемь (по другим сведениям – от трех до двадцати), немедленно отправляли с курьером на квартиру министра внутренних дел. Курьером был обычно один из сторожей «черного кабинета». Позднее пакет доставлялся в канцелярию министра. Старший цензор вел специальные записи для составления годового отчета587587
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 44, 47.


[Закрыть]. С.П. Белецкий считал, что в среднем министру внутренних дел ежедневно направлялось двадцать – двадцать пять выписок и лишь иногда – более сорока. Последний царский министр внутренних дел А.Д. Протопопов говорил на допросе, что ему ежедневно представляли шесть-семь писем, редко – десять – пятнадцать588588
  Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925. С. 295–296.; Т. 4. Л., 1926. С. 111.


[Закрыть].

Директору ДП направляли другой экземпляр выписок из писем, задержанных по указанному им списку или показавшихся подозрительными. Большинство таких писем отправляли в ДП в подлинниках. М.Г. Мардарьев даже заявил на допросе, что учет возвращенных из ДП писем не велся. Письма с «химическим» текстом или с шифром фотографировались либо отправлялись в Особый отдел Департамента полиции. В среднем, по показанию Белецкого, в ДП доставлялось десять – пятнадцать выписок. Нередко такие письма возвращались для отсылки адресату589589
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 47 об., 88 об., 109 об., 140 об.


[Закрыть]. Например, 5 февраля 1913 года в ДП было отправлено писем с «химическим» текстом – четыре, с зашифрованным текстом – одно, подозрительных выписок и копий – одиннадцать, подлинников подозрительных писем – девять, закрытых конвертов с нелегальными изданиями – один. Итого – двадцать шесть590590
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 40. Л. 124.


[Закрыть].

Копии писем, доставлявшихся в ДП, печатались в начале XX века на отдельных полулистах плотной белой бумаги. При этом прежде всего отмечалось, что данная копия или выписка снята с письма, адресованного такому‐то лицу, указывались место отправления письма, почтовый штемпель на конверте и подробное наименование отправителя591591
  Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 136.


[Закрыть]. По показаниям И.А. Зыбина, главного специалиста шифровального дела, служившего в ДП с августа 1887 года, выписки и письма, доставленные в ДП, просматривались министром внутренних дел, товарищем министра, директором ДП. Затем их передавали в «архив секретных сведений, доставленных цензурой». Здесь они регистрировались и разбирались для занесения в карточный алфавит. Одна из копий оставалась в ДП, другую направляли в соответствующее охранное отделение «для соображений по розыску». Для проявления писем со скрытыми знаками был организован специальный кабинет, где после прочтения «вновь восстанавливался химический текст». Не имеющие значения подлинные письма возвращали в почтамт, а не подлежащие выдаче – оставляли в ДП. Часть писем копировали, фотографировали и затем передавали на почту. Например, 31 июля 1906 года цензору Санкт-Петербургского почтамта П.К. Бронникову сообщали из ОО ДП, что по приказанию директора ДП просят отправить задержанное цензурой письмо за подписью «Ко…» от 23 июля по назначению – в Харьков, Сумская, 73, Милевич для О. 9 апреля 1907 года заведующий ОО ДП А.Т. Васильев писал цензору Л.Х. Гамбергу о разрешении отправить полученное 8 апреля письмо в Одессу, Дмитрию Бузкову. Кроме того, ДП делился с перлюстраторами данными, обнаруженными в результате исследования доставленных ими писем. И.А. Зыбин 2 января 1908 года сообщал тому же Бронникову, что в зашифрованном «химическом» тексте был найден адрес для конспиративных сношений: Санкт-Петербург, Морская, 37, страховое общество «Россия», Эдуарду Ивановичу Тальвику (внутри – для Сергея Петровича). Подразумевалось, что письма на этот адрес должны перлюстрироваться592592
  Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1170. Л. 1, 6; Д. 1172. Ч. 1. Л. 1; Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 32 об. – 33 об., 127, 140 об.


[Закрыть]. Иногда в почтовую цензуру поступало распоряжение об уничтожении задержанного письма, копия которого побывала в Департаменте полиции. Например, 10 августа 1906 года Зыбин писал Бронникову: «По приказанию Директора ДП осмелюсь покорнейше просить Ваше высокородие не отказать в зависящем распоряжении об уничтожении задержанного цензурою письма с подписью “Соня” из Харькова от 4 сего августа к М.Г. Козьмину для М.Н. Козьминой»593593
  Там же. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1171. Л. 3.


[Закрыть].

Вся поступавшая перлюстрация сосредотачивалась в V отделении Особого отдела ДП. Журналы по простым письмам и «химическим» велись отдельно. Регистрация «химических» писем была более подробной (в сведениях о них указывалось, от кого письмо, к кому, иногда краткое содержание, движение письма, т. е. остается ли оно в Департаменте или возвращается в цензуру для отправки адресату). Фамилии, упоминаемые в письмах, заносились в карточный алфавит. Именные карточки составлялись на автора письма, получателя, на все имена и фамилии, упоминаемые в тексте. Однако так подробно расписывались только письма революционных деятелей. Письма государственных и общественных деятелей проходили подобную обработку лишь при наличии соответствующей резолюции министра. Они, как правило, не регистрировались, подшивались в отдельные дела, формировавшиеся по хронологии. В ряде случаев перлюстрация от министра внутренних дел в Департамент полиции не поступала. После первичной разработки и копирования перлюстрационные материалы шли в другие отделения Особого отдела, где велась разработка по партиям. Копии писем, касавшиеся деятельности эсеров, анархистов, террористических организаций, направлялись во II отделение Особого отдела, социал-демократов – в III отделение, национальных партий – в IV отделение. Здесь шла дальнейшая разработка этой переписки – уже розыскного плана. Если перехваченные письма не могли быть отнесены к каким‐либо партиям, но их разработка представляла интерес для ДП, копии писем откладывались в общих делах594594
  Перегудова З.И. Политический сыск России (1880–1917 гг.). М.: РОССПЭН, 2000. С. 280, 284.


[Закрыть].