Текст книги "«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века"

Как в любом коллективе, обиду вызывало несправедливое, на взгляд обиженных, распределение денег. Например, 8 июля 1915 года старший цензор одесской цензуры Ф.Б. Гольмблат писал старшему цензору М.Г. Мардарьеву с пометкой «конфиденциально»:

До сведения моего дошло, что среди чинов Одесской почтовой конторы вызывает недоумение то обстоятельство, что несмотря на прекращение поступления в местную цензуру иностранных газет и журналов бандерольных отправлений с изданиями на восточных языках, продолжается выдача из канцелярии вышеназванной конторы содержания вольнонаемным цензорам о. Чубарьяну и [И.С.] Спафарису, лицам материально обеспеченным, благодаря занимаемым ими другим должностям [Спафарис был инспектором по делам печати и ведал цензурой изданий на восточных и новогреческом языках], кроме того, благодаря получению ими суточных, в размере трех рублей, за занятия на почте по военной цензуре писем. Между тем чины почтово-телеграфного ведомства, неся огромный труд и лишенные воскресного и праздничного отдыха на все время военного положения, являются якобы лишь невольными свидетелями допускаемой свыше, по их мнению, несправедливости.

Признавая долгом донести об этом до сведения Вашего Превосходительства, имею честь присовокупить, что в донесении моем на Ваше имя от 14 декабря 1914 года, за № 76, мною доложено о прекращении поступления бандерольных отправлений с изданиями на восточных языках, каковое прекращение и вызвало фактическое освобождение обоих вольнонаемных цензоров от оплачиваемых почтовым ведомством трудов, распоряжения же о прекращении выдачи вознаграждения… не поступало10091009
  Там же. Д. 278. Л. 33–33 об.


[Закрыть].

Также естественным предметом заботы были пенсии, которые чиновники «черных кабинетов» получали на основании секретных циркуляров, т. е. вне общих правил. Старший цензор Варшавской почтовой конторы А.Ф. Шлиттер 2 мая 1913 года сообщал в Петербург о болезни цензора Н.К. Шлегеля, о подаче им рапорта об отставке и просил для Шлегеля усиленной пенсии. В отношении последнего пункта старший цензор добавлял: «Вообще я придерживаюсь того мнения, что следует людей, работавших в “нашем деле” и мирно покидающих свой пост, отпускать с миром, удовлетворив их всеми преимуществами, нам дарованными»10101010
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1001. Л. 59 об. – 60.


[Закрыть]. Занимавший должность старшего цензора в течение двадцати трех лет А.Д. Фомин вышел на пенсию со 2 июня 1914 года. Перед этим он обратился с прошением на имя Николая II о «назначении усиленной пенсии». По докладу министра внутренних дел императору 2 июня 1914 года пенсия Фомину была назначена в размере 4 тыс. руб. в год. Однако 19 июня Фомин подал новое прошение – о назначении ему «единовременного пособия ввиду столь резкого изменения в моем материальном положении и вызванных им неизбежных расходов». В итоге по новому докладу министра внутренних дел Николаю II 23 июня было принято решение о выдаче Фомину «добавочной пенсии из сумм почтово-телеграфного ведомства в размере одной тысячи рублей в год». Начальник Главного управления почт и телеграфов В.Б. Похвиснев сообщил Фомину о производстве его в действительные тайные советники и назначении ему основной и дополнительной пенсий. В ответ Фомин письмом от 2 июля 1914 года благодарил Похвиснева и добавлял, что остается «в ожидании своевременного получения пенсии, составляющей отныне единственное мое средство существования»10111011
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 5122. Л. 5 об. – 6, 29, 33, 34, 37, 39, 40–40 об., 42.


[Закрыть].

Даже после крушения царизма некоторые из чиновников еще надеялись получить пенсию по старым правилам. Например, старший цензор Киевской почтовой конторы К.Ф. Зиверт, которому было уже семьдесят четыре года, обратился 22 августа 1917 года к министру почт и телеграфов с прошением об увольнении в отставку с «назначением гарантированной мне при поступлении в цензуру пенсии за 35 лет в размере полного оклада моего содержания, т. е. 2400 рублей, согласно установленной норме по Высочайшему повелению…»10121012
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 1714. Л. 1–1 об., 24–24 об.


[Закрыть].

Неудивительно, что в среде почтово-телеграфных служащих, по словам начальника Одесской почтовой конторы В. Колчева, чины цензуры по своему служебному положению считались «тузами»10131013
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 83 об.


[Закрыть]. И желающих попасть на эту службу почти во все времена было достаточно много.

Кроме жалованья и отдельных поощрений, раз в два года ко дню Св. Пасхи происходило награждение чинов цензуры иностранных газет и журналов. При этом те, кто не был представлен к награждению орденами, получали денежное вознаграждение. В результате предварительное составление наградного списка вызывало немалое волнение среди чиновников и приводило к осторожному вмешательству со стороны различных начальников. Например, весной 1887 года старший цензор К.К. Вейсман в памятной записке министру внутренних дел графу Д.А. Толстому по поводу награждения чинов цензуры к предстоящей Пасхе обращал внимание начальства: «Наградной список проверил т. [айный] с. [оветник] Заика [В.Д. Заика – тайный советник, директор Департамента общих дел МВД]. Рекомендовал особо обратиться по поводу наград старшему цензору Московского почтамта с. [татскому] с. [оветнику] Кнауту и д. [ействительному] с. [татскому] с. [оветнику] Шмидту. За Кнаута (в чине с 1882 г.) ходатайствует московский почт-директор, а за Шмидта почетный опекун контр-адмирал [К.В.] Небольсин с другими членами Совета Патриотического института». В результате К.К. Кнаут получил чин действительного статского советника, а А.Э. Шмидт – орден Св. Владимира 3‐й степени10141014
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 98. Л. 9–9 об., 12 об. – 13, 14 об. – 15.


[Закрыть].

Еще одной привилегией было получение некоторого числа так называемых стипендий на обучение детей. Каковы были умонастроения чиновников в отношении таких «стипендий»? Представление об этом дает, как мне кажется, письмо старшего цензора Московского почтамта О.А. Келера А.Д. Фомину от 5 января 1899 года:

Милостивый Государь Александр Дмитриевич! Младшему сыну цензора [Э.Ф.] Блюма 17 числа… декабря минуло 20 лет, таким образом, вероятно г. Блюму прекращается дальнейшее получение денег на воспитание детей. Но в виду того, что сын его продолжает на его счет воспитание в Лазаревском институте восточных языков и прошедший год для г. Блюма был особенно обременителен расходами по выданию замуж дочери, я позволяю себе просить Ваше Превосходительство, не найдете ли Вы возможность деньги на воспитание детей оставить г. Блюму еще на 1900 год. Если же по какому‐либо обстоятельству это оказалось бы невозможным, то покорнейше прошу предоставить эти вакантные деньги на воспитание детей чиновнику [В.И.] Геркану, старший сын которого родился 7 марта 1892 г. и теперь начинает обучение10151015
  Сын В.И. Геркана, Леонид Викторович Геркан, – известный деятель советского спортивного движения в 1920–1930‐х годах, автор книг: «Начальный курс лыжного спорта» (М., 1923), «Теория и практика спортивного плавания» (М., 1925).


[Закрыть].

Во всяком случае, считаю своим долгом присовокупить покорнейшую просьбу, чтобы получаемые ныне стипендии остались за Москвой. Чиновники московской цензуры вполне убеждены, что их труды и работа ценится Вашим Превосходительством, потому работают усердно и радостно; названные стипендии мы привыкли считать своими и стараемся усердным исполнением служебных обязанностей закрепить и дальнейшее право на все, что раз пожаловано Москве, и при всей нашей скромности мы льстим себя надеждой, что остальные пункты не лишат нас этого права.

В результате выплата денег Э.Ф. Блюму была продлена до 1901 года10161016
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 176. Л. 9–9 об. Э.Ф. Блюм (1838–?) – статский советник, цензор. В.И. Геркан – цензор. О.А. Келер (1840–?) – действительный статский советник, старший цензор Московского почтамта в 1890–1906 годах.


[Закрыть].

Весьма внимательно сотрудники цензуры относились к наградам. Например, К.Ф. Зиверт, старший цензор Киевской почтовой конторы с ноября 1896 года, в апреле 1909‐го обратился к Фомину с напоминанием, что 17 января исполнилось сорок лет его службы и он надеется на получение специального Знака беспорочной службы. На письме Зиверта сохранилась резолюция карандашом о том, что такое представление возможно лишь раз в год, до 1 мая, и за вычетом предоставленных отпусков (шесть месяцев) необходимый срок исполнится 17 июля 1909 года. Но и новая дата была отвергнута канцелярией Капитула российских императорских и царских орденов. Из нее 27 августа 1910 года сообщили, что насчитали просителю со дня производства в первый классный чин коллежского регистратора (17 января 1877 года) лишь тридцать два года, восемь месяцев и девятнадцать дней службы. Работа Зиверта с 17 января 1869 года в качестве телеграфиста в подсчет не вошла10171017
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 1714. Л. 1–3; Оп. 21. Д. 221. Л. 138, 170–170 об.


[Закрыть]. Таким образом, он мог рассчитывать на получение Знака в 1917 году, но к тому времени награда уже потеряла свой смысл.

Даже война и личные невзгоды не могли заставить забыть о распределении наград. Московский цензор В.И. Геркан 4 августа 1915 года в личном письме в Петербург к цензору Л.Х. Гамбергу, в частности, посылал свидетельство о смерти своего младшего сына (Михаила) для исключения его из послужного списка, а также касался вопроса о наградах. Он писал:

Наступает срок представления к наградам 6 декабря, когда мне истекает трехлетний межнаградный срок. Представление нас Военно-цензурной комиссией к орденам не прошло, вероятно, вследствие неудачного хода военных действий. <…> Если Михаил Георгиевич [Мардарьев] меня не удостоит представления к чину действительного статского советника по манифесту о 300‐летнем царствовании дома Романовых, то похлопочите уже о Владимире IV ст. [епени], к которому я, увы, и физически созреваю. В случае каких‐либо препятствий и сомнений национального свойства, я считаю не лишним упомянуть, что единственный на свете род Герканов происходит из древнего коренного туземного племени ливов. Кроме того я состою дворянином Минской губернии. Христофор Христофорович Ауэ просит, если возможно, представить его к чину статского советника. Последний чин он получил, будучи причисленным в Казани10181018
  Там же. Оп. 21. Д. 278. Л. 37–38 об. Особенно великолепно утверждение, что дворянский род Герканов не имеет отношения к немцам. На деле известен ряд немецких деятелей с фамилией «Геркан».


[Закрыть].

Поскольку многие цензоры были выходцами из непривилегированных сословий, то весьма важной для них была возможность причисления к дворянству. Тот же К.Ф. Зиверт 5 апреля 1898 года получил орден Св. Владимира 4‐й степени, на основании чего 12 февраля 1901 года был утвержден вместе с женой и детьми в потомственном дворянстве указом Сената. Об этом Зиверт сообщил в цензуру Санкт-Петербургского почтамта – для внесения данных сведений в формуляр10191019
  Там же. Оп. 4. Д. 1073. Л. 5 об. – 7, 14–15; Д. 1714. Л. 6 об. – 7, 12, 13–13 об.


[Закрыть]. Племянник К.К. Вейсмана Л.Х. Гамберг, трудившийся на поприще перлюстрации с января 1886 года и выслуживший чин действительного статского советника, обратился 11 января 1916 года с просьбой о предоставлении ему копий формулярного списка «для подачи в Сенат на предмет внесения меня с семьей в дворянскую родословную книгу»10201020
  Там же. Д. 901. Л. 2 об. – 3, 39.


[Закрыть]. 10 февраля 1917 года состоялся всеподданнейший доклад министра внутренних дел А.Д. Протопопова императору Николаю II. Наверно, именно в этот день произошло последнее награждение чиновника «черного кабинета»: император дал соизволение на производство за выслугу лет надворного советника Н.А. Шеймана в коллежские советники. Шейман был чиновником, причисленным к МВД и откомандированным в одесскую цензуру иностранных газет и журналов. О производстве его в новый чин сообщили 16 февраля в Департамент общих дел МВД10211021
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 40. Л. 186.


[Закрыть].

В годы Первой мировой войны немало дам и барышень из обеспеченных кругов пошли добровольно работать в госпитали, в различные общественные организации, оказывая помощь беженцам, инвалидам, малоимущим и т. п. Не остались в стороне и семьи чиновников «черных кабинетов». Жена коллежского советника Р.В. Швейера Христина была приглашена петроградской военной цензурой для чтения голландских писем «без вознаграждения». Правда, в 1916 году Центральное управление почт и телеграфов наградило госпожу Х. Швейер денежной суммой в 300 руб.10221022
  Там же. Л. 177.


[Закрыть]

Но 1917 год принес цензорам «черных кабинетов» новые, совершенно неожиданные заботы. Как я уже упоминал во второй главе, 27 февраля 1917 года М.Г. Мардарьев направил служебную записку в экспедицию перевозки почты со следующей просьбой: «В виду невозможности для служащих цензуры иностранных газет и журналов становиться у лавок в очередь для получения хлеба, за недостатком свободного от служебных занятий времени, цензура… покорнейше просит включить ниже поименованных чинов цензуры в число лиц, коим хлеб отпускается из Почтамта». К записке прилагался список из трех цензоров, а также девяти сторожей и почтальонов10231023
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 21. Д. 287. Л. 6–6 об.


[Закрыть]. Однако именно в этот день было свергнуто самодержавие. Сама цензура иностранных газет и журналов с ее «особым отделением» подлежала ликвидации в ближайшие недели, а у ее сотрудников появились новые повседневные проблемы.

Теперь люди, которые чувствовали себя избранными, оказались в достаточно сложном, даже тяжелом положении. Они не только лишились работы и средств к существованию. Их вызывали на допросы представители внезапно возникших общественных организаций, прокуратуры и суда, предъявляя им обвинения в нарушении официального законодательства. В Киеве в марте 1917 года старший цензор К.Ф. Зиверт был допрошен комиссаром исполнительного комитета Совета объединенных общественных организаций. Затем эту процедуру продолжил судебный следователь В.И. Фененко10241024
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 7–7 об., 125 об.


[Закрыть]. Были арестованы сотрудники Зиверта: Й.Г. Вальдман, Д.С. Варивода, Э.Э. Гордак, К.В. Гузендер, но в середине апреля их освободили10251025
  Киевская мысль. 1917. 15 апреля. С. 1; 16 апреля. С. 2.


[Закрыть]. В Москве допрашивали старшего цензора В.М. Яблочкова. 7 апреля 1917 года комиссар Москвы Н.М. Кишкин уволил его в отставку. 15 июня судебный следователь вынес постановление о содержании его в Московской губернской тюрьме10261026
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 3–5; Утро России. 1917. 8 апреля. С. 4.


[Закрыть]. В Тифлисе прокурор Тифлисского окружного суда вел следствие по делу местного «черного кабинета»10271027
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 21.


[Закрыть]. Этим же занималась прокуратура Одесского окружного суда10281028
  Там же. Л. 131–133 об.


[Закрыть]. Старшего цензора М.Г. Мардарьева несколько раз допрашивал П.Г. Соловьев, следователь созданной 4 марта 1917 года «Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств»10291029
  Там же. Л. 43–53 об., 88–89.


[Закрыть].

В этой ситуации Мардарьев 11 апреля подал заявление начальнику Главного управления почт и телеграфов с просьбой предоставить ему двухмесячный отпуск «для поправления расшатанного здоровья и о назначении… пособия на лечение»10301030
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 2874. Л. 49.


[Закрыть]. Некоторые стремились уйти на пенсию по болезни. Петроградский цензор Н.Р. Берггольц был уволен приказом Министерства почт и телеграфов от 10 июня 1917 года по болезни. При освидетельствовании 4 мая того же года у него признали «артериосклероз, хронический катар горла, хроническое воспаление легких туберкулезного характера, эмфизему легких и неврастению»10311031
  Там же. Д. 303. Л. 5 об. – 6, 43–44.


[Закрыть]. Тяжелобольными вдруг оказались и его сослуживцы. Старший цензор петроградской цензуры иностранных газет и журналов Е.К. Самусьев 5–6 мая 1917 года прошел врачебную комиссию и получил заключение, что он «страдает артериосклерозом, эмфиземою легких, геморроем, половинчатым левосторонним параличом на почве бывшего кровоизлияния в мозг и службу продолжать не может»10321032
  Там же. Д. 4268. Л. 57–57 об.


[Закрыть]. Необходимое медицинское заключение от 30 июня того же года получил бывший старший цензор варшавской цензуры А.Ф. Шлиттер. Вывод о невозможности продолжения Шлиттером службы опирался на наличие у него «острого экссудативного плеврита и тяжелой формы спинно-мозговой неврастении»10331033
  Там же. Оп. 5. Д. 5488. Л. 42–42 об.


[Закрыть]. При этом бывший старший цензор в Киеве Зиверт не только просил об отставке с «назначением гарантированной… при поступлении в цензуру пенсии…» (о чем упоминалось выше в настоящей главе), но и добавлял, что «пенсию желаю получать из Киевского губернского казначейства»10341034
  Там же. Оп. 4. Д. 1714. Л. 24–24 об.


[Закрыть].

Тридцатилетний А.И. Богданов решил поступить вольнослушателем в Петроградский университет10351035
  Там же. Д. 389. Л. 26.


[Закрыть]. Действительный статский советник Л.Х. Гамберг устроился в Бюро для составления обзоров повременной печати, выходящей в России и за границей10361036
  Там же. Д. 901. Л. 47.


[Закрыть].

О том, что чувствовали бывшие цензоры, о непонимании ими предосудительности своей бывшей службы ярко говорят их обращения к новым властям. Статский советник В.Е. Лоренсон, пятидесяти трех лет, занимавшийся перлюстрацией тридцать пять лет, 5 мая 1917 года обратился к начальнику Главного управления почт и телеграфов:

Лишившись в порядке революции места, оставленный на произвол судьбы своим непосредственным начальством без распоряжений и без содержания, и прилагая при сем прошение об отставке, покорнейше прошу Вас обратить благосклонное внимание на следующее: прослужил я с 1 января 1882 г. на действительной службе, беспрекословно и добросовестно исполняя все требования начальства. <…> за все это время я пользовался отпуском три раза и работал во все дни недели, не исключая и праздников.

В конце рапорта он просил о выплате заштатного жалованья. Резолюция гласила: «Оставить за штатом».

Между тем положение Лоренсона значительно ухудшилось. 16 июня он писал председателю Временного правительства Г.Е. Львову:

К Вашей милости взывает голодающий! <…> Непосредственное начальство мое, в лице петроградского старшего цензора тайного советника М.Г. Мардарьева распорядилось лишь о том, чтобы прекратить работу, а затем о судьбе моей совершенно забыло, даже не отвечая на письма. В результате я, оставшись без заработка, вовсе неприспособленный к иному труду, стою на пороге к нищете. Остается только идти на церковную паперть с протянутой рукой и это за честную и беспорочную службу, во время которых [так в тексте] я не нажил палат каменных. <…> опозорен публично г. и. [сполняющим] д. [ела] прокурора Харьковской судебной палаты Пузыревским, не разобравшимся в моем политическом credo и приказавшим арестовать меня вопреки постановлению г. следователя… 24 дня и 8 часов провел я среди босяков, бывших каторжан и т. п. сброда, съедаемый вшами и клопами. Я в жизни своей (53 ½ года) ни в чем не провинившийся и не получавший даже никаких служебных замечаний, с кристаллически чистым формуляром, подвергся такому позору. За что?

Письмо было переслано министру почт и телеграфов. Оттуда последовало указание начальнику Харьковского почтово-телеграфного округа, что Лоренсон удовлетворению заштатным жалованьем не подлежит10371037
  РГИА. Ф. 1289. Оп. 4. Д. 2775. Л. 22–24.


[Закрыть].

Дальнейшие события разметали этих людей, поглотили большинство из них в неведомые нам круговороты жизни. Известно, что М.Г. Мардарьев умер в 1918 году. Л.Х. Гамберг с июля того же года трудился в комиссариате Петроградского района Петрограда. С декабря – в Самаре: работал в губпродкоме, Союзе работников коммунального хозяйства. С октября 1920 года – счетовод на пожарных курсах при ЦК Союза работников коммунального хозяйства в Москве, с ноября 1921‐го – переводчик при ЦК того же союза10381038
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 180, 190–193 об.


[Закрыть]. Барон Ф.Г. Тизенгаузен, мастер вскрытия пакетов и писем, с 1 марта 1923 года по 25 октября 1924‐го трудился у новых хозяев на привычном поприще – как контролер отдела политконтроля ОГПУ в Петрограде-Ленинграде. Был уволен в возрасте шестидесяти пяти лет по сокращению штатов. В 1929 году, семидесятилетним, служил сторожем Геологического комитета в Ленинграде10391039
  Там же. Л. 106–107.


[Закрыть]. Младший цензор санкт-петербургской цензуры Р.В. Швейер с июля 1917 года трудился конторщиком в Коммерческом банке. С 1 марта 1923 года по 4 ноября 1924‐го, как и Тизенгаузен, работал контролером отдела политконтроля ОГПУ. В пятьдесят четыре года был уволен по сокращению штатов. В конце 1929 года – безработный10401040
  Там же. Л. 102.


[Закрыть]. Делопроизводитель, машинист санкт-петербургского «черного кабинета» Л.П. Григорьев, увлекавшийся одновременно церковным пением и пожарным делом, с сентября 1921‐го до 1923 года служил дьяконом Спасо-Колтовской церкви и одновременно, до августа 1922 года, – брандмейстером Петровскоостровской пожарной части, а затем – заведующим пожарной частью Монетного двора10411041
  Там же. Л. 97–98 об.


[Закрыть].

Причастные к делам перлюстрации почтовые служащие в Петрограде-Ленинграде в большинстве продолжали служить в почтово-телеграфном ведомстве. Но 2 ноября 1929 года сотрудниками информационного отдела (отдела политконтроля) Секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе было начато следствие по так называемому делу чернокабинетчиков. Оно закончилось вынесением приговора 28 января 1930 года. Информационный отдел ОГПУ СССР, получив отправленные 5 ноября материалы по данному делу, поставил задачу «в ходе следствия… особенно заострить внимание на выявлении непосредственных чиновников “черного кабинета”» и на установлении методов его работы10421042
  Там же. Л. 1, 157–158, 251–265.


[Закрыть].

Всего по делу было привлечено девятнадцать человек, причастных к делу перлюстрации на Петербургском почтамте в конце XIX – начале XX века, до 1917 года. Среди них было четыре цензора (Л.Х. Гамберг, М.М. Милевский, Ф.Г. Тизенгаузен, Р.В. Швейер), один технический работник цензуры (секретарь-машинист Л.П. Григорьев), десять почтово-телеграфных служащих (В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, В.Я. Бурмистров, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, А.Ф. Смирнов, А.Т. Тимофеев, А.П. Фадеев) и четыре сторожа (А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров). К моменту ареста эти люди были в возрасте от сорока до семидесяти лет, находились или на пенсии, или (в большинстве) трудились вне почтово-телеграфного ведомства. Из девятнадцати обвиняемых под стражу были заключены восемь, а с одиннадцати была взята подписка о невыезде. Такое решение показывает, что сотрудники ОГПУ не рассматривали их как активных и опасных противников новой власти.

Обвинительное заключение ставило в вину этим лицам то, что они «состояли секретными сотрудниками “Черного кабинета”, являвшегося одним из отделов Департамента полиции», и квалифицировало их действия в соответствии с указанием информотдела ОГПУ по статье 58‐й, пункт 13 УК10431043
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 1, 240–245, 251–265.


[Закрыть]. Данная статья включала «активные действия или активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны» и предусматривала наказание от расстрела до – при смягчающих обстоятельствах – лишения свободы «на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества»10441044
  Уголовный кодекс РСФСР. М., 1950. С. 38, 43.


[Закрыть]. Поскольку смягчающие обстоятельства были налицо (срок давности, низшие должности, которые занимали ряд обвиняемых, непродолжительное время работы одного из них и т. п.), решением «тройки» Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе от 28 января 1930 года тринадцать человек – В.Т. Богачев, А.В. Богуславский, Л.Х. Гамберг, Л.П. Григорьев, С.И. Грошкин, С.И. Карпов, И.И. Кудряшов, В.И. Мартынов, М.М. Милевский, А.Ф. Смирнов, Ф.Г. Тизенгаузен, А.Т. Тимофеев, Р.В. Швейер – получили пятилетний срок заключения. Четыре человека (сторожа) – А.Р. Гладков, Н.У. Спадар, В.А. Томкевич, Р.Ф. Федоров – были осуждены на три года условно. Двоим – В.Я. Бурмистрову и А.П. Фадееву – было запрещено в течение трех лет проживание в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону и в пограничных округах. Конфискация имущества не применялась10451045
  Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-74440. Л. 251–265.


[Закрыть].

22 февраля 1933 года Коллегия ОГПУ приняла решение о досрочном освобождении С.И. Карпова, запретив ему проживание в двенадцати городах10461046
  Там же. Л. 275.


[Закрыть]. Л.П. Григорьев с 1933‐го по 1950 год служил инспектором и начальником пожарной охраны в различных организациях. К 1953 году он был инвалидом второй группы и пенсионером МВД, награжденным знаком «Отличный пожарник». Его сын Виктор работал в органах МГБ и был награжден орденом Красного Знамени. Но в просьбе Григорьева-старшего в январе 1953 года о снятии судимости ему 23 февраля того же года было отказано10471047
  Там же. Л. 277–281.


[Закрыть]. Лишь 18 сентября 1989 года все проходившие по «делу чернокабинетчиков» были реабилитированы10481048
  Там же. Л. 282–284.


[Закрыть].