Текст книги "«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века"

Иногда в случае языковых трудностей при проведении перлюстрации привлекались эксперты из числа местной интеллигенции. Например, Вятское ГЖУ в начале 1917 года для перевода переписки с татарского языка обратилось к профессору Казанского университета Н.Ф. Катанову, уплатив ему 100 руб. В другом случае экспертизу письма провел учитель чистописания из вятской гимназии752752
  Коваленко В.В. Основные приемы и методы работы вятских жандармов в конце XIX – начале XX веков // Из истории вятских спецслужб. Киров, 1997. С. 32–33.


[Закрыть].

Существовала и профессиональная взаимопомощь. Например, в начале XX века вятские жандармы при чтении зашифрованных писем социал-демократов пользовались «ключом», который получили от жандармов Урала753753
  Там же. С. 32.


[Закрыть]. Начальник Кронштадтского жандармского управления доносил 22 ноября 1912 года в ДП, что учительница из Либавы М. Шапир, поддерживающая связь с матросами, ведет переписку при помощи фенолфталеина:

На внутренней стороне конверта или между строками обычного содержания письма <…> пишется, совершенно чистым мягким пером, разведенным фенолом истинное содержание, который высыхая не оставляет никаких следов. Для проявления достаточно слегка провести по письму нашатырным спиртом, после чего сначала получается багровый след, а затем постепенно выступает написанное, уже в темных красках754754
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1163. Л. 182–182 об.


[Закрыть].

Можно предположить, что такое детальное указание было основано на личном опыте.

Одобряя и поддерживая ведение перлюстрации жандармскими управлениями и охранными отделениями, Департамент полиции и министр внутренних дел требовали лишь, чтобы она проводилась без явных следов вскрытия. Например, 24 декабря 1911 года вице-директор ДП С.Е. Виссарионов сообщал «совершенно доверительно» начальнику Иркутского ГЖУ М.И. Познанскому, что в ДП доставлено письмо от 23 ноября из Иркутска в Геную, «задержанное на почте вследствие имеющихся на оболочке грубых следов вскрытия», и предлагал «принять все меры к недопущению <…> столь небрежного обращения с корреспонденцией, подвергаемой просмотру»755755
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 40. Л. 77.


[Закрыть]. Этому вопросу была посвящена и справка от 28 ноября 1912 года, направленная М.Г. Мардарьевым в ОО ДП. Фактически уже руководивший деятельностью «черных кабинетов», Михаил Георгиевич указывал, что постоянные жалобы на вскрытие писем обратили внимание господина министра внутренних дел (А.А. Макарова), приказавшего «раз навсегда покончить с этим вопросом». Между тем, как отмечал Мардарьев, в большинстве случаев неумелое вскрытие – это результат распоряжения жандармских властей. Наибольшее количество таких «промахов» происходит в Сибири и южных губерниях. Самое неумелое и небрежное вскрытие писем проводят главным образом в Пензенском РОО. Часто вскрытие производится из простого любопытства. В результате это создает угрозу лишить органы политического розыска «возможности добывать и этим путем иногда действительно ценные сведения». Итак, все сентенции данной справки свелись к рекомендации проводить перлюстрацию «осторожно и умело, чтобы адресат даже не мог подозревать произведенной манипуляции». Предлагалось использовать пар (изобретение В.И. Кривоша), ибо «как все, так и технические приспособления во всех отраслях идут вперед, поэтому и в этой области необходимы нововведения»756756
  Там же. Л. 99–99 об.


[Закрыть].

Попытки осуществления перлюстрации предпринимались и сторонними структурами. Например, 29 января 1913 года в МВД обратился начальник Томского ГЖУ, информируя о попытке сотрудника Разведывательного бюро Генерального штаба организовать цензуру переписки и возражая со своей стороны против такой самодеятельности. В результате товарищ министра С.П. Белецкий 17 февраля направил письмо первому обер-квартирмейстеру Главного управления Генерального штаба Н.А. Монкевицу, руководителю военной разведки и контрразведки, в котором объяснял невозможность основания перлюстрации при посредстве низших агентов контрразведки. В свою очередь Монкевиц 2 марта информировал Белецкого о распоряжении проводить почтовую цензуру в военных округах «исключительно через начальников контрразведывательных отделений, их помощников и чинов для поручений»757757
  Там же. Л. 118–120 об.; Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 89 об. – 90.


[Закрыть].

Вместе с тем были случаи, когда некоторые почтово-телеграфные чиновники отказывались от сотрудничества с чинами охранки и даже не выполняли циркуляры о задержании антиправительственной литературы. Директор ДП С.П. Белецкий 29 октября 1915 года направил письмо начальнику Главного управления почт и телеграфов В.Б. Похвисневу с просьбой о задержании и конфискации речи Зигеля. 29 декабря Белецкий уведомлял Похвиснева, что, несмотря на распоряжение начальника Ростовского почтово-телеграфного округа вскрывать и просматривать всю еврейскую корреспонденцию из Америки для обнаружения речи Зигеля, начальник Острогожской почтово-телеграфной конторы Рубинский ее не вскрывает758758
  Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 145.


[Закрыть].

Глава 3
Служба перлюстрации и дешифровки дипломатической почты в XIX – начале XX века

Зарождение особой службы перлюстрации дипломатической переписки можно датировать началом XIX века. В 1803 году в Министерстве иностранных дел появился «для сочинения по секретной части» Х.И. Миллер, ставший впоследствии действительным статским советником. Высочайшим повелением 7 ноября 1804 года управляющим «цифирной частью» был назначен действительный статский советник А.И. Граудер, а Миллер являлся его помощником. Их задачей были дешифровка иностранной дипломатической переписки и разработка собственных ключей759759
  АВПРИ. Ф. Департамент личного состава и хозяйственных дел [далее – ДЛСиХД]. Оп. 481. Д. 293. Л. 20 об.


[Закрыть]. Для руководства всей этой деятельностью в МИДе был создан Цифирный комитет, в который входили руководители министерства. Цифирный комитет заседал под председательством товарища министра, рассматривал и обсуждал составленные и раскрытые шифры, определял вознаграждение за данные работы. Всей деятельностью по перлюстрации дипломатических депеш ведал канцлер Российской империи (министр иностранных дел).

Для помощи дешифровщикам дипломатической переписки привлекались и другие ведомства. В частности, 6 ноября 1800 года Павел I утвердил создание «Тайной полицейской экспедиции». Среди ее задач предусматривались расходы «на пенсионы швейцарам у иностранных министров», а в одной из дополнительных бумаг отмечалось: начальника нового учреждения «награждать должно тем, что он потребует, если б скрал цифры у какого иностранного министра»760760
  Севастьянов Ф.Л. Между Тайной экспедицией и III Отделением: От тайного сыска – к политическому розыску. СПб.: МИЭП, 2008. С. 65–66.


[Закрыть]. Вместе с тем по‐прежнему использовались способности секретных чиновников Петербургского почтамта. 18 мая 1808 года Александр I направил предписание петербургскому почт-директору Н.И. Калинину: «Все письма, на чье бы имя оные ни были, которые от министра иностранных дел графа Румянцева будут к вам присылаемы для перлюстрования, вы, в силу сего, имеете перлюстровать… и потом к нему с таковых писем доставлять точные копии»761761
  ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 109 об.


[Закрыть]. Перлюстрация дипломатической почты в Петербургском почтамте, как отмечалось в предыдущей главе, продолжалась и в последующие десятилетия. Приведу один пример. С 14‐го по 26 августа 1856 года проходила коронация Александра II (согласно традиции – в Москве). При этом уже 21 мая в ходе всеподданнейшего доклада главноуправляющего Почтовым департаментом В.Ф. Адлерберга было решено по случаю предстоящего переезда в Москву двора и дипломатического корпуса «откомандировать под благовидным предлогом» трех чиновников секретной экспедиции Петербургского почтамта, поскольку московские перлюстраторы дипломатической почтой не занимались. Один из откомандированных являлся опытным перлюстратором, двоим другим поручалось заниматься переводом дипломатических депеш, перепиской их и шифров. Ехать в Москву эти чиновники должны были «под видом отпуска». Соответственно, деньги на проезд, наем жилья и проживание были им отпущены из секретных сумм762762
  РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 244. Л. 18–21.


[Закрыть].

Как и полагается в чиновничьем мире, организация этого секретнейшего занятия подвергалась постоянным реорганизациям. В 1828 году в МИДе три секретные экспедиции – шифровальная, дешифровальная и газетная (служба перлюстрации) – были объединены в Департамент внешних сношений. В 1833 году «цифирная часть» была разделена на три экспедиции. По «Высочайшему докладу» 30 апреля 1838 года они были реорганизованы в две экспедиции: первая – «для сочинения ключей», вторая – «для их разбора». Председателем цифирной части и одновременно управляющим второй экспедицией был тайный советник Х.А. Бек. В экспедиции трудились четыре чиновника763763
  Рыбаченок И. Такие разные ключи: Шифровальная экспедиция МИД // Родина. 2003. № 9. С. 54.


[Закрыть].

В 1846 году секретные службы в МИДе получили название Особой канцелярии, а ее управление непосредственно подчинялось министру иностранных дел. В 1852 году действительный статский советник барон Г.Е. Дризен подал докладную записку о соединении двух экспедиций. В результате он был назначен управляющим обеими экспедициями, сначала на временной, а с 1 декабря 1856 года – на постоянной основе. 21 апреля 1862 года было принято Положение о цифирной части. Цифирная часть вновь была разделена на две экспедиции. Первая состояла из бывших двух цифирных и занималась составлением ключей. Второй поручались перлюстрация и дешифровка дипломатической корреспонденции. Для ведения работы в дешифровальном отделении и руководства им были учреждены должности старшего и младших чиновников764764
  Басенко Ю.В., Волкова О.Ю. Министерство иностранных дел России в 1802–1899 годах // Дипломатический вестник. 2001. № 4; Адрес-календарь. Общая роспись всех чиновных особ в государстве на 1862–1863 год. Ч. I. СПб., 1863. С. 260.


[Закрыть].

По докладу министра иностранных дел Н.К. Гирса 1 ноября 1886 года Александр III утвердил новое Положение о цифирной части. Были расширены штаты: к трем чиновникам добавили еще двух. Увеличено было и поощрение чиновников – «с целью удержания их как можно долее при их специальных занятиях и вознаграждения за малую подвижность их служебной карьеры»765765
  Басенко Ю.В., Волкова О.Ю. Министерство иностранных дел России в 1802–1899 годах.


[Закрыть].

В 1907 году в МИДе была учреждена комиссия по реорганизации министерства под председательством товарища министра, тайного советника К.А. Губастова. Управляющий первой экспедицией действительный статский советник барон К.Ф. Таубе 24 мая 1907 года предложил сосредоточить цифирную деятельность в одном подразделении. В ответ старший чиновник А.А. Долматов, руководитель второй экспедиции, представил докладную записку от 28 июня, в которой категорически возражал против соединения всех отделений, имеющих дело с шифрами, в одно. Он патетически заявлял, что «отделение старшего чиновника, благодаря духу соревнования, материальным выгодам и отсутствию рутины, продолжает самостоятельно и успешно работать, несмотря на чрезвычайные затруднения», в то время как первая экспедиция «живет трудами посторонних лиц», ее цель – изготовление шифров и с политикой ничего общего не имеет. Вопрос обсуждался на заседании подкомиссии 27 июля 1907 года, и проект Таубе вызвал ряд возражений. В свою очередь, барон Таубе направил 19 сентября новую докладную Губастову, доказывая, что объединение будет хорошо для всех цифирных отделений – ведь важно знать все части шифровального дела. Он предлагал иметь три экспедиции: первую – для изготовления шифров, вторую – для дешифровки иностранных дипломатических кодов и третью – для шифрования и дешифрования всех текущих бумаг. Одновременно Таубе и Долматов были едины в своем пожелании увеличить штаты первой экспедиции и повысить оклады ее чиновникам766766
  АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 481. Д. 293. Л. 1–3, 6 об., 8, 18, 19–20, 35–38 об.


[Закрыть]. В результате второе отделение (оно же – вторая экспедиция) сохранило свою самостоятельность, продолжая заниматься дешифрованием дипломатических кодов.

В 1914 году в МИДе были созданы первый политический отдел и канцелярия министра. При отделе имелись цифирное отделение, занимавшееся созданием кодов, которое продолжал возглавлять К.Ф. Таубе, и отделение старшего чиновника А.А. Долматова, ведавшее дешифровкой767767
  Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям Российской империи на 1915 год. Ч. I. С. 1219.


[Закрыть].

Таким образом, с начала XIX века официальные послания иностранных дипломатов проходили через «черный кабинет» Санкт-Петербургского почтамта, а затем поступали в российское Министерство иностранных дел. Телеграфными шифрованными донесениями занимались в дешифровальном отделении МИДа России. В архиве сохранились выписки из корреспонденции выдающихся иностранных дипломатов того времени: из переписки канцлера Австрии в 1809–1848 годах князя К. фон Меттерниха с послами в России, министра иностранных дел Франции в 1840–1848 годах Ф. Гизо с Огюстом Казимиром-Перье, австрийского дипломата графа К.‐Л. Фикельмона, английского министра иностранных дел Г. Пальмерстона и т. д. Только за 1841 год было перлюстрировано 310 писем768768
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 469. Д. 147. 1841 г. Л. 2–180.


[Закрыть].

Одновременно с 1815 года была налажена перлюстрация дипломатической почты в русской почтовой конторе в Бухаресте. Этим весьма усердно занимался почтмейстер И.П. Яковенко. Здесь прежде всего снимались копии с переписки молдавского господаря, сербского князя, английского и французского консулов. При этом Яковенко направлял перлюстрацию как своему непосредственному начальнику, главноуправляющему Почтовым департаментом князю А.Н. Голицыну, так и канцлеру К.В. Нессельроде. Игнатий Павлович не просто занимался перлюстрацией, но позволял себе проявлять разнообразную инициативу. Например, в январе 1838 года в связи со сведениями, что «князь Милош [Обренович] склоняется к внушениям иностранных агентов» и «уверен в неизбежности войны Англии, Франции, Австрии против России», почтмейстер советовал канцлеру отправить в Сербию российского консула. Последний мог бы «смотря по обстоятельствам, приводить иногда князя сего в чувства здравого рассудка» или же «дать уже тогда свободу преданным к нам сербам принять самые меры решительные».

И все же в большей степени инициативность И.П. Яковенко касалась дела перлюстрации. В феврале 1839 года, посылая Нессельроде копию с письма французского консула Дюкло, назначенного в Сербию, Яковенко сопроводил ее собственным советом. По его мнению, российский консул в Сербии мог бы предложить французу «со всею должною осторожностью свое для пересылки бумаг его посредство» – это позволило бы гораздо успешнее осуществлять вскрытие писем. В марте неутомимый почтмейстер сообщал Нессельроде, что французский посланник в Константинополе требует от французского генерального консула в Бухаресте писать шифрами. В связи с этим Яковенко «на всякий случай снял копию» и просил указания «надо ли далее доставлять шифрованные копии или сей труд будет излишним?»

Игнатий Павлович не скрывал и неудач. В том же месяце он извещал, что партикулярное (частное) письмо английского посланника английскому консулу было написано «по‐английски так дурно, что никак нельзя было прочитать оное и не предстояло возможности списать с него и копию потому, что надобно было непременно отослать поскорее для избежания всякого подозрения». 6 апреля 1839 года Яковенко докладывал, что не смог прочесть письмо поверенного в делах молдавского господаря при «Порте Оттоманской» – «за неимением помощника, знающего греческий язык». С этим была связана и просьба прислать из Петербурга или Одессы «одного верного и испытанного в скромности помощника, знающего языки: новый греческий, французский и, если можно, и английский», поскольку «одному мне никак невозможно успевать производить и [почтовую] операцию, и списывать копии». Кроме этого, Игнатий Павлович просил у канцлера деньги «на два стола, два шкафа с секретными задвижками для всякого здесь за границею случая и на другие расходы, которые производил я до сего времени по одному моему усердию из собственного недостаточного моего жалованья». Он также предупреждал Нессельроде, что письма к нему будет теперь адресовать «под кувертом Санкт-Петербургского почт-директора, чтобы и в управляемой мною почтовой конторе не была приметна переписка моя с Вашим Сиятельством»769769
  АВПРИ. Ф. 161. Оп. 233. Д. 1. Ч. I. Л. 22–23, 46–47, 64, 65, 67–67 об., 90–90 об.


[Закрыть].

В начале 1836 года встал вопрос об открытии перлюстрационного пункта в Одессе. Одновременно Яковенко из Бухареста донес, что заметил «особое внимание [дипломатических] агентов Англии и Франции к своей переписке». Он предлагал установить наблюдение за перепиской «сих лиц и ряда бояр», а «в особенности за перепискою Господаря». Также он просил, чтобы российский генеральный консул выделил ему в помощь чиновника, знающего языки. А.Н. Голицын обсудил эти предложения с вице-канцлером К.В. Нессельроде. Последний отметил, что «переписка тех агентов» идет через австрийские почтовые конторы, что «задержки в раздаче писем и пакетов вызовут подозрения у обывателей» и они начнут «пересылку писем другим способом». Поэтому вице-канцлер предложил организовать перлюстрацию при российской почтовой конторе в Константинополе. Заметим, что между Одессой и Константинополем существовало регулярное пароходное сообщение и 30 июня 1831 года были утверждены правила перевозки почтовой корреспонденции между этими городами.

8 марта данная ситуация обсуждалась во время всеподданнейшего доклада. А.Н. Голицын доложил государю, что в секретной экспедиции Петербургского почтамта нет свободных чиновников для перлюстрационного пункта в Одессе, и сообщил о предложении К.В. Нессельроде. Также он представил справку о том, что константинопольская контора отправляет корреспонденцию лишь в Молдавию, Валахию и Россию, а письма в европейские государства отдаются австрийской почте. Кроме этого, он указал, что российский посланник в Османской империи А.П. Бутенев в письме Новороссийскому и Бессарабскому генерал-губернатору М.С. Воронцову от 20 мая 1835 года обращал внимание на следующее: «командировка почтового чиновника в Константинополь для присутствия при отправлении и получении писем представляет некоторые неудобства», поскольку там почти постоянно свирепствует чума и невозможно принимать необходимые предосторожности.

В свою очередь, Голицын, поддержав предложение Нессельроде, рекомендовал: обойтись без учреждения перлюстрации в Одессе; наблюдать переписку одесских консулов в Радзивилове, куда командировать чиновника со знанием английского и итальянского языков; производить прием и раздачу корреспонденции в константинопольской почтовой конторе, направив в Константинополь одного чиновника. Николай I дал на все это «высочайшее согласие»770770
  РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 238. Л. 95–106; ПСЗ. Собр. 2‐е. Т. 6. № 4680.


[Закрыть]. В Константинополь был направлен коллежский регистратор А.Ф. Маснер, специалист перлюстрации во втором поколении, «знающий весьма хорошо производство сего дела». Чтобы исключить «всякое стороннее любопытство», была осуществлена «операция прикрытия»: Маснера уволили из Почтового департамента, причислили к Азиатскому департаменту МИДа и направили в Константинополь771771
  АВПРИ. Ф. 161. Оп. 233. Д. 3. Л. 2–4 об. А.Ф. Маснер, который всю жизнь занимался перлюстрацией, был официально возвращен в почтовое ведомство с 4 апреля 1863 года – см.: РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 246. Л. 251.


[Закрыть]. Одновременно А.П. Бутеневу была направлена обширная инструкция, предлагавшая русскому дипломату «блюсти за перепискою, приходящею в почтовую вверенной Вам миссии экспедицию и отходящею чрез оную в Молдавию, Валахию и Одессу».

Министр иностранных дел К.В. Нессельроде рассчитывал в результате на ознакомление с перепиской турецких сановников, сотрудников иностранных миссий, польских эмигрантов и всех других потенциально враждебных Российской империи лиц. При этом русскому послу отводилась важная роль: по инструкции он должен был в реестре всех писем отмечать подлежащие вскрытию, затем, просмотрев их, указывать Маснеру, «с которых необходимо снять копии или сделать выписки». В ответ Бутенев выдвинул серьезные возражения. Он напомнил, что миссия на срок от шести до восьми месяцев покидает Стамбул, переезжая из Пера (Бейоглу) в район резиденции султана Бююк-Дере (Бюйюкдере), и быстрая связь с почтовой конторой в данный период будет невозможна. А кроме того, на эти занятия нет времени ни у него, ни у его чиновников. В итоге из Петербурга поступило уточнение ограничиться надзором за корреспонденцией главным образом иностранных посольств, в особенности – за перепиской посольств французского и английского с их агентами в Одессе или княжествах Валахии и Молдавии.

Через год А.П. Бутенев вновь доложил директору Азиатского департамента К.К. Родофиникину, что опыт перлюстрации на протяжении четырех месяцев подтвердил: «…нигде не оказалось ни политических, ни каких‐либо других суждений особливой важности». Тем не менее А.Ф. Маснер оставался в Константинополе до начала Крымской войны в 1853 году772772
  АВПРИ. Ф. 161. Оп. 233. Д. 3. Л. 1–2, 5–10, 12–16а, 26, 38–40, 101.


[Закрыть].

Таким образом, на протяжении десятилетий сохранялось ведомственное и персональное сотрудничество Особой канцелярии МИДа с «черными кабинетами» Главного управления почт и телеграфов, а также с чиновниками III Отделения, а затем Департамента полиции. Занимавшиеся перлюстрацией чиновники цензуры иностранных газет и журналов при Санкт-Петербургском почтамте П.Х. Витте, М.М. Михайлов, Ф.Ю. Ульрихс, Э.К. Цирлейн, А.О. Чиколини одновременно многие годы служили секретарями и переводчиками в Министерстве иностранных дел773773
  Месяцеслов с росписью чиновных особ, или Общий штат Российской империи на лето от Р.Х. 1828. Ч. I. СПб., 1828. С. 354–355; Месяцеслов… на 1835. Ч. I. СПб., 1835. С. 625; Месяцеслов… на 1840. Ч. I. СПб., 1840. С. 400, 692–693; Адрес-календарь. Общий штат Российской империи. 1850. Ч. I. СПб., 1850. С. 95–96, 176; Там же. 1860–1861 год. Ч. I. СПб., 1861. С. 273, 274.


[Закрыть]. Руководители Министерства внутренних дел в начале XX века регулярно направляли министру иностранных дел с пометкой «совершенно доверительно» расшифрованные телеграммы или добытые агентурным путем копии писем и донесений иностранных дипломатов. 2 июня 1905 года начальнику Главного морского штаба А.А. Вирениусу из ДП отправили переводы двух писем морского атташе Великобритании в Петербурге капитана Кальтропа. 8 июня директору ДП С.Г. Коваленскому представили переводы писем британского посла Ч. Гардинга и секретаря британского посольства. Копия первого письма была доложена государю, а обе копии – министру иностранных дел В.Н. Ламздорфу. В дальнейшем Николаю II представлялись донесения британского посла по поводу потопления английского парохода русскими крейсерами в июне 1905 года, о беспорядках в Лодзи и Киеве; выписка из частного письма британского посла от 7 июля и т. д.774774
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 4. Л. 1, 9, 16, 39, 53, 65.


[Закрыть] 26 октября 1905 года в МИД были направлены копии шести телеграмм из американского посольства, трех – из китайского, два донесения из греческого посольства и одно – из румынского775775
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470. Д. 123. Л. 1–2 об., 8–10 и др.


[Закрыть].

В ноябре 1904 года из Департамента полиции во второе отделение поступили три японских кода, добытые в Париже агентами ДП. По этому поводу 24 ноября старший чиновник В.В. Сабанин писал товарищу министра князю В.С. Оболенскому-Нелединскому-Мелецкому:

Что же касается части фотографированного шифрованного ключа, то находящиеся в распоряжении экспедиции листки представляют собой не подлинные фотографические оттиски части японского ключа, присланные из Парижа Департаменту полиции, но сделанные, по распоряжению А.А. Лопухина, для экспедиции фотографические копии. Копии эти крайне нам необходимы. <…> при помощи одних этих листков разбор соответствующих телеграмм невозможен, ибо на них помещено лишь 20 700 знаков из числа 100 000, составляющих ключ.

Далее Сабанин просил обратиться в ДП с просьбой прислать остальную обещанную часть японского ключа776776
  АВПРИ. Ф. 107. Оп. 470. Д. 107. Л. 279.


[Закрыть].

В отчете за 1907 год старший чиновник А.А. Долматов сообщал о сотрудничестве с сухопутным и морским генеральными штабами: «…нам доставляются случайно добытые дипломатические депеши разного рода, из которых многие оказались весьма интересными и полезными. Те из этих депеш, разбор которых удается, в русском переводе возвращаются агенту Генерального Морского штаба г. [В.И.] Кривошу, который доставляет нам оригиналы»777777
  Там же. Ф. 133. Оп. 470. Д. 70. Л. 30 об. О В.И. Кривоше см.: Зданович А.А., Измозик В.С. Сорок лет на секретной службе. М., 2007.


[Закрыть].

Нередко российские послы, добывавшие ту или иную дипломатическую переписку, обращались во второе отделение Особой канцелярии с просьбой об их расшифровке. Так, российский посол в Турции И.А. Зиновьев писал 30 ноября 1901 года управляющему МИДа В.Н. Ламздорфу: «Нахожу необходимым приобретать по временам копии как с отправляемых [германским] посольством… в Берлин, так и с получаемых оттуда… телеграмм». К письму были приложены две серии телеграмм и высказывалась просьба сообщить их содержание. Через две недели от Зиновьева поступили две новые серии германских телеграмм778778
  АВПРИ. Ф. 107. Оп. 470. Д. 107. Л. 197, 200–200 об.


[Закрыть].

Вообще с развитием технических средств связи расшифровка посланий, передававшихся по телеграфу, приобретала все большее значение. Во всеподданнейшем докладе А.М. Горчакова 29 октября 1856 года отмечалось, что распространение телеграфного сообщения «дает обширное поприще деятельности цифирных экспедиций и уже теперь удесятерив их работу, может дойти впоследствии до чрезвычайных, еще невообразимых размеров»779779
  Там же. Ф. ДЛСиХД. Оп. 481. Д. 293. Л. 18 об.


[Закрыть]. Это создавало новые проблемы и трудности – см. таблицу 5.

Таблица 5

Показатели деятельности второго отделения за 1873–1902 годы780780
  Рыбаченок И. Такие разные ключи. С. 56.


[Закрыть]

Из таблицы видно, что при росте индивидуальной нагрузки на одного сотрудника две трети телеграмм оставались непрочтенными – следствие извечной войны между создателями новых кодов и дешифровщиками.

Для успешной работы дешифровщикам в первую очередь необходимо было иметь как можно больше материала, т. е. депеш, зашифрованных данным ключом. В.В. Сабанин 5 января 1905 года докладывал товарищу министра В.С. Оболенскому: «…разбор французских телеграмм действительно встретил большие затруднения. Над преодолением их работает ныне А.А. Долматов, которому передается соответствующий шифрованный материал и коммуникации»781781
  АВПРИ. Ф. 107. Оп. 470. Д. 107. Л. 291.


[Закрыть]. Шифрованные телеграммы поступали в отделение МИДа с телеграфа. В этой связи показательна записка В.В. Сабанина директору канцелярии МИДа А.А. Савинскому от 10 мая 1905 года:

Доставка английских телеграмм из Тегерана крайне желательна. Мы прежде ежедневно получали их через Одессу и имели таким образом всю переписку С [ент] Жемского кабинета [Сент-Джемский кабинет – обозначение английского правительства, происходящее от названия дворца Св. Джемса (Джеймса), резиденции английских королей в 1698–1809 годах] между Лондоном и Тегераном. Телеграммы эти имели для нас большое значение… и по своей технике, так как Лондон употреблял для Тегерана те же ключи, как и для Петербурга. <…> С 1903 года эти телеграммы больше не доставляются.

Почти через год, 4 января 1906 года, последовал официальный рапорт В.В. Сабанина по тому же адресу. Старший чиновник докладывал, что

[С] 5/18 мая 1905 г. прекратилась доставка телеграфной переписки между великобританским послом в Константинополе и Лондонским кабинетом… Отсутствие этого материала значительно затруднило разбор английских ключей. МИД Великобритании ныне [использует] систему введения новых ключей по сериям. Сила сопротивления каждого из этих ключей в отдельности постепенно увеличивается… Возможно полное прекращение разбора английских ключей. <…> утратили доставлявшуюся из Одессы телеграфную переписку [между] английской миссией в Тегеране и лондонским кабинетом, между индийским вице-королем и статс-секретарем по делам Индии.

В результате 18 января 1906 года в Главное управление почт и телеграфов было направлено письмо с просьбой о присылке копий телеграфных сообщений, проходящих через Одессу782782
  АВПРИ. Ф. 133. Оп. 470. Д. 70. Л. 2–2 об., 4; Ф. 107. Оп. 470. Д. 107. Л. 293–293 об.


[Закрыть].

Судя по донесениям старшего чиновника А.А. Долматова, к 1908 году удалось справиться с английским шифром дипломатической переписки Лондона с Константинополем и Тегераном. Заслуга в этом принадлежала прежде всего К.В. Циглеру. В течение 1908 года было расшифровано 180 телеграмм, включавших переписку между Э. Греем (министр иностранных дел Великобритании), О’Конором (статс-секретарь английского МИДа) и английскими послами в Турции и Персии783783
  Там же. Ф. 133. Оп. 470. Д. 70. Л. 6–24, 29. (Подсчет мой.)


[Закрыть].

Та же самая проблема – большого количества телеграмм для расшифровки, только уже относительно турецкого и японского шифров, обсуждалась в 1911 году. Русский посол в Турции Н.В. Чарыков 29 марта сообщил товарищу министра А.А. Нератову о возможности получения в Стамбуле некоторых подлинных шифрованных телеграмм военного министра и великого визиря. К донесению он приложил четыре телеграммы на турецком языке, прося в случае расшифровки сообщить об их содержании, «чтобы судить о политическом значении нового источника». Через несколько дней от него поступило еще пять телеграмм. А.А. Долматов 8 апреля информировал Нератова, что присланные четыре телеграммы набраны различными ключами, «по‐видимому по системе прежних известных нам ключей, но требуется много материала».

Относительно японских телеграмм Долматов докладывал о расшифровке содержания «насколько это возможно, ввиду того, что при новизне шифра специальные вопросы не поддаются пока расшифрованию». В результате из МИДа было направлено отношение начальнику Управления городских телеграфов в Санкт-Петербурге А.И. Коузову с указанием, что доставляемые Долматову копии шифрованных телеграмм иностранных государств нередко содержат большое количество ошибок. Особые претензии предъявлялись 28‐му отделению связи, сотрудники которого часто пропускали телеграммы без снятия копий и допускали много ошибок. В ответ руководство телеграфа сообщило, что дано распоряжение «об аккуратном и правильном доставлении шифрованных телеграмм старшему чиновнику Долматову». Одновременно было указано, что телеграммы японского посла в России идут в Токио через Иркутск и Владивосток784784
  Там же. Д. 65. Л. 16–16 об., 17, 18, 23, 33, 37.


[Закрыть].

В целом же, судя по отчету А.А. Долматова за 1912 год, на расшифровку иностранных дипломатических ключей требовалось примерно от полугода до двух с половиной лет. Были, конечно, и исключения. Например, французский ключ номер 205 находился в употреблении с 16 декабря 1909 года, но к 1913 году еще не был раскрыт российскими дешифровщиками785785
  Там же. Ф. ДЛСиХД. Оп. 481. Д. 369. Л. 6–7.


[Закрыть].

В такой ситуации особое значение имел, безусловно, подбор кадров. Число дешифровщиков было, как отмечалось выше, весьма невелико. Они должны были обладать уникальными дарованиями, иметь способность многие часы напряженно работать и уметь хранить доверенные им тайны. Например, летом 1891 года готовилось важное соглашение между Россией и Францией. Оно означало резкий поворот во внешней политике России от многолетней ориентации на союз с Германией и стало первым шагом на пути к созданию Антанты. Секретность данного маневра была настолько высока, что Александр III просил министра Н.К. Гирса скрыть информацию о будущем соглашении даже от товарища министра Н.П. Шишкина, управлявшего министерством в отсутствие самого министра. Государь также приказал, чтобы «только один старший перлюстратор г. [К.А.] Битепаж был допущен к расшифровке французских телеграмм, касающихся этих переговоров»786786
  Ламздорф В.Н. Дневник. 1891–1892. М.: Academia, 1934. С. 172. Действительный статский советник К.А. Битепаж руководил отделением перлюстрации в 1889–1892 годах.


[Закрыть].

Руководитель дешифровального отделения до ноября 1888 года тайный советник Л.П Иессен, занимавшийся этой работой с 1863 года, писал в январе 1883‐го, что обязательной чертой криптографа является «в эпохи критические… непрестанная напряженность всех умственных сил и способностей, усидчивость вполне антигигиеническая, денно и нощно». И далее вспоминал эпизод из собственной биографии в период франко-прусской войны 1870 года, когда он «с Иванова дня [24 июня] по ноябрь месяц работал… без исключения одного дня, по 14 часов в сутки», что «не преминуло ускорить во мне проявление признаков поколебленного здоровья»787787
  АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 481. Д. 3. Л. 20.


[Закрыть]. Аналогичную мысль – что «о пользе, приносимой нашим делом, надо судить… по годам критическим, как минувший отчетный год [1912] … или как 1908/09» – высказывал в отчете за 1912 год старший чиновник А.А. Долматов788788
  Там же. Д. 369. Л. 4 об.


[Закрыть].

Поэтому каждый принимаемый на службу давал особую подписку:

…я, нижеподписавшийся, по случаю допущения моего к занятиям по Цифирной экспедиции Министерства иностранных дел, дал сию подписку в том, что я сим торжественно обязуюсь предмет занятий оной экспедиции никогда никому не разглашать, и всякие вверенные мне начальством сведения, почитая их за Государственные тайны, крепко хранить, и вся строгость законов да падет на меня как на Государственного изменника, если я обещание сие нарушу789789
  Там же. Д. 45. Л. 1.


[Закрыть].

Этот текст впоследствии, видимо в первое десятилетие XX века, был несколько изменен, но суть его осталась прежней790790
  Там же. Д. 369. Л. 1.


[Закрыть].