Текст книги "Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов"

Отморозки

Кубанские казаки

Кубанские казаки никогда не оставляют друга в беде, даже если он поступил неправильно.

Мой дальний предок участвовал в Полтавской битве вместе с гетманом Мазепой на стороне Карла XII, хотя всегда болел душой за Россию. Мазепа сначала Родине сделал много хорошего, а потом ошибся и оказался на стороне шведов. Но даже оттуда он бежал, что подчеркивает его противоречивый характер.

Мой предок друга в беде не бросил из-за чего сам оказался в Польше, а его праправнуку пришлось воевать на стороне Костюшко. И только в начале прошлого века все в семье стало исправляться в лучшую сторону: прадед помогал Брусилову, его кум – бакинским комиссарам, а дед брал Хасан и Халхин-Гол.

На этом военная династия прервалась. Брат недавно издал книгу, я работаю техническим писателем, а отец – электриком. По молодости он любил побузить, а сейчас сидит, словно знает, что если начать по-настоящему, то придется опять бежать. В наш же век спутникового слежения нормально спрятаться невозможно. Поэтому он не любит казаков, которые разгуливают с лампасами и крутят шашками над головой. Говорит: «Придурки».

Медведь

Медведь прыгает на двадцать метров, и если ты полез на сосну, то он отгрызет тебе ноги. Чтобы этого не случилось надо стучать в бидон и громко кричать, но все равно бежать.

Однажды мы с отцом собирали жимолость, и он думал, что я трясу куст, а я – что он, пока не зарычало. Мы кинулись врассыпную и одумались за сто метров. Потом мы шли по лесу и вышли на теплотрассу, где работал трактор. Отец отводил глаза, а я никогда об этом не вспоминал.

Бывает хуже, когда в капкан попадает медвежонок. Тогда медведица ходит кругами и бросается, а нюх у нее лучше человеческого в десять тысяч раз. Поэтому раньше ее ловили с лайками на рукавицы. Разбросают кольцом и загоняют. Зверь чует запах и думает там люди, а это варежки лежат.

Химфак и физфак

Химический факультет Московского университета – место историческое, так как именно здесь был закрыт райком. Его в восемьдесят четвертом году заколотили крест-накрест досками и написали: «Все ушли на фронт», хотя ничего этого не предвещало.

В противовес физфак известен тем, что на нем впервые на комсомольском собрании было принято решение об использовании годовых взносов для покупки двух ящиков пива, что и было исполнено.

В целом спор химфака и физфака – исторический, берущий начало со времени постройки главного здания университета. Суть его в том, что непонятно к кому стоит ближе Ломоносов. К корпусу химического факультета или к корпусу физического.

Я же, закончивший мехмат, вошел в историю этого конфликта тем, что присутствовал при научном разрешении вопроса. Оказалось, что к химфаку Ломоносов стоит на две бутылки пива ближе.

Моя голая свидетельская ступня отпечатана на памятной урановой плите, установленной в честь этого события в Научно-исследовательском институте ядерной физики.

Вертолет

Губернатор города всех достал, потому что, когда едет на работу в Егорьевский кремль, перекрывает единственную улицу, и из-за пробки никто не может успеть на работу. Начальники видят подчиненных и ничего не спрашивают, но от этого денег больше не становится, а дисциплина падает.

Прошлый особо о жителях не радел, и поэтому приезжал к министрам по ночам, а новый – молодой – спешит с утра. При старом дорога была свободна, а при новом – хрен прорвешься. Теперь частный бизнес собирает деньги на вертолет, чтобы уменьшить потери. Когда вертолет купят, он будет летать, и шоссе опустеет.

Покаяние

Я абсолютно не понимаю женщин, а они меня. Первой своей любви я носил цветы, читал стихи и напевал серенады. Так как стихи в то время у меня были плохие, на хорошие цветы не хватало денег, а голоса, как уже говорилось, у меня нет, то через год она пришла ко мне с Володькой и сказала, что уезжает в Германию.

Володька по меркам тысяча девятьсот девяносто третьего года был звездной мечтой любой бабы, и мне нечего было им возразить. И хотя у меня остались с ними прекрасные отношения и позже их белокурые дети не раз бегали по моей квартире, я пробухал полгода.

Мою тоску выбила вторая любовь, с которой я встречался уже при первой и пару раз замечал, как она украдкой оставляет следы помады на тыльной стороне воротничков моей рубашки.

Она прилично разбиралась в стихах (а стихи у меня стали неплохими), хорошо пела сама (и поэтому не давала петь мне) и зарабатывала кучу денег (из-за чего не обращала внимания на букеты).

Мы встречались по пятницам, а все остальное время перезванивались. Кроме этого, каждый в одиночку где-то отдыхал. Пока отдых оставался личным делом каждого, отношения царили идиллические.

Все сгубило ее желание переехать ко мне. В длительных водных походах, которыми она увлекалась, трудно остаться в воздержании, и через полгода она пришла с высоким, волосатым и сильным байдарочником, а я человек щуплого телосложения.

Я, конечно, чуток побузил, попытался повыкидывать вещи, истошно кричал и пробухал три месяца, но и с ней у меня остались самые чуткие отношения. Мы до сих пор переписываемся, шлем на праздники друг другу открытки, а шесть месяцев назад, зная мое тяжелое положение с работой, она предлагала полторы штуки, но я отказался из гордыни.

Теперь у меня любовь третья, но это уже отдельная история. Можно с уверенностью сказать лишь одно: я обожаю крепкие конструкции и терпеть не могу неопределенности, поэтому любое покаяние считаю за благо.

Женщины легкого поведения

В Кузьминках женщины легкого поведения стоят у кладбища. Когда едешь ночью по Волгоградскому проспекту, видишь, как их фарами дальнего действия освещают, чтобы было заметно издалека. Мороз им не помеха – только переминаются с ноги на ногу и носы краснеют.

У Ивана Степановича сын вырос, а жена постарела и болеет. Однажды, получив пенсию и отправив жену в санаторий, он пошел на кладбище за удовольствием. В опустевшей квартире над ним колдовали три часа, пока не получилось. Когда он протягивал заработок, то его спросили про возраст и, узнав что ему семьдесят два года, деньги брать отказались, мотивируя это тем, что ему надо помогать.

Иван Степанович обиделся, как ребенок, но на своем не настоял, надеясь истратить сэкономленное в следующий отъезд жены. Теперь, когда он проходит мимо кладбища, у него текут слюни.

Карьера брокера

Первый раз меня кинули не как лоха, а потому что я опездол. Шел на торги на Центральную Универсальную Биржу, а попал в жопу. Если честно, то это в кино крутые итальянские братки приковывают к руке сто тысяч долларов, а у нас полмиллиона носят в мешке бомжи. Приходят на торги и достают оттуда ценности, словно мороженое.

Меня долго Гоша не подпускал к расчетам. Давал на торгах показывать пальцы вверх и вниз, позволял охранять чемодан и разрешал кричать цену, чтобы, сговорившись, играть на понижение. Пару раз я приносил бумаги, но после сделок он всегда расплачивался сам, так как мне не доверял. Я вечно путал плюс и минус и сбивался на первой же сотне. В этот день я тоже сбился и довольный бомж быстро убежал. Гоша пизданул меня в челюсть, и на этом моя карьера финансового брокера закончилась.

Теперь, при встрече с ним и с его молодой женой, я, потирая подбородок, благодарю Гошу за то, что я лох.

Физтех и мехмат

Когда я ехал поступать в Москву, думал, что все здесь ходят чистые во фраках, и поэтому мама мне сшила двубортный клетчатый пиджак и брюки и купила туфли на высоком каблуке, в которых я выглядел идиотом.

По логике, после летней физматшколы физтеха я должен был очутиться в Долгопе, но, увидев общаги, клопов и девушек, я поступил на мехмат. На Ленинских горах меня долго рассматривали, как диковинного полярного совенка, но после долгих размышлений записали в альма матерь, хотя я скорее годился в продавцы кока-колы, чем в математики, что и подтвердила моя дальнейшая карьера.

Когда я, будучи студентом, первый раз напился, я прыгал на коленях по раскладушке и орал: «Я свинья, я свинья. Я занимаю чужое место». На что мой друг Володя успокаивал меня, ковыряясь в своей курчавой белой голове: «Если ты свинья, то здесь свинарник».

Окончательно меня убедил директор моей летней физтеховской физматшколы У., которого я случайно встретил в читалке. Он подошел со спины и поднял меня за уши, предоставив отгадывать, кто бы это мог быть.

Быть это мог, конечно, У. Он раскачивал меня из стороны в сторону и повторял: «Харченко, ты должен быть либо в Долгопе, либо на Камчатке. Харченко, ты должен быть либо в Долгопе, либо на Камчатке».

Когда он опустил меня на землю, я остался на мехмате.

Террорист номер один

Сейчас, когда в мире происходит непонятно что и здания рушатся, словно песочные сооружения, не верится, что террорист номер один по национальности был русским и прожил долгую и востребованную жизнь.

Даже когда он был в стовосьмилетнем возрасте, к нему обращались представители иностранных спецслужб для получения консультаций, а книги его и учебники до сих пор под запретом для изучения. Вы, конечно, понимаете, что я не могу назвать его фамилии, но известно, что он первым стал вешать бомбы для детей на плоды деревьев и применять женские методы внедрения и влияния.

Во Вторую мировую войну он предложил взрывать не рельсы, а мосты, потому что у фашистов имелся большой запас рельсов. Мосты же он не минировал, а воспламенял запасенную в них шахтовую взрывчатку.

Благодаря его руководству немецкий тыл на советской территории был полностью парализован.

Фотография

Отношения с военкоматом я испортил самостоятельно из-за своего вздорного характера. Когда в институте послали фотографироваться на военный билет, я зачем-то отрастил волосы, и на снимке они получились длинными, вьющимися и торчащими через плечи до пупка, спадающими местами до инфантильного оранжевого ремешка, надетого на меня.

Секретарша Иренок долго разглядывала фотографию и брать не решалась, понимая больше меня, но я настоял. Так и вышел билет футуристическим.

На первых военных сборах полковник Сидоров наметанным взглядом выцепил его из лежащей на столе кучи и потребовал привести к нему эту «бабцу». Меня спасло то, что я уже сыграл пару игр за сборную части в футбол и при мне команда получила две победы, выйдя на предпоследнее место. Сам генерал Антонов приходил на трибуну и пару раз ткнул пальцем в мою сторону.

Полковник Сидоров не решился принять дисциплинарные меры, но частенько заходил в казарму, пытаясь меня построить, однако я прикрывался высоким покровителем.

В аспирантуре же Лесотехнического института, куда я пролез после окончания Московского университета, все повернулось не по-доброму. Майор Иванов взвился, увидев мое рыльце, и я стал носить справки об обучении не раз в три года, как все, а каждый год.

31 июня (день окончания мною аспирантуры) был обведен в календаре майора Иванова красным.

Честно говоря, не знаю, что случилось с ним позже, так как, понимая все последствия столь неформального интереса, я постарался затянуть обучение как можно дольше, дабы не рисковать.

Крестьянская застава

В Москве борются с преступностью, и поэтому милиционеры спрашивают паспорта. Мне кажется, любой человек, надев форму и выйдя на улицу, через два часа получает способности, которые позволяют находить в толпе нужного человека. У нужного человека неисправен паспорт.

Закончив аспирантуру и купив в Москве квартиру, я еще три года не решался в нее прописаться, опасаясь майора Иванова, возглавлявшего Мытищинский военкомат. Поэтому стоило мне появиться после работы на переходе со станции «Пролетарская» на «Крестьянскую заставу», как меня тут же останавливали и допрашивали.

В конце концов я внес в свой бюджет отдельную строку, познакомился с проверяющим и стал с ним при встрече здороваться за руку, а он пару раз звал меня выпить пива.

Теперь он от меня отворачивается, потому что очень обиделся, когда я сделал себе прописку.

Отморозки

Дед любил посадить меня в детстве на колени, достать военные награды из деревянного, выложенного бордовым бархатом ящичка и пофилософствовать.

«Понимаешь, – говорил он, – войны выигрывают отморозки. Если бы Суворов не был отморозком, то никогда бы не пошел под Рымником с семью тысячами на стотысячную турецкую армию. И Александр Македонский, не будь отморозком, не пошел бы на персов. Враги их просто в глаза не видели. Сидели в ноздрях ковырялись, а тут – отморозки идут».

Потом он обычно весело смеялся и подробно в стотысячный раз рассказывал, за что ему дали ту или иную медаль, и (в зависимости от медали) делал разные движения руками. В одном случае резко колол воздух, а в другом – долго и внимательно прицеливался, чтобы потом нажать на воображаемый курок. Когда курок нажимался, дед громко говорил «Пу!», и кошка Мурка в страхе забивалась под кровать.

В конце концов приходила бабка, била его вафельным полотенцем по тыкве, называла пустобрехом и доставала Мурку из-под кровати. Мурка в этот момент походила на Дария, а бабка – на Талейрана.

Интересно, что бы он сказал про век нынешний, когда три месяца херачат боеголовками, а потом входят прогулочным шагом.

К.

Я в детстве никем не мечтал стать, и поэтому в седьмом классе школьный учитель принес мне журнал «Квант», и я поступил в заочную физико-математическую школу. Так как первые мои оценки редко были выше двойки, я из чувства противоречия сидел каждый день по три часа, как собачка Павлова.

В девятом классе по совокупности олимпиадных успехов и битья головой о стену меня взяли в летнюю школу во Владивостоке, где директор У. В. М. закатывал глаза и подносил палец к губам, говоря, что к нам едет преподавать мировая знаменитость, человек-гениальность профессор К.

К. приехал, прочитал всего одну лекцию и заперся в деревянном домике на берегу залива, откуда на протяжении трех месяцев раздавались громкие звуки. Личности странного покроя хлопали все ночи дверьми, а из центра Японского моря раздавались залихватские песни про степь и бродяг.

Позже с К. я встретился в университете на мехмате, где в полной мере оценил его дарование.

Долларовая полоска

Я очень не люблю город Саратов, потому что там наряду с самыми красивыми девушками самая чуткая аппаратура.

Вот, например, взять Сургут или Мурманск. Там можно набить карманы пиджака хоть пятьюдесятью тысячами долларов, хоть ста – все равно на регистрации стойка не запищит, а в Саратове уже при одном у.е. начинается шмон.

Тебе вывернут всю одежду, залезут в трусы, но злополучную металлическую полоску найдут и спросят, откуда валюта, в каком московском банке обменяна и где справка. Поэтому фондовый рынок в Саратове не развит, а вот, например, в Ноябрьске или Лангепасе развит.

Поняв всю безнадежность финансовых вложений в саратовский промышленный комплекс, я стал при прилете в этот город класть в карман жвачку «Орбит». Омоновцы ищут, ищут, а на выходе железная обертка.

Откуда пошла земля Русская

Бывает

Безухова любили на Дичковой Даче все, потому что у него не было уха. Хотя он и не был родственником, известия о его болезни были восприняты с сочувствием. Даже собрался сход, чтобы помочь.

Безухову привиделось, что он суперагент, обдолбанный своими и чужими, заброшенный в тыл противника. Им управляют, используя кодовые слова, свет, музыку, картинки и жесты домочадцев.

Поэтому Безухов ходил в длинных одеждах, как робот, держал спину прямо, мылся в ванной без света, с голоса снимал заклинания и вслух отдавал приказы. Например, «какать» – и какал, «пи́сать» – и пи́сал. Он не спал четыре ночи, глотал только водку, запивая ее «Святым источником», обрызгивал горячительными напитками стены жилища, словно настоящей святой водой.

Сначала его хотела сдать в психушку жена, за что была тут же изобличена и разведена. Потом пришел священник Викентий Альбертович, но Безухов, принюхавшись, отказался с ним общаться, мотивируя это тем, что в церквях запах ладана и треск свечей, а этим можно запросто зомбировать. Отец Викентий обиделся и трижды плюнул через левое плечо.

Только мэр Дичковой Дачи Прокопий Авдеевич все урегулировал, выйдя из своего шестисотого «мерседеса». Приехали: психиатр, машина «Скорой помощи» и наряд милиции. Психиатр был тут же удален (чем-то не понравился мэру), а между тюрьмой и дурдомом Безухов выбрал психушку. Когда его вязали, он кричал: «Я же просил, дайте четыре дня. Я же просил, дайте четыре дня».

Все потом долго пожимали плечами, не понимая, что он имел в виду.

Володя и тест

На четвертом курсе университета к нам пришел высокий лысый человек в неряшливом костюме и предложил пройти комплексное психологическое исследование, которое поможет раскрыть тайны души и облегчит дальнейшее понимание жизни. Меня всегда интересовали тайны души, особенно моей, тем более что я псих и читаю разную дребедень от Фрейда до Берна, пытаясь предсказать собственные поступки.

Дядька говорил вкрадчиво и заманчиво, а Володька отговаривал: «Кто его знает, что они там насчитают? Возьмут опишут, бирку выдадут, в шкаф поставят, и будешь потом всю жизнь доказывать, что ты великий математик, а не Тулуз-Лотрек».

Но я не послушался и три дня отвечал в актовом зале университета на коварные вопросы под пение Девятой симфонии Бетховена и заунывные мантры тибетских бабуинов. Дядька много обещал, но на пятые сутки оставшимся выдал смятые и прожеванные бумажки, явно полученные из принтерных недр какого-то компьютера. Из ста пятидесяти прибывших до конца дожило пятеро. На бумажках ничего не было, кроме столбиков с профессиями, напротив которых стояла цифра. Чем цифра выше – тем круче. У меня возле «литератор» стояло десять, а возле «следователь» – девять и пять.

«Ну и как это понимать?» – спросил я у дядьки. Он ничего не ответил, но, судя по округлившимся глазам, это было охуенно. Володька тоже просмотрел результаты исследования и изрек: «Что ж, пиши лагерные вирши». Потом немного подумал и добавил: «Все-таки ты свинья. Зря я тебя тогда успокаивал».

Кривая К

У академика Полосухина было два ученика – умный и гениальный. Умный членкор Т. был призером множества премий, включая международные, автором тысячи учебников и брошюр и вел активную жизнь в среде домочадцев.

Гениальный доктор наук К. получил свою степень, когда жена не пустила в дом друзей. Кроме этого К. принадлежали премия Ленинского комсомола, инвариант, теорема и лемма.

Однажды он вошел в дверь, где шло обсуждение кандидатской диссертации, и защитил ее в три строки. Теперь соискатели предварительно смотрят, не идет ли К., и запирают двери на ключ. И вполне понятно определенное злорадство после приключившегося с К. несчастья, когда на лекции он уперся мелом в край доски и завалился на правый бок.

Пока одни студенты отводили К. на кафедру, другие – молодые и злые – внесли образовавшуюся линию в тетрадки и назвали ее «кривая К.».

Правда

Там где начинается правда, заканчивается литература. И это правда.

Перечитывая Махабхарату

Когда древние индусы междоусобно воюют, они громко причитают, что брат пошел на брата, а потом останавливаются и прекращают сечу. Тогда выходит Кришна, всех вразумляет, говорит про долг воина и судьбу, и они опять начинают сражаться.

Если в период битвы неожиданно погибает дед Бимасхема, то все внуки и правнуки и племянники, его убившие, бой останавливают и встают кругом, плачут, рвут волосы, а дед умирает и говорит, что надо прекращать усобицу, и берет со всех по очереди честное слово.

После его хоронят на высоком холме, но приходит Кришна, всех вразумляет, говорит про воинский долг и судьбу, и все снова воюют.

Русские же сразу спокойно междоусобно бьются, а летописец сидит в келье, всех их называет суками и падлами и льет слезы за русскую землю.

Смирись

Я помню главного врача отделения.

Когда меня брали и вязали, он склонился надо мной с седой шевелюрой и сказал: «Смирись, ибо в смирении есть покой».

Я подергался и порыпался, но после вязок особо не побунтуешь. Тогда подошла старшая сестра и погладила меня по голове: «Вот на этом подоконнике знаменитый поэт С. написал свое послание к дворнику Степанычу, а в этом карцере пел с гитарой бард Н. Он утром встал во время обхода профессоров и запел, а те ему – браво, браво. Рядом с твоей постелью лежал знаменитый футболист Ж. Он когда из Бразилии летел, бегал по самолету и называл себя белым Пеле. Смирись».

И я смирился.

Намек

Я человек стеснительный, и поэтому долго терплю, когда КамАЗ Егорки дымит в мою форточку на кухне. Егорка наловчился ставить его в переулке между домами, но мотор не глушит, и дым идет прямо в мою сторону.

Чтобы что-то исправить, я подхожу к окну, корчу злобную рожу, сжимаю и разжимаю пальцы, тру виски, а потом громко хлопаю форточкой, чтобы все слышали и видели, и весь двор оборачивается – и думает, чего я так громко хлопаю форточкой, неужели не могу потише себя вести.

Но я не могу, и когда окончательно задыхаюсь, иду куда глаза глядят, а однажды встретил на лестничной клетке соседа, Ивана Степановича, и пожаловался на Егорку и попросил намекнуть на поведение. Все-таки Иван Степанович рабочая косточка, а у нас пролетарий своего всегда поймет.

Иван Степанович согласился, вышел на улицу и дал Егорке пинка, на что тот вызвал нашего участкового Николая Петровича Лужкина и устроил разборки, сопровождавшиеся громом и криками. Одни поддерживали Егорку, другие – Ивана Степановича, а меня никто не поддерживал, из-за чего было особенно обидно, потому что все началось с меня, но в центре событий оказался не я.

Иван Степанович вышел через пятнадцать суток и прямиком направился ко мне. Глаза его светились, рот расплывался в широкой улыбке, а вся фигура выражала восторг от того, какой он тонкий и интеллигентный человек.