Текст книги "Агасфер. Вынужденная посадка. Том I"

С лопатой в руке Лефтер начал систематический осмотр хижины, благо прорехи в стенах давали достаточно света. Места, казавшиеся ему подозрительными, он простукивал черенком лопаты. Обход дал ему еще одну находку – но не на плотно утрамбованном земляном полу, а под потолком. К одной из жердей ската крыши, у самой стены, была подвешена корзина, сделанная из коры и тростника. Корзина сливалась с материалом стен, и поэтому до сей поры осталась незамеченной Лефтером.

Он перерезал веревку – корзина оказалась неожиданно тяжелой, и Лефтер едва удержал ее в руках. Откинув крышку, он обнаружил внутри десятка четыре каких-то мелких рыбешек – естественно, мороженых. Лефтер одобрительно хмыкнул: рыба могла пригодиться, если путь к русскому аэродрому затянется. Вот только куда бы переложить рыбу? У корзины не было ни ручек, ни прочих приспособлений для переноски… Отрежу кусок веревки, прихваченной для хвороста, решил Лефтер, и продолжил поиски возможного тайника в полу.

Однако тайника не было. Пол в хижине был однородным, без поврежденных или более рыхлых участков. Ну, нет так нет, решил он и присел на помост, прикидывая, какой длинны кусок отрезать от веревки – чтобы хватило на обвязку примеченных еще при внешнем осмотре хижины аккуратно напиленных исчезнувшими обитателями поленьев.

Под весом его тела помост слегка сдвинулся. Внимательно осмотрев его, Лефтер обнаружил, что помост представляет собой ряд жердей, свободно уложенных на стойки. А почему бы тайнику не быть под этой лежанкой? Недолго думая, он сбросил жерди на пол – так и есть!

Земляной пол под помостом был утоптан кое-как, на нем выпукло выделялся участок прямоугольной формы. Лефтер с силой вонзил в это место лопату – ее клинок, легко проскочив 3–4 дюйма земли, глухо ударился о какое-то препятствие. Лефтер принялся копать, и очень скоро освободил от тонкого слоя земли крышку большого ящика, на котором виднелись намалеванные трафаретом иероглифы. Опять «японский след»…

Лефтер совсем было собрался подцепить крышку ящика клинком лопаты и откинуть ее, однако тут же припомнил неоднократные письменные предупреждения, распространяемые среди военнослужащих Оккупационного корпуса военной полицией. В этих воззваниях говорилось об азиатском коварстве и случаях минирования японцами оставшихся после капитуляции арсеналов и жилых помещений.

Опустившись на колени, он руками осторожно очистил от земли весь периметр ящика, внимательно осмотрел крышку. Никаких проводков и прочих признаков минирования заметно не было, и тем не менее Лефтер решил подстраховаться. Он осторожно подсунул клинок лопаты под крышку ящика и подсунул под середину черенка принесенное со «двора» полено. Получилось что-то вроде детских качелей. Выйдя из хижины, он примерился, бросил на свободную часть «качелей» второе полено и сразу же бросился ничком на снег. Ничего не случилось…

Он заглянул в хижину. Крышка лежала чуть в стороне от ящика. Посмеиваясь над своими страхами, Лефтер зашел в хижину и склонился над ящиком. Он был полон.

Сверху лежало несколько матерчатых оливково-серых ранцев и скатанных шинелей такого же цвета. Лефтер наудачу вытащил один ранец, раскрыл – в нем было обычное нехитрое имущество солдата императорской армии Японии. Запасная пара обуви, носки, кусок мыла, медицинский пакет для оказания первой помощи, плащ-палатка с колышками. Под ранцами, прикрытое развернутой плащ-палаткой, бугрилось еще что-то, на ощупь металлическое.

Отбросив ранцы и шинели, Лефтер сорвал полотнище – под ним лежал пулемет неизвестной ему конструкции, а под ним – дюжина плоских металлических коробов с патронными лентами, два десятка гранат…

Пулемет и гранаты – это уже не аборигены. Это – серьезно, решил Лефтер. Это – если не диверсанты, то остаточная группировка, оставшаяся глубоко в тылу русских после их стремительно марша на юг.

Он невольно оглянулся на двери хижины, где колыхались рваные матерчатые пологи. То, что оружие и боеприпасы хранились без консервирующей смазки, усиливало серьезность момента. Вряд ли дисциплинированный солдат, какой бы нации он не был, бросит вот так оружие, которым не намеревается долго пользоваться…

Знать бы еще, давно ли оборудован этот тайник… Он посветил в ствол пулемета фонариком и не увидел в канале ни малейших следов ржавчины – значит, тайник оборудован совсем недавно. Это плохо…

Лефтеру стало здесь совсем не уютно. Поглядев на часы, он отметил, что покинул стоянку со спящим Райаном почти два часа назад – пора было и возвращаться.

Он встал и в нерешительности оглянулся на разоренный тайник: а с этим-то что, Господь Всемогущий, делать? Бросить так? А если хозяева, как назло, не сегодня-завтра вернутся? Вернутся и моментально догадаются, что их тайное убежище раскрыто… Они пойдут по свежим следам, догонят их с Райаном – и пустят в ход оружие, которое он им любезно оставил.

Унести с собой и спрятать где-нибудь в лесу? Но следы-то на снегу останутся, и погони в этом случае тоже не миновать – с той лишь разницей, что хозяева тайника будут изрядно обозлены подобным самоуправством.

Оставалось одно: аккуратно сложить все найденное добро обратно в ящик и привести тайник в первоначальное состояние. Если они доберутся до русских, он расскажет им о своей находке – они наверняка будут благодарны американцам за обнаруженное под самым боком у авиабазы вражеское гнездо. С этим, пожалуй, можно и поторговаться – если русские выскажут намерение непременно отправить их с Райаном за решетку.

Лефтер начал было укладывать снаряжение в ящик, но остановился: вся его сущность протестовала против того, чтобы оставлять вражеским солдатам оружие и боеприпасы. И компромисс нашелся! Он оставит в тайнике пулемет и патронные коробки – а сами патронные ленты и гранаты расшвыряет в лесу, по дороге к стоянке!

Повеселев, Лефтер разложил на полу одну из плащ-палаток и стал укладывать на нее гранаты и пулеметные ленты. Уложив, проверил ящик еще раз – и обнаружил в углу, в солдатском котелке, какой-то бумажный сверток. Развернул – там оказалось шесть книжечек с фотографиями молодых людей азиатской внешности в военной форме. Ага, документы нужно будет прихватить для русских!

Он сунул японские документы в один из многочисленных карманов на своей летной куртке, скомкал было газету, но тут же развернул ее. Газета была не японская, а, скорее всего, русская. Русского языка Лефтер не знал, но язык цифр был интернационален: газета оказалась декабрьским номером, и была отпечатана меньше месяца назад. Про столицу острова Лефтер знал, она называлась Александровск. Это где-то далеко на севере. Сюда, на юг, газета могла попасть не сразу – допустим, неделю спустя. Значит, уже в январе. Лефтер поежился: тайник был оборудован совсем недавно, и, скорее всего, диверсанты держатся где-то поблизости. Возможно, меняют из предосторожности свои убежища – такие же хижины аборигенов, как и эта. Надо поскорее уносить отсюда ноги!

Выйдя из хижины, он несколько минут настороженно прислушивался – в лесу было тихо, только ветер свистел в верхушках деревьев. Успокоившись, Лефтер обвязал веревкой солидную охапку поленьев для костра – на остаток дня и ночь должно было хватить! Остаток веревки пошел на корзину с рыбой, поверх которой он положил узел с патронами и гранатами. Прикинул корзину на вес, крякнул: тяжеловато, но ведь он совсем скоро избавится от боеприпасов.

Навьючивая на себя дрова и корзину, Лефтер обратил внимание на странные «плетенки», полузанесенные снегом. И тут его осенило: это же то, что шурин-канадец называл снегоступами! Приспособление, используемое охотниками для ходьбы по глубокому снегу! Так вот какие следы были на обнаруженной им тропинке!

Снегоступы были целыми и, судя по сохранившимся веревочным креплениям, вполне годными для применения. Лефтер довольно быстро привязал их к своим ботинкам, сделал несколько шагов – годится! Надо только приспособиться к такой обувке, шагать так, чтобы не цеплять круглыми рамками за свои же ноги. Кряхтя, он взвалил на себя дрова и корзину и двинулся по тропинке в обратный путь.

Через несколько минут, оказавшись возле обширной ложбины, занесенной снегом, Лефтер остановился и зашвырнул подальше в кусты все гранаты. Немного погодя, таким же образом он избавился от пулеметных лент. Снегопад не прекращался, и он искренне надеялся на то, что до утра следующего дня опасный груз до весны будет надежно замаскирован.

Лес начал редеть, и вскоре Лефтер добрался до того места, где он наткнулся на злополучную тропинку. Отсюда был виден и парусиновый тепловой щит, поставленный им для Райана. Добравшись до стоянки, он сбросил поклажу в снег и обессилено присел на принесенную вязанку: Райана у почти догоревшего костра не было…

Глава четвертая

10

В таких случаях, с подачи картежников, говорят: масть пошла!

Вот и Алдошин всем своим организмом чувствовал острое ощущение близости удачи, близость зачетной находки. В «поле» это ощущение спускалось куда-то в кончики пальцев – их начинало покалывать. Ладони «срастались» с черенком «фискаря», излюбленной лопаты всякого копаря фирмы Fiskars, а ее клинок становился нервным окончанием руки, останавливался в миллиметрах от таящейся под слоем грунта долгожданной находки.

В «бумажном» и интеллектуальном поиске лопата и «пикалка» с наушниками, конечно, не требовались – здесь все решали удача и правильно поставленные вопросы, заданные «правильным» людям. Открытие делалось, как говаривается, «на кончике» пера». Когда это открытие будет сделано, дойдет и до «фискаря», и поискового детектора металлов. Ну а пока Алдошин возвращался в областную столицу с ощущением завершения интеллектуального этапа его экспедиции.

Список краеведов был «отработан», и эта «деляна» дала ему вполне весомые, реальные результаты. Старички, как и предсказывал директор архива, оказались ценным источником информации – особо приятным было и то, что при правильном подходе они не «жались», готовы были по глупому отдать собеседнику то, на поиск чего сами потратили долгие годы.

Сейчас, при переходе от «интеллектуалки» к активной фазе практической «долбежки», неизбежно возникли вопросы технического обеспечения, и пришлось снова звонить столичному Абверу.

Звонок того не обрадовал – главным образом, тем, что о пикантных деталях предстоящего поиска говорилось в «открытом эфире». Несколько раз, когда Алдошин начинал посвящать собеседника в детали, Абвер его одергивал, прерывал, настаивал на метафорах. А под конец и вовсе заявил:

– Надо было тебе, Миша, телефончик «серый» оставить, моя ошибка! И связь «серую» наладить… Но кто знал, что ты таким проворным окажешься, как птица-тройка полетишь…

– А разве это плохо, Владислав Николаевич?

– Не это плохо, а то, что болтаем с тобой о сугубо деловых подробностях нашего предприятия по каналам, доступным множеству излишне любопытных людей, Миша. Ладно, сегодня же распоряжусь, чтобы тебе по DHL отправили хитрый телефончик. Инструкцию по применению найдешь в той же посылочке. И на будущее – звонить мне только по нему, усек?

– Усек. А как же…

– Не тарахти, задачу я уяснил, думаю вот сейчас – к кому обратиться за содействием! На вашем острове у меня своих людишек практически нет. Сам по себе твой вопрос решаем, конечно. Помогут – но тут же любопытствовать начнут. Не вопросы ненужные задавать, так из-за плеча подглядывать… Ага, кажется, придумал! Ты, Миша, как договорились, мне больше по своему телефону не звони. А тебя люди сами найдут. Ты только не удивляйся, что эти люди начнут не моим, а другими именами оперировать. Та «посылочка»-то от меня исходить будет, понял?

– Понял, Владислав Николаевич. Буду ждать звонка.

– Вот-вот. Раз понял – будь здоров!

Слов на ветер Абвер не бросал: не успел Алдошин доехать до дома, как его мобильник заверещал, и медовый голос телефонной дамы известил, что беспокоят Михаила Терентьевича из офиса Александра Львовича. Удобно ли будет Михаилу Терентьевичу подъехать к нему, скажем, часика через два? Ну и чудесно, Александр Львович перенесет совещание и будет вас ждать. Сообщите, плиз, номер вашей машины, чтобы охрана пропустила вас на внутреннюю парковку…

Не имея понятия – кто такой Александр Львович – Алдошин простодушно поинтересовался адресом офиса, где его ожидают. Телефонную даму вопрос шокировал. Помолчав и дав тем собеседнику осознать бестактность его вопроса, дама уже совсем иным голосом уточнила: разумеется, на улице Горького. Там и вывеска, кстати, висит холдинга «Континент».

Про этот холдинг и его главу Алдошин, разумеется, был наслышан. И это был, разумеется, опять не его уровень. Заранее представляя себе рожи охранников при виде его непрезентабельного микроавтобуса и мстительно посмеиваясь, Алдошин решил для «полноты картины» домой для бритья и переодевания в более-менее цивильное не заезжать. А заявиться в холдинг как есть. А за полчаса временного люфта можно, кстати, как раз успеть заскочить к старому приятелю Саньке Морину, списанному вчистую на берег несколько лет назад спецу-гидролокаторщику.

Морин оказался дома – правда, традиционно «под газом». А батарея пивных бутылок, заботливо расставленная под рукой на журнальном столике, давала все основания полагать, что сдвигаться с дивана Саня сегодня не намеревается.

На предложение Алдошина тряхнуть стариной и поработать пару-тройку по специальности Морин откликнулся с энтузиазмом:

– Соскучился по точной технике, Миша! – откровенно признался он. – Позвали бы обратно – за половину прежней зарплаты побежал бы! Но ведь не позовут, собаки… Так-то в охране тружусь, на двух местах. На каждом – сутки через трое. График удобный, как видишь, и на «пузырики» времени хватает.

– А на недельку сможешь вырваться?

– Нет вопросов, Мишаня! А что ищем на дне морском?

Узнав – что именно, ничуть не удивился: самолет так самолет. Объект не маленький, дно у побережья без сюрпризов в виде глубоких впадин. Разве что наверняка все замусорено металлом – его с последней войны в прибрежных водах скопилось изрядное количество.

На листочке бумаги Саня Морин черкнул несколько строк, вручил Алдошину:

– Вот гидролокаторы, наиболее предпочтительные для поиска в прибрежных водах. И к тому же хорошо мне знакомые. На новомодных штатовских и шведских штучках тоже, я, конечно, смогу работать – только время на пристрелку потребуется. Так что давай, узнавай! А я звоночка от тебя буду ждать!

– Звоночек будет уже сегодня к вечеру. Ты, помнится, Саня, с аквалангом меня в свое время учил нырять? Надо будет восстановиться, – Алдошин покосился на батарею пивных бутылок. – Хотя бы в качестве страхующего, на тросе. Ты как?

Вместо ответа Морин сгреб звенящую батарею и унес на кухню. Вернувшись, объявил:

– Это все от избытка свободного времени и отсутствия полезных занятий, Миша! Дай мне завтрашний день на восстановление, а послезавтра можем поехать с тобой на море, на первую тренировку. Снаряжение-то цело?

В офисе «Континента», как и предполагалось, обшарпанный микроавтобус Алдошина и сам его хозяин произвели самое нелестное впечатление. Правда, это касалось только обслуги – охранников и офисных дамочек. Сам глава холдинга и глазом не моргнул при виде мятых брючат и непрезентабельной ветровки Михаила: встретил его у дверей, провел к гостевому уголку с глубочайшими диваном и креслами. Учтиво поинтересовался: кофе? чай? Ну, нет так нет!

Усевшись напротив, глава сразу сообщил, что из ДФО ему уже звонили, и он готов оказать уважаемому Михаилу Терентьевичу всемерное содействие. Насколько он понял, речь идет о предоставлении в краткосрочное пользование яхты?

– Меня и банальный траулер устроит, – заявил Алдошин, сразу решив понахальничать и говорить с представителем сахалинского делового бомонда несколько свысока – когда-то еще представится такая возможность. – Хоть корыто с веслами – главное, чтобы судно было оборудовано сонаром. Или, как его называют, гидролокатором.

– Траулеров у меня нет, – кисло улыбнулся Александр Львович. – Не мой профиль. Яхта – извольте! Что касается сонаров и прочего – никогда не вникал, уважаемый Михаил Терентьевич! Знаю, что судно новое, что вся разрешительная документация оформлена. А вот технические вопросы – это, пожалуй, к капитану. Или…

– Ясно, Александр Львович, – не слишком почтительно перебил Алдошин. – Меня заверили, что техническую поддержку мне в вашей фирме окажут. Вижу, что что-то не склеивается. Если вы не можете гарантировать, что судно с потребным оборудованием через недельку будет ждать меня у пирса в Стародубском, я, пожалуй, пойду.

Алдошин не без труда выбрался из кресла:

– Придется снова звонить туда, – он неопределенно махнул рукой. – Я не мальчишка, чтобы бегать понапрасну. Всего доброго, Александр Львович!

– Погодите! – Глава холдинга был несколько ошарашен натиском свалившегося ему на голову ходока. – Я не сказал, что не могу выполнить просьбу из округа! Все будет сделано! Сейчас я приглашу своего заместителя, он технарь и лучше меня разбирается в технических вопросах. Если на яхте чего-то и нет, то к требуемому сроку будет! Вы присядьте, присядьте, Михаил Терентьевич! Может, все-таки кофе?

Алдошин с деланной неохотой снова погрузился в кресло и согласился на чашку чая. Припомнив пренебрежительную физиономию барышни из приемной, мстительно уточнил:

– Вьетнамского, если он у вас, конечно, водится. «Черный дракон», либо «Укус змеи»…

– Ага, сейчас поищем… Леночка, чашку вьетнамского чаю для нашего гостя – погляди, что там у нас есть. И Вартанова ко мне, срочно!

Через десять минут, получив заверения в том, что яхта к назначенному сроку будет ждать в указанном месте, Алдошин покинул офис «Континента», заметив на прощанье:

– Оператор гидролокатора у нас свой: мой партнер в Хабаровске, как вы понимаете, интерес афишировать не хочет. Так что распорядитесь, уж будьте добры, Александр Львович! Чтобы никаких неожиданных согласований не потребовалось… Да, и еще: мы будем крейсировать вдоль берега, а там везде ставные невода у рыбаков-прибрежников выставлены. Возможны э… непонимание и неприятные ситуации. Мне надо согласовывать этот вопрос с Хабаровском? Или вы тут, на месте, поспособствуете?

– Не мой профиль, но… Все согласуем, утрясем с департаментом по рыболовству, так что не беспокойтесь. Ну, а на крайний случай – хотите, откомандирую с вами начальника моей службы безопасности с парой бойцов?

– Буду весьма признателен!

На том и расстались.

Через пять дней Алдошин со своей неизменной спутницей Улькой, подхватив Морина, выехал в Долинск. Двухдневный запас времени до встречи в рыбацком поселке Стародубское яхты с гидролокатором он рассчитывал потратить продуктивно. Во-первых, местный краевед-«кузнечик» еще во время первой встречи клятвенно пообещал найти ему старую тетрадку с весьма многообещающими записанными воспоминаниями о прежних днях. А во-вторых, Алдошин намеревался вместе с Мориным пройтись вдоль долинского побережья на моторной лодке – поискать очертания берегов, схожие с запечатленными на старой фотографии, сделанной в феврале 1946 года.

«Кузнечик» не подвел, и торжественно передал Алдошину уже отсканированную копию обычной школьной общей тетради.

– Доктор Павленок, который рассказал мне эту историю, умер более пятнадцати лет назад, – сообщил он вместо комментария. – Приехал он в Долинск еще в пятидесятые, поднимал местное здравоохранение. Сам оперировал, выезжал на сложные роды в окрестные поселки, которых нынче и на карте-то нету. Стационаром заведовал – в общем, подвижником был, сейчас таких нет! Когда Павленок ушел на пенсию, со мной близко сошелся. Задумал мемуары написать, и не смог: руки уже плохо работали. У докторов, сами знаете, почерк и сам по себе не ахти, а тут еще тремор этот. Я почему запомнил название – у самого иногда руки дрожат, как с тяжестями повозишься. А у него постоянно пальцы тряслись, ложку в руках удержать не мог. В общем, рассказал Павленок мне эту историю – я ее и записал, еще в 1977-м.

– Насколько можно верить этим воспоминаниям? – поинтересовался авансом Алдошин, наперед решив заняться тетрадкой позднее, после морской экспедиции, в спокойной обстановке.

– Да вы что? – обиделся «кузнечик». – Павленок сроду брехуном не был! Что думал, то и говорил. И страдал за то сколько раз… Забыть что-то мог под старость, конечно. Или напутать. Но в общем и целом верить можно!

Поблагодарив краеведа, Алдошин тут же договорился с ним о ночлеге с другом: жил «кузнечик» один, а домишко был просторным, да еще и с огороженным двором – есть где оставить машину на ночь и выпустить погулять Ульку, которая к старости стала патологически избегать собачьего общества.

Пока все шло хорошо, и Алдошин был доволен: его поиск шел не шибко быстро, но верно.

Предварительная «экскурсия» на моторке, как назло, оказалась зряшным делом. Два часа протряслись по отвратительной дороге от райцентра до лесничества «Остромысовка», откуда последние пару километров к морю пришлось спускаться по такому крутому склону, что Алдошин всерьез засомневался в способностях своего микроавтобуса впоследствии подняться обратно. Однако тащить лодку с тяжеленным мотором и снаряжением на руках вниз и вверх очень не хотелось, и он рискнул.

Накачали лодку с приключениями: выяснилось, что, несмотря на предварительную ревизию, в одной из секций лодки оказалась прореха. Пришлось ее на месте заклеивать и час ждать, пока схватится клееное место.

Пару часов проплыли вдоль берега в одну сторону, потом вернулись и пошли в другую. Итого – восемь часов, не считая дороги сюда. И все впустую: кусок береговой линии, попавший в объектив фотоаппарата, оказался совершенно неузнаваемым. Никаких характерных примет, никаких ориентиров.

На склон к лесничеству, вопреки пессимистическим ожиданиям Алдошина, его верный «микрик» взобрался довольно бодро. Лодку с мотором, посовещавшись, решили оставить в лесничестве: все одно возвращаться потом, после гидролокаторной разведки на яхте. И тем не менее обратно до Долинска он крутил руль в мрачном настроении. Морин же, наоборот, был бодр и весел: «закиснув» в своей охране, он искренне радовался и перемене обстановки, и морской прогулке, и будущей работе по прямому своему профилю.

– Слушай, Саня, а мы самолет-то увидим на этом гидролокаторе? – в который раз принимался Алдошин выспрашивать приятеля.

Морин поглядывал на него с оттенком превосходства, дразнил земляным червем и охотно объяснял особенности подводного поиска.

– Эти яхтсмены драные обещали тебе технику, которую я обозначил? Значит, увидим! Сонар посылает на дно звуковые волны, которые отражаются и идут обратно на трансдьюсер, а с него на поверхность. Если на дне что-то есть, то обратный сигнал искажается. И это искажение хорошо видно на мониторе… Ну, то есть не всем хорошо видно, – поправился Морин. – Не всем, а спецам-гидроакустикам. Мы на раз все «читаем»! Ну, вот ты же читаешь показания своего кормильца, металлодетектора?

– Там дело другое! – возражал Алдошин. – «Пикалка» показывает, что под слоем земли есть металл. В зависимости от «наворотов клюшки» я вижу глубину залегания металла, могу отличить «черняшку» от цветного или благородного металла, примерную массу находки. Форму ее копарь не видит! А в нашем случае – вода! Причем сам говорил, что прибрежная часть дна наверняка замусорена всяким металлоломом. Покажет твой сонар наличие на дне металла, а там окажется, скажем, рама от трактора. Либо еще какая-то хрень, потонувшая полвека назад.

– Миша, не передергивай! И не паникуй раньше времени: гидролокатор «пишет» очертания затонувшего предмета. А самолет, извини, от трактора или лодки сильно отличается! Длина твоего «груммана», если не ошибаюсь, тринадцать метров? Где ты такой трактор видел? А крылья? Даже если сломались, они же со дна никуда не делись. Увижу, не ссы! С гарантией тебе говорю – потому как прибрежное дно здешнее мне хорошо известно. Был бы на дне ил – вот тут, друг мой, гарантии давать было бы трудно: ил сильно искажает картинку на мониторе. Тем более если искомый объект в этот ил частично погружен. Но здесь ила нет и быть просто не может: рельеф простой, постепенно понижающийся. Постоянные приливы-отливы всякую дрянь либо на берег выносят, либо на глубину утаскивают. В общем, не ссы, парнишка, кипятком: если твой самолет здесь – отыщем!

– Твои слова да Богу в уши! – буркнул Алдошин, с ожесточением форсируя очередной размытый безымянным таежным ручьем участок дороги.

– Главное, правильные отметки сделать на местности. Ну, там, где следы твоего «утопленника» обнаружим, – продолжал рассуждать вслух Морин. – Эх, жалко не сохранил я всплывающие японские буи! Мне парочку погранцы знакомые презентовали, из конфиската. Сколько лет в гараже пролежали, а с полгодика назад выбросил: к чему, думаю, если на берег подчистую списан? Как бы пригодились…

– Всплывающие буи? Саня, ты о чем?

– Рыбаки-японцы давно эту технику освоили, – охотно поделился Морин. – Особенно те, кто промышляет в наших водах. Заскакивают из «нейтралки» в наши воды, выставляют глубинные снасти и быстрее назад, чтобы пограничники не «зацепили». Снасти стоят сутки или больше – не знаю, не спец! А как их потом япончикам найти? Поверхностные буйки ставить глупо: первый «погранец-сторожевик» заметит. А наши рыбаки и вовсе чужой невод снимут вместе с уловом, как свою законную добычу. Вот япончики и приспособились: нация-то в техническом отношении продвинута! Ставят свои снасти вместе с хитрыми буйками, которые на несколько метров притоплены. Сверху их не видать – а подойдет родной сейнер-траулер, радиоимпульс даст на определенной частоте – буйки и всплывают! Так-то, Миша! А раньше, до бурного развития электроники, ставили буи с часовым механизмом.

* * *

Обследование побережья с помощью яхты прошло вполне «на уровне». Белоснежное, как и положено всем привилегированным плавсредствам, судно подошло к пирсу рыболовецкого колхоза в Стародубском в назначенный день и час. Алдошин и Морин налегке, почти без багажа и снаряжения, поднялись на борт, и яхта с непритязательным, как и сам холдинг-владелец, наименованием «Континент» тут же отошла от берега.

Капитан был предупредителен, небольшой экипаж «Континента» необычным гостям старался не докучать. Гидролокационный пост был оборудован в одной из гостевых кают яхты. Морин подключил к устройству привезенный с собой ноутбук, проверил оборудование и стал ждать выхода судна на позицию с наушниками на голове. Алдошин, как и договаривались, занял пост наблюдателя на палубе, прямо у раздраенного иллюминатора гидролокационного поста.

Капитан вел яхту малым ходом параллельно очертаниям береговой линии, метрах в 150: примерно на таком расстоянии в 1946 году был запечатлен вмерзший в лед «грумман». Через три с половиной часа плавания яхта развернулась и пошла обратным курсом, увеличив расстояние от берега до 200 метров: для страховки было решено провести вторичную съемку дна.

В Стародубском гости распрощались с «Континентом», сошли на берег и поехали в Долинск. В домике у краеведа-«кузнечика» Морин «прокрутил» для приятеля сделанные видеозаписи.

– Всего отметок четыре, однако самая перспективная для тебя вторая, вот эта, – Морин ткнул в монитор карандашом. – Глубина здесь 12–12,5 метров, дно ровное, каменистое. Самолет, полагаю, лежит на дне почти на левом борту – видишь? Одно крыло отломилось и чуть в стороне. Зато второе «нарисовано» как на картинке! А вот та же отметка на нашем обратном проходе, здесь угол немного другой. Сломанного крыла почти не видно, зато целое торчит очень наглядно…

Алдошин недоверчиво разглядывал изображение: как он ни старался, очертаний затонувшего самолета он решительно не видел. Картинка на мониторе более всего напоминала какой-то неудачный эскиз художника-абстракциониста: в красном секторе на мониторе просматривались какие-то прерывистые бело-желтые линии – это и был, по утверждению Морина, самолет. Приходилось верить…

– Саня, но если ты так уверен именно в этой отметке, зачем три другие сделал?

– На всякий случай, командир! Три остальных объекта на дне имеют больше десяти метров в длину. Вот эти два – явно небольшие суда. Я бы определил их как буксир, либо десантную баржу времен Второй мировой. Глубина здесь тоже вполне досягаемая, тринадцать-четырнадцать метров от поверхности. Если останется время и будет на то твое желание – давай и туда нырнем: вдруг что-то интересное для тебя будет.

– Поглядим. Ну, а вообще – спасибо тебе, Санек! – спохватился Алдошин. – Как с тобой рассчитываться буду – даже и не знаю!

– Разберемся! – покладисто отозвался Морин. – Кстати, Миша, не дай дураком помереть, расскажи! Почему ты не захотел с борта яхты к самолету занырнуть? Временем тебя не ограничили, шкипер был – сама предупредительность… К чему такие сложности? Завтра, выходит, опять в Остромысовку «пилить», потом на лодке это место с самолетом искать…

– Таковы правила конспирации, господин адмирал! Я ведь, если честно, не от себя нынче работаю, Санек! Есть клиент. Яхта, хоть ее клиент и сам «организовал», все же со стороны. Заказчик не желает афишировать свой конкретный интерес к поиску подводных «сокровищ» – вот и все, Саня!

– Ну, хозяин – барин, – согласился Морин. – Так что – сворачиваем на сегодня наше «кино»? Хозяин-то, слышно, давно под дверью покашливает: к ужину, наверное, пригласить хочет…