Текст книги "Агасфер. Вынужденная посадка. Том I"

– Смотри вниз, напарник! – скомандовал Лефтер. – Посадочная скорость у нашего «гуся» восемьдесят миль. Если плюхнемся на кусок льда, либо наскочим на него – главный поплавок с килем, пожалуй, выдержит. А вот зацепиться на такой скорости за что-то поддерживающими поплавками на консолях крыльев – пиши пропало!

Проведя самолет над полыньей, Лефтер прибавил газу и сразу же начал пологий разворот влево. Вспомнив о русских истребителях, обежал глазами горизонт: пока небо вокруг было чистым.

– Прими управление, Винс, пока я буду надевать свой жилет… Ну, что, напарник? – Лефтер покосился на второго пилота. – Заметил в этой нашей посадочной «лохани» что-нибудь побольше куска мыла?

– Боюсь ошибиться, босс, но вроде полынья чистая. Есть несколько кусков льда по периметру, но мы же не будем, полагаю, там крейсировать. Между прочим, а когда надо будет поддувать воротник?

– Понятно, Винс! – вздохнул Лефтер. – Вот, оказывается, почему летчиков морской авиации учат на два месяца дольше, чем вас, «истребительную кавалерию»! Полагаю, что спасательный жилет ты видишь впервые?

– Видел только на плакатах, – признался Райан. – А что, этот жилет действительно не дает утонуть? И, попав в нем в ледяную воду, можно не бояться потонуть, а тихо и мирно помереть от переохлаждения?

– Остряк! – фыркнул Лефтер. – Впрочем, чувство юмора в критических ситуациях лишним не считается. Ну, а отсутствие навыков наблюдения за ледовой обстановкой – это не твоя вина. Пару-тройку небольших льдин в самом начале полыньи ты проморгал! Они все-таки присутствуют. Первую я, пожалуй, смогу перескочить. А вот потом придется маневрировать… Сходи-ка, глянь еще раз на тросы, Винс. И сразу же возвращайся: при резком маневре или столкновении со льдиной мне одному штурвал не удержать…

«Грумман» еще не успел завершить маневр пологого разворота, а второй пилот Райан уже вернулся из салона и начал пристегиваться ремнем.

– Надеюсь, Арчи, мы сумеем сесть с первой попытки, – буркнул он. – Тросы пока держатся, но наружная оплетка уже рвется, как гнилые нитки. Вряд ли тросы выдержат третий заход – дай бог, чтобы они не лопнули до конца разворота!

– Понятно, напарник! – крякнул Лефтер. – Умеешь подбодрить в трудную минуту! Посадка через две минуты…

Описав над припаем круг, гидросамолет снова нацелил нос на ближний край полыньи и начал снижение.

– Восемьсот пятьдесят футов… Шестьсот, – вслух комментировал второй пилот. – Четыреста пятьдесят… Босс, этак мы проскочим не менее четверти полыньи! Двести восемьдесят футов… Дрейфующая льдина прямо по курсу, Арчи!

– Вот я и стараюсь перелететь через нее! – кивнул Лефтер, сдвигая секторы газа еще больше.

– Сто футов… Сорок… Сбрасывай газ, Арчи!

– Заткнись! Это тебе не сухая посадка на аэродроме! – Лефтер замолчал, сообразив, что в данный момент растолковать напарнику разницу между посадкой обычного самолета и приводнением амфибии он просто не успеет.

Между тем снижение скорости при сильном ветре усиливало поперечную болтанку амфибии. И в этих условиях поддерживающие поплавки на консолях крыльев, коснись хоть один из них воды раньше основного, сыграют роль «мертвого» тормоза. Если при этом крыло и не разорвется, то «гуся» резко развернет – со всеми вытекающими отсюда последствиями приводнения в узкой полынье. На аэродроме такое изменение направления движения можно исправить тормозами на шасси, но у амфибии в этом смысле возможностей было несравнимо меньше.

«Гусь» мчался над самой поверхностью воды. Хвала Создателю, что здесь, в узкой полынье, волны были меньше, чем в открытом море, успел подумать Лефтер. Амфибия пролетела над одной полузатопленной льдиной, вторая была почти прямо по курсу, но достаточно далеко, был шанс обойти ее после приводнения маневром двигателей.

– Держись, напарник! – рявкнул Лефтер. – Садимся! Как только коснемся воды – включай реверс обоих двигателей!

Летающая лодка тяжело ударилась килем главного поплавка о воду, подскочила в фонтанах брызг и снова шлепнулась на воду – практически ровно. И как раз в этот момент оба пилота увидали грязный горб незамеченной раньше льдины, прямо перед носом амфибии!

– Арчи!

– Черт! – Лефтер резко положил штурвал вбок, чтобы погрузить в воду левый поддерживающий поплавок и с помощью этого тормоза обойти препятствие.

Однако отсутствие должной практики приводнения в ледовой обстановке и сама экстремальная ситуация сыграли свою роковую роль: левый поплавок погрузился в воду слишком глубоко, а сила инерции трехтонной махины неумолимо тащила фюзеляж вперед. «Гусь» со страшным скрежетом и звуками лопающегося металла резко повернул влево и тут же налетел правым поплавком на медленно дрейфующую в полынье льдину.

Ремни спасли летчиков от гибели в результате удара грудью о штурвалы. Амфибия от резкого торможения почти встала на нос, а бешено вращающиеся лопасти воздушных винтов двигателей Hamilton Standart диаметром более восьми футов ударили по воде и тут же согнулись. Двигатели захлебнулись и смолкли.

В наступившей тишине летающая лодка на несколько секунд замерла в вертикальном положении, а потом с шумом прыгающего кита шлепнулась в воду на основной поплавок, покачалась и застыла.

Глава третья

07

Алдошин остался вроде как и не при делах.

Его встреча с Владиславом Николаевичем на раскопе старого японского городка оказалась в каком-то смысле эпохальной. В лагерь Алдошин вернулся, естественно, мрачным. Абвер только загадочно улыбался и больше помалкивал. Сразу ушел в избушку, предупредив, что ему надо сделать пару важных звонков по спутниковой связи. Зато Витька-Проперухин был, на удивление, веселым как зяблик!

Встретив «разведчиков», он первым делом попросил Алдошина вернуть ему GPS’ку. Тот виновато улыбнулся: ошарашенный оборотом, в который взял его свалившийся как снег на голову москвич, проверить точность работы прибора, о чем просил Виктор, он так и не удосужился. Снимая с шеи ремешок, он обратил внимание на металлическую коробочку, приклеенную скотчем к ребру GPS’ки: коробочка зацепилась за клапан кармана куртки и чуть не оторвалась.

– Что это у тебя тут «насопливлено», Витя? – равнодушно поинтересовался он, возвращая прибор.

– Да ничего особенного – аварийный аккумулятор приклеил, чтобы по карманам не таскать и не искать, – торопливо объяснил Семенов, оборвал болтающуюся на куске скотча коробочку и поскорее ее сунул все-таки в карман.

– У джипиэски, по-моему, штатный аккумулятор другой, побольше, – встрял в разговор телохранитель Семен, весело «злодействуя» у двух котелков и сковородки у костра. – Смотри, умелец: дорогая техника с неродным источником питания барахлить может! Подведет!

– Вот и я говорю – нестабильно работает. Потому и просил друга проверить. Так что, мужики, ужин-то у нас полноценный будет? Или опять выездное заседание «общества трезвости» проведем?

– Это не ко мне вопрос, – тут же отозвался телохранитель. – Мое дело солдатское: личный состав накормить вовремя. А время этого «вовремя», полагаю, часика через полтора настанет. Насчет «шнапса» – к Владиславу Николаевичу обращайтесь. Так, археолог?

Обернувшись, он подмигнул Алдошину и даже лихо исполнил, словно персонально для него, какую-то дробь двумя ложками по краю ближайшего котелка. Словно и не было совсем недавно предупредительного выстрела над его головой, по подброшенной Абвером мишени-рации…

Алдошин, встретившись глазами с улыбчивым телохранителем, невольно отвел свои: было во взгляде Семена и нечто другое, совсем даже не веселое. Михаил нервно крутнул шеей: а ведь подай Абвер своему «держиморде» иной сигнал – не по рации пальнул бы не задумываясь…

Посидеть бы, подумать в тишине, в одиночестве: задачку ему проклятый москвич преподнес не из простых. Мало того что с легкостью преподнес ему накопанную где-то гадкую информацию, не оставляющую Алдошину выбора. Так еще и не сказал ничего определенного после успешной вербовки. Как в сказке, мрачно припомнил он. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Что я должен принести проклятому москвичу?! И куда должен в своем же лагере пойти, чтобы помыслить в тишине?!

Взять удочки и пойти на рыбалку? Кстати же, километрах в полутора от лагеря Алдошин знал бойкий говорливый ручей, в котором водился и клевал как бешеный вполне приличный голец.

Но нет, не получится: обязательно напросится что-нибудь в компанию. Не москвич, так Витька-Проперухин.

Просто уйти побродить по окрестностям – неминуемо вызвать вопросы, а то и понимающие усмешки от Абвера и его верного «нукера»: пошел-де переживать…

Решение пришло простое и верное: надо пойти поработать! Сигнальную проволоку-то все равно натягивать для профилактики нежданных медвежьих визитов надо!

За проволокой и прочим пришлось заходить в оккупированную для своих телефонных звонков Абвером избушку. Все же помедлив у закрытой двери, Алдошин решил не стучаться. Какого черта? Он у себя дома!

Зашел, бросив через плечо москвичу «я ненадолго». Переложил рюкзаки, отыскал проволоку, специальные гвозди и костылики с ушками на концах, молоток и выскочил наружу под внимательным взглядом Абвера, разговор свой, впрочем, так и не прекратившего. Свистнул Ульке, занявшей прочную позицию у костра, и направился в сторону опоясывающего его поляну кустарника и молодых осинок.

– Ты далеко, Миш? – тут же заметил его Витька.

– «Сигналку» натягивать. Что, помочь желаешь?

– Ну, если только через гастроном! – хохотнул Проперухин. – Сам справишься, поди…

В подлеске постоянного ветра с моря почти не ощущалось, было сыро и тихо. Кое-где в самых тенистых местах, в низинках еще можно было заметить последние снежные остатки миновавшей зимы – посеревшие, ноздреватые, почти невидимые под опавшей хвоей и догнивающей прошлогодней листвой.

Алдошин пристроил катушку с проволокой так, чтобы она легко разматывалась, сбил первый стартовый гвоздь в ствол молодой осинки, пропустил через ушко конец «сигналки» и пошел потихоньку по периметру поляны, вколачивая гвозди.

Работа была нетрудной, но довольно муторной. Через каждые 10–15 метров Алдошин цеплял на свободно висящую проволоку пустые жестянки из-под консервов и пива с камешками и железками внутри. Минут через двадцать, приметив в ельнике белеющий валун, Алдошин сложил свой инвентарь на землю и уселся передохнуть и помыслить о ситуации.

Пойти незнамо куда и принести незнамо что… Что же тебе потребовалось от провинциального копаря, москвич? Нечто ценное – это к бабке не ходи, как говорится. А что Абвер, у которого бабла немеряно, может на скудной островной земле возжелать?

Никаких старинных кладов на острове у края Евразийского материка не было и быть не могло – в этом Алдошин был убежден. Да и откуда им тут взяться, если до середины XIX века Сахалин вообще представлял собой безлюдную, лишь заросшую сплошной тайгой пустыню? Каторга появилась тут примерно тогда же – какие же клады у кандальников и висельников? И никакие корсары сроду не высаживались на Сахалин, чтобы закопать тут награбленные сокровища.

Сколько себя помнил за последние два десятка лет «долбежно-археологического» стажа Алдошин, практические интересы местных копарей лежали тут в двух плоскостях. Это либо бытовая мелочевка долго хозяйничавших на юге острова японцев, либо раритеты с мест боев последних двух войн начала и середины ХХ века. И в одной, и в другой «плоскостях» попадались, конечно «изюминки», тянувшие на антикварных рынках по несколько десятков тысяч рублей. Однако эти зачетные находки были весьма редки, да и какими из военных раритетов можно соблазнить московского Абвера?

Это для меня – деньги, уныло размышлял Алдошин. Для меня – но не для заезжих богатеньких буратинов. Все, что в островной земле было и будет выкопано, таковые без труда и особых затрат смогут купить в своих столичных бутиках.

Тогда что?

Алдошин наизусть знал все копарские «легенды» и «художественный свист с приседанием по ушам» насчет немыслимых раритетов, якобы спрятанных либо затерянных в глухих потаенных местах острова. Таких мест и вправду на Сахалине оставалось немало: это только на большой карте остров маленький и весь вроде на виду. А на деле и потаенных уголков здесь немало, да и мест, где воистину не ступала нога человека, хватает.

На личной карте Алдошина, надежно упрятанной им в бездне Интернета, тоже были отмечены реальные схроны, относящиеся к периоду освобождения Сахалина от японских милитаристов в 1945 году. Из одного такого схрона, ни дна ему ни покрышки, он в свое время и добыл проклятый морфин, про который ему сегодня ненавязчиво напомнил Абвер. И черт его дернул тогда, чтобы хоть как-то компенсировать месяцы поиска по тайге и литры выпитой комарами и гнусом крови, «толкнуть» зелье Фигуре! Схрон действительно был оборудован японцами на случай партизанских действий в тылах советской армии. Но, кроме морфина, ничего ценного там не было. Пара десятков ящиков напрочь просроченных к моменту находки консервов, полусгнившее армейское снаряжение, пара килограммов взрывчатки – тоже, вероятно, потерявшей свои боевые свойства, проверять он благоразумно не стал.

Еще один тайник, из той же «серии», был Алдошиным открыт восемь лет назад, в диких скалистых пустошах западного побережья острова. Открыт – но даже не исследован, ибо единственный лаз в искусственно углубленную человеком пещеру мог в любую минуту рухнуть и похоронить под тоннами камней любопытного смельчака. Алдошин, найдя этот явно японский схрон, только и посветил внутрь фонариком. В неверном свете просматривался японский бронетранспортер времен Второй мировой. В таких оккупанты оборудовали передвижные дизель-генераторные установки. Чтобы вытащить раритет наружу, требовались большие финансовые вложения – которые вряд ли окупили бы стоимость работ и риск при их производстве. И Алдошин лишь пометил место на своей тайной карте, не очень рассчитывая когда-то вернуться сюда.

Отмечены были на той карте и два места падения американских самолетов, «аэрокобр», которые союзники в изобилии поставляли сражающейся с Гитлером России через Аляску и Камчатку. Господи, да половина летчиков Десятой воздушной армии, перебазированная на Сахалин в ходе операции по освобождению юга острова, летала на этих машинах! Двигатели «аэрокобр» часто отказывали в воздухе, будучи не в состоянии «переварить» некондиционный советский бензин. И их на острове, если как следует поискать, наверняка можно найти не один десяток! Только кому они сейчас нужны?

Алдошин вдруг фыркнул: он вспомнил, как несколько лет назад заезжий дилетант-копарь откуда-то из Запорожья долго искал местного партнера для поисков некоего американского самолета, разбившегося где-то на острове. Пилотировал тот самолет, по утверждению запорожца, отец одного из богатейших людей в мире. И сынок, когда вырос и стал богатеньким, якобы поставил себе цель найти прах отца и достойно захоронить его. Хохол утверждал, что за «родные» останки сынок готов заплатить 5 миллионов долларов.

На сию невнятную авантюру, естественно, никто из серьезных сахалинских копарей не подписывался. И дело кончилось тем, что авантюриста-дилетанта взяли «за жабры» местные чекисты, которые после беглой, но исчерпывающей проверки сообщенных фактов надолго определили хохла в специализированное медицинское учреждение, причем в отдельную палату без окон, но с мягкими стенами…

Улька, лежащая у ног Алдошина, снова тоненько и деликатно заскулила, словно напоминая хозяину о том, что погода отнюдь не летняя, а сидеть и лежать без дела и вовсе глупо – тем более что совсем неподалеку есть уютный костер, на котором готовится что-то вкусное…

Алдошин усмехнулся: старая спаниелиха по большому счету права! Надо заканчивать с сигнальной проволокой и возвращаться. Тем более что в заданной москвичом задачке доля неизвестного была слишком велика, и решения пока не просматривалось.

Чего же все-таки требуется здесь москвичу?

Заколачивая гвозди и протягивая проволоку, Алдошин продолжал размышлять на эту тему.

Попробуем танцевать от другой печки, подумал он. От стоимости находки, которую Абвер определил в 50 лямов американских долларов. Сумма серьезная, но и сомнения в своей реальности вызывающая не менее серьезные. Что можно запихать в ящик на такую устрашающую сумму?

Как и всякий поисковик, Алдошин старался держаться в курсе мировых новостей, касающихся обнаружения и купли-продажи ценных предметов старины. Не то чтобы он вел свое досье или составлял список мировых раритетов – но в ценах на них он более-менее ориентировался. И сейчас решительно никак не мог, хотя бы приблизительно, определить – что может стоить 50 миллионов долларов?

Алдошин с досадой поймал себя на том, что мысли все время возвращаются к пасхальным яйцам Фаберже. Дорогие, конечно, штучки – и не очень габаритные, вполне можно было бы даже небольшой деревянный ящик данной «ювелиркой» заполнить на названную сумму. Однако яичек при этом в ящике должно быть не меньше 50–70 штук, а это уже дикая фантазия! Насколько он помнил, на сегодняшний день в мире известны всего семь-восемь десятков этих яиц, большая часть из которых принадлежала русским императорам. Не исключены, конечно, и даже весьма вероятны другие находки из этой серии – но не столько же! Да и откуда им взяться на Сахалине? Чушь!

Увлекшись размышлениями, Алдошин хватил себя молотком по пальцу и с матерками зашипел, старательно обсасывая пострадавшую конечность. Все, хватит попусту голову ломать, подумал он. И здесь хватит мерзнуть. Прикинув на глазок оставшийся периметр полянки, он усердно принялся вколачивать последние гвозди.

У костра Алдошина встретили так, будто он отсутствовал не полтора часа, а неделю. Ужин телохранителем был уже сервирован, а Семен держал в руках бутылку коньяка, дожидаясь команды шефа «на розлив».

Мужчины поужинали. Разговор у костра вполне естественно включился на медвежью тему. Больше всех трещал Виктор-Проперухин.

Явно обиженный тем, что его не взяли с собой в разведку, и внезапно пониженным в компании статусом – Абвер все время подтрунивал над Виктором, давал мелкие обидные поручения, которые вполне мог адресовать и своему телохранителю и прислуге «за все» – он изо всех сил пытался показать, что все это его ничуть не задевает. Не обращая внимания на колкости и откровенную дискриминацию со стороны Абвера, он много и громко смеялся, пытался в лицах рассказывать анекдоты, бесконечно напоминал Алдошину старые истории былой юности.

– Миш, ты расскажи Владиславу Николаевичу про медведя, которого ты крабами с рук кормил! И полночи с ним душевно беседовать пытался, – хохотнул Виктор.

– Да кому это интересно, – попробовал увильнуть Алдошин. – Молодым еще был. Да и выпил тогда изрядно…

– Что, прямо с рук? – вежливо удивился москвич. – Расскажите, Михаил!

Бросив на Проперухина неприязненный взгляд, Алдошин принялся рассказывать. Сначала – коротко, пропуская детали, но под конец, не без влияния «Хеннесси», и сам увлекся воспоминаниями.

Этот случай имел место лет десять назад, при очередном заезде Михаила на свои «поляны». Остановившись по приезде, как обычно, у Степаныча, Алдошин приметил у того в мусорном ведре множество обломков вареного краба. Тот развел руками: не ждал, мол, тебя сегодня, а то непременно приберег бы краба до вечера. Заметив, что гость поскучнел, Степаныч пообещал завтра утром, с утречка, обежать местных рыбаков и непременно добыть для Алдошина морской деликатес.

Обещание свое он выполнил, и Алдошин, отправляясь с пирса на свою деляну, загрузил в лодку трех великолепных больших крабов. Еще десяток местные рыбаки, в надежде на «водочную благодарность» приезжего, привезли ему прямо сюда, к вечеру.

– А куда мне столько? – рассказывал Алдошин. – Крабы уже сваренные, без морозилки больше двух дней не пролежат, стухнут. Выпроводил гостей, и сижу, ем деликатес: решил съесть сколько влезет, чтобы меньше пропало. Ну, и водочку, естественно, достал. Чищу крабов, стопочки опрокидываю. И Улька уже наелась так, что отвалилась и лежит кверху брюхом. Стемнело уже, костер еле тлеет. И вдруг собака как подскочит, гавкнула как-то истерично – и ко мне на колени прыг! Оборачиваюсь, фонариком свечу – медведь! Метрах в десяти сидит… И давно, видимо, сидит – слюна вожжой до земли висит. Смотрит на мой царский ужин, значит…

Мужчины сдержанно посмеялись.

– Я хоть и выпил изрядно тогда, а все же сообразил, что вскакивать и бежать в избушку поздно, – продолжил рассказ Алдошин. – К тому же бежать-то почти мимо медведя надо было. Ружье, как на грех, на стульчике лежит, по другую сторону костра. И не помню, хоть убей – заряжено или нет. Спихиваю с колен потихоньку Ульку, чтобы не мешала бежать, если что – не слезает! Разве что зубами в штаны не вцепилась!

– Жить-то всем охота! – захохотал Витька. – А вот была бы у тебя лайка – она бы медведя и отвлекла, по крайней мере! Вот у моего знакомого…

– Витя, захлопнись! – уловив недовольный взгляд шефа, не слишком вежливо посоветовал Степан. – Рассказывает же человек, дай закончить!

– Сидим мы с медведем, смотрим друг на друга. Думаю, кинуть в него надо чем-то: может, уйдет. Шарюсь у ног, нащупал что-то и кинул. Как оказалось, отломанную крабью ногу! Не попал, конечно, не долетела нога до косолапого. А тот встает не спеша, подошел, понюхал – и давай из панциря мясо то ли высасывать, то ли выгрызать. Кончил с ногой – и снова на меня глядит. Я осмелел, вторую бросаю, чуть в сторону, чтобы он мне к избушке дорогу освободил. И опять не туда спьяну… В общем, перекидал медведю всех крабов. Осмелел, говорю с ним – ну, типа как Маугли: мы с тобой, мол, одной крови… Даже пару стопарей еще «засадил», пока он крабами увлекся. И дистанция между нами сократилась – метров до шести. Утром шагами измерил. Закончились крабы – встал, машу на медведя руками: пошел, мол! Нету ничего больше! Ну, он и ушел…

– И все? – поинтересовался Абвер. – Тем дело и кончилось?

– Не совсем, – признался Алдошин. – Нарушил я спьяну тогда главное правило мирного сосуществования с диким зверем: прикормил его. На ночь, конечно, забаррикадировался в заимке как мог. Утром ушел на «долбежку», к вечеру возвращаюсь и ужасаюсь: вчерашний гость без меня в заимку залез, все мешки поразорвал. Колбаса сухая была, хлеб, крупа – все если не сожрано, то попорчено. Только консервы и остались. А к вечеру самолично опять заявился – ну, тут я уже готов был! Взрыв-пакет кинул, было у меня несколько. Такими японские рыбаки в море тюленей от ставных неводов отгоняют. Ну, и ружье не понадобилось – рванул медведь от костра так, что только я его и видел. Но за сезон все равно несколько раз возвращался, следы его видел. Отстал, только когда красная рыба на нерест в речки пошла.

– В общем, все как в жизни, – констатировал москвич. – Не делай добра – не получишь зла. Ну, что, гуси-лебеди? Еще по единой примем?

– И по единой, и по другой… Как скажете, Владислав Николаевич! – с энтузиазмом схватился за свою стопку Проперухин. – А вы, кстати, надолго в наши края вообще, Владислав Николаевич?

– Если имеется в виду это медвежье царство, то завтра к обеду, думаю, тронемся, – Абвер. – Михаил, вы на свои поляны рано уходите? Не забудьте меня захватить завтра. Очень уж хочется поглядеть, что вы из-под тех печек на поляне выкопаете. Лады? И Виктора с собой возьмем, чтобы не скучал тут!

Компания Алдошину была, конечно, без надобностей. Но куда от незваных гостей деваться? Тем более что москвич хоть и вежливо вопросы задавал, но за вежливостью сталь легко угадывалась. И было совершенно ясно – кто тут, на алдошинской заимке, главный…

– Ну, а что касается вашего благословенного острова, то пока задержусь, – Владислав Николаевич покосился на Алдошина. – Человечка нужного я, кажется, нашел. А вот чтобы задачу перед ним полноценную поставить, мне в Японию на несколько дней заскочить требуется. Из столицы-то опять десять часов до Токио «пилить», а тут у вас она под боком прямо! Вот тогда, Михаил, мы с вами и закончим наш разговор! Вы, кстати, тоже на долгий сезон нынче тут не рассчитывайте, Миша! Через неделю вы мне в Южно-Сахалинске потребуетесь…

– У меня вообще-то свои планы, – строптиво буркнул Алдошин. – Что за новости? Я столько к нынешнему сезону готовился…

– Ничего, Михаил! – Абвер благодушно и в то же время по-хозяйски похлопал Алдошина по плечу. – Расходы по подготовке будут возмещены, компенсацию за моральное вторжение в твои планы выплачу. И вообще, Михаил: делом, делом заниматься нужно!