Текст книги "Агасфер. Вынужденная посадка. Том I"

– Но это неправда! Ну, в смысле десанта! Тут нет никакого американского десанта! – заторопился Райан. – Наш гидросамолет должен был доставить груз на вышедший в море крейсер. Мы летели на север вдоль побережья Сахалина, чтобы обойти снежную бурю. И совершили вынужденную посадку из-за повреждения самолета! Мой командир подтвердит каждое мое слово – ты можешь спросить у него, приятель!

К этому времени Райан почти очухался от алкогольных паров и начал быстро соображать. Именно поэтому он вторично ничего не сказал о капитуляции Японии, предположив, что оставшийся в глубоком русском тылу и несколько одичавший японский офицер просто не знает об этом.

Пока он говорил, солдаты продолжали растягивать его поднятые кверху руки между деревьями. Закончив, они отошли на десяток шагов и сняли с плеча винтовки.

– Эй, погодите! Так не делают! Я военнопленный, и на меня распространяются правила Женевской конвенции! – закричал Райан. – Офицер! Прекратите эту комедию! Это не смешно! Клянусь, у вас будут из-за меня большие неприятности!

– У меня есть сведения, что ваша десантная команда, американец, намеревалась уничтожить меня и моих солдат. Я не могу отпустить тебя и не имею возможности сдать тебя по принадлежности, вышестоящему начальству или в комендатуру. Так что извини, американец! – Капитан Томео повернулся к солдатам и, перейдя на японский язык, громко скомандовал: – Заряжай! Целься! Помните о том, что я вам сказал! Внимание: огонь!

Сдвоенный грохот двух винтовочных выстрелов расколол тишину. Несколько снежных шапок сорвались с ветвей высоких елей и мягко свалились вниз. Отчаянно дергавшийся на растянутых веревках Райан рванулся назад и повис на веревках…

Томео в бешенстве поглядел на солдат так, что они поспешно отступили.

– Это не мы, господин капитан! Мы стреляли выше! Он просто потерял сознание!

* * *

Лефтер, все еще не веря своим глазам, рванул левый рукав и поглядел на часы: с момента его ухода за хворостом прошло чуть больше трех часов. Он отсутствовал долго, конечно. Может быть, непозволительно долго – но все же вряд ли за это время Райан мог проспаться после чудовищной дозы крепкого бренди! Он ведь отобрал у него почти пустую фляжку!

Он снова вскочил на ноги, обнаружив, что вместе с Райаном со стоянки исчезли и два тяжелых рюкзака. Куда могло деться снаряжение? Райан ведь был совершенно пьян – он был просто не в состоянии унести оба рюкзака!

Тем не менее от костра к берегу уходила цепочка полузанесенных непрекращающейся метелью следов. Следов одного человека! А параллельно следам – широкая борозда от волочения чего-то тяжелого.

Он просто спятил, решил Лефтер, направляясь по следам и все еще надеясь, что где-нибудь за сугробом обнаружит безмятежно храпящего напарника. Увы…

Он не был следопытом, однако следующая находка не оставляла никаких надежд: невдалеке он обнаружил следы множества собачьих лап, пересекаемые двойной полосой санных полозьев. Нарты? Собачья упряжка? Значит, какой-то местный житель за время его отсутствия наткнулся на стоянку летчиков и увез Райана!

Лефтер вернулся к костру и принялся напряженно размышлять.

Следы нарт уходили вдоль берега на юг. Догнать пешком аборигена на собачьей упряжке – об этом можно было и не мечтать! Идти по следам? Допустим, с десяток миль он может пройти – до точки, где нужно будет поворачивать на запад, в сторону русского аэродрома. И что ему, Лефтеру, делать на этой самой точке? Идти к русским или продолжать преследование аборигена?

Но куда и как далеко направлялся этот проклятый туземец? К тому же он прихватил с собой не только Райана, но и все продовольствие и снаряжение. Не только консервы и шоколад, но и примус, небольшой запас бензина для него, ракетницу, теплые спальные мешки – в общем, все…

Удивительно, что он не снял и не увез тепловой щит, сооруженный из разобранной палатки, мрачно подумал Лефтер. Это единственное имущество, оставшееся мне – не считая того, что осталось в карманах. Хвала господу, что я успел взять у Райана зажигалку – оставшись без огня в безжизненном снежном безмолвии, мне только и осталось бы, что пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться.

Вспомнив о зажигалке, Лефтер тут же почувствовал, что основательно продрог. Прежде чем принять окончательное решение, следовало согреться. Еще лучше – согреться и поесть. Вот только чем набить брюхо? Оба котелка исчезли вместе с Райаном. Разве что попробовать изжарить захваченную им из хижины рыбешку на прутиках? Как хорошо, что он не поленился приволочь с собой вязанку поленьев – одной проблемой теперь все-таки меньше!

Оставленный костер почти потух, и его надо было снова разжигать. Продолжая размышлять о ситуации, Лефтер распустил на вязанке веревку, ножом содрал несколько кусочков коры, настрогал тонких лучинок, подвинул поближе тлеющую корягу. Крутнул колесико зажигалки, и через несколько минут оживший костер уже весело потрескивал и источал животворное тепло.

Словно желая поднять оставшемуся без имущества путнику настроение, судьба преподнесла ему небольшой подарок: устраиваясь у костра поудобнее, Лефтер обнаружил в снегу наполовину опустошенную им банку тушеной свинины с фасолью, оставленную для Райана. Прекрасно, подумал он. Прекрасно: теперь у меня есть не только ужин, но и посудина для приготовления рыбы!

Лефтер поставил жестянку на угли и хозяйственно пересчитал прихваченную из хижины «добычу». Рыбешек было сорок две штуки. Маловато, конечно, да и сама рыбешка мелкая – но делать нечего, нужно довольствоваться тем, что есть.

В ожидании пока консервы разогреются, Лефтер продолжил искать вариант своих дальнейших действий. Выбор был: первый – вернуться к самолету и ждать там, русских или аборигенов – в общем, с моря погоды. Второй вариант – идти по следам собачьей упряжки, на поиски Райана. Третий, он же первоначальный – идти к русскому аэродрому.

Основания для принятия решения – ограниченное количество продовольствия для ожидания. В «груммане» продуктов не было, зато была уйма бензина для отопления, и, соответственно, возможность подать сигнал, если над ним пролетит самолет. «Бросок» за Райаном – малоперспективен в плане того, что неизвестно, как далеко мог увезти его абориген. Ему в условиях постоянного холода рыбы хватит максимум на 2–3 дня марша по снегу. Сумеет ли он дойти за это время до лагеря туземцев? Большой вопрос…

Рыбы хватит, если он направится в сторону русского аэродрома. С учетом самых неблагоприятных обстоятельств, он выйдет к русским через пару дней, не успев обессилеть от холода и голода.

Правда, выйдя к русским, он, скорее всего, попадет в лагерь для военнопленных. Лефтер невесело усмехнулся: как ни крути, а надо было решаться на третий вариант…

Что ж, вздохнул Лефтер. Что ж, сейчас он доест последнюю нормальную еду, немного отдохнет и двинется в путь. Пока на юг, по следам нарт, а через пять-семь миль он начнет забирать западнее, в сторону аэродрома. Через лес – во-первых, теперь у него есть снегоступы, а во-вторых, поклажи гораздо меньше. Дрова с собой он, разумеется, не потащит – это просто глупо. Англичане в таких случаях говорят: идти в Ньюкасл со своим углем…

Орудуя щепкой вместо ложки, Лефтер быстро прикончил свинину с фасолью, тщательно выскреб банку, протер ее снегом. Как смог, обработал острые края – чтобы не порезаться при будущих «чаепитиях». На пробу вскипятил полжестянки воды. Пить талую горячую воду, отдающую металлом и мясом, было не слишком приятно, но он постарался не обращать на это внимания. Горячее питье поможет ему справиться с холодом.

Пора было трогаться в путь. По прикидкам Лефтера, до наступления темноты у него было часа четыре – за это время он на снегоступах пройдет три-пять миль.

Он начал было снимать растянутое полотно палатки. Протянул руку, чтобы освободить верхний край – и замер: совсем рядом с рукой в полотне появилась круглая дырка, а мгновением позже ветер донес до него хлесткий звук выстрела.

Лефтер резко обернулся, огляделся – никого. Стреляли со стороны леса, более точное направление определить было трудно. Лефтер потянулся было за пистолетом – но тут же возле самого уха что-то весьма противно вжикнуло, а чуть позже снова донесся звук выстрела. Черт возьми, это похоже на предупреждение!

Помедлив, он решил проверить свое предположение. Не сводя настороженного взгляда с леса, он потянулся к жестянке – и она тут же покатилась по снегу, пробитая пулей!

Лефтер замер. Теперь он увидел, кто и откуда стрелял! Фигура наполовину пряталась за корявым деревом, хотя особой нужды в этом не было: пистолет на таком расстоянии был бесполезен. Сам же невесть откуда взявшийся противник стрелял отменно!

Подумав, Лефтер повернулся всем корпусом в сторону стрелка и широко развел в сторону руки, демонстрируя отсутствие в них оружия. Его намерения были явно поняты: из-за дерева тут же выступила фигура с винтовкой, нацеленной в сторону Лефтера. Стрелок двинулся к Лефтеру – но почему-то не по прямой, а по широкой дуге, забирая чуть вправо.

Лефтер стоял неподвижно, по-прежнему широко разведя руки.

Приблизившись на расстояние 20–25 футов, стрелок остановился, крикнул что-то гортанным голосом. Лефтер, не опуская рук, пожал плечами: он не понял, что от него хотели.

Стрелок явно был каким-то аборигеном – летчик судил по его одежде из звериных шкур, азиатскому разрезу глаз.

– Я американский летчик! – на всякий случай крикнул он. – Потерпел аварию, мой самолет во-он там! Понимаешь меня?

Абориген что-то крикнул в ответ – так же гортанно и, как показалось Лефтеру, сердито. При этом он жестом приказал летчику опуститься на снег. Помедлив, тот сел, постаравшись опуститься так, чтобы карман с пистолетом оказался с невидимого аборигену бока.

Абориген удовлетворенно кивнул и опять что-то крикнул, обернувшись при этом назад, к лесу. Не успел Лефтер подивиться этому обстоятельству, как из-за деревьев выступили еще две фигуры и поспешно начали приближаться к стоянке. Лефтер подавил вздох: в этих обстоятельствах воспользоваться пистолетом, видимо, не удастся!

На визитерах была солдатская форма – оливково-серые шинели с пристегнутыми к карманам полами. Чтобы не мешали ходить по глубокому снегу, догадался Лефтер. Нетрудно было догадаться и о национальной принадлежности солдат – это были японцы. Возможно, из тех, кто оставил в обнаруженной Лефтером хижине амуницию и оружие.

Неужели они так быстро отреагировали на мой визит в хижину, думал Лефтер, разглядывая приближающихся солдат. У одного в руках была знакомая американцу винтовка «арисака», у другого пистолет-пулемет незнакомой системы, с сильно изогнутым рожковым магазином. На ногах у солдат, как и у аборигена, были снегоступы.

Приблизившись, японцы жестами велели Лефтеру подняться, быстро обыскали его. Нашли документы – его и Райана, пистолет, запасные обоймы, и, что понравилось солдатам гораздо меньше, стопочку японских солдатских книжек, прихваченных им из хижины. Разглядывая документы своих соотечественников, японцы возбужденно о чем-то переговаривались, с неприязнью поглядывая на пленного.

Лефтер забеспокоился: чего доброго, они могут вообразить, что американский летчик расправился с их соотечественниками.

– Эй, парни! – окликнул он. – Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

– Ангриски, ангриски, – переглянувшись, залопотали японцы, показывая руками куда-то в сторону леса. – Нет ангриски! Там!

Что-либо уточнять было бесполезно. Солдаты заставили Лефтера примотать к ботинкам снегоступы, потом связали ему руки и погнали к лесу. Абориген шел впереди группы.

На опушке леса путников дожидались две собачьих упряжки. Почти все собаки лежали в снегу, уткнувшись носами в собственные хвосты. Лефтера усадили на передние нарты, солдаты встали у вторых. Абориген щелкнул длинным бичом, поднял собак, и когда те потянули нарты, ловко запрыгнул в них и устроился рядом с пленным. Лефтер оглянулся: японские солдаты размещались во вторых нартах с гораздо меньшей сноровкой.

Отталкиваясь шестом от стволов деревьев, мимо которых неслись нарты, от веток кустарника, хлеставших Лефтера по лицу, абориген уворачиваться не мог или не желал. Примерно через полчаса упряжки выскочили на большую поляну, на которой высились три хижины, как две капли воды похожие на ту, что нашел Лефтер.

У поляны был обжитой вид. Из всех хижин и из конусообразного шалаша на краю поляны поднимался дым очагов. Несколько женщин, одетых в странные наряды из звериных шкур и рыбьей кожи, возились у огромной кучи хвороста. При виде упряжек женщины побросали свои дела и в упор уставились на американца. У дверей двух хижин с видом часовых стояли солдаты с «арисаками» на наплечных ремнях.

Солдат с пистолетом-пулеметом, соскочив со вторых нарт, торопливо скинул с ног снегоступы и исчез в одной из хижин. Пошел докладывать начальству об успешно проведенной операции, мрачно подумал Лефтер.

«Докладчик» отсутствовал недолго. Вскоре он появился в дверном проеме и повелительно махнул Лефтеру. Тот неловко встал с нарт, проковылял к хижине и показал связанными руками на свои снегоступы: что, мол, с ними-то делать? Сам снять не могу, руки «заняты». Недолго думая, солдат достал из кармана нож и двумя взмахами рассек крепления снежной обувки. Лефтер потопал затекшими во время поездки ногами, откинул головой дверной полог и шагнул в хижину.

В ней было тепло и темно – окон в своем сооружении строители хижины не предусмотрели.

Лефтер успел отметить довольно яркие всполохи пламени в самом центре хижины, где горел открытый очаг, обложенный крупными камнями. Вокруг этого «домашнего костра» неподвижно сидели несколько бородатых и волосатых мужчин. Единственная женщина у очага что-то помешивала в объемистом котле над огнем. На появление в хижине Лефтера аборигены никак не отреагировали – мельком взглянули, и все.

У противоположной от входа стены был расположен такой же помост, какой Лефтер уже видел в заброшенной хижине. У помоста стояла фигура с двумя электрическими фонариками и зеркалом в руках. Фонарики светили прямо в лицо мужчине, брившемуся опасной бритвой. Всю нижнюю часть лица покрывала обильная пена, отчего тот в полутьме казался Санта-Клаусом.

Не зная, что ему делать, Лефтер продолжал осматриваться, и успел приметить еще два помоста у других стен хижины – на них никого, насколько он мог разобрать, не было.

– Подойдите ближе, господин Лефтер! – раздался голос «Санта-Клауса», сделавшего приглашающий жест рукой, в которой было по-прежнему зажата бритва. – Я ведь не ошибаюсь – ваше имя Лефтер?

Тот слегка опешил, услышав свое имя. Однако на смену изумлению тут же пришло мгновенное облегчение: здесь, на острове, его имя знал только один человек! Значит, Райан жив, и он здесь! Лефтер сделал несколько шагов вперед. Между тем человек с бритвой возобновил свои манипуляции, и с паузами продолжил говорить. По-английски он говорил хоть и с акцентом, но правильно. Произношение у него было японским – звуки «л», которых в японском языке вовсе нет, он традиционно заменял на «р».

– Прошу прощения, господин Лефтер, что занимаюсь своим туалетом в вашем присутствии. Однако мои солдаты доставили вас сюда слишком быстро, и я не успел закончить бритье до вашего появления, – в вежливом тоне японского офицера явно чувствовалась легкая ирония. – Сейчас я закончу, и мы с вами побеседуем…

– Насколько я понимаю, вы являетесь японским офицером?

– Вы очень догадливы, Лефтер, – хмыкнул тот. – Или я должен быть польщен, что американец сразу отличает цивилизованного человека от грязных дикарей у костра? Ничего не поделаешь, Лефтер: идет война, и мы не всегда вольны выбирать общество, в котором проводим время! Позвольте представиться: капитан Императорской армии Японии Томео!

– Вы немного отстали от жизни, капитан Томео, – решился возразить Лефтер. – Ваша война закончилась полгода назад, когда Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции! Таким образом, насильственное задержание американских офицеров является грубым нарушением и этого акта, и приказа вашего высшего командования о разоружении и прекращении всяческих военных действий по отношению к войскам союзной коалиции…

– Да, ваш второй пилот что-то говорил об этом, – кивнул японец. – И о капитуляции, и о своих правах…

– Лейтенант Райан у вас? Он в порядке? Могу я увидеть его, господин капитан?

– Американцы – очень суетливая нация! – Томео сокрушенно прищелкнул языком. – Вы даже вопросы задаете очередями, и не даете собеседнику времени на обдумывание наиболее вежливой формы ответа. Отвечаю: да, ваш Райан у меня в гостях! Скажу вам более: в настоящее время он находится в… Как бы лучше это сказать по-английски?.. В очень почетном гостевом месте. Даже слишком почетном, если принять во внимание мнение этих дикарей, хозяев дома, в котором я вынужден находиться. Второй ответ: да, вы сможете увидеть вашего друга. И даже сможете разделить или не разделить с ним это самое почетное место! Но это, Лефтер, зависит от искренности ваших ответов на несколько несложных вопросов.

Закончив с бритьем, офицер склонился над тазиком, услужливо поданным ему солдатом, ополоснул лицо, вытер его полотенцем. Налил что-то в ладонь из маленькой склянки и крепко протер щеки и подбородок – судя по мгновенно распространившемуся запаху, это был цветочный одеколон.

– Я могу приказать развязать вас, Лефтер – если вы дадите мне слово вести себя прилично. Впрочем, шансов у вас никаких: мой капрал прошьет вас очередью прежде, чем вы сумеете причинить мне вред, – японец кивнул на фигуру, неподвижно стоящую сбоку от Лефтера с пистолетом-пулеметом наизготовку. И, перейдя на японский язык, распорядился: – Прикажи развязать этого красноволосого варвара! И держи его на прицеле!

Растирая занемевшие руки, Лефтер решил проверить, насколько учтив офицер на самом деле:

– Может, вы и мне предложите присесть, капитан?

– Господин капитан! – укоризненно поправил его японец. – Это первая заповедь гостя в японском доме – быть предельно вежливым с тем, кто предложил гостеприимство! Присесть? Предлагать не буду, но вы можете сесть, если хотите. На пол, прямо там, где стоите. Так как насчет небольшой беседы, Лефтер? Как насчет вечера вопросов и ответов?

– Спрашивайте! – пожал плечами летчик. – Только учтите, господин капитан, что я, как и вы, давал присягу. И на некоторые ваши вопросы ответить, наверное, не смогу.

– Не будем преждевременно тратить время на пустопорожние препирательства, Лефтер! Прошу учесть, что ответы на многие вопросы я уже знаю – ваш друг Райан был весьма разговорчивым собеседником… Итак, меня интересует все, связанное с вашим последним полетным заданием: маршрут, перевозимый груз, причина появления здесь, на Карафуто.

– Ну, что же… Как вы понимаете, я прилетел сюда я не из Америки. Наше авиакрыло дислоцируется на аэродроме Ацуги, на острове Кюсю. Вчера утром я получил от начальства приказ вылететь вдогонку за крейсером «Канзас», вышедшим из порта Иокогама некоторое время назад, и передать командиру срочный груз для транспортировки в Америку. В нашем авиакрыле всего два самолета-амфибии, способные выполнить такое задание – совершить посадку на воду и взлететь с нее. Мы с лейтенантом Райаном вылетели из Ацуги примерно в полдень. Из-за неблагоприятной погоды были вынуждены облетать фронт мощного циклона, и поэтому рискнули идти вдоль восточного побережья Сахалина… Насколько я понимаю, господин капитан, упомянутое вами название Карафуто обозначает Сахалин?

– География потом, Лефтер. Продолжайте!

– Итак, мы летели в русском воздушном пространстве. Потом на борту возник пожар, и мы совершили вынужденную посадку в случайно обнаруженной в припае полынье. Согласно полученному приказу, мы утопили секретный груз, уничтожили сопроводительные документы и двинулись в сторону русской авиабазы, чтобы нам помогли вернуться в расположение части. Русские – наши союзники в этой войне, господин капитан. Надеюсь, вы это знаете?

– Разумеется! Продолжайте, Лефтер!

– Да вот, собственно, и все. Без специального снаряжения идти было трудно, и через несколько миль мы сделали привал. Пока я ходил за дровами, Райана похитили ваши люди. Вернувшись на место стоянки и не найдя Райана, я намеревался идти к русским в одиночку, но был захвачен в плен и доставлен сюда. Это все!

– Ну, что ж, пока складно, Лефтер, – кивнул японец. – Вы ни о чем не забыли упомянуть?

Лефтер пожал плечами и отрицательно мотнул головой.

– А ведь я предупреждал вас, что мне нужна абсолютная искренность, Лефтер! – Японец с сокрушенным видом покачал головой. – Как к вам попали воинские документы шестерых японских солдат, обнаруженные при вашем личном обыске? Рыба в корзине местного производства?

– А, это… В лесу я наткнулся на следы, ведущие вглубь острова. Пошел по ним и вышел к заброшенной хижине. Там я разжился дровами и рыбой. В поисках еще чего-либо полезного в самой хижине я нашел эти документы, и захватил их с собой.

– Вы нашли в хижине только документы и рыбу? – Японец подался вперед. – Отвечайте быстро, не думая!

– Там, в тайнике, было еще японское оружие и солдатская амуниция… Котелки, одеяла… Ничего этого я не брал. Сложил все обратно в яму и ушел. Это был ваш тайник, господин капитан?

– Не ваше дело! Значит, больше ничего не брали? А какое оружие вы видели в тайнике?

– Пулемет неизвестной мне системы… Патроны к нему в железных коробах…

– И все? Припоминайте, Лефтер!

– Больше никакого оружия в тайнике не было, – твердо ответил Лефтер.

– И даже гранат? – вкрадчиво поинтересовался японец.

– Гранат я не видел, господин капитан. Впрочем, до дна ящика я не добрался – спешил вернуться. Может, и были… Я ведь искал главным образом продовольствие! Его там тоже не было.

– Оставим пока этот вопрос открытым. Посмотрим, что скажет по своему возвращению Охотник, – кивнул японец. – Как только я увидел найденные у вас японские воинские документы, я догадался, что вы были в той хижине. И сразу отправил туда своего «союзничка». Вернемся к вашему самолету-амфибии. Его можно починить?

– Если бы это было возможным, я вряд ли бы имел удовольствие познакомиться с вами, господин капитан!

– Я приветствую ваше чувство юмора, Лефтер! А что до остального… Впрочем, завтра я отправлю к самолету двух моих солдат, понимающих толк в механике. И если вы меня обманываете, то я заставлю пожалеть вас об этом, Лефтер!

– Посылайте, – пожал тот плечами. – Они напрасно потратят время, только и всего.

– Посмотрим. Теперь о вашем грузе, Лефтер. Вы утверждаете, что уничтожили его вместе с документами?

– Да. Таков был приказ…

– И вы даже не догадываетесь, что именно должны были передать на крейсер?

– Но вы же тоже военный, господин капитан! Офицер! Неужели вы не знаете, что высшее командование далеко не всегда посвящает подчиненных в военные тайны?

– Замолчите, Лефтер! Я устал слушать ваше вранье! – впервые за все время допроса японец повысил голос. Однако тут же, словно спохватившись, извинился. – Прошу прощения за несдержанность, Лефтер! Нервы, как вы понимаете! Но вы, кажется, хотели повидаться с вашим другом Райаном? Пойдемте, я провожу вас!

Японец встал, накинул на плечи шинель, проворно поданную сторожившим каждое движение своего офицера капралом. Дождался, пока Лефтер поднимется с пола, и, придерживая за локоть, повел к выходу. Проходя мимо сидящих у очага неподвижных фигур, японец неожиданно остановился:

– Кстати, Лефтер, вы знаете, что это за люди?

– Вы сами назвали их дикарями, – хмыкнул тот. – Очевидно, какие-то аборигены…

– Это айны. Таинственный исчезающий народ. Никто, и они в том числе, не знают, откуда пришли на эти острова. Где их историческая родина… Обратите внимание, Лефтер, у них не монголоидный, а европейский тип лица! – Японец бесцеремонно взял ближайшего аборигена за макушку и повернул его лицо к американцу: – Видите? Они ведут примитивный образ жизни, схожий с обычаями других малых народов Севера – но на этом сходство кончается! У них особый язык, у них особая религия. Мне доводилось слышать, что их религия по глубине проникновения в сущность мира превосходит, и христианство, и магометанство, и буддизм… Вы улыбаетесь, Лефтер? Не верите мне?

Японец вздохнул:

– Впрочем, ничего удивительного: все американцы невежественны. Вас не интересует мир вокруг вас, не интересует сущность вещей и все то, что не является американской прагматикой. Пойдемте, Лефтер, я покажу вам еще кое-что!

Выйдя из хижины, японец достал портсигар, закурил, предложил сигарету собеседнику. Когда тот отказался, пожал плечами, спрятал портсигар и показал рукой на небольшое строение из коротких бревен на краю поляны.

– Я не буду спрашивать у вас – что это такое. Вы все равно не знаете. Это «дом живого божества» айнов…

Лефтер присмотрелся: строение очень напоминало, если не считать размеров, детские поделки, сложенные «колодцем» из спичек. Он и сам когда-то строил в родительском доме такие. Перед ним был куб футов по шесть в каждом измерении. Сквозь довольно большие щели между бревнышками что-то чернело.

– Как правило, айны не охотятся на медведей, – начал рассказ японец. – Но раз в три-четыре года их лучшие охотники выслеживают беременную медведицу, залегшую на зиму в берлогу. И ближе к весне, когда у нее появляется потомство, убивают ее. А медвежонка-сосунка отдают в самую достойную семью. Женщина выкармливает медвежонка своим молоком, ухаживает за ним лучше, чем за собственным младенцем. Когда медвежонок подрастает и становится способным удрать в лес, его с почетом помещают в эту клетку и продолжают кормить и ухаживать еще три-четыре года. Медведь получает лучшую пищу даже в самые голодные для племени времена. А когда наступает время, его выпускают из клетки и со всеми почестями проводят уникальный «обряд проводов» – иоманте…

– Выпускают на волю? – позволил себе догадаться Лефтер. – Чего ж тут уникального? Такие обычаи, я знаю, есть у многих народов. И американцы иногда выпускают на волю пойманных зверушек и птиц…

– Айны выпускают на волю не медведя, а его дух, – покачал головой японец. – Дух божества, который должен отправиться на небо к верховному божеству и передать ему просьбы людей, которые долгое время хорошо заботились о медведе, сытно кормили его, ухаживали. В благодарность за это дух медведя должен не просто передать просьбы людей, но и, как говорится, замолвить за них словечко. А чтобы выпустить на волю дух зверя, его убивают стрелой. Прямо в сердце. Мясо убитого медведя съедают, его кости с почестями хоронят в лесу. Вот в чем уникальность этих проводов по-айнски, Лефтер!

– Дикость какая, – невольно содрогнулся тот. – Убить создание, которое долгие годы было практически членом семьи? Цивилизованные люди, конечно, тоже посылают на убой выкормленный специально для пищевых целей скот. Но мы, по крайней мере, не фарисействуем при этом! И вы называете айнов особыми людьми?

– Вам, Лефтер, этот обычай кажется диким? Вы просто не в состоянии вот так, с наскока, проникнуться философией древнего народа, живущего с природой в полной гармонии, – вздохнул японец. – Не стану вас агитировать за эту философию. Признаюсь, кстати, что и сам терпеть не могу айнов и не понимаю, чем руководствовалось наше правительство, когда прислало директиву организовать их переселение на Хоккайдо. Задолго до наступления русских, Лефтер! Впрочем, мы отвлеклись!

Короткий зимний день завершался. На поляну уже спускались серые сумерки, а стволы деревьев, окружающих поляну, слились в темную сплошную массу.

Силясь догадаться, для чего японец рассказал ему какую-то мрачную историю о каких-то сумасшедших айнах, Лефтер все больше склонялся к выводу о том, что многомесячное отшельничество в русском тылу повредило разум и самого рассказчика. Вот и сейчас, в упор глядя на пленника, проверяя, какое впечатление на него произвело описание «медвежьих проводов», капитан Томео молчал и лишь неопределенно улыбался – словно в ожидании каких-то уточняющих вопросов.

Ну, что ж, раз ждешь – спрошу, решил Лефтер. И повернулся к японцу:

– И сейчас в клетке медведь? Там что-то шевелится…

– Шевелится, но это не медведь, – тут же отозвался японец. – Там ваш друг, Райан. И вы сейчас к нему присоединитесь, лейтенант Лефтер! Немного тесновато, на мой взгляд, но что поделать – других мест заключения у меня в распоряжении нет!

– А как же Женевская конвенция, господин цивилизованный офицер Императорской армии Японии? – Лефтер постарался вложить в свой вопрос как можно больше сарказма.

– Женева далеко, а другой тюрьмы у меня нет, – повторил Томео. – Вы мне солгали насчет груза, а через два-три часа я буду иметь точную информацию о состоянии тайника. Завтра утром мои механики проверят ваш самолет, и если его можно починить… Думаю, что в этом случае вы с Райаном будете состязаться в усилиях по его восстановлению самолета. Выигравший сядет за штурвал, а второго из вас я, к сожалению, отправлю в страну духов, как айны отправляют медведей…