Текст книги "Агасфер. Вынужденная посадка. Том I"

– Ты хочешь сказать, Саня…

– …То, что ты и подумал: истинное место приводнения самолета находится как минимум в километре севернее того, где мы с тобой ныряли!

Алдошин застонал и снова припал к пивной бутылке. Оторвавшись от нее, он достал из холодильника пару полных, брякнул ими по столу и с отчаянием уставился на компьютерные распечатки.

– Спасибо, конечно, Саня, что не дал дурнем помереть. Слушай, а поточнее этот твой компьютерный гений не может место определить?

– Вряд ли, – покачал головой Морин. – Тем более за столько лет. На небольшой глубине… Полторы тысячи метров, плюс-минус полтысячи – это очень хорошая точность подобных расчетов, Миша!

– М-да… Серьезно, спасибо, друг! Без тебя я так и копался бы вокруг той отметки!

– Свои люди, – с достоинством кивнул Морин. – Сочтемся! Считай это моим интеллектуальным вкладом в наше предприятие! Кстати, раз уж мы компаньоны – может, пора меня и просветить насчет того, что мы, собственно, ищем?

Рассказ Алдошина занял около двадцати минут – с уточняющими вопросами Морина и ответами на них.

– Пятьдесят миллионов долларов! – задумчиво покачал головой Морин. – За пятнадцать старых мечей… По три лимона на штуку… Миша, а они действительно столько стоят?

– Я не нашел полного списка императорской коллекции, Саня. В специальной литературе упоминается шесть-семь наиболее известных клинков. Возможно, такого списка вообще не существует, а сама коллекция стихийно образовалась в момент ее передачи американским оккупационным властям. Десяток мечей, допустим, хранился в императорском дворце, остальные – у родственников. А раз нет списка – значит, нет и имен мастеров-оружейников. А имя может составлять половину стоимости. Так вот: наиболее ценная японская катана была продана на аукционе в Лондоне шесть лет назад за восемьсот пятьдесят тысяч долларов. Если продавать мечи из императорской коллекции по отдельности, то цена каждого вряд ли зашкалит за миллион. А вот цена полной коллекции сильно увеличивается.

– А я полагал, что покупка оптом всегда дешевле, – удивился Морин.

– Только не в антикварке!

– Верю, верю! Теперь последний вопрос, компаньон: а другая цена этого национального достояния? Это ведь национальное достояние Японии, я правильно понимаю? Ага, правильно. Скажи мне по совести, Миша: сколько лет со строгой изоляцией мы можем «огрести» за занятие данным промыслом?

– Даже административного штрафа не выпишут, Саня, если поймают, – твердо заявил Алдошин. – До определенных событийных пределов, конечно. Мы не разоряем никаких древних могильников, не лезем грязными лапами черных археологов в слой древних культур. Мы ищем потерю! Которая, кстати говоря, даже в розыск не объявлена! А вот когда найдем и попытаемся сами продать, тем более за пределы нашей благословенной родины, вот тут и наступит бремя уголовной ответственности! Причем по нескольким серьезным статьям уголовного кодекса. Но мы этот кодекс, Саня, будем чтить! Чтить святее, чем в свое время Остап Бендер. Мы находим и передаем находку своему нанимателю. Пе-ре-да-ем, Саня! А наниматель финансово нас благодарит – сие тоже не криминальное действо. В самом худшем случае, у нас конфискуют это вознаграждение. Это – максимум! А всю полноту ответственности несет наниматель. Причем заметь, Саня: если он развесит эти пятнадцать мечей в собственной спальне, то тоже отделается конфискатом!

– Убедил, Миша! – Морин поднял обе руки, вооруженные новой парой бутылок из холодильника. – Убедил, и я с тобой!

Вчерне составили вдвоем план поисковых работ – «на чистовую» его было решено поглядеть и окончательно утвердить на трезвую голову, с утра пораньше. По предварительным прикидкам, решили пересесть с машины на лодку в Стародубском, «спуститься» оттуда на юг, до места обнаружения самолета, и начать прочесывать берег оттуда.

– Одно хорошо: места там тихие, удивительно безлюдные, – отметил Алдошин. – Если бы твой компьютерный гений определил начало донного дрейфа – или как он на вашем языке правильно называется? – южнее, то пришлось бы работать на глазах у рыбаков-прибрежников, а то и в их стане. Но «долбежки», Саня, я тебе доложу… Вагон и маленькая тележка! Пляж соленый, минерализированный – «клюшка» с самой крутейшей катушкой на таком грунте погрешности дает. Придется для тебя, напарник, металлоискатель срочно покупать: один я на этих полуторах километрах до «белых мух» проколупаюсь! И мастер-класс с тобой по работе с «клюшкой» проводить. Навык, по себе знаю, недели через две приходит.

– Обузой буду первое время, понимаю. Но обещаю наверстать, герр оберст!

– Ладно тебе! Парень ты сообразительный, Саня, и это вселяет оптимизм. Опять же, «смежник» – под водой лихо ищешь. Значит, и на земле освоишься быстрее, чем копарь-«первоходок». Давай решать, что с оружием делать будем!

– А что с ним решать? – удивился Морин. – У тебя вертикалка о двух стволах, я у ребят пошукаю и ружьишко раздобуду.

– Немножко не то, Саня! Наш лучший друг, Витька-Проперухин, навряд ли обо мне позабыл. И я вполне допускаю очередной его наезд – силами каких-нибудь новых вадимов из Долинска… Ты не улыбайся, не улыбайся, Саня! Копари – люди жесткие. И у них, почти у всех, что-то из старых окопов отрытое, но вполне пригодное для применения имеется. На западе России – тэтэшники и вальтеры с парабеллумами. Здесь, насколько я знаю, револьверы больше в ходу – если не считать японских намбу. А мы с тобой, считай, на чужой «огород» залезем.

– Миша, я человек мирный! А ты мне какие-то страсти по ушам развешиваешь! Что, по-серьезному нас перестрелки ждут?

– Мы готовы должны быть к наездам, Саня! Ты только прикинь: в обеих руках «клюшка» поисковая, наушники. Ружье за спиной. И проперухинская команда вдруг из-за деревьев выходит… Тебе нужно от «клюшки» аккуратно, чтобы не расколотить ее, руки освободить, ружье со спины перетянуть, курок взвести, либо затвор передернуть. Скажи-ка, Саня, сколько раз нас за это время продырявить успеют?

– Миша, боевое оружие – это срок верный за одно хранение. Чтобы нашу команду нейтрализовать, тому же Витьке-Проперухину надо только участковому местному стукнуть. И мы «поплывем»… Нет, я не согласен, Миша! Извиняй!

– Ладно, на себя грех возьму, – согласился Алдошин. – Но ракетница-то тебя, щепетильный ты наш, устроит? Или травматика?

– Другое дело, герр оберст!

– Ну и слава богу! Давай дальше соображать – что нам в поле пригодиться может!

15

Письмо пришло на факс организации, размещенном в здании № 7/19 в Казанском переулке Москвы в 07.15 утра. Когда факсимильный аппарат зажужжал и на приемный лоток скользнула бумага, дежурный офицер готовил документацию к утренней пересмене. Он вынул единственный лист полученного сообщения, пробежал его глазами, пытаясь определить конкретного адресата. Дернул углом рта, прочитав первую строчку письма, выделенную жирным шрифтом: «Внимание! Готовится преступление международного масштаба!» Дальше он читать не стал – это не было в его компетенции.

С сообщения было снято две копии на обычной офисной писчей бумаге. Одна из копий легла в папку с надписью «Секретариат», другая – в папку информационно-аналитического отделения. Оригинал, как обычно, отправится в архив, где с началом рабочего дня его оцифруют, присвоят входящий код и занесут в файлы памяти глобальной телекоммуникационной системы «1-24/7».

Примерно через час сотрудник секретариата, готовящий утреннюю порцию документов для начальника и его первого заместителя, внимательно прочел сообщение, пришедшее с Сахалина, сделал рабочую копию для себя и уже на ней желтым маркером выделил две упомянутые фамилии.

Через три часа одна из фамилий, упомянутых в письме с далекого острова, стала предметом короткой, но серьезной дискуссии в кабинете первого заместителя начальника Зинкявичуса.

– Самсонов – это уже политика. Депутат, член исполкома ЕР, будущий сенатор. Ты понимаешь, Сергей Васильевич, какой радостный визг поднимет наша демократическая пресса, если узнает, что этот деятель попал в оперативную разработку нашего Бюро?

Начальник отдела анализа и обработки информации Сергей Дворкин покосился на сидящих рядом своих заместителей и, чувствуя их поддержку, возразил:

– Пока он не сенатор. Пока Самсонов – очень богатый человек, чье состояние вряд ли кто посчитает безупречным. Три года назад он купил, по сути, аргентинское гражданство. В России он контролирует треть всей строительной индустрии столицы, инвестирует целый ряд зарубежных проектов, в том числе и весьма сомнительных. И потом: кто говорит о полномасштабной оперативной разработке, Отто Валентинович? Мы предлагаем пока «пробить» его по европейским связям. Поглядим на «географию» его визитов, сравним перечень его контактов в Европе со списком крупных коллекционеров антиквариата. Не найдем совпадений – милости просим в сенаторы!

Заместитель хмыкнул, следом сдержанно посмеялись остальные участники короткой оперативки.

– А что говорит наш эксперт-психолог?

– Если опустить всю научную заумь и скулеж насчет отсутствия образцов почерка автора письма и возможностей его графологического анализа, то Борисов считает, что автору можно верить. Отто Валентинович, да и без психолога видно, что тема поднята очень серьезная. Скорее всего, этот Семенов просто обиделся, что его не взяли «к пирогу» и, таким образом, мстит за кидалово.

– Значит, договорились, – подвел итог Отто Зинкявичус. – Санкционирую только зарубежную предварительную разработку по этому письму. Что у нас сегодня еще?

Покидая кабинет заместителя начальника Национального центрального бюро Интерпола в Москве, никто из присутствующих на оперативке не мог предположить, что через двое суток по результатам оперативно обработанных европейскими коллегами запросов «дело Самсонова» получит третий по степени важности, «желтый» приоритет…

– Ризенталь – один из мировых авторитетов и экспертов в области антикварного оружия. Считается, что у него в коллекциях представлен практически весь арсенал «холодняка» Европы, Азии и Южной Америки. С Самсоновым он познакомился в Лондоне, во время одного из крупных международных аукционов в этой сфере. За последние полгода Самсонов трижды выезжал в Швейцарию, где находится штаб-квартира Ризенталя. И трижды с ним встречался. После второй встречи наши швейцарские коллеги зафиксировали нехарактерную для Ризенталя банковскую активность: он инициировал перевод части своих активов в обычные номерные счета и их дальнейшую «перекачку» на созданный им же накопительный счет на предъявителя на Кайманах. Когда на этом счету была аккумулирована сумма в пятьдесят миллионов долларов США, активность угасла. Финансовые эксперты Швейцарского Национального банка считают, что Ризенталь тем самым обеспечил гарантию по крупной предполагаемой покупке, которую он готов совершить в любой момент…

Дворкин сделал паузу, и Зинкякичус не замедлил в нее ворваться:

– Но вы пока не убедили меня, что швейцарец планирует совершить сделку именно с Самсоновым, Сергей Васильевич! Он имел раньше дела с Ризенталем?

– Таких данных не зафиксировано, – покачал головой Дворкин. – Но эту линию никто и не отслеживал!

– Самсонов тоже коллекционер?

– Антиквариат для него скорее хобби, чем страсть, Отто Валентинович. На аукционах с антикварными лотами работает его агент, на самые интересные ездит сам Самсонов. Если он «зарядился» идеей покупки, он покупает, не слишком заботясь при этом о переплате. Справедливости ради, надо сказать, что тут он не оригинален: азарт и стремление пустить пыль в глаза присущ всем новым русским нуворишам.

– Что со вторым фигурантом?

– В центральной картотеке МВД Алдошин не значится. Ни по антикварке, ни по другим линиям. На учет управления по Сахалинской области он все-таки попал. «Черный археолог» с солидным стажем. Копарь, как говорят, – но не по «костям»…

– Мне не нравится, когда сотрудники начинают переходить на сленг тех, кого разрабатывают, – покачал головой Зинкявичус. – Демонстрируя близкое знакомство с предметом, не стоит забывать, что в данном случае речь, насколько я понимаю, идет о местах былых боев и солдатских могилах.

– Извините, Отто Валентинович, – Дворкин прикусил губу. – Я хотел сказать, что Алдошин не специализируется, по данным наших островных коллег, на раскопках в местах сражений. Это не значит, что «черный археолог» упустит возможность пройтись и по старым окопам, если таковая представится.

– На каких основаниях он попал на заметку?

– По мелочи. Ухитряется балансировать на самом краешке: российское законодательство в этой области имеет достаточно «прорех», которыми умные люди пользуются. И на основании оперативной информации, разумеется.

– Значит, у нас есть только это письмо с Сахалина, – подвел итог Зинкявичус. – И этот сигнал может являться лишь безосновательным злобным доносом. Местью.

– Местью – но отнюдь не безосновательной, – подал голос самый молодой участник совещания. – Сумма, аккумулированная на счету Ризенталя, совпадает с той, что указана в доносе. Пятьдесят миллионов долларов США.

Дворкин с досадой покосился на своего нового сотрудника. Майор полиции Олег Щербак был приглашен в НЦБ две недели назад, и сразу постичь все нюансы взаимоотношений «великого» и среднего начальства, конечно, не успел. Но все-таки не со студенческой скамьи сорван, 35 уже «мальчонке», шесть лет стажа в убойном отделе МУРа и академия с красным дипломом. Мог бы и не умничать, а сообразить, что начальник отделения не от скудоумия про такое совпадение не поминает, а «придерживает» с умыслом.

Зинкявичус, пройдоха, его взгляд перехватил и сразу все понял, усмехается в густые вислые усы:

– Что, подполковник, молодежь с колеи согнать пытается? Это надо только приветствовать Сергей Васильевич! Ты же не думаешь, что старый Отто забыл про это удивительное совпадение? Ладно, шутки в сторону. В полную разработку я тебе Самсонова пока все равно не дам! Рано! И генерал тоже так полагает, что рано.

– Ну, раз сам генерал…

– Давай без намеков, Сергей Васильевич! Ты знаешь, что, если надо, я и к министру с возражениями пойду. И ходил, если ты помнишь… Рано! А вот Олега на Сахалин командировать – в самый раз, полагаю, будет! Пока там наше отделение не создано, активной помощи от островитян не дождаться. Пусть походит вокруг этого Алдошина, понюхает… И с автором письма, полагаю, надо поближе познакомиться: когда люди такие письма в Москву пишут, да еще своим именем подписываются, это заслуживает и доли уважения, и более подробной разборки ситуации. Так что поезжайте, Олег! Тем более что ваш однокашник на Сахалине сейчас первым замом в областном управлении работает! Знаете? Кирьянов…

– Не знал, Отто Валентинович. Валерка Кирьянов? Спасибо, конечно – повидаемся…

– И повидаетесь, и поработаете плотно, – Зинкявичус словно муху прихлопнул на стопке документов, лежащих перед ним. – Практика показывает, Олег, что личные контакты намного продуктивнее официальных запросов. Тем более что после Кальтенбруннера доверие и серьезное отношение к нашей «фирме» так и не восстановлено, боюсь… Все! Сергей Васильевич остается, все остальные свободны!

– Да, Олег! Чуть не забыл! – окликнул Щербака уже с порога Зинкявичус. – Мне наш «физрук» доложил, что вы второе занятие в зале пропускаете!

– Да занят был, новое кресло обживал! – попробовал отшутиться майор. – Да и не знал потом, что это непременная обязаловка, Отто Валентинович!

– Поддержание своей оптимальной физической формы не обязаловка, а признак общей культуры сотрудника международной полиции, Олег! Ну, я думаю, что Дворкин вам более популярно про это объяснит…

Когда Щербак догнал в коридоре сотрудника своего отделения, тот беззлобно кольнул:

– Что, Олег, схлопотал «наряд вне очереди» от Отто? Смотри, он в следующий раз не к нашему начальнику, а к генералу объясняться «за прогул» пошлет!

– Коля, слушай, объясни, а! – уже серьезно попросил Щербак. – Зачем нам, в самом деле, обязаловка спортивная три раза в неделю? Это ведь только в сериалах агенты Интерпола, как Джеймс Бонд, по крышам скачут, выводят в аут по десять человек, и томным красавицам накачанное тело демонстрируют! Интерпол – это стратегическая криминальная разведка, работа с оперативной информацией и ее анализ, так?

– Правильно тебе объяснили, – хмыкнул собеседник. – Ну, а чем тебя тезис насчет общей культуры не устраивает? Одно другому не противоречит, Олег!

– А Кальтенбруннера он к чему приплел? Это хохма какая-то? Прикол ведомственный?

– Слушай, Олег, тебя когда в Казанский переулок приглашали, ты хоть историей Интерпола интересовался?

– Не морочь мне голову, Коля! Историю я знаю: решение о создании международной полиции было принято на полицейском конгрессе как раз перед Первой мировой войной. Но сама война помешала, и решение было воплощено в жизнь только почти через десять лет. При чем тут Кальтенбруннер?

– Потому что в конце тридцатых годов в Европе хозяйничали нацисты. Интерполом они тоже «рулили». А Эрнст Кальтенбруннер даже его возглавлял какое-то время.

– Серьезно? Не шутишь? Начальник главного управления имперской безопасности, обергруппенфюрер СС руководил международным уголовным розыском?!

– Олежка, тебе не только спортзал «прописать» надо, – серьезно упрекнул Щербака собеседник. – Но и пару вечеров в неделю в библиотеке!

– Да пошел ты! Покрутись, как я, в уголовном розыске семь дней в неделю без выходных, да отпуска через два года на третий еле выколачивал… Академия МВД потом, там беллетристику не почитаешь!

– Ну, я, помнится, тоже там учился, Олег. Не ты один, у нас все, считай, «академики»… Не по теме возникаешь, друг.

Щербак резко остановился, в упор поглядел на товарища, повернулся и пошел в обратном направлении.

– Обидчивые все какие, – фыркнул тот и зашагал по коридору дальше.

* * *

Заместителю начальника УВД по Сахалинской области и однокашнику по совместительству Валерию Кирьянову копию письма пришлось показать. Его реакция на донос – а иначе письмо и не позиционировалось – была довольно осторожной. Новоиспеченный подполковник полиции попросил пару дней на сбор информации и попытался «сплавить» на это время «залетного столичного интера» на ведомственную базу отдыха за городом. Сама идея Щербаку очень понравилась, однако от базы пришлось отказаться: прослужив под милицейскими погонами больше десятка лет, Олег не понаслышке знал о прочно прописавшемся в этом ведомстве «законе курятника». Столкни с насеста ближнего, нагадь на нижнего… Местным островитянам он не был ни ближним, ни нижним, однако сути житейской мудрости это не меняло – возьмут и просто так стукнут в родное ведомство. Чтоб знал москвич, на чьих костях такие, как он, на орбиту Интерпола выходят…

Чтобы не терять времени даром, Щербак сходил в бутик Семенова и познакомился с его хозяином. Витьке-Проперухину визит столичного гостя из самой штаб-квартиры НЦБ невероятно польстил и испугал одновременно. Для серьезного разговора пришлось искать спокойное и не слишком людное место. Таковым местом Виктор Семенов, в конце концов, избрал собственный коттедж в пригородном поселке Октябрьский. Пока представительское авто бизнесмена Семенова пробиралось к его коттеджу по скверно заасфальтированной улочке, Щербак едва сдерживался от ехидного вопроса насчет несоответствия явно революционного названия поселка сущности его обитателей, застроивших его крикливо-вычурными особняками.

Разговор тем не менее получился довольно обстоятельным и серьезным.

Говоря о мотивах, побудивших его обратиться в Национальное центральное бюро Интерпола, Семенов решил душой не кривить:

– Честно скажу, господин майор: обида взяла! Прилетает солидный человек из Москвы, находит меня. Дает авансы насчет возможностей реализации совместного проекта, просит найти толкового исполнителя. Я ему такого человечка «пододвигаю» – и что в результате? А в итоге солидный человек «кидает» меня как мальчишку. Втемную он меня использовал, выходит. Нашел через меня Мишку Алдошина, а меня побоку! Да еще насмехается… Попробовал с Михаилом по-серьезному потолковать, чтобы замолвил словечко, из благодарности – а тот и слушать не хочет… А ведь я теперь тоже из Алдошина могу веревки вить, господин майор! Тот разговор, который я записал на «прослушку», очень содержательным оказался! Московский Абвер много чего про Мишаню-Везунка накопал и предъявил ему. Чтобы тот сговорчивее был…

– Минутку, Виктор… Вы позволите без отчества? Благодарю… Так вот, Виктор, насчет этой записи… В вашем письме об этом не упоминается – что за запись? Какой разговор? Давайте уж начистоту – раз обратились к нам, за пазухой ничего оставлять не надо!

Поняв, что сболтнул лишнее – во всяком случае, преждевременно сболтнул, – Проперухин прикусил язык. Однако слово не воробей, как известно… И Семенов нехотя рассказал столичному «интеру» о ставших ему известными прежних грехах Алдошина.

Москвич ничего не записывал на аппаратуру, и пометок на бумаге не делал. Однако слушал очень внимательно – так что позже, уточняя детали, безошибочно называл и даты, и имена. И, выпытав все, доверительно похлопал Семенова по колену:

– Запись, Виктор! Мне нужна копия этой записи!

– Не дам! – уперся тот. – Ни к чему она вам! Там алдошинские грехи поминаются, а не самсоновские! А Миша, каким бы он не был, все же старый кореш!

Щербак настаивал, уговаривал – Семенов уперся, и ни в какую!

– Виктор, ну поймите, наконец! Вы обратились к нам официально, подписались под письмом. Вы же не анонимщик трусливый! Ваша заява к делу подшита будет. Со временем факт и обстоятельства записи на очных ставках подтверждать придется – закон есть закон, Виктор! Пословицу знаете русскую? Снявши голову, по волосам не плачут! Слыхали?

– Слыхал. Но запись не дам!

– Объясните внятно – почему?!

– А вы сами не понимаете, господин майор? Вам объяснять надо? Хорошо, объясню! Если ваша «контора» за Абвера, то есть за Самсонова, всерьез возьмется, то ему такой свидетель как я – поперек горла! Напустит на меня бандюганов, в девяностые годы недобитых – и хана Вите Семенову! Предъявят мне стукачество – и не будет у вас хорошего свидетеля! Не дам, господин майор!

Щербак решил изменить тактику:

– Ладно. Оставим пока эту тему, позже «перетрем». Что Самсонов ищет здесь? Ваши соображения?

– Без понятия, господин майор! Как Бог свят – не знаю! Мишка знает – у него спросите!

– Ну, а вы-то сами что думаете по этому поводу?

– Не знаю… Стоимость раритета меня смущает: представить себе не могу, за что можно одних комиссионных пять лямов баксов из кармана вынуть! Не считая московской квартирки, которая без этих комиссионных на лям американских рублей тянет!

– Предположения, Виктор! Вы же в антикварной теме! Торгуете, сами когда-то копарем были! Озвучьте! Давайте вместе подумаем – что это может быть?

– Не знаю… Если учесть специализацию Алдошина, то это должен быть какой-то японский раритет. Но цена! Древняя корона японских императоров? Не знаю, правда, были у них вообще короны… Ящик бриллиантов? Катаны мастеров Муромаса и Масамунэ – так они столько не стоят, хоть и очень дорогие, конечно… Нет, господин майор – не могу себе представить!

– Хорошо, Виктор. За информацию спасибо, конечно. Но насчет записи все-таки подумайте! Это вещь обоюдоострая, учтите! Компромат опасен не только для тех, кто «на крючке», но и для того, кто «удочку» в руках держит! Могут и «грохнуть» вас. А вот если ваш компромат попал к правоохранителям, тогда и сводить счеты резона не будет. Так что подумайте! Я вам визиточку свою оставлю с телефоном, если что…