Текст книги "Агасфер. Вынужденная посадка. Том I"

Глава пятая

13

Шагая по бесконечным переходам и коридорам терминала D Шереметьевского аэропорта, Алдошин, подобно прочим пассажирам, бездумно поглядывал в огромные окна, за которыми беззвучно, как в немом кино, кипела четко организованная работа всевозможных служб гигантского авиахозяйства. Соскочил с последнего эскалатора, прошел мимо бесшумно плывущих изогнутых черных лент багажных транспортеров. Путешествовать он всегда старался налегке, и у него не было необходимости топтаться возле транспортера и клясть неведомых грузчиков, задерживающих и без того измученных без малого девятичасовым перелетом пассажиров.

У выхода из зала выдачи багажа, как всегда, толпились встречающие и таксисты-бомбилы.

– Куда ехать, братан?

Алдошин равнодушно улыбался в ответ и целенаправленно шел к стойке официального таксомоторного перевозчика аэропорта. Скучающая девица с фиолетовыми волосами тоже поинтересовалась – куда? – взяла тысячу, сунула чек и на прощанье уточнила:

– И пятьсот с вас посадчик возьмет. Это уже другая фирма…

Алдошин пошел разыскивать посадчика, нащупывая в кармане выданный Абвером телефон. Короткую деловую инструкцию от него он получил накануне по электронной почте: «16 Аэрофлотом в Шереметьево, первым рейсом. Мини-отель “Отрада” возле метро “Бибирево” заказан, но не оплачен. Ждать в номере, никуда не выходить. Телефон зарядить, после прилета включить. Расходы будут компенсированы».

Телефон зазвонил, когда такси уже вырвалось на Варшавку.

– Прилетел? Все в норме? Где ты?

– В машине. Еду в «Отраду», как было сказано…

– Ага… Значит, минут через сорок будешь там. Ну, а там и я. Глядишь, подъеду. Телефон выключи.

Алдошин хотел поинтересоваться – зачем, но передумал: пусть Абвер потешится!

В отеле он назвался и безо всяких формальностей получил магнитную карточку-ключ. Портье приветливо напутствовал:

– Если надумаете поужинать, меню в номере. Повар у нас замечательный, кормит как мама…

– Спасибо, я подумаю.

– Какие-нибудь пожелания? Жарко сегодня, – намекнул портье.

– Пару светлого пива, пожалуй, если можно.

– Сделаем. Следом доставят. Приятного отдыха!

В номере Алдошин наскоро принял душ и расположился в кресле в одних трусах, наслаждаясь прохладой, ощущением свежести и холодным пивом.

Абвер появился в номере, едва Михаил покончил с первой бутылкой. Дверь ему открывать не потребовалось – видимо, был свой ключ. Владислав Николаевич по-хозяйски прошелся по номеру. Вытащил из портфельчика прибор размером с пачку сигарет, выдвинул антенну и включил. Заметив удивленно поднятые брови Алдошина, пояснил:

– Это генератор «белого шума». Создает помехи для перехвата разговоров. Так, на всякий пожарный, не бери на свой счет…

Он взял вторую бутылку пива и сел напротив Алдошина.

– Ну, рассказывай! Чем порадуешь?

– Радовать пока нечем. Самолет обнаружен, я к нему нырял дважды. В первый раз осмотр был визуальным, второй раз спускался с товарищем, для страховки. Бортовой номер совпадает. На фюзеляже и крыльях следов попадания снарядов и крупнокалиберных пуль отсутствуют, остекление кабины целое. Вывод очевиден: самолет не был сбит, а совершил вынужденную посадку. С другой стороны – главный поплавок разворочен, вероятно, взрывом. С учетом того, что на вашем фото «грумман» целехонек, то повреждения поплавка могут быть следствием подрыва с целью затопить самолет. Могли пару гранат бросить на лед, скажем. Кто бросил – теперь не узнать. Внутри кабины, грузового и пассажирского отсеков никаких ящиков нет. Вблизи затонувшего «груммана» – тоже. Дно там идеальное, Владислав Николаевич – голый камень. Я бы даже сказал, что затонувший самолет лежит на каменной плите. Водорослей почти нет. Обшарили дно в радиусе 30 метров – чисто. С учетом малой глубины, всего 12 метров, никакой ящик дальше бы не отнесло…

– Ну, что ж… Отчет по погружению исчерпывающий. А на берегу, Миша?

– Берег в месте обнаружения самолета представляет собой каменистый пляж шириной 70-100 метров. Дальше от моря берег повышается. Вот фотографии. Видите – пологий подъем в нескольких местах прерывается отдельными скалами высотой 15–25 метров. Я отметил точку нахождения самолета, обозначил на берегу поисковую «поляну» по 150 метров в каждую сторону и все дважды прошел с металлодетектором. С учетом того, что дело было зимой, наиболее перспективными местами для тайника – в смысле отсутствия снега – мне представляется подножие скал. «Звенело» часто, но все по мелочи. Бытовой металлический мусор малой массы. Значит, наиболее очевидная версия о том, что груз был спрятан в непосредственной близости от места приземления – непродуктивна. Подняться в зимнее время на склон и углубиться в тайгу без специального снаряжения весьма проблематично. Снегу в тех места в январе-феврале выпадает метр и более. Так что если ящик и был, то его оттуда унесли. Сам летчик, или попозже кто – черт его знает…

– Понятно. Слушай, Миша, а у тебя прибор-то хороший? Ну, этот, как его – металлоискатель? Может, проглядел?

– Обижаете, Владислав Николаевич. Сами прикиньте: в скальник для устройства тайника без экскаватора глубоко не залезешь. Максимум – метр, и то это оч-чень постараться надо! Моя «клюшка» фирмы «Гаррет» на такой глубине легко увидит и распознает, скажем, чайник. А уж полтора десятка мечей! Считай, пуд ферума, железа. Такую массу любая «клюшка» во всяком грунте и на большей глубине распознает и «заголосит»!

– Ну, извини… Ладно, с прикладными поисками закончили. С бумажными что у нас?

– Обшарил все три деревни вокруг, выявил и опросил всех стариков, какие еще ползают. В сорок шестом никто из них там не жил, первые переселенцы появились двумя годами позже. Соответственно, и об американском самолете никто не слыхал.

– Угу… Местные школы, юные следопыты? Газеты сорок шестого года?

– Все отработал, Владислав Николаевич. Пусто! На газеты, я собственно, не очень и рассчитывал – в те годы подобную информацию до народа не доводили. Нашел бабулю одну древнюю – в интересующем нас году она как раз устроилась в единственную газету, которая после японцев стала выходить. Тоже ноль – ничего не слыхала, ничего не знает.

– Архивы?

– И в архиве поработал, шеф. Там дела пошли получше, но прямых выходов на самолет пока нет. Один следок вроде определился, но его еще надо разрабатывать. В отчете управляющего Тымовским округом за 1903 год есть упоминание о родовом поселке айнов – как раз в устье речушки в интересующем нас месте. Полазил по тайге, нашел место поселка. Никого, естественно, там нет: последних айнов японцы вывозили с Сахалина аккурат в 1945 году. Я наименование поселка вам запишу, отправьте вашим частным детективам в Японию. Делопроизводство у них было качественным, наверняка где-то сохранились списки вывезенных с Сахалина айнов. Но дело тухловатое, Владислав Николаевич, сразу предупреждаю. Если и остались какие-то долгожители, то только на Хокайдо, их там расселяли. А упомянутый поселок гораздо старше. Я так полагаю, что обитатели покинули его где-то в начале ХХ века.

– Прямо так и определил? Ну, ты спец, тебе виднее, конечно. Ясно! – Абвер хлопнул ладонями по коленям. – Что ж, надо будет, и на Хоккайдо тебя командируем, Миша! Хочешь в Японию командироваться?

– Нет, Владислав Николаевич! Я там четыре раза был. Туристом и за машинами ездил… Без языка в этой стране трудно. А с айнами, полагаю, так вообще караул: живут обособленно, с чужими стараются в контакт не входить.

– Ну, что ж… Умные люди говорят, что отрицательный результат – тоже вещь полезная. Лично для меня отрадно уже то, что никто про самолет американский не слыхал, ажиотажа вокруг него не было. Стало быть, и «начинку» не искал никто. А мы с тобой, Миша, найдем! Что-нибудь еще?

– Покопался в партийных архивах 1946 года. В отчетах и донесениях партийной организации Десятой воздушной армии в обком ВКП(б). Никаких самолетов, никаких американцев. Есть в одном донесении упоминание об исключении из рядов пламенных большевиков некоего дознавателя Особого отдела авиаполка, который в то время дислоцировался в нынешнем поселке Сокол, о возбуждении против него следственного дела. Повод – пропаганда американского образа жизни и злоупотребление с сохранностью вещественных доказательств. Время возбуждения дела и исключения из партии – март 1946 года. Как этот идиот пропагандировал америкосов и что там спер из вещдоков – не уточняется.

– Думаешь, что это может иметь отношение к нашему делу?

– За неимением других упоминаний об американцах, – пожал плечами Алдошин. – Я еще пива закажу, Владислав Николаевич?

– Ты тут хозяин, чего спрашиваешь? Валяй, только себе, я больше не буду.

Алдошин снял трубку внутреннего гостиничного телефона, попросил принести еще пару бутылок «будвайзера».

– Хорошо бы поглядеть следственное дело этого хмыря-дознавателя, Владислав Николаевич! Мне директор местного архива сказал, что эти дела начали рассекречивать. Имеющие историческую ценность передают в территориальные архивы, остальные уничтожают. Может, «напряжете» ваши связи насчет этого дела – если его не уничтожили еще, конечно…

– Попробую. Запиши фамилию и прочие ориентиры. Все у тебя, Миша?

– Самое вкусное я на десерт приберег, Владислав Николаевич! – похвалился Алдошин. – Кое-что все-таки есть! Нашел я с помощью одного местного краеведа тетрадочку с записью мемуаров тамошнего доктора. А там среди прочей лабуды есть рассказец об «исповеди» местного туземного жителя. С упоминанием и американского самолета, и самих янки!

Алдошин вынул из сумки старую тетрадку, передвинул ее по столу собеседнику.

– Почитайте, Владислав Николаевич! Я страницы, где про туземца, «стикерами» отметил.

Абвер брезгливо полистал довольно захватанную тетрадку, потянул тонким породистым носом воздух, передвинул тетрадь обратно.

– Мышами пахнет. На словах расскажи, Миша!

– Доктор рассказывает, что в райбольницу, где он с 1947 года командовал, летом 1948 года привезли древнего аборигена. Якобы – последнего гиляка на острове. Старик умирал. Сколько лет тому гиляку было – он и сам не знал. Но жил на Сахалине еще в девятнадцатом столетии, при каторге. По молодости был крещен в православие. Каким уж он был христианином – не сообщается. Но перед смертью вспомнил, что надо о грехах своих рассказать людям. И рассказал тому доктору. На каторге гиляки – это подтверждается историческими источниками, Владислав Николаевич, – часто подрабатывали выслеживанием беглых арестантов. Солдаты караульных команд тайгу не знали, да и боялись сами гоняться за каторжниками. И тюремная администрация подряжала на это дело вольных гиляков-охотников. Такса даже была – три рубля за каждого пойманного или застреленного арестанта. Вот и наш старец по молодости этим делом промышлял.

– Миша, ты потом монографию на каторжную тему напиши, ладно? Ближе к нашему делу давай!

– Извините, Владислав Николаевич. Я упомянул о молодости Охотника только потому, что его рассказ подтверждается документально. Стало быть, и то, что нас интересует, выдумкой или бредом не является… После освобождения юга Сахалина от японцев гиляк продолжал кочевую жизнь по всему острову, пока однажды его семью не взяла в заложники остаточная группировка японских солдат, бродивших по тайге в русском тылу. Они заставили гиляка охранять их лагерь в родовом поселке айнов, охотиться и добывать для них мясо. Однажды на побережье гиляк увидел самолет, приводнившийся в полынье. Он отправился по следам и наткнулся на одного из летчиков, спавшего у костра. Логово японской солдатни было совсем неподалеку, и Охотник привез летчика туда. Японцы велели ему найти и привезти второго пилота. Они посадили летчиков в клетку, а позже отвели на побережье к самолету и там убили. Как рассказывает доктор, гиляк перед смертью очень жалел, что поймал и привел к японцам этих летчиков.

– Миша, все это очень увлекательно. Но ничего нового к нашему поиску, к сожалению, не добавляет. Мы и без этого рассказа считали появление на Сахалине пилотов «груммана» доказанным.

– Да, но мы ничего не знали об их судьбе! Попади летчики в руки военных властей на Сахалине, на них тут же завели бы дело о «незаконном пересечении границы», шпионаже и прочее. Попали бы наши янки в лапы СМЕРШа, и все-все про груз бы там рассказали. И угодили бы в лагерь. Мы с вами, кстати, собирались искать их имена в списках заключенных.

– Извини, Миша. Не «въехал» сразу в тему. Давай, продолжай…

– Есть в воспоминаниях доктора из Долинска и еще одна интересная, на мой взгляд, деталь. Гиляк рассказал, что когда япошки посадили летчиков в клетку на морозе, он не выдержал мук совести и тайком поехал в авиаполк, рассказал о пленных американцах. Аэродром был совсем недалеко. Ну, американские коллеги нашим «соколам», думаю, до фени были, а вот то, что по соседству с авиаполком таилась в лесу вооруженная группа, было чревато. Гиляка поблагодарили, уточнили место и пообещали следом опергруппу для захвата япошек послать. Кстати, упоминание о такой группе в донесениях по партийной линии я нашел. Военные докладывали в обком об усилении такой группы коммунистами.

– Ну и чем дело этого туземного «Павлика Морозова» закончилось?

– Вернувшись в лагерь, он обнаружил, что японцы ушли и увели пленных. А еще он обнаружил, что солдатня по какой-то причине расправилась с его семьей. В общем, кинулся он следом, нашел японцев на побережье, возле самолета. Те как раз америкосов «кончили». Тут и гиляк в дело вступил, одного японца убил, стал по остальным палить. А тут взрыв, и его, видать, оглушило. Очухался Охотник, когда уже опергруппа «летунов» японцев на берегу окружила. Частично перестреляли, кого-то живьем взяли… Хорошо бы в чекистских архивах и про это материалы поискать, Владислав Николаевич!

Абвер походил по номеру, постоял у окна, насвистывая что-то. Потом вернулся в кресло напротив Алдошина, отрицательно покачал головой:

– Не вижу смысла… Что нам это даст? Ничего, кроме излишних вопросов – зачем да почему?

– Тут вот еще какое дело, Владислав Николаевич. Гиляка того с контузией, как я говорил, в районную больницу свезли. Подлечили его там и выпустили. А он, видите ли, посчитал, что за его семью двух японцев положить – мало будет. И с весны 1946 года, как утверждает в своих воспоминаниях доктор, устроил на бродящих в тайге японских окруженцев настоящую охоту. Их ведь много там, остаточных групп, с минувшего лета осталось. Пятнадцать «самураев» в тайге «положил», в Долинске – тогда он еще назывался Отиай – панику родил. Особисты местные уже хотели команду «чистильщиков» из Тойохары вызывать, чтобы успокоить население. Искали некоего снайпера-одиночку. А доктор Павленок догадался, кто этим снайпером был. Старик-то ему перед выпиской из больницы, по простоте душевной, про свои задумки открылся. «Сдавать» гиляка властям Павленок не стал, а его самого нашел случай предупредить. И условие поставить: хватит, мол! Тот доктора послушался, «охоту» прекратил…

– Не вижу смысла ворошить то дело, – повторил Абвер.

– Ну, вам виднее, наверное… Тогда у меня все, Владислав Николаевич! Других перспектив у меня пока не просматривается, честно! Может, напрасно вы меня столичной квартиркой облагодетельствовать хотите?

– Хорошо, что напомнил, – Абвер полез в маленький портфельчик, вынул из него пластиковую папку и перебросил Алдошину. – Держи, собственник! Ключи и документы на квартиру. «Хата» оформлена пока на другого человека, а он ее тебе, выходит, продаст в самое ближайшее время. Это я страхуюсь, чтобы про нашу дружбу никакая собака не узнала. Договор купли-продажи, риелторское свидетельство – все чин чином!

– Охота вам в шпионов играть, Владислав Николаевич? – лениво поинтересовался Алдошин. – Телефон какой-то «мутный» выдали, включать-выключать от греха заставляете. В гостинице поселили, где паспорт не спрашивают. Генератор «белого шума» под рукой держите… Квартирку не афишируете. А как насчет пароля про славянский шкаф? Мы к поиску-то настоящему еще не приступали, а у вас все зашифровано.

– Береженого и Бог бережет, Миша! – вздохнул Абвер. – Я, конечно, очень надеюсь на то, что наша находка, если она случится, не привлечет внимания ни телевидения, ни, боже упаси, товарищей с умными серыми глазками. И ее удастся благополучно и тихо переправить в Европу. Но нужно быть реалистом, Михаил! Начнем мы активную фазу поисков, и кто-то из нас может попасть в зону чьих-то интересов. А одновременно попадать нам в эту зону нельзя! Один – обеспеченный человек, интересующийся предметами старины, другой – копарь профессиональный! И сразу ясно, что номер два для первого номера что-то ищет. Люди мигом сложат два и два, и начнут нас активно разрабатывать. А мы, Миша, в эту активную фазу уже вступили!

– Да ну? Что-то не чувствуется пока…

– Не чувствуется? А то, что этот Витька беседу нашу на лоне природы записать умудрился? И уже дважды на тебя «наезжал» – с гаражом и местными «братками» на месте поиска самолета? Я-то этому Витьке не по зубам, вот он через тебя и пытается в дело влезть!

– И что с ним делать будете, Владислав Николаевич?

– А тебе обязательно надо знать? – Абвер быстро и остро глянул на Алдошина, вновь выбрался из кресла и отправился к окну. – Не знаю, Миша! Пока не знаю – как лучше нейтрализовать друга твоего закадычного. С ним, конечно, «разъяснительную беседу» по моей просьбе провели. Пока без насилия, вполне корректно. Но хлопчик с гонором оказался! Предупредил моих исполнителей, что копия записи с его пояснениями лежит у надежного человека. И если с ним что-то случится – ну, сам понимаешь, Миша! Грамотный народ пошел, мать его так! Вот и получается, что надо ждать его хода.

– Владислав Николаевич, но ведь в том разговоре о конкретных раритетах и речи не было! Ну, посулили мне квартирку, сумму озвучили. Для вас-то что там криминального?

– Человек я на виду, Миша! За мной и мне подобными всегда пригляд осторожный осуществляется. Тем более что я в большую политику собираюсь, Миша. В очень большую! Если «звон» по японским раритетам поднимется, мне ничего иного не останется, как отступить от этого дела. Прикинь, Миша: от такой охапки бабосов отступить!

Абвер только от мыслей про такой обидный поворот аж зубами заскрипел:

– В таком разе я Витьку этого в асфальт закатаю, это точно! Но сия мера благосостояния не увеличит, сам понимаешь! И принесет только чувство глубокого удовлетворения, Миша!

– Ну, а мне пока что делать, Владислав Николаевич?

– К Витьке сам близко не подходи. Это теперь не твой опрос.

– А если он?..

– Не исключено. Может продолжить тебя обхаживать. Я бы посоветовал отшить – дай ему понять, что все понял насчет наездов, и дальнейшие контакты прерываешь.

– А в смысле поиска?

– Надо искать, Миша! Думать! Соображать – не осталось ли в нашем деле неиспользованных зацепок. Насчет дела того дознавателя на скорый результат не рассчитывай: в лучшем случае ознакомимся с ним месяца через два-три. Я хоть и имею кандидатскую степень по истории, но на руки мне его никто не даст. Отправят в систему Росархива, одному из моих людей. А тот уже мне возможность предоставит. У тебя обратный билет на двадцатое? Отдыхай пока в столице, расслабься. Одна из гостиничных машин в твоем распоряжении, командировочные в папке с квартирными документами. Только без «гусарства», Миша, о’кей?

14

Вернувшись из Москвы, Алдошин стал собираться в «поле». То, что на дворе был уже июль, его не смущало. Место поиска – каменистый пляж, травы там нет, и на медведя, стало быть, напороться сложно. Не исключено, конечно, что потребуется некоторое расширение зоны поиска в таежном массиве, подступающем к пляжу. Однако он слабо верил в то, что американские пилоты, пошедшие на вынужденную посадку, очень бы старались получше обустроить тайник для навязанного им груза. Тайник где-то на побережье, там, где не было снега!

О московской квартире он решил рассказать жене еще в самолете. Никаких запретов на эту информацию Абвер не накладывал, да и жене очень хотелось доказать, что 20 лет в археологии и полевых экспедициях все-таки чего-то стоят! Новость, разумеется, пришлось несколько видоизменить. В подкорректированном виде она выглядела так.

Ему, Михаилу, предложили работу по контракту в некоем негосударственном коммерческом Фонде. Характер работы – сезонные археологические экспедиции и консультационные услуги в межсезонье. То есть, как был он копарем, им и останется, с той лишь разницей, что раньше копал где хотел, а теперь в соответствии с утвержденной программой Фонда. И не за спасибо, а за вознаграждение, включая сюда и неплохие премиальные.

Устав этого Фонда и условия контракта предусматривали и жилье в столице. Для начала – служебное, разумеется. Но с правом выкупа по остаточной стоимости через пять лет. Так что, дамы и господа, вот вам ключи от московской квартиры – пользуйтесь!

«Дамы и господа» на новость отреагировали по-разному. Дочка Настя даже взвизгнула от радости и кинулась к отцу на шею, чего не делала, дай бог памяти, лет пятнадцать, с детсадовского возраста. Младший, Кирилл, тоже обрадовался, но более сдержанно. Он тут же завладел связкой ключей и деловито спросил – когда они поедут в столицу? И как? Насовсем?

– Пока нет, Киря, – развел руками Алдошин. – Работать-то я здесь буду. И матери до пенсии сахалинский стаж надо выработать. В Москве в нашем возрасте, сынок, работу не найдешь, столица молодых больше привечает. Вот Настя, если там учиться пожелает, пусть едет.

Тамара отреагировала на изменившийся статус мужа с изрядной долей недоверчивого скепсиса:

– Почему это именно тебе контракт предложили? У нас тут и официальные археологи работают, лицензированные. На днях в местных новостях упоминали про какие-то найденные стоянки древнего человека. По-моему, там даже совместная экспедиция работает, с участием американцев…

– Период неолита, знаю, – подтвердил Алдошин. – У Фонда несколько другой профиль, Тома, – новая и новейшая история. Этапы освоения Сахалина, начиная с восемнадцатого века…

– Пап, адрес скажи! – Настя уже сидела у компьютера, у открытой интерактивной карты Москвы. – Я погляжу сейчас, далеко ли метро… И вообще!

– Метро «Бабушкинская», в пяти минутах пешком, – усмехнулся Алдошин, подавая дочке документы на жилье. – Домишко серьезный, с консьержем, подземным паркингом и прочими признаками «гнилого капитализма».

– Чего ты раньше времени детей с толку сбиваешь? – опомнилась Тамара. – Гляди, гляди – Настька в компьютер сейчас живьем залезет! Куда ей в Москве учиться? С ее результатами по ЕГЭ дай бог в местный вуз поступить, на бюджетку! Да и девчонка еще совсем! Такие вот едут в столицу за умом, а возвращаются с «пополнением». Через девять месяцев…

– Мам! Оставь свои крепостнические замашки! – Дочка даже не обиделась на прозрачный намек, лихорадочно била по клавишам ноутбука.

– Мать, ну чего ты, в самом деле! – урезонил Алдошин. – Сколько лет пилила меня за неумение жить? А как показал, что тоже чего-то стою – словно разочаровалась. Ах да, совсем забыл!

Алдошин, пряча улыбку, достал из дорожной сумки три пачки купюр в банковских бандерольках, бросил на стол:

– Вот ваша поездка, дамы и господа! Берите билеты, и чтобы я вас тут две недели минимум не видел! Квартирку поглядите, пошляетесь по столице. А насчет учебы Насти, Тома, не переживай! В Фонде ученые работают, кое с кем я уже познакомился. Думаю, помогут, если что…

– Папка! – Настя отскочила от компьютера, снова повисла на шее, звонко чмокнула в небритую щеку и снова бросилась к монитору, отгоняя уже пристраивающегося туда младшего брата. – Киря, пошел вон! Я первая посмотрю!

– Билеты сейчас дорогие, – упоминание о дороговизне было явно «белым полотенцем», выброшенным Тамарой на семейный «ринг».

– Не дороже денег! – отмахнулся Алдошин и подмигнул сыну. – Я ведь не все «подъемные» на семейный стол высыпал. Мне для срочной экспедиции еще кое-что подкупить надо будет. А в Фонде обещали мгновенно компенсировать издержки. Так что заказывайте билеты, я до вашего отъезда еще досыплю!

Решив вопрос легализации квартиры и аванса, выданного Абвером на текущие расходы, Алдошин вплотную занялся текущими делами. Специальные, «снайперские» сменные катушки к своему металлодетектору он купил еще в Москве, так что особых трат больше не предвиделось. Сейчас его больше всего мучил организационный вопрос: брать ли на сей раз в «поле» компаньона? И если брать, то кого?

На «долбежку» он всегда предпочитал ездить в одиночку. И собственный, и чужой опыт давно уже подсказали, что компания в «частной археологии» только проблемы порождает. Разделишь «поляну» на участки – кому-то обязательно повезет меньше, чем другим, и начнется нытье, попытки передела. Если компания работает на общий котел, то непременно возникают проблемы с дележом «зачетных находок» в конце сезона. Бывало, что совсем случайные люди попадались – кто запойным окажется, кто просто скандалистом.

Однако нынче случай был особым, за спиной Алдошин прямо-таки чувствовал кисло-злобную физиономию Проперухина. А после организованных им гаражного ограбления и наезда долинских «братков» одиночное «турне» и вовсе представлялось небезопасным. С бандюганами ситуацию удалось успешно разрулить – но этот удачный финал Алдошин относил как к своевременному вмешательству Абвера, так и к недостатку житейской хватки у Вадика из Долинска. А ведь мог бы и с самого начала в жесткий оборот взять, и больше предусмотрительности с бдительностью проявить: лишил бы связи – и вертел бы захваченными «компаньонами» как хочет!

Витьке-Проперухину внушение сделали, конечно. Но ведь и сам Абвер признал ситуацию с ним патовой. И ждет с его стороны хода – чтобы принять окончательное по Витьке решение. Но каким будет этот Витькин ход? Он вполне может быть и таким для Алдошина, что дальнейшая судьба Проперухина потеряет для него всякое значение…

Да, напарника брать надо непременно, вот только кого? Приз уж очень серьезен, у любого «крыша поехать» может. Не то чтобы делиться Алдошину не хотелось, или боялся, что в случае удачи у напарника может проснуться «синдром Боливара, который не выдержит двоих». Просто он понимал: удачный вор – не тот, что красиво и много украл. А тот, что сумел не попасться и потратить добычу в свое удовольствие.

В себе Алдошин был уверен: если все «срастется», он-то не кинется швырять деньги во все стороны, всячески афишировать свою несказанную удачу и вообще привлекать к себе внимание. Очень хотелось быть столь же уверенным и в напарнике.

Решение пришло просто и даже как-то естественно: Морин! В последние годы общался с ним Алдошин мало. Однако в экспедиции по поиску затонувшего самолета Саня Морин проявил себя очень достойно. И на амбразуру не кидался, но и не паниковал. А еще Саня, получив представление о впечатляющей сумме «призовых», не стал раскатывать на нее губы. И не требовать за выполненную часть своей работы соответствующего этой сумме гонорара.

Только бы он согласился! Саня легко воспринял свою «отставку», и с «наградными» согласился подождать до лучших времен… Столь же легко он может и отказаться от беспокойной карьеры искателя приключений в пользу тихого и спокойного охранного бытия на двух работах.

Дома Морина не оказалось. По сотовому, однако, ответил сразу и назвал адрес торгового центра, где нес нынче вахту. Выслушав предложение, хмыкнул:

– «Отшил» ты меня после Долинска быстро, конечно. Сделал, мол, Саня Морин свое дело – и гудбай! Ты меня знаешь, Мишаня: я свою компанию навязывать не люблю. А вот к тебе хотел попроситься: уж больно интересным мне твой бизнес показался. С изюминкой и адреналинчиком, как говорится. И закис я тут в охране. В общем, бери меня замуж со всеми потрохами! Зарплату можешь платить? Хотя бы минималку?

– Пока только два месяца работы оплатить смогу! – развел руками Алдошин.

– Ну и лады! – согласился Морин. – Я ведь не из корысти спрашиваю, пойми: домой надо что-то нести. Так что завтра вечером подгребу, Мишаня, если не возражаешь: есть одна идейка! Ты ведь то, что искал, не нашел пока?

– Нет, Саня. Ориентируясь на самолет, ничего нету.

– Все верно: иначе ко мне не явился бы, – рассмеялся Морин. – А у меня появилась идея насчет того самолета. В общем, вечером «обсосем»!

– Дайвер я, конечно, весьма посредственный. Но дно в месте нахождения нашего самолета меня поразило. И я порасспрашивал ребят-гидрологов из НИИ, где одно время работал сам. Они уверяют, что такой характер дна, действительно, встречается довольно редко, – рассказывал вечером следующего дня Морин. – Меня это зацепило. Не могу сказать, почему – просто заинтересовало в тот момент, и все. И когда ты вчера сказал, что ничего не нашел на берегу напротив лежащего на дне самолета, я позвонил одному нашему парню, айтишнику. Ну, программисту из отдела гидроинформатики. И спросил, может ли он рассчитать на компьютере влияние приливных течений на предмет, лежащий на дне. Парень загорелся, но потребовал кучу всяких дополнительных данных. Я дал ему кусок карты побережья этого места и всякие характеристики, которыми разжился в других отделах. Массу самолета-амфибии «грумман» я нашел в Интернете. Айтишник ввел все эти данные в свой комп, прогнал через какую-то хитрую программу, которую сам же и написал. И вот что получилось!

Морин с торжеством выложил на кухонный стол с десяток компьютерных распечаток. Алдошин глянул на них мельком и прокомментировал:

– Лично у меня это ассоциируется с бредом взбесившегося осциллографа. Но если ты полагаешь, что тут есть какой-то практический смысл, доведи его до меня на словах, плиз!

Морин, прихлебывая из бутылки пиво, начал доводить. Начав лекцию с Гольфстрима, он быстро сузил свой рассказ до приливных течений и их характера в зависимости от берегового рельефа, упомянул о сложении и взаимовлиянии приливных и речных течений впадающих в моря рек. Минут через пять Морин всмотрелся в стекленеющие глаза приятеля, замолчал и рассмеялся:

– Слушай, а ведь я еще только вводную часть закончил, Миша! А ты уже слегка обалдел… Ладно, начну тогда с конца. Ты искал тайник на берегу, ориентируясь на местонахождение самолета?

– А где же я еще должен был искать? – огрызнулся Алдошин, надолго приложившись к своей бутылке. – «Летающая лодка» приводнилась, пилот добрался по льду до берега, спрятал в первом подходящем месте ящик и пошел искать людей. По-моему, все логично!

– Без поправки на прибрежные и приливные течения – да. Но с их учетом за шестьдесят с лишним лет самолет могло утащить от места приводнения до полутора километров! Дно, Миша! Голые каменные плиты, покрытые, как смазкой, слоем наросших микроорганизмов! Подводный объект с такой парусностью самолета приливы, отливы и шторма свободно таскали по такому дну.