Текст книги "Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина"

Через некоторое время А. Демьянов-«Гейне» получил приказ на переход к немцам.

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

Из задания 2-го отдела 4-го Управления НКВД СССР агенту «Гейне» на установление контакта с германской разведкой от имени легендированной организации «Монастырь»

31 января 1942 г.

1. В ближайшие дни Вы будете переброшены на одном из участков Западного фронта на временно занятую немцами территорию. Ваша задача: установить связь с германским командованием (разведкой) от имени якобы действующей в Москве антисоветской церковно-монархической группы…

2. После перехода линии фронта при встрече с германскими патрулями Вы должны заявить на немецком языке, что имеете важное сообщение для германского командования и просите немедленно доставить Вас в штаб. Прибыв в штаб, Вы добиваетесь беседы со старшим офицером данного соединения, которому рассказываете, что имеете специальное поручение к германскому правительству, для чего просите организовать Вам свидание с ответственным лицом.

3. Ответственному представителю командования или разведки, с которым Вы будете беседовать, сообщить примерно следующее:

а) Вы являетесь участником антисоветской церковно-монархической группы, по поручению которой посланы: установить контакт с германским правительством, выяснить реальную возможность действительного прихода немецких войск в Москву; определить в этой связи задачи группы;

б) подробно останавливаетесь на организационной структуре группы, ее программных установках…;

в) подчеркиваете, что группа имеет тесную связь с катакомбными церковными формированиями, ведущими активную антисоветскую работу;

г) рассказываете об антисоветской деятельности группы на протяжении последних лет, указывая на значительную активизацию контрреволюционной работы в связи с германо-советской войной и поражением Красной армии. Свой рассказ Вы строите так, чтобы не вызывать сомнения у немцев в его правдивости. Для этого рекомендуется конкретизировать отдельные положения, называя некоторые фамилии, отдельные примеры с датами.

Говоря о персональном составе группы, необходимо указать, что, кроме… «Старого» и его жены, а также Вашей жены, Вы других участников группы не знаете. Однако по ряду признаков полагаете, что контрреволюционная группа имеет в своем составе ряд лиц из представителей буржуазной московской интеллигенции, находящейся на различных работах…

4. Рассказывая немцам о себе и жене, оттените, что на протяжении всего периода существования Советской власти Ваша семья (в лице ее отдельных представителей) непрерывно подвергалась репрессиям большевиков. Расскажите им об обстоятельствах своего знакомства со «Старым», а также каким образом Вы были вовлечены в антисоветскую группу, обрисовав это следующим образом. Вы знакомы со «Старым» много лет, бывали у него дома, всячески цените его культуру и идейную непримиримость к Советской власти, очень часто в его присутствии высказывали антисоветские настроения и, когда он убедился в полном совпадении его взглядов с Вашими, он предложил Вам в конце или начале 1940 года вступить в контрреволюционную группу. Выдали согласие…

В организации Вы вели работу среди антисоветски настроенной молодежи – выходцев из буржуазно-интеллигентских семей, однако лично никого не вербовали, за исключением жены. Если немцы потребуют назвать некоторые фамилии из Ваших молодых друзей, которых Вы знаете как антисоветски настроенных, разрешается сообщить 2–3 фамилии из числа действительно антисоветски настроенных, которых Вы по нашему поручению разрабатывали и которые знают Вас как их единомышленника.

5. Объясняя причины, толкнувшие группу на Вашу посылку за линию фронта, Вы заявляете немцам, что еще в октябре 1941 г…и «Старый» были вполне уверены в падении Москвы и занятии ее германскими войсками. В этой связи группа выпустила специальную листовку с обращением к жителям г. Москвы… написал даже специальное стихотворение на русском и немецком языках, обращенное к немцам как к спасителям России от большевизма. Это стихотворение… предполагал отпечатать в виде листовок на следующий день после прихода германских войск в Москву.

(Листовка, о которой идет речь, была напечатана в 500 экз. на гектографе, который достал «Старый», имея… доступ к печатным аппаратам.)

(Стихотворение… на русском и немецком языках Вы заучиваете наизусть и декламируете его немцам).

Неожиданный отход германских войск от Москвы, шумиха, поднятая советской пропагандой в связи с этим, вступление частей Красной армии в ряд городов, ранее занятых немцами, дезориентировало руководителей церковно-монархической группы, решивших направить эмиссара за линию фронта для установления непосредственного контакта с германским правительством и выяснения действительной обстановки.

Рассказывая изложенное, Вы осторожно отмечаете, что одной из причин временных неуспехов германских войск на Восточном фронте является то, что немцы не установили контакт с действующими на советской территории подпольными антибольшевистскими силами. В частности, Вы указываете, что бросавшиеся над Москвой листовки не вызвали нужного реагирования населения, так как они составлены на материалах, не связанных с советской действительностью.

Закончив свою информацию, Вы заявляете немцам, что представляемая контрреволюционная группа полностью отдает себя в распоряжение германского командования для совместной борьбы с большевизмом, так как считает, что освободить Россию от большевизма может только германская армия, опирающаяся на русские национальные силы.

6. В процессе своих бесед с немцами Вы упоминаете, что являетесь радиоконструктором и незадолго до Вашего ухода за линию фронта по заданию «Старого» сконструировали радиопередатчик и приемник. От «Старого» Вы знаете, что он нашел радиста, на квартире у которого спрятан передатчик, что установлены позывные и расписание и что «Старый» просил Вас известить условным сообщением по радио о Вашем благополучном прибытии к месту назначения. Если Вас спросят фамилию радиста и его адрес, ответьте, что это Вам неизвестно. Если Вы почувствуете, что данные о передатчике заинтересовали немцев, проявите некоторую настойчивость по реализации просьбы «Старого».

7. Ваше поведение во время пребывания на территории, занятой немцами, должно быть направлено на максимальное завоевание их доверия, исключающее в то же время возможность Вашей переброски обратно с заданиями прифронтового характера. Мы заинтересованы в том, чтобы Вы осели у немцев прочно. В качестве доводов против своего возвращения обратно, если это Вам предложат, Вы выставляете опасность перехода через линию фронта и боязнь репрессий при появлении в Москве за неявку к месту службы в г. Алма-Ата. В этой связи Вы рассказываете немцам, что, после того как «Старый» предложил Вам отправиться за линию фронта, Вы, для того чтобы зашифровать свое длительное отсутствие в Москве и обезопасить тем самым своих близких родственников, добились командировки в г. Алма-Ата, куда по нынешним условиям ж. д. транспорта долгий и длинный путь.

Появление же Ваше в Москве сейчас будет означать, что Вы не были в г. Алма-Ата, то есть уклонились от явки к месту работы, что по нынешним советским законам карается тюремным заключением. Факт своей командировки в г. Алма-Ата подтвердите имеющимися у Вас документами. Если Ваши доводы немцев не удовлетворят и они будут настаивать на Вашей переброске обратно с заданиями, после некоторого колебания дайте согласие.

8. Когда будете рассказывать биографию своей жены, упомяните о ее матери, которая находится сейчас в Одессе, укажите ее адрес и попросите навести справки, жива ли она.

9. Для немецкого курьера, который может быть послан в Москву с ответом германского командования для «Старого», Выдаете явку к отцу своей жены, через которого посланный должен связаться с Вашей женой. Порекомендуйте посещение квартиры отца Вашей жены зашифровать под видом «визита» к врачу. Немецкий курьер должен сказать Вашему тестю, что он прибыл из г. Алма-Ата и имеет поручение от Вас к Вашей жене. При этом Вы предупредите немцев, что Ваш тесть ничего не знает о Вашей нелегальной деятельности.

10. В случае если от Вас потребуют политическую информацию о положении в Москве и Советском Союзе, Вы ее даете в соответствии с разработанным текстом сведений.

11. Если Вас будут вербовать для сотрудничества в германской разведке, Вам разрешается для закрепления Вашего положения у немцев дать согласие.

Кроме того, Вам разрешается вступить в любые фашистские и белогвардейские формирования, действующие на территории Германии, а также в оккупированных областях.

12. Не следует рассказывать немцам, что Ваш отец погиб во время войны 1914 г.

13. Факт своего освобождения от военной службы объясните участием Вашего тестя, старого московского врача, добившегося через врачебные связи в 1940 г. признания Вас больным.

14. В случае отхода немецких войск Вы должны принять все меры к тому, чтобы отходить вместе с ними. Если немцы Вам предложат остаться на покидаемой ими территории для разведывательной работы и обусловят форму связи с Вами и если Вам не удастся отказаться, разрешается дать согласие.

15. После прихода частей Красной армии в пункт, где Вы будете оставлены немцами, Вы должны конспиративно связаться с особым отделом, где ответственному лицу назовете свой псевдоним и попросите немедленно телеграфно снестись с Москвой. Никаких данных о себе и о том, для чего Вы были посланы, Вы никому не имеете права рассказывать.

16. Находясь на территории, занятой противником, Вы должны помнить, что будете подвергаться самому тщательному наблюдению со стороны немцев, поэтому никому, никогда, ни при каких обстоятельствах Вам нельзя говорить прямо или обиняком о своей связи с НКВД и о подлинных причинах Вашего перехода линии фронта. Вы должны так организовать свое поведение, чтобы все то, что Вы говорили немцам, подтверждалось бы Вашими частными разговорами. Учтите, что немцы широко применяют специальное подслушивание.

17. В случае Вашего ареста Вы должны твердо помнить, что Вам категорически запрещается давать какие-либо показания о действительных причинах Вашего появления на территории, занятой германскими войсками. Каким бы строгостям во время допроса Вы ни подвергались, Вы должны говорить только одно – что являетесь представителем контрреволюционной группы…

Учтите, что такое поведение в течение определенного срока полностью реабилитирует Вас в глазах немцев. Будучи в камере, в разговорах с арестованными подчеркивайте то же самое, что говорили следователю, ибо среди арестованных будут лица, специально подсаженные для Вашего разоблачения. Вы не должны ни в коем случае, никогда и ни при каких обстоятельствах называть фамилии известных Вам сотрудников НКВД, адреса конспиративных квартир, а также все, что Вам известно о методах работы советской разведки. Связь с Вами, когда Вы будете находиться в тюрьме, будет осуществлена по специальному паролю, и только лицу, назвавшему данный пароль, Вы можете говорить правду.

18. Связь с Вами в Германии и других городах будет осуществляться при помощи специально установленных явок, а также через курьеров, которые будут посылаться за линию фронта…

Зам. начальника 2-го отдела

4-го Управления НКВД СССР Маклярский»

ЦА ФСБ России

(Выделено мной. – В. М.)[156]156
  Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны / Сборник. Т. 3. Кн. 2. № 97. (01.07.1942–31.12.1942). http://mozohin.ru/


[Закрыть]

Не случайно автором этой книги в тексте задания «Гейне» выделены пункты, в которых ясно просматривается желание советских контрразведчиков, чтобы Демьянова фашисты не только оставили у себя, но даже, если бы появились такие условия, переместили перебежчика, как носителя важных данных, еще дальше, в глубь Германии, возможно даже и в Берлин, в резиденцию адмирала Канариса. Если бы такое случилось, то «Гейне», наверное, получил бы возможность находиться в логове врага, а со временем советский двойной агент смог бы найти выход и на высшее немецкое командование.

Однако содержание операции «Монастырь» круто изменилось с момента, когда документы, касающиеся ее, легли на стол Верховного главнокомандующего. Планируя действия советских вооруженных сил, он сразу понял, что «Гейне», если он успешно пройдет проверку в абвере, может принести своей деятельностью двойного агента больше пользы, вернувшись на территорию Советского Союза, в «родную» организацию «Престол». Тогда у советского командования может появиться больше возможностей для стратегической дезинформации верховного командования вермахта, включая и его руководителя – Гитлера.

Сам же Демьянов был всесторонне подготовлен к любому варианту действий после переброски его через линию фронта. Его чувства и душевное состояние в тот ответственный момент были отражены в рапорте сотрудника 4-го управления, обеспечивающего переброску Демьянова, от 17 февраля 1942 года:

«…В течение всего времени, занимавшего подготовку к операции, Гейне чувствовал себя хорошо, настроение его было бодрое, приподнятое, чувствовалась твердая уверенность в успешном выполнении задания».[157]157
  Макаров В., Тюрин А. Поединок Лубянки с абвером. М., 2005.


[Закрыть]

В середине февраля капитан госбезопасности Маклярский сам вывез «Гейне» к линии фронта, где в районе Гжатска организовал его переброску к немцам. Эти небезопасные действия обеспечивались ОМСБОНом[158]158
  Отдельная мотострелковая бригада особого назначения.


[Закрыть] войск НКВД (начальник – полковник Орлов). Предполагалось совершить их 14 февраля 1942 года, но они были осуществлены только 17 февраля в районе боевых действий 36-й стрелковой бригады 5-й армии Западного фронта. За организацию переброски по линии 4-го управления отвечал начальник 9-го отделения 2-го отдела лейтенант ГБ Комаров.

Как много раз бывало при проведении серьезных мероприятий, в этот день одна непредусмотренная мелочь могла сорвать большую подготовительную работу. Все дело было в том, что свободный от мин участок линии фронта, где планировался переход «Гейне» к фашистам, буквально незадолго до этого был заминирован советскими саперами. А бумаги о новом минном поле неспешно шли в соответствующий штаб. Естественно, что чекисты об этом узнать не успели…

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

Из воспоминаний А. Демьянова – спецагента «Гейне»:

…Когда нависшая над Москвой угроза миновала, немцы были отброшены от столицы, мое руководство задумало операцию по засылке меня в тыл к немцам. Для успешного осуществления данной операции имелся ряд предпосылок.

Я происходил из семьи потомственных военных царской армии как со стороны отца, так и со стороны матери. В моей семье не было ни одного штатского. Моему прадеду, запорожскому полковнику Антону Головатому установлен памятник в городе Тамани. После упразднения Запорожской Сечи Головатого запорожцы командировали к Екатерине II и Потемкину с прошением поселить запорожцев по реке Кубани для борьбы с черкесами. Просьба была удовлетворена. Было создано Войско кубанское, а первым войсковым атаманом выбран Антон Головатый.

Отец мой скончался от ран в 1915 году, поэтому в Красной армии служить не мог. Младший брат отца до революции был контрразведчиком. Он, когда Красная армия заняла Анапу, был выслан на Север и по дороге умер от тифа.

Согласно плану я, перейдя линию фронта, должен был сдаться немцам, выдавая себя за курьера, посланного антисоветской организацией. Такая организация существовала в СССР на самом деле, но находилась под соответствующим наблюдением, так что немцы всегда могли проверить это через свою агентуру в Москве…

Я начал подготовку. Занимался радиоделом, осваивал шифры, тайнопись, подрывное дело и стрельбу из разных пистолетов, включая физические тренировки и лыжный спорт. Кроме того, я сконструировал радиостанцию, которая должна была стать подтверждением того, что организация серьезно готовится для работы, но нужна помощь немцев в снабжении батареями и кварцевыми стабилизаторами.

После завершения подготовки был намечен день моего перехода. До отъезда я побывал у одного видного члена организации, ярого антисоветчика, который меня благословил. Получил явку от руководителей на Берлин (если мне удастся добраться).

…Меня доставили на фронт за Можайск. Войсковая разведка определила наиболее безопасный путь следования и проводила меня в нейтральную зону. Я залег, так как все время немцы стреляли трассирующими пулями над моей головой и освещали местность осветительными ракетами. Тут я обнаружил, что ремни на лыжных палках армейские, защитного цвета. Ножа у меня не было, я перетер их о пенек и закопал в снег. После этого привязал белое полотенце к палке (это полотенце при прощании жена, наверное, сама не зная зачем, положила мне в карман). Как только начало светать, встал на лыжи и направился к немцам. Немцы открыли стрельбу, но скоро прекратили. С криком «Не стреляйте!» я побежал к ним навстречу, размахивая белым полотенцем. В этот момент лыжная палка скользнула по металлу. Я понял, что это мина, и больше палками не пользовался. Когда я добежал до бруствера, немцы помогли мне перебраться, и один из них, отведя в укрытие, просил по-русски немного подождать. Лыжи и палки мои куда-то сразу унесли.

Последовала серия непрерывных допросов, днем и ночью. Я находился под неустанным наблюдением. Меня привели в блиндаж к майору. Тот по-русски спросил меня: «Почему ты предал Родину?». Остро резанул его взгляд, полный холодного презрения, взгляд кадрового офицера, типичного тевтонца, гордого своим превосходством. Он демонстративно встал из-за стола, когда капитан усадил меня пить чай, и, брезгливо бросив реплику «Предатель Родины!», вышел.

Затем меня увели в штаб, который помещался в большой избе.

Немецкий солдат тщательно обыскал меня. При этом он все время извинялся, говоря, что, мол, война и обязан это делать. Сам он был до войны дирижером Берлинской филармонии и проехал нашу страну до Владивостока. Затем начался долгий допрос. Спрашивали, кто меня послал. Выясняли данные моей биографии, как удалось перейти заминированную линию фронта. Повтор одних и тех же вопросов длился до вечера. Допрашивали военный прокурор и два офицера СС.

Вечером меня устроили спать в небольшой комнате на лавке, над которой висело оружие. Но только я лег, как вошел военный прокурор и, увидев меня, заорал на сопровождающих его солдат и вышел. «Дирижер» объяснил мне, снова извиняясь, что гнев прокурора вызван тем, что меня положили спать там, где висело оружие. Меня отправили спать в подпол. По дороге я прихватил подвернувшуюся кошку, так как боялся, что там есть мыши.

Утром все наверху проснулись, а меня как будто забыли. Тогда я осторожно постучал в люк, услышал «Инженер, интеллигент», и меня выпустили.

И снова допрос в большом штабе, где много телефонов, раций, в присутствии большого числа офицеров.

В перерыве между допросами меня вывели в сени. Молодая красивая женщина, проходя мимо, осторожно передала мне пачку сигарет от капитана. Конвоиры, ухмыльнувшись, бросили ей вслед: «Русская шлюха» (но это была связная партизанского отряда). Тут же ко мне подошел толстый неуклюжий полковник (видимо, из бывших белогвардейцев), начал грубо выкрикивать нелепые вопросы, вроде того, почему до сих пор не убили Сталина, вперемежку с площадной бранью, угрожая вздернуть меня на крыльце. Поток его ругани потонул в гуле самолетов. Вблизи разорвалась бомба. Это прорвались наши бомбардировщики. После отбоя тревоги вышел солдат с пакетом, который повез меня в санях дальше.

Только въехали в Гжатск, как наши самолеты начали его бомбить. Немцы попрятались. Били зенитки, дома горели. В дыму и огне метались люди. Я взял под уздцы лошадь и отвел ее в кусты. На снегу я заметил пакет моего конвоира. Подняв его, я укрылся в канаве. Когда бомбежка кончилась, появился конвоир и, расстроенный, стал искать пакет. Я окликнул его и отдал ему пакет. Он пожимал мне руки, высказывая свою признательность.

Мы подъехали к дому, где нас встретили несколько военных во главе с капитаном. Они бесцеремонно меня разглядывали и усмехались. Допрос был коротким. На вторичном допросе, при котором присутствовало много офицеров разных рангов, меня засыпали вопросами: «Кто послал? Кто члены организации? Как я добрался? Когда ходят поезда на Можайск? Кто моя жена, отец, их адреса?» Проверяли, говорю ли я по-немецки.

Я утверждал версию, что идеологические противники советской власти объединены в организацию «Престол». Их цель – борьба с коммунизмом, несущим гибель России. Большевики уничтожают русскую интеллигенцию, отбросили развитие цивилизации, культуру русских на сотни лет. «Организация» пойдет на любые контакты с фашизмом, так как ее цель – борьба с большевиками любыми средствами за освобождение России от «красной чумы».

Мне был поставлен ультиматум: если я скажу правду, то сохраню себе жизнь и, пока длится война, буду находиться в концлагере. Дали полчаса на размышление. Если не скажу правды, обещали пытать «третьей степенью». Меня отвели в другую комнату, где стояло несколько коек, по стенам было развешано оружие и мирно отсчитывали время ходики.

Прошло полчаса. О чем думалось в ожидании пыток? Была одна мысль – выдержать, выполнить задание. Тиканье ходиков отдавалось в висках. Нет, страха не было. Не сорваться бы. Над головой висело оружие. Значит, еще проверка. Можно покончить с собой, не ожидая пыток. Но это сорвет операцию, и я не оправдаю доверие товарищей.

Ходики неумолимо продолжали свой ход. Прошло еще полчаса, но казалось, время остановилось. Я лег и заснул с верой в свою счастливую звезду. Разбудил меня стук сапог и толчки прикладов. Три солдата с винтовками вывели меня через крыльцо во двор и поставили к стенке сарая.

Был тихий пасмурный вечер. Только беспокойные лучи прожектора прорезали небо и где-то вспыхивали осветительные ракеты. В ожидании расстрела я думал не о смерти, а о том, чтобы до конца выполнить свой долг и не дрогнуть. На мгновение мелькнула мысль о жене…

На крыльце появилось несколько офицеров, которые оживленно разговаривали. Один, усмехаясь, обратил внимание прокурора на крест у меня на груди. Меня спросили, буду ли я говорить, на что я ответил: «Я сказал правду». Офицер дал команду – раздались выстрелы из нескольких винтовок, и веер щепок посыпался на меня. Понял – еще жив. Немцы смеялись. (Отец жены оказался прав – крест Господень спас меня).

Меня проводили в туже комнату, где допрашивали. Там был накрыт стол, сервированный для ужина. Старший по чину офицер обратился ко мне, радушно приглашая за стол: «Господин Александр, коньяк, водочка. За успех! Будем вместе работать. Вам некоторое время придется побыть в Смоленске, куда мы отправим вас завтра».

Тут же начался инструктаж. Он подействовал на меня так, как шпоры на скакуна. Значит, игра началась… Рано утром я в сопровождении офицеров на машине отправился из Гжатска в Смоленск. По дороге один из офицеров снимал узкопленочной камерой заносы на дороге, изредка захватывая меня в поле зрения камеры. Все мосты и переезды охранялись вооруженными солдатами с пулеметами, иногда и зенитными орудиями…[159]159
  Шарапов Э. Судоплатов против Канариса. М.: Яуза, Эксмо, 2004. http://ndar.ru/37.shtml


[Закрыть]

Так Гейне оказался в Абверкоманде-103, той самой, у которой был радиопозывной «Сатурн». И действовала она в направлении главного удара – на Москву, против Брянского, Западного, Калининского фронтов. Это был опытный и далеко не глупый противник, которого советским чекистам нужно было переиграть.

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

АБВЕРКОМАНДА-103

Немецкий разведывательный и контрразведывательный орган «Абвер» (в переводе с немецкого – «Отпор», «Защита», «Оборона». – В. М.) был организован в 1919 г. на правах отдела военного министерства Германии и официально значился как контрразведывательный орган рейхсвера (от нем. Reichswehr; Reich – государство, империя и Wehr – оборона – вооруженные силы Германии. – В. М.). В действительности же с самого возникновения «Абвер» вел активную разведывательную работу против Советского Союза, Франции, Англии, Польши, Чехословакии и других стран.

С 1935 и по 1943 гг. «Абвер» возглавлял адмирал Канарис, а с января 1944 по январь 1945-го до ее расформирования – полковник Ганзен.

В связи с переходом фашистской Германии к открытой подготовке агрессивной войны в 1938 г. была произведена реорганизация «Абвера», на базе которого было создано Управление «Абвер-заграница» при штабе верховного командования вооруженных сил Германии. Перед этим управлением была поставлена задача организовать широкую разведывательную и подрывную работу против стран, на которые готовилась напасть фашистская Германия, в первую очередь против Советского Союза.

В соответствии с этими задачами в Управлении «Абвер-заграница» было создано пять отделов:

– «Абвер 1» – разведка

– «Абвер 2» – саботаж, диверсии, террор, восстания, разложение противника

– «Абвер 3» – контрразведка

– «Аусланд» – иностранный отдел

– «ЦА» – центральный отдел.

Перед войной немцами было создано 17 абверкоманд: шесть разведывательных, пять контрразведывательных и шесть диверсионных.

Абверкоманды и абвергруппы с подчиненными им разведывательными школами являлись основными органами немецкой военной разведки и контрразведки, действовавшими на советско-германском фронте. Абверкоманда 103 была придана немецкой армейской группировке «Митте». Полевая почта № 09358 Б, позывной радиостанции – «Сатурн».

Начальник абверкоманды 103 до мая 1944 года – подполковник Герлитц Феликс, затем – капитан Бевербрук, а с марта 1945 года до расформирования – лейтенант Борман.

В августе 1941 года команда дислоцировалась в Минске по ул. Ленина, в трехэтажном здании; в конце сентября – начале октября 1941 года – в палатках на берегу р. Березины, в 7 км от Борисова; затем перебазировалась в местечко Красный Бор (6–7 км от Смоленска) и разместилась в бывших дачах Смоленского облисполкома. В Смоленске по ул. Крепостная, д. 14 находилась штаб-квартира (канцелярия), начальником которой являлся капитан Зиг.

В сентябре 1943 года, в связи с отступлением немецких войск, команда переехала в район дер. Дубровки (близ Орши), а в первых числах октября – в Минск, где находилась до конца июня 1944 года, размещаясь по Коммунистической улице, напротив здания Академии наук.

Абверкоманда вела активную разведывательную работу против Западного, Калининского, Брянского, Центрального, Прибалтийских и Белорусских фронтов, проводила разведку глубокого тыла Советского Союза, засылая агентуру в Москву и Саратов.

В первый период своей деятельности абверкоманда вербовала агентуру из среды русских белоэмигрантов и участников украинских и белорусских националистических организаций. С осени 1941 года агентура вербовалась главным образом в лагерях военнопленных в Борисове, Смоленске, Минске, Франкфурте-на-Майне. С 1944 года вербовка агентуры велась в основном из полицейских и личного состава сформированных немцами казачьих частей и других изменников и предателей Родины, бежавших с немцами.

Вербовали агентуру вербовщики, известные под кличками: Роганов Николай, Потемкин Григорий и ряд других, официальные сотрудники команды – Жарков, он же Стефан, Дмитриенко и др.

Осенью 1941 года при абвер команде была создана Борисовская разведывательная школа, в которой проходило подготовку большинство завербованных агентов. Из школы агентура направлялась в пересыльно-переправочные пункты, известные под названием С-лагеря и штате-бюро, где получала дополнительный инструктаж по существу полученного задания, экипировалась согласно легенде, снабжалась документами, оружием, после чего передавалась в подчиненные органы абверкоманды.[160]160
  Сборник справочных материалов об органах германской разведки, действовавших против СССР в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. http://kopilka.wolfschanze.ru/sbor.htm


[Закрыть]

Следуя за группой немецких армий «Центр», «Сатурн» прошел через Беларусь в 1941-м, отступая в 42-м, возвращался через Оршу и до июня 1944-го базировался в Минске. Школа в Борисове, где готовили разведчиков и радистов, существовала с октября 1941 года – весь период оккупации. В Минске с осени этого же года действовал

С-лагерь, через который велась заброска агентуры в советский тыл и прием возвращающихся с задания.

Начальник Абверкоманды-103 подполковник Феликс Герлитц был уроженцем Гамбурга. Ему исполнилось 53 года. Он был среднего роста, стройный, облысевшую голову обрамлял венчик седых волос, а синие глаза указывали на его арийское происхождение. Шеф абвера Канарис хорошо знал Герлитца, поэтому и назначил его на направление главного удара германских войск. Начальник команды старался оправдать доверие своего могущественного шефа. Неслучайно Канарис приезжал в Борисов, где посещал школу разведчиков Абверкоманды-103.

Герлитца выручал большой опыт, приобретенный еще в довоенное время, а потом во время войны в Польше и Франции. Разведку он любил, приветствовал борьбу интеллектов, когда нужно было предугадывать шаги противника и продумывать свои натри хода вперед. Поэтому Герлитц уже сам пытался перепроверить русского, и немудрено: вся дальнейшая ответственность за работу нового агента ложилась и на него.[161]161
  См.; Сенюков Г. Гейне против Абвера // 7 дней. 2006. № 15–17.13, 20, 27 апреля.


[Закрыть]

Александр Демьянов продолжает свои воспоминания:

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

«Судоплатов против Канариса»

…Прибыв в Смоленск, мы остановились недалеко от концлагеря. Меня поместили в домик, стоящий в стороне от основной территории лагеря. В нем жили предатели и специалисты, которых должны были отправить в Германию. Они стали расспрашивать, как я попал к ним. (Я понимал, что наблюдение за мной ведется неустанно). Я ответил, как меня инструктировали немцы, что был в командировке и, когда немцы заняли город, не успел уехать. Некоторое время спустя меня отвели в барак на территории лагеря, где в «вошебойке» пропарили всю мою одежду. В бараке я видел, в каких ужасных условиях содержатся пленные. Больные находились прямо на полу. У двери лежал умирающий, и дверь на пружине ударяла его, когда кто-нибудь входил в барак.

Все пленные были страшно истощены, так как кормили их баландой. Конвоиры не скупились на удары прикладами. Заставляли всех слушать проповедь предателя-священника. В лагере всюду висели дощечки с надписями: «Пленный, тебе трудно, но в этом виновато твое правительство, которое не вошло в международную конвенцию Красного Креста».

…И снова допрос в управлении лагеря. Офицерам абвера мне вновь пришлось повторить версию моего перехода. Они интересовались моей специальностью и знаниями в области радио и электротехники. Просили начертить схему моего передатчика.

В управлении лагерем сообщили, что скоро начнутся мои занятия с инструкторами, которые будут меня сопровождать во избежание неприятностей. Русский, одетый в гражданскую одежду, – специалист по советским документам – проверил мой паспорт и военный билет. Через несколько дней утром явились мои инструкторы Вилли и Юзеф. Я с ними направился к дому в центре города. Здесь в квартире старика-профессора мы приступили к занятиям. Изучали тайнопись, шифровку и радиодело.

Занимались целыми днями. Кормили нас обедом и выдавали бутылку немецкой водки. После занятий один из инструкторов отводил меня обратно в лагерь…

Во время занятий мне с большим трудом приходилось скрывать, что я умею работать на телеграфном ключе. Когда я, по мнению инструкторов, уже освоил радиопередатчик, мне доверили вести передачу и прием радиограмм в Центр и из Центра. Передачи из Центра подписывались «Капитан» (это была моя новая кличка).

В домик предателей часто заходил немецкий солдат, при появлении которого раздавалась команда «Встать!». Это был зондерфюрер Гисс, начальник лагеря, наместник фашистской партии. Он ко мне относился с симпатией, угощал сигаретами и справлялся о здоровье. Через солдат передавал консервы и сигареты. Я щедро делился этими подачками со своими инструкторами. Они стали откровеннее со мной, уважительнее относиться, видя такое внимание Гисса ко мне. Во время занятий даже оставляли на некоторое время одного, а вечерами играли со мной в карты.

Через несколько недель после окончания подготовки состоялась встреча с высшими представителями фашистской партии, на которой сообщили, что меня должны отправить в Москву, уточнили задачи и время моих передач, связи с «организацией» по подрывной работе в столице. Условились, что «курьеры», прибывающие в Москву, являться будут к отцу жены, а он будет уведомлять меня об их прибытии. Делалось это для того, чтобы не вызывать подозрения (отец был практикующим врачом).

На следующий день я в сопровождении лейтенанта и капитана прибыл в Минск. Оттуда меня должны были отправить самолетом, чтобы с парашютом высадить за линию фронта, а далее я должен добираться до Москвы.

В Минске меня определили на частную квартиру. Провели очередной инструктаж, вручили для «организации» пакете деньгами, необходимые радиодетали и обещали за мной заехать. Прошло три дня, но никто не приезжал. Я стал беспокоиться, не случилось ли чего. Может быть, я совершил просчет? Чувствовал, что за мной наблюдают.

Жильцы квартиры пытались со мной заговаривать. Им хотелось узнать мою реакцию на происходящие события. В городе ежедневно немцами совершались зверства. Однажды я увидел из окна, как немцы гнали, жестоко избивая, группу людей. Как пояснила мне соседка, это вели на очередную казнь советских партизан. Она рассказала и о том, что немцы создали в гетто внутреннюю охрану из евреев. Вооруженные палками, они должны были натравливать евреев друг на друга. Целые семьи кончали жизнь самоубийством, так как не могли вынести пыток. И как бы в подтверждение ее слов на улице появилась колонна элегантно одетых, но босых женщин. Их подгоняли плетками немецкие солдаты и потешались, спуская на женщин озверевших псов, которые рвали на них меховые манто. «Это гамбургские еврейки, их гонят на работу», – сказала все та же соседка, не спуская с меня глаз. Я старался ни на что не реагировать и молчал.

Наконец на третий день вечером за мной пришла машина с незнакомыми немцами и меня отвезли на аэродром. Там среди немцев был русский, одетый в солдатскую форму, с револьвером «наган» на поясе, в сапогах, поверх которых были надеты разрезанные сзади валенки. Это был мой «напарник» по фамилии Краснов. Вел он себя развязно. Лицо наглое, грубый хриплый голос.

Спросил, откуда я, о себе сказал, что он из Варшавской разведшколы. Мне дали пистолет и нож. Нас посадили в двухфюзеляжный самолет. Перед вылетом надели парашют и сказали, что Краснов будет прыгать первым в районе Александрова.

Во время полета я очень замерз, так как самолет не отапливался. Ко мне подошел немец и накрыл ноги одеялом. Краснова укачало, поэтому, очевидно, его первым не сбросили. Когда пролетали над Ярославлем (как мне сказал немец), начали бить наши зенитки. Когда пролетали Ярославль, меня поставили над люком, защелкнули карабин шнурка. Раздался вой сирены, свисток, люк открылся, и я полетел вниз. Самолет, взревев моторами, скрылся. Грохот зениток смолк. Наступила тишина. Я медленно приземлился. (Это был мой первый прыжок с парашютом.) Приготовил нож, чтобы резать стропы. Но как я ни старался управлять стропами, меня сносило в сторону от поляны, окаймленной лесом. Видя, что придется садиться на лес, я спрятал ножик и закрыл лицо руками. Раздался треск, и я повис на трех березах. Перерезав стропы, я очутился в глубоком снегу.

Мне казалось, что где-то проходит железная дорога. Решив переждать до утра, я наломал веток, устроил берлогу и, завернувшись в парашют, лег спать. Впервые за столько времени я заснул без надзирателей, вдыхая чистый воздух свободы. На рассвете я залез на дерево и увидел невдалеке деревню. Попытался идти, но снег оказался очень глубоким. И так как он был покрыт коркой, то я ползком стал двигаться вперед.

Подползая к деревне, я увидел собравшихся у околицы деревенских ребят, которые наблюдали за мной. Я стал им кричать, чтобы дали лыжи, но они ничего не слышали. Я подполз ближе и спросил: «Где староста?» (немцы могли меня выбросить на оккупированную территорию). Они не поняли. Тогда я спросил: «Где председатель?» Дети отвели к нему. Председатель с удивлением посмотрел на меня. На мне было штатское промокшее пальто и финская кепочка. Брюки на коленях разорваны. Я объяснил, что сегодня ночью был сброшен с немецкого самолета диверсант, а меня, мол, выбросил наш самолет, который преследовал немецкий, и что я должен сейчас же сообщить в ближайшее отделение госбезопасности об этом. Председатель сказал, что действительно слышал шум моторов немецкого самолета.

До ближайшего райцентра Арефино было далеко, и лошадей он отказывался давать. В это время в избу набилась вся деревня. Когда я стал настаивать, одна разбитная бабенка начала кричать. «Что вы на него смотрите? Кончать диверсанта, в истребительный батальон дезертира надо отправить! Чего стоите? Бейте его!» Тут я схватился за карман, хотя пистолета у меня не было, он, очевидно, выпал, пока я спускался на парашюте. Это несколько осадило женщин, а председатель сказал, что отправит меня в Арефино.

В Арефино я сообщил свой псевдоним и рассказал, что был ночью сброшен с немецкого самолета и что после меня должны выбросить предателя Краснова, описал его приметы. Просил об этом сразу же сообщить в Москву. Из Москвы приказали немедленно меня доставить в Ярославль после оказания медпомощи (у меня были разбиты колени).

В Ярославле меня тепло встретили. Наконец я принял ванну и спокойно лег спать.

Настало утро. В прозрачном, еще морозном воздухе чувствовалось дуновение весны. Чистота ее дыхания наполняла все мое существо радостью – я вырвался на волю из панциря духовных пыток.

Я ощущал невероятный прилив энергии и нетерпения вступить в новый этап борьбы с противником. Нить завязана, но крепость ее надо еще проверить.

В сопровождении сотрудников госбезопасности я отправился в Москву на машине. Через несколько дней я узнал, что Краснова задержали…[162]162
  Шарапов Э. Судоплатов против Канариса. М.: Яуза, Эксмо, 2004. http://ndar.ru/37.shtml


[Закрыть]

Однако не мог обо всем написать в своих коротких воспоминаниях Александр Петрович Демьянов («Гейне»), теперь уже получивший свой второй, причем такой же, как и довоенный, псевдоним от немцев, – «Макс». Так он стал двойным агентом. Такое нередко случалось среди разведчиков. Важно было лишь то, что это был советский двойной агент. Его тщательная проверка у фашистов прошла за 26 дней. Для военного времени быстро.