Текст книги "Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина"

«Полученная в русском центре информация поступала в распоряжение специальной аналитической группы. Видимо, усилились их подозрения в отношении получаемых данных. Поэтому около трех месяцев мы посылали точные и ценные сведения, и хотя мы допустили несколько крупных промахов, со временем нам удалось рассеять подозрения русских…» (Выделено мной. – В. М.)[116]116
  Шелленберг В. Мемуары. Лабиринт, http://www.vimpel-v.com/besopasnost/special/germany/labirint/labirint_oglavlenye.shtml


[Закрыть]

Поэтому, комментируя подобные мысли в мемуарах Шелленберга, можно однозначно отметить, что и Сталин был вынужден давать разрешение периодически посылать через «Макса» точную информацию, насколько это было возможно. Только в этом случае можно было надеяться, что мини-правда с макси-возможной «причесанной» дезинформацией будет положена на стол Гитлеру, естественно, после проведенной проверки абверовцами этих данных на многих уровнях, включая и в группе армий «Центр», чтобы потом фюрер принимал по новым данным решения, которые бы объективно складывались на полях сражений, но… с учетом пожеланий советского командования.

Для создания такого содержания радиограмм в обязательном порядке требовалось объединить усилия разведки и операторов Генштаба Красной армии, которые ежедневно, если не ежечасно, вели карты боестолкновений на всех советских фронтах с противником. В качестве такого представителя от генштабистов Сталин в свою Особую команду для проведения операции «Монастырь» определил полковника, а затем генерала Сергея Матвеевича Штеменко.

Сергей Матвеевич Штеменко (на снимке) родился 26 января 1907 года в станице Урюпинская Донской области. Военный деятель, генерал армии (1968). Сын крестьянина. Образование получил в Севастопольской школе зенитной артиллерии (1930), Военной академии механизации и моторизации РККА (1937) и Военной академии Генштаба (1940). В 1926 году вступил в Рабоче-крестьянскую Красную армию, в 1930 – в ВКП(б).

С 1940 года – старший помощник начальника отдела Генштаба РККА. После начала Великой Отечественной войны служил на ответственных постах в важнейшем, Оперативном, управлении Генштаба: с августа 1941-м – заместителем начальника, с июня 1942-м – начальником направления, с апреля 1943-м – первым заместителем начальника и с мая 1943-м – начальником этого управления. Участвовал в планировании практически всех крупнейших операций РККА во время войны, облеченный доверием докладывать обстановку самому Верховному главнокомандующему.

Штеменко являлся одним из главных составителей планов ведения боевых действий частями и соединениями Красной армии. Работал в тесном контакте со Сталиным. Авиаконструктор А. Яковлев вспоминает:

«Под стать Антонову был и его заместитель генерал Сергей Матвеевич Штеменко – такой же скромный, культурный и образованный генштабист. В годы войны его можно было встретить у Сталина поздно вечером, вдвоем с Антоновым, а иногда и одного, с докладом об итогах дня на фронтах». (Выделено мной. – В. М.)[117]117
  Яковлев А. Цель жизни. Записки авиаконструктора. М.: Изд-во полит, литры, 1974. С. 313.


[Закрыть]

Что же такого привнес в работу строго засекреченной группы помощников Сталина по радиоигре «Монастырь» генерал Штеменко? Он отвечал за составление первичного варианта содержания радиограмм агента «Гейне-Макса», которые еженедельно передавались немцам. Как уже рассказывалось выше, трудность такой работы заключалась в том, чтобы на основе части правдивой (и проверяемой) информации, которую гитлеровцы предварительно контролировали, заложить в нее дополнительно, не акцентируя на этом внимание, такой смысл, который бы потом помогал советскому Верховному главнокомандующему корректировать рубежи дивизий противника на его Восточном фронте в свою пользу. Причем делать это незаметно, неожиданно, как правило, на самом ослабленном участке фронта. Как, например, шахматисты делают ход, казалось бы, незаметный, вроде бы неактивный, но который в дальнейшем может разрушить всю игру противника, и тот терпит поражение.

Так же было и на картах боевых действий. Только здесь, может быть, приходилось думать еще на большее число ходов вперед. При этом требовалось самым внимательным образом предусматривать массу вариантов ответных действий вермахта против советских вооруженных сил. Просчитывать свои неизбежные потери, учитывать потери противника и, наконец, создавать момент для того решающего удара в том месте, где фашисты его ждали меньше всего, а то и совсем не ожидали.

Понятно, что, принимая участие в выполнении замысла Ставки ВГК по операциям «Монастырь», «Уран», «Марс», что называется, по своим прямым должностным обязанностям, Сергей Матвеевич Штеменко в дальнейшем по понятным причинам никогда не рассказывал об этом. В его мемуарах между строк можно прочитать следующие осторожные мысли:

«Я намеренно опускаю все, что связано с разработкой плана контрнаступления под Сталинградом и подготовкой операции в войсках. Об этом хорошо сказано в воспоминаниях Г. К. Жукова, А. М. Василевского, Н. Н. Воронова, Г. А. Ворожейки на и многих других авторов (кстати, тех, кто ничего не мог знать о проводимой операции «Монастырь». – В. М.).

Достаточно известны ход и результаты битвы под Сталинградом. Ныне эта операция вошла в историю как шедевр военного искусства. Позволю себе сказать только, что немалую роль при достижении победы сыграло превосходство стратегической мысли советских военачальников, Ставки советского Верховного главнокомандования и Генштаба над замыслами стратегов и высших органов стратегического руководства гитлеровской Германии. Наш Генеральный штаб в этом историческом сражении на юге страны успешно справился со своими обязанностями, был надежным помощником Верховного главнокомандования, а ставка Гитлера не сумела добиться своих целей или противодействовать нашим замыслам. Она опоздала с созданием группы армий “Дон”, чтобы освободить 6-ю и 4-ю танковую армии, в оперативном отношении действовала шаблонно». (Выделено мной. – В. М.)[118]118
  Штеменко С. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат, 1989.


[Закрыть]

До конца своих дней, несмотря ни на какие репрессии со стороны Хрущева и его окружения, он не разгласил свою деятельность в операции «Монастырь». Некоторые из военных, наверное, думали: «Ну чистый “блюдолиз” этот Штеменко, раз так рвется к Сталину в кабинет, поближе». На это сегодня можно ответить примерно так. Сергей Матвеевич был из породы казаков. А те, как известно, никогда ни перед кем не унижались, а за нелестное мнение о себе, причем ничем не обоснованное, могли постоять за себя перед кем угодно, несмотря на высокие чины и звания.

Сам же Сергей Матвеевич просто всегда четко выполнял свои обязанности по Генштабу и те особые задания, которые ему давал Верховный лично. Штеменко помогали и его подчиненные. Конечно, те получали только узкие, точечные задания, отдельные вопросы, и никогда не интересовались, для чего они нужны начальству. Просто как в той воинской присяге, которую они в свое время дали Родине: «Выполнять приказы беспрекословно, точно и в срок…»

Было еще несколько непосредственных участников выполнения стратегического замысла Ставки ВГК. Правда, напрямую они не занимались операцией «Монастырь», но обеспечивали ее всем необходимым. Это были такие государственные деятели СССР, как В. М. Молотов и Л. П. Берия. То есть люди, которые полностью отвечали за многие участки работы, в том числе и за деятельность разведки.

Рядом с ними трудился и В. Н. Меркулов, который в период с 3 февраля 1941 года по 20 июля 1941 года и с 14 апреля 1943 года по 7 мая 1946 года являлся наркомом (министром) госбезопасности СССР. Затем оставался первым заместителем наркома внутренних дел – начальником Главного управления государственной безопасности НКВД, комиссаром государственной безопасности 1-го ранга. Он также отчитывался перед Сталиным за все дела, которые тот планировал и требовал их четкого исполнения. И все участники этой команды Главковерха никогда не подводили своего руководителя, всегда точно выполняли его задания. Другого состояния дел у своих подчиненных Иосиф Виссарионович даже и не предполагал.

И наконец, наступает момент, когда нужно рассказать о тех в Особой команде Верховного, кто непосредственно был в центре операции «Монастырь». Речь пойдет об Александре Петровиче Демьянове и его жене – Татьяне Борисовне Березанцевой (на снимке). Учитывая, что в следующих главах о них будет рассказываться более подробно, здесь можно сказать лишь о том, что до войны некая секретная операция НКВД, получившая несколько фривольное оперативное наименование «Любовь под контролем», неожиданно для двух людей стала хорошим добрым делом – в ее итоге они навсегда окажутся самыми близкими людьми.

Одним из них был Александр Демьянов, второй – тоже агент НКВД, «Борисова», или Татьяна Борисовна Березанцева, кинорежиссер студии «Мосфильм». Она по заданию того же Ильина должна была специально встретиться на Липовой аллее, что проходила в московском городском парке имени Горького, с новым сотрудником НКВД с целью знакомства. Ей надлежало в будущем вести наблюдение за действиями бывшего ленинградца, а потом «свежеиспеченного» москвича, Александра Петровича Демьянова, молодого работника «Мосфильма», куда он был устроен на работу инженером-электриком. Мало ли что могло произойти с ним на новом месте, размышляли в НКВД. Вдруг он начнет поступать как-то не так. А предпосылки к этому могли возникнуть: все-таки он пришел к чекистам совсем из другой среды. А в Москве вновь в нее окунулся.

В коридоре студии он за полгода до встречи на Липовой аллее мельком увидит Татьяну Березанцеву, но не придаст этому большого значения. И лишь на затененной дорожке московского городского парка, совершенно неожиданно для обоих, начнется их любовь, хотя и под контролем. Контрразведчики будут настойчиво воспитывать из Демьянова яркого человека, чтобы внедрить его в определенные круги в Москве. В принципе, учитывая его явно не рабочее воспитание, это делать было несложно. Он и одевался-то не так, как все. В те суровые годы носил неизменный пиджак «букле». Во рту почти всегда дымилась изящная сигарета. В документальном фильме «Любовь под секретом» Борис, сын Михаила Маклярского, вспоминает:

«Вот я с ним бывал много в одной комнате, но почти никогда не слышал его голоса. Он всегда улыбался. Саркастически так немножко. Всегда улыбался. Из него сделали заметную личность в полном смысле этого слова».

Участвовала в совершенствовании спецсотрудника «Гейне» и Татьяна Борисовна Березанцева. Она также явно выделялась среди других женщин. По замыслу «сценаристов» из НКВД, после «случайной» встречи между ними должен был завязаться настоящий любовный роман. А из этого знакомства «по приказу» затем совсем неожиданно, и в первую очередь для них, родился многолетний прочный сердечный союз двух необычных людей, спецагентов «Гейне» и «Борисовой». Александра и Тани.

Кроме того, чекисты сумели убедить Татьяну Борисовну включить в работу с НКВД и ее отца – Бориса Александровича Березанцева, известного в медицинских кругах специалиста, профессора медицины, который имел в те сложные годы частную практику и принимал больных в своей большой квартире. Его услугами пользовались и Кремль, и дипломатический корпус. Профессор не только разделял патриотические убеждения дочери, которая работала на «Мосфильме» ассистентом режиссера, но и, когда было нужно, стал участвовать в секретной работе.

ФАКТЫ ИЗ БИОГРАФИИ

Татьяна Борисовна Березанцева родилась 30 сентября 1912 года в Москве. В 1931 году окончила балетный техникум при Большом театре, в 1941 году – режиссерский факультет ВГИКа (экстерном). Указом Верховного Совета СССР за годы войны и выполнение специальных заданий 20 сентября 1943 года была награждена медалью «За боевые заслуги». С 1944 по 1946 год была сотрудником «Совэкспортфильма», дублировала советские фильмы в Париже.

С 1953 по 1955 год – аспирантка ВГИКа. С 1965 по 1978 год – режиссер дубляжа. Умерла в 1995 году.

Вот так скупо дает вехи ее биографии энциклопедический справочник «Великая Россия. Имена».[119]119
  Великая Россия. Имена: энциклопедический справочник / Под ред. И. Ф. Урявиной-Куприяновой. – М.: Закон и порядок, 2005.


[Закрыть]

На ее творческом пути были прекрасные достижения. Кинофильмы, где она была вначале помощником, а потом и самостоятельным режиссером: «Последняя ночь» –1936, «Ленин в 1918 году» –1939, «Ошибка инженера Кочина» – 1939, «Мечта» – 1941, «Повесть о настоящем человеке» –1948, «Секретная миссия» –1950, «Попрыгунья» –1955 и другие кинофильмы.

Она пользовалась авторитетом среди деятелей кино и театра, умела расположить к себе нужного человека. Но главное знакомство для нее случилось в 1939 году с Александром Петровичем Демьяновым, когда руководство Наркомата внутренних дел приняло специальное решение с помощью агента-женщины поставить под контроль действия агента-мужчины. Прикрепленная к нему спецагент «Борисова» вскоре заметила, что относится к Шуре (Демьянову-«Гейне») совсем не так, как положено по долгу службы. Несколько шире своего задания. Да и он, пользующийся вниманием у дам, все больше и больше понимал, что ему приятно быть с этой женщиной вместе. Александр унаследовал от матери красоту: в свое время та слыла первой красавицей Петербурга. К тому же был прекрасно воспитан и умел ухаживать.

Из этого вынужденного знакомства родился многолетний брак двух необычных людей. Супруги поселились в Москве, в одном из домов в Брюсовом переулке. Их соседями были многие видные деятели МХАТа. «Гейне» стал вхож в артистический мир. Он дружил с известным режиссером Михаилом Роммом, с сыновьями актеров Москвина и Качалова. Одним словом, вел светскую жизнь и стал довольно известным человеком.

О том, как агент «Борисова» (Татьяна Березанцева) принимала участие в проведении операции «Монастырь», говорят некоторые строки из ее послевоенных воспоминаний:

«Мой муж, Александр Демьянов, с самого начала Великой Отечественной войны был призван в одно из подразделений НКВД СССР для выполнения специального задания. Это задание он выполнил с честью и был награжден. Я и мой отец, имевший частную практику в Москве, помогали ему. Александра уже нет – в последнее время не выдержало натруженное сердце. На счастье, он оставил записи.

О себе он писал скупо, но за каждым словом его воспоминаний неуловимая человеческая скорбь, невысказанная, скрытая завесой оптимизма, горькая правда человеческой жизни…

Он был прирожденным разведчиком. У него был особый талант мышления. Он обладал чувствительной нервной системой, умением концентрировать волю, активным восприятием жизни, способностью глубокого проникновения в психологию человека. Великолепная память, собранность, непоколебимая воля, молниеносная реакция, способность самостоятельно принимать решения в любых обстоятельствах, смелость, честность, острый ум – все эти качества были присущи Александру. И главное – безграничная любовь к Родине…»[120]120
  Шарапов Э. Судоплатов против Канариса. М.: Яуза, Эксмо, 2004.


[Закрыть]

Однако вернемся к самой операции «Монастырь». Не нужно думать, что Г. К. Жуков, да, очевидно, и другие военачальники не догадывались, что в Ставке что-то замышляется. Но знать всего объема задач они не могли по определению – так решил сам Главковерх. У них, например, не было тех карт, где было бы указано сосредоточение резервов Ставки. Они имелись только у Сталина. Верховный в период подготовки Сталинградской битвы старался утверждать приказы советским войскам только по конкретным участкам, каждому командующему фронта, армии и т. д. в отдельности.

Наверное, поэтому Георгий Константинович так осторожно пишет:

«Активные действия наших войск летом и осенью 1942 года на западном направлении против немецкой группы армий “Центр”, по расчетам Ставки, должны были дезориентировать противника, создать впечатление, что именно здесь, а не где-либо в другом месте, мы готовим зимнюю операцию. Поэтому в октябре гитлеровское командование начало большое сосредоточение своих войск против наших западных фронтов.

В район Великих Лук из-под Ленинграда были переброшены танковая, моторизованная и пехотная дивизии. В район Витебска и Смоленска направлялось семь дивизий из Франции и Германии.

В район Ярцева и Рославля – две танковые дивизии из-под Воронежа и Жиздры. Итого к началу ноября для усиления группы армий “Центр” было переброшено двенадцать дивизий, не считая других средств…» (Выделено мной. – В. М.)[121]121
  Жуков Г. Воспоминания и размышления: В 2 т. М.: Олма-Пресс, 2002.


[Закрыть]

Похоже, что Ставка ВГК и впрямь не особенно скрывала подготовку отвлекающей операции под Ржевом. Давала понять это немцам и с помощью дезинформации через «Макса». А для своих в каждом приказе ставила строгую задачу освободить Ржев любыми усилиями советских воинов. В этом как раз и кроется то, что Жуков до конца своих дней так и не узнал, что он под этим городом, образно говоря, воевал не только против фельдмаршала Клюге, но, получается, что и против… своего Верховного, который, утвердив очередной план наступлений Жукова под Ржевом через «Макса», передавал часть этих сведений немцам.

Только в этом случае фашисты могли верить «своему» агенту. И, хорошо проверив его шифровки, перебрасывали в группу армий «Центр» дополнительные резервы. Почему? Потому, что наступления, о которых передавал «Макс», совершались, выполнялись советским командованием в указанных им местах. Полковник Гелен, руководитель 12-го отдела (разведка) немецкого Генштаба сухопутных сил «Иностранные армии Востока», мог убеждаться в этом, так как заранее получал данные о направлениях наступлений Красной армии на западном направлении советских фронтов. Очевидно, в радиограммах «своего» агента были указаны их маршруты, время, количество частей и др.

Вот почему Верховному постепенно удалось втянуть гитлеровцев в свою радиоигру «Монастырь», которая позже помогла советской стороне одержать победу под Сталинградом. Но до этого дня торжества советских вооруженных сил простому солдату, его командирам и большим военачальникам предстояло пройти еще немало тяжелейших военных дорог, к сожалению, часто с большими потерями. Память о жизнях, оставшихся на полях сражений, хранится в наших сердцах сегодня. Особенно у молодых – внуков и правнуков воевавших, – которые стараются понять, как смогли совершить этот подвиг те, кто яростно сражался против фашистских агрессоров, отдавая за любимую Родину самое дорогое – свою жизнь…

Глава 4. Двойной агент советской разведки

Итак, в стратегическом замысле советского Верховного главнокомандующего «Ржев – Сталинград» появляется недостающая, третья составляющая его часть – операция «Монастырь». Теперь всю задумку Ставки ВГК в 1942 году можно обозначать более определенно – основные операции года: «Монастырь», «Уран», «Марс». Как показывают данные из истории Великой Отечественной войны, это триединство и приведет в конце концов к финальному сражению противоборствующих сторон под Сталинградом, которое явится, по признанию всего мира, переломом в войне между Германией и СССР.

Конечно, по законам исторического жанра, имеющего тяготение к детективу, дальше должен идти рассказ о том, как советскому командованию удалось не только ввести в заблуждение противника, но и воплотить весь этот замысел в жизнь. Ведь трудности были громадные. Достаточно указать на то, что, начиная операцию «Монастырь», следовало показать немцам реально существующую подпольную организацию, которая могла что-то делать, как-то существовать в условиях сильнейшего контроля за всем происходившем в стране со стороны НКВД.

И гитлеровцы должны были поверить, что за прочным железным занавесом от остальных государств в Советском Союзе существует и реально действует такой союз противников советской власти, ставящий итогом своей подпольной деятельности возвращение монархии. Или, проще говоря, стремящийся вернуть старый режим. Причем монархисты, находясь в подполье, лишь ждут момента, когда им можно будет реально осуществить свои планы. Ведь несмотря на основательные чистки в СССР 20-х и 30-х годов, представители русской аристократии кое-где оставались в живых. Правда, почти все они были уже в преклонном возрасте и многие находились под наблюдением чекистов. Например, бывший предводитель дворянства Нижнего Новгорода – Глебов.

Анализируя материалы и состав агентуры, предоставленной в распоряжение контрразведки НКВД, в качестве приманки было решено использовать именно эту фигуру. К началу агрессии фашистов ему было уже далеко за семьдесят. Именно о нем, «пережитке» старого мира, писал в своей книге «Разведка и Кремль» генерал-лейтенант Павел Судоплатов:

«Этот человек пользовался известностью в кругах бывшей аристократии: именно он приветствовал в Костроме в 1915 году царскую семью по случаю торжественного празднования 300-летия Дома Романовых. Жена Глебова была своим человеком при дворе последней российской императрицы. Словом, из всех оставшихся в живых представителей русской знати Глебов показался нам наилучшей кандидатурой. В июле 1941 года он, почти нищий, ютился в Новодевичьем монастыре…

Наш замысел сводился к тому, чтобы создать активную прогерманскую подпольную организацию “Престол”, которая могла бы предложить немецкому верховному командованию свою помощь при условии, что ее руководство посулит соответствующие посты в новой антибольшевистской организации на захваченной территории. Мы надеялись таким образом выявить немецких агентов и проникнуть в разведсеть немцев в Советском Союзе». (См.: Судоплатов. П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997).

Цель задуманного состояла в том, чтобы через эту псевдоорганизацию получать данные о разведывательной сети немцев в советском тылу и обезвреживать ее агентов. Происхождение названия как самой организации антисоветчиков, так и всей будущей операции чекистов было связано с тем, что в московском Новодевичьем монастыре в некоторых корпусах, бывших ранее кельями монахинь, погребами и др., жили эти «прежние люди», их поселил сюда в свое время Наркомпросом времен А. В. Луначарского.

После революции все монастырские здания были национализированы, частично превращены в музей, частично предоставлены под квартиры персональных пенсионеров, деятельность которых так или иначе касалась органов Наркомата просвещения. Под флагом «потомков Лермонтова» (скорее, дальних родственников поэта) здесь поселились даже наследники графа Шереметьева. Нашли приют разные чины императорского двора и другие бывшие аристократы.

Но среди этих людей были и творческие личности. Такие, например, как переехавший в Москву из города Горького, тогда еще Нижнего Новгорода, разбитый параличом поэт Борис Александрович Садовский (на рисунке И. Репина), больше известный как Садовской. Здесь он в 1927 году, «спасаясь» от возможного ареста в Нижнем Новгороде, обрел себе покойное прибежище, познакомился с бывшей фрейлиной императрицы Александры Федоровны Надеждой Ивановной Воскобойниковой и женился на ней.[122]122
  Судоплатов П. Разведка и Кремль. М.: Гея, 1996.


[Закрыть]

Борис Садовской. Фрагмент эскиза, 1914 г. Автор: Илья Репин

Однако как показали дальнейшие события, вышеназванный Глебов в планируемой операции в конечном итоге особой активности не проявлял, оказавшись просто ее «зиц-председателем». Так сказать, особой, приближенной к отцу-императору. Основным же действующим лицом, по-военному – «начальником штаба», несмотря на свою инвалидность, стал совсем другой человек – поэт Борис Садовской. Он также жил на территории Новодевичьего монастыря, почти в самом центре Москвы, и мечтал стать в нужное время «освободителем» места для будущего русского царя от большевиков. Правда, если на это согласятся немцы. Вот что, например, он сочинил после 22 июня 1941 года:

 
Христос Воскрес! Спешите, братья!
Из мглы кровавой октября
Мы простираем к вам объятья,
Зовем свободу, ждем царя!..
Да сгинет шайка негодяев,
Кем опозорена Москва,
Кто нас учил, как попугаев,
Твердить дурацкие слова!..[123]123
  Макаров В. Г. Радиоигры советской и германской разведок в годы Великой Отечественной войны // Новая и новейшая история. 2007. № 1. С. 49–180.


[Закрыть]
 

Планируя будущую операцию в январе 1942 года, начальники 3-го и 4-го управлений НКВД Николай Горлинский и Павел Судоплатов докладывали Богдану Кобулову, заместителю наркома внутренних дел СССР: «В 1933 году органами НКВД была вскрыта и ликвидирована монархическая группа молодежи, объединившаяся вокруг Садовского. Он сам арестован не был. Ликвидированная группа уже тогда ориентировалась на германский фашизм. Вторая группировка, созданная также этим поэтом, была ликвидирована в 1935 году, и, наконец, третья группа (Раздольского) была вскрыта СПУ НКВД СССР в начале 1941 года…» (Макаров В., Тюрин А. Поединок Лубянки с абвером. 2005. http://www.fsb.ruO/.)

Этот документ, по существу, стал базовым для создания легенды операции. Но в деле фигурировали и другие обстоятельства. Если внимательно вчитаться в архивные материалы, то возникает ощущение, что Бориса Садовского чекисты регулярно подставляли в качестве приманки для антисоветски настроенных жителей столицы. Три раза арестовывали людей из его окружения, а сам он оставался на свободе. И поэтому нет ничего удивительного в том, что именно этот поэт явился реальным руководителем организации «Престол». Установки Садовского сводились к следующему: «…сейчас ждать. Быть готовым. Во всем слушаться церкви, а как только падет Советская власть под ударами немцев, выступить с категорическим принятием немецкого руководства на первое время и начать исподволь агитацию за установление монархии».[124]124
  Макаров В., Тюрин А. Поединок Лубянки с абвером. 08.04.2009. http://www.chekist.ru/article/2639


[Закрыть]

Вот почему в дальнейшей деятельности монархистов в «Престоле» многое сводилось к фигуре Бориса Александровича Садовского. А он был далеко не простым человеком.

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

Из донесения спецагента «Старый»:

«Садовской – писатель, живет с женой в подвале Красной церкви Новодевичьего монастыря, в комнате, перегороженной занавеской, за которой находится его библиотека. Садовской при советской власти не опубликовал ни одного своего произведения. Все их складывал за занавеску. Получал пенсию Союза писателей за прошлые заслуги в надежде, что он будет писать и при новой власти.

Садовской ранее получал обеды из столовой Союза писателей, которыми делился с приживалками – монашками из секты “федоровок”. Когда Садовской перестал получать обеды, монашки ушли. Садовской парализован, глубокий инвалид, передвигается на коляске».[125]125
  Агентурное донесение «Старого». http://ndar.rU/13.shtml#note_9#note_9


[Закрыть]

Нужно пояснить, что агент «Старый» – Алексей Алексеевич Сидоров. Бывший дворянин, сын помещика, расстрелянного в 1919 году Харьковским губчека, профессор, доктор искусствоведческих наук, беспартийный, с органами ОГПУ-НКВД сотрудничал с 1928 года, характеризовался положительно. Полностью же разработкой Садовского занималось особое подразделение, состоявшее из группы сотрудников НКВД во главе с П. Судоплатовым.

Предлагалось использовать имя Садовского и его ближайшие антисоветские связи в следующих целях:

1. Создание канала, по которому можно было бы забрасывать советскую специальную агентуру в Германию.

2. Дезинформирование гитлеровцев о положении в СССР.

3. Выяснение круга вопросов, интересующих немцев в Советском Союзе.

Сообщалось, что для решения этих задач будут использованы проверенные агенты, в том числе «Гейне» (Демьянов).[126]126
  Шарапов Э. Судоплатов против Канариса. М.: Яуза; Эксмо, 2004.


[Закрыть]

Поэтому генерал Судоплатов, его подчиненные Эйтингон и Маклярский в короткое время сумели «создать» в СССР некое подполье, якобы приветствующее победу немцев и желающее помочь им. Образцы для подражания были: блестящие операции «Синдикат-2» и «Трест», проведенные ВЧК-ОГПУ в 20-е годы. Наиболее яркой фигурой среди этих «монархистов», безусловно, был поэт Садовской. В СССР он как творческий человек не был широко известен, но в Германии издавались его поэмы, в том числе и та, в которой тот восхвалял немецкую армию. Из этих лиц с помощью агентуры и была в дальнейшем создана организация, получившее звучное имя – «Престол». Сама же операция контрразведчиков 4-го управления НКВД имела оперативное наименование «Монастырь», в основном из-за места жительства ее участников.

Борис Александрович Садовской родился в 1881 году в Нижнем Новгороде в семье инспектора Удельной конторы, смотрителя казенных лесов и угодий, принадлежавших Департаменту уделов. Выйдя в отставку, его отец занял пост председателя Нижегородской губернской архивной комиссии. Борис учился в Нижегородской гимназии, которую с трудом окончил – при всех его способностях систематические занятия ему не давались. С 1902 по 1911 год учился в Московском университете, где «…досуг для художественного труда и не дал стать ни вьючным животным, ни коптителем небес».[127]127
  Дневник Бориса Садовского. Публикация Андреевой Н. // Знамя. 1992. № 7. С. 178.


[Закрыть]

В 1909 году вышел первый стихотворный сборник Б. Садовского «Позднее утро». Именно тогда поэт взял себе литературное имя, изменив окончание фамилии на «-ой» (в сочетании с имиджем Садовского, «реакционера» и «монархиста», это придавало его священнической по происхождению фамилии дворянский колорит). Он входил в круг символистов, был дружен со многими из них: Блоком, Белым, Брюсовым, Соловьевым и др. Оказавшись в их кругу, Садовской, однако, с ними не смешивался, держался особняком. Эту его особенность видели и ценили. Блок после домашнего пятичасового общения с ним 13 ноября 1912 года записал в дневнике: «…Борис Александрович Садовской – значительный, четкий, странный и несчастный».[128]128
  Евтушенко Е. Антология «Десять веков русской поэзии». «Свободный новодевичий затворник Борис Садовской (Ардатов Нижегородской губернии, 1881; М.: 1952)» // Новые Известия. 2006. 29 сентября.


[Закрыть]

О себе же поэт-приживал из Новодевичьего монастыря писал с нескрываемым сарказмом, постоянно помня, как он в свое время сам в бесчисленных литературных кутежах «устроил» свою жизнь инвалида, заразившись сифилисом:

«Я пережиток прошлого, и такого прошлого, которое для нынешних людей неинтересно просто потому, что непонятно. Не нужен я. Что же мне делать?

1. Готовиться к вечной жизни, к загробному блаженству. Кое-что уже сделано. Расстался я, и думаю навеки, с Венерой и Вакхом. Исполняю все, что велит Православная церковь, – конечно, по мере времени и сил.

2. Читать днем книги из своей библиотеки, а вечером слушать по радио оперы и концерты.

3. Пить, печь и веселиться (Пить чай, печь хлеб, веселиться, созерцая прошлое).

Я – уволенный в отпуск труп. Мой гроб – моя комната». (См. Крапивин В. Борис Садовской. Уволенный в отпуск труп//Кентавр. 2004. № 6).

Однако в то время, когда люди бежали из голодающего Поволжья, он попал в Москву и по воле случая до конца своих дней поселился в Новодевичьем монастыре, отдав себя православию. Видимо, любая случайность – это знак свыше. У него не было особых иллюзий. Когда до него дошли вести о вскрытии большевиками гроба Гоголя, он записал в дневнике:

«Этот факт (разрушение могилы Гоголя) безвозвратно убедил меня, что все кончено. России больше нет и никогда не будет. Я решил смириться и готовиться к смерти». Примерно в те же годы, поставив себе в задачу «преодоление Пушкина» как способ ухода от мирских соблазнов, Борис Садовской подытожил свой выбор: «Я перехожу окончательно и бесповоротно на церковную почву и ухожу от жизни. Я монах… Православный монах эпохи перед антихристом».[129]129
  Крапивин В. Борис Садовской. Уволенный в отпуск труп // Кентавр. 2004. № 6.


[Закрыть]

Однако здесь же следует отметить, что Борис Садовской никак не мог бы активно помогать фашистам. Во-первых, по причине серьезной инвалидности. А во-вторых он был уже на прочной привязи у НКВД. Участвовать же в мистификации, обманывать гитлеровцев для него, как он сам о себе говорил, «трупа, находящегося в отпуске», как раз явилось делом увлекательным и полезным для существования. Возможно, что это было последним неординарным поступком в его жизни. И он без особых колебаний согласился с требованиями и указаниями советских контрразведчиков.