Текст книги "Сад камней"

Ничего этого не было, и, когда родился Мишка, Маша, вопреки его ожиданиям и опасениям, продолжала так же успешно справляться со всеми делами, укрепляя его презрение к вечно суетящимся, ничего не успевающим и вечно жалующимся женам друзей. Нет, он и сам помогал ей, чем мог, ездил по магазинам и рынкам, избавлял от каких-то сложных вопросов, вроде ремонта ее машины, но оставалось (он это знал, как никто!) множество требующих времени и внимания мелочей, которые на самом деле мелочами не были. Которые могли разрастись до огромных размеров, покрыться пылью и жирными пятнами, и в таком, разросшемся, виде нагонять тоску и обреченность, как заброшенное, заросшее сорняками поле: как к нему приступиться, с какого угла… ну его совсем к черту, ничего уже не поделаешь!

Мелочей, по твердому убеждению Николая, не существовало вообще. Если бы он хоть раз позволил себе посчитать мелочью, скажем, жалобу таджика-рабочего на прораба, или странные подтеки на уже покрашенной стене, или неуверенный ответ логистика о вроде бы доставленных стройматериалах, или ссору инженера-механика с электриками, которую от него почему-то пытались скрыть… где бы он был, если бы относился к этому как к мелочам?!

Давно бы прогорел, а то и похуже: вон сколько сейчас обрушившихся рынков, аквапарков, катков, а все почему? Торопятся, не учитывают мелочи, тяп-ляп и готово – лишь бы денег заработать, причем прямо сейчас и побольше. А в результате – кто больше зарабатывает? Правильно: тот, кто не торопится, не отдыхает, во все вникает, все помнит, вплоть до дня рождения очередного префекта и времени прибытия очередной тетки из санэпидемстанции.

Счастье, что Маша такая же! А то была бы как сестрица… слезы, стихи, обмороки… вот где шляется, спрашивается, а?!

И так Мишке изменяет, гадина, просто чудо, что он ничего не замечает: не привык вникать в мелочи, вот и важное проглядел, долго ли?

Он с удовольствием обнимал жену, испытывая новое для себя чувство сильного мужчины, утешающего слабую женщину: нет, ежедневно он бы этого не вынес, но при таком форс-мажоре вполне допустимо. В конце концов, женщинам иногда нужно и слабыми побыть… кстати, Машка опять же молодец, сильна, ничего не скажешь – еще неизвестно, как бы он сам-то отреагировал, если бы обнаружил труп!

Меч для харакири – ни фига себе!

– А что тут у вас японцы, что ли, есть? – задал он первый пришедший в голову, но показавшийся логичным вопрос.

– Да нет, какие японцы, откуда? Просто вот в том доме, – Маша опять показала куда-то, но Николай и головы не повернул: какая разница, что она все «тот дом», «этот дом»?! Все тут на пятачке – что тот дом, что этот… – Во-о-он в том, где колокольчики эти… нет, их вроде нет уже… хозяин Японией увлекается, сад камней даже устроил… и меч у него был, я же говорила. Слушай, подожди, я Ланке позвоню… черт, не слышит, что ли?

– А давно она ушла-то? – вот как могут родные сестры быть такими разными, а? Ни внешнего сходства, ничего… только что умные обе, это да, ничего не скажешь, Ланка не дура, разве что в таком… бытовом смысле. В бытовом – конечно, дура, несмотря на все свое образование, дура набитая! То со Стасом этим… вот где он, этот ее красавчик, спрашивается? Теперь англичанин какой-то…

– Да нет… и вообще, зря ты думаешь, – она, как всегда, легко улавливала ход его мыслей, – там ничего такого, просто бросила, небось, телефон внизу, а сама на третьем книжки свои собирает. Или комп включила – и нет ее! А ты тоже хорош, – Маша понизила голос до шепота, – мог бы предупредить, а то вдруг бы Стас этот явился? Она же все его ждала, названивала… он бы приехал – а ты Мишку привозишь?!

– Во-первых, никуда бы этот Стас не поехал… если бы мы с тобой ему билетик на блюдечке не поднесли и за ручку в аэропорт не привели! Знаю я таких, не волнуйся! А во-вторых, если бы вдруг… ну и лучше было бы! Мишка мой друг… твой, между прочим, тоже, сколько можно ее покрывать, а?

«Мишка… твой друг!» – она вдруг почувствовала в этом какой-то намек, хотя никто, кроме сестры, никогда не замечал ее неравнодушия к Мишке… и еще какое-то странное, новое ощущение… что бы это? Во-первых, она так рада мужу – как никогда, и потом… да вот именно… Мишке она тоже рада, но… или он действительно только друг? Да, сейчас, увидев Мишку неожиданно, не настраиваясь на его приезд, без всякого ожидания и подготовки – она испытала… да, только удивление и радость, но совершенно дружескую радость… и Мишка так бестолково извинялся – Ник вон всегда ведет себя уверенно, за него никогда не стыдно… и то, что Ник Мишку «привез», а не то чтобы он сам «приехал»… Ника вон никто никуда не «привозит»… а еще раньше она бы точно почувствовала тайное удовольствие от того, что отношения Мишки и сестры под угрозой, а сейчас… совершенно наоборот!

– То есть ты это нарочно устроил?! А как насчет «правда хорошо, а счастье лучше»? Сколько раз я тебе уже… пусть они сами разбираются… нельзя в это лезть, понимаешь?

– Во что это нельзя лезть? – Мишка – вернее, два Мишки, большой и повисший на нем маленький, – неслышно спустились сверху, видимо задумав их напугать.

– Ох, что вы подкрадываетесь?! Я и так после вчерашнего…

– А не надо было меня в бассейн выгонять! Тогда я бы труп нашел, а не ты! А то мне не показали даже!

– Миш, тебе только трупов не хватало! Миш, – это другому, большому Мишке, – Лана звонков не слышит, может, к морю пошла… она тут много гуляет… кошек кормит… сейчас я еще раз…

Она схватилась за телефон, пока Мишка не сообразил, что может позвонить ей сам. Ник бы сразу! Все-таки… нет, не женская солидарность, но что-то такое… вот она ждет своего Стаса, а тут ей раз – и Мишка звонит. И не из Москвы, а… я, мол, приехал! Картина Репина «Не ждали»! Нет, надо предупредить, обязательно! Черт, занято…

– Так, на террасе сейчас жарко уже, давайте-ка здесь садитесь, а вечером рыбу на мангале пожарим, а завтра, если хотите, можете сами шашлыки какие-нибудь сделать, – она подавала тарелки и говорила пустые слова, пытаясь вновь вернуться к только что осознанному ею чувству. Кажется, стихи есть у Ланки… я готовлю обед и ужин, ты уже мне совсем не нужен… как-то так? – Миш, ты тоже поешь, не обедал же еще… с папой и дядей Мишей за компанию… и на море потом. Мы, вообще-то, во второй половине дня никогда не ездим, там же солнце тогда прямо в лицо – помнишь?

– Не-а, – с удовольствием поедая грибной суп, мотнул головой Николай, – ничего я не помню, мне все равно, откуда солнце… лишь бы море было! А дом вот другой был прошлым летом, да?

– Другой. Вернее, такой же, только все наоборот… и соседей у нас нет, видел?

– Ага… и лобио давай… слушай, Машка, как же я соскучился!

– По еде? – усмехнулась она. – Что-то ты раньше не вспоминал!

– Скажешь тоже – по еде! Просто ты начала про свое убийство…

– Да что тут у вас происходит-то? Мишка про труп, ты про убийство! – Мишка старший доел суп и протянул ей тарелку. – Спасибо, Маш, очень вкусно… так кого убили-то?

– Соседку нашу, турчанку… а я прямо рядом была, представляешь? Вон в том доме!

Она быстрой скороговоркой изложила очередному слушателю свою страшную историю, которая, и правда, наконец-то начала восприниматься ею как история. Одновременно она убирала посуду в машину и еще раз нажала на кнопку телефона – черт, опять занято!

– Прям убили? – не поверил или недопонял Мишка. – Как?

– Вот так и убили! – почти раздраженно ответила она: что тут не понять-то? – Мечом для харакири, – с каким-то злобным удовольствием уточнила она.

– Откуда здесь меч-то взялся?! – удивился Мишка. В его голосе все еще звучало недоверие, как будто он подозревал, что его разыгрывают. – Слушай, а что же Лана одна ходит?!

– Мам, а этот меч – он какой? Ты вчера не сказала, что там меч! А меч для… мураками… он…

– Как ты сказал? – засмеялась Маша. – Ой, не могу, вы слышали? Меч для Мураками! Где ты это слово-то слышал?

– Я не слышал, а видел! У тебя же книга такая здоровущая, и на ней глаз такой… вырезанный! И это как раз написано… ну… «мураками» это! Я Лану спросил, она сказала: это японское слово… а глаз мечом, что ли, вырезали?

– Ой, Мишка, ну какой глаз?! Все, давайте собирайте все для пляжа и вперед! А то поздно будет. А Лану по дороге встретим… и я позвоню еще раз.

– Да вон она идет! И Крыс с ней! – закричал Мишка-младший, каким-то образом уже оказавшийся на террасе. – Ла-а-ан! Беги скорей! Дядя Миша приехал!

Николай бросил быстрый взгляд на жену: видишь, как оно вышло, не удалось тебе. Ну и ладно, тоже глазами, почти сразу скользнувшими мимо, ответила она, хоть так, и то хорошо: успеет подготовиться, пока дойдет.

– Мишка! – радостно, и как-то по-настоящему радостно, воскликнула Лана, поднимаясь на террасу и увидев выходящего ей навстречу мужа. – Ты откуда здесь?! А зверье с кем же?

– Оттуда! Из лесу, вестимо! А зверье с мамой! – глупо обрадовавшись ее радости, невразумительно ответил он. – А ты откуда?

Вопрос, подумала, Маша, не так глуп: у Ланы в руках была сумка, и еще одну тащил чуть отставший от нее долговязый Крис, и было видно, что это не возвращение с пляжа или с обычной прогулки.

– Да я за вещами ходила, – спокойно принялась объяснять Лана, – тут же у нас… тебе уже Машка про убийство рассказала?

– А то как же! И про убийство, и про меч для… мураками!

Маша с Николаем и Мишка засмеялись, и Лана с недоумением посмотрела на них: что это еще за веселье и при чем тут Мураками?

– А что вы надо мной смеетесь?! – возмутился Мишка-младший. – Лан, скажи им! Чего они! Ты же мне сама про… мураками это сказала, что оно японское!

– Кто – оно, господи?! Миш, Ник, это вот Крис… перестаньте ржать, познакомьтесь хоть, человек же не понимает! Крис, знакомьтесь, – она перешла на английский и повысила голос, чтобы заглушить хохот невменяемых родственников и вопли Мишки, – это муж моей сестры, Николай… мы его, кстати, зовем Ник, почти по-английски. Это мой муж… Майкл… извините, я сама не знаю, что это они, – но всеобщее веселье было так заразительно, что Лана тоже невольно начала хихикать. – Слушайте, вы можете объяснить?

– Ага, – сквозь смех и выступившие слезы кивнула Маша, – я сказала: меч для харакири, а Мишка…

Объяснять пришлось втроем. Николай и Михаил, смешивая английские и русские слова, отмахивались от Машиных всхлипов, и Лана с Крисом наконец смогли вникнуть в ситуацию. Крис старательно заулыбался: видно было, что имя Мураками, даже с комментариями Ланы, что это модный японский писатель, его не заинтересовало.

– Да он не знает, он весь в своей античности, – отсмеявшись, сказала по-русски Лана, – он, кстати, нас приглашает… – она снова заговорила по-английски, чтобы не озадачивать Криса и потом не переводить, – Крис археолог, он нас приглашает поехать в Иассос. Или можно в Дидим и Милет, просто я там уже была… на самом деле, можно и еще раз, я не против, там красота такая!

– Большое спасибо! – сказал Николай. Черт, куда еще ехать, на пляже бы поваляться, наплаваться – и больше ничего. Археолог, блин… Борис вон тоже историк… сегодня на Патриарших будет интересная история, так, кажется? Все там были, в университетах… плавали, знаем! Сидят со своим высшим и супервысшим образованием, по развалинам всяким ездят… а надо, господа, дело делать! Борис, однако, дошел-таки, сам дошел, своим умом – осталось, значит, что-то и после образования… или Татьяна его доконала? Вот это скорее… а мысль у него нормальная, даже, пожалуй, подходящая мысль. Только что он понимает в цементе да плитке? Ладно, образование пресловутое есть, захочет – все за месяц освоит. А не освоит – чао, бамбино, сорри тогда… да, про что они? – Я только приехал, Крис, мы подумаем, спасибо…

– Обязательно поедем! – Мишка, энтузиаст выискался! Тоже никак об образовании не забудет, сколько раз его звал, нормальную работу с нормальной зарплатой предлагал – нет, сидит в своей нотариальной конторе, пока жена стихи пишет! На билет и то денег давать пришлось, да еще врать, а то бы не поехал никуда, что за порода такая? – Спасибо, Крис, мы с удовольствием, да, Лана?

– Спасибо, – присоединилась к общему благодарственному хору Маша, – и за то, что нам помогли, тоже. Хорошо, что все хорошо кончилось, так что мы вас не будем стеснять…

– Нет, что вы, пожалуйста, места же в доме много. Если вдруг опять что-нибудь с вашими лэнд-лордами…

– Да нет, кажется, лэнд-лорды решили оставить нас в покое…

– Маш, глянь, это еще кто? К нам вроде идут! Черт, мы сегодня на море выберемся или как?!

К дому, не оставляя сомнения в своих намерениях зайти именно к ним и помешать Николаю, приближались двое мужчин и женщина.

– Это… я же тебе говорила, – ответила сразу напрягшаяся Маша, – это полицейский вчерашний. И Айше, она из того дома…

– Здравствуйте, Мария, – прямо от калитки начала женщина по-английски, – извините, но приехал мой муж… ваш, я вижу, тоже?

– Да, Айше, это Ник, это Майкл, муж Ланы, это Крис…

– Мы знакомы, – кивнула Айше Крису, – очень приятно… а это Кемаль, и он… он полицейский, убийствами занимается. В Измире, не здесь, но Нихат-бей… вы же знакомы, да?

– Да, – подтвердил Нихат, одновременно пожимая руки мужчинам и повторяя про себя их имена. Слава богу, нормальные имена, не то что у русских обычно! В фильмах и книгах такие имена – не выговоришь и не запомнишь! А демонстрировать свою, не такую уж блестящую память перед заезжим детективом Нихату не хотелось: во-первых, черт его знает, какие у него связи, своим прикидывается, а вдруг возьмет и начальству доложит, а во-вторых, сам он моментально во все въехал, всех запомнил, во все мелочи вник, стыдно даже, что столько всего наворотили. Хотя, с другой стороны, у них там, в Измире, небось каждый день убийства, а у нас тут ни опыта, ни практики… и слава богу! На такое, как вчера, посмотришь – никакой практики не захочешь! – Мы знакомы, Мария вчера нам очень помогла… я сказал Кемаль-бею, что таких свидетелей редко встретишь, и он…

– Мария, можно мы вас снова побеспокоим? Или вы куда-то собираетесь? – Кемаль посмотрел на всеми забытые сумки Ланы, так и стоявшие посреди террасы.

– Собираемся, – решительно пресек всеобщее сочувственное согласие и желание помочь следствию Николай, тоже мельком поглядев на сумки. Вот Мишка, святая простота! Машка ему говорит: Лана пошла гулять, она сама возвращается с сумками и каким-то типом и говорит, что ходила за вещами. И Мишке хоть бы что, а, между прочим, возникает по крайней мере один интересный вопросец: Машка, что, спрашивается, не знала, куда пошла ее сестрица? А чего ж тогда не удивилась при виде сумок? А если знала, то зачем врала про прогулку? Сразу могут мысли всякие возникнуть… только не у Мишки, это ясно. Ладно, черт с ними, пусть живут как хотят, главное – полицию отсюда отвадить, а то весь отдых испортят. – Мы сейчас на пляж собираемся. Мы только приехали… и моя жена, по-моему, уже рассказала все, что видела. А она к тому же ничего и не видела… так что извините!

– Понимаете, Ник, Мария видела Эмель последней, и именно она обнаружила тело, поэтому мы вынуждены…

– А что, у вас в Турции разве позволено допрашивать иностранцев без адвоката? И без переводчика?

– Ник, ну ты что? Неудобно же! – недовольно зашептала Маша. – Они же просто хотят…

– Пусть без нас управляются!

– Но Марии вовсе не нужен ни переводчик, ни тем более адвокат: мы же ее ни в чем не обвиняем. И, согласитесь, в общих интересах, чтобы убийца был задержан… в ваших тоже! Мария могла бы помочь… это ненадолго.

– Мы приехали сюда отдыхать, а не ловить убийц. У моей жены стресс…

– У нас у всех стресс! – негромко, но как-то так, что все замолчали и посмотрели на нее, заговорила пришедшая с полицейскими женщина. Николаю стало не по себе от злого, презрительного взгляда неожиданно для темноволосой турчанки голубых, светлых глаз. – Только у моей невестки, почти сестры, – она сверкнула глазами на оставшихся целыми и невредимыми сестер, как будто в чем-то их обвиняя… может быть, в услышанном ею издалека дружном смехе, – уже никогда не будет стрессов. И ничего не будет. И у ее сына не будет матери, а у моего брата жены. И ни отдыха, ни поездок на море! – она чуть повысила голос, и Николай испугался, что у нее, как у любой женщины в подобной ситуации, сейчас начнется истерика. Нет, вот Машка все-таки… он не успел додумать, потому что никакой истерики не последовало, а женщина просто и довольно спокойно продолжила: – Моего брата обвиняют в том, что он убил свою жену. А этого не может быть… поставьте себя на его место!

Николай ненавидел ставить себя на чье-то место.

И еще – как это говорится? – входить в положение.

Его постоянно умоляли, чтобы он на минутку поставил себя… он ставил – и тотчас же понимал, что на этом, чужом месте он ни за что бы не опоздал, или дозвонился бы заказчику, или вынул бы душу из поставщика, или проверил бы три раза качество цемента, или не забыл бы запереть склад… и уж совершенно точно, если бы он и учудил что-нибудь на этом чужом месте, то сейчас не стал бы оправдываться, а несся бы решать возникшую по его вине проблему.

Поэтому призыв злой голубоглазой дамы не вызвал у него ни малейшего сочувствия. Раз обвинили в убийстве, значит, так или иначе дал повод, разве нет? Кого попало не обвинят, а если и ошиблись, то сами разберутся и отпустят.

– А вы поставьте себя на наше! Мы в чужой стране, не знаем ни законов, ни языка, мы не имеем никакого отношения к этой истории…

– Извините, – решительно вклинилась Маша, выйдя вперед. По тому, как она развела руками и выпрямилась, было видно, что она приняла решение и приступает к его выполнению. – Мой муж устал с дороги и еще не понял… ему и Лане с мужем лучше поехать на море, они все равно ничего не знают. А я с вами поговорю, хорошо? Мне же лучше, – обернулась она к своим, перейдя на русский, – я тут к ужину все подготовлю, а на море и не хочется, я только из-за вас собиралась. Ник, ключ от машины я тебе сейчас дам, пляж… ну ты помнишь где!

– Маш, зачем ты им позволяешь?..

– Ник, так лучше будет. Я и сама бы… если бы ты это видел… если я могу помочь… и потом они все равно не отстанут… словом, давайте поезжайте уже! Миш, все папе и дяде Мише покажете, да?

Нихат с удовольствием наблюдал возникшую суету.

Да, если жениться, то только на такой вот – и хороша, сил нет, не то что сестра тощая, и умная, вон как все организовала, лучше не придумаешь! Всех лишних выставила, сама помочь согласилась… муж у нее, конечно, типичный русский: думает, за его деньги ему тут все позволено… жаль, по закону никак его прижать нельзя!

Наконец все, кроме Маши и ушедшего Криса, погрузились в машину, и на террасе, в долгожданной тишине, возникло что-то вроде взаимопонимания: конечно, им не понять, а у нас общее дело.

– Давайте в дом пройдем, здесь жарко, – предложила Маша, – и, если хотите, чай…

Они отказались.

Впрочем, ей тоже было не до чая, так не хотелось опять вспоминать вчерашний кошмар, но она понимала, что это необходимо. Маша могла себе представить, как трудно обнаружить хоть какие-то зацепки в рассказах таких свидетелей, как она и Айше: потрясенных, путающихся во времени и собственных поступках, ничего толком не помнящих, не слишком наблюдательных. Поэтому она, в отличие от многочисленных книжных и киношных персонажей, не собиралась возмущаться, что ее спрашивают одно и то же, что она уже все рассказала, что она ничего не видела и не слышала… надо так надо!

– Мария, нам очень важно еще раз уточнить время. Насколько это возможно. Пожалуйста, давайте попробуем снова все-все вспомнить: как вы ходили, сколько раз… сможете?

Вчера эксперимент не удался. Любопытствующие обитатели поселка, вопящий Мишка, постоянно отвлекающийся на бесконечные вопросы своих коллег Нихат не дали ей возможности показать, что и как она делала, потом приехали Лана и Крис, и муж убитой Эмель, и полиция занялась им, оставив Машу в покое.

Она понимала, что покой этот временный, что ей непременно придется еще что-то вспоминать и показывать… что ж, почему бы не сейчас?

– Наверно, смогу… вернее, я постараюсь…

– Спасибо… и еще одно, Мария, – извиняющимся тоном остановил ее муж Айше. – Вчера полиции было не до того… но поскольку вы были совсем рядом с телом, нам придется взять у вас что-нибудь для анализа ДНК… волос, например.

– А отпечатки пальцев? – когда-то читанные английские детективы, оказывается, были не так глубоко в недрах памяти и легко подсказывали нужные слова: спасибо, спецшкола, иняз и леди Агата, что бы я без вас делала?

– Нет, отпечатки не нужно: вы же ничего не трогали наверху, меч, например?

– Да я его даже не видела! Или видела, но… как-то мельком, когда падала.

Муж Айше извлек откуда-то маленький пакетик.

– Вот сюда положите волос, если не возражаете.

– Как же я могу возражать, если убийство? – удивилась Маша, запустив пальцы в волосы и привычно подумав, что волосы на здешнем солнцепеке выгорели до полной блондинистости и истончились. Вот, так и есть: только тронь – не один, а пять штук! Ничего осенью и зимой придут в норму, если за ними поухаживать.

– Видите ли, – прямо и спокойно глядя ей в глаза, сказал Кемаль, – вы можете отказаться. На самом деле ваш муж абсолютно прав, и по закону мы не имеем права требовать от вас…

– Перестаньте, – отмахнулась она. – Я ни в чем не виновата и хочу вам помочь. Насколько я понимаю, мне это ничем не грозит, и я не собираюсь… скандалить. И мой муж тоже… он совершенно нормальный, просто только приехал, устал, к жаре нашей еще не привык… вот волосы, пожалуйста.

– Спасибо вам, – попыталась улыбнуться Айше. Видно было, что такое простое, привычное дело, как улыбка, давалось ей с огромным трудом. – Его обязательно надо найти, обязательно! Вы понимаете…

– Конечно, понимаю! – успокоила ее Маша. – Я помогу… если смогу все вспомнить. Вот вы сами помните, когда мы с Татьяной к вам пришли?

– По-моему, около двух или пораньше, – сразу включилась в работу Айше, – и вы сказали, что через полчаса начнете носить вещи, и пришли потом где-то в половине третьего. Правильно?

– Кажется, да, – она была не совсем уверена и боялась сказать неправду. В таком деле каждая минута на счету… ах, знать бы раньше, что все это придется вспоминать! – Наверно, точнее не вспомнить, но дальше… если я начну ходить, как тогда…

Ходить они начали вместе. Нихат с блокнотом и Кемаль с часами ходили за ней, она старательно воспроизводила какие-то свои действия: делала вид, что моет и убирает кастрюли, что-то складывала, переставляла, снова, взяв воображаемые вещи, шла до того дома и возвращалась, не заходя внутрь. Дверь была затянута все той же вчерашней лентой, и мужчины, когда она первый раз дошла да нее и вопросительно посмотрела на них, о чем-то быстро и громко заспорили по-турецки.

– Туда нельзя, – пояснил Кемаль, – здесь еще криминалистам работать… из Измира приедут.

По тому, как более знакомый и более приятный ей Нихат покраснел и снова принялся что-то говорить, Маша поняла, что он оправдывается за какие-то свои, по-видимому, неправильные действия, и она внутренне приняла его сторону: конечно, сейчас легко раздавать указания, а попробовал бы сам тут вчера! Когда рядом такое… у них тут ведь это не часто случается, мы здесь уже третье лето, и ни о чем подобном никогда не слышали. Ну, предупреждала Татьяна, чтобы на пляже да в кафе кошельки и сумочки с телефонами на виду не оставляли, но это и так понятно, и в Москве не больно-то оставишь, а в остальном… никто дома никогда не запирает даже!

Теперь-то будут, понятное дело.

Они ходили туда и обратно, пока Кемаль, при их третьем походе, не показал на часы.

– Вот! – торжествующе произнес он. – Двадцать пять минут. Если вы начали в половине третьего, то значит, у Мустафы алиби! Он в четырнадцать сорок семь был в супермаркете, потом в сторону Иассоса поехал, его там видели, подтвердили, а Эмель в это время еще была жива!

– Да, я еще раз ходила… с фруктами. Тогда она точно была жива, потому что… – тут Маша решила, что самой умничать незачем, лучше Нихату помочь: приехал тут… ревизор столичный… строит из себя! – Нихат заметил, что пылесос выключали… значит, она…

Тут Маша вспомнила собственные умозаключения, что пылесос мог выключить и убийца, или это могло произойти во время убийства, и совсем запуталась.

Айше, Кемаль и Нихат, позабыв про нее, заспорили по-турецки, и Маша воспользовалась паузой, чтобы войти в дом и хоть подготовить овощи для салата. А то неизвестно, сколько ей еще тут ходить, а все приедут с пляжа, есть захотят… фрукты тоже надо помыть… она открыла холодильник и с удивлением поняла, что в нем что-то не так.

Через секунду она поняла, что именно не так, а еще через секунду поняла, что все их умозаключения, основанные на выключенном пылесосе, ничего не стоят.

– Слушайте! – она выскочила на террасу, и спорившие разом умолкли и посмотрели на нее. – Когда пылесос выключился, я как раз открывала холодильник… так вот: в нем света не было! Понимаете? – ей показалось, что никто не понял ее английского, и она повторила: – Света не было, электричество отключалось. Сейчас тоже нет, и я вспомнила!

То есть получается… что именно получается, никто из них еще не понял, но все четверо переглянулись с абсолютно одинаковыми выражениями лиц.

– Вот, слышите? – раздался негромкий щелчок, и сразу же тихо и мерно загудел холодильник. – Включилось! Здесь у нас это иногда бывает… то есть ее могли убить и раньше, да?

– Убить, и оставить пылесос включенным, чтобы все думали, что она там работает, – продолжила Айше.

– Значит, убийце надо было, чтобы все думали, что она убита позже, чем на самом деле? – поторопился показать себя Нихат.

– Но ведь врач все равно определит время смерти, разве нет? – спросила Маша.

– Но не с точностью до минуты. На такой жаре… да и специалисты здесь! Определили с точностью до получаса, но это и так понятно: вы же ее видели, когда пришли первый раз, а нашли минут сорок спустя, правильно?

– Да, причем я могла бы и не пойти наверх… ну да, если бы не белье, которое я хотела на балконе повесить, я бы туда могла еще долго не пойти! Сначала все бы на кухне закончила, все вещи бы сложила, и потом уж…

– Тогда ее я бы нашла. Или Мустафа.

– Или опять же я, но с Борисом: он должен был помочь мне принести сумки.

Очень смелый убийца, подумал Кемаль. Смелый и быстрый: вокруг кто-то постоянно ходит, все на виду… посторонних, кстати, не замечено. Ну не может такого быть, чтобы на пустых в жару, прямых и насквозь просматривающихся улицах поселка никто не заметил постороннего, после убийства все наверняка только об этом и говорят, если бы было что-то подозрительное… да иногда придумывать даже начинают всяких странных незнакомцев, а тут никто ничего! Значит, скорее всего, никакого постороннего, во всяком случае заметного, привлекающего внимание постороннего поблизости не было. Конечно, если надеть шляпу, взять полотенце и идти себе, как будто ты с пляжа или из бассейна… но около дома Маша, Айше, в соседнем саду Шейда – как же он мог так рисковать? Не мог же он подгадать время, когда Айше у себя наверху, Шейда не в саду, а в доме, Мустафа только что уехал, адвокат на пляже… кстати, мужчины – оба – были как будто специально выведены из игры!

Причем выведены самой Эмель.

Эрман уверяет, что ждал Эмель, которая назначила ему встречу; Мустафа должен был сделать покупки по ее поручению… другое дело, что он сделал их не так, как просила жена, но ведь убийца не мог этого предположить, да и в любом случае Мустафа не вернулся домой, а поехал совсем в другую сторону.

Чистая случайность.

«Какого черта ты туда поехал?! Дай бог, чтобы они тебя вспомнили, потому что если нет…» – почти кричал Кемаль, когда его допустили-таки к задержанному. Да, конечно, не полагается, но здесь у нас пока не Европа, и хорошее отношение часто важнее если не законов, то разных незначительных инструкций и правил.

«Только недолго и при мне! – предупредил Нихат, старающийся как-то свести воедино должностные инструкции и желание подружиться с Кемалем. – И если он скажет что-нибудь…»

«Разумеется, – отмахивался Кемаль. – Да вам же легче будет, если он все скажет! Ничего против себя он сказать не может, я уверен, а вы с ним сейчас общего языка не найдете».

Ночь, проведенная в участке, ночь тяжелых размышлений и подозрений, эта первая после убийства ночь оказывает, как знал Кемаль, самое различное действие на разных людей. Кто-то впадает в депрессию и замыкается в молчании, кто-то с раннего утра принимается кричать и скандалить, кого-то обуревает жажда деятельности и он требует адвоката, следователя, судью, президента… только что не господа бога. Мустафа странным образом взял себя в руки и твердо решил всячески способствовать следствию – чтобы оказаться на свободе и тогда… он не мог пока спокойно думать о том, что тогда, но он знал, что так или иначе, с полицией или без, он найдет этого недочеловека, у которого поднялась рука на его Эмель.

«Какого черта ты не поехал за рыбой?!»

«Какого черта я вообще куда-то поехал?! Если бы я остался дома…»

«Это бы ничего не изменило. Если кто-то хотел… и все спланировал, то выбрал бы другой день, вот и все. Ты не знал и не мог знать, что ей что-то угрожает».

«А если это просто случайный псих? И будь я дома…»

«Хватит! У меня мало времени, я должен все проверить, давай-ка про рыбу!»

«Ненавижу я к рыбакам этим ездить, вот и не поехал! Они там эту рыбу вылавливают, она при тебе умирает, потом ее потрошат… один запах этот! – Мустафа с отвращением поморщился. – Решил, что в магазине куплю, какая разница? Тоже свежая рыба… а потом я решил поехать в Иассос».

«Зачем?» – не удержался сидевший до этого тихо Нихат. Просто ни о каком Иассосе вчера не было речи, и он почувствовал себя не то что обманутым, но плохо выполнившим свой служебный долг.

«Я слышал, что там есть один ресторанчик, маленький, но очень неплохой. А у нас скоро годовщина свадьбы… я хотел сначала его найти, проверить, чтобы потом там отметить… вот и поехал. Заблудился там еще».

«Поэтому вы так долго не возвращались?» – это меняло дело, обеспечивая главного подозреваемого вполне надежным алиби – если оно, конечно, подтвердится.

И оно подтвердилось. Мустафу заметили, когда он спрашивал дорогу в небольшой деревеньке, его прекрасно вспомнил и описал хозяин того самого ресторана, его машину с поразительной точностью описали завсегдатаи чайханы – часами, неделями, годами сидящим без дела перед своими пепельницами и стаканчиками с чаем старикам нечем занять свой ум: лучшие свидетели в мире!

Если убийца что-то рассчитывал, то это явно не входило в его расчеты. Мустафа, отправленный женой по во всеуслышание объявленному маршруту, никак не мог так рано оказаться в супермаркете и так долго не возвращаться. Он должен был поехать к рыбакам, которые, как и все здесь, не смотрят на часы, предпочитая закаты и восходы, и поэтому никаким алиби обеспечить его не могли. Продавец рыбного отдела в супермаркете сообщил, что чистил рыбу минут десять-пятнадцать, даже вспомнил покупателя, сказавшего, что ему не хочется ехать на залив, что в сочетании с оплаченным в четырнадцать сорок семь чеком и дальнейшей поездкой в Иассос подтверждало то, что Кемалю и Айше было понятно без всяких подтверждений.