Текст книги "В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы"

Проснувшись, мы увидели, что погода испортилась: дул сильный ветер и шел дождь. Заплатка из полиэтиленовой пленки, которую установил Джордж, справлялась со своей задачей прекрасно: сегодня я проснулся в сухом спальнике. В условленное время, в 9:30 утра, мы поговорили с «Иваном Киреевым». И они снова не смогли сказать нам ничего определенного: они сделают всё от них зависящее, чтобы забрать нас. Они по-прежнему стоят на якоре рядом с мысом Желания. Переговоры велись на русском, а к тому же Виталий и Николай сидели рядом с рацией, поэтому я мало что разобрал. Виталий сообщил им, что у нас кончился хлеб. А в ответ: «Вас не слышно. Повторите еще раз». Почти 10 минут мы все сидели вокруг рации, слушая треск электричества и неразборчивое бормотание. После подобных сеансов связи нам с Джорджем бывает очень трудно добиться, чтобы кто-нибудь перевел нам содержание разговора в деталях. Виталий понимает только по-русски, а Николай вообще молчит, если мы его не спрашиваем. В такой ситуации невозможно быть в курсе событий. После настойчивых расспросов я выяснил, что сегодня корабль точно не придет.

«В прошлый раз нам говорили, что капитан спит, или что Боярский спит, или что он только что отправился на полярную станцию, – раздраженно заметил Джордж. – При таком волнении, как сейчас, вполне возможно добраться до берега на надувном «Зодиаке». Когда нас забирали с Зеландского Дозора, условия были гораздо хуже».

Огорченные, мы сели завтракать вчерашним гороховым супом. Чтобы добавить остроты, мы сдобрили его порцией пасты из красного перца. Запас этой пасты мы захватили с собой из Нидерландов – с ее помощью можно спасти почти любое пресное или неудавшееся блюдо. Русские от нее без ума. Они кладут ложку с горкой на миску супа, а потом, не моргнув глазом, едят. Мы просидели в хижине весь день. Снаружи непрерывно шел дождь: более мерзкой погоды трудно себе представить. Все вещи пропитались влагой и совсем не сохнут. Хижина сейчас скорее напоминает овчарню. Она насыщена острым запахом людей, долгое время проведших взаперти в сыром и тесном помещении. Наверное, такой же крепкий дух стоял 400 лет назад и в Благохранимом доме… И снова приходится ждать. Когда нам надо поговорить с Николаем или Виталием, мы просим Евгения быть нашим переводчиком. Константин бойко говорит по-немецки. Он очень душевный человек, без всякого фанфаронства или высокомерия. Вместе с Евгением он уже много лет участвует в раскопках и полевых исследованиях в Российской Арктике. Он рассказал, что в прошлом году они раскапывали поселения эскимосов на Чукотке, рядом с Беринговым проливом. В подземных хранилищах, устроенных в вечной мерзлоте, они обнаружили прекрасно сохранившуюся замороженную кровь и тюленье мясо, которые пролежали там несколько сотен лет. Казалось, он специально рассказывал мне об этом, чтобы привлечь на нашу сторону фортуну; как если бы у нас еще оставались шансы найти могилу Баренца. Хотя наши наставники по части археологии всегда учили нас, что отрицательный результат – это тоже научный результат, на меня нахлынуло чувство разочарования. Возможно, причиной тому – при всей моей наивности – мое открытие, сделанного в первый день, которое вселило в меня уверенность, что могила где-то рядом с хижиной. Джордж смотрел на это по-другому: «Послушай, – сказал он. – Поскольку мы тщательно прочесали берег между мысом Варнека и мысом Марии, искать здесь не имеет смысла. Никто не станет этого делать, ты согласен?» Мы еще раз взяли карту и убедились, что тщательно обследовали всё побережье. Единственное, что вызывало у нас сомнения, – это столб с надписью BAR, который, если верить Кравченко, должен быть где-то на берегу к западу от нас. Но надежды на то, что мы еще успеем туда попасть, очень мало.

Ержи Гавронский проверяет металлоискателем поросший мхом участок берега в заливе Иностранцева. Август 1995 года. Фото автора

Во второй половине дня Евгений подобрал на берегу деревянную чурку и занялся резьбой. Через несколько часов работа была закончена. У него вышло нечто вроде кельтского креста, который, на мой взгляд, напоминал скорее немецкую медаль. В полном соответствии со своим увлечением эзотерикой, он объяснил, что это древний универсальный символ жизни и гармонии. Услышав это, Джордж только пожал плечами. Мне было приятно, когда Евгений подарил его мне на память. Вечером мы доели то, что осталось со вчерашнего дня. Это наша последняя еда на сегодня. В ящике с провизией показалось дно. Придется нормировать порции.

Джордж решил привести в порядок оружие. Он уже раз чистил и смазывал ружья в начале недели, но все обращаются с ними так небрежно, что они уже снова успели заржаветь. Вот опись нашего арсенала:

• Два охотничьих ружья «Байкал» 12-го калибра

• Винтовка «Ремингтон» калибра 5,6 миллиметра

• Два металлических пистолета-ракетницы с щедрым запасом патронов

• Десять ручных сигнальных ракет (30-сантиметровый картонный цилиндр с двумя металлическими колпачками; русские зовут их «Катюши»)

• Два пластмассовых контейнера с сигнальными дымовыми шашками западного производства

После двух часов усердной работы Джордж объявил со своим лейденским акцентом: «Ну, вот теперь порядок. Пусть только эти лохматые полярные негодяи попробуют сюда сунуться». Весь арсенал был начищен до блеска. Но через полчаса два ружья снова валялись в грязи.

В 6 вечера мы связались по радио с нашим судном. Сообщение нас изрядно озадачило. Виталий сказал, что партия Ледяной Гавани покинула Благохранимый дом и вернулась на борт. Я переспросил Евгения, правильно ли я понял, и, когда он нам это подтвердил, мы с Джорджем повалились на свои спальники, лишившись дара речи. Неужели они пробыли в Ледяной Гавани всего три или четыре дня? Выходит, что мы вернемся домой без всякого результата. Я попробовал себе представить, как тяжело сейчас у них на душе. В это невозможно было поверить. Тем временем Виталий вырезал на внутренней поверхности двери название и дату нашей экспедиции: МАКЭ 1995, 25/VIII – ¥. А ниже – все наши имена. Если бы он прожил здесь всю зиму, думаю, он превратил бы Благохранимый дом № 2 в православный собор.

К вечеру погода нас утешила: дождь прекратился, и снова можно было собраться у костра. Ночь была ясной, но заметно похолодало. Холмы, окружавшие залив, были покрыты инеем. Очень скоро всё вокруг нашей хижины тоже станет белым. Ужин никто не готовит. Еда закончилась. Мы просто пойдем и ляжем спать.

4 сентября 1995 года, понедельник

В час ночи меня разбудил Евгений: было видно, что море ему уже по колено. Когда я выбрался наружу и, присев у огня, попытался продрать глаза, он поинтересовался, не хочу ли я еще поспать. Они с Константином сидели на бревне у костра и широко, по-заговорщицки улыбались, всем своим видом показывая, что веселье только начинается. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы они шли спать: мы и так целыми днями вместе, поэтому в свою вахту мне хочется посидеть в тишине. Они разлили по новой и протянули мне полную кружку. В последние несколько дней, за неимением ничего лучшего, они пили только медицинский спирт, разводя его всё меньшим и меньшим количеством воды. Вчера я попробовал глоток, но пить это было невозможно. Горло обожгло, как расплавленным свинцом. Постепенно мое раздражение прошло, и у меня комок подступил к горлу, когда они сказали, что здесь они чувствовали себя в своей стихии. Завтра всё закончится, и они вернутся в Москву, в свою повседневную тоскливую суету. Окутанные дымом ностальгии, мы нарезали последние куски сыра и испанской колбасы, показавшиеся нам божественно вкусными. Эхом разнеслись над замерзшей равниной русские песни.

Наша вахта закончилась в 4 утра. Я подумал, что до прихода «Ивана Киреева» стоит устроить напоследок еще один поход к мысу Петровского. Возможно, поглощенные мыслями о медведе, мы пропустили то место, где стоит столб с надписью BAR. Согласно отчету Кравченко, столб находится в полукилометре на юго-восток от мыса. В этом направлении мы и решили отправиться. Пока мы проверяли оружие, я заметил белого медведя, неторопливо обнюхивающего наш флаг. В лагере сразу же началась паника. Виталий, мирно дремавший у огня, подпрыгнул чуть ли не на метр. Я помчался в хижину, чтобы взять фотоаппарат и ракетницу. Медведь, напуганный внезапной суетой, быстро развернулся и резво потрусил прочь. Это был хороший знак: полярный хищник, досаждавший нам всё это время, очевидно, еще меньше желал оказаться в компании с нами, чем мы – в компании с ним. Тут мы с Джорджем набрались храбрости и пустились за ним, время от времени стреляя из ракетниц. Наше героическое преследование продолжалось около 10 минут, пока медведь не исчез где-то в глубине острова. Русские, испуганные чудовищем до полусмерти, остались позади, и мы оставили их в тревоге и волнении.

Часа через полтора мы шли в сторону точки, указанной Кравченко в его экспедиционном отчете. Вот уже показался бывший лагерь геодезистов. Я огляделся вокруг и – провалиться мне на этом самом месте! – заметил метрах в сорока пяти от лагеря крепко вкопанный в землю деревянный столб. Имея в диаметре около 25 сантиметров, он располагался приблизительно в 100 метрах от берега. Вершина столба была стесана под конус, и в нее вбит толстый штампованный гвоздь с рифленой шляпкой. Северо-западная сторона была стесана вертикально, и на плоской поверхности было вырезано несколько букв: вверху В, затем то ли А, то ли Р и на конце, как мне поначалу показалось, R. Ниже были цифры 55, а за ними – полустертая, но всё же узнаваемая кириллическая буква г, что значило «год». Я внимательнее присмотрелся к R. Верхняя часть буквы была отколота. То, что когда-то было К, теперь выглядело как R. Вся надпись была сделана кириллицей. С противоположной стороны столба было грубо вырезана рожица. Геодезисты использовали этот столб для своих измерений.

Ни захоронений, ни вообще чего-либо особенного поблизости не было. Неужели Кравченко не заметил, что рядом – горы мусора и остатки палаточной стоянки? Я поставил Джорджа рядом со столбом и сделал несколько снимков, чтобы получить документальное свидетельство ошибки Кравченко. Было без четверти восемь утра, когда, немного разочарованные, мы вернулись в хижину.[63]63
  Замечание П. Флоре о том, что Дмитрий Кравченко допустил ошибку, приняв столб за могильный знак, основывается на любопытном заблуждении. В оригинальном тексте отчета (см. дополнение к этой главе) столб с надписью BAR никак не связывается с местом возможного захоронения, а описан среди прочих артефактов. Более того, отчет Кравченко содержит совершенно ясное утверждение: «Определить назначение и датировать столб не представилось возможным». Как с очевидностью следует из приведенных в дополнении материалов, отождествление столба с могильным знаком принадлежит не Кравченко, а нидерландским газетчикам, поспешившим выдать желаемое за действительное! Кроме того, несовпадение диаметров может указывать на то, что героями книги и Дмитрием Кравченко описаны два различных столба. При этом и тот и другой, вероятнее всего, служили временными реперами, установленными геологами в середине прошлого века.


[Закрыть]

Наши товарищи напряженно ожидали радиосвязи с «Иваном Киреевым». В 8:30 утра нам сообщили, что корабль уже движется к нам и войдет в залив через 15 минут. Мы должны немедленно приготовиться к отъезду. Мы вытащили все упакованные вещи к линии прибоя. Вдали показался корабль. Плашкот был уже спущен на воду и приближался к берегу. Что ж, времени они зря не теряли! Но, едва они приблизились, стало ясно, что через буруны им не перебраться. Боцман растерянно маневрировал взад и вперед между волн, но высадиться на берег не решался. Судно было так близко, что видны были капли пота у боцмана над бровью. Он раз за разом пытался оседлать волну, но, когда он видел, как буруны разбиваются о нос, то спешно давал задний ход. С каждым разом его действия выглядели всё менее уверенно. Оба матроса торопливо перемещались с носа на корму и обратно. Было заметно, что они охвачены волнением. В последней отчаянной попытке одного из матросов посадили на маленькую надувную лодку, которую плашкот буксировал за собой. Бедняга едва успел усесться и приготовился грести через буруны, когда его лодку захлестнуло волной. Второй матрос держал буксирный конец и беспомощно смотрел, как его товарищ, похожий на мокрого кота, пытается грести. С каждой новой волной его положение становилось всё безнадежнее и вместе с тем комичнее. В своих болотных сапогах мы зашли подальше в воду, пытаясь вытащить его на берег как можно скорее. Чтобы перевезти людей и снаряжение, предполагалось сделать несколько ходок к плашкоту. Русские решили держаться этого плана. Быстро вычерпав воду из лодки, мы покидали в нее матрасы и спальники. Однако в прибое лодку, конечно же, снова залило водой, и наши спальники отправились в плавание по Северному Ледовитому океану. В конце концов экипаж плашкота принял решение подтянуть лодку и прекратить эвакуацию. Удрученные неудачей, мы остались на берегу вместе с промокшим до костей матросом и такими же промокшими спальниками. В довершение ко всему кто-то положил мокрый спальный мешок на мой фотоаппарат. Когда я взял его в руки, из него полилась вода. Это был тот самый фотоаппарат, которым я снимал столб с надписью BAR 55. Значит – всё впустую…

Мы вернулись в хижину совершенно раздавленные. Половина команды промокла. Костер еще не потух, и мы смогли высушить одежду. Константин помог Стасу, матросу с плашкота, раздеться и посадил его у огня. От его тела шел пар. Какое-то время я тешил себя надеждой, что во второй половине дня они предпримут еще одну попытку снять нас с острова. Но этот сценарий оказался слишком оптимистичным. Нам придется провести еще одну ночь в Благохранимом доме № 2. Виталий снова развернул радиоантенну и попытался установить связь с «Иваном Киреевым». Ответа не было. На наши красные ракеты тоже не последовало никакой реакции. Весь экипаж должен быть на борту. Наверняка нас кто-то заметил. В бинокль я не видел на палубе ни одной живой души. Что там происходит?

Только в установленное время, в 6 вечера, мы связались по радио с кораблем. Тогда-то выяснилось, что они не видят никакой возможности забрать нас. Ища выход из безвыходной ситуации, Боярский предложил, чтобы мы сами дошли пешком до мыса Желания. У Виталия и Николая это не вызвало никаких возражений; даже не взглянув на карту, чтобы узнать, как далеко придется идти, они принялись упаковывать в рюкзаки самые необходимые вещи: Николай – образцы растений, а Виталий – радиопередатчик.

«Марш смерти, – сказал Евгений. – Но, думаю, мы справимся». Я еще раз взглянул на карту. Идти предстояло больше 40 километров через горы, курумы, реки и расщелины, заполненные рыхлым снегом. Совершенно незнакомая местность! Константин в своих резиновых сапогах сел рядом со мной. Он, безусловно, пошел бы с Евгением, но было видно, что его терзают сомнения. Он посмотрел на нас. Мы с Джорджем категорически отказались. После долгого обсуждения все согласились, что этот план бредовый. Русские сказали, что, если мы не пойдем, они тоже не пойдут. Мы были готовы их обнять – после совместного пребывания на острове мы стали сплоченнее. У Стаса, матроса с «Ивана Киреева», не было подходящей обуви, некоторые из нас получили травмы: короче, добром это не кончилось бы. Теперь возникла новая ситуация. Поскольку надежды на судно очень мало, мы с Джорджем обсудили возможность использования резервного фонда, чтобы вызвать вертолет из Диксона. В конце концов мы решили подождать очередного сеанса связи с «Иваном Киреевым» в 11 часов вечера. Добившись разрешения воспользоваться радио, Джордж дал понять, что мы будем следить за погодой и, если погода окажется благоприятной, надеемся на еще одну попытку выслать за нами плашкот. По счастью, на том конце связи тоже так думали. Я спросил, могу ли я поговорить с Гавронским, так как нам было сказано, что партия Ледяной Гавани находится на борту. Когда после всех перебоев в связи Евгений, тщательно подбирая слова, перевел нам содержание разговора, я понял наконец, что те всё еще остаются в лагере на берегу. Эта новость подняла нам настроение и отогнала чувство тоскливой безнадежности, овладевшее обитателями хижины. Мы могли спокойно лечь спать. Русские залезли в свои мокрые ватные спальники, а Стас, щеголявший в собранной с миру по нитке одежде, решил провести у костра всю ночь. Зайти внутрь он отказался. Еле живой от усталости, я лег спать в начале двенадцатого и сразу уснул.

5 сентября 1995 года, вторник

Вчера все легли спать рано. Никто не стоял на вахте, но Стас Богушевич всю ночь провел снаружи рядом с хижиной. Он валился с ног от усталости. В 8 часов утра Евгению наконец удалось уговорить его лечь во всё еще мокрый спальный мешок, и он сразу же уснул. Ночью шел снег. Весь залив и прилегающие горы покрыты инеем, и над землей нависают странные линзовидные облака. Евгений говорит, что в 1993 году в это время всё северное побережье уже лежало под толстым слоем снега.

Во время следующего сеанса радиосвязи, в 9:30 утра, мы получили указания разделиться на две группы и отправиться вдоль побережья на поиски подходящего места для высадки. Евгений и Константин пошли в сторону мыса Петровского, а Николай и Виталий исчезли в направлении реки Снежной. Я остался в хижине, чтобы упаковать оставшиеся вещи и вытащить наружу коробки и мешки. После вчерашнего фиаско я упаковал все ценные вещи в водонепроницаемые пластиковые пакеты. Через час Николай и Виталий вернулись. Рядом с рекой, в полукилометре на северо-запад, они нашли подходящее место. Теперь нужно было перенести туда весь багаж. Джордж отправился на поиски длинного шеста, чтобы можно было повесить на него наши сумки и ящики и нести вдвоем на плечах. Наши русские коллеги взяли только личные вещи и оставили спальные мешки, инструменты и кухонную утварь, чтобы можно было сразу подняться на борт.

С острова нас забрали так же быстро, как высадили 11 дней тому назад. На борту «Ивана Киреева» мы в своей провонявшей одежде попали в удушливую жару. Наспех поев, поскольку было как раз время обеда, я удалился в сауну, чтобы пропотеть и помыться. После этого я заперся в своей каюте еще на час, чтобы восстановить душевное равновесие. Только после этого я смог расспросить тех, кто оставался на борту, о том, что сейчас происходит в Ледяной Гавани. Предполагалось, что раскопки в Ледяной Гавани будут продолжаться до сегодняшнего дня, но ничего определенного никто сказать не мог, поскольку связи с ними не было уже пять суток. У «Ивана Киреева» ушла почти неделя, чтобы пройти расстояние, которое он в обычных условиях преодолевает за 12 часов. Из-за шторма кораблю пришлось четыре дня простоять у мыса Желания. А когда погода наконец наладилась, одному из членов команды потребовалась экстренная медицинская помощь. По счастливому стечению обстоятельств, рядом проходил российский патрульный сторожевой корабль «Иртыш». Пациента перевезли к военным, где судовой врач благополучно удалил ему аппендикс.

В сумерках, когда в каюте Боярского произносились тосты в честь нашего благополучного возвращения, мы миновали мыс Вилькицкого. Было совершенно очевидно, что мы не будем сходить здесь на берег. А что если Кравченко был прав? И тот холм на мысе Вилькицкого, на котором лежал череп белого медведя, это и есть могила Виллема Баренца? Представится ли нам когда-нибудь возможность это выяснить? Завтра, если всё пойдет по плану, мы вернемся в Ледяную Гавань. Мне не терпится узнать, как там идут дела.

ДОПОЛНЕНИЕ

ОТКРЫТИЯ ДМИТРИЯ КРАВЧЕНКО

Толчком для новоземельских экспедиций 1990-х годов послужили открытия, сделанные в конце 1970-х годов Дмитрием Кравченко. В 1979 году экспедиции под его началом удалось обнаружить обломки корабля, обследовать значительную часть остатков зимовья и установить место предполагаемого захоронения Виллема Баренца и Класа Андриса.

В экспедиционном отчете Кравченко так описывал найденное им место погребения на мысе Вилькицкого, расположенном приблизительно в 5 километрах к западу от мыса Карлсена, самой северной точки Новой Земли:[64]64
  Здесь процитирован оригинальный русский текст отчета, любезно предоставленный координатором проекта «Каравелла Баренца» Марией Смольяниновой. В оригинале книги текст отчета приводится по-английски, по нидерландскому переводу, опубликованному в 1983 году Институтом преисторической и протоисторической археологии Амстердамского университета [Kravchenko 1983].


[Закрыть]

«Мыс Вилькицкого отстоит к западу от мыса Карлсена и отделен от него заливом Медвежат. На юго-западной стороне мыса был обнаружен гурий, расположенный в 15 метрах от берегового обрыва, отделен от него складкой рельефа, поэтому со стороны моря не просматривается. Гурий сложен из дикого камня без раствора и имеет форму усеченного конуса: высота – 1,2 метра, диаметр основания около 2 метров. Камни крупные, длиной 50–60 сантиметров, на близлежащей местности камней таких размеров не встречается. Они принесены к месту кладки с расстояния 250–300 метров. Поверхность камней покрыта лишайником, особенно заметно на южной и западной сторонах. У основания гурия с восточной его стороны находился череп белого медведя с отверстием от пули в лобной кости, диаметр входного отверстия 18 миллиметров, края ровные. Состояние костных останков черепа медведя и размеры отверстия говорят о том, что медведь был убит выстрелом из ружья крупного калибра в упор, вероятнее всего, из мушкета, так как диаметр отверстия совпадает с диаметром мушкетной пули. На поверхности заметна просадка грунта по П-образному контуру, продольная ось которого ориентирована на запад – восток. Длина контура – 2 метра, ширина – 1,8 метра, углы прямые. Отбор проб грунта внутри и снаружи периметра показал, что просадка, очевидно, связана с нарушением вечной мерзлоты. Таким образом, гурий установлен над ямой, вырытой в вечной мерзлоте. Размеры ямы дают основание предполагать, что это захоронение, возможно двойное. Если предположить, что череп был уложен у основания гурия в момент его возведения, то можно условно датировать погребение XVI – началом XVIII века» [Кравченко 1979, 107–109].

Анализируя обнаруженную могилу, Дмитрий Кравченко отмечал:

«Захоронения в грунт (в районах вечной мерзлоты) для поморов нетипичны: они хоронили на поверхности, обкладывая труп камнями. По нашим предположениям, экспедиция В. Баренца 16 июня 1597 года, обогнув мыс Карлсена (на карте Баренца 1598 года этот мыс носит название Ледяной мыс), вынуждена была вытащить шлюпки на береговой припай в районе между мысом Вилькицкого и мысом Петровского. Здесь 20 июня умер В. Баренц и через несколько часов – К. Андрисон. Скорее всего, они были вместе захоронены на побережье. Существует вероятность, что захоронение на мысе Вилькицкого и есть их могила» [Кравченко 1979, 116].

В бюллетене, выпущенном советским посольством в 1981 году, приводится еще одна цитата Дмитрия Кравченко:

«Подробный анализ дневников Геррита де Вейра позволяет сделать вывод, что в июне 1597 года, когда Баренц умер, они подходили к мысу Карлсена – северной оконечности Новой Земли, где нет снега и льда. Во время нашей первой экспедиции в 1977 году мы исследовали область длиной 15 километров. [Баренц и Андрис] были похоронены на берегу. Вероятнее всего, в могиле на мысе Вилькицкого покоятся именно они. Почему мы считаем, что это иностранная, а не русская могила? В первую очередь потому, что поморы никогда не хоронили своих покойников в вечной мерзлоте, поскольку на это потребовалось бы слишком много усилий. Они клали тела на землю и заваливали их камнями» [Kravchenko, 1981].

Экспедиция 1979 года обнаружила на северной оконечности Новой Земли еще несколько артефактов, датировать которые исследователи затруднились:

«На западном участке залива, на побережье, в 480 метрах от оконечности мыса Петровского по направлению юго-юго-восток обнаружен вкопанный в грунт столб. Он находится в 56 метрах от уреза воды, на второй террасе галечного пляжа. Диаметр столба 20 сантиметров, верхний его конец обтесан топором под конус, высота которого 15 сантиметров. Возвышение столба над поверхностью грунта 1,1 метра. У основания прослеживается холмик насыпной гальки с размытым контуром. Его длина 1,5 метра, ширина 0,9 метра, высота 0,3 метра… С восточной стороны в верхней части столба имеется вертикальный скол (затес) глубиной 5 сантиметров, шириной 17 сантиметров и высотой 20 сантиметров. Основание образовано косым запилом. Из-за деградации древесины в прослойках годовых колец поверхность скола неровная. На поверхности довольно четко прослеживается выжженная надпись латинскими буквами BAR, ниже – плохо читаемые символы (буквы SS или цифры 55). Расчистка гальки у основания столба показала, что он вкопан в вечную мерзлоту, которая начинается здесь с глубины 35 сантиметров. Определить назначение и датировать столб не представилось возможным» [Кравченко 1979, 109–110].

Официальный экспедиционный отчет был опубликован на нидерландском языке только в 1983 году, однако задолго до того – уже через несколько недель по возвращении экспедиции – молва об открытиях, сделанных Кравченко, достигла Нидерландов. 10 сентября 1979 года газета «NRC Хандельсблад» писала: «Обнаружив на побережье Новой Земли могилу Виллема Баренца, русская экспедиция определила местонахождение одного из самых важных свидетельств путешествия ван Хеймскерка и Баренца, о котором известно каждому школьнику. Русские нашли на этом совершенно безлюдном и бесплодном берегу могильный курган с шестом, на котором до сих пор можно разглядеть инициалы BAR».