Текст книги "В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы"

Глава 9
Terra firma: в заливе Иностранцева

25 августа 1995 года, пятница

«Боцмана на бак!» Раздавшийся из интеркома голос капитана пробудил меня от глубокого сна. Хенри, спрыгнув с койки, помчался снимать происходящее на палубе. Вскоре по судну прокатился приглушенный скрежет якорной цепи – мы встали на якорь. Я медленно поднялся. На меня накатил мимолетный, буквально секундный, приступ отвращения, и я постарался не думать о том, что ждет меня снаружи: окутанное туманом ледяное море и необъятный пустынный остров. Я взглянул на часы. Было 7:15 утра. Через иллюминатор я мог видеть гладкую водную поверхность – голубую под низким серым небом. Если это залив Иванова, то партия, которой предстоит поиск могилы, должна сойти здесь на берег. А если нет, то одному лишь капитану известно, где мы находимся. Я оделся и поспешно вышел на палубу. Там, в капельках вязкого тумана, висящего над кораблем, Ержи и Бас с помощью резинового шланга переливали бензин из большой ржавой бочки в бутылки из-под лимонада. Стол к завтраку был уже накрыт, но есть было некогда. Надо срочно готовиться к высадке, пока снова не поднялось волнение. И один только Джордж, с аристократической невозмутимостью, сидел, прихлебывая чай, в пустой столовой. Люди носились по коридорам взад и вперед. Стальной корпус вибрировал от шума электродвигателей, когда палубный кран переносил внушительную связку досок и брусьев из трюма на плашкот. Чтобы обезопасить себя от медведей, партия залива Иванова построит на берегу хижину. На палубе чувствовалось напряжение: слова прощания мешались с шумом погрузки. Освободившись от тросов, наша 5-метровая красная самоходная баржа весело плясала на волнах. Когда вся группа спустилась вниз по веревочной лестнице, она затарахтела мотором и скрылась в туманной дымке. В полном снаряжении я стоял на палубе и следил в бинокль за высадкой. Три длинных, ржаво-коричневого цвета моржа проплыли мимо красного судна по голубой воде. Когда животные выныривали на поверхность, были отчетливо видны их щетинистые морды, от которых валил пар и разлетались брызги. Температура воздуха +4 °C. Новая Земля казалась просто темной полоской, а всё, что возвышалось больше чем на 100 метров над уровнем моря, исчезало в низких облаках. Снега почти не было.

Карта северной оконечности Северного острова Новой Земли – места, связанные с объектами экспедиции Баренца. Предложена П.В.Боярским (МАКЭ) для организации «Парка Виллема Баренца»

К 11:15 утра партия залива Иванова высадилась на берег. Сделав второй рейс, плашкот вернулся, и его подняли на борт. «Иван Киреев» снялся с якоря, но не направился сразу в Ледяную Гавань. Решено укрыться от очередного шторма в заливе Иностранцева, на западном побережье острова. Всех, кто был на судне, охватило возбуждение, когда в полдень мы увидели первый айсберг, буднично проплывающий мимо нас. За всё путешествие нам еще ни разу не довелось видеть что-либо подобное. Безмолвная флотилия голубых скульптур росла с каждым часом, предупреждая о близости ледника. В залив Иностранцева мы должны прийти к 3 часам дня. Там планируется высадить две разведочные группы, отправив их вдоль берега в поисках гуриев – сложенных из камней пирамид. Боярский напоминает нам об особом внимании к памятникам поморов или к следам присутствия нацистов, которые использовали эти берега для своих секретных операций во время арктических кампаний. Предстоящая высадка возвращает нас к состоянию тревожного ожидания…

Бас раздал патроны для охотничьих карабинов и напомнил нам о дисциплине при обращении с оружием: «Если белый медведь пойдет за нами и мы решим стрелять в него, – внушал он нам, – мы будем действовать по правилам, которым нас учили в тире. Стрелок становится на одно колено, а кто-то другой отсчитывает расстояние до приближающегося медведя: 50 метров… 40 метров… 30 метров… Не надо смотреть медведю в глаза, лучше сосредоточиться на его груди или плече. В магазине будет три патрона. Из соображений безопасности не стоит держать патрон в патроннике. Помните, у вашего спутника наготове дополнительные боеприпасы».

Человек, отправляющийся в Арктику, должен полагаться только на себя, и пришло время привести в порядок свое снаряжение. Что мне потребуется? Всё! Легкая одежда для передвижения и теплые вещи, если придется стоять или сидеть. Погода в этих местах непредсказуема: тихая ясная погода может в полчаса обернуться штормом, а укрыться будет негде. Земля тут пустынна. Я взял с собой тонкий чехол из гортекса для флотского спальника, большого размера пуховик, который я специально одолжил перед поездкой, небольшую бензиновую плитку Whisperlite с литровой канистрой бензина и несколько упаковок супа быстрого приготовления. На острове всегда можно набрать талой воды, но на всякий случай я наполнил фляжку корабельной водой, очищенной хлором. Потом я проверил свой ремень с прикрепленной к нему поясной сумкой. Там лежали черный нож, чехол с ракетницей, GPS-приемник, комплект батареек в водонепроницаемой упаковке. В сумку поменьше был упрятан непромокаемый блокнот с карандашом. Я также решил прихватить несколько дополнительных кассет с пленкой и задумался, куда разложить всё это добро.

Море было спокойное – ровное, как стекло. Плашкот покрыл расстояние до берега за 15 минут и в 4 часа дня подошел к уходящему круто вверх галечному берегу. Матросы не стали глушить мотор, чтобы удерживать мотобот на месте, пока мы выгружались. В клубах дыма и пара мы взобрались на крутой гребень из осыпающегося под ногами гравия. Плашкот дал задний ход, развернулся и быстро исчез в тумане.

Я огляделся. Перед нами возвышался крутой обрыв, высокий и темный. По обе стороны он тянулся до самого горизонта и уходил в туман: здесь был край земли. Черный холмистый берег был усыпан гигантскими позвонками китов. На волнах качались огромные глыбы прозрачного льда. Не теряя времени, мы разделились на две группы и отправились в противоположные стороны: наша пятерка двинулась на юго-восток. Мы собрали спасательные жилеты в кучу и привалили их тяжелыми валунами и плавником. Ержи, Юрий, Дирк, Херре и я растянулись на 200 метров вдоль берега. Высокий обрыв закрывал от нас внутреннюю часть острова, и я быстро прикинул, сколько потребуется времени, чтобы преодолеть это препятствие. Я подошел к склону, шагая по плоской гальке и выветренным камням на берегу, и убедился, что он не больше 50 метров в высоту. С каждым шагом расстояние до вершины уменьшалось, казалось, земля валилась вниз у меня под ногами. Поднявшись на высоту около 15 метров над уровнем моря, я достиг края обрыва и смог разглядеть внутреннюю часть острова. Теперь мне открылись размеры этого мира. Представшая моему взору земля была плоской и пустынной, где-то вдали, на горизонте, темные горные хребты растворялись в низких облаках. Медведей было не видно. Большинство людей посчитали бы такую панораму угнетающей, но я испытывал лишь чувство свободы. Однако внизу, на берегу, Ержи уже что-то кричал и размахивал руками, и я бегом помчался назад. «Немедленно прекрати эти глупые выходки!» – сердито сказал он, когда я, тяжело дыша, вернулся на свое место. Этот пейзаж надо прочувствовать. Вся равнина завалена мелкими обломками слоистых песчаников – тонкими гладкими пластинами, распадающимися на мелкие песчинки. Круги и геометрические фигуры, отчетливо заметные на земле, свидетельствовали о присутствии вечной мерзлоты: на глубине около полуметра под землей лежит слой льда, который не тает круглый год. Летом верхний слой грунта оттаивает, и каменные пластины погружаются в него, а потом встают под разными углами, как надгробные камни на кладбище. Мхи нуждаются в фосфатах, и поэтому пятна мхов часто нарастают на разлагающихся костях китов и тушах крупных птиц. Одно из таких пятен было прямоугольной формы и имело приблизительные размеры захоронения. Ержи собрал металлоискатель и обследовал мох. Никакого сигнала. Он пожал плечами, и мы пошли дальше. Ручей мы перешли по очереди, перебрасывая друг другу безразмерные резиновые штаны с бахилами.

Геодезическая съемка возможного захоронения (участок № 3) на гребне над береговой полосой в заливе Иванова. На заднем плане ближе к кромке воды – жилище, построенное участниками экспедиции 1995 года. Фото Питера Флоре

Питер Флоре у сложенного из камней гурия на восточной стороне залива Иванова. Август 1995 года. Фото Джорджа Маата

Вдоль Гагарьих озер. У горизонта справа виднеется ледник Петерсена. Август 1995 года. Фото автора

После двух часов ходьбы мы дошли до мыса и с благоговейным трепетом наблюдали, как сквозь туман смутно вырисовывается голубой язык ледника. Фронт ледника, похожий на гору ярко-голубого мрамора, возвышается над морем на добрые 50 метров. Время от времени от него с грохотом откалываются ледяные глыбы, обрушиваются в воду, поднимая крупную рябь, которая расходится по всему заливу. В отсутствие ветра множество крупных и мелких айсбергов беспорядочно плавает неподалеку от берега. Ержи спросил меня: «Если бы ты, плывя вдоль берега, оказался здесь и захотел бы кого-то похоронить… Где бы ты пристал?» Мы осмотрелись по сторонам и заметили неподалеку от нас полуразвалившийся гурий около 1,5 метров в поперечнике. Этого вполне достаточно, чтобы покрыть могилу. К нашему удивлению, металлоискатель выдал громкий и ясный сигнал. Под камнями явно находился какой-то металлический предмет, который, вполне вероятно, оставили норвежские или русские охотники. Это может быть пуговица или пуля. Часто те, кто сооружал гурий, помещали под ним послание в жестяной банке или запечатанной бутылке.

Увы, но времени у нас почти не осталось: через полчаса нам надо было отправляться в обратный путь к месту высадки, где нас подберет плашкот. GPS-приемник выдал координаты, и я прочел их вслух Дирку. Пока остальные делали быстрый набросок гурия, у меня было полчаса на исследования, и я присоединился к догнавшим нас двум русским геологам. Они установили границы выхода горной породы, обозначенной на геологической карте. Мы пошли дальше в сторону ледника. Тут и там на берегу виднелись скелетные останки. Мне попались три огромных медвежьих черепа, на одном из которых выделялось пулевое отверстие. Стоя по щиколотку в воде, я сфотографировал тяжелую деревянную конструкцию, которую, должно быть, выбросило на берег во время шторма. Морена с крутыми склонами, возможно, указывающая на границы ледника во времена Баренца, уходила вглубь острова. Вдоль линии прилива лежало невообразимое количество выброшенных на берег алюминиевых и пластиковых поплавков, бутылок из-под шампуня, хозяйственных щеток, коробок от моющих средств, полиэтиленовых веревок, сетей, ящиков и других рыболовных материалов – весь мусор, который несет с собой к полюсу течение Гольфстрим. Надеюсь, в Ледяной Гавани будет чище. Повсюду грязь и лужи: черная масса камней, обломков и глины, составлявшая стену морены, была насыщена водой; которая просачивалась сквозь нее, превращая окружающую местность в зыбучие пески. Пока я раздумывал, как мне взобраться на морену и ступить на ледник, чтобы достичь этой далекой цели, товарищи позвали меня, напомнив, что пора возвращаться. Мы двинулись обратно через небольшой ручей и снова перебрасывали друг другу необъятные резиновые штаны. Внизу эти штаны настолько широки, что их можно натягивать поверх обуви.

«Ну что, пошли? – сказал Ержи, когда я вернулся к гурию и увидел, что они застегивают молнии на куртках, собираясь отправиться в обратный путь. – Мы еще сюда вернемся». Сгустились тучи, и пошел мелкий дождь. В промозглых сумерках мы пошли назад.

Когда мы вернулись к месту высадки, я успел промокнуть до нитки. Группа, отправившаяся на север, вернулась раньше нас. Гвалт от них стоял невообразимый! Мне хотелось сохранить только что обретенный мир и тишину, и я очень неохотно двинулся вперед, оглядывая всю компанию. Судовой врач стрелял по доскам и ящикам, расставленным его помощником, разнося их в щепки. Самодельный порох при каждом выстреле производил устрашающие клубы дыма. Один седовласый здоровяк пускал в облака зеленые ракеты, чтобы привлечь внимание «Ивана Киреева», но я не думаю, что на судне, стоящем на якоре в километре от берега, могли заметить этот фейерверк. Потом он взял широкоствольную ракетницу, направил ее вверх, и с громким хлопком ослепительный желтый шар взметнулся в небо, осветил облака пугающим сиянием, а затем, слабо мерцая, по дуге упал в море. Русские очень дружелюбны, и водка вокруг костра лилась рекой. Алкоголь ударил в голову. Усталый и замерзший, я чувствовал, как мокрая рубашка липнет к спине. Снежинки мешались с дождем. И ради этой бездумной вакханалии на берегу мы были вынуждены отказаться от обследования пирамиды из камней, на поиски которой было затрачено так много средств и усилий! Я был в шаге от ледяной шапки Новой Земли. Мы последовали правилам и возвратились в оговоренное время – это простая порядочность, но мы же от этого и страдаем. Доктор наконец разнес ящик в щепки – никакой дисциплины при обращении с оружием. Очкастые братья Бадюковы, Дмитрий и Данила, спросили меня, знаю ли я анекдот про нидерландца, француза и русского на необитаемом острове, и я решил махнуть на все рукой. Приходится подстраиваться под тот уклад жизни, который складывался тут веками.

«Русский, француз и нидерландец оказались вместе на необитаемом острове», – начинался анекдот. Водка обжигала нам рты. «У них не было еды, и вот они пошли на берег, чтобы отыскать что-нибудь полезное. Француз нашел бутылку вина, нидерландец – бутылку виски, а русский нашел старинный сосуд. Они решили сначала открыть сосуд. Как только русский вытащил пробку, появился джинн и сказал: «Каждый из вас может загадать по одному желанию, и оно будет исполнено». Француз посмотрел на часы и сказал: «Уже шесть часов. Я бы хотел сейчас быть с моей женой». И растаял в воздухе. Нидерландец немного подумал и затем попросил джинна переместить его в роскошный отель. И тоже испарился. Настала очередь русского. Он печально вздохнул и сказал джинну: «У меня было двое приятелей и две бутылки. У нас намечалась пьянка». – Данила, который рассказывал анекдот, сделал паузу и, задумчиво посмотрев на языки пламени, продолжил: – «А теперь у меня остался только пустой сосуд. Я хочу, чтобы ты вернул этих двоих назад». И братья громко расхохотались. «Так что – сам понимаешь, – сказал Дима. – Сколько ни мечтай оказаться в другом месте – это не поможет».

Пока разливали водку, фейерверк ненадолго прервался, но довольно скоро седой мужчина с ракетницей возобновил попытки привлечь внимание корабля. Ракеты взлетали одна за другой и с невероятным треском взрывались высоко в небе. Это начинало действовать на нервы. Очевидно, он хотел, чтобы его забрали с острова, и я был с ним в этом солидарен. Тут наконец Ержи бросил окурок на землю, достал из кармана рацию и связался с «Иваном Киреевым». Через полчаса, в 10:15 вечера, наши спасители появились из тумана.

Возвращение на корабль запомнилось жутким холодом и невероятной красотой. Люди сидели молча: все устали и напились, сил уже ни у кого не осталось. Костер на берегу быстро превратился в маленькую оранжевую точку, а затем исчез в тумане. Море было голубым, и по всему заливу были разбросаны молчаливые неподвижные айсберги. В ярко-голубых кристально чистых формах льда мерещились фигуры рыцарей на конях, уродливые головы с застывшими на лицах беззвучными криками, гротескные чудовища, гаргульи и драконы. Кусочки прозрачного подтаявшего льда проплывали по бокам плашкота, потрескивая при столкновении друг с другом, как кубики льда в стакане лимонада. Нам приходилось маневрировать мимо айсбергов, и свесившийся с носа матрос давал команды рулевому – право или лево руля. «Ивана Киреева» по-прежнему не было видно. Четыреста лет назад у этого самого берега зимовщики, возвращавшиеся на двух шлюпках, стреляли из мушкетов в воздух, чтобы найти друг друга в густом тумане (26 июня 1597 года). Наш рулевой несколько раз связывался с судном по радио и получал от них указания. Поскольку на «Иване Кирееве» не могли нас видеть, я думаю, они воспользовались корабельным радаром. Так или иначе, вскоре в тумане показалось слабое свечение.

На «Иване Кирееве» включили все огни – представление вышло грандиозным. Мы молчали. Глядя со стороны, я изумился размерам корабля. Наше безопасное и теплое пристанище выглядело совсем крошечным, но вместе с тем являло собой искусно построенный и надежный стальной дом, который уверенно чувствовал себя перед лицом бескрайнего моря, под этим огромным, непроницаемым небом. Добрых 15 минут спустя, которые показались нам целой вечностью, мы пришвартовались рядом с судном и взобрались на борт по веревочной лестнице. В плохую погоду, как мы однажды заметили, экипаж сбрасывает большую сетку, которую надо схватить на гребне волны. Чтобы противостоять волнам, корабль поворачивается против ветра, как стальная птица, прикрывающая птенцов. Команда работает ловко и слаженно, и, как только вы протянете им руку, они поднимут вас на борт одним быстрым движением. Когда все загрузились, палубный кран поднял на борт плашкот и груз. Как оказалось, в столовой нас ждал ужин. Антон сел напротив меня.

«Ну-ка… – Он пододвинул стул к столу. – Вкусный супчик!» Он потер руки, взял ложку и осторожно отхлебнул желтоватую соленую водичку. Персонал уже подавал следующее блюдо: картошку с жареной печенкой. Суп забрали. Антон посмотрел на меня: «Потрясающе смотрятся все эти растресканные морозом камни, правда?» Он говорил, а у меня из головы не шли Питер Флоре и доктор Маат. Как они там? Сейчас небось сидят, как короли, с Евгением, Константином, Виталием и Николаем в своей маленькой хижине, окруженные тишиной. А между тем время, которое отведено мне на исследования, потихоньку отщипывается с двух сторон. Каждый день, когда мы простояли на якоре, может оказаться решающим. Теперь еще выяснилось, что Старков должен вернуться в Москву 14 сентября, чтобы успеть на ежемесячный рейс Москва – Шпицберген. Он рассчитывает, что мы заблаговременно высадим его в Амдерме – небольшом поселке на побережье Карского моря. Это ставит под угрозу весь наш график. Старков с каждым днем становится всё мрачнее, и, чтобы проделать всю намеченную работу, мы не должны терять даром время, отведенное на пребывание в Ледяной Гавани. На моём походе вглубь острова можно ставить крест. Это досадное разочарование, но нытье и жалобы лучше пока оставить, поскольку для выполнения всех задач потребуется еще много усилий.

26 августа 1995 года, суббота

Проспав около пяти часов, я встал в 7 утра и оделся для похода, надеясь на повторение вчерашней высадки. Однако вскоре выяснилось, что вместо этого нам придется пожертвовать еще одним днем. Боярский не хочет рисковать тем, что мы застрянем на берегу, если погода неожиданно испортится, и поэтому высадка отменена. Логика этого решения мне кажется сомнительной. Они что-то от нас скрывают? У них запланированы какие-то свои дела? Паранойей в этих краях никого не удивишь, и тому есть множество причин. Даже отплытие в Ледяную Гавань отложено, и мы просто стоим и ждем, когда в заливе начнется шторм. «Лучше пойди отдохни, – постарался успокоить меня Ержи. – Когда дойдет до дела, шевелиться придется быстро». Я поставил свои болотные сапоги сушиться, а потом отряхнул с них блестящий черный песок Новой Земли в одном из коридоров судна. Как только тяжелая стальная дверь герметически закрылась за моей спиной, я, насвистывая, двинулся в столовую. Капитан, который как раз спускался по лестнице, приложил палец к губам. Смущенный, я прикрыл рот рукой. Свистеть на корабле – дурная примета, можно накликать беду. В столовой я заметил доктора Лабутина: увидев меня, он вскочил и замахал мне рукой, чтобы я подошел. Он очень интересный персонаж. Джордж сказал мне, что ему почти 50 лет, но внешне он похож на карикатуру на русского студента-медика: взъерошенные волосы, очки в роговой оправе, поношенная одежда, клетчатая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и коричневый вязаный пуловер. Я последовал за ним по узким коридорам. Вчера вечером от скуки я наклеил себе на грудь одну из детских переводных татуировок, которые «Филипс Электроникс» вкладывает в упаковки батареек. Обычно доктор Лабутин даже не смотрит своим подопечным в глаза. Он вытаскивает вашу футболку из штанов, и дальше его интересуют только показания приборов. Но в этот раз, закрепляя на моей груди электрод, он заметил надпись Kiss me и ухмыльнулся. Вес: 71 килограмм. Кровяное давление: 160 /75 («Выше может быть, только если вы видите перед собой на улице симпатичную девушку», – говорит в таких случаях доктор Маат). Пульс: 60 ударов в минуту. Затем он сделал мне знак снова сесть на велотренажер. Иллюминатор был открыт, и в него были видны айсберги. Большие синие ледяные горы лениво проплывали мимо, едва не задевая борт нашего корабля. Я вспомнил Амстердам: этот город не победил меня. Я провел там не так уж много времени, живя на заброшенном складе на набережной реки Эй. Ночами, когда мне не спалось, я шел гулять по городу. Проходя вдоль темного здания, я видел в ярком свете автомобильных фар силуэты девушек на высоких каблуках с сумочками на плече. Иногда их там «работало» не меньше сотни, и, когда я возвращался домой, они стреляли у меня сигареты. Впрочем, когда они с тобой заговаривают, понимаешь, что там не только девушки. Два месяца назад, когда я впервые вошел в подвал, в котором располагался офис Гавронского, я не был в такой прекрасной форме, поскольку много курил и пил в одиночестве. Но благодаря моей молодости силы вернулись ко мне довольно быстро. Когда Лабутин решил, что я уже достаточно кручу педали, он жестом показал мне остановиться. Я выпрямился и посмотрел на циферблат, показывающий частоту пульса. Доктор был мной доволен. Наконец мне можно было идти.

Ветер сменился на северо-западный, так что Ледяная Гавань теперь находилась с подветренной стороны острова. Но долго ли продлится такое положение дел? Вечерние прогнозы из Диксона, Мурманска и от немецкой метеостанции по-прежнему противоречат друг другу. Облака постепенно рассеивались, приоткрывая нашему взору залив Иностранцева. Я разглядывал в бинокль пройденный нами вчера прибрежный ландшафт. Плоскогорье отлого поднимается к темным горам высотой около 300 метров, за которыми лежит ледяная шапка, по-прежнему скрытая за облаками. На юго-востоке из воды залива поднимается фронт ледника. На темном горизонте Баренцева моря можно разглядеть несколько небольших каменистых островов. Я убеждал Ержи, что нам нужно во что бы то ни стало высадиться в Ледяной Гавани. Теперь, когда мы зашли так далеко, мы не можем остановиться в нескольких шагах от цели. Экипаж горит энтузиазмом и жалуется на бездействие.

Участники партии залива Иванова на фоне построенной ими хижины. Фото Джорджа Маата

Исследователю, работающему в Арктике, приходится мириться с тем, что отдача от затраченных усилий до обидного низка и большую часть времени ты сидишь и ждешь у моря погоды. Этому мы посвятили годы жизни. Я проштудировал кипы научных статей, взятых нами с собой, знаю методы и инструменты, имеющиеся в нашем распоряжении. На Эвересте побывало больше людей, чем на мысе Спорый Наволок. Мы готовы, но мы продолжаем ждать. Ержи собрал всю научную команду, чтобы обсудить полностью потерянный день. Это безумие, что мы убиваем время, стоя на якоре при спокойном море и тихой погоде, всего в двух шагах от вожделенной цели. Почему нас не пустили на берег?

«Мы все немного разочарованы сегодняшними событиями, – начал Ержи. – Простоять весь день на якоре – это было решение капитана. Здесь удобная стоянка. Из Ледяной Гавани «Ивану Кирееву» придется идти в сложных погодных условиях. На это потребуется много топлива, а топливо нам нужно, чтобы дойти до Архангельска. Мы отменили высадку на сегодня, потому что не можем себе позволить, чтобы пять человек находились на берегу в течение пяти или шести дней. Имейте в виду: при сильной качке плашкот теряет устойчивость. Да, сегодня утром мы все были готовы сойти на берег, но я дал команду не выходить на палубу со всем снаряжением, потому что пустые сборы деморализуют еще больше, особенно когда они повторяются несколько раз. Если ситуация не изменится, то по возвращении домой в Амстердам мы, по крайней мере, сможем сказать, что были готовы, но были вынуждены уступить перед обстоятельствами. Сейчас мы обеспечиваем поддержку Ивановской партии. Они будут работать за нас всех. Если взглянуть с этой стороны, за 10 дней экспедиции мы достигли немалых успехов: поиск могилы Баренца идет полным ходом, и нам удалось обследовать западное побережье. При этом мы по-прежнему укладываемся в сроки, а к середине следующей недели всё может измениться».

«Полагаю, что к середине следующей недели от сроков останутся одни воспоминания», – ухмыльнулся Бас.

«Есть вопросы?» Вопросов не было. Мы обсудили, имеет ли смысл высадить завтра небольшую команду: Ержи, двоих русских, Херре Винью и меня. По крайней мере, мы сможем выяснить, на что реагировал металлодетектор. Даже сейчас, когда мы стояли на якоре рядом с Новой Землей, наша цель была далека как никогда. Хотя вслух никто сейчас этого не скажет, но, вполне возможно, мы так и не попадем к Благохранимому дому.

«Иван Киреев» стоял на якоре с остановленными двигателями. Выйдя на верхнюю палубу, я был не в состоянии отвести взгляд от ледяных стен, черных скал и неповоротливых синих айсбергов. На фоне оловянно-серых облаков голубой цвет выделялся особенно ярко. Нигде не было никаких признаков жизни: казалось, весь залив застыл во времени. Неприветливый залив Иностранцева… А что, если всё случилось здесь? Ширина залива – 14 километров, и, вероятно, его изрезанные берега давали приют многим кораблям. Я видел два величественных ледника, спускающихся с ледяного купола высотой около 500 или 600 метров.

Неудачная попытка эвакуации партии залива Иванова. 4 сентября 1995 года. Фото Питера Флоре

Потом на жилой палубе я столкнулся с Виктором Державиным, который поделился со мной, Херре и Вадимом Старковым каким-то странным зельем из своих запасов. Стену каюты Херре и Виктора украшает подлинный плакат с Че Геварой. Резкий запах пота, чеснока и алкоголя сможет вынести не каждый, но Херре снабжает нас непрерывным потоком самокруток, и это спасает. Ержи спустился и сказал, что приближается мощный циклон, и нам придется ждать, пока он пройдет. Возможно, на это уйдет три дня. Мы никак не отреагировали на это сообщение. Позднее, когда, усталый и измученный, я в полузабытьи лежал на своей койке, я услышал, как по всему судну разносится грохот выбираемой якорной цепи.

«Подняли якорь, – подумал я, садясь на койке. – Интересно, к чему бы это?» Я заглянул в каюту напротив. Старков покачал головой и сказал на своем спотыкающемся немецком, что это никак не может быть якорь. Однако через короткое время корабль наполнился гулом жизни, и двигатель заработал. Судно пробудилось ото сна. Палубы снова вибрировали. Насосы нагнетали давление в гидравлической системе, и было слышно, как шумят под палубами очнувшиеся от безделья трубопроводы. Команды капитана, разнесенные судовой громкой связью по всему кораблю, эхом отзывались в коридорах. Я сложил все незакрепленные предметы: стаканы, одежду, ручки, книги, магнитофонные кассеты – и поспешил наверх. Когда «Иван Киреев» начал движение, иссиня-черное сумеречное небо нависало над белоснежным куполом ледника, создавая вместе с голубым морем ошеломляюще красивое зрелище. Ветер настигал корабль с кормы, словно втягиваясь в гигантскую воронку на севере. Я узнал, что прогнозы от трех метеостанций изменились, открыв перед нами узкое окно надежды на удачу. Ержи Гавронский, Боярский и капитан решили, что надо использовать любой представившийся шанс, и ударили по рукам, пожелав друг другу успеха. Мы можем обогнать циклон, но для этого нам нельзя больше терять ни минуты. Путь вокруг Новой Земли займет около восьми часов. Сейчас 10:15 вечера. В полночь мы пройдем мимо залива Иванова.

27 августа 1995 года, воскресенье

В 6 часов утра меня разбудило солнце, которое светило мне прямо в лицо через иллюминатор. Море было спокойно, и корабль на полном ходу летел по нему прямо на юг. На небе ни облачка. Северо-восточная оконечность Новой Земли казалась обширной светло-коричневой равниной с небольшими холмами, образованными ледником. Снега почти не было. Ледяную шапку, расположенную в 20 километрах от берега, невозможно было разглядеть из-за дымки на горизонте. Теперь нас ничто не остановит. Я не мог усидеть на месте и возбужденно ходил по палубе. Через два часа «Иван Киреев» сбавил скорость. И вот, в начале девятого утра, судно, на котором мы вышли из Архангельска, бросило якорь в широкой полукруглой бухте, которую наши соотечественники 400 лет назад окрестили Ледяной Гаванью. Безмятежное море флегматично плескалось у ледяной кромки берега. Мыс Спорый Наволок выдается вперед низким и практически плоским выступом. Мы лихорадочно складывали на палубе ящики, коробки, инструменты и рюкзаки.

Благохранимый дом – Het Behouden Huys – на карте Геррита де Вейра 1598 г. (Воспроизведен фрагмент ее перегравировки начала XVII века. – ред.) Пунктирными линиями показаны маршрут возвращения зимовщиков на двух открытых шлюпках и места высадки их на берег

«Я же тебе говорил, – гордо сказал Ержи. – Когда дойдет до дела, рассиживаться будет некогда». Первый человек спустился по веревочной лестнице в плашкот. Боярский, стоя у фальшборта, целовал на прощание всех, кто высаживался на берег, и желал нам удачи.

«Давай! – восклицал он хриплым голосом. – Давай!»

«Всё время следи за Ержи!» – срывая голос, прокричал Антон своему оператору, когда плашкот начал отходить от «Ивана Киреева». Я дотянулся до красно-белой геодезической рейки и для пущего драматизма прикрепил к ней толстой ремонтной лентой два флага: трехцветный нидерландский и морской русский с синим крестом. Когда мы набрали скорость и заскользили по воде, флажки развернулись и затрепетали на ветру. Команда корабля зааплодировала и отсалютовала нам на прощание поднятыми вверх кулаками. Высокая погрузочная рампа ограничивала обзор, и я не мог оценить, как быстро мы движемся. Я спросил Ханса Бонке, который был здесь два года назад, какой ширины берег и трудно ли забраться на плато. «Можно зайти обычным шагом», – ответил он. Внезапно берег появился вблизи. Крест, поставленный Кравченко, был отчетливо виден тонкой линией на фоне ясного неба. Нагруженный плашкот медленно и осторожно продвигался по мелководью. До берега оставалось 50 метров.