Текст книги "В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы"

Туда и обратно

Чтобы обрести согласие с окружающим меня миром, я решаюсь войти в эту сплошную стену тумана, полагаясь на компас и GPS. Блеклый свет, проникающий сквозь висящую в воздухе изморось, выхватывает из пелены озерца и топи, за которыми прячется мой маленький лагерь. Это глубины Вайгача: Хэбидя-Я ненцев, Священный Остров. Через мелкий дождь, щекочущий мне лицо, я иду по воде, стараясь нащупывать резиновыми сапогами более плотные и высокие участки, где можно идти быстрее. Когда мне это удается, GPS сообщает, что моя скорость достигает 4–5 километров в час. Вытоптанные тропинки, которые выглядят так, словно тут проехал пелотон велосипедистов, свидетельствуют о присутствии леммингов, которые, должно быть, обладают водоотталкивающими способностями. Много птичьих гнезд, аккуратно прикрепленных к травинкам. Я в совершенном одиночестве на краю света, в зеленом море, в зеленом круге, но меня это нисколько не тревожит, разве что – чёрт возьми! – я забрел слишком глубоко, вода оказывается мне выше колен и заливается в сапоги. Между прочим, внутри такого зеленого круга всегда вдалеке виднеется белая точка полярной совы. Если это только не одна и та же птица, следящая за мной, то их тут, должно быть, много. Я подставляю ветру яркое белое перо и испытываю на себе его подъемную силу, пока оно старается вырваться из моих рук.

Прошлой ночью я спал спокойно. Я пробыл в одиночестве 48 часов. Ночью сильный ветер вырвал колышки палатки из раскисшей земли. Временами идет дождь или, по крайней мере, противная морось. Сегодня видимость получше, чем вчера, иногда километры, но всё равно в воздухе стоит легкая дымка. Я старательно почистил примус, и мне наконец удалось добиться, чтобы он заработал, поэтому на завтрак у меня был чай с овсянкой. Я побрился и причесался под вибрирующим от ветра тентом. Я всё время думал только об одном: прилетит ли вертолет завтра и при какой погоде его ждать уже не стоит. Это не так важно, как мне кажется, но всё-таки было бы здорово, если бы они точно знали мое местоположение. Поэтому я решил не складывать палатку до тех пор, пока они не появятся. Спина у меня затекла и болит от долгого сидения и лежания на холодной земле. Первые 15 минут я хожу согнувшись, как старик. Представление продолжается.

Долго и тщательно рассматривая спутниковый снимок, я заметил на нём нечто интересное: штрих или вытянутый в линию элемент рельефа, который, без сомнения, стоило изучить повнимательнее. Это были не коренные породы, а какие-то наносы, которые разделяли озеро на две идеально равные части. Теперь, когда я освоил навигацию в этом загробном мире, я могу отправиться в пеший поход: до этого места от моего лагеря не более 6 километров. В половине четвертого я двинулся на северо-восток…

Идя вдоль небольшой речки, я дохожу до места, где можно за несколько шагов перейти на другую сторону. Пустота и тишина; я продвигаюсь вперед медленно, как в дурном сне. Внезапно туман рассеивается. Пройдя всего 2 километра, я вижу выпуклость, выступающую над горизонтом, которая продолжает расти, и я не могу отвести от нее глаз. Спустя еще полчаса я вижу уже три подобные формы, протянувшиеся на ровном ландшафте. Меня раздражает, когда Дэвид говорит, что мы занимаемся «случайной геологией», потому что это не случайность, это фактор интуиции, значение которого необходимо признать. Хотя в данном случае нельзя отрицать и роль стечения обстоятельств, благодаря которому я приземлился в непосредственной близости от этого открытия.

Три найденные мной формы рельефа – это так называемые эскеры: отложения породы в каналах, проделанных талыми водами внутри ледника, некогда покрывавшего эту область. Они достигают 20 метров в высоту и извиваются, подобно водозащитным дамбам, на протяжении около 2 километров. На севере есть три еще длиннее (мы, должно быть, пролетели прямо над ними). Эти формы рельефа выглядят так, словно они сформировались относительно недавно, с углом склонов 45°. Это первое убедительное свидетельство древней границы ледника. Ориентация этих линий относительно ландшафта указывает на то, что ледник двигался с северо-востока, со стороны Новой Земли. Ледники простирались приблизительно на 500 километров от центра ледяной шапки, наползая на Вайгач и углубляя пролив Югорский Шар или, может быть, образуя его. Расположение этих трех эскеров здесь, посреди большого озера, предполагает таяние неподвижного ледника. Обвалы на боку обнажают заполнение несортированных ледниковых размывов, алевритовые глины, местные известняковые валуны. Хотя склоны эскера крутые, взобраться по слагающим их большим и малым камням довольно легко. Победа! Я стою на вершине гряды шириной около 2 метров и вижу, как она змеится передо мной. Облака ненадолго расходятся: темный мир на мгновение заполняется ослепительным солнечным светом. Очень драматично.

Обсохнув и пообедав, я снова наслаждаюсь уютом своей палатки. Когда ветер стихает, становится так тихо, что у меня начинает шуметь в ушах. Я приготовил еду и жду завтрашнего утра, потому что сегодня после одиннадцати уже совсем темно из-за тяжелых облаков. Очень надеюсь, что вертолет действительно прилетит завтра. Сегодня я прошел 15 километров. Возвращаясь, я увидел крошечную желтую палатку, в которой я сейчас лежу. Она видна со всех сторон и защищена от непогоды только двойным слоем нейлона толщиной в долю миллиметра. Всё, за исключением спального мешка, мокрое и влажное если не от осадков, то от конденсации. Зато теперь у меня есть собранные сегодня днем перья полярных сов – ими я буду отгонять зло.

Сверхъестественное

На одном из невысоких каменистых пригорков я обнаружил логово песца – снежного лиса, который проходил сегодня мимо моей палатки. А с другой стороны гряды мне попалась крупная полярная сова, которая на этот раз позволила мне приблизиться к себе едва ли не на пять шагов. Сова сидела на низкой куче погадок – отрыгнутых костей, шерсти, когтей и прочего. Несмотря на присутствие этого хищника, прямо передо мной в болоте как ни в чём не бывало плавали лемминги, наглядно подтверждая, что это действительно водоотталкивающие животные. Мне удалось ухватить одного за шею и поднести поближе к глазам, а он тем временем громко пищал. Когда я возвращался к палатке, спустился густой туман, который за 10 минут промочил меня до костей. Я заметил палатку издалека, когда до нее оставался еще час пути, но, как в кошмарном сне, я иду, а она не приближается, и даже вблизи кажется, что ты скорее умрешь или проснешься, чем достигнешь цели.

Вот тонкое красное растение, которое в тумане на фоне низкого холма напоминает маленькую человеческую фигурку. При тех обстоятельствах, в которых я оказался, призрачную сущность этого темного мира можно ощутить в каждой мелочи. Я – неотъемлемая часть чего-то бóльшего, у меня здесь тоже есть свое место. Скалистые обнажения, которые я вижу на горизонте, могут оказаться миражом. И то зеленое болото, которое меня окружает, может оказаться миражом. А снежный лис и совы – тем более. Ненцы отлавливают молодых животных, приручают их и отпускают, когда они становятся взрослыми. Благодаря этому они знают животных по имени, это их родные души в этом мире. С песцами это очень хорошо получается, их даже можно позвать обратно. Но нам говорили, что полярных сов приручить нельзя. «Узнать можно только те вещи, которые приручишь, – сказал Лис Маленькому принцу в книге Антуана де Сент-Экзюпери. – У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!»[112]112
  Цитаты из «Маленького принца» даны в переводе Норы Галь.


[Закрыть]

«Остров Идолов» – так мои соотечественники, впервые оказавшись в этом мире, назвали когда-то маленькую планету, на которую я приземлился. Они с изумлением, если не сказать больше, наблюдали за ритуалами жизни и смерти коренных жителей. Много веков у ненцев существовала традиция человеческих жертвоприношений. До тех пор, пока чужаки не проникли на их территорию, они делали это открыто, утверждают мои коллеги, подразумевая, что где-то в тайных глубинах острова Вайгач они по-прежнему практикуют подобные обычаи, но тщательно это скрывают. Жизнь и смерть – это круг: когда человек умирает, он перевоплощается в нового человека, а новорожденным дают имена умерших.

День шестой (?)

В спальном мешке слишком много свободного места, и когда я шевелюсь, теплый и холодный воздух перемешиваются, окатывая меня волной холода. Капюшон у него тоже какой-то несуразный, и мне никак не удается натянуть его на голову (или это у меня слишком большая голова, но я всё равно надеваю шерстяную шапку). Я стелю под коврик золотую изоляционную фольгу, потому что земля холодная, как камень. Сквозь пол палатки, на котором конденсируется мое дыхание, чувствуются вода и слой вечной мерзлоты на глубине 60 сантиметров.

Сейчас без четверти четыре ночи, ткань палатки мягко колышется от ветра. Здесь я сплю с перерывами, и мне снятся странные сны, полные абсурда. Я заснул поздно, сейчас не сплю и размышляю, как отсюда выбраться, но я не знаю, что тут можно сделать. Бессмысленность хождения по этому пустому миру переполняет меня. Неопреновый коврик снова раскатан, и теперь я лежу и читаю книгу. Туман всё сгущается. Четвертый день плохой погоды подряд. Можно сказать, моя экспедиция превратилась во внутреннее путешествие.

Сегодня 17 августа. При такой погоде они смогли нас высадить, но забрать будет сложнее. Шел дождь, и было холодно. В половине одиннадцатого утра туман внезапно рассеялся, и ветер полностью стих. Капли конденсата, которые покрывали палатку изнутри, очень скоро исчезли. Я вышел наружу: голубое небо, солнце светит вовсю. Я никогда раньше не видел этот пейзаж во всём его великолепии. Вдалеке, на горизонте, я вижу волнистую линию каменистой части острова, где бы я хотел сейчас находиться. Я вытаскиваю всё из палатки просушиться: вертолет обязательно прилетит! Но 20 минутами позже на остров снова спускается серая пелена тумана. Ветер очень быстро меняет направление с восточного на южное, и моя палатка почти что взмывает в воздух.

Моя вечерняя программа начинается в 14:00, поскольку до этого времени я должен быть в любой момент готов к прибытию вертолета. После 14:00 они, вероятно, уже не прилетят. Двенадцать часов дня: сегодня у меня впереди еще 10 часов. Два часа из них я проведу за чтением – это дает пищу для ума. Потом я часок посплю и к трем попрошу всех собраться на обычную прогулку: на сегодня она запланирована длительностью четыре часа. Еще час уйдет на ужин. Остается два часа, во время которых мне ничего не остается, кроме как смотреть по сторонам.

13:45 Это худший момент, когда ты знаешь, что это больше никогда не повторится и окно закрывается. Еды и топлива у Дэвида и Сергея должно хватить до сегодняшнего дня. Они, вероятно, уже в Варнеке или прибудут туда сегодня, чтобы установить радиосвязь. Погода спокойная, нижняя граница облачности > 500 метров.

15:45 Последние два часа я провел, глядя на полностью очистившийся горизонт с растущим разочарованием. Уже два дня, как я слышу фантомный шум вертолета. Как ни странно, я совсем не мечтаю поскорее вернуться к своей обычной жизни в Чикаго, когда всё будет закончено.

17:15 Осталось еще как минимум два дня, повторяю я вслух, а может, и больше. Кому-то покажется, что всё это время можно просто проспать, но это не в человеческих силах. Я возвращаюсь к небольшому ручью, который огибает это болото с западной стороны. На одной из излучин виден участок слоистого песка от среднего до мелкого, чередующегося с илистой глиной. Толщина каждого слоя 2–5 сантиметров. С помощью имеющихся у меня коротких черных трубок из ПВХ я намерен взять пробы этих отложений для последующего фотолюминесцентного датирования – это специальность Стива. Я забиваю три из них в дно реки, затем закрываю их крышками и маркирую. Судя по всему, около 10 тысяч лет назад тут было озеро перед тающим ледником. Это всегда было озером.

Сбор метеоритов

Как сильно отличается этот полевой сезон от предыдущего, когда мы работали между ледниками и белыми медведями! Утром 27 августа 1998 года, когда наше судно доставило группу Джорджа к мысу Вилькицкого, Дэвид, Дмитрий и я высадились в заливе Иванова. Когда наш десантный катер мчался к берегу, я лежал на носу, чтобы он не задирался, и сразу же увидел на берегу квадратное здание, которое я хорошо знал по рассказам своих друзей. С 1995 года домик еще больше разрушился и покосился под влиянием сильного ветра – боры. Большая часть крыши и фасада была сорвана, а дверь, на которой были вырезаны имена этой шестерки, болталась на сверхпрочных петлях из моржовой кожи, потому что не была как следует закрыта. В суматохе отплытия Николай даже оставил рюкзак с образцами растений. Внутри здания сохранился приподнятый пол, на котором ребята спали бок о бок. Русские спальные мешки, белые в тонкую голубую полоску, валялись рядом с хижиной, разорванные белым медведем, истекающие своей ватной начинкой. Наши коллеги никогда не рассказывали о дикой красоте залива Иванова: галечной пустыне, отделенной от ледника темно-коричневыми, усыпанными обломками горами. Во всей долине не было никаких признаков жизни, даже травы или мха. Посреди этого пространства стояла построенная в 1995 году хижина – прямоугольное сооружение размером 2 × 4 × 5 метров. У нас ушло пять часов на то, чтобы отремонтировать это сооружение, заново приколотить доски и брезент и прибить поперечные балки вдоль боковин для устойчивости. Сзади мы подперли хижину стволом плавника, чтобы поддержать накренившуюся конструкцию, которая глубоко погрузилась в гравий. Когда я присел на корточки, прислонившись к нагретым солнцем доскам, Дима засмеялся и сказал: «Русский полярник хорошо переносит холод и может долго работать почти без еды. Но это не значит, что русские полярники любят холод и голод». Перед тем как уснуть сегодня, я долго лежал неподвижно, прислушиваясь к гулу проводов нашей 5-метровой антенны, к скрипу и потрескиванию движущихся частей.

На следующий день над всем обширным ландшафтом снова сияло солнце, и небо сияло голубизной. Солнце высветило все оттенки серого и охры, а в хижине яркие пятна просочившегося внутрь солнечного света неуклонно ползли по грубым доскам пола, следуя за вращением Земли вокруг своей оси. Наконец-то наступил долгожданный день нашего похода на ледяную шапку. Мы прошли вверх по долине реки Снежной, пока она не прорезала живописно-слоистую скалу, образовав широкий и крутой каньон. Потоки талой воды стекали вниз по каньону к морю. Черные морены с параллельными белыми полосами снега возвышались прямо перед нами. Нам удалось их обойти, и вот мы увидели лед, блестящий и переливающийся множеством ручейков, сбегающих по вогнутой поверхности ледника. Немного уставшие после быстрого подъема в гору, мы уселись на больших камнях на ледяном ветру и с удовольствием пообедали сухарями с энергетическими батончиками, запивая их ледниковой водой. С нашей возвышенности открывался захватывающий вид. Нам был виден весь северный мыс острова с двумя Оранскими островами – плоскими скалами на голубой глади Северного Ледовитого океана. Вы ищете взглядом корабль или самолет, но внезапно понимаете, что там, насколько хватает глаз, никого нет. Лишь несколько айсбергов, отколовшихся от ледников Новой Земли, проплывали с запада на восток, двигаясь всё дальше в море. Я прошелся по первым 100 метрам ровного льда, а Дима повесил магнит на веревку в одном из ручьев, бежавших из ледяной шапки. Когда спустя час мы собрались в обратный путь, он вытащил свой улов. Магнит был покрыт крошечными черными железными сферами-метеоритами [статья об этом была опубликована Бадюковым и Райталой в 2002 году]. Пыли, которая оседает на далеких ледниках, неоткуда взяться, кроме как из космоса.

Вечером, когда солнце стояло низко над горизонтом и все особенности рельефа были красиво подчеркнуты тенями, мы взяли десантный катер и отправились на нём через залив к мысу Варнека. Из соображений безопасности Боярский строго-настрого запретил нам огибать мыс на лодке, поэтому мы перешли его пешком по испещренной регулярным каменным узором тундре между Гагарьими озерами. Мы прошли мимо остатков лагеря геодезистов, работавших тут в 1950-х, чтобы составить новую топографическую карту Новой Земли. Перед нами лежала удивительно широкая прибрежная полоса у мыса Варнек шириной 800 метров с десятками холмистых гряд. Мыс выступает приблизительно на 2,5 километра в море относительно залива Иванова, который находится с подветренной стороны и, вероятно, был заполнен льдом; поэтому возвращавшиеся домой зимовщики должны были высадиться здесь. «Неужели это и есть то самое место?» – спрашивал себя я, пока мы шли по холмистой равнине. Как далеко они были от точки, где я стою сейчас, когда хоронили своих мертвецов? Могли бы они увидеть нас оттуда? Коряги, заброшенные далеко вглубь суши, указывали на то, что побережье в этом районе неоднократно подвергалось ударам штормовых волн. Мы не нашли ничего похожего на могилу. Единственной нашей находкой стала немецкая морская мина времен Второй мировой. Это был железный шар, наполненный расплавленной парафиновой взрывчаткой. Дмитрий взял немного этого белого вещества и поджег его, и оно горело ярко и яростно.[113]113
  В августе 1942 года германским флотом была осуществлена операция Wunderland, в ходе которой тяжелый крейсер «Адмирал Шеер» в течение 10 дней вел свободную охоту в Карском море в сопровождении подводных лодок U-209 и U-255. 25 августа 1942 года U-255 обстреляла полярную станцию на мысе Желания, и в тот же день «Адмирал Шеер» атаковал и затопил ледокол «Александр Сибиряков» у острова Белуха. Операция Wunderland была спланирована на основе аэрофотоснимков Новой Земли, сделанных дирижаблем «Граф Цеппелин» в июле 1931 года на пути к Земле Франца-Иосифа через мыс Желания [Barr 1975]. Минное поле было заложено перед западным побережьем Северного острова Новой Земли в ходе операции Zarin (Царица) в сентябре 1942 года [Woodman 1994] (Прим. авт.).


[Закрыть]

Вернувшись в хижину, мы соорудили большой костер из отбеленных морем стволов, которые мы пережгли пополам и потом снова сложили в огонь. Мы сидели вокруг костра, поставив свои кружки на вымытый ящик из-под рыбы, мы смотрели на северный горизонт, сверкающий красками долгого заката. Дмитрий разлил водку, явно радуясь, что всё идет так удачно. Он сказал, что ему 44 года, у него есть два брата, одному 65 лет, а другому 50, и что его отец был капитаном советской подводной лодки. Финансовые бури и личные драмы не обошли его стороной. На его лице застыло суровое выражение. Еще одна плохая новость – очередное падение рубля – пришла всего несколько дней назад. Но в ту ночь мир и спокойствие вдали от цивилизации вызывали у нас троих торжественное чувство отрешенности. Под шепот волн, набегающих на берег, и треск бревен в костре я с благоговением наблюдал, как дым от нашего костра медленно плывет вглубь острова в призрачном вихре, не тая в холодном густом воздухе в центральных частях долины. Звуки наших голосов разносились на несколько километров по этому безмолвному ландшафту. В 11:00 я увидел яркую планету, Юпитер, над горами в сине-серых сумерках, поднимавшихся от земли. Арктические сумерки не переходят в темноту, а замораживают всю безмятежную сцену во времени.

Выходные

Надо просто набраться терпения. Еще одна возможность вытащить меня отсюда упущена. Надеюсь, у Дэвида и Сергея всё в порядке. Надеюсь, они нашли что-нибудь хорошее. Сегодня ветер повернул на 180° и снова дует с юго-запада. Я снова передвинул палатку, чтобы оказаться на менее заболоченном участке. Ел картофельный суп и смотрел, как солнце ярко светит в узкую щель между горизонтом и облачным покровом. С трех до семи часов вечера я прошел 12 километров, чтобы развеяться. Я тут часто говорю себе: «Всего лишь неделя… Могло быть хуже…» – и тому подобные вещи. Уже без четверти девять, в тундре заметно холодает.

Примус чуть не взорвался. Из этого чудовищного устройства вытекало топливо, и в результате меньше чем в 3 метрах от палатки образовался огромный огненный шар, пламя вспыхнуло под резервуаром, который от этого нагрелся. Я слышал, как кипит и шипит жидкость. С помощью лопаты я перевернул его, чтобы остановить утечку, затем отбежал на 20 метров и там ждал взрыва. Однако огонь погас, и всё остыло. Я сделал еще одну попытку приготовить суп и чай. Завтра я попробую снова разобрать его. Топливо надо экономить. Я и представить себе не мог, что столько потеряю просто по глупости. Всё покрыто сажей. На земле месиво из воды, глины и керосина.

Боже, как здесь тихо! Птицы издают странные крики. Когда я это пишу, мне кажется, откуда-то доносится вой. Быть может, это тот маленький снежный лис, который приходит ко мне каждое утро, пританцовывая на четырех лапах, и всегда спешит. Скорее, скорее, надо побыстрее разделаться со всеми делами, чтобы можно было начинать новые. «Пожалуйста… приручи меня!» – сказал бы он, если бы я был Маленьким принцем. «Я бы рад, – мог бы ответить я, – но у меня так мало времени. Мне еще надо найти друзей и узнать разные вещи». Я бы обязательно перенес лагерь на более возвышенное место, если бы знал, что проведу здесь еще неделю или даже месяц или два, если на то пошло. Но печальная правда заключается в том, что каждое утро я должен быть готов покинуть это место, и ограничивает каждый мой шаг.

17:45 Сегодняшний поход начался, как обычно, в 3 часа. Я пошел в сторону побережья, чтобы посмотреть, как далеко я смогу зайти. Но дело в том, что на побережье могут быть медведи, поэтому мне немного не по себе. В это болото медведи, скорее всего, не полезут, потому что им тут просто нечего делать. Но это последнее, чего бы мне хотелось, – привлечь внимание медведя, чтобы он пришел за мной сюда. Тут я относительно неплохо спрятан. Тем не менее я прошел больше 8 километров и выложился до последнего. Во время этих прогулок в голове у меня возникают сценарии чрезвычайных ситуаций: у меня должен быть план спасения. Чтобы выжать из этого максимум, я должен дойти до побережья и увидеть побольше местных ландшафтов. Но это самый рискованный вариант. Можно идти прямо к Варнеку, но тогда придется идти 20 километров по болотам. Дэвид и Сергей, вероятно, прибыли в Варнек вчера.

20:30 Холодный туман проникает сквозь брезент. Целый час слушал на портативном плеере кассеты, которые я купил за копейки в киоске в Москве. (Я рад, что сэкономил батарейки для GPS.) Чтобы перемотать вперед или назад, я кручу кассету, надев ее на шариковую ручку. Как раз когда солнце должно было достичь нижнего края облачности, обещая фейерверки, которыми я наслаждался несколько дней подряд, надвинулся очень плотный туман. При таком холоде и ветре у меня уходит больше часа, чтобы вскипятить литр воды (почистил плитку, и она, наконец, заработала). Каждый раз, когда я слышу, что кастрюля начинает бурлить, поднимается ветер, пламя вспыхивает – и звук исчезает. Так продолжается в течение получаса, пока я наконец не ставлю плитку у себя между ног, загородив ее ящиками: керосин проливается через край, пламя растекается во все стороны, но вода кипит.

Еще один день убит. Сегодня мне немного грустно. В какой-то момент мне придется принять решение оставить вещи и выбираться из этого болота. А где двое других? Придет время, и, хотя сейчас мне трудно это представить, я снова захочу оказаться здесь, снова наслаждаться этими потерянными днями, но они останутся позади, в неуловимом прошлом, а я буду так занят сверхважными делами, что этот остров покажется мне невероятно далеким. Если только я до этого доживу. Синий навес громко хлопает, мешая мне спать. Ветер усиливается и меняет направление. Во сне ко мне приходят люди, которых я не видел много лет. Видения дышат обыденностью и покоем.